В среду без четверти час в детективный отдел позвонила Августа Блер и попросила соединить ее с детективом Клингом, который, воспользовавшись перерывом на ланч, преспокойно дремал в дальней комнате. Мейер осведомился, не может ли Клинг перезвонить, но Августа, тяжело дыша, сказала, что в ее распоряжении всего одна минута, и она была бы признательна, если бы Мейер все-таки позвал Клинга. Она добавила, что ее звонок связан с ограблением. Мейер неохотно пошел будить Клинга, который, напротив, узнав, кто его спрашивает, весьма обрадовался, что так внезапно прервали его сон. Он на всех парах понесся в отдел, схватил трубку и сказал:

— Здравствуйте, мисс Блер. Как поживаете?

— Отлично. Я весь день пытаюсь позвонить вам, мистер Клинг, но это мой первый перерыв… Мы начали в девять, и я не знала, когда вы приходите на работу.

— Я уже был в отделе, — сообщил Берт.

— Выходит, зря я тогда не позвонила. Ну неважно, теперь я дозвонилась и мне надо уже бежать… Вы не могли бы сюда приехать, мистер Клинг?

— А где вы?

— «Шеффер фотографи». Холл-авеню, пятьсот восемьдесят. Пятый этаж.

— Хорошо, я приеду. А что случилось?

— Дело в том, что, когда я стала прибирать квартиру, я обнаружила кое-что, не имеющее ко мне никакого отношения. Похоже, вор оставил это случайно…

— Я еду, — сказал Клинг, — но что же все-таки вы нашли, мисс Блер?

— Я вам все покажу, но мне уже пора.

— Отлично, но я…

Но она уже положила трубку.

Студия «Шеффер фотографи» занимала весь пятый этаж дома по Холл-авеню. Секретарша, симпатичная блондиночка, говорившая с немецким акцентом, сообщила Клингу, что Августа Блер предупредила о его приходе, и объяснила, куда ему надо идти. Студия находилась в конце длинного коридора, увешанного образцами продукции «Шеффер фотографи». Судя по снимкам, студия в основном специализировалась на рекламе новых фасонов одежды. Клинг, хотя и не являлся постоянным подписчиком журнала «Вог», тем не менее узнал половину из моделей, работавших на агентство. Правда, он так и не увидел ни одной фотографии Августы Блер. Похоже, она действительно работала в этой области совсем недавно.

Дверь в студию была закрыта. Клинг приоткрыл ее и увидел большое помещение с верхним потолочным светом. В дальнем конце имелось возвышение, с красным бумажным задником. На полу стояли четыре блока питания, от которых тянулись провода к стробоскопическим лампам на подставках. Их серые, похожие на зонтики, отражатели были направлены на возвышение. Рыжая Августа Блер в красной блузке, красном джемпере, красных гольфах и красных туфлях стояла на платформе у задника. Справа от помоста, сложив руки на груди, стояла девушка в джинсах и свитере. Фотограф и его ассистент сгорбились у «Полароида» на треножнике. Они сделали несколько снимков, причем всякий раз, когда открывался затвор объектива, мигал строб. Затем, похоже, довольные тем, как все выходит, они заменили «Полароид» на «Никон». Августа увидела Клинга и помахала ему рукой. Фотограф обернулся.

— Что вам? — спросил он.

— Это мой знакомый, — пояснила Августа.

— А, ну ладно, — отозвался фотограф и махнул Клингу рукой. — Заходите, устраивайтесь. Ты готова, солнышко? Дэвид! Где Дэвид?!

— Дэвид! — крикнул ассистент, и тогда появился человек, который до этого стоял у стены, где был телефон. Его заслоняла ширма, на которой висели красные колготки. Человек подошел к Августе, быстро причесал ее и отошел в сторону.

— Все в порядке? — спросил фотограф.

— Я готова, — сказала Августа.

— Отлично. Итак заголовок «Красное на красном». Да поможет нам Господь. Сама эта идея…

— А что такого? Чем вас не устраивает заголовок? — подала голос девица в джинсах и свитере.

— Боже упаси, Хелен, мне ставить под сомнение правильность подхода вашего журнала к проблеме… Итак, Гасси, ты понимаешь, что я хочу? Надо создать красное ощущение. Ты меня понимаешь? Чтобы все вопило, полыхало, как в аду. Ты меня поняла?

— Кажется, да! — отозвалась Августа.

— Нам нужна красная вспышка, — сказала Хелен. — Пожар.

— Так, почему тут «проксар»? — вдруг завопил фотограф.

— Я думал, мы делаем крупный план, — ответил ассистент.

— Ничего подобного, Эдди, убери его.

— Как скажешь, — проговорил тот и начал отвинчивать линзу.

— Дэвид, поправь у нее эту прядь.

— Где?

— Да вот, над глазом. Неужели не видишь?

— А, вижу… Сейчас.

— Вот так, отлично. Эдди, как у нас дела?

— Порядок.

— Гасси?

— Я готова.

— Отлично. Начинаем. Ну-ка, Гасси, изобрази красное зарево. Так, чтобы весь город запылал. Хорошо! Немного наклони голову. Умница! Теперь улыбочку! Покажи зубы. И раскинь руки. Вот, правильно. Ты проникаешься настроением. Пожар. Всепоглощающий огонь. Пусть огнедышащая лава вскипает в тебе, извергается из тебя… Так, теперь другим боком. Голову в ту сторону. Руки… Нет не убирай. Отлично! Ну-ка шагни на меня. Только не надо так красться. Нам нужно красное, не синее. Энергично, весело. Взрыв!.. Вот так, бедро вперед. Молодчина! Резче. Шире открыть глаза. Откинь волосы. Вот так. Хорошо!

В течение получаса Клинг наблюдал, как Августа Блер демонстрировала перед объективом самые разные позы и выражения лица, делая акробатические пируэты, причем во всех положениях она казалась ему неизменно обворожительной. В помещении стояла тишина, которую нарушали лишь возгласы фотографа и щелканье затвора фотокамеры, фотограф одобрял, сердился, уговаривал, хвалил, изобретал варианты, причем речь его журчала негромко, так, что ее слышала только Августа, и это журчание сопровождали щелчки камеры. Клинг следил за спектаклем, затаив дыхание. Накануне, посетив Августу, он был пленен ее красотой, теперь его поражала жизненная сила, бившая через край. Вчера, вернувшись в обворованную квартиру, она была мрачна и удручена, отчего ее красота казалась несколько безжизненной. Теперь же, участвуя в спектакле «Красное на красном», выполняя указания режиссера-фотографа, она стала совсем другим человеком, и Клинг вдруг подумал сколько же лиц у этой самой Августы Блер — и сколько из них ему суждено увидеть?

— Отлично, Гасси, — сказал фотограф. — Теперь перерыв на десять минут. Потом продолжим. Хелен, Эдди, как насчет кофе?

— Сейчас.

Августа сошла с возвышения и направилась к двери, где стоял Клинг.

— Привет, — сказала она и улыбнулась. — Извините, что заставила вас долго ждать.

— Я отлично провел время.

— Так в чем ты хочешь, чтобы я ее снял, Хелен? — между тем спрашивал фотограф.

— Сначала вот в этой полосатой кофте.

— Значит, всего в двух кофтах?

— Да, но брюки одни и те же.

— Понял. Две кофты, одни брюки. Ты не хочешь познакомить меня с твоим приятелем, Гасси? — осведомился он, направляясь к Августе и Берту.

— Рик Шеффер, — сказала она. — Детектив Клинг. Простите, я даже не знаю, как вас зовут.

— Берт, — сказал Клинг.

— Рад познакомиться, — сказал Шеффер, они обменялись рукопожатиями, потом Шеффер спросил: — Это насчет кражи?

— Да, — ответил Клинг.

— Ладно, не буду мешать, — сказал Шеффер. — Гасси, мы будем снимать тебя в полосатой кофте, как только сменим задник, ладно?

— Ладно, я буду готова.

— Отлично. Рад был познакомиться с вами, Берт. — И Шеффер двинулся туда, где двое мужчин разворачивали синий бумажный рулон.

— Ну, так что вы нашли? — спросил Берт.

— Это у меня в сумке, — улыбнулась Августа и направилась к скамейке у стены. Клинг за ней.

— Извините, что все идет в таком темпе, но мне платят двадцать пять долларов в час и потому не хотят, чтобы я проводила это время в разговорах.

Она выудила из сумки шариковую ручку и вручила Клингу. Хотя Августа успела захватать ее своими пальцами, он по привычке подставил носовой платок, в который и завернул вещественное доказательство. Верхняя часть ручки была металлической, «под золото», нижняя — из черной пластмассы. Такие ручки выдаются в качестве премии покупателям. На черной пластмассе виднелись белые буквы: «Сульцбахер реалти, Калмспойнт, Ашмид-авеню, 1142».

— Вы уверены, что ручка не ваша? — спросил Клинг.

— Абсолютно. Это может помочь?

— Начало уже есть! Спасибо.

Августа обернулась, посмотрела на мужчин, работавших с синей бумагой, и спросила:

— Который час, Берт?

— Почти два. Когда вам позвонить? Августа — или Гасси?

— Все зависит от того, чем мы будем заниматься, — с улыбкой сказала она.

— А что мы делаем сегодня вечером?

— Сегодня вечером я занята.

— А как насчет завтра?

Августа Блер бросила на него короткий взгляд и затем, словно приняв решение сказала:

— Сейчас посмотрю свое расписание. — Она вынула из сумки дневник, спросила: — Завтра у нас четверг? — И, не дожидаясь ответа, раскрыла книжечку на странице «22 апреля, четверг», потом произнесла со вздохом: — Завтра тоже занята.

Клинг уже было решил, что ему дали понять, чтобы он оставил все надежды, как последовал сюрприз:

— У меня свободна суббота! — сообщила Августа.

— Отлично, — сказал Берт. — Пообедаем?

— С удовольствием.

— А потом в кино?

— А может, все в обратном порядке? Если вас не испугает мой вид, можете подобрать меня в студии. Примерно в шесть, в шесть пятнадцать. Тогда мы сходим на первый вечерний сеанс, а потом съедим по гамбургеру. Вы когда заканчиваете в субботу?

— К шести управлюсь.

— Отлично. Моего фотографа будут звать Джерри Блум. Студия на Конкорде, дом номер тысяча двести четыре. Второй этаж. Запишете?

— Зачем? — отозвался Клинг. — Джерри Блум, Конкорд, тысяча двести четыре, шесть вечера, суббота.

— Гасси! — крикнул Шеффер. — Пора!

— До субботы, — сказала Августа и, снова удивив Берта, поднесла к губам кончики пальцев, послала ему воздушный поцелуй и направилась к нетерпеливо переминавшемуся с ноги на ногу Рику Шефферу.

Клинг стоял растерянно моргая.

Ашмид-авеню находилась неподалеку от делового центра Калмспойнта и Музыкальной академии. Когда Клингу было семнадцать, он отправился на свидание с девочкой, которая жила в этом районе, и с тех пор зарекся здесь бывать. Они договорились встретиться в половине девятого, он выехал из Риверхеда ровно в семь, сел на поезд у Аллена и ехал полтора часа до Кингстон-Парквей, как ему и было велено, затем он бесповоротно заплутал в лабиринте улочек с незнакомыми названиями и явился в дом своей возлюбленной в десять вечера. Открывшая дверь мать сообщила, что дочь ушла с подругой в кино, а когда Клинг робко попросил разрешения подождать, та ответила: «Думаю, это ни к чему». С тех пор он бывал в Калмспойнте крайне редко, да и то все больше по делам службы.

«Сульцбахер реалти» находилась в двухэтажном здании между супермаркетом и винным магазином. Вход был как раз между двух витрин, в которых выставили фотографии домов этого района. Через витрину Клинг увидел комнату, а в ней два стола. За одним сидел человек и читал какую-то книгу. Когда Клинг вошел, он оторвался от чтения.

— Чем-то могу быть вам полезен? — спросил он, поздоровавшись.

На нем был коричневый деловой костюм, белая рубашка, полосатый галстук. На лацкане виднелся значок местной Торговой палаты, из нагрудного кармана торчало несколько сигар.

— Надеюсь, — сказал Клинг и представился, предъявив значок и удостоверение. — Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов, — добавил он.

— Присаживайтесь, — сказал человек в коричневом костюме, показывая на деревянный стул у стола. — Меня зовут Фред Липтон, и я готов помочь, чем могу.

— Мистер Липтон, одну из ваших фирменных ручек нашли в квартире, где была совершена кража…

— Одну из фирменных ручек?

— Да, на ней вытиснено название фирмы.

— Ах, да! Конечно. Это Нат заказал ручки, чтобы лучше разрекламировать нашу деятельность.

— Нат?

— Президент нашей фирмы. Нат Сульцбахер. Я-то лишь менеджер по продажам. — Липтон открыл верхний ящик стола и выложил на стол с полдюжины шариковых ручек. — Вот эти? — спросил он.

Клинг взял одну, осмотрел и кивнул:

— Да, наша похожа на эту.

Тут отворилась дверь и вошел высокий темноволосый человек.

— Привет, Фред, — сказал он. — Ну, много домов продал?

Мистер Сульцбахер, это детектив…

— Клинг.

— Да, детектив Клинг. Он расследует квартирную кражу.

— Вот как? — удивленно поднял брови Сульцбахер. — И что же?

— Они нашли там одну из наших ручек.

— Правда? Разрешите взглянуть.

— У меня ее нет с собой.

— Как же я смогу ее тоща опознать?

— На ней название вашей фирмы…

— Вот как? Так что же вас конкретно интересует, молодой человек?

— Ну, раз ручка оказалась на месте преступления…

— Надеюсь, вы не подозреваете нас в квартирной краже?

— Нет, нет, просто я подумал…

— Потому что мы не домушники. Мы торгуем недвижимостью. В том числе и домами. Но по квартирам не шарим.

— Никто и не подозревает вас или мистера Липтона в кражах. Но мне хотелось бы знать, как вы раздаете ручки.

— Знаете, сколько таких ручек я заказал? — спросил Клинга Сульцбахер.

— Сколько?

— Пять тысяч.

— Неплохо! — воскликнул Клинг.

— А за последние полгода мы раздали примерно половину запаса. Ну уж две тысячи, по крайней мере, ушли… Неужели вы думаете, я запомнил, кому именно достались ручки?

— Но скажите, вы раздавали их клиентам или…

— В основном клиентам, но и случайным посетителям тоже доставалось. Например, кто-то заходит к нам, задает вопросы о покупке недвижимости, и мы на прощание даем ему ручку, чтобы он не забыл название нашей фирмы. Как-никак в Калмспойнте хватает подобных учреждений.

— Вот как? — огорченно протянул Клинг.

— Вот так, — подтвердил Сульцбахер. — Извините.

— Это вы меня извините, — сказал Клинг.

На сей раз уже никто не заподозрил ошибку. В конверте, который прибыл с дневной почтой, была еще одна фотокопия портрета Джорджа Вашингтона, каковую тотчас же прикнопили к доске объявлений, где тем самым образовалась своеобразная портретная галерея. Два Дж. Эдгара Гувера и два Джорджа Вашингтона.

— Что он хочет этим сказать? — спросил Хоуз.

— Понятия не имею, — ответил Карелла.

— Но это он нарочно, — сказал Мейер.

— Вне всякого сомнения.

Трое детективов стояли у доски и созерцали портреты, словно находились в музее.

— Откуда он берет портреты? — спросил Хоуз.

— Отовсюду, — ответил Карелла. — Из книг, журналов. Из газет.

— Значит, это все равно не наведет на его след?.. — грустно осведомился Хоуз.

— Нет. Даже если мы найдем источник, что толку?

— Это точно.

— Главное, понять, к чему он клонит.

— Что мы пока поняли? — спросил Мейер.

— Пока нам известно, что он хочет похитить полмиллиона долларов тридцатого апреля, — сказал Хоуз.

— Это не совсем так, — поправил его Карелла.

— То есть?

— Он сказал: «С вашей помощью». Помните? Он сказал, что хочет похитить с нашей помощью полмиллиона долларов в последний день апреля.

— С чьей помощью? — переспросил Мейер.

— С нашей, — повторил Карелла.

— А может, он имел в виду только тебя? Как-никак он говорил именно с тобой.

— Может и так, — согласился Карелла.

— И конверты адресованы именно тебе. Может, он считает, что у тебя с ним есть что-то общее.

— У нас действительно есть кое-что общее.

— Что же?

— Мы стреляли друг в друга. Чуть не умерли. Но выжили.

— Что ты можешь сказать? — спросил Хоуз.

— В каком смысле?

— Ну, есть у тебя какие-то соображения, почему он посылает тебе эти портреты?

— Никаких соображений, — развел руками Карелла.

— Гувер и Вашингтон, — пробормотал Мейер. — Что, собственно, между ними общего?