Все началось с толстой женщины в халате, появившейся возле потрескавшейся перегородки. Ее приход был первым звеном в цепи событий, не имевших ни малейшего отношения к делу. Это было ужасно некстати – нарушился гладкий ход расследования. Будь на то их воля, полицейские из восемьдесят седьмого участка ни за что не стали бы реагировать на эти события. В конце концов, они изо всех сил старались предотвратить убийство. Увы, парни из восемьдесят седьмого участка были всего лишь обычными работягами, принужденными выполнять свои обязанности. Это только в детских кубиках все быстро встает на свои места, события же, происшедшие в следующие пятьдесят минут, были как бы сами по себе. Они никак не вязались с логикой этого дня. Они ни на йоту не приблизили полицейских к Леди или ее потенциальному убийце. Новые события продолжались с 17.15 до 18.05. День успел перейти в вечер.

События эти съели почти целый час драгоценного времени – ни больше ни меньше.

К потрескавшейся перегородке, тяжело дыша, подлетела женщина. За руку она держала десятилетнего светловолосого мальчишку в джинсах и футболке в красную полоску. Это был Фрэнки Аннучи. Женщина с трудом сдерживала ярость – казалось, ее вот-вот разорвет по швам. Лицо горело, в глазах сверкали черные угли, а губы были стиснуты в тонкую линию, которая не давала потоку гнева выплеснуться наружу. Она бросилась к перегородке с такой скоростью, словно хотела опрокинуть ее одним ударом, затем резко остановилась. Пар, накапливавшийся внутри, прорвал, наконец, тонкую плотину губ. Рот открылся, и оттуда с грохотом посыпались слова.

– Где здесь лейтенант?

Мейер чуть не пролил на брюки кофе, круто повернувшись на стуле. Уиллис, Карелла и Хейз уставились на женщину так, будто она была олицетворением преступного мира.

– Лейтенант! – закричала она. – Лейтенант! Где он?

Карелла поднялся и подошел к перегородке. Сразу узнав мальчика, он сказал:

– Привет, Фрэнки. Что вам угодно, мэм? Что-нибудь...

– Не смейте говорить ему «привет»! – закричала женщина. – Не смейте даже смотреть на него! Кто вы такой?

– Детектив Карелла.

– Так вот, детектив Карелла, я хочу видеть... – Она остановилась. – Tu sei'taliano?

– Si, – ответил Карелла.

– Bene. Dov'e il tenente? Voglio parlare con...

– Итальянский я знаю не очень хорошо, – прервал ее Карелла.

– Не знаете? Это почему? А где лейтенант?

– Может, я смогу вам помочь?

– Фрэнки был у вас сегодня?

– Да.

– Зачем?

– Мы задали ему несколько вопросов.

– Я его мать. Я миссис Аннучи. Миссис Рудольф Аннучи. Я честная женщина, и мой муж – честный человек. Зачем вам понадобился мой сын?

– Сегодня утром некто попросил его отнести нам письмо, миссис Аннучи. И мы ищем этого человека – вот и все. Мы просто задали Фрэнки несколько вопросов.

– Вы не имели права! – закричала женщина. – Он не преступник.

– Никто и не говорит, что он преступник.

– Что же тогда он делал в полиции?

– Я вам только что...

Где-то в отделе зазвонил телефон. Одновременно с ним миссис Аннучи испустила новый вопль, и Карелла услышал только:

– Я никогддзиннь в жизни так не обддзиннь!

– Успокойтесь, успокойтесь, синьора, – произнес Карелла.

Мейер снял трубку.

– Восемьдесят седьмой участок, детектив Мейер слушает.

– Бабушку свою называйте синьорой! Какое унижение! Какое унижение! Vergogna, vergogna!  Его забрала эта ваша «белоснежка»! Прямо на улице! Ребенок спокойно стоит с другими детьми, тут тебе подкатывает к тротуару «белоснежка», вылезают два копа, хватают его и уводят. Как...

– Что? – спросил Мейер.

– Я говорю, два копа... – миссис Аннучи повернулась к нему и тогда только поняла, что он говорит по телефону.

– Хорошо, сейчас будем! – крикнул Мейер. Он бросил трубку на рычаг. – Уиллис, вперед! На углу Десятой и Калвер-стрит заварушка. Какой-то парень затеял перестрелку с постовым и ребятами с двух патрульных машин!

– Господь помилуй и спаси! – воскликнул Уиллис. Чуть не сбив миссис Аннучи с ног, они выскочили через дверцу в перегородке.

– Преступники! – с негодованием произнесла она, глядя, как полицейские бегут по ступенькам вниз. – Вы здесь имеете дело с преступниками и сюда же приводите моего сына, будто он какой-то вор. Он хороший мальчик, таких еще... – Она вдруг остановилась. – Вы его били? Били ребенка резиновым шлангом?

– Нет же, миссис Аннучи, конечно нет, – ответил Карелла, и тут внимание его привлек металлический стук шагов на лестнице. На пороге появился человек в наручниках, следом за ним ввалился еще один – по лицу его сочилась кровь. Миссис Аннучи, следуя за взглядом Кареллы, обернулась как раз в тот момент, когда в дверь, замыкая шествие, вошел полицейский. Он подтолкнул вперед человека в наручниках. Миссис Аннучи в ужасе застыла.

– Господи Иисусе! – воскликнула она. – Святая дева Мария!

Хейз, вскочив на ноги, уже спешил к перегородке.

– Миссис Аннучи, – позвал Карелла. – Давайте присядем вон там в сторонке и поговорим...

– Что у вас? – спросил Хейз полицейского.

– Голова! Посмотрите на его голову! – воскликнула миссис Аннучи и побелела. – Не смей смотреть, Фрэнки! – тут же добавила, противореча себе самой.

На голову человека действительно нельзя было смотреть без содрогания. Волосы слиплись от крови, которая капала на лицо и на шею, оставляя красные пятна на белой спортивной рубашке. Кроме того, кровь струилась из открытого пореза на лбу и заливала переносицу.

– Этот сукин сын трахнул его бейсбольной битой по голове, – объяснил полицейский. – А раненый – торговец «травкой». Дежурный лейтенант подумал, что вам стоит его допросить – может, тут замешаны наркотики.

– Ничем я не торгую! – взвился раненый. – Его надо посадить в тюрьму! Он ударил меня битой.

– Надо отправить его в больницу, – сказал Хейз, глядя на раненого.

– Никаких больниц! Сначала отправьте его в тюрьму! Он ударил меня бейсбольной битой! Этот сукин сын...

– О-ох! – выдохнула миссис Аннучи.

– Давайте выйдем отсюда, – снова предложил ей Карелла. – Присядем вон на ту скамейку, хорошо? Я объясню, что произошло с вашим сыном.

Хейз втащил человека в наручниках в комнату.

– Ну-ка, сюда! – приказал он. – Снимите с него наручники.

– А вам, мистер, лучше отправиться в больницу, – сказал он раненому.

– Никакой больницы! – стоял тот на своем. – Сначала отправьте его в тюрьму!

Полицейский снял с задержанного наручники.

– Принесите-ка ему влажные тряпки обмотать голову, – распорядился Хейз, и полицейский вышел. – Ваше имя, мистер.

– Мендес, – ответил раненый. – Рауль Мендес.

– И «травкой» вы не торгуете, нет, Рауль?

– В жизни этой дрянью не занимался. Он просто спятил, этот малый. Подошел ко мне и...

Хейз повернулся к другому.

– Как ваше имя?

– Пошел ты!.. – огрызнулся тот.

Хейз угрюмо посмотрел на него.

– Опорожните карманы и сложите все на стол.

Тот не сдвинулся с места.

– Я сказал...

Человек вдруг бросился на Хейза, бешено размахивая кулаками. Схватив его левой рукой за ворот рубахи, Хейз ударил в лицо правой. Тот отлетел на несколько шагов, сжал кулаки и снова кинулся на Хейза. Хейз ударил правой по корпусу, и человек согнулся вдвое.

– Опорожни карманы, дохляк, – суровым тоном произнес Хейз.

Тот подчинился.

– Так-то лучше. Так как тебя зовут? – спросил Хейз, рассматривая тем временем содержимое карманов.

– Джон Бегли. Только попробуй, сукин сын, ударь меня еще раз, я тебе...

– Заткни глотку! – оборвал Хейз.

Бегли тут же заткнулся.

– Почему ты ударил его бейсбольной битой?

– Это мое дело, – фыркнул Бегли.

– Мое тоже.

– Он хотел меня убить, – вмешался Мендес. – Нападение! Вооруженное нападение первой степени! Двести сороковая статья! Нападение с целью убийства!

– Не хотел я его убивать! – заспорил Бегли. – Если бы я хотел его убить, он бы тут сейчас не разорялся!

– Так вы, Мендес, знакомы с уголовным кодексом? – поинтересовался Хейз.

– Просто слышу, о чем говорят у нас в квартале, – сказал Мендес. – Да, черт возьми, кто сейчас не знает двести сороковую?

– Нападение первой степени по двести сороковой, а, Бегли? – повернулся к нему Хейз. – За это одно схлопотать десять лет. А вот двести сороковая вторая – это нападение второй степени. Максимум пять лет плюс штраф, а то и просто штраф. Так что ты замышлял?

– Убивать я его не собирался.

– Значит, он торгует наркотиками?

– Его спроси.

– Я спрашиваю тебя.

– А я не стукач. Мне плевать, кто он есть. Я просто хотел переломать ему руки-ноги. Особенно ноги.

– Зачем?

– Он таскается за моей женой.

– Что вы имеете в виду?

– Как по-вашему, черт дери, что я имею в виду?

– Что вы на это скажете, Мендес?

– Он сумасшедший. Я его жену даже не знаю.

– Брешешь, сукин сын! – взвизгнул Бегли и шагнул к Мендесу.

Хейз отпихнул его.

– Полегче, Бегли, не то придется тебя отшлепать!

– Он знает мою жену! – закричал Бегли. – Очень даже замечательно ее знает! Этот ублюдок свое получит! Если я сяду в тюрьму, так я еще оттуда выйду, и он все равно свое получит!

– Я же вам говорю, он сумасшедший, – сказал Мендес. – Сумасшедший! Я стоял на углу и ни к кому не приставал, тут вдруг, откуда ни возьмись, появился этот тип и начал размахивать битой!

– Хорошо, хорошо, успокойтесь, – унял его Хейз.

Вернулся полицейский с мокрой тряпицей.

– Думаю, Алек, нам это не понадобится, – сказал Хейз. – Отведите этого человека в больницу, иначе он изойдет кровью и сыграет в ящик прямо здесь.

– Сначала отправьте его в тюрьму! – закричал Мендес. – Я не уй...

– Вы что, Мендес, сами в тюрьму хотите? – повысил голос Хейз. – За сопротивление представителю закона?

– Да кто...

– Выметайтесь живо, чтобы я вас не видел! От вас за километр разит «травкой», всю комнату провоняли!

– Я не торгую «травкой».

– Торгует, торгует, сэр, – вставил полицейский. – Его уже два раза за это забирали.

– Выметайтесь отсюда, Мендес, – повторил Хейз.

– Торговец «травкой»? Вы не по тому адресу...

– И если впредь я у вас что-нибудь найду, тогда я сам угощу вас бейсбольной битой! А теперь убирайтесь! Отвезите его в больницу, Алек.

– Пошли, – сказал полицейский, беря Мендеса за локоть.

– Торговец «травкой», – бормотал Мендес, проходя через дверку в перегородке. – Хорошее дело, стоит один раз оступиться, тут же тебе приклеят ярлык.

– Два раза, – поправил полицейский.

– Ну два, два, – пробурчал Мендес, спускаясь по лестнице.

Миссис Аннучи шумно вздохнула.

– Так что видите, – говорил ей Карелла, – мы всего лишь задали ему несколько вопросов. Ваш сын немножко герой, можете так и сказать вашим соседям.

– А потом этот ваш убийца начнет охотиться за ним? Нет уж, спасибо.

В отделе неподалеку Хейз допрашивал Бегли.

– Значит, вы хотели убить его, Бегли?

– Я же сказал, что нет. Слушайте...

– Что?

Бегли перешел на шепот.

– Это же всего лишь нападение второй степени. Парень шалил с моей женой. Черт возьми, представьте, если бы это была ваша жена?

– Я не женат.

– Ну представить-то вы можете? Вы хотите упечь меня в тюрьму за то, что я защищал свой семейный очаг?

– Это решит судья.

Бегли совсем понизил голос.

– А может быть, обсудим все сами?

– Что?

– Сколько это будет стоить? Три бумаги? Пол-куска?

– Я не тот коп, что вам нужен, – сказал Хейз.

– Бросьте, бросьте, – заулыбался в ответ Бегли.

Хейз снял трубку и соединился с дежурным. Дежурил Арти Ноулз, который в 16.00 сменил Мерчисона.

– Арти, говорит Коттон Хейз. Можете забрать этого драчуна. Запишите нападение второй степени. Пришлите кого-нибудь за ним наверх.

– Есть! – бодро крикнул в трубку Ноулз.

– Вы никак шутите? – спросил ошеломленный Бегли.

– Нисколько.

– Вы отказываетесь от пяти сотенных?

– А разве вы их предлагаете? Мы можем приобщить это к обвинению.

– Не надо, не надо, – поспешно махнул рукой Бегли. – Ничего я не предлагаю. Ну и ну!

Пришел полицейский, чтобы увести его вниз, а он все продолжал нукать. На лестнице им повстречался Берт Клинг – высокий молодой белокурый детектив. На нем была кожаная куртка и джинсы. Хлопчатобумажная рубашка под курткой взмокла от пота.

– Привет! – воскликнул он, увидев Хейза. – Что это тут у тебя?

– Нападение. А у тебя на сегодня все?

– Все, – ответил Клинг. – Эта комедия с портом ни к черту не годится. Дохлый номер. Каждый мальчишка в доках знает, что я из полиции.

– Тебя что, действительно раскусили?

– Нет как будто, но про героин никаких разговоров, это уж точно. Почему Пит не хочет отдать это дело в отдел борьбы с наркотиками?

– Он пытается обскакать торговцев наркотиками на нашем участке, хочет разнюхать, откуда они получают товар. Сам знаешь, как он относится к этой отраве.

– Кого это там снаружи Стив держит за руку?

– Истеричную мамашу, – сказал Хейз и услышал голос Мейера, поднимавшегося по лестнице.

Клинг снял куртку.

– Ну и запарился же я, – произнес он. – Никогда не пробовал разгружать судно?

– Нет, – сказал Хейз.

– Туда, туда заходи, поганец, – раздался голос Мейера. – Поогрызайся у меня. – С легким любопытством взглянув на сидящую на скамейке миссис Аннучи, он подтолкнул задержанного вперед. Тот был в наручниках, плотно обхватывающих его запястья.

Пара полицейских наручников напоминает пятнадцатицентовую детскую игрушку, с той разницей, что полицейская игрушка все-таки настоящая. Они сделаны из стали и представляют собой изящный, прочный, безотказный складной капкан. Наручники – штука малокомфортабельная. Если их надевать на кисти аккуратно, можно даже не защемить. Но обычно во время ареста полицейский торопится, и когда с преступника снимают наручники, кисти его рук всегда стерты и ободраны, а иногда кровоточат.

С человеком, которого Мейер привел в отделение, обошлись далеко не деликатным образом. Он только что вел перестрелку с целым отрядом полицейских, и когда им, наконец, удалось его изловить, они не слишком церемонились, защелкивая наручники. Металл здорово защемил ему кожу, причиняя сильную боль. Мейер втолкнул задержанного в комнату, и тот, пытаясь сохранить равновесие, взмахнул руками, отчего ему стало еще больнее.

– Познакомьтесь с крупным деятелем, – насмешливо объявил Мейер. – С половиной участка вздумал тягаться, так, что ли, деятель?

Задержанный не ответил.

– Ювелирный магазин на углу Десятой и Калвер-стрит, – продолжал Мейер. – Патрульный заметил его, когда он с пушкой в руках орудовал внутри. Отчаянный парень. Ограбление средь бела дня. Ты ведь отчаянный парень, верно?

Задержанный не ответил.

– Только он увидел патрульного, сразу начал палить. Из нашей машины услышали выстрелы и мигом прибыли на поле боя, успели вызвать по радио еще одну машину. А из второй позвонили за подмогой сюда. Прямо герой в осажденной крепости. А, деятель?

Задержанный не ответил.

– Садись, – приказал Мейер.

Задержанный сел.

– Как зовут?

– Луи Галлахер.

– Не первый раз имеешь дело с полицией?

– Первый.

– Учти, мы проверим, так что рассказывать басни не советую.

– Я имею дело с полицией в первый раз, – повторил Галлахер.

– Кофе там у Мисколо есть? – спросил Клинг и пошел по коридору. С лестницы вернулся Карелла. – Ну что, Стив, избавился от нее?

– Избавился. Что нового в порту?

– Жарко там.

– Домой собираешься?

– Ага, кофе попью и пойду.

– Лучше немного задержись здесь. У нас тут один псих разгулялся.

– Какой еще псих?

– Прислал нам записку. В восемь часов собирается хлопнуть какую-то дамочку. Так что побудь пока здесь. Можешь понадобиться Питу.

– Я и так сегодня замотался, Стив.

– С чего бы это? – спросил Карелла и прошел в отдел.

– Судимости у тебя есть, Галлахер? – спрашивал Мейер.

– Я уже сказал, что нет.

– Галлахер, на нашем участке висят несколько нераскрытых ограблений.

– Это меня не касается. Вы полиция, вот и ищите.

– Это твоих рук дело?

– Я решил тряхнуть сегодня лавочку, потому что были нужны деньжата. И все. Раньше я такими делами не занимался. Может, снимете наручники и отпустите меня с миром?

– Ну, брат, с тобой не соскучишься, – воскликнул Уиллис. Он повернулся к Хейзу. – Сначала хотел всех перестрелять, а потом строит из себя овечку, думает, вдруг поможет.

– Какую еще овечку? – удивился Галлахер. – Просто предлагаю вам обо всем забыть.

Уиллис уставился на него, словно перед ним был невменяемый, который, того и гляди, начнет полосовать прохожих бритвой.

– Это, должно быть, из-за жары, – сказал он, не сводя с Галлахера немигающих глаз.

– Ну, в самом деле, – гнул свою линию Галлахер. – Почему бы и нет? Почему бы вам меня не отпустить?

– Слушай...

– Ну что, черт возьми, я такого сделал? Пострелял немного? Так никого же не ранил, верно? По-моему, вы со мной даже неплохо развлеклись. Бросьте, будьте нормальными ребятами. Снимите наручники, и я пойду своей дорогой.

Уиллис потер рукой бровь.

– А ты знаешь, Мейер, ведь он не шутит, а?

– Брось, Мейер, – сказал Галлахер, – будь человеком...

Мейер влепил ему звонкую пощечину.

– Ты, деятель, лучше ко мне не обращайся. И не произноси мое имя, не то я запихну его тебе в глотку. Это твое первое ограбление?

Галлахер, потирая рукой щеку, окинул Мейера тяжелым с прищуром взглядом.

– Да я бы с тобой даже не сел рядом... – начал он, но Мейер врезал ему еще раз.

– Так сколько еще за тобой ограблений на территории участка?

Галлахер молчал.

– Тебе, кажется, задали вопрос, – напомнил Уиллис. Галлахер взглянул на Уиллиса и тут же проникся ненавистью и к нему.

К ним подошел Карелла.

– А-а, Лу, привет, привет, – сказал он. Галлахер тупо уставился на него.

– Я вас не знаю, – произнес он.

– Ну-ну, Лу, – улыбнулся Карелла. – Что это у тебя с памятью? Не помнишь меня? Я Стив Карелла. Подумай, Лу.

– Он тоже фараон? – обратился к остальным Галлахер. – Никогда в жизни его не видел.

– Булочную помнишь, Лу? На Третьей Южной? Вспомнил?

– Я пирожных не ем, – огрызнулся Галлахер.

– А ты, Лу, там пирожные и не покупал. Ты выгребал денежки из кассы. А я случайно шел мимо. Припоминаешь теперь?

– Ах, это, – сказал Галлахер.

– И когда же ты вышел, Лу? – спросил Карелла.

– Какая разница? Вышел, и все тут.

– И сразу вернулся к любимому делу, – добавил Мейер. – Так когда же ты вышел?

– За вооруженное ограбление тебе дали десять лет, – напомнил Карелла. – Что же случилось? Освободили условно?

– Угу.

– Когда ты вышел? – повторил вопрос Мейер.

– С полгода назад.

– Кажется, тебе понравилось сидеть на казенных харчах, – заметил Мейер. – Так и рвешься обратно.

– Ну, ладно, давайте забудем всю эту историю, – сказал Галлахер. – На кой вам надо портить мне жизнь?

– Почему ты, Галлахер, всем портишь жизнь?

– Кто, я? Я не хочу никому портить жизнь. Просто обстоятельства так складываются.

– Ну ладно, наслушались, – прервал беседу Мейер. – В психологию ударился! Это уж слишком! Хватит! Вперед, голубок, пошли на прием к лейтенанту. Ножками, ножками. Живо.

Зазвонил один из телефонов, и Хейз снял трубку.

– Восемьдесят седьмой участок, детектив Хейз слушает.

– Коттон, это Сэм Гроссман.

– Привет, Сэм, что там у тебя?

– Немного. Отпечатки совпадают с теми, что на бинокле, но... В общем, Коттон, тщательно обследовать комнату мы не сумеем – нет времени. Уж до восьми часов мы точно ничего не сможем сделать.

– Почему? А который час? – встрепенулся Хейз.

– За шесть перевалило, – ответил Гроссман, и, взглянув на настенные часы, обнаружил, что уже пять минут седьмого. Куда же девался целый час?

– Да-а. Ну, тогда... – начал было Хейз, но не нашел, что сказать дальше.

– Есть тут разве одна штука, может, она вам поможет. Хотя ты ее, наверное, видел.

– Какая штука?

– Мы нашли ее на кухне. На подоконнике, около раковины. На ней отпечатки подозреваемого, так что он мог ею пользоваться. Во всяком случае, в руках он ее держал, это факт.

– Кого ее, Сэм?

– Карточку. Обычную визитку.

– Куда я должен нанести визит? – спросил Хейз, берясь за карандаш.

– В столовую «Эди – Джордж Дайнер». Первые два слова через черточку. В «Эди» три буквы.

– Адрес?

– Тринадцатая Северная, триста тридцать шесть.

– Еще что-нибудь на карточке есть?

– В правом верхнем углу написано: «Качество пищи гарантируется». Больше ничего.

– Спасибо, Сэм. Сейчас лечу туда.

– Давай. Может, ваш корреспондент там обедает, кто знает? А может, он даже один из владельцев.

– Либо Эди, либо Джордж, да?

– Все возможно, – сказал Гроссман. – Думаешь, этот шутник в квартире вообще не жил?

– Думаю, что нет. А ты?

– Кое-какие признаки жизни все-таки есть, но все свежие. Долго он там не жил, это ясно. Надо полагать, он это жилище использовал как pied a terre , прошу прощения за японский.

– Я тоже так считаю, – торопливо ответил Хейз. – Я бы с удовольствием с тобой потрепался, Сэм, но совсем нет времени. Надо смотаться в эту столовку.