Завтра? Нет, это необходимо решить немедленно, он должен пойти и поговорить с ней о Мэри Энн Холлис, чей словесный портрет полностью совпадал с ее обликом. Мэри Энн Холлис, задержанной семь лет назад по статье 43-02, проститутке, чьим сутенером был Джозеф Сиарт — не очень-то отличается от Джесси Стюарта. Ну почему у преступников совсем нет фантазии? Надо поговорить с ней прямо сейчас и получить ответы на кое-какие вопросы.

Когда он подъехал к дому на Харборсайд Лейн, было уже начало десятого.

Теплый весенний день сменился довольно прохладным вечером, и, подходя к дому, он поднял воротник пальто. На звонок никто не ответил. Он снова позвонил. «О, лапочка, я бы с удовольствием, но у меня весь день забит». И ночь тоже? Он с остервенением жал на кнопку звонка, однако никто не отвечал. «Хорошо, — подумал он. — Времени у меня полно. А может быть, и нет. Может быть, время играет против меня и Мэрилин Холлис?» Он сам не понимал, почему он, собственно, беспокоится о ней.

Он прошел к своей машине, стоящей на противоположной стороне, открыл ее и сгорбился на переднем сиденье, наблюдая за входом в дом номер 1211. Без десяти десять к дому подъехало такси. Оттуда вышла Мэрилин, в том же костюме, что и утром, лишь сверху наброшен легкий плащ. Она заплатила шоферу и направилась к входной двери, шаря в сумке в поисках ключей. Уиллис выскочил из машины, сильно хлопнув дверцей. Она тут же обернулась:

— Привет, привет, какой сюрприз!

— Ага, — сказал он, направляясь в ее сторону.

Она поцеловала его в щеку.

— Ты пришел рано.

— Да почти на двенадцать часов раньше.

— Ну все равно заходи.

— Давай, лучше пройдемся, — предложил он.

— Холодновато для прогулок, — улыбнулась она.

— Ничего, подышим свежим воздухом. — Он внимательно разглядывал ее лицо, пытаясь что-то прочитать в ее глазах при свете уличного фонаря.

— Ладно, — Мэрилин взяла его под руку, и они пошли в сторону реки.

Этот город с пренебрежением относился к реке, омывающей его северную часть. Прямо вдоль берега шла автострада, так что для прогулочной дорожки не оставалось места. Нет, это не река влюбленных, хотя сегодня здесь был не вчерашний влюбленный, а просто полицейский, выполняющий свою работу. «Мне гораздо больше нравится, когда ты не просто полицейский, выполняющий свою работу». Еще бы, подумал он. Когда они вошли в небольшой сквер напротив ее дома, со стороны реки подул свежий ветер, и она сильно вцепилась в его руку. Да, девушка, теперь тебе надо держаться покрепче!

— Кто такой Джозеф Сиарт? — спросил он.

Прямо в солнечное сплетение.

Она ответила не сразу. Но рука не дрогнула, выражение лица не изменилось. Очень спокойное выражение.

— Старый знакомый.

— И чем он занимается?

— Зачем спрашивать, если ты и так все знаешь.

— Он сутенер, да?

— Когда я его знала, он был сутенером. Я не видела его по крайней мере лет шесть.

— Думаю, даже семь, — сказал Уиллис. — С того самого момента, как он заплатил штраф за проститутку по имени Мэри Энн Холлис.

— Ну и что? Я же говорила тебе, что делала в своей жизни ужасные вещи.

— Ты также говорила, что тебе это нравилось.

— Да, мне было очень весело, ты это хотел услышать? Так вот, значит, чем занимаются друзья? — она покачала головой, в голосе ее звучала ужасная обида, — этакая несчастная обманутая детка. — Проверяют прошлое?

— Именно этим и занимаются полицейские.

— Вчера ночью ты был совсем другой.

— Но сегодня вечером я полицейский. Значит, ты под этим именем жила в Хьюстоне? Там, где ловила клиентов?

— Это мое настоящее имя, — сказала она.

— Мэри Энн Холлис.

— Да, Мэри Энн Холлис. Я изменила его на Мэрилин, когда переехала сюда, на восток.

— Почему? Разве тебя разыскивают в Хьюстоне?

— Нет, конечно! — ответила она.

И это было правдой. Колворти говорил ему, что после того задержания они больше о ней не слышали.

— А Джесси Стюарт существует на свете?

— Нет.

— Нет никакого отчима-миллионера?

— Нет.

— Так кто же платит за этот райский уголок на той стороне улицы?

— Я сама.

Она по-прежнему держала его под руку. Он был удивлен, что она не отпускала его. Так рука об руку они шли по парку, как пара любовников, каковыми, в техническом смысле этого слова, и являлись. Случайный прохожий мог бы подумать, что они решают вопросы своей будущей жизни. А они говорили о прошлом — и о возможном завершении настоящего.

— И откуда у тебя такие деньги? — спрашивал он.

— Я их заработала.

— Проституцией?

— Это нелегкий труд, можешь мне поверить.

— Но дом стоит по крайней мере мил...

— Семьсот пятьдесят, — подсказала она.

— Пусть так. И ты хочешь сказать мне, что заработала эти деньги, лежа на спине.

— Чаще — стоя на коленях.

— Должно быть, работала круглые сутки?

— Я много лет этим занималась.

— И Сиарт позволял тебе брать эти деньги себе?

— После того случая я порвала с ним отношения.

— И он тебя отпустил? Кому ты рассказываешь?

— Он меня не отпустил, я просто убежала. Прямо до Буэнос-Айреса.

— Где и заработала семьсот пятьдесят...

— Даже больше. В Аргентине полно богачей. Я работала без крыши. Все деньги, каждый цент, я оставляла себе.

— А тебя не разыскивают за что-нибудь в Аргентине? — вдруг спросил он.

— Меня никто нигде не разыскивает! Что с тобой сегодня?

— Так почему же ты сменила имя?

— И из-за этого меня теперь надо считать сбежавшей преступницей? Что особенного в том, что я изменила имя? Может быть, просто поняла, что хватит? Порвала с прошлым, приехала сюда и начала новую жизнь...

— Ты продолжаешь заниматься проституцией?

— Я же говорю, нет.

— Нет, ты мне этого не говорила!

— Я сказала, что начала новую жизнь, разве нет? По-моему, это не подразумевает проституцию.

Теперь они ссорились. Как настоящие влюбленные.

— А разве этот ворюга Микки не был твоим клиентом?

— Да просто одна моя подруга попросила меня...

— А все эти мужчины на твоем автоответчике?

— Просто знакомые, случайные знакомые.

— Это и значит — клиенты.

— Ничего это не значит, засранец чертов! — закричала она.

— Ничего себе выраженьице для приличной женщины.

— Я приличная женщина! — воскликнула она.

— Если ты не занимаешься проституцией, на что же ты живешь?

— Я уехала из Буэнос-Айреса с двумя миллионами долларов.

— О, ты работала даже больше, чем я предполагал.

— Гораздо, — сердито сказала она. — Я хорошо работала, у меня и сейчас неплохо выходит. — Она помолчала, затем добавила тихонько: — Ты и сам знаешь.

— Но не в профессиональном плане, да?

— Ну сколько же раз можно повторять одно и то же?!

— Столько, сколько мне надо.

— Я больше не занимаюсь проституцией, — тяжело вздохнула она. — То, что осталось после покупки дома, я вложила в ценные бумаги. Моего брокера зовут...

— Я знаю. Хэдли Филдс с Мерилл Линч.

— Да.

Некоторое время они шли молча.

— Зачем ты лгала мне? — наконец спросил он.

— А зачем ты стал вынюхивать?

— Зачем ты, черт подери, мне лгала? — повторил он и стряхнул со своей руки ее ладонь. Потом остановился и, повернувшись к ней, схватил ее за плечи. — Зачем?

— Потому что была уверена, что ты сбежишь, как только узнаешь правду. Вот как ты собираешься сбежать сейчас.

— И почему это для тебя так важно?

— Да важно. Очень важно.

— Почему?

— А ты как думаешь? — спросила она.

Он отпустил ее. Его плечи сгорбились. Внезапно он почувствовал себя очень маленьким.

— Не знаю... я не знаю, что думать, — бормотал он.

— Нам обязательно обсуждать это здесь, на ветру? — Она подошла к нему ближе. — Хэл... Пойдем ко мне. — Его била дрожь. Он знал, что ветер с реки здесь ни при чем. — Хэл! Ну пожалуйста. Пойдем ко мне. Я буду любить тебя. Пожалуйста.

— Только никогда больше не лги мне, — попросил он.

— Обещаю. — Она коснулась рукой его лица. Нежно поцеловала прямо в губы. — А теперь пойдем.

Она снова взяла его под руку и повела из парка, через улицу прямо в свой дом.

На следующее утро Карелла явился к Нелсону Райли и застал художника за работой. Казалось, Райли был крайне недоволен столь ранним визитом.

— По пятницам я заканчиваю недельную работу, — сообщил он. — Стараюсь сделать как можно больше, все подготовить к понедельнику. Надо было сначала позвонить.

Перед Кареллой стоял огромный рыжеволосый детина с зелеными, гневно сверкающими глазами, испачканными краской мосластыми руками, в одной из которых была зажата наподобие сабли большая кисть.

— Ради Бога, извините, — сказал Карелла. — Но мне бы хотелось задать вам еще несколько вопросов.

— А где второй коп? Тот, маленький? По крайней мере у него хватало такта сначала позвонить. Вы, очевидно, считаете, что художники сидят и ждут, пока на них снизойдет вдохновение, чтобы начать работу. Я — рабочая лошадка, такая же, как и вы.

— Я все понимаю, — извиняющимся тоном произнес Карелла. — Разница только в том, что я занимаюсь убийствами.

Он не стал уточнять, что занимается двумя убийствами. Для того он и пришел сюда, чтобы узнать, что именно Райли знает о втором преступлении.

— Мне наплевать, над чем вы там работаете, — ворчал Райли, — А я работаю над полотном три на четыре, и у меня уже ноги подкашиваются! Вы думаете, трудно только убийство расследовать? Пойдите посмотрите на эту тетку у стены!

Карелла взглянул на «эту тетку», которая была никакой не теткой, а склоном покрытой снегом горы, по которому скользили лыжники.

— Вы чувствуете, что идет снег? — спросил Райли.

— Нет, — честно признался Карелла.

— Вот и я тоже. А хочу, чтобы шел снег. Но каждый раз, когда я добавляю белый, теряется цвет. Яркие костюмы лыжников, этот алый и ярко-зеленый на флажках на той хижине, насыщенно-коричневая окраска кресел подъемника — видите эти сильные, чистые краски? Я люблю цвет. Но мне каждый раз приходится все переделывать, потому что белый приглушает все остальные цвета. Если я не сумею создать впечатление падающего снега сегодня, то всю неделю буду беситься. И какое мне дело до вашего убийства? И вообще, я уже рассказал все, что знал, другому копу.

— Мистер Райли, — спокойно заметил Карелла, — если вы не нарисуете этот снег, то всего-навсего будете беситься все выходные, если же мы не расколем свой орешек, то кто-то избежит наказания за преступление, и мы будем беситься не только в выходные, но очень и очень долго.

— Послушай, парень, не надо только ныть здесь, ладно? — сказал Райли. — Мне действительно наплевать, даже если вы и завалены работой и мало получаете. Пойди и пожалуйся в Армию Спасения. Никто тебя не заставлял идти в копы.

— Это так, — ответил Карелла. — Но раз уж так случилось, и я здесь, то думаю, вам не так уж трудно проявить хоть каплю вежливости.

— Подумали бы лучше о вежливости сами, прежде чем вламываться к человеку, пытающемуся передать снег, сняли бы трубку и позвонили!

— Только Господу удается изобразить снег, — глубокомысленно заметил Карелла, и Райли неожиданно расхохотался. Карелла неуверенно улыбнулся: — Так мы можем поговорить?

— Ладно, только по-быстрому, — Райли покачал головой. — У меня действительно полно дел.

«И у меня тоже», — подумал Карелла, но вслух произнес:

— Я лишь хотел напомнить вам о тех людях, о которых вас спрашивал мой коллега.

— Каких людях?

— Друзьях Мэрилин Холлис.

— Снова здорово — Мэрилин и ее друзья, — усмехнулся Райли. — Ей-богу, она не имеет никакого отношения к убийству этого парня, как там его?

— МакКеннон, — подсказал Карелла. — Почему вы считаете, что она не имеет к этому никакого отношения?

— Потому что, во-первых, она была со мной в день его смерти. Вот на этой картине как раз и изображено то место, где мы с ней были. Если внимательно посмотреть, то можно увидеть Мэрилин, вот она, у подъемника, — наклонилась и поправляет крепления. Вот эта девушка в темно-желтой куртке — она все выходные была в этой куртке персикового цвета. Я люблю чистые тона. И потом Мэрилин поклялась, что не имеет никакого отношения к смерти этого парня. А Мэрилин никогда не лжет.

— Все лгут, — сказал Карелла.

— Только не Мэрилин.

«Непорочная Мэрилин, — подумал Карелла. — Хоть причисляй ее к лику святых. Единственный человек во всей вселенной, который никогда не лжет».

— Все, — снова повторил он, сильно напирая на это слово.

«В том числе и я», — подумал он. И даже не произнеся ни слова, — ведь он до сих пор ничего не сказал о смерти Бэзила Холландера. Но ведь и Райли тоже ничего об этом не говорил. Так, может быть, лгут они оба?

— Когда она вам это говорила? — спросил он.

— Говорила что?

— Что не имеет отношения к смерти МакКеннона.

— Мы с ней разговаривали по телефону, после того, как другой коп...

— Уиллис.

— Да, такой маленький. Мы говорили после того, как он у меня побывал. Я сказал, что точно знаю, что она была со мной все выходные, но, может быть, она наняла какого-нибудь бандита, чтобы тот подбросил в чашку яд — мало ли какие у нее были причины? Вот тогда она поклялась мне самыми страшными клятвами, что даже не знала, что МакКеннон умер, пока вы не пришли и не сообщили ей об этом.

— Она именно так и выразилась?

— Примерно так.

— И вы, разумеется, тоже ничего об этом не знали, пока мой коллега не пришел к вам?

— Да, тот маленький.

— Уиллис.

— Ага.

— А почему это вы решили, что мисс Холлис — или кто-либо еще — может нанять убийцу?

— Я не думал об этом серьезно...

— Однако достаточно серьезно, чтобы спросить ее.

— Это было сделано в шутку.

— А, так это вы шутили...

— Да ведь не насчет убийства. Здесь шутки неуместны. Насчет наемного бандита.

— Но вы считали, что это невозможно?

— Ну кто же будет нанимать бандита, чтобы бросить яд в чью-то там чашку?

— Вы считаете, что МакКеннон был отравлен именно так? Что кто-то подсыпал ему яда в чашку?

— Я не знаю, как он был отравлен. Я только хочу сказать, что бандиты ломают руки или стреляют по ногам. Они не занимаются такими чисто женскими убийствами, как отравление... — Внезапно он замолчал. — Что это вы меня пытаетесь спровоцировать?

— Просто слушаю, — ответил Карелла.

— Знаете, мне не нравится, как вы слушаете, — сказал Райли. — Вы слушаете как-то очень выборочно.

— Вам не кажется, что бандит мог бы силой заставить МакКеннона проглотить этот яд?

— Представления не имею, каким образом яд попал в мистера МакКеннона. — Он, казалось, пытался защититься. Мускулистые руки сложены на мощной груди, рот скривился, даже, казалось, густые рыжие усы растопорщились еще больше.

— Хорошо, давайте поговорим о других двух мужчинах, с которыми она встречалась, — сменил тему Карелла.

— Я не знаю двух других, тех, о которых говорил ваш коллега.

— Уиллис.

— Да, маленький такой. Я их не знаю, как не знал и мистера МакКеннона, и если я сейчас же не начну работать над снегом, то скоро стану злиться и все разнесу к чертовой матери, мистер Карелла.

— Чип Эндикотт? — продолжал Карелла. — Никогда о нем не слышали? Скорее, Чарльз Эндикотт младший. Юрист.

— Никогда не знал его, и когда приходил ваш коллега, и теперь.

— А Бэзила Холландера?

— Тоже не знаю.

— И имени его никогда не слышали?

— Нет...

— Оно было вам незнакомо, когда приходил мой коллега... — Карелла сверился со своими записями, — это было двадцать пятого марта, так? На следующий день после убийства МакКеннона. Тогда вам это имя было неизвестно.

— Да.

— А сейчас оно вам известно?

— Нет.

— Вы читаете газеты, мистер Райли?

— Да.

— А телевизор смотрите?

— У меня нет телевизора.

— А вы слушаете радио?

— Когда работаю над картинами.

— И все же имя Бэзила Холландера вам неизвестно?

— Я же только что сказал вам...

— Вы знаете, что Бэзил Холландер мертв?

Не отводить глаз!

— Вы знаете, что он убит?

Смотреть в глаза.

— Его зарезали в собственной квартире на Эддисон-стрит, в центральной части города. И вы об этом не знали, это так?

— Нет, я...

— Вы разговаривали с мисс Холлис с начала этого месяца?

— Вообще-то нет, я...

— Сегодня четвертое, мистер Райли. Вы разговаривали с мисс Холлис с первого числа?

— Нет.

— Я думал, вы близкие друзья.

— Да, но...

Наступило молчание. Когда Райли заговорил снова, голос его был еще слышен.

— Это действительно очень серьезно?

— Да, очень.

— Я хочу сказать... значит, кто-то убивает ее друзей?

— Пока двоих, — сказал Карелла, не сводя глаз с его лица.

Он ничего не смог прочесть в глазах художника, когда рассказывал ему о Бэзиле Холландере, ни один самописец не подпрыгнул в этом крохотном детекторе лжи, ничто не указывало на тяжелый грех на душе, — все говорило лишь о том, что Райли действительно крайне удивлен. Теперь же он заметил в его глазах нечто похожее на страх. Большой рыжеволосый медведь неожиданно понял, что двое из четырех друзей Мэрилин убиты и что он также является другом мисс Мэрилин.

— Так кто же я — подозреваемый или возможная жертва? — спросил он. Лицо его побледнело и резко выделялось на фоне рыжих волос и пышных усов.

— Если бы я знал, — покачал головой Карелла.

— Мне нужна защита полиции, — сказал Райли.