Когда Карелла с Хейзом приехали, на ногах у Сэма Уитсона сидели два патрульных, еще два прижимали к полу его огромные раскинутые в стороны руки, а один полицейский восседал у него на груди. Когда детективы приблизились к тому месту в подвале, где он был распят, огромный негр вдруг, сделав неимоверное усилие, вскинулся так, что полицейский, восседавший у него на груди, взлетел в воздух, а затем, ухватившись за борта его куртки, тяжело плюхнулся обратно.

– Сукин сын, – пробормотал Уитсон, и тогда еще один полицейский, который стоял и наблюдал, как другие борются со своим пленником, вдруг размахнулся и ударил Уитсона дубинкой по правой ноге. В углу подвала сидел Джон Айверсон, управляющий домом 4113 на Пятой Южной, соседним с тем, где работал покойный Джордж Лассер, и из раны на голове у него сочилась кровь. Дома эти были рядом и примыкали друг к другу, как две половинки одного эмбриона. Подвал у Айверсона был точно такой же, как и подвал у Лассера, отличаясь только содержимым. Поддерживая руками разбитую голову, он сидел на пустом ящике из-под молочных бутылок, а полицейские продолжали бороться с Уитсоном, который время от времени делал попытку освободиться. Тот же патрульный, что не участвовал в борьбе, по-прежнему наносил Уитсону удары дубинкой, пока один из патрульных не заорал:

– Ради бога, Чарли, перестань! Как только ты ударяешь его дубинкой, он подкидывает нас всех в воздух.

– Я стараюсь его успокоить, – отозвался Чарли и снова ударил Уитсона по подошве башмака.

– Хватит, – распорядился Карелла, подойдя к тому месту, где вокруг лежавшего на полу негра роились полицейские. – Дайте ему встать.

– Он очень опасен, сэр, – заметил один из патрульных.

– Дайте ему встать, – повторил Карелла.

– Как угодно, сэр, – отозвался тот же из патрульных, и все они одновременно, словно по сигналу, спрыгнули с Уитсона и попятились назад, как только Уитсон, стиснув кулаки и пылая взглядом, вскочил на ноги.

– Все в порядке, Сэм, – попытался успокоить его Карелла.

– Кто сказал? – потребовал Уитсон. – Я убью этого сукиного сына.

– Никого ты не убьешь, Сэм. Сядь и остынь. Я хочу знать, что здесь произошло.

– Не мешайте мне, – сказал Уитсон. – Это вас не касается.

– Сэм, я офицер полиции, – заметил Карелла.

– Я знаю, кто вы, – отозвался Уитсон.

– Мне позвонили и сказали, что ты хотел убить управляющего. Это правда?

– Через несколько минут вам позвонят еще раз, – прорычал Уитсон. – И вы услышите, что я убил управляющего.

Карелла не сумел сдержать хохота. Хохот поразил Уитсона, который на секунду опять сжал кулаки и смотрел на Кареллу недоуменным взглядом.

– Ничего смешного нет, – сказал Уитсон.

– Я знаю, Сэм, – согласился Карелла. – Давай-ка лучше присядем и поговорим.

– Он полез на меня с топором, – сказал Уитсон, указывая на Айверсона.

Впервые с тех пор, как они вошли в подвал, Карелла и Хейз взглянули на Айверсона не как на подвергшуюся нападению жертву. Если Уитсон был рослым, то и Айверсон был ничуть не меньше. Если Уитсон был способен устроить погром, то и Айверсон ему ничем не уступал. Он сидел на ящике из-под молока, из раны на голове у него сочилась кровь, но от него по-прежнему исходило ощущение мощи и силы, как исходит запах от вышедшего из джунглей зверя. Когда Уитсон указал на него, он поднял глаза, и детективы вдруг почувствовали, как он весь начеку, как полон нервной энергии, которую излучал в той же степени, что и ощущение силы, и поэтому приблизились к нему с опаской, какой никогда бы не испытывали возле раненого человека.

– О чем он говорит, Айверсон? – спросил Карелла.

– Он ненормальный, – отозвался Айверсон.

– Он только что сказал, что вы напали на него с топором.

– Он ненормальный.

– А что это? – спросил Хейз и, наклонившись, поднял с пола топор, который лежал на бетонном полу футах в десяти от того места, где сидел Айверсон. – По-моему, это топор, а, Айверсон?

– Топор, – согласился Айверсон. – Я держу его здесь в подвале и пользуюсь им, чтобы колоть дрова.

– А почему он валяется на полу?

– Наверно, я его там бросил, – отозвался Айверсон.

– Врет, – сказал Уитсон. – Когда он замахнулся на меня топором, я его ударил, и он уронил топор. Вот почему топор и лежит на полу.

– А чем вы его ударили?

– Я схватил кочергу и его ударил.

– Из-за чего?

– Я же только что вам сказал. Он полез на меня с топором.

– Почему?

– Потому, что он подонок, – сказал Уитсон. – Вот почему. Айверсон встал и сделал шаг в сторону Уитсона.

– Сесть! – крикнул Карелла, метнувшись между ними. – Что он хочет этим сказать, Айверсон?

– Не знаю, что он хочет сказать. Он ведь ненормальный.

– Предложил мне двадцать пять центов, – возмущался Уитсон. – Я сказал ему, что он может делать со своими двадцатью пятью центами. Двадцать пять центов!

– О чем ты говоришь, Уитсон? – спросил Хейз и вдруг сообразил, что до сих пор держит в руках топор. Он прислонил его к бункеру с углем, как раз в ту минуту, когда Уитсон снова повернулся к Айверсону.

– Подожди, черт побери! – заорал Хейз, и Уитсон остановился как вкопанный. – О каких двадцати пяти центах ты говоришь?

– Он предложил мне двадцать пять центов за то, чтобы я колол дрова. Я сказал ему, пусть он засунет...

– Давайте разберемся, – предложил Карелла. – Вы хотели, чтобы он колол дрова для вас, так, что ли, Айверсон? Айверсон молча кивнул.

– И предложили ему двадцать пять центов?

– Двадцать пять в час, – ответил Айверсон. – Столько, сколько я платил ему и прежде.

– Да, поэтому я и перестал работать на тебя, дешевка. Поэтому я и начал работать на мистера Лассера.

– Но ты раньше работал на мистера Айверсона, правильно? – спросил Хейз.

– В прошлом году я работал здесь. Но он платил мне всего двадцать пять центов в час, а мистер Лассер предложил пятьдесят, поэтому я и перешел к нему. Я не дурак.

– Это верно, Айверсон?

– Здесь у него было больше работы, – ответил Айверсон. – Я платил ему меньше, но работал он дольше.

– Пока мистер Лассер не переманил к себе твоих жильцов, – добавил Уитсон.

– О чем ты говоришь? – спросил Хейз.

– Все жильцы этого дома начали ходить за дровами к мистеру Лассеру.

Теперь они во все глаза смотрели на Айверсона: огромный, с неуклюже болтающимися руками, он стоял, кусая губы, и настороженно оглядывался по сторонам, как животное, попавшее в беду.

– Это правда, мистер Айверсон? – спросил Карелла.

Айверсон ничего не ответил.

– Мистер Айверсон, я хочу знать, правда ли это? – повторил Карелла.

– Да, правда, – отозвался Айверсон.

– Что все ваши жильцы стали ходить за дровами к мистеру Лассеру?

– Да, да, – согласился Айверсон. – Но это не значит...

И умолк. В подвале наступила тишина.

– Что это не значит, мистер Айверсон?

– Ничего.

– Вы хотели что-то сказать, мистер Айверсон?

– Я сказал все, что хотел сказать.

– Ваши жильцы стали ходить к мистеру Лассеру, верно?

– Да, сказал я вам! Что вам от меня нужно? У меня из головы идет кровь, он ударил меня по голове, а вы донимаете меня вопросами.

– И как вы на это реагировали? – спросил Карелла.

– На что?

– На то, что жильцы перестали к вам обращаться?

– Я... Послушайте, я... Я не имею к этому никакого отношения.

– К чему?

– Я злился, да, но...

И снова Айверсон умолк. Он смотрел на Кареллу и Хейза, которые, в свою очередь, не сводили с него спокойного и серьезного взгляда. И вдруг по какой-то причине, возможно, потому, что почувствовал, что не в силах больше объясняться, а может, ощутил, что попал в западню, которая захлопнулась за ним, но вдруг выражение лица его изменилось: решение было принято, сомневаться не приходилось – он нагнулся и, не говоря ни слова, схватил топор, который Хейз оставил прислоненным к стенке бункера. Он схватил его легко, без малейшего усилия и так быстро, что у Кареллы едва хватило времени увернуться, когда Айверсон, как битой, взмахнул топором, нацелившись Карелле в голову.

– Ложись! – скомандовал Хейз, и не успел Карелла очутиться на полу, тут же перекатываясь на левый бок, чтобы вытащить из кобуры на поясе револьвер, как прогремели один за другим выстрелы Хейза. Он услышал, как кто-то застонал от боли, и увидел, что Айверсон стоит над ним – огромное пятно крови расползалось по его голубому комбинезону – с занесенным над головой топором – вероятно, именно так он занес топор в ту пятницу днем, когда лезвие его вонзилось в череп Джорджа Лассера. Карелла понял, что времени вытащить револьвер у него нет, как нет и возможности отползти или отвести удар, – топор занесен и в следующую секунду опустится.

И тогда прыгнул Уитсон. Его огромное и мощное тело взлетело в воздух, пересекло, казалось, весь подвал и врезалось в не менее рослого Айверсона. Тот пошатнулся, оперся о стенку топки, и топор, со звоном ударившись в чугунную дверцу, с грохотом упал на бетонный пол. Айверсон, оттолкнувшись от топки, потянулся было за топором, но Уитсон, оттянув сжатую в кулак правую руку, вдруг с поразительной силой выкинул ее вперед, голова Айверсона с хрустом дернулась назад, словно от перелома позвоночника, и он упал на пол.

– Полный порядок? – спросил Хейз.

– Да, – ответил Карелла. – А ты, Сэм?

– Нормально, – отозвался Уитсон.

– Он совершил убийство из-за торговли дровами, – удивленно произнес Хейз. – Из-за грошовой торговли дровами.

Я сделал это из-за торговли дровами, признался Айверсон.

Я сделал это, потому что он украл у меня моих клиентов. Идея торговли дровами принадлежала мне. До того как я стал управляющим, камины в квартирах дома 4113 не работали, их заложили кирпичом и заштукатурили. Я привел их в порядок, они обогревали квартиры. Я первым придумал привозить дрова из загорода.

Джордж украл у меня этот бизнес.

Сначала он начал привозить огромные чурбаки из той местности, где жил со своей сумасшедшей женой. Затем он увел у меня подручного, пообещав ему за колку дров пятьдесят центов в час. Конечно, тот был рад, а кто бы не обрадовался?! Я не возражал, когда он продавал дрова своим жильцам, в своем доме пусть делает, что хочет. Но он начал продавать и моим жильцам, а вот это мне уже не понравилось.

Когда я спустился к нему в подвал в первых числах января, я не собирался его убивать, я только хотел его предупредить. Он сидел там, пересчитывая деньги и пряча их в банку из-под кофе, потом сделал записи в своей черной книжечке и тоже положил ее в банку. Когда я сказал ему, чтобы он оставил моих жильцов в покое, он начал смеяться. Поэтому я пошел в кладовую и вернулся в подвал уже с топором. Увидев топор, он опять принялся смеяться, и тогда я его ударил. Он подошел ко мне, схватился за меня, но я продолжал наносить ему удары, пока, наконец, не попал по горлу. Я знал, что этот удар смертельный, но продолжал бить, а когда он упал, я раскроил ему череп и оставил в черепе топор.

Я забрал из банки все деньги, их оказалось семь долларов пятьдесят центов, они по праву принадлежали мне. Я забрал и черную книжечку, потому что половина жильцов, указанных в ней, тоже принадлежали мне...

Чтобы не оставлять отпечатков пальцев, я стер пыль с полки и протер банку. Затем наполнил банку всякой дребеденью из других банок, чтобы никто не подумал, что он хранил в ней деньги.

Полицейского убил тоже я.

Я пошел в подвал найти свою пуговицу. Джордж оторвал одну из пуговиц с моего комбинезона, когда цеплялся за меня, и я понял, что, если кто-нибудь найдет пуговицу, меня ждет беда. Поэтому я старался ее отыскать, и в тот день, когда я ее нашел, там появился этот полицейский. Он увидел пуговицу, поэтому мне и пришлось его убить. Вот и все. А сегодня я убил бы и подручного, не окажись он сильнее меня.

До Джорджа я никогда никого не убивал.

Ему не следовало отнимать у меня моих покупателей.

* * *

В тот вечер по дороге домой Стив Карелла зашел в книжный магазин, где торговали остатками нераспроданных книг. Было уже около семи, и в магазине готовились к закрытию, но он нашел Акулу Спедино за кассой. Тот неотрывно следил за несколькими еще не ушедшими из магазина покупателями.

– Ого! – сказал Спедино. – Опять беда.

– Никакой беды, – отозвался Карелла.

– Тогда что привело сюда представителей закона? – спросил Спедино.

– Три вещи.

– Например?

– Во-первых, мы нашли убийцу. Можешь больше не беспокоиться.

– А я и не беспокоился, – огрызнулся Спедино. – Не знаю, что думали вы, но я-то знал, что этого не делал.

– Во-вторых, больше играть в кости на нашем участке мы не позволим.

– Кто играл в кости? Я не видел игры в кости с...

– Хватит врать, Спедино. Мы знаем, что ты играл. Говорю тебе, никаких игр, иначе я пойду прямо к твоей жене. – Ладно, ладно, – закивал головой Спедино. – О господи!

– И в-третьих, мне хотелось бы купить словарь рифм.

– Что?

– Словарь рифм, – повторил Карелла.

– Для чего?

– Я обещал кое-кому отыскать рифму.

– Ладно, – согласился Спедино и опять закрутил головой. – О господи!

Карелла вышел из лавки со словарем под мышкой. На город вдруг надвинулась ночь, и на улице стало темно и холодно. Он подошел туда, где запарковал машину, и, вдохнув в себя студеный воздух, открыл дверцу и сел за руль.

С минуту он сидел неподвижно и, словно отгородившись от пустых январских улиц, от мерцающих неоновых огней, от темного, изрезанного крышами домов неба, глядел сквозь лобовое стекло на город. На мгновение... Всего лишь на мгновенье город завладел им, и он сидел потрясенный и думал о бедном несчастном управляющем в старом доме, который убил другого человека из-за нескольких долларов в неделю.

Ему стало холодно. Ссутулившись, он включил зажигание, затем обогреватель и не спеша влился в поток машин.