Бывают случаи, когда неплохо бы иметь с собой кинокамеру со стереофоническим звуком. А еще лучше огромный, широкий экран, такой, чтобы охватывал весь мир и на нем было видно все, что происходит в каждом уголке земного шара. Пишущему человеку известно — недостаточно сказать, что тут случилось то-то, а там — то-то. Досконально описать то, что происходит где-то, практически невозможно, всегда что-нибудь да упустишь. Улица города не страница книги. Улица города — это место, переполненное жизнью, которую очень сложно заключить в рамки одного или даже нескольких предложений. Все то, что взбудоражило эту улицу в обычный жаркий июльский день, происходило почти одновременно, независимо друг от друга, и между тем все события были так или иначе взаимосвязаны, каждое плавно перетекало в другое, и создавалось впечатление постоянного движения. Как будто бы на экране шириной в целый квартал.
Куч стоял на ступеньках соседнего с церковью здания.
Чайна спустилась по лестнице и вышла на залитую солнцем улицу.
Человек, торгующий мороженым, вступил на улицу с противоположного конца.
Марджи и Мари, две проститутки, приближались к Фредерику Блоку.
Джефф Талбот поглядел на часы на стене и вышел из кафе.
Полицейские бежали к двери слева от «Ла Галлины».
Все это произошло одновременно в течение одной минуты, времени незначительного для неустанно глядящего ока пространства. Все это случилось…
Куч стоял на ступеньках вот уже десять минут, наблюдая, как из церкви выходят люди, щурясь от яркого солнечного света после полумрака храма. Он взглянул на наручные часы, потом некоторое время внимательно смотрел на тех, кто выходил чуть позже основной массы. Он не сомневался, что Альфредо Гомес этим утром носа не высовывал из своей квартиры. Однако он все же подождал еще несколько минут, прежде чем оставить свой наблюдательный пост, просто чтобы убедиться окончательно.
Кожей живота он отчетливо ощущал холодный металл пистолетов, которые забрал у Чико и Эстебана. Оружие вселяло чувство очень сильного и почти всемогущего. А еще он решил, что его независимая разведка — действие очень своевременное и их предводитель это оценит. Он подождет еще немного, а потом вернется к Зипу с оружием и с докладом о местонахождении Альфи. Зипу это понравится. Он будет доволен. А то, что достать Альфи у него дома, а не на ступеньках церкви, будет не так драматично, Куча не волновало. Главное — прочистить мозги этому маленькому ублюдку.
Куч думал об этом на протяжении целой недели, с тех самых пор, как Зип рассказал о своем намерении. Временами, когда Куч размышлял об этом, ему было трудно усидеть на месте.
Когда он представлял то, что они собираются совершить, у него возникало два противоречивых чувства. Во-первых, его будоражило само понятие «убийство». Мысль о нем пронзала его радостным трепетом. Много раз он фантазировал, как спускает курок, представлял Альфи рухнувшим на ступени церкви, ему было любопытно, что чувствует человек, убивая другого человека. Он убеждал себя в том, что Альфи заслуживает смерти. Он ведь путался с Чайной.
Вторая мысль возбуждала его не меньше, чем первая. Сто раз, а то и больше Куч представлял в течение недели, как Альфи пристает к Чайне. Ему было любопытно, что же делал с нею Альфи, и каждый раз воображение услужливо рисовало ему все новые и новые картины. Альфи нежно дотрагивается до пышной груди Чайны. Альфи расстегивает блузку Чайны. Альфи запускает обе руки Чайне под юбку. Альфи…
Его разыгравшееся воображение не давало ему покоя. По ночам, лежа в одиночестве в постели, он думал о Чайне и Альфи, а потом утыкался лицом в подушку с одной мыслью: «Сукин сын должен за все ответить».
Он был в этом твердо убежден.
Альфредо Гомеса нужно прикончить.
Стоя на крыльце здания, он смотрел, как из церкви выходят припозднившиеся люди, и снова подумал об Альфи и Чайне. Закусив губу, он твердо решил безжалостно пристрелить ненавистного ублюдка.
Чайна спустилась по лестнице и вышла на залитую солнцем улицу.
В церкви было темно, и внезапный яркий свет ослепил девушку. Она знала, что до встречи с моряком у нее есть еще несколько минут, ей не хотелось приходить раньше времени или выглядеть сильно жаждущей этого свидания, и все же она почти потеряла контроль над собой и едва не бросилась бежать. Его зовут Джефф. Джефф, Джефф, Джефф — эхом отдавалось у нее в голове, сердце ее бешено колотилось от волнения, и она вдруг осознала, что судорожно сжимает в руках сумочку.
— Привет, Чайна.
Она моргнула и повернулась на голос, прикрыв глаза от солнца ладошкой.
— А-а, привет, Куч, — ответила она, улыбнулась и хотела было обойти его, но он загородил ей дорогу.
— Я только что думал о тебе, — сообщил Куч.
— Да? — Чайна взглянула на часы. — Куч, у меня сейчас совсем нет времени на разговоры. Я должна…
— И о том, что мы собираемся сегодня сделать.
— Что? Я не пони…
— Альфи? — улыбнувшись, спросил Куч.
— Альфи? — изумленно переспросила она. — Альфредо, ты имеешь в виду? Альфредо Гомес?
— Ага, — закивал Куч.
— И что с ним?
Она снова бросила взгляд на минутную стрелку. Ей надо поторапливаться. Улица перекрыта полицией, так что ей придется идти в обход через авеню, а времени в обрез.
— Мы достанем его, — продолжал Куч, — за то, что он сделал с тобой.
— Что? — еще больше изумилась она.
— Альфи, — повторил он.
— Да, но что… что Альфи? — Она пристально смотрела ему в лицо, недоумевая, правильно ли она расслышала и поняла то, что он сказал.
— За то, что он сделал с тобой, — сказал Куч.
— О чем ты?
— Ты знаешь.
— Нет, не знаю.
Он шагнул к ней, и она, недоумевая, отступила. Он загородил ей выход.
— Ты знаешь, что он сделал, Чайна, — наступал на нее Куч.
Она смотрела ему в лицо. Оно показалось каким-то странным. Парнишка совсем юный, над верхней губой у него едва пробивались нелепые усики, и она всегда думала… но сейчас он… сейчас от него исходило угроза.
— У меня есть пистолет, — вдруг проговорил он.
— Да?
— Пистолет, Чайна.
— Что… что…
Она все отступала назад и теперь уже переступила за порог. Его силуэт четко вырисовывался в дверном проеме. Он вскинул руку. Сначала она не поняла, что он задумал, а потом разглядела тусклый блеск металла.
— Это «люгер», — пояснил Куч.
— И… и что ты собираешься делать с ним, Куч?
— Убить Альфи.
— Убить? Но… почему? За что?
— За то, что он сделал с тобой.
— Но он ничего со мной не делал!
— Ты знаешь, что он сделал, Чайна. — Он поднес пистолет прямо к ее лицу. — Ты знаешь, да, знаешь…
Теперь она по-настоящему испугалась. Ей совсем не хотелось отступать дальше, в темноту, но он подходил все ближе и ближе, и ей ничего не оставалось, как пятиться от него. В какой-то безумный момент она уже было хотела развернуться и броситься бежать в свою квартиру. Но было слишком поздно. Теперь он был между ней и лестницей и продолжал подходить все ближе, а она отступала, не зная, на что решиться.
— Куч… я… я должна идти, — пролепетала она. — Я не знаю, о чем ты толкуешь. Альфи и близко ко мне не подходил. Если ты сердит на него, потому что думаешь…
— Вот это он сделал с тобой, Чайна, — выкрикнул Куч и потянулся к ней.
Она почувствовала, как он сжал ее грудь, закричала и рванулась от него. Но пальцы его намертво вцепились в нее. У нее мелькнула мысль, что он порвет ее блузку. Ничего не видя перед собой от страха, она рывком подняла сумку, вывернулась, снова закричала и побежала к выходу, к свету, к людям.
Человек, торгующий мороженым, появился в противоположном конце улицы.
— Мороженое! — выкрикивал он. — Мороженое! Подходите — покупайте!
Зип, стоя на ящике, обернулся и взглянул на человека, проталкивавшегося сквозь толпу со своей тележкой.
— Эй, хочешь мороженого? — спросил он Елену.
— А у тебя есть деньги?
— Конечно, — ответил Зип. — Тебе с чем?
— С лимоном, — попросила Елена.
— И мне с лимоном, — присоединилась к подруге Хуана.
— Ах вот как, теперь она знается со мной, — хмыкнул Зип, спрыгивая с ящика. — Когда настало время покупок, она решила со мной разговаривать. Ладно. Я последний горячий транжира. Мороженое получат все!
Папа, стоявший на ящике, спросил:
— И я, Зип?
— И ты тоже, Папа. Все! Сегодня мороженое получат все! Эй, Мак, притормози-ка! Ты же не хочешь упустить клиента?
Подойдя к тележке, он сделал заказ. Он казался чертовски счастливым. Он не обратил ни малейшего внимания на детективов, стоявших в шести футах от него.
— Где твои люди, Энди? — спросил Бирнс.
— На подходе, сэр.
Бирнс повернулся к Эрнандесу, который не сводил глаз с первого этажа здания.
— Боишься, Фрэнки?
— Немного, — ответил Эрнандес.
— Я тебя не виню. — Он помолчал. — Это самый поганый случай, да? Что-то похожее, помнится мне, было в 1931 году, когда тот парень — Нельсон О'Брайен — засел в квартире на Норд-Сайд. Я тогда протирал ботинки простым патрульным. Он продержался два часа против ста пятидесяти полицейских. Нам пришлось пробить дыры в крыше и пустить внутрь слезоточивый газ, но негодяй не сдавался. Его трижды ранили, вроде он все еще был на ногах, когда мы прорвались в квартиру. Он стоял и ругался, вроде без оружия. Оба пистолета он, как выяснилось, спрятал в носках, надеясь воспользоваться ими, чтобы прорваться. Да, он был еще тот подарочек. — Бирнс помолчал, пристально глядя на Эрнандеса. — В тот день я был не слишком возбужден охотой, Фрэнки.
— Почему?
— Парня звали Нельсон О'Брайен. — Он вздохнул. — Я ирландец.
— Да, сэр, — кивнул Эрнандес. — Понимаю.
— Но вот что я тебе скажу, Фрэнки. Парни вроде того Нельсона О'Брайена не останавливают меня, когда я иду на парад в честь Дня святого Патрика. Ты меня понимаешь?
— Конечно.
— Хорошо. — Бирнс помедлил. — Будь поаккуратнее на этой чертовой пожарной лестнице. Мне бы не хотелось потерять хорошего полицейского.
— Да, сэр, — кивнул Эрнандес.
Бирнс протянул ему руку:
— Удачи, Фрэнки.
— Постараюсь.
Бирнс развернулся и пошел к патрульной машине.
— Пит? — позвал Эрнандес.
Бирнс обернулся.
— Спасибо.
Марджи и Мари, две проститутки, вкрадчиво приближались к объекту охоты. Фредерик Блок достал из заднего кармана брюк носовой платок, собираясь вытереть потное лицо, когда что-то очень мягкое коснулось его локтя. Он обернулся. Что-то очень мягкое было обтянуто ярко-красным шелком.
— Привет, — проворковала Мари.
— Э-э, привет, — отозвался Блок. — Хорошенькое шоу, да?
— Если только кому-то нравится подобная чепуха.
— Это довольно возбуждающе, — сказал Блок, изучая низкий вырез платья Мари. — Черт побери, если ты не…
— Есть куча разных других, куда более возбуждающих вещей, чем смотреть, как мужики пуляют друг в друга из пистолетов, — заметила Мари.
— Например? — полюбопытствовал Блок, начиная соображать, что на девчонке нет даже бюстгальтера.
— А разве ты сам не можешь придумать?
— Ну… почему не могу?
— Что бы ты ни придумал, — прищурилась Мари, — мы все можем воплотить в жизнь.
Блок окинул быстрым взглядом девушек. Вытер лицо. Затем со знанием дела, понизив голос, осведомился:
— Сколько?
— За одну из нас или за обеих? — уточнила Мари.
— За обеих? Ну, я не…
— Подумай.
— Думаю.
— Думай быстрее, — поторопила Марджи.
— Нам нравится работать вдвоем, — пояснила Мари. — Мы знаем штучки, которых не умеют делать даже в Париже.
— Мы знаем штучки, которые еще даже не придумали, — добавила Марджи.
— Сколько? — снова спросил Блок.
— Пятьдесят днем, включая носилки.
— Что?
— Носилки, на которых тебя будут выносить.
Блок заржал:
— Так сколько?
— Двадцать пять за меня одну. Меня зовут Мари. Хорошая сделка, поверь мне.
— Я подумаю, — ответил Блок.
— Ну давай же, давай, — поторопила Мари.
— Не можешь минутку подождать?
— Любовь не терпит отлагательств, сэр, — елейным голоском проговорила Мари.
— Даже в июле, — добавила Марджи.
— Двадцать пять слишком дорого, — покачал головой Блок.
— Двадцать, парень. Что скажешь?
— Плачу тебе.
— Или наоборот, — сухо сказала Мари и повернулась к подруге: — Что ж, со мной все ясно, а вот что ты собираешься делать с переполняющей тебя любовью, а, Марджи?
Джефф Талбот посмотрел на часы на стене и вышел из кафе.
Было 12:15.
Она не пришла. Глупо было думать, что она придет. Он вышел на улицу, радуясь, что оделся сегодня в белое. Да уж, денек выдался жаркий, почему же она не пришла? Ну почему, черт возьми, она его обманула? Ему хотелось ударить кого-нибудь. Такую девушку встречаешь, может быть, раз в жизни… А, черт с ним. Он сердито вернулся обратно в кафе.
— Меня отшили, Луис, — сообщил он.
— Что? — переспросил тот.
— Она не пришла. Я отчаливаю.
— Хорошо, — кивнул Луис. — Тебе и впрямь лучше уйти отсюда. Есть ведь и другие девушки, моряк.
— Да, этот точно, — согласился Джефф.
Он снова вышел из кафе. Так досадно, думал он, потому что… ну… ведь все почти случилось. Почти… Но ему, конечно, следовало бы знать. Ничто не дается так легко. А ведь… все казалось таким правильным… да, правильным… просто встретиться взглядами и все… без прикосновения… без лишних слов…
Черт с ним!
Он вышел из кафе, и первыми, кого он увидел, оказались Фредерик Блок и две проститутки.
Марджи подмигнула ему.
Джефф поправил шапочку и направился прямо к этому колоритному трио.
— Ой-ой-ой, — сказал он.
— Нужна компания, моряк? — спросила Марджи.
Он заколебался, обшаривая взглядом улицу. Не пришла. И он решился:
— Да, черт побери, мне нужна компания! — схватил Марджи за локоть, и через несколько секунд вся четверка скрылась за углом.
На улице появились парни, одетые в золотистые рубашки.
Несколько мгновений они постояли упершись руками в бедра. Оба в солнечных очках, черные волосы уложены в высокие прически. Тот, что покрупнее — ростом чуть больше шести футов и старше, ему было около двадцати лет, — носил на правом запястье серебряный браслет. Его звали Томми. Другого — помладше и довольно миниатюрного по современным меркам — звали Ли Первый Убийца. Настоящее его имя было Фил. Он никогда никого не убивал, однако, судя по имени, он был парнем, способным прирезать кого угодно за стакан содовой. Высокий, Томми, кивнул Филу, и они направились прямиком к ящику, на котором стояли, вытягивая шеи, Папа и две девушки.
— Эй, малыш, — позвал Томми.
Папа обернулся:
— Это ты мне?
— Слезай с ящика, — спокойно скомандовал Томми.
— А? — не понял Папа. — Это почему?
— Ты слышал, — вступил в беседу Фил. — Убирайся. Мы хотим посмотреть.
Папа взглянул на Сиксто, стоящего неподалеку.
— Сиксто, иди позови… — начал было он, но Фил сильно толкнул его, не дав ему договорить.
— Спокойней, сынок, — сказал он.
— Не делай ему больно, дружок Убийца, — хихикнул Томми. — Просто выруби его.
— Послушайте, зачем вы нарываетесь на неприятности? — подала голос Елена, глядя туда, где возле тележки с мороженым стоял Зип.
— Кто нарывается на неприятности? — елейным голосом спросил Томми. — Ли Первый Убийца и я, мы просто вежливо попросили твоего дружка слезть с ящика, вот и все. Какие же тут могут быть неприятности?
— Вовсе никаких неприятностей, — подтвердил Фил.
Лейтенант Бирнс махнул рукой, подавая сигнал, и осаждавшие открыли огонь. Это была прицельная, методичная стрельба, направленная на то, чтобы не дать Миранде возможности подойти к окнам. В то же самое время послышался звон разбитого стекла. Миранда на миг появился у окна, выглянул на улицу, увидел то, что и ожидал увидеть, и снова скрылся в глубине квартиры.
Полицейские 87-го участка бежали к двери слева от входа в «Ла Галлину».
Миранда их заметил. Лейтенант Бирнс на бегу продолжал стрелять по окнам. За ним бежали Стив Карелла и Энди Паркер и еще с полдюжины вооруженных полицейских. Фрэнки Эрнандес держался позади всех. Один за другим нападавшие влетели в здание. Эрнандес следовал за ними, но в последний момент, поднажав, пробежал мимо двери и скрылся за углом.
Капитан Фрик, командовавший полицейскими 87-го участка, приложил ко рту мегафон и закричал:
— Мы входим, Миранда! Мы снимаем с петель переднюю дверь!
Из квартиры в ответ не раздалось ни звука.
— Мы идем, Миранда! Мы поднимаемся по лестнице! — орал Фрик, надеясь, что Миранда проглотит приманку.
В коридоре притаились Бирнс, Карелла и Паркер. Они слышали стрельбу, выкрики полицейских, визг и вопли толпы, звон разбитых стекол и звуки расщепляющегося дерева, свист и щелчки отскакивающих рикошетом пуль.
Снаружи Эрнандес, пригнувшись, бежал мимо окон «Ла Галлины».
Толпа внезапно притихла.
Теперь были слышны только выстрелы.
Чайна быстро зашла за угол.
Из глаз ее неудержимо лились слезы, блузка выбилась из-под юбки, ей казалось, она все еще ощущает на теле цепкие пальцы Куча, что они оставили на ней нестираемые отпечатки. Было двадцать минут первого, она отчаянно надеялась, что Джефф все еще ждет ее, она хотела верить, что он поймет… поймет что? А слезы все текли и текли по ее лицу. Она забежала в кафе.
Его там не было.
Она оглядела пустые табуреты, повернулась к Луису и спросила:
— Луис, тут был моряк…
Луис развел руками:
— Он ушел.
— Я… я не могла выйти, а потом… толпа на улице…
— Он ушел, — повторил Луис.
Она быстро развернулась и выбежала на улицу. Она слышала пистолетные выстрелы — звуки грозы в солнечный день.
— Чайна, эй, Чайна!
А ей хотелось, чтобы хлынул настоящий дождь, чтобы небеса разверзлись и…
— Чайна, эй, ты что, не слышишь меня?
Чтобы дождем залило улицы, чтобы смыло все…
— Эй! Чайна!
Она внезапно подняла глаза.
— Что? А… а, привет.
У тележки с мороженым, улыбаясь, стоял Зип.
— Эй, как дела, Чайна?
— Хорошо, — ответила она. — Все хорошо, спасибо.
— Хочешь мороженого?
— Нет. Нет, спасибо, Зип.
Он внимательно оглядел ее:
— Что случилось?
— Ничего.
— Похоже, ты плакала. Тебя кто-то обидел?
Она замотала головой:
— Нет. Нет.
— Если кто обидит, только дай мне знать, — сказал он. — Я разберусь с любым, как собираюсь разобраться с Альфи.
— Оставь Альфи в покое! — резко бросила она, глаза ее вдруг сверкнули.
— А?
— Почему ты собираешься причинить ему вред? Ты не имеешь права!
— Эй, я не боюсь его! — сказал Зип.
— Никто и не говорит, что ты боишься.
— Он просто получит то, что заслужил, вот и все.
— Ты же знаешь, он ничего не сделал, Зип. Ты это прекрасно знаешь.
— Он много чего сделал! Я попорчу его большие глаза! Я…
Она вдруг снова безутешно зарыдала.
— Зачем ты так говоришь?! — кричала она. — Зачем? Это так жестоко! Это не ты! Разве ты не можешь быть самим собой?!
Пораженный взрывом ее чувств, он молча таращился на нее.
— Что ты пытаешься доказать? — продолжала она, а слезы все струились по ее лицу. — Что ты задумал? Хочешь сделать все хуже, чем есть? Что с тобой такое? Какого черта ты взбеленился?
Он, смущенный, неловко переминался с ноги на ногу. Потом протянул руку, чтобы коснуться девушки, не зная, что слезы копились с того самого момента, когда на нее напал Куч, они копились внутри нее, потому что моряка в кафе не оказалось, копились назло отчаянной надежде на то, что он все-таки дождется ее, и в конце концов их стало так много, что они прорвались наружу. Зип не знал всего этого, он видел только, что она плачет. И перед лицом этой женской беззащитности, перед лицом такой муки, о какой он даже не подозревал, он растерялся, он хотел дотронуться до нее, но тут же отдернул руку, не осмелившись войти с ней в контакт, который в тот момент казался слишком интимным, слишком откровенным.
— Эй… эй, послушай, — растерянно бормотал он, — не плачь. Из-за чего ты так убиваешься?
— Обещай мне не трогать Альфи, — попросила она. — Обещай.
— Послушай… эй, ты не должна плакать.
— Обещай.
— Чайна… все знают, что я сказал, и я не намерен отступать. Как я говорил им… — Он замялся. — Я сказал им, что ты моя девушка.
— Ты не имел права так говорить.
— Я знаю. Я имею в виду, я же знаю, что ты не моя девушка. Послушай, ну перестань плакать, а? Хочешь мой носовой платок?
— Нет, — шмыгнула носом Чайна. — Я не плачу.
— На, бери, вытри слезы, — настаивал он. — Я им почти не пользовался.
Она взяла платок и высморкалась.
— Хочешь мороженого? — неуверенно спросил Зип.
— Нет. Зип, ты ведь не причинишь ему вреда, правда? Он ничего не сделал со мной, поверь. Он хороший мальчик.
Зип не ответил.
— Ты совершишь большую ошибку, если не образумишься.
— Ты не сердишься на меня, правда? — Голос его дрогнул. — Я… соврал, что ты моя девушка.
— Нет, не сержусь.
— Больше я никогда не заикнусь об этом, — ласково заверил ее он и потупился. — Даже не знаю, почему я так ляпнул. — Он задумался на несколько мгновений. — Может, только потому, что ты такая хорошая, понимаешь?
— Спасибо, — ответила она и слабо улыбнулась, возвращая ему платок. — Я промочила его насквозь.
— А, да все нормально, ничего страшного. — Он пожал плечами. — Теперь тебе лучше?
— Немного.
— На самом деле не надо тебе плакать, Чайна. Это ведь грех плакать если ничего серьезного не случилось, правда? Вроде когда потеряешь кого-то или что-то.
— Я как раз потеряла кое-кого, Зип. — На глаза ее снова навернулись слезы, и она отчаянно затрясла головой, отгоняя их. — Так ты обещаешь? По поводу Альфредо?
— Ну, это не совсем…
— Мне бы не хотелось, чтобы у тебя случились неприятности.
Он уставился на нее так, словно она произнесла эти слова на русском языке. Между его бровями залегла морщинка. Он смотрел на нее не отрываясь. Это было что-то новенькое. Он не мог понять ее мотивов. Было похоже, будто она пытается произвести на него впечатление, он повидал многих девушек, которые добивались его, но Чайна была не из их числа. Так в чем же дело? Почему же она волнуется за него? И еще он понимал, что она не лжет. Стоя здесь, рядом с ней, он знал, что ее беспокоит его безопасность так же, как и безопасность Альфи.
— Я подумаю, — сказал он.
— Да, подумай. Пожалуйста. — Она быстро дотронулась до его руки и заторопилась прочь.
Он, нахмурившись, долго провожал ее взглядом.
— Мороженое, — напомнил ему человек с тележкой.
Зип кивнул. Человек выставил пять стаканчиков в картонную коробку, Зип заплатил и обхватил коробку обеими руками. Некоторое время он все еще хмурился, но когда вернулся к ящику, лицо его украшала широкая улыбка.
Фрэнки Эрнандес добрался до пожарной лестницы.
«Будь поосторожнее, — предупреждал он себя. — Если этот выродок что-то заметит, он меня подстрелит».
Подпрыгнув, он схватился за нижнюю перекладину, но не удержался и бесшумно приземлился на тротуар. Прижавшись к стене здания, он посмотрел наверх. Стрельба, которую прицельно вели с крыши, не давала Миранде подобраться к окнам. Он шагнул вперед, подпрыгнул, снова зацепился за перекладину одной рукой, потом второй, подтянулся и стал карабкаться по лестнице. Перекладины провисали под его тяжестью, ржавые петли ходили ходуном и скрипели, заглушая выстрелы с улицы. Остановившись, он достал свой револьвер, взвесил его в руке и снова полез наверх.
Люди на улице молча наблюдали за ним.
Пули градом молотили по передней стене здания.
Зип все еще улыбался, когда дошел до ящика, раздумывая о разговоре с Чайной. Он чувствовал себя как-то необыкновенно, словно с его сердца упала огромная тяжесть. А потом он услышал голос:
— Ой, ну разве это не мило? Один из дорогих «Пурпурных латинос» принес нам мороженое!
Он резко взглянул вверх и тут же узнал золотистую рубашку, в голове его вспыхнуло: «Королевские гвардейцы», и он приказал себе не пугаться, однако почувствовал, как в животе у него все внутренности словно завязались в тугой узел.
— П-привет, Томми, — выдавил он.
— Привет, Зип, — отозвался Томми. — Ты как раз вовремя. Сгони-ка своего парнишку с ящика.
— Согнать… но… — Он помолчал, кусая губы. Коробка с мороженым в его руках вдруг стала неимоверно тяжелой. — Но… но это мой ящик, — возразил он, — я притащил его своими руками…
— Все зависит от того, кто им пользуется, — заметил Томми. — Теперь наш черед здесь стоять.
— Эй, послушай, Томми, — сказал Зип, — ну зачем нам ссориться, а? Разве мы не можем…
Томми внезапно приподнялся на носки, мотнул головой в сторону Папы и ткнул лбом его в ногу, тот потерял равновесие и рухнул с ящика на тротуар. Зип стоял беспомощный с руками, полными мороженого, а мыслями — Чайной, не зная, что ему предпринять в сложившейся ситуации и почему…
— Бей, — приказал ему Фил.
— Да ладно тебе, Фил, разве мы не можем…
— Ли Первый Убийца, — поправил его Фил.
— Да, конечно, разве мы…
— Бей! — твердо повторил Фил.
И толкнул внезапно Зипа. Томми, прекрасно знавший этот маневр, подставил ногу, и Зип повалился навзничь, выпустив из рук коробку. Стаканчики с мороженым раскатились по земле. Он мгновенно вскочил на ноги, молниеносно сунув руку в карман. Сейчас в его мыслях не было ничего, кроме дикой ярости. Если Чайна и сказала ему что-то, он начисто все позабыл. Единственное, что буравило мозг, — его третируют двое подонков из «Королевских гвардейцев» и они унизили его при всех.
Пальцы крепко сжимали в кармане выкидной нож, в голове пульсировало: «Я должен выбраться из этого дерьма».
— Не вздумай выпустить клинок, Зип, — спокойно предупредил Фил.
Он быстро взглянул на Томми и увидел, что он тоже держит руку в кармане. Взгляд его переметнулся на Фила — тот был готов атаковать его с фланга. Он застыл в нерешительности. Елена, стоя на ящике, начала нервно смеяться. Томми усмехнулся и тоже расхохотался, через секунду к ним присоединился и Фил. Их смех звучал победоносно, издевательски. Зипа затрясло. Он хотел кинуться на них, он хотел уничтожить их, хотел вонзить в них лезвие ножа, показать им — кто он на самом деле, показать им, что они никто, чтобы смеяться над ним. Но страх черным червем вгрызался в его внутренности, он вдруг почувствовал, как пальцы его разжались, выпуская нож. В бессильном гневе, с глазами, наполненными слезами, которые он не хотел, не мог показать, Зип круто развернулся и пнул один из стаканчиков с мороженым, валявшийся на земле.
И в ту же секунду он увидел Фрэнки Эрнандеса на пожарной лестнице.
Прижавшись к стене и пригнувшись, тот миновал первое разбитое окно, потом следующее, сжимая в руке револьвер. Мгновение помедлил и, пригнувшись, притаился рядом с третьим.
Поднял револьвер.
Зип, содрогнувшись, понял, что сейчас произойдет.
Сгорая от стыда и негодования, страстно желая взорваться, страстно желая доказать этим грязным ублюдкам, что они не смеют так обращаться с ним, страстно желая закричать, выплеснуть переполняющий его стыд, страстно желая показать, что он — Зип, Зип, ЗИП, а не плюгавая малолетка, он взглянул на окна первого этажа и вдруг, сам не осознавая почему, приложил рупором ладони ко рту.
— Пепе! — заорал он. — Пожарная лестница!