Работа в участке шла по трехсменному графику, и график этот несколько отличался от того, к которому они привыкли — его ввел новый шеф следственного отдела. Однако исключений всегда было больше, чем правил, и детективы часто работали по своему собственному расписанию.
Тем не менее дневная смена обычно начиналась в восемь утра и заканчивалась в четыре дня. Вечерняя продолжалась с четырех до полуночи, а ночная смена (прозванная здесь «кладбищенской») — с полуночи до восьми утра. Детективы старались так организовать свое расписание, чтобы работать пару недель в дневную смену, потом две недели — в вечернюю, потом столько же — в ночную — так было легче привыкнуть к режиму и наладить сон.
Без четверти час в участке заявился Уиллис. Клинг и Браун сидели за столом Клинга и ели бутерброды, запивая их кофе. Когда Уиллис прошел через турникет, отделяющий рабочее помещение от коридора, Браун с удивлением уставился на него.
— Ты нацелился в начальники? — поинтересовался он. Уиллис не ответил. За многие годы работы он усвоил, что если начнешь отвечать на все шутки и подначки сослуживцев, то ни на что другое времени уже не останется.
— Смотрите-ка, он пришел на три часа раньше, — покрутил головой Клинг. — Этот тип чрезвычайно предан своему делу.
Уиллис вздохнул.
— Существует три типа копов, — сказал Браун, и Уиллис знал, что так начинается большинство розыгрышей и шуток в их кругу. — Есть перегоревшие копы...
— Которые перегорают через четыре минуты после начала работы, — добавил Клинг.
— ...И они стараются сделать как можно меньше, причем так, чтобы Лут не заметил, что они бездельничают.
Браун и Клинг славились в их участке своим «парным конферансом» и теперь начинали очередной клоунский спектакль «Пат и Паташон». Трудно было сыскать людей более непохожих, чем огромный, черный, как ночь, почти двух метров роста и более центнера веса Лерой Браун (Артур, но в участке его звали Арти), и высокий, светлый, тоненький Берт Клинг, больше похожий на деревенского пастушка из какой-нибудь Индианы. Покрытое нежным пушком лицо, невинные добрые светло-карие глаза придавали ему вид человека, готового поверить в любую слезливую историю какого-нибудь воришки. Вдвоем они составляли отличную клоунскую пару: «Послушай, Арти, мне, действительно, кажется, что мы задержали его по ошибке», и тут на сцену выходил свирепый, похожий на рассерженного медведя, Браун, готовый, кажется, разорвать задержанного в клочья. «Отдай-ка его мне, Берт, я сейчас из него всю душу вытрясу!» Буквально через минуту воришка кидался к Клингу, умоляя о пощаде, готовый признаться даже в убийстве незамужней тетки двенадцать лет назад. Однако сейчас...
— А еще есть копы-педанты...
— Они делают все тютелька в тютельку...
— И чтобы минутка в минутку...
— И все печатают в трех экземплярах...
— И безропотно ходят в суды...
— И соглашаются работать в Рождество и на Новый год...
— Защитники невиновных...
— Убежденные поборники справедливости...
— Которые не сделают ни на грамм больше того, что положено по долгу службы, — Браун оскалился по-волчьи. — а еще бывают копы вроде нашего Уиллиса.
— Он двадцать четыре часа проводит на работе...
— Он не расстается с пистолетом даже в постели...
— "Не волнуйся, малышка, это всего лишь мой пистолет"...
— Ловит вооруженных грабителей даже в свободное от работы время.
— Постоянно выслуживается, чтобы получить повышение...
— Приходит на работу за три часа до начала смены, чтобы отпустить товарищей...
— Усерднейший работник...
— Впервые появившийся в Америке...
— Самый настоящий...
— Детектив третьего класса...
— Но стремящийся ко второму...
— Харольд Оливер Уиллис.
— Поклонись, Оливер, — сказал Браун.
«Интересно, — подумал Уиллис, — как они докопались до моего второго имени?» Он поднял над головой руки и зааплодировал. Затем подошел к столу Клинга и бросил на бумажную тарелку монету в двадцать пять центов.
— Отлично, ребята! Огромное вам спасибо.
— Мог бы дать и побольше, — проворчал Браун, засовывая монету в карман.
— Стив оставил тебе на столе записку, — сказал Клинг, направляясь к двери.
— А мы пошли. Как я понимаю, ты нас отпускаешь.
— Никуда я вас не отпускаю. Садись, — Уиллис подошел к своему столу и взял записку Кареллы.
Тот просил его дождаться информации из Управления по продовольствию и лекарствам, куда Карелла звонил накануне (пока Уиллис забавлялся с Мэрилин, о чем, разумеется, Карелла не знал), чтобы попытаться выяснить, не используется ли никотин в приготовлении каких-либо продуктов. Он также предупреждал Уиллиса, что может задержаться и прийти позже четырех, поскольку собирается еще раз опросить соседей Бэзила Холландера по дому, хотя детективы 12-го участка уже это сделали: «Поскольку теперь это наше дело, я хочу убедиться, что все происходит как надо».
«Интересно, — подумал Уиллис, — к какой категории по классификации Брауна — Клинга относится Карелла?»
Уиллис также размышлял о том, что произошло вчера днем и ночью в доме Мэрилин, ему не давала покоя одна мысль — не пустила ли она его к себе в постель лишь для того, чтобы отвлечь, не было ли это специально придуманной тактикой?
Вчера он сказал ей, что считает себя куском дерьма, хотя, разумеется, вовсе так не думал. Он никогда не пользовался особым успехом у женщин, в основном из-за того, что ему всегда нравились женщины высокие, и шутки типа: «Может быть, принесешь лестницу?» — преследовали его всю жизнь. Он считал себя середняком в мире, где, по его мнению, появлялось все больше и больше красивых мужчин. Он знал, что не вышел ростом, знал, что коротышки считаются людьми драчливыми и неуживчивыми, сердитыми на весь мир за генетическую несправедливость, за то, что злая природа лишила их нескольких дюймов, мешающих чувствовать себя уверенно в этой стране долговязых. Наверное, он бы чувствовал себя лучше в Японии. Или Индии. Однако ему было суждено жить в США, где с каждым поколением, в результате хорошего питания и медицинского обслуживания, население становилось все выше и крепче, и даже обычный таксист выглядел как спортсмен-профессионал.
В результате той давней перестрелки (Господи, ну зачем надо было ей об этом рассказывать, зачем он так перед ней раскрылся?) он чувствовал отвращение к оружию. Почти сразу же после этого самого страшного дня в своей жизни он записался в школу дзюдо, а затем посещал занятия по каратэ в полицейской академии. Теперь он мог за десять секунд расправиться с любым воришкой, не хватаясь за смертоносное оружие. Ему доставляла радость эта тайная власть и сила, которой он обладал. Ах, ты пытаешься что-то изображать перед Коротышкой? Хорошо, дружок, а как насчет сломанной руки и распухших яиц? Надо только сильно ткнуть указательным и средним пальцами в точку между верхней губой и носом, и осколки костей вонзятся противнику в мозг, не нужно никаких пистолетов.
За несколько часов, проведенных с Мэрилин, он успел рассказать ей о себе больше, чем какой-либо другой женщине. В ней было что-то особенное. Откровенность — истинная откровенность — требовала ответной откровенности. И все же он не мог ее понять. Красивая, очень красивая женщина, пытается соблазнить невзрачного коротышку. Почему? Он не был куском дерьма, и хорошо знал это. Он был человек по имени Харольд Оливер Уиллис — даже имя как нельзя лучше подходило невысокому человеку — детектив третьего класса, ловкий, опытный, хитрый, но, очевидно, немного одураченный женщиной, чьи близкие друзья с удивительной скоростью отправлялись на небеса. В ее списке было четыре человека, двое из них уже покинули этот мир. Оставшиеся тоже намечены к уничтожению? И не включен ли теперь и он пятым в список избранных, тех, кто делит с Мэрилин постель и наслаждается ее откровенностью и честностью.
Если только это действительно честность и откровенность.
Она говорила ему, что отчима зовут Джесси Стюарт.
Крупный нефтепромышленник.
В Хьюстоне, штат Техас.
Рискуя вызвать неудовольствие начальства малооправданным междугородным звонком, он выяснил через справочную полиции номер телефона в Хьюстоне, узнал, что главное полицейское управление там именуется «Хьюстон Централ», и тут же набрал номер отдела расследований. Трубку снял человек по имени Мейнард Терстон. Уиллис мысленно представил себе краснолицего здоровяка в ковбойской шляпе. Он сообщил Терстону, что ведет дело по двойному убийству и будет чрезвычайно благодарен, если техасская полиция даст ему сведения по нефтепромышленнику по имени Джесси Стюарт.
— Он нарушил закон? — поинтересовался Терстон.
— Да нет, не думаю. Это богатый нефтепромышленник.
— У нас все нефтепромышленники богатые, — сказал Терстон. — Почему вы звоните в отдел расследований, если он не нарушал закон?
— Я подумал, что вы работаете оперативней, — польстил Уиллис. — Можно, конечно, позвонить в Торговую палату...
— Ну и почему вы этого не сделали?
— Однако я знаю по опыту, — заискивающим голосом заговорил Уиллис, — что полицейский всегда готов помочь коллеге в случае чего.
Наступила пауза.
Затем Терстон хмыкнул.
Уиллис молчал.
— Так вы говорите, двойное убийство? — переспросил Терстон.
— Да, — ответил Уиллис. — Отравление и нож.
— Я вот тут как раз вожусь с хорошеньким дельцем: какой-то тип буквально искрошил семерых мотопилой.
Уиллис ждал. Хорошо, что он не работает в «Хьюстон Централ». Хотя отравление и убийство ножом — тоже дела малоприятные.
— Если будет время, постараюсь что-нибудь для вас добыть, — сдался Терстон. — Если можно, то пару дней...
— В любом случае буду чрезвычайно благодарен...
— Как пишется его имя — С-Т-Ь-Ю... или С-Т-Ю?
— С-Т-Ю, — сказал Уиллис.
— Оставьте свой номер, постараюсь помочь.
Уиллис продиктовал ему номер телефона.
— Я действительно очень вам признателен, — еще раз поблагодарил он.
— Пока не за что, — ответил Терстон и повесил трубку.
Уиллис взглянул на стенные часы.
Ровно два.
Осталось двадцать часов до десяти утра завтрашнего дня, когда он снова увидит Мэрилин.
Звонок из «Хьюстон Централ» раздался в восемь вечера того же дня, когда работала вечерняя смена.
К тому времени Карелла опросил большую часть жильцов дома, в котором проживал Холландер. Как и сообщил Ларкин, все они, кроме одного, который видел Холландера в лифте в половине восьмого, были слепы, глухи и немы, что неудивительно в этом городе, особенно когда речь идет об убийстве. Лучше ни во что не впутываться. Лучше идти своей дорогой. В этом равнодушном городе, где жильцы редко знают по имени даже своих ближайших соседей, рискованно говорить о том, что видел или слышал. Все боялись мести. Если кто-то убил соседа, то почему бы ему не убить и тебя? Зачем высовываться и рисковать? Работа полицейского в наши дни чертовски нелегка.
Когда позвонили из Хьюстона, они ломали голову над планом дальнейших действий.
Карелла не исключал возможности, что оба убийства связаны с ревностью. Ревнивый любовник убивает своих соперников. В этой версии главными подозреваемыми становились Нелсон Райли и Чип Эндикотт. Вечный трагический треугольник в данном случае оказался с четырьмя углами, что невозможно в геометрии, но вполне допустимо при расследовании преступлений. Однако, как предположил Карелла, существовала и другая версия — отвлекающий вариант — дама убивала своих любовников, в надежде, что подозрение падет на...
— Нет, я так не думаю, — сразу же опроверг его Уиллис. — Стив, она здесь ни при чем.
— Почему это? Что она тебе рассказала?
— В ту ночь, когда убили Холландера, она была с Эндикоттом. Я говорил с ним, он подтверждает, что...
— Да, но это не исключает сговора.
— Не думаю, что она связана с этим делом, — продолжал настаивать на своем Уиллис. — Эндикотт мог потихоньку встать из кровати...
— Да? Так ведь они были в одной кровати.
— Да... ну да, — замялся Уиллис.
— Что случилось? — неожиданно спросил Карелла.
— Ничего.
— У тебя такой вид... никак не пойму... странный какой-то.
— Да нет, все нормально, — Уиллис попытался улыбнуться.
Карелла по-прежнему не спускал с него глаз. Уиллис открыл свою записную книжку, стараясь избегать его взгляда.
— Я только хочу сказать, что Эндикотт вряд ли мог выйти из дома так, чтобы она этого не заметила, а также пройти мимо привратника — дважды — и остаться незамеченным...
— Ты говорил с привратником?
— Да. Он видел, как они вошли в дом где-то в начале десятого, что полностью совпадает с их показаниями — и не видел, чтобы кто-нибудь из них выходил.
— Когда он сменился?
— В полночь.
— А ты говорил с его сменщиком?
— Он все подтверждает.
— И когда они вышли из дома?
— В восемь утра на следующий день.
— Это сказал ночной привратник.
— Нет, уже третий. Он взял для них такси.
— Из дома есть другой выход?
— Еще одна дверь выходит во двор, где стоят баки для мусора. Однако и лифт, и лестница видны из комнаты привратника.
— Есть ли еще какая-нибудь охрана? Только привратник?
— Да.
— Значит, ты считаешь, что все эти привратники всю ночь не сомкнули глаз?
— Они мне показались вполне надежными свидетелями, — сказал Уиллис.
— Таким образом, Эндикотт и эта женщина, Холлис, исключаются?
— Похоже, что так.
— Значит, остается только Нелсон Райли. По тому списку, что она нам дала. Если, конечно, это убийство из ревности. — Он помолчал, затем сказал: — Но ведь он ездил кататься на лыжах, когда это случилось с МакКенноном. — Он опять помолчал. — Если, конечно, они с Холлис не замешаны в этом деле оба. Тогда алиби в выходные...
— Да нет, я считаю, что она ни при чем, Стив.
— Как скажешь.
— Ну давай, предположим на минутку... но где же мотив, Стив? Зачем им — а если они оба лгут насчет поездки на лыжах, то он наверняка замешан в этом деле тоже...
— Наверняка.
— Так зачем им убивать двух человек, которые были ее друзьями? А я искренне верю, что они были друзьями, Стив. Мне кажется, что здесь она говорит правду.
— Может быть, оба упомянули ее в своем завещании, кто знает? — предположил Карелла.
— Да ладно тебе, — возразил Уиллис, — она богата и ни от кого не зависит. Ее отчим, нефтепромышленник...
— О! Ее отчим?
— Да.
— И он поселил ее в этом роскошном доме на Лейн?
— Ну, как я понял с ее слов, они очень близки. Это не так уж редко встречается, Стив. Иногда отношения между отчимом и...
— Да, разумеется, — сказал Стив.
— Я только хочу сказать... даже если и имеются подобные завещания... Хотя и ты сам в это не очень-то веришь...
— Можно проверить в отделе по наследственным делам, — пожал плечами Карелла.
— Нет, я не думаю, что здесь главным мотивом являются деньги. Очень маловероятно.
— Для убийства существуют только два мотива, — сказал Карелла. — Любовь или деньги. Если только мы не имеем дело с сумасшедшим — тогда обо всех правилах надо забыть.
— Но во всяком случае, я не считаю, что здесь замешаны деньги.
— Тогда остается любовь.
— Или сумасшедший.
— И что же это, по-твоему? — спросил Карелла.
— Не знаю. Однако я нутром чувствую, девушка в этом не замешана.
— А что ты нутром чувствуешь относительно Райли?
— Ну, если он в те выходные катался с ней на лыжах... То есть, если она невиновна и говорит правду...
— Тогда и Райли невиновен.
— Да.
— Тогда у нас никого не остается.
— Или остается еще кто-то. Кто-то, связанный и с МакКенноном, и Холландером. А может быть, эти два убийства не имеют друг к другу никакого отношения. Это не так уж невозможно, Стив. Слишком уж разный почерк.
— А то я не знаю, — вздохнул Стив.
Зазвенел телефон.
Карелла снял трубку.
— Восемьдесят седьмой участок, Карелла слушает.
— У вас там есть такой Уиллис? — поинтересовался голос на другом конце провода.
— Кто спрашивает?
— Детектив Колворти из «Хьюстон Централ».
— Секундочку, — Карелла, прикрыв трубку рукой, спросил: — Ты звонил в Хьюстон?
— Да, — Уиллис взял трубку. — Детектив Терстон? Говорит Хэл Уиллис, вы...
— Это детектив Колворти. Терстон просил меня передать вам кое-что. Вы хотели получить информацию о человеке по имени Джесси Стюарт?
— Да, это так.
— И говорили, что он наш нефтепромышленник?
— Да.
— У нас здесь нет нефтепромышленников с таким именем, — сказал Колворти.
— А вообще есть люди с именем Джесси Стюарт?
— Этих навалом, — ответил Колворти. — Джесси — достаточно распространенное имя, да и фамилия не из редких. Сюда попадут и пара-тройка десятков преступников. Только нефтепромышленников среди них нет.
— А кто они?
— Приятель, ты просил узнать насчет нефтепромышленника, и мы все выяснили. Если тебе нужна перепись по роду занятий, то ты не туда звонишь.
Неожиданно для себя Уиллис спросил:
— А нет ли у вас информации о женщине по имени Мэрилин Холлис?
— Что значит «информации?» Мы же не станем снова изучать телефонную книгу.
— Я имею в виду криминальную, — уточнил Уиллис и сам удивился, почему ему в голову пришло именно это слово. Не далее, как несколько минут назад он уверял Кареллу, что она чиста, как белый снег.
— Подождешь немного, пока я тут поковыряюсь в компьютере?
— Да, конечно, — Уиллис повернулся к Карелле. — У них нет никакой информации о Джесси Стюарте.
— А кто этот Джесси Стюарт?
— Ее отчим, — ответил Уиллис. — Миллионер, поселивший ее в роскошном особнячке в центре города.
— Уиллис, — послышался голос в трубке, — ты меня слушаешь?
— Да, да.
— Ничего на Мэрилин Холлис.
Отлично, подумал Уиллис.
— Но у нас есть досье на Мэри Энн Холлис, если это тебя интересует. Задержана семь лет назад по статье 43.02.
— А что это за статья?
— Проституция, — ответил Колворти. — Ее сутенер заплатил за нее штраф, и мы больше о ней никогда не слышали.
— У вас есть словесный портрет? — спросил Уиллис, затаив дыхание.
— Белая, — сказал Колворти, — в то время ей было семнадцать. Светлые волосы, голубые глаза, рост пять футов восемь дюймов, вес — 64 килограмма, ни шрамов, ни татуировок.
Уиллис тяжело вздохнул.
— Как звали ее сутенера? — спросил он.
— Джозеф Сиарт, — ответил Колворти.