Во вторник 14 декабря – в первый из двух выходных Кареллы на той неделе – ему домой позвонил Джеральд Флетчер. Карелла был очень удивлен, поскольку его номер не значился в телефонном справочнике Риверхеда, и он знал, что никто в участке не дал бы его домашний телефон постороннему.

– Мистер Флетчер, а как вы узнали мой номер?

– У меня есть приятель в прокуратуре.

– Гм-м... ну ладно. Что вам от меня нужно? – не слишком любезно спросил Карелла.

– Извините, что побеспокоил вас дома...

– Да, это мой выходной, – подтвердил Карелла, отлично сознавая, что его слова звучат грубо.

– Я хотел извиниться за вчерашнее, – сказал Флетчер.

– Ах, вот оно что...

– Я знаю, что вел себя отвратительно. Вам, полицейским, надо было выполнять свою работу, а я... ни в коей мере этому не способствовал. Я пытался понять причину такого поведения с моей стороны, и единственное, что приходит в голову, так это то, что я, видимо, был в шоке. Я не любил свою жену, это правда, но когда я нашел ее мертвой... да еще в таком виде... наверное, у меня не такие крепкие нервы, как мне казалось. Извините, если я доставил вам какие-то неприятности.

– Никаких неприятностей не было, – заверил его Карелла. – Вам, конечно, сообщили, что...

– Да, вы поймали убийцу.

– Да.

– Это была быстрая и достойная восхищения работа, детектив Карелла. И я чувствую себя еще более неловко от того, что вел себя так по-идиотски.

– Ну... – промямлил Карелла, и оба замолчали.

– Пожалуйста, примите мои извинения, – наконец сказал Флетчер.

– Да, разумеется, – смутился Карелла.

– Я подумал: может быть, вы свободны сегодня во время ленча?

– Вообще-то я собирался пройтись по магазинам за рождественскими подарками. Мы с женой вчера составили список, и я...

– А в центр вы не поедете?

– Да, но...

– Может быть, вам удастся совместить и то и другое?

– Послушайте, мистер Флетчер, – сказал Карелла, – я понимаю, что вы чувствуете себя неловко из-за вчерашнего, но вы уже извинились, и, поверьте, этого вполне достаточно. Очень любезно с вашей стороны, что вы позвонили, решиться на это было нелегко...

– Почему бы нам не встретиться в час дня в «Золотом льве»? – предложил Флетчер. – Беготня за рождественскими подарками утомит кого угодно. Небольшая передышка вам не повредит.

– А... где находится «Золотой лев»?

– На углу Джунипер и Хай-стрит.

– Так это в центре? Рядом с уголовным судом?

– Совершенно верно. Значит, вы знаете, где он...

– Да, знаю. О'кей.

– Отлично. Буду ждать.

* * *

Карелла и сам не знал, что в тот день погнало его в полицейскую лабораторию к Сэму Гроссману. Он подумал, что все равно направляется в ресторан, расположенный неподалеку от суда и от полицейского управления. Но Карелла не смог бы объяснить, почему он, так и не купив куклу для своей дочери Эйприл, поспешил в лабораторию, чтобы успеть туда до встречи с Флетчером.

Когда Карелла вошел, Гроссман сидел, прильнув к окулярам микроскопа. Не поднимая головы, он сказал:

– Садись, Стив, я сейчас закончу.

По-прежнему не глядя на него, Гроссман продолжал вертеть настройку объектива, время от времени делая пометки в блокноте. Карелла сел, с удивлением размышляя: как Гроссман узнал, что это именно он? По звуку шагов? По запаху лосьона для бритья? До этого он и не подозревал, что детектив-лейтенант Сэм Гроссман в своих очках с толстыми линзами, с холодными голубыми глазами, скуластым лицом и строгим отрывистым голосом на самом деле был Шерлоком Холмсом с Бейкер-стрит, 221-Б, способным узнавать человека, даже не взглянув на него. Этот потрясающий фокус Гроссмана мучил Кареллу целых пять минут. Наконец Гроссман оторвался от микроскопа и протянул Карелле руку.

– Ну, выкладывай, что привело тебя на восьмой круг ада?

– Откуда ты узнал, что это я?

– Что-что? – переспросил Гроссман.

– Я вошел в комнату, а ты, не поднимая головы, сказал: «Садись, Стив, я сейчас закончу». Как ты определил, что это я?

– Ага, – с загадочным видом сказал Гроссман.

– Нет, серьезно, Сэм, у меня из-за этого уже шарики за ролики заехали.

– Ну что ж, вообще-то это довольно просто. – Гроссман улыбнулся. – Обрати внимание, сейчас без двадцати пяти час. Минуя зенит, солнце осветило окна лаборатории, и его лучи, преломившись в оконных стеклах, слегка коснулись моих часов и отразились от них под углом, который нам ничего не стоит вычислить.

Карелла неуверенно кивнул.

– Кроме того, образец на предметном стекле этого микроскопа крайне светочувствительный, а это означает, что малейшее отражение любых лучей – гамма-лучей, ультрафиолетовых, инфракрасных – способно вызвать заметные изменения на предметном стекле даже за то короткое время, что я его осматривал. Добавь к этому температуру воздуха, которая, насколько мне известно, десять градусов ниже нуля, уровень загрязненности воздуха – совершенно недопустимый, что, впрочем, характерно для нашего города, – и ты сам поймешь, что этого вполне достаточно, чтобы мгновенно определить, кто пришел.

– Да? – с сомнением спросил Карелла.

– Точно тебе говорю. Впрочем, есть еще один важный фактор, и мы должны учитывать и его, если хотим иметь полное представление об этом процессе. Ты хотел знать, как я определил, что это именно ты вошел в лабораторию и подходишь к столу? Начнем с того, что я услышал, как открывается дверь...

– Да, но как ты узнал, что это я?

– О, это важнейший элемент, позволивший мне прийти к неизбежному заключению, что это...

– Да-да, что это?

– Маршалл Дэвис заметил тебя в коридоре и за полминуты до того, как ты вошел, заглянул ко мне и сказал, что идет Карелла.

– Сукин ты сын! – воскликнул Карелла и расхохотался.

– Кстати, как вам, ребята, понравилась его работа?

– Отлично.

– Фактически он преподнес вам этого типа на блюдечке.

– Без вопросов.

– Полицейская лаборатория наносит новый удар! – Гроссман рассмеялся. – Скоро мы сможем обходиться вообще без вас.

– Знаю. Потому-то и пришел проситься к тебе на работу.

– Почти вовремя. Нет, а кроме шуток, зачем ты пришел? Очередное крупное дело, которое мы должны раскрутить в рекордный срок?

– Да так, ничего особенного. Стянули пару бумажников на Калвер-авеню.

– Ну так приведи сюда потерпевших. Мы постараемся найти отпечатки пальцев вора на их задницах.

– Не думаю, что им это понравится.

– Почему же? Мы будем обращаться с их задницами с величайшей осторожностью.

– О, я уверен, что дама возражать не будет, но тот парень, у которого свистнули бумажник...

– Сукин ты сын! – закричал Гроссман, и оба дружно заржали.

– Серьезно, – отдуваясь, сказал Карелла.

– Как же, серьезно, – передразнил его Гроссман.

– Слушай, я и вправду стараюсь быть здесь серьезным.

– Да-да, конечно.

– Я пришел поблагодарить тебя.

– За что? – Гроссман перестал смеяться и удивленно уставился на Кареллу.

– Я почти раскрыл это дело. А те данные, что ты нам прислал, очень помогли и позволили быстро задержать этого Корвина. Я хотел тебя поблагодарить, вот и все.

– Что значит – «почти раскрыл это дело»?

– Я думаю, что ее убил муж.

– М-да?

– М-да.

– Почему?

– Не могу объяснить. – Карелла пожал плечами и, помолчав, добавил: – Сэм, я по-прежнему уверен, что это сделал Флетчер.

– И поэтому ты сегодня встречаешься с ним в «Золотом льве»? – насмешливо спросил Гроссман.

– Черт бы тебя побрал! А это ты откуда знаешь? – изумился Карелла.

– Ага! – Гроссман ухмыльнулся. – Он звонил тебе из кабинета Ролли Шабрье. А немного погодя я разговаривал с Ролли, и он...

– До свидания, сэр, – поспешно сказал Карелла. – Для одного дня это уже слишком.

* * *

Большинство полицейских нечасто балуют себя посещением таких ресторанов, как «Золотой лев». Обычно они завтракают в какой-нибудь забегаловке неподалеку от участка или по-быстрому перехватывают сандвич с кофе прямо за своим рабочим столом. Но в свободное время, развлекая своих жен и подружек, они, как правило, ходят в рестораны, где все знают, что они полицейские, и демонстративно протестуют, когда хозяин говорит: «Сэр, это за счет заведения». Однако в итоге щедрое предложение чаще всего принимается, и вы не найдете ни одного полицейского, который посчитал бы эту практику бесчестной. Получая мизерную зарплату, они перегружены работой, которая заключается в том, чтобы защитить граждан и их имущество от посягательств преступников. И если кто-то из этих граждан может позволить себе сделать жизнь полицейского более терпимой, то зачем же обижать этих людей отказом от бесплатного угощения, предложенного, можно сказать, от чистого сердца?

До этого Карелле никогда не приходилось бывать в «Золотом льве». Один взгляд на меню, выставленное в окне у входа, мог отпугнуть кого угодно – обед обошелся бы ему в месячную зарплату.

Зал представлял собой точную копию гостиной английского постоялого двора первой половины XIX века. Сводчатый потолок поддерживали огромные дубовые балки. На столах, покрытых белоснежными накрахмаленными скатертями, поблескивали тяжелые серебряные столовые приборы. Белые, грубо оштукатуренные стены были увешаны портретами дам и джентльменов елизаветинской эпохи с белыми кружевными воротниками и манжетами, в роскошных бархатных плащах и накидках. Их нарядные костюмы, освещенные свечами, яркими цветными пятнами выделялись в строгой обстановке ресторана.

Столик Джеральда Флетчера находился в дальнем углу зала. При появлении Кареллы Флетчер встал и протянул ему руку.

– Рад, что вы смогли прийти. Садитесь, пожалуйста.

Карелла пожал ему руку и сел. Он чувствовал себя крайне скованно, но не мог сказать почему – то ли из-за обстановки в зале, то ли из-за человека, который его сюда пригласил. Комната была переполнена юристами, обсуждавшими свои последние дела громкими голосами, которые куда больше подошли бы для оглашения приговора на судебном процессе. В их присутствии Карелла ощущал себя кем-то вроде содержателя подпольного игорного притона в компании крупных акул рэкета, вызванного в их шикарные апартаменты для проработки и окончательного решения его судьбы. Служба закону была его жизнью, но он прекрасно отдавал себе отчет, что эти люди по сравнению с ним занимают куда более высокое положение. Человек, сидевший напротив него, был адвокатом по уголовным делам, что само по себе смущало и настораживало. Но, возможно, не только это, а нечто большее заставляло Кареллу чувствовать себя неотесанным и неуклюжим. Неважно было, на самом ли деле Флетчер умнее, изысканнее, привлекательнее Кареллы, или лучше в своей работе, или способен более правильно излагать свои мысли, – главным было отнюдь не это. Карелла и без этого знал, что Флетчер обладает всеми этими качествами: манеры этого человека, его поведение и напористость (да, иначе это и не назовешь) убедительно давали ему понять, что он находится в присутствии человека, намного превосходившего его.

– Выпьете что-нибудь? – спросил Флетчер.

– А вы сами будете?

– Да.

– Тогда мне шотландского с содовой, – сказал Карелла, хотя у него не было привычки пить за ленчем – ни во время работы, ни в выходные. Единственный раз в году он позволял себе это в Рождество, когда садился с семьей за праздничный стол.

Флетчер небрежно махнул рукой официанту.

– Вы когда-нибудь бывали здесь раньше? – спросил он Кареллу.

– Нет, ни разу.

– А мне казалось, что вы могли сюда захаживать. Это же в двух шагах от суда, а вам приходится проводить там много времени, так ведь?

– Да, и довольно часто, – согласился Карелла.

– Будьте любезны, – сказал Флетчер подошедшему официанту, – шотландского с содовой джентльмену, а мне – чистого.

– Слушаюсь, мистер Флетчер, – ответил тот и отправился выполнять заказ.

– Не могу даже выразить, насколько меня поразила та скорость, с которой ваши люди произвели арест, – продолжал Флетчер.

Карелла пожал плечами.

– Нам очень помогла полицейская лаборатория.

– Просто невероятно... Я говорю о неосторожности этого человека. А потом я узнал от Ролли... – Флетчер запнулся и быстро взглянул на Кареллу, – от Ролли Шабрье из прокуратуры... Кажется, вы его знаете?

– Да, знаю.

– Это он дал мне ваш домашний телефон. Надеюсь, вы на него не в обиде?

– Нет-нет, все в порядке.

– Сегодня утром я звонил вам из его кабинета. Представляете, так совпало, что он ведет дело против Корвина.

– Шотландское с содовой, – возвестил официант, ставя стакан перед Кареллой. Второй стакан он поставил перед Флетчером. – Мистер Флетчер, не желаете взглянуть на меню?

– Немного погодя, – ответил тот.

– Да, сэр. – Официант кивнул и отошел.

Флетчер поднял свой стакан.

– За обвинительный приговор.

Карелла последовал его примеру.

– Не думаю, чтобы у Ролли возникли какие-то трудности во время процесса. На мой взгляд, дело элементарное.

Оба сделали по глотку, и Флетчер, промокнув губы салфеткой, сказал:

– В наше время ничего нельзя утверждать наверняка. Как вы знаете, я адвокат и обычно нахожусь по другую сторону баррикад. Вы не поверите, сколько раз мы выигрывали дела, которые многим казались совершенно безнадежными.

Он снова поднял стакан и посмотрел Карелле прямо в глаза.

– Впрочем, надеюсь, что вы правы. Исход дела почти не вызывает сомнений. – Он отхлебнул виски. – Ролли сказал мне, что...

– Да, вы начали рассказывать...

– ... что убийца – наркоман...

– Да.

– ... который до этого никогда в жизни не грабил квартир.

– Совершенно верно.

– Должен признаться, я испытываю к нему известное сочувствие.

– Неужели?

– Да. И если он наркоман, то автоматически достоин жалости. И когда он признался, что убил женщину, которая была такой сучкой, как моя жена...

– Мистер Флетчер...

– Джерри. О'кей?

– Ну что ж...

– Да знаю, знаю. Не очень-то вежливо с моей стороны говорить так о покойной. Боюсь, вы не знали мою жену, мистер Карелла, и... Кстати, можно называть вас Стивом?

– Конечно.

– Так вот, будь вы с ней знакомы, вы бы меня прекрасно поняли. Но все же мне стоит последовать вашему совету. В конце концов она мертва и больше ничем не сможет мне навредить. Ради чего, спрашивается, ее проклинать? Ну что, Стив, будем заказывать?

Официант буквально подлетел к столу. Флетчер посоветовал Карелле попробовать форель, запеченную в тесте, или пирог с говяжьими почками, которые, по его словам, здесь готовили просто бесподобно. Однако Карелла заказал телячьи ребрышки и кружку пива.

Пока они ели и беседовали, за столом начало происходить что-то странное. А может быть, Карелле так только казалось – точно он сказать не мог. Он не стал бы и пытаться описать кому-то свои ощущения. На первый взгляд разговор с Флетчером выглядел обыкновенной болтовней о таких пустяковых вещах, как условия жизни в городе, приближающиеся праздники, рост цен на бензин... Обсудили несколько новых фильмов. Поговорили об эффективности медного браслета, подаренного Мейером Клингу. Затем вспомнили Висконсинский университет, где Флетчер учился на юридическом, и письма, которые дети Кареллы писали и продолжали писать Санта-Клаусу. Похвалили качество жаркого и достоинства эля по сравнению с пивом. Но сквозь эту спокойную, вежливую и абсолютно бессодержательную болтовню прорывалось нечто такое, что заставило Кареллу почувствовать возбуждение и страх. Во время этого разговора детектив с поразившей его самого уверенностью понял, что Джеральд Флетчер действительно убил свою жену. Он знал это, хотя никто ему об этом не говорил; знал, несмотря на то что об убийстве больше не было сказано ни слова. Вот почему Флетчер позвонил ему в то утро и пригласил на ленч. И пока они не закончили есть и не встали из-за стола, выражение лица адвоката и каждый его жест кричали: да, он знает, что Карелла подозревает его в убийстве. Именно потому он и находится в этом респектабельном ресторане, чтобы дать понять этому паршивому фараону: да, я убил свою жену, однако все улики указывают на другого человека, и ты уже получил его признание. А я убил эту суку и очень рад, что убил ее!

И ты ничего не сможешь мне сделать.