С уходом Аарона и Гриффа в кабинете воцарилась тишина. Мардж даже не представляла, насколько оживляло рабочий день их присутствие. Было совершенно ясно, что в отсутствие обоих мужчин работа над подготовкой к «Неделе гильдии» превращалась в ад кромешный, тем более что времени оставалось меньше месяца, и потому ей казалось попросту нечестным то, что ее оставили одну, здесь, на девятом этаже. Кое-кто попадался, конечно, но все это были не те люди. Дэнни Куинн, например, был довольно приятным парнем, и ей нравилось, что он непременно задерживался у ее стола, чтобы поболтать, но при этом говорил только о будущем ребенке, которого они с женой ждут, а любой девушке такая тема рано или поздно наскучит.
Магрудер тоже заходил, но лишь чтобы полюбоваться ее ножками, причем взгляд у него был такой, что ей хотелось натянуть юбку пониже на колени. Но это был смотритель одного рода; Аарон и Грифф же относились к другому. Под их взглядами она ощущала прилив радости и вместе с тем не чувствовала себя раздетой. Разница ощутимая.
Если только девушка не решила стать кокеткой.
Себя она такой не считала, но ножки свои стала демонстрировать лет с пятнадцати, когда поняла, что ей есть что показать. У нее вызвала отвращение публикация в «Нью лук», где женщины фигурировали в длинных платьях, оставлявших обнаженными только лодыжки.
Впрочем, кокетство все же было в ней уже тогда. Юбки свои она обрезала чуть выше, чем другие девушки, хотя и не настолько, чтобы показаться вульгарной. А флиртовать… Флиртовать она продолжала и поныне, опираясь на главное свое богатство — ноги. Впрочем, существовала большая разница между теми девушками, которые флиртуют от случая к случаю, и теми, кто превращает это в профессию. Свои ноги она показывала потому, что знала, какие они красивые, — как любая другая, делавшая глубокий вырез на платье, зная, что у нее шестой размер.
Сейчас же ее ногами не мог полюбоваться никто, даже Магрудер. И это ее раздражало. Аарон и Грифф бегали по фабрике с образцами своей продукции. Что и говорить, товар был качественный — взять хотя бы те туфельки из крокодиловой кожи. Мечта! А сама она намечтала, что в один из дней стоит и рекламирует роскошные лодочки, возможно из английской замши или из той же крокодиловой кожи. Впрочем, она почти сразу же отбросила все эти мысли и даже рассердилась на себя: ее ноги были лучше, чем у половины моделей, которые работали у «Кана».
Мардж открыла ящик стола, достала косметичку с пудрой, помадой и зеркальцем. Вялым жестом провела помадой по губам — не было никакого желания работать в пустом кабинете. Такая работа превращалась в сплошную муку. Положив все на место, она принялась копаться в косметичке, перебирая лежавшие там предметы и рассматривая их с таким видом, словно они впервые попались ей на глаза. Вынула удостоверение, которое было выписано несколькими днями раньше. Прежде ей даже не приходила в голову мысль о том, что на фабрику может пройти кто-то, кроме ее сотрудников. Разве охрана не знает всех работающих здесь людей?
Да и потом, зачем кому-то залезать сюда? Ведь взяв какой-нибудь товар или другую вещь, он обязательно будет пойман. Неожиданно на память пришла та служебная записка насчет девушки из упаковочного цеха. Ну и сценка. И почему эта дурочка просто не пошла в отдел оптовой подгонки Мауро? Там бы ей продали по себестоимости пару чуточку бракованных туфелек, но при этом все бы подправили, подравняли, и никто бы ничего не заметил, если бы ты сам не указал на дефект. «Да, девочка, похоже, настоящая дура, — подумала она. — Такие встречаются».
Наверное, именно поэтому и стали выдавать эти удостоверения. О, разумеется, не для того, чтобы помешать выносу какой-то продукции. В любом случае это было невозможно — она не раз слышала рассказы про девушек, которые выносили с фабрики под мышками готовую обувь, а зимой прятали туфли в больших коробках. Но это были все же исключительные случаи, и она знала, что вся эта затея с удостоверениями не решит проблему. С другой стороны, если представить, что на фабрику проберется кто-то из агентов «Миллера» и украдет все новые модели? Или кто-то от «Эндрю Геллера»? Да, об этом стоило подумать. Теперь, с этими удостоверениями, постороннему будет труднее проникнуть на фабрику.
Она снова взглянула на выданную ей целлулоидную карточку. Лицевая сторона была оформлена в ярких тонах, и она пристальнее рассмотрела ее. Почти вся красная, за исключением белого кружка посередине. Красный цвет казался пунцовым, тогда как круг в центре поблескивал, как снежный скат. В середине круга художник поместил силуэт модной туфельки. Смотрелась она весьма элегантно и приятно. Перевернув карточку, Мардж увидела отпечатанные данные на себя, имя и все прочее, равно как и название отдела, в котором работала. Естественно, охранники никогда не заглядывали на оборотную сторону карточки. При входе она разве что помахивала ею перед ними, вот и все. И все же было что-то приятное в обладании этой карточкой — словно ощущение причастности к некоему более высокому обществу. Глупо, конечно, но в то же время отрадно, что ты работаешь на «Джулиена Кана».
Пожав плечами, она убрала удостоверение в сумочку.
Подняв взгляд, она увидела стоящего перед ней Макуэйда. В горле словно внезапно возник ком.
— Простите, — с улыбкой проговорил он. — Я не хотел напугать вас.
— Вы так тихо вошли, мистер Макуэйд, — сдерживая дыхание, проговорила она.
Он окинул взглядом помещение.
— И что, Мардж, больше никого?
— Да, — кивнула она, в глубине души радуясь его приходу. — Вкалываю здесь одна.
— Пожалуй, что так, — кивнул Макуэйд. Пройдя к окну, он бросил взгляд на крыши стоявших рядом домов.
Мардж хотелось узнать, сколько сейчас времени, и она быстро посмотрела на свои часики. Половина четвертого. «Ромео и Джульетта» уже давно прошли, и она, к неожиданной радости, облегченно вздохнула, втайне благодаря присутствие Макуэйда. Было в нем что-то пугающее — нет, не власть, не то, что он с «Титаника», — нет, ко всему происходящему это отношения не имело. Если бы «Титаник» не был доволен ее работой, ее бы давно уже уволили. Впрочем, работу она себе без труда подыскала бы и в другом месте. Просто было в этом человеке много по-настоящему мужского, почти животного, как у гориллы. Она отчетливо представляла его фигуру, выставленную в музее в отделе: «Суперобразец — „гомо сапиенс“». И именно это ее пугало. Ей еще не доводилось встречать таких симпатичных мужчин. Прежние имели свои недостатки — то там, то здесь, — но, сколько она ни старалась, у Макуэйда их не находилось. И все же, как ни странно, это самое возвышение над более мелкими мужчинами опускало его до уровня животного, обычного животного. Он был золотой мечтой любой взрослой американской девушки — с такими мускулами, с такой улыбкой. От него действительно исходило чувство мужественности. Она ощущала его, как корова чувствует в сарае присутствие быка, но почему-то запах этот пугал ее. Слишком много в нем было этого самого мужского. Вот уж по-настоящему горилла. Бык. Мужик.
Она отнюдь не отвергала мысли о его обаянии. Впервые увидев его в своем кабинете, она была просто ошеломлена. В тот первый день — а она отлично его запомнила — Мардж словно ненароком приподняла край юбки — дескать, бежать надо, но заодно и показать ножки, — но сделала это не так, как в присутствии Аарона или Гриффа. На сей раз это было сделано с явным умыслом, с недвусмысленным намеком, дабы привлечь своими ножками внимание начальника. Она тут же почувствовала охватившее ее чувство стыда, но запомнила и то, как, поигрывая задом, выходила из кабинета, все еще смущенная, но словно намеревавшаяся показать, что, дескать, и у меня есть кое-какая красота — пусть даже не такая сверкающая, как на алтаре вашего превосходного сияния.
Он же, казалось, ничего этого не заметил. Ей было известно, что мужчины в подобных ситуациях нередко изображают безразличие, но в реакции Макуэйда ей не показалось ничего наигранного.
Она отчаянно боролась со своим влечением. Когда Макуэйд зашел в офис, юбка Мардж Гэннон была разве что приподнята. Она сидела на стуле, вытянутая как по струнке. И все же влечение оставалось. Никак не могла она избавиться от его физической привлекательности, охваченная странной и мистической, чисто женской страстью по мужской стати.
— До меня дошли совершенно невероятные слухи о том, что творится на крыше соседнего здания, — равнодушным тоном проговорил он.
— В самом деле? — Она машинальным жестом поправила юбку, потянув ее книзу, и принялась печатать.
— Да, — кивнул он и этим коротким словом как бы закрыл тему, после чего отвернулся от окна. — И над чем же работает сегодня наша очаровательная секретарша? — с улыбкой спросил он.
— Тружусь как пчелка и кручусь как белка в колесе, — нараспев проговорила она, хотя за сегодняшний день работой себя особо не загружала.
— Всегда завидовал людям, которые умеют печатать на машинке, — сказал Макуэйд. — Для меня этот инструмент всегда оставался загадочным созданием.
— Вы не умеете печатать?
Макуэйд покачал головой.
— Надо бы научиться, сам знаю. А чем вы вообще занимаетесь, запечатанная на этой пропахшей кожей фабрике?
— Что вы имеете в виду, мистер Макуэйд? — кокетливо спросила Мардж, начав покачивать ножкой под столом.
— Вы определенно не заслуживаете этого вонючего места, — с жаром проговорил он.
И тем не на шутку удивил ее. Сама она полагала, что он смотрит на нее всего лишь как на обычную секретаршу. Обретя новое знание о том, что он ее все же заметил, она почувствовала, как возвращается прежняя паника, но одновременно и то, как с удвоенной силой бежит по жилам кровь. Она повернулась на стуле, все так же покачивая ногой. Одну из лодыжек украшала золотая цепочка, поигрывавшая в лучах заходящего солнца.
— Спасибо, — проговорила она, опуская одну руку на край юбки. Потом попыталась было вернуть ее на поверхность стола, но рука не подчинилась приказу разума.
— Вам пора прекратить заниматься этим делом, — сказал Макуэйд, переводя взгляд на ее ноги. — Можно переключиться на рекламу чулок или еще что-то в этом роде.
— Вы в самом деле так думаете? — Она чувствовала, как в ней нарастает возбуждение, однако стремление к сдержанности лишь подогревало это чувство. Уже толком не контролируя движения своей руки, она лишь чувствовала, что та лежит на бедре и пытается натянуть край юбки на колени. Ничего, однако, не получалось.
— Да, я в самом деле так думаю, — медленно проговорил Макуэйд.
Он остановился перед ее столом, чуть склонился над ним, производя на фоне подсвечивающего сзади света впечатление еще более крупного мужчины, чем был на самом деле. Она посмотрела на него, и снова ее рука сдвинулась, ну на какую-то часть дюйма, но на сей раз юбка сдвинулась еще выше, колено оголилось чуть больше, и по браслету на ноге забегал луч мартовского солнца.
Ее охватил сильный, нешуточный испуг, однако она не могла ничего поделать ни со своей рукой, ни с покачивающейся ногой. А ей хотелось, чтобы он посмотрел на ее ноги. Взглянул на них своими полуприкрытыми серыми глазами, продемонстрировал хоть какую-то реакцию. Жутко хотелось почувствовать себя настоящей Женщиной в присутствии этого Самца. Ощутить себя обычной женщиной — такой, какие встречаются на каждом углу. А кроме того, рассудок подсказывал ей, что этот мужчина действительно может помочь ей стать манекенщицей, и ее рука скользнула чуть выше, увлекая за собой край юбки.
Не отводя взгляда, Макуэйд присел на край ее письменного стола. Лишь раз он глянул на ее ноги, когда она стала приподнимать юбку. А та была уже и так достаточно приподнята — на уровень не выше того, который позволял пуститься в отчаянный бег, но в данный момент почему-то волновавший и будораживший кровь. Она чувствовала, что ее щеки пылают. Паника в груди вопила: «Прекрати!» — но она знала, что не сможет этого прекратить.
Она знала, что край юбки едва прикрывает верхний край ее чулок. Ей было известно, что у нее хорошие ножки и они гораздо лучше смотрятся в туфельках на высоком каблуке, как раз в таких, какие она и носила. Ну почему он не посмотрит на эти ножки? Ну почему, почему? Да что же за человек он такой? Ну посмотри на меня, лентяй, посмотри! Позволь мне заглянуть в твои глаза, и тогда ты узнаешь, что скрывается за моими…
— А что вообще привлекает такую девушку, как вы, в этой работе? — мягко спросил Макуэйд.
Слова сами напросились на язык, и она ответила:
— Такая девушка, как я, хотела бы работать манекенщицей на «Неделе гильдии».
Макуэйд улыбнулся, не отводя взгляда от ее лица. Его рука легко, почти грациозно легла на ее бедро. Затем пальцы стали сжиматься, обхватывать ее плоть, нейлон чулок, пока ей не стало по-настоящему больно, настолько, что она готова была закричать.
— Это можно будет организовать, — сказал он.
Столь же внезапно он отпустил ее и слез со стола, после чего вышел из комнаты, ни разу не обернувшись.
Мардж посмотрела на следы, оставленные его пальцами. Чуть вздрогнув, она одернула юбку. При этом она еще сама не понимала, до какой степени напугана. Вынув из стола косметичку, она прошла в дамскую комнату.
И там тихонько расплакалась.
Прошла еще одна пятница, за ней другая.
Пятница стала на фабрике проклятым днем.
В прошлую пятницу из пошивочного цеха были уволены шестеро рабочих, за неделю до этого еще двое, на сей раз — из каблучного. Про увольнение компьютерщиков никто уже и не вспоминал. Грифф конечно же знал про все эти увольнения, однако относился к ним как-то отстраненно. После чистки группы компьютерщиков остальные штатные перемены его уже почти не интересовали. Шестеро рабочих из пошивочного — шесть безымянных, безликих парней. Ну какое они могли иметь отношение к Рэймонду Гриффину? Или эта пара из каблучного — да он наверняка и в лицо-то их никогда не видел. Все это было как-то далеко и чуждо ему, и, хотя вся эта кампания с увольнениями вызывала у него состояние некоторой неуверенности, он все же вытеснял ее из своего сознания, задумываясь в первую очередь над более близкими, «домашними» делами, вроде недавнего инцидента со шлангом или расправой над Марией Терезой Диаз в кабинете Манелли.
Но увольнение в пятницу 26 марта оказалось ударом, нанесенным почти рядом с «домом».
Служа в армии, Грифф всегда испытывал чувство вины, когда солдат, стоявший рядом с ним, получал пулю меж глаз. Да, ощущение вины было, но было и чувство облегчения — «не меня»… Демобилизовавшись, он прочитал много книг о войне, и там часто проскальзывала одна и та же мысль — это самое сдвоенное чувство вины и облегчения. Вина — за смерть товарища, облегчение — от осознания того, что сам ты пока жив. Он воспринял это как естественный, объективный факт. Это чувство было знакомо и ему, и многим другим людям.
Но когда уволили Дэнни Куинна, никакого облегчения он не почувствовал.
Он встретил Дэнни в столовой и сразу заметил его потухший взгляд.
— В чем дело? — быстро спросил Грифф.
— Ни в чем, — ответил Дэнни. Потом попытался улыбнуться и, навалившись грудью на стойку, поднял свою чашку.
— Ладно, хватит выпендриваться, парень, — сказал Грифф. — Я же вижу, что ты какой-то не такой.
— Куда уж там, — сказал Дэнни. Вид у него был крайне встревоженный. В глазах его отчетливо просматривалась боль, и даже разговор с ним казался невыносимой мукой.
— Что случилось, Дэнни? — напрямую спросил Грифф.
— Меня уволили, — ответил Дэнни.
Грифф даже не сразу понял.
— То есть как — уволили?
— А вот так, — сказал Дэнни и отвернулся. — Но ничего особо волнительного в этом, Грифф, нет. Людей каждый день увольняют, особенно у «Джулиена Кана». Вот и меня уволили. Освободили, отстранили, турнули, дали под зад — назови как хочешь, черт побери!
— Дэнни, ты меня разыгрываешь?
— Нет, я тебя не разыгрываю.
— И когда ты узнал об этом?
— Минут десять назад. Манелли сказал. Грифф, что же мне теперь делать? Какого черта я теперь буду делать? Как я скажу Элен, что потерял работу? Сейчас, когда она стала такой? О Боже, я готов разрыдаться. Как бы мне хотелось сейчас снова сделаться ребенком, Грифф. Тогда бы я просто лег на пол и залился слезами.
— Я поговорю с Манелли, — сказал Грифф.
— Ну и что это даст? — с тяжелым вздохом спросил Дэнни. Казалось, он действительно вот-вот расплачется. На него было больно смотреть. — Ладно, Грифф, забудем об этом, — сказал он, прикусив губу. — Найду еще что-нибудь. Да почему это, черт побери, я не смогу найти себе новую работу?
— Ладно, еще увидимся, — сказал Грифф. — Сначала мне надо переговорить с Манелли. Похоже, на сей раз этот сукин сын зашел слишком далеко.
Оставив грустного Дэнни у стойки, он прошел к лифту, поднялся на девятый этаж и сразу направился к кабинету Манелли. Кара наверняка пудрила свой носик, потому что ее место занимала другая девушка, которую он раньше никогда не видел.
— Джо у себя? — спросил Грифф.
— Да, я сейчас позвоню. Как доложить, кто пришел?..
— Не беспокойтесь, — коротко бросил он, после чего решительным жестом распахнул дверь кабинета.
Манелли работал над какими-то бумагами. Подняв удивленный взгляд, он проговорил:
— О, Грифф, какая честь видеть тебя…
— Вы действительно уволили Дэнни Куинна?
Манелли смотрел на него как на маньяка.
— Да, да, я сделал это.
— Почему?
Было в этом простом одиночном слове нечто такое, что заставило Манелли похолодеть. Наконец он собрался, водрузил на голову царственную корону, взял в руку скипетр и проговорил:
— Подождите, Грифф, вы…
— Я вас спросил, почему вы уволили Дэнни Куинна, — холодным тоном произнес он. — Меня интересует причина. Да черт побери, в чем она заключается?
— Грифф, я вообще не понимаю, какое отношение к вам лично имеет все это дело? — скороговоркой бросил Манелли.
Грифф мысленно распознал и корону, и скипетр, но сейчас они его уже не волновали.
— Я занимаюсь своим бизнесом, а вы вмешиваетесь в него! И еще задаете какие-то вопросы!
— Он был лишним грузом для компании, — сказал Манелли, переводя дыхание.
— Черт побери, лишним грузом! Да он тащил на себе побольше груза, чем Магрудер. И вы хотите сказать мне, что…
— Вопрос решен, — резко проговорил Манелли. — Нам не нужны два человека в отделе кредитов. Мы получили меньше тысячи заказов, по-настоящему крупных заказов, но Дэнни управился только с четырьмя сотнями из них, тогда как Магрудер сможет за пять минут распихать эту кипу. Грифф, вы не хуже меня понимаете, что эта должность предназначена для него. Мы же не можем платить за пустой труд…
— Заткнитесь! — гневно прокричал Грифф.
— Что? — переспросил Манелли, широко распахнув веки.
— Я сказал, чтобы вы заткнулись! Откуда вся эта чушь в ваших словах? Вам прекрасно известно, что должность эта была создана не специально под Дэнни. Он просто заменил Албергетти, которого перевели в отдел продаж. Образовалось окно в отделе кредитов, и Магрудер назначил туда Дэнни. Джо, я проработал на этой фабрике черт знает сколько лет, и не надо мне лапшу на уши вешать, заявляя, что, дескать, он оказался не на своем месте. Я знаю, кто здесь на каком месте, и Дэнни был…
— Мне не нравится, как вы со мной разговариваете, — сказал Манелли. — Совсем не нравится. И я не думаю, что…
— Вам известно, что жена Дэнни беременна?
Манелли словно поперхнулся.
— Вам, вообще, известно, каких трудов стоило ему найти эту работу? Вы что, черт побери, думаете, что он вот так просто переметнется из одной компании в другую? Да что с вами происходит, Джо? Вы что, не можете прожить неделю, чтобы не отправить кого-нибудь на свалку? Какого черта?..
— Грифф, — сказал Манелли, поднимая руку, и было в этом жесте что-то извиняющееся, чуть ли не скорбящее.
Грифф посмотрел на собеседника и почувствовал, что гнев его стал утихать.
— Позвоните ему, Джо, — мягко произнес он. — Скажите, что это была ошибка. Ну давайте же, звоните.
Манелли отвернулся, стараясь не встречаться взглядом с Гриффом.
— Я… я не могу.
— Но почему, Джо, почему?
— Я просто не могу. Я… Я даже не представлял, что его жена… Грифф, ну просто никакого понятия. Грифф, неужели я настолько плохой? Но ведь вы же знаете, что я не так плох. Сколько времени вы меня знаете, и скажите, я что, так часто обижал людей? Да я вообще кого-нибудь обидел? Скажите, Грифф, я что, подлец? — И все это время ни на секунду не взглянул на Гриффа.
— Джо, вы просто сокровище, а не человек, если вам это хочется услышать, но верните Дэнни его работу. Вызовите его и скажите, что это была ошибка.
— Нет, — слабым голосом проговорил Манелли, качая головой. — Я не могу, Грифф… Не могу.
— Джо…
— Да не могу я! — сорвался на крик Манелли. — Черт побери, Грифф, не могу! Или вы думаете, что я хочу тоже оказаться на улице? Он уволен, уволен, и оставим эту тему. Я здесь ничего не могу изменить. Обстоятельства складываются так, как они складываются, и я не в состоянии повлиять на них. Не я, Грифф, не я. Постарайтесь понять это. Я должен был… В общем, он уволен, вот и все, и давайте забудем про это. И оставьте меня в покое, просто оставьте в покое, и забудем про Дэнни Куинна.
— Но вы же контролер, — недоуменно произнес Грифф, — и если у вас нет власти…
— Контролер, — хмыкнул Манелли. — За две сотни долларов в неделю? А вам известно, сколько получал Курц? Нет, вы хотя бы представляете? Под пять штук, Грифф, под пять штук. А я вот зашибаю здесь две сотни в неделю, и они называют меня контролером. Нет, извините, я ничего не могу сделать для вашего друга. Такие вот дела. — Он решительно покачал головой. — Мне надо думать о своей работе. Нет, нет, здесь я ничем не могу помочь.
— Так это вы уволили его, Джо?
— Да, — ответил Манелли.
— В самом деле вы?
— Ну я же сказал, что да. Его уволил контролер «Джулиена Кана» Джо Манелли. Теперь вы удовлетворены? Вы довольны, что пришли сюда и… и… — Манелли снова отчаянно затряс головой. — А теперь уходите отсюда, прошу вас. Ради Христа, оставьте меня в покое. У меня у самого забот полон рот. Можете вы оставить меня в покое? — В очередной раз покачав головой, он уткнулся лицом в ладони.
— Ну что ж, ладно, Джо, — сказал Грифф.
Он выходил из кабинета Манелли, совершенно отчетливо представляя себе сложившуюся ситуацию.
Он словно заново прозрел, и теперь голова его буквально звенела от этой ясности. Она звенела как колокол на высокой деревенской колокольне на фоне ярко-синего неба — громко, зычно, оглушающе. Его осенило знание, которое, в сущности, с самого начала было в его руках, но которое он подсознательно все это время прятал от себя. Теперь же все выстроилось в четкую картину — и история с компьютерщиками, и все эти записки-распоряжения Манелли, и тот инцидент со шлангом, и история с Диаз, а теперь вот и с Дэнни. Все окончательно прояснилось.
Когда он узнал, что Манелли уволил одного из самых классных специалистов «Джулиена Кана», у него не осталось и тени сомнения.
Теперь он знал наверняка, что все распоряжения, исходящие от контролера Джо Манелли, на самом деле исходят от Джефферсона Макуэйда, человека с «Титаника».