Двое детективов, которых прислали из двенадцатого участка, были Дэйвом Горовицем и Дэнни О'Нилом. Я знал Горовица, но никогда прежде не работал с О'Нилом. В нашем городе принято, что если к какому-то детективу в полицейском участке попадает донесение об убийстве, то он и ведет дело дальше до счастливого завершения. Тем не менее положено уведомлять отдел тяжких преступлений, и в зависимости от места (географической точки) преступления двое из Верхнего или Нижнего отдела тяжких преступлений приезжают туда вскоре после того, как детективы, осуществляющие расследование, проведут предварительную работу. «Верхний» и «Нижний» – это географические обозначения: применительно к убийствам город разделен на два сектора. Итак, когда я в четверть первого ночи приехал в похоронную контору на углу Шестой и Стилсон, из отделения тяжких преступлений еще никого не было. По поводу отсутствия этих специалистов никто не плакал. В ту пору, когда я служил в полиции, у меня с ними взаимной любви не было. По моей оценке, специалисты из отделения тяжких преступлений – просто изнеженные дублеры, своего рода Игроки. У заднего входа в похоронную контору я переговорил с Горовицем и О'Нилом. Труп убитого служащего морга Питера Грира уже был сфотографирован и направлен в морг для обязательного вскрытия.

– Нашли что-нибудь, кроме ломика? – спросил я.

– Только это, – сказал Горовиц, извлек из кармана конверт с вещественными доказательствами и вытряхнул на платок какое-то ювелирное украшение.

– Что это? – спросил я. – Яшма?

– Похоже.

– Принадлежит старухе?

– Нет.

– Вы спрашивали ее?

– Да.

О'Нил был заметно моложе Горовица и меньше горел желанием сотрудничать со мной. Я легко представлял, о чем он думал. Он, понимаешь, гнет спину за двести семьдесят пять долларов в неделю, в то время как я частными расследованиями зарабатываю миллионы. Если они с Горовицем раскроют это убийство, пусть все лавры будут принадлежать ему, О'Нилу, нечего делиться с отставным полицейским. Он у меня помощи не просил и от меня помощи не ждал. С другой стороны, Горовиц – ему было за пятьдесят – работал в полиции достаточно давно и понимал, что он не станет – в один прекрасный день – комиссаром или начальником сыска. Он был умным, работящим вторым детективом, он знал, что я хороший специалист (и при этом скромен), и он также знал, что если я найду что-нибудь, что поможет ему раскрыть это дело, то они с напарником получат поощрение или продвижение по службе – но никак не я.

– Можно разглядеть получше? – спросил я.

– Разумеется, – сказал Горовиц, и мы подошли поближе к источнику света.

Подвеска имела овальную форму, яшма была вставлена в тонкую серебряную рамку, присоединенную к сломанной серебряной цепочке. На поверхности камня вырезан барельеф – профиль, похожий на египетский. Углом конверта Горовиц подцепил подвеску и перевернул. С тыльной стороны на серебре было выгравировано красивыми буквами: «Натали Флетчер, 69 г. до н.э.».

– Что-нибудь удалось узнать про это?

– Пока нет, – ответил Горовиц.

– Там внутри есть трупы женщин?

– Два.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал О'Нил. – Не упала ли подвеска с одной из женщин, когда ее вносили сюда. Ты ошибаешься, Смок. Я уже беседовал с директором. Умерших женщин звали Джанет Мюллер и Салли Дамьяно.

– Вам удалось узнать, как звали того, кто соскочил?

– Не понял?

– Труп, что украли?

– Ах да, – сказал О'Нил. – Этого человека звали Джон Хиллер.

– Возраст? – спросил я и вытащил записную книжку. Однако О'Нил не собирался говорить.

– Зачем мне надо делиться сведениями со Смоком? – спросил он у Горовица.

– А почему нет? – пожал плечами Горовиц, в эту минуту ставший похожим на раввина.

– А если он нам испортит все дело?

– Не испортит, – сказал Горовиц.

– Ему было тридцать семь, – неохотно проговорил О'Нил.

– Рост?

– Пять футов одиннадцать дюймов.

– Вес?

– Сто восемьдесят – сто девяносто.

– Волосы?

– Каштановые.

– Глаза?

– Карие.

– На столе была кровь?

– Нет. Почему ты спрашиваешь?

– Хочу понять, было ли осуществлено бальзамирование мистера Хиллера.

– Так чего же прямо не спросишь? – сказал О'Нил. – Нет, бальзамирование еще не проводили. Очевидно, Грир как раз собирался бальзамировать труп Хиллера, когда убийца на него напал.

– Эта пожилая дама, та, что сцепилась с убийцей... Она дала его описание?

– Она просто сказала, что это был крупный, здоровенный детина.

– Белый или черный?

– Белый.

– Что носил?

– Какой-то головной убор, кожаную куртку, черную или коричневую – она не разглядела.

– Как ее зовут?

– По-моему, мы не должны ему говорить это, Дэйв, – сказал О'Нил.

– Почему нет? – удивился Горовиц.

– Одно дело, когда мы с ним разговариваем, другое дело, когда он ходит и опрашивает свидетелей. Если мы доведем расследование до суда, я не хочу, чтобы все лопнуло только из-за того, что он совал нос куда не положено.

Горовиц снова пожал плечами:

– Может, он и прав, Смок-Дымок.

– Ладно, – сказал я. – Как тебе угодно.

К тротуару подкатил черный седан. Я тотчас догадался, что приехали специалисты из Нижнего отдела тяжких преступлений. В этом отделе любят черный цвет – он говорит об их профессии без обиняков. Из машины вышли два человека, посмотрели значки на груди О'Нила и Горовица и стали искать опознавательный знак на моем пальто. Один из них спросил, кто я такой. Я вынул свой значок и показал. У него оказалось достаточно острое зрение – под главной надписью «ДЕТЕКТИВ-ЛЕЙТЕНАНТ» он прочитал дополнительную, выведенную синей эмалью, крохотными буковками: «в отставке».

– Эта дрянь никуда не годится, – заявил он. – Впрочем, годится как проездной в метро, если при этом у тебя на дорогу найдется тридцать пять центов.

– Что ты здесь делаешь? – спросил другой.

– Он мой друг, – сказал Горовиц.

– А-а, – протянул первый и понимающе кивнул. – Ну-ка, друг, чеши отсюда. Здесь пахнет убийством.

– Доброй ночи, господа, – сказал я и пошел прочь. Я решил поискать кафе, бар или аптеку с телефоном.