План у них простой, но лейтенант Бирнс за годы работы в полиции усвоил, что все выполнимые и реальные планы были простыми, именно были.

Хитрость заключалась в том, чтобы использовать эффект неожиданности: человек ждет одно, а сделать надо совершенно другое. План, конечно, был рассчитан на то, что Миранда чего-то ожидает. Казалось вполне резонным предположить: Миранда ожидает, что полиция, чтобы добраться до него, предпримет на его укрытие штурм. Если провести прямую атаку, через улицу, то, несомненно, Миранда это сразу заметит и сконцентрируется на защите входной двери. Значит, нападение надо совершать откуда-то еще. Вот такая была простая и очевидная хитрость. Иначе говоря, план полиции можно было охарактеризовать так: ударь по нему там, где его нет.

— Вам все ясно? — обратился Бирнс к коллегам.

— Я хочу взять на себя пожарный выход, — предложил Паркер.

— Мы подумаем.

— Хочу быть одним из тех, кто возьмет его, — пояснил Паркер. — Хочу разнести ему башку.

— Иногда, Паркер, у меня все кишки переворачиваются из-за тебя.

— Что?

— Ничего.

— Что ты вообще этим хочешь сказать?

— Ладно. Забудь, — отмахнулся Бирнс. — Ты понял план?

— Понял, — мрачно ответил Паркер.

— Фрэнки?

— Понял.

— Стив?

— Может, повторишь еще разок, Пит?

— Ладно. Вкратце. Я собираюсь объявить Миранде, что мы идем. Основная часть наших сил подбежит к крыльцу и откроет стрельбу. Миранда — я надеюсь — подумает, что мы берем квартиру штурмом с фронта. Но один из нас обойдет здание кругом.

— Это я, — вставил Паркер.

— Не важно, кто именно, но он проникнет на первый этаж по пожарной лестнице. Возможно, он сумеет добраться до Миранды из окна. Или же проберется в квартиру и достанет его прямо оттуда. Это рискованно, но я бы поставил на одного человека против дюжины.

— Давайте начинать, — встрепенулся нетерпеливый Паркер.

— Через минуту. Мне нужен доброволец, который пойдет через пожарную лестницу.

— У вас уже есть доброволец, лейтенант, — сказал Паркер.

— Два, — вставил Эрнандес.

— Не влезай, Фрэнки. Этот паренек мой.

— Это почему?

— Потому что я так хочу.

— Я сам решу, кто… — начал было Бирнс.

— Лейтенант, вы будете безумцем, если пошлете на это дело парня, который… — перебил его Паркер.

— Который — что? — спросил Эрнандес.

— Ладно. Хорошо. У которого есть в этом деле личные интересы, устроит?

— Личные? О чем это ты?

— Ты вырос с Мирандой!

— И что это меняет? Мы же хотим достать его из этой квартиры или нет?

— Мы хотим видеть его мертвым, — отрезал Паркер. — Он отморозок. Его надо было прикончить давным-давно. Он самый грязный и вонючий подонок.

— Да что ты, черт возьми, знаешь о вонючих подонках, Паркер? Ты…

— Я видел их полно. Я работал на этом участке…

— Ты рос, дыша постоянной вонью? И днем и ночью? Ты жил с этим каждый день своей жизни?

— И ты рассказываешь мне об этом участке? Да я знаю его, как свою собственную мать. Тебе нечего рассказать мне…

— Нечего! Для тебя этот район — одно крупное нарушение порядка, в котором преступление совершается раз в час. И ты боишься этого места! Боишься до умопомрачения!

— Боюсь? Кто…

— Вот именно, а для меня это люди! И они заслуживают того, чтобы беспредел прекратился! Они хотят, чтобы этого сукиного сына не стало, не меньше, чем ты!

— Да они хотят, чтобы он поимел весь город! — заорал Паркер. — И ты знаешь, что это правда!

— Они страстно хотят, чтобы пуэрториканец победил хоть раз для разнообразия. И прекрасно, если пойду я — пуэрториканец победит.

— Если пойду я…

— Если пойдешь ты, ты все испортишь. Ты думаешь, если ты убьешь его, тебе это поможет, Паркер? Ты думаешь, это ответ?

— Я не понимаю, о чем ты, черт возьми, говоришь!

— Если туда пойдешь ты, уверен, ничего не добьешься ни для себя, ни для города. Наоборот, Миранда станет героем. Я тебе точно говорю. Ты убиваешь его, и район получает мученика. Следующие шесть недель детишки будут играть в игру «Пепе Миранда и полицейские».

— Черт с ними, с детьми. Ты думаешь, мне это интересно?..

— Что ты собираешься доказать им, Паркер? Ты хочешь, чтобы в течение десяти лет у тебя появилась еще сотня таких вот Миранд?

— А что ты собираешься доказать им? — саркастически спросил Паркер.

— Если его убью я, — спокойно ответил Эрнандес, — район не получит ничего, кроме мертвого бандита.

— За ним идешь ты, Фрэнки, — решил Бирнс.

— Спасибо.

— В машину, Паркер. Передай по рации людям в соседнем квартале, что пора начинать. Я хочу, чтобы по нему стреляли из тех окон.

— Вы посылаете туда Эрнандеса?

— Да. Есть предложения?

— Есть, черт побери, я…

— Оставьте их для мэра! — отрезал Бирнс, развернулся и зашагал к полицейскому, который держал мегафон.

Паркер, не отрываясь, смотрел ему в спину, потом в ярости сплюнул и пошел в другую сторону, к патрульной машине.

Репортер за заграждением схватил Эрнандеса за рукав:

— Эй, вы тут главный?

— Нет.

— А кто? Нельзя ли нам несколько ваших людей для фото?

— Полицейское управление пришлет вам фотографии, — ответил Эрнандес, оттолкнул репортера и направился в кафе. — Взгляни-ка на этих ребят, — обратился он к Луису. — Они сосут ярость и злобу из той же соски, что и Миранда. — Он удрученно покачал головой. — Он ждет смерти, Луис, понимаешь? Он ждет, чтобы мы пришли и убили его.

Луис кивнул.

— И знаешь что? Думаю, он хочет умереть. Думаю, он хочет покончить с этим раз и навсегда.

Две девушки повернули с авеню и остановились в начале улицы, очевидно больше заинтересованные в том, чтобы что-нибудь началось, нежели закончилось. Обе высокие, брюнетки. На одной было обтягивающее ярко-красное платье. На другой — почти такое же, только желтое. Платья довольно откровенные; они вовсе не предназначались для хранения секретов. Малейший вздох туже натягивал шелк, под которым четко вырисовывались каждый мускул, каждая выступающая косточка, каждый изгиб, каждая впадинка, каждая выпуклость, стараясь привлечь к себе взоры как можно большего числа зрителей. Девушки были определенно не робкого десятка. Они умудрялись двигать всем: бедрами, грудями, животом, всячески помогая платьям демонстрировать свои неотразимые прелести. Они были настолько по-голливудски глянцевыми, что казались ненастоящими. Если у районных проституток имелось общее качество, то это способность походить на кого угодно, только не на бедных уличных дешевок. Как правило, районная проститутка — наиболее хорошо одетая девушка на улице. Ее ухоженность больше, чем все другие черты, позволяет понять, каков именно род ее занятий.

Девушки подошли прямиком к заграждению и остановились. Та, что в красном, дотронулась до руки ближайшего к ней полицейского, который обернулся, уже готовый заорать, но тут же принял вид человека, к которому в спальню по ошибке забрела кинозвезда.

— Простите, офицер, — елейным голоском проговорила девушка в красном, — но не могли бы мы пройти здесь? Мы работаем через улицу.

— Где? — осведомился полицейский.

— В «Ла Галлине».

— А какого черта вы там делаете?

Девушка, казалось, не нашлась что ответить и повернулась к подружке.

Та улыбнулась полицейскому и проворковала:

— Мы… ах… связи с общественностью.

— Ну простите, девушки, — ответил полицейский. — У меня приказ: не пропускать никого за заграждение, кроме полиции и пожарных. Вы ведь не полицейские и не пожарные, а, крошки? — Он вежливо улыбнулся, подумав про себя, какой он остроумный и что надо будет повторить свою шутку приятелям в участке.

— Нет, конечно, — отозвалась красная.

Они отошли от заграждения.

— И что теперь, Марджи? — спросила подругу желтая.

Та пожала плечами:

— Давай попробуем обойти кругом. Может, там есть что-нибудь для нас, Мари.

Мари скептически взглянула на толпу. И они, покачивая бедрами, грудями, бросая по сторонам томные взгляды, направились на сближение с потенциальным клиентом. Мари выразительно приподняла бровь, и Марджи взглянула в указанном направлении.

Обе они смотрели на толстяка Фредерика Блока.