Когда вы получаете конверт, а в нем фотографию футбольной команды, то можно подумать, что ваш корреспондент спятил, если вы не понимаете, как работает его ум. Сотрудники Восемьдесят седьмого участка сильно сомневались, что даже за миллион лет поиска им удастся расшифровать методы Глухого, но тем не менее, учитывая уже образовавшуюся картинную галерею, они воззрились на новое поступление с чем-то вроде любопытства исследователей. Вашингтон означал первый.

Гувер означал федеральный.

А Норма Банки означала банк.

Но что означала футбольная команда?

Ван Бюрен означал Ван Бюрена.

Зеро — ноль, круг. Серкл!..

— Но почему именно футбольная команда? — вопрошал Карелла.

— А не хоккейная? — поддакнул Мейер.

— И не баскетбольная, или легкоатлетическая, или бейсбольная? — добавил Хоуз.

— Что он имеет в виду?

— Что он пытается нам сообщить?

— Он нам все, что хотел, сообщил!

— Может, он намекает, что для него это игра?

— Но почему именно футбол?

— Может, это не имеет значения. Игра есть игра?

— Нет, Глухой не так устроен!

— Главное, сейчас не футбольный сезон!

— Сейчас бейсбольный сезон!

— Так почему же футбол?

— Короче, он нам все сказал.

— Об этом я и говорил две минуты назад!

— Кто-нибудь звонил в Восемьдесят шестой?

— Я звонил. Вчера днем.

— Ну и они будут следить за банком?

— Со страшной силой.

— Может, он собирается использовать для налета одиннадцать человек? — предположил Хоуз.

— Почему?

— Потому что в футбольной команде одиннадцать игроков.

— Так, так, минуточку! — воскликнул Карелла. — Неужели он нам все сообщил?

— Все. Число, название банка, адрес…

— А время?

— Время не сообщил.

— Так, может, одиннадцать и означает время?

— Одиннадцать часов?

— Ну да.

— Ну и ну, — сказал Карелла и снял трубку телефона. — Кто у них этим занимается в Восемьдесят шестом?

Сотрудники Восемьдесят шестого участка полиции если и отличались чем-то от коллег из Восемьдесят седьмого, то разве что фамилиями. Еще до звонка Кареллы детектив первого класса Альберт Шмитт нанес визит управляющему филиалом Первого федерального банка мистеру Алтону. Теперь после разговора с Кареллой он посетил его вторично.

Мистер Алтон, невысокий толстячок с редеющими седыми волосами, был сильно расстроен первым визитом детектива. Когда же тот явился снова, чтобы сообщить о предполагающемся времени налета, это мало способствовало улучшению настроения мистера Алтона, у которого на нервной почве сделалось расстройство желудка.

— Не понимаю, — бормотал он, — с какой стати ему объявлять о времени налета?

— Я тоже не понимаю, — задумчиво отозвался Шмитт. — Может, он и вовсе не собирается вас грабить, сэр. Может, это какой-то хитрый розыгрыш?

— Но вы говорили, что у этого человека есть криминальное прошлое?

— Да, он уже успел доставить нам в свое время немало хлопот. Не мне лично, но полиции нашего города. Потому-то мы восприняли его активность всерьез…

— Не знаю, — покачал головой мистер Алтон. — Пятница — наш самый напряженный день. Мы обслуживаем работников трех предприятий. Если заменить…

— Вот-вот, мистер Алтон, — перебил его детектив Шмитт. — Наверное, его интересуют те самые деньги, которые вы собираетесь выплачивать.

— Да, но если вы замените моих кассиров вашими людьми, как они, интересно, будут обслуживать клиентов?

— Вы полагаете, что клиенты сочтут хорошим обслуживанием исчезновение полумиллиона долларов после визита этого безумца?

— Нет, но… — мистер Алтон снова покачал головой. — А скажите, когда ваши люди собираются прийти?

— Во сколько вы открываетесь?

— В девять.

— В девять и явимся, — сказал Шмитт.

В детективном отделе Восемьдесят седьмого участка сыщики напропалую рассказывали анекдоты о глухих, полагая, очевидно, что еще немного, и они окончательно избавятся от своего Глухого.

— Человек купил слуховой аппарат и объясняет приятелю, какую удачную он сделал покупку, — говорил Мейер. — «Пока у меня не было аппарата, я был глух как пень, — говорит он. — Если я сижу у себя наверху, а в кухне закипает чайник, я слышу, как он свистит. Если к дому подъезжает машина, я слышу ее за километр. Потрясающе удачно потратил деньги». Тогда приятель кивает, а затем спрашивает: «А сколько этот аппарат стоит?» И слышит в ответ: «Без четверти два».

Зазвонил телефон. Клинг, смеясь, снял трубку.

— Восемьдесят седьмой участок, детектив Клинг.

— Берт, это я, Августа.

— А вот еще есть такой анекдот, — заговорил Хоуз. — Один тип играет на скрипке, причем так прекрасно, что, когда он берет ее в руки и начинает играть, люди перестают скандалить, кошки драться. Ему кажется, что это отличный инструмент для установления всеобщего мира…

— Берт, я через полчаса кончаю, — говорила Августа. — Ты когда освобождаешься.

— Не раньше четырех, а что?

— Просто я подумала, что у нас есть время, чтобы немножко полюбить друг друга…

— И вот он отправляется в ООН. Там его выслушивают и посылают в Африку для проверки — если ему удастся укротить тамошних хищников в джунглях, тогда ООН готова финансировать этот проект в мировом масштабе.

— Так, так, — забормотал Клинг. — Ну, наверное, я смогу что-нибудь придумать. Где ты?

— Я сейчас нахожусь…

— Погоди, достану карандашик.

— Он отправляется в Африку, оказывается в джунглях и располагается под пробковым деревом, вынимает скрипку, начинает играть, — продолжал рассказывать Хоуз.

— Давай, диктуй, — сказал Клинг.

— Вокруг собираются дикие звери — жирафы, носороги, львы, тигры, слушают прекрасную музыку, затаив дыхание. Они тихо сидят рядышком друг с дружкой, и никто не собирается ни с кем сражаться.

— Записал, — сказал Клинг в трубку.

— Вот и умница! — сказала Августа.

— Но тут с дерева спрыгивает ка скрипача леопард и сжирает его.

— Буду через полчаса, — пообещал Клинг и повесил трубку.

— Тут выходит лев, — продолжал Хоуз, — и говорит леопарду: «Почему ты это сделал? Этот человек приехал к нам из Америки со свей скрипкой, он играл так прекрасно, что мы забыли все наши ссоры и распри и слушали, слушали. Почему ты его съел?» А леопард прикладывает к уху лапу и спрашивает: «Что, что?»

Все расхохотались, кроме Клинга.

— Если объявится Ингерсолл, — сказал Клинг сухо, словно человек, отправляющийся на оперативное задание, — передайте ему, что я в квартире Блер.

В полутьме спальни Августы они занимались любовью. Все получалось не так прекрасно.

— В чем дело? — прошептала Августа.

— Не знаю, — так же шепотом отозвался Клинг.

— Может, я делаю что-то не так?

— Нет, нет, все хорошо.

— Потому что если не так, то скажи и…

— Нет, нет, Августа, не в этом дело…

— А в чем же?

— Просто, наверное, я тебя немножко боюсь.

— Боишься?

— Да, я все время думаю: как это такой болван из Риверхеда оказался в постели с красавицей?

— Ты не болван, — сказала Августа и коснулась его щеки кончиками пальцев.

— Но я все равно чувствую себя болваном.

— Почему?

— Потому что ты такая красивая.

— Берт, если ты будешь продолжать в том же духе, я возьму молоток и дам тебе по башке.

— Откуда ты знаешь?

— Про что?

— Про молоток. Про то, что это лучшее оружие для женщины.

— Я не знала.

Какое-то время они лежали молча, потом Августа сказала:

— Расслабься, Берт…

— В этом-то и состоит проблема…

— Если тебе так хочется, я могу сделаться ужасной. — Она скорчила гримасу. — Ну как?

— Красота!

— Ну погоди… — сказала Августа, — я иду за молотком.

Она встала и голой вышла из спальни. Когда она вскоре вернулась, в руках у нее действительно был молоток.

— Тебе когда-нибудь давали молотком по башке? — спросила она, подходя к кровати.

Она уселась в постели по-индейски, поджав под себя свои длинные ноги, застыв с прямой спиной.

— В тебя когда-нибудь стреляли? — спросила она.

— Стреляли.

— Это пуля? — осведомилась Августа, дотрагиваясь молотком до шрама на плече.

— Да.

— Было больно?

— Да.

Она нагнулась, поцеловала шрам, потом снова выпрямилась и сказала:

— Учти, ты имеешь дело с Безумным Молотком. Еще одно слово о моей красоте и — бах! бах! — твои приятели будут расследовать дело об убийстве.

— Понял.

— Это обязательная сексуальная сцена, — продолжала она. — В ближайшие десять минут я попытаюсь тебя отвлечь от тяжких дум. Если у тебя ничего не получится, то я тебя огрею по башке молотком. — Она повернулась к нему, приоткрыв губы и чуть высунув розовый язычок. — Ну что, начинаешь понимать, что к чему?

— Вроде бы…

Августа опустила голову на подушку, вытянула свои длинные ноги и тесно прижалась к Берту. Рука ее по-прежнему сжимала молоток.

— Слушай меня внимательно, — прошептала она.

— Слушаю.

— Мы будем очень много значить друг для друга.

— Конечно.

— Мне страшно, — сказала Августа и часто-часто задышала. — Мне никогда так не было страшно в постели. Ты мне веришь?

— Верю.

— Мы сейчас будем любить друг друга.

— Да, Августа.

— Потрогай меня, — прошептала она, и молоток выпал из ее разжавшихся пальцев.

Пока они были в кровати, телефон звонил четыре раза. Автоответчик вступил в диалог после первого же звонка.

— Вдруг кто-то важный, — прошептал Клинг при первом звонке.

— В данный момент у меня нет никого важнее тебя, — отозвалась Августа, встала и пошла на кухню. Она вернулась с бутылкой шампанского.

— Отлично! — воскликнул Клинг. — Как это ты догадалась, что я умираю от жажды.

— Открой, а я пока придумаю тост.

— Ты забыла бокалы.

— Возлюбленным ни к чему бокалы.

Клинг откупорил бутылку.

— Ну как, придумала тост?

— Ты льешь в кровать.

— За кого же мы выпьем?

— Как насчет Джона и Марты Митчелл?

— Почему бы нет? Так выпьем же…

— А может, за нас? За Берта и Августу. И за то… — Она замялась.

— Ну, говори!

— За то, чтобы мы были всегда… — закончила она, какое-то время внимательно разглядывая Берта, стоявшего с вытянутой рукой, в которой была бутылка.

— Отлично.

Она быстрым, каким-то застенчивым движением поднесла бутылку к губам, потом передала ее Берту. Он же, не сводя с Августы глаз, взял бутылку и провозгласил:

— За нас, чтобы мы были вместе всегда.

И выпил.

— Прошу прощения, — сказала Августа и двинулась к двери.

— Уже уходите? — осведомился Клинг. — После всех сладких речей?

— Я в ванную, — сказала Августа и хихикнула.

— В таком случае на обратном пути проверь автоответчик.

— Зачем?

— Я как-никак полицейский…

— К черту телефон! — сказала Августа.

Тем не менее она проверила, как обстоят дела с абонентами. Оказалось, что третий звонок из четырех поступивших предназначался Берту.

— Кто? — коротко спросил Берт.

— Какой-то Мейер. Говорит, миссис Унгерман готова опознать личность вора.

В десять минут двенадцатого Клинг постучал в дверь квартиры Майка Ингерсолла в Калмспойнте. За дверью слышались голоса, потом раздался звук шагов.

— Кто там?

— Берт Клинг.

— Кто?

— Клинг.

— О Господи, погоди секунду.

Звякнула цепочка, щелкнула задвижка замка. Дверь открылась, и в проеме возник Майк Ингерсолл в пижаме и шлепанцах.

— Привет, Берт, входи, — сказал он.

— Я понимаю, что поздно, — начал Берт. — Ты спал?

— Нет, смотрел новости по ящику.

— Ты один?

— Да, входи. Пива выпьешь?

— Нет, спасибо.

— Тогда я с твоего разрешения… Будь как дома, а я сейчас.

Берт вошел в гостиную, сел в кресло у телевизора. Ингерсолл хлопнул дверцей холодильника. Берт осмотрелся. На столике он увидел кобуру с револьвером Ингерсолла. Диктор сообщал о последних новостях. В пепельнице лежала сигарета со следами помады на фильтре. Затем появился Ингерсолл, покосился на закрытую дверь спальни, поднес ко рту бутылку с пивом, сделал глоток, потом вытер рот тыльной стороной ладони и сказал:

— Есть какие-то новости?

— Вроде бы.

— Надеюсь, не новая кража?

— Нет, нет.

— Что же?

— Опознали личность нашего клиента.

— Здорово.

— Это кому как.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Сегодня после четырех в отдел позвонила миссис Унгерман. Меня не было, но потом я ей перезвонил, — Клинг сделал паузу. — Она сказала, что знает, кто вор. Просто она не сразу сообразила. Она видела его у себя в квартире, потом…

— Можешь не говорить, Берт.

— Потом она увидела его в нашем отделе, без формы.

— Берт…

— Это правда?

Ингерсолл промолчал.

— Это правда? — повторил Клинг.

— Правда или нет, но есть, о чем потолковать, — сказал Ингерсолл и сделал шаг к телевизору.

— Майк, не хватайся за пушку, — сказал Клинг, вынимая свой револьвер.

— Это совсем ни к чему, Берт, — проговорил Ингерсолл с обиженным видом.

— Ты так считаешь? Встань-ка туда, к стене.

— Послушай!

— Делай, что тебе говорят! — рявкнул Клинг.

— Ладно, ладно, ты только не волнуйся.

— Как тебе это удалось, Майк? Ты украл ключи из отдела?

— Нет, нет.

— Как же они у тебя оказались?

— Помнишь, в октябре нас всех заставили разбираться с лотерейщиками.

— Помню.

— Мы много общались с техниками. Когда те устанавливала свои жучки. Тогда-то мне и удалось найти ключи.

— Так, а теперь говори, чем ты еще занимаешься, кроме квартирных краж?

— Ничем, Берт, клянусь.

— А может, сбываешь наркоту школьникам?

— Что ты? За кого ты меня держишь?

— За вора.

— Мне нужны были деньги.

— Всем нужны деньги.

— Верно. Ты назови мне хоть одного человека в участке, кто не берет взяток. С каких это пор ты заделался таким праведником?

— Я никогда не взял даже никеля.

— Сколько раз тебя бесплатно кормили-поили?

— Ты хочешь сказать, что бесплатная чашечка кофе и серия краж это одно и то же?

— Просто я напоминаю тебе, как устроен мир.

— Ну давай, рассказывай. А я послушаю.

В комнате повисла тишина. Ингерсолл пожал плечами.

— Я не хотел, чтобы ты оказался к этому как-то причастен. Потому-то я и предложил тебе вместе устраивать засады.

— Нет, Майк, ты кривишь душой. Помнишь, как ты настаивал насчет передатчиков? Это все дымовая завеса. Тебе нужно было, чтобы я мирно сидел в одной квартире, а ты спокойно чистил другую. Ну а насчет котят… Помнишь, ты сказал тогда: «У него кончились настоящие». Кончились? Черта с два! Просто я хоть, конечно, и редкий остолоп, раз все это проворонил, но в тот вечер живого котенка у тебя в кармане сумел бы углядеть. На это у меня хватило бы наблюдательности.

— Поверь мне, Берт.

— Я-то тебе поверю, а вот насчет лейтенанта не ручаюсь. Особенно, когда он узнает историю Фреда Липтона. Как раз сейчас его поехал брать Коттон Хоуз. Сдается мне, что ему ты и сбывал товар, Майк. Верно?

— Мы с ним незнакомы.

— То-то ты сделал все, чтобы помешать нам с ним разобраться. Это ты, надо полагать, дал Ронде Спир описание всех сыщиков нашего отдела. А мы-то уж начали подумывать, что она ясновидящая. — Клинг помолчал и сказал: — Тащи ее сюда. Она нам может пригодиться.

— Кого?

— Девицу в спальне. Это ведь Ронда Спир, правильно?

— Там никого нет, Берт.

— Это не о ней ты мне рассказывал? Симпатичная девушка, на которой ты собираешься жениться? Помнишь, когда объяснял, почему тебе не терпится поймать вора? Ну а теперь мы его поймали, и ничто не мешает нам познакомиться. Эй, мисс! — крикнул Берт. — Выходите, только руки, пожалуйста, положите на голову. Чтобы не случилось беды. И учтите, я пришел сюда не шутки шутить.

— Не стреляйте! — послышался женский голос из-за закрытой двери. Затем в гостиной появилась пышная блондинка. Она держала руки на голове. Губы ее дрожали.

— Ваша фамилия, мисс? — спросил Клинг.

— Которая?

— Не понял.

— Настоящая или псевдоним?

— Вы Ронда Спир?

— Ну да.

— В таком случае одевайтесь, мисс Спир. И ты тоже, Майк.

— Погоди, Берт, — пробормотал Ингерсолл. — Дай мне шанс…

— На что он тебе? — холодно отозвался Клинг.

Тедди Карелла была недовольна картиной. Персонажи в ней норовили говорить, прячась за деревья, ширмы, вазы и даже слонов, и ей никак не удавалось понять, о чем же идет речь. Когда актеры не прятались за предметы, они поворачивались к зрителям спиной. Они произносили ключевые фразы за кадром, когда навстречу зрительному залу несся поезд или мигали огни светофора.

Тедди вообще-то любила кино и получала удовольствие от фильмов — если, конечно, это не были шедевры новой волны, где режиссеры выказывали по отношению к своей аудитории определенный садизм. Сегодня, увы, был как раз тот самый случай. Сейчас Тедди сидела рядом с мужем, совершенно сбитая с толку, ожидая, когда наконец можно будет встать и выйти из зала.

Погода была хорошей, и они с удовольствием прошлись пешком до кинотеатра на Довер-авеню. Дорога обратно оказалась чуточку менее приятной — похолодало, поднялся ветерок, но тем не менее они храбро решили преодолеть шесть кварталов, что отделяли их жилище от кинотеатра. Они шли, не особенно торопясь, по пустым улицам Риверхеда, окаймленным деревьями. Карелла знал, что по приходе домой ему придется подробно растолковывать жене содержание и смысл просмотренной ими картины, и поэтому шел не спеша.

Нападение оказалось внезапным.

Его ударили кулаком по лицу, и это было так же неожиданно, как землетрясение. Он попытался вытащить револьвер, но сзади на него напал второй бандит. Когда первый еще раз ударил Кареллу по лицу, третий выхватил у Тедди из рук сумочку. Тот, что был сзади, замахнулся дубинкой. Не успел Карелла выхватить револьвер, как дубинка ударила его по голове. Потом раздался выстрел — неестественно громкий на притихшей улице, а затем дубинка снова ударила Кареллу, и он без сознания рухнул на тротуар.

Дежурный сержант Сто третьего участка никак не мог взять в толк, что перед ним сотрудник полиции, которого с женой атаковали и ограбили на пути домой из кино. Смущение было хуже боли, когда Карелла полчаса спустя рассказывал ему о случившемся. Как оказалось, нападавшие отобрали у Тедди сумочку и часы, а также унесли его собственные часы, бумажник и, самое неприятное, револьвер.

Сержант все аккуратно записал и пообещал перезвонить.

Карелла чувствовал себя полным кретином.