Если ты полицейский, то про взяточничество тебе известно все.

Известно, что, если кто-то берет, значит, это старший из патрульных, который потом делится со своими напарниками по смене. Тебе об этом известно также потому, что ничто так не ухудшает отношение к полиции, как огромное число полицейских с протянутой рукой. А когда протянуто чересчур много рук, вымогатель вдруг путается, и тогда в один прекрасный день у дежурного сержанта раздается звонок и голос произносит: «Я хочу поговорить с детективом».

Однако сержант Ральф Кори вовсе не собирался беседовать с детективом.

Утром в понедельник он был готов приступить к пятидневному патрулированию в смене с восьми утра до четырех дня, после чего ему предстоял отдых в течение пятидесяти шести часов, а затем в воскресенье снова работа, только теперь уже в смену с двенадцати ночи до восьми утра. Следующая смена была с четырех дня до двенадцати ночи, а потом снова с восьми утра до четырех дня.

Полицейский участок – это небольшое войско. Но даже в большом войске с сержантом шутить не положено. А Кори был не только сержантом и старшим по смене, но и старшим среди двенадцати сержантов в участке, за исключением Дэйва Мерчисона. Однако Мерчисона можно было не считать, потому что он не был в патрульной службе, а сидел за коммутатором и проводил перед сменой поверку.

Поэтому сержант Кори слыл очень важной персоной, пользовался известностью – словом, был человеком, с которым не следовало вольничать.

Была одна только беда.

Стив Карелла обошел его по службе.

Стив Карелла был в этом небольшом войске, которое называлось 87-м полицейским участком, детективом второй степени, что выше, чем сержант. На целых две ступени. Даже если бы Карелле нравился Кори, он бы все равно его обошел. А поскольку он ему не нравился, то обошел он его с удовольствием. Кори был рослым и краснорожим, каким обычно рисуют омерзительного и ничтожного полицейского, что в данном случае полностью соответствовало истине. Он в самом деле был омерзительным ничтожеством, а сержантом сделался только потому, что по чистой случайности подстрелил убегавшего грабителя банка. Его револьвер сам по себе выстрелил, когда он вытащил его из кобуры, пуля попала грабителю в левую ногу, Кори получил благодарность и звание сержанта, чуть не став детективом третьей степени.

Карелле он не нравился в 1947 году, не нравился и теперь, но, когда Кори вошел к ним в отдел, Карелла приветливо улыбнулся и сказав: «Садись, Ральф. Хочешь курить?» – подвинул к нему пачку сигарет, а Кори наблюдал за ним и думал, чего этому итальяшке нужно.

Карелла отнюдь не собирался ему это сказать, во всяком случае, пока. Карелла хотел знать, почему Кори и словом не обмолвился о том, что у него на участке идет игра в кости на деньги, особенно сейчас, когда в пятницу был убит человек, под присмотром которого и в подвале которого до того, как он стал покойником, шла игра. Если Кори не знал об этой игре, то Карелле было интересно, как же это получилось, что он о ней не знал? А если знал, то почему ничего не сказал? Но пока Карелла сидел и улыбался Кори и с наслаждением курил вместе с ним, как это делают полицейские на телеэкране.

– В чем дело, Стив? – спросил Кори.

– Я хотел бы, чтобы ты мне кое в чем помог, – ответил Карелла.

Кори удалось подавить вздох облегчения, он улыбнулся и, затянувшись «Честерфилдом» с длинным мундштуком, сказал:

– Буду рад помочь, чем могу. В чем проблема?

– Один из моих приятелей нуждается в деньгах, – сказал Карелла.

Кори, который только собирался вновь затянуться сигаретой, замер и быстро поднял глаза, встретившись со взглядом Кареллы, сидевшего напротив. Человек нечестный, он тотчас разгадал, что Карелла ведет какую-то игру. «Приятель» Кареллы, который нуждается в деньгах, не кто иной, как сам Карелла. А когда полицейский говорит тебе, что он нуждается в деньгах, значит, он хочет кусок пирога, не то без конца начнет жаловаться на тебя капитану за нарушение порядка.

– Сколько ему нужно? – спросил Кори, что означало: сколько ты хочешь получить, чтобы обо всем забыть?

– Он очень нуждается, – на полном серьезе объяснил Карелла.

Это оказалось хуже, чем Кори ожидал. Карелла, по-видимому, намекал, что хотел бы получить больший кусок, чем обычно полагается детективу. У детективов бывает свой небольшой бизнес, в который патрульные обычно не вмешиваются, и наоборот.

– На что же рассчитывает твой приятель? – спросил Кори.

– Я бы сам ему помог, – сказал Карелла, – только не знаю как.

– Я тебя не совсем понимаю, – сказал озадаченный Кори.

– У тебя больше связей, – сказал Карелла.

– Каких связей? – не понял Кори.

– Мой приятель интересуется действиями, – сказал Карелла.

– О чем ты говоришь? – спросил Кори и вдруг прищурился:

– О дамочках, что ли?

– Нет.

– Я тебя не понимаю, Стив.

Кори вовсе не прикидывался глупым. Он просто не мог понять, что от него требуется. Он явился сюда в отдел, ожидая получить, одному богу известно за что, нахлобучку от Кареллы, и вдруг сообразил, что Карелла хочет лишь часть прибранного им к рукам. Это совсем его не удивило, хотя в участке было известно, что Карелла – человек честный и взяток не берет. Кори на своем веку встречал таких полицейских, которые не брали. Но потом, когда он знакомился с ними поближе, выяснялось, что и они тоже брали, как миленькие, но молчали, вот и все. Поэтому Кори решил, что Карелла хочет иметь свою долю, против чего Кори не возражал, лишь бы процент был не слишком крут. Он начал было нервничать, когда Карелла сказал, что очень нуждается в деньгах, решив, что предстоит настоящий грабеж. Но потом Карелла, видать, умерил свой аппетит и заговорил о том, что готов сам помочь своему приятелю, из чего Кори решил, что, может, и в самом деле существует какой-то приятель. Затем Карелла сказал ему, что его приятель интересуется действиями, и Кори немедленно снова пришло в голову, что приятель Кареллы – это сам Карелла, как он и думал с самого начала. И хочет он, догадался Кори, чтобы Кори втихую познакомил его с одной из проституток, которые действовали на его участке. Но нет, Карелла сказал, что речь идет не о женщинах.

– Кости, – наконец сказал Карелла. – Кости. На них можно быстро заработать.

– Понятно, – отозвался Кори.

– Ага.

– Значит, речь идет об игре?

– Ага.

Наступило молчание. Кори затянулся сигаретой.

Карелла ждал.

– Видишь ли, Стив, – наконец заговорил Кори, – я понятия не имею, как помочь твоему приятелю.

– Вот как?

– Да. Извини, пожалуйста.

– Нехорошо, – заметил Карелла.

– Я понимаю. Но видишь ли, у меня на участке не играют.

– Нет? – удивился Карелла.

– Нет, – подтвердил Кори и снова затянулся.

Опять наступило молчание.

– Плохо дело, – вдруг сказал Карелла, – потому что я надеялся, что ты знаешь, где играют.

– Нет, не знаю.

– Значит, придется мне самому поискать, – ухмыльнулся Карелла. – Придется им как следует раскошелиться, поскольку я займусь этим в свободное от работы время.

– Да, – сказал Кори, – я понимаю, о чем ты говоришь.

– Ага.

– Я, конечно, мог бы поспрашивать вокруг. Может, кто-нибудь из ребят и знает.

– Не думаю, что ребята знают, раз не знаешь ты, Ральф.

– Не поверишь, но это далеко не всегда так, – сказал Кори.

– Вот именно.

– Что?

– Не поверю, – сказал я.

– Ладно, – Кори поднялся со стула. – Я поспрашиваю вокруг о том, что тебя интересует, Стив.

– Присядь на минуту, Ральф, – сказал Карелла и улыбнулся. – Еще сигарету?

– Нет, спасибо. Я стараюсь курить поменьше.

– Ральф, – сказал Карелла, – не расскажешь ли мне об игре, что идет в подвале дома 4111 на Пятой Южной?

Правильно сделал, что спросил, подумал Карелла. Лицо у Кори не изменилось. Не моргнув и глазом, он сидел напротив Кареллы и сверлил его своими колючими глазами.

– 4111? – наконец спросил он.

– Ага.

– На Пятой Южной?

– Ага.

– Не думаю, что мне известна игра, о которой ты говоришь, Стив. – Кори выглядел искрение заинтересованным. – Там что, играют в карты?

– Нет. В кости, – ответил Карелла.

– Придется разузнать. Это ведь как раз на моем участке, знаешь?

– Да, знаю. Сядь, Ральф, мы еще не закончили.

– Я думал...

– Да. Сядь. – Карелла снова улыбнулся. – Ральф, человек, который заправлял этой игрой, кончил тем, что ему раскроили топором голову. Его звали Джордж Лассер, он был управляющим в том доме. Ты знаешь его, Ральф?

– Конечно.

– Я считаю, что между игрой и его смертью может существовать связь, Ральф.

– Да?

– Да. Таким образом, это уже не просто игра. Это игра, из-за которой произошло убийство.

– Возможно. Если, конечно, такая связь существует.

– Ральф, если такая связь существует и если окажется, что кто-то из наших полицейских умышленно утаивал информацию об игре в подвале дома 4111, где был убит человек, это может оказаться довольно серьезным обстоятельством, Ральф.

– Вероятно.

– Ты знал про эту игру, Ральф?

– Нет.

– Ральф?

– Да?

– Мы ведь все равно узнаем.

– Стив?

– Да?

– Я слишком давно хожу в полицейских, поэтому не старайся взять меня на понт. – Кори улыбнулся. – Старик, который заправлял этой игрой, мертв. Если я и брал за эту игру, Стив, я говорю «если», то единственный, кто это знал, был тот, кто заправлял игрой, верно? А он умер, Стив. Его зарубили топором. Поэтому кого ты пытаешься обмануть?

– Не нравишься ты мне, Кори, – сказал Карелла.

– Я это знаю.

– Ты мне не понравился с той минуты, когда я впервые тебя увидел.

– Это мне тоже известно.

– Если ты связан с этим...

– Я не связан.

– Если ты связан с этим делом, Кори, если ты будешь затруднять мне работу, если ты помешаешь расследованию...

– Я ничего не знаю про игру в кости, – сказал Кори.

– Если ты знаешь и если мне об этом станет известно, я тебя крепко прижму, Кори. Ты будешь выглядеть совсем по-другому.

– Спасибо, что предупредил, – сказал Кори.

– А теперь убирайся отсюда ко всем чертям!

– Великий детектив! – усмехнулся Кори и вышел из комнаты. Он улыбался. Но на душе у него было тревожно.

* * *

Обитателям дома в трущобах абсолютно наплевать, способны полицейские раскрыть преступление или нет. Честно говоря, если кому-нибудь вдруг пришло бы в голову провести среди жильцов такого дома в любое время года социологическое исследование, то, скорее всего, было бы обнаружено, что девяносто девять процентов отнюдь не возражали бы, чтобы все полицейские тут же отправились на тот свет. Возможно, только апрель был бы исключением. В апреле тепло, веет ароматный ветерок, и люди по-братски относятся друг к другу и даже к полицейским. В апреле обитатели трущоб способны пожелать, чтобы все полицейские попали под автобус – пусть получат увечье, но останутся живы.

Стоял январь.

У Коттона Хейза было полно дел.

Начать с того, что какой-то человек не пустил его в подвал.

Этого человека он до сих пор ни разу не видел. Это был не человек, а великан, лет шестидесяти от роду, с европейским акцентом, но из какой страны, Хейз определить не сумел. Он стоял на верхней ступеньке лестницы, ведущей в подвал, и хотел знать, что, черт побери, Хейзу нужно. В нем проглядывало какое-то удивительное совершенство: огромная голова с буйной гривой рыжеватых волос, нос картошкой, большие голубые глаза, четко очерченные скулы и твердая складка губ, толстая шея, широкие плечи и грудь, мускулистые руки и громадные кисти, даже голубой свитер с высоким горлом под украшенным медными кнопками голубым комбинезоном – все казалось изваянным кем-то, обладающим необыкновенной соразмерностью.

– Я из полиции, – сказал Хейз. – Мне нужно еще раз осмотреть подвал.

– Предъявите ваше удостоверение, – потребовал человек.

– А кто вы такой? – заинтересовался Хейз.

– Меня зовут Джон Айверсон. Я управляющий соседним 4113 домом.

– А что вы делаете здесь, если управляете там?

– Мистер Готлиб, владелец дома, попросил меня помочь здесь, пока не подыщет кого-нибудь на место Джорджа.

– Помочь в чем?

– Приглядеть за топкой, вытащить утром на улицу мусорные баки. То же самое, что я делаю у себя. – Айверсон помолчал. – Предъявите ваше удостоверение.

Хейз показал Айверсону свое удостоверение.

– Я проведу в доме почти целый день, мистер Айверсон, сказал он. – Часть времени здесь, в подвале, а часть – опрашивая жильцов.

– Пожалуйста, – отозвался Айверсон с таким видом, будто давал Хейзу разрешение остаться.

Хейз ничего не сказал и спустился в подвал. Айверсон последовал за ним.

– Пора проверить, как горит огонь, – почти весело объявил он и подошел к черной чугунной печи, которая находилась в углу подвала. Он заглянул в топку, взял лопату, что была прислонена к бункеру с углем, и лезвием лопаты открыл дверцу. Он бросил в топку с десяток лопат с углем, лопатой же захлопнул дверцу, прислонил лопату к стене и сам встал рядом. Хейз следил за его действиями с другой половины подвала.

– Если у вас есть какие-нибудь дела, можете идти, – сказал он.

– У меня никаких дел нет, – отозвался Айверсон.

– Я было решил, что вы, может, хотите вернуться к себе в дом и проверить там топку.

– Я сделал это перед тем, как пришел сюда, – сказал Айверсон.

– Понятно. Что ж... – пожал плечами Хейз. – А это что?

– Верстак Джорджа.

– Что он на нем делал?

– Да всякую всячину, – ответил Айверсон. Хейз осмотрел верстак. На нем лежал сломанный стул, а рядом почти законченная стремянка, которой предстояло, по-видимому, заменить старую. Над верстаком висели три покрытые пылью полки, битком набитые банками и коробками с гвоздями, шурупами, гайками, отвертками и прочим инструментом. Хейз еще раз осмотрел полки. Нет, пыль была не всюду, как ему показалось с первого взгляда. На средней полке пыли не было.

– Кто-нибудь был здесь после пятницы? – спросил он у Айверсона.

– По-моему, нет. Сюда бы никого и не пустили. Здесь все время фотографировали.

– Кто фотографировал?

– Полиция.

– Понятно, – отозвался Хейз. – А сегодня утром сюда кто-нибудь спускался?

– Из полиции никто.

– А жильцы?

– Жильцы все время сюда заходят, – сказал Айверсон. – Тут ведь, как и у меня в доме, стоит стиральная машина.

– Где стиральная машина?

– Вон там. Нет, позади вас.

Хейз обернулся и увидел возле стены стиральную машину. Дверца у нее была открыта. Он подошел к ней.

– Значит, сегодня утром сюда мог зайти любой и воспользоваться машиной, правильно? – спросил он.

– Правильно, – подтвердил Айверсон.

– Вы кого-нибудь видели?

– Конечно, многих видел.

– Кого, например? Можете припомнить?

– Нет.

– Постарайтесь.

– Я не помню, – сказал Айверсон.

Хейз еле слышно хмыкнул и вернулся к верстаку.

– Этот стул чинил Лассер?

– Не знаю, – ответил Айверсон. – Наверное. Если стул лежит у него на верстаке, значит, над ним трудился Лассер.

Хейз опять посмотрел на среднюю полку. Ее явно вытерли. Он вытащил из кармана носовой платок и, держа его в руке, открыл один из ящиков под верстаком. В ящике были огрызки карандашей, контрольная линейка, чертежные кнопки, шланг для прочистки труб, поломанный скоросшиватель, резинки и запыленная пачка печенья. Хейз попытался задвинуть ящик на место, но тот на полпути застрял. Выругавшись, он с силой толкнул его, а затем, опустившись на четвереньки, полез под верстак посмотреть, что не пропускает ящик. Оказалось, что шланг для прочистки труб зацепился за поперечную балку верстака. Опершись одной рукой о пол ближе к правой задней ноге верстака, Хейз другой рукой отцепил шланг и засунул его поглубже в ящик. Потом вылез из-под верстака, отряхнул брюки и задвинул ящик на место.

– Здесь есть раковина? – спросил он.

– Вон там, возле стиральной машины, – ответил Айверсон.

Хейз отошел от верстака и направился к раковине на противоположной стене. В полу возле раковины был водосток, прикрытый решеткой. Хейз встал ногами на решетку, открыл кран и принялся мыть руки, намылив их куском хозяйственного мыла, лежавшего в раковине.

– В подвалах всегда грязно, – заметил Айверсон.

– Ага, – согласился Хейз.

Он вытер руки собственным носовым платком, поднялся из подвала наверх, вышел на улицу и направился в кондитерскую на углу. По телефону-автомату он позвонил в полицию и сказал, что хочет поговорить с детективом-лейтенантом Сэмом Гроссманом.

– Алло? – раздался голос Гроссмана.

– Сэм, это Коттон Хейз. Я нахожусь на Пятой Южной, только что поднялся из подвала. Мне сказали, что вчера здесь были твои ребята, делали снимки.

– Делали, – подтвердил Гроссман.

– Сэм, у тебя есть снимки верстака, за которым работал покойник?

– Какой, Коттон? Какое дело ты имеешь в виду?

– Убийство топором, Пятая Южная, 4111.

– А, да. Верстака? По-моему, есть, а что?

– Ты их смотрел?

– Мельком. Я сравнительно недавно пришел на работу. У моего брата вчера была свадьба.

– Поздравляю, – сказал Хейз.

– Спасибо. Так что насчет верстака?

– Посмотри еще раз на снимки, – сказал Хейз. – Не знаю, видно на них или нет, но над верстаком висят три полки. Среднюю кто-то вытер. На ней нет ни пылинки.

– Да?

– Да.

– Посмотрю, – пообещал Гроссман. – И если что-либо замечу, приму во внимание.

– Дай нам знать, ладно, Сэм?

– Кто еще работает с тобой?

– Стив Карелла.

– Хорошо, я вам позвоню. Коттон?

– Да?

– На это может потребоваться время.

– Что ты имеешь в виду?

– Мне придется послать туда человека, чтобы снова посмотреть все, сделать снимки и, возможно, кое-что проверить.

– Хорошо, только дай нам знать.

– Обязательно. Большое спасибо.

Хейз пошел обратно к дому Лассера. Теперь непременно следует поговорить с жильцами. Кто-то вытер пыль со средней полки. Интересно, кто и зачем.

Беда была в том, что в Хейзе сразу узнавался полицейский. Поэтому ему приходилось туго с людьми, которые принципиально не любили полицию. Высокий, в шесть футов два дюйма ростом, Хейз весил сто девяносто фунтов. У него были голубые глаза, квадратный подбородок с ямочкой посередине и ярко-рыжие волосы с седой прядью над левым виском, которая появилась после того, как ему однажды нанесли ножевую рану, прямой нос с уцелевшей переносицей, хорошо очерченный рот с припухлой нижней губой, но выражение лица оставалось высокомерным даже тогда, когда он пребывал в хорошем настроении. А уж сейчас, когда он приступил к опросу жильцов, он отнюдь не был в хорошем настроении. Обойдя же два с половиной этажа и наслушавшись наглых и самоуверенных ответов, он разозлился еще больше.

Было уже двенадцать дня. Хейз проголодался, но ему хотелось до обеда покончить с третьим этажом, чтобы во второй половине дня обойти еще три. На каждом этаже было по четыре квартиры, и он уже опросил жильцов За и 3б, оставались еще Зв и Зг, а затем еще двенадцать жильцов с четвертого по шестой этаж включительно – замечательное времяпрепровождение, да еще в понедельник. Как только он поднялся по лестнице и вошел в зловонный подъезд, в доме тотчас стало известно, что у них в гостях легавый, что, собственно говоря, никого не удивило, поскольку все знали, что в прошлую пятницу старому Джорджу Лассеру раскроили топором голову. Легавых здесь не любили, да еще в пятницу, да еще в январе.

Он постучал в дверь квартиры 3 "в" и, не получив ответа, постучал еще раз. Он уже был готов двинуться к 3 "г", как вдруг услышал, что из-за двери кто-то спросил:

– Джорджи, это ты?

Голос был молодой и почему-то едва слышный, поэтому Хейз сначала решил, что человек за дверью болен, но тут его осенили сразу две мысли, заставившие вновь вернуться к двери. Во-первых, поскольку всем в доме было известно о появлении полиции, почему голос за дверью квартиры 3 "в" спрашивает, не Джорджи ли это? И во-вторых, какой Джорджи? Единственный Джорджи, о котором Хейз мог в эту минуту вспомнить, был покойный по имени Джорджи Лассер. Он снова постучал в дверь.

– Джорджи? – спросил голос, по-прежнему приглушенно. Хейз попытался припомнить, где он слышал похожий голос раньше.

– Да, – ответил он. – Джорджи.

– Одну минуту, – сказали за дверью.

Он принялся ждать.

Он услышал приближающиеся к двери шаги. Тот, кто шел, был босым. Услышал, как отодвинули засов, затем вытащили из металлического гнезда цепочку, потом щелкнул обычный английский замок, и дверь приоткрылась.

– Вы не... – возмутился голос, но Хейз уже просунул ногу в образовавшуюся щель. Тот, кто был за дверью, попытался было захлопнуть дверь, но в эту секунду Хейз толкнул дверь плечом, она отворилась, и Хейз очутился в квартире.

В квартире было темно. Жалюзи были закрыты, пахло мочой, застоявшимся сигаретным дымом, человеческим потом и чем-то еще. Перед Хейзом стоял мужчина в помятой полосатой пижаме. Его лицо заросло пятидневной щетиной, и ему срочно требовалось постричься. Ноги у него были грязные, а на пальцах и на зубах – желтые никотиновые пятна. Дверь позади него была открыта, и Хейзу была видна спальня и кровать со спутанными простынями. На кровати лежала женщина. Кроме испачканной нижней юбки, задравшейся высоко и обнажившей иссеченную шрамами ляжку, на женщине ничего не было.

Не говоря уж ни о чем другом, эти шрамы свидетельствовали о том, что в квартире живут наркоманы.

– Кто вы, черт побери? – спросил мужчина.

– Полиция, – ответил Хейз.

– Предъявите документы.

– Не умничай, парень, – сказал Хейз, вытаскивая из кармана бумажник. – Достаточно взглянуть на все это, чтобы понять, что тебя ждут неприятности.

– А может, это вас ждут неприятности за насильственное вторжение в квартиру! – отпарировал мужчина, глядя на удостоверение, которое Хейз совал ему в лицо.

Хейз положил бумажник обратно в карман брюк и подошел к окну в кухне. Он поднял жалюзи, открыл окно, через плечо бросив мужчине:

– Ты что, уже дышать перестал?

– Что тебе нужно, легавый?

– Как тебя зовут?

– Боб Фонтана.

– А девчонку?

– Спроси у нее, – ответил Фонтана. – Спрошу, когда придет ее черед. А пока скажешь ты.

– Я забыл, – пожал плечами Фонтана.

– Сколько дней вы уже здесь сидите?

– Не знаю. Какой сегодня день?

– Понедельник.

– Уже понедельник?

– Не возражаешь, если я открою еще одно окно?

– Ты что, борец за свежий воздух?

Хейз вошел в спальню и открыл там оба окна. Девица на кровати даже не пошевелилась. Обходя кровать, он натянул юбку ей на ноги.

– В чем дело, легавый? – полюбопытствовал Фонтана. – Не любишь шлюх?

– Сколько времени она в таком состоянии? – спросил Хейз.

– Откуда мне знать? Я даже не помню, как ее зовут.

– Она жива? – спросил Хейз.

– Надеюсь. Она ведь дышит, разве нет?

Хейз, взяв девицу за руку, проверил пульс.

– Еле-еле, – сказал он. – Чего вы набрались?

– Не понимаю, о чем ты, – отозвался Фонтана. Со стула, стоявшего возле постели, Хейз взял обожженную столовую ложку.

– Что это, Фонтана?

– По-моему, ложка. Наверное, кто-то ел суп.

– Да ладно тебе. Где он?

– Что? Суп?

– Наркотик, Фонтана.

– Значит, для этого ты явился сюда?

– Кончился, что ли? – спросил Хейз.

– Не знаю. Ты сам задаешь вопросы и сам вроде на них отвечаешь.

– Ладно, – сказал Хейз, – начнем сначала. Сколько ты уже сидишь здесь, в квартире?

– С Нового года.

– Все празднуешь? А девчонка?

– Это моя сестра, и отстань от меня, – сказал Фонтана.

– Как ее зовут?

– Луиз.

– Луиз Фонтана?

– Ага.

– Где она живет?

– Здесь. А ты думаешь где?

– А ты где?

– Тоже здесь. – Фонтана заметил, что Хейз нахмурился. – Забудь об этом, легавый. Я сплю на кушетке.

– Сколько ей лет?

– Двадцать два года.

– А тебе?

– Двадцать шесть.

– Давно ты на наркотиках?

– Я не понимаю, о чем ты. Если у тебя есть, за что меня наколоть, выкладывай. А иначе убирайся.

– Почему? Ждешь кого-то?

– Ага. Президент Джонсон обещал прийти. Обсудить отношения с русскими. Он приходит обедать каждый понедельник.

– Кто такой Джорджи? – спросил Хейз.

– Не знаю. А кто он такой?

– Когда я постучался в дверь, ты спросил, не Джорджи ли это.

– Разве?

– Как его фамилия?

– Джорджи Джесел. Он приходит вместе с президентом.

– Тогда поступим по-другому, – предложил Хейз. – Не возражаешь, если я загляну в ящики комода?

– Советую предъявить ордер на обыск, прежде чем копаться в моем белье, – сказал Фонтана.

– Так, тут возникает небольшая дилемма, – заявил Хейз. – Может, ты поможешь мне ее разрешить?

– Конечно, буду рад прийти на помощь закону, – торжественно произнес Фонтана, закатив под лоб глаза.

– Быть наркоманом – это еще не нарушение закона, тебе такое, наверное, известно.

– Я даже не знаю, что такое наркоман.

– Но наличие определенного количества наркотиков – это уже нарушение закона. Вот тут и возникает дилемма, Фонтана. Наколоть тебя я не могу, пока не докажу наличия наркотиков в квартире. А доказать наличие без обыска тоже не могу. Но если я схожу в участок за ордером на обыск, ты спустишь в туалет все, что у тебя есть. Так что же мне теперь делать?

– Почему бы не пойти домой и не лечь спать, забыв обо всем? – предложил Фонтана.

– Конечно, я могу пойти против закона, обыскать квартиру и найти шесть фунтов героина...

– Еще чего!

– ... Тогда никто и не вспомнит, был или не был у меня ордер, а?

– Кто о чем будет вспоминать? Кого ты обманываешь, легавый? В последний раз я видел в этой округе ордер на обыск тогда же, когда в середине лета шел снег. Беспокоишься, что у тебя нет ордера? Так я и поверю. Ты взломал дверь и ворвался в квартиру, а теперь вдруг забеспокоился об ордере? Ха! – Никто не ломал дверь, Фонтана.

– Нет, конечно, ты только помог себе ножкой и плечиком, вот и все. Слушай, я полицию знаю. Обыскивать ты будешь, так чего крутить вола? Давай начинай, потому что я хочу спать.

– Знаешь что, Фонтана?

– Что?

– По-моему, у тебя ничего нет.

– Тебе это было известно с самого начала, легавый.

– Иначе ты бы боялся обыска.

– Верно. Тогда, раз мы договорились, почему бы тебе не мотать отсюда?

– Почему? Разве ты не хочешь, чтобы я был здесь, когда придет Джорджи?

– Я уже сказал тебе: я хочу обратно в постель.

– Ты ведь спишь на кушетке.

– Ага, значит, на кушетку, – согласился Фонтана. – Она вправду мне сестра, поэтому не старайся меня поймать.

– Как ее зовут?

– Лоис.

– В прошлый раз ты сказал «Луиз».

– Я сказал «Лоис».

– Ты что же, говоря о сестре, называешь ее шлюхой?

– Она и есть шлюха. И то, что она мне сестра, ничего не меняет. Все девки – шлюхи.

– Славный ты малый, Фонтана. Ты когда мылся в последний раз?

– Ты кто? Полицейский или представитель санинспекции? Если ты закончил, давай вали отсюда. Мне эти разговоры надоели.

– А что, если я скажу тебе, что Джорджи сегодня не придет?

– Не придет?

– Нет. А что, если он вообще никогда не придет?

– Почему?

– Отгадай.

– Это старый фокус, легавый. Ты хочешь, чтобы я сказал: «Джорджи не придет, потому что его взяли», – и тогда ты спросишь: «Взяли за что?» Только я на это не покупаюсь.

– Давай-ка попробуем сказать по-другому, – предложил Хейз.

– Ну?

– Джорджи не придет, потому что он умер.

Фонтана опешил. Он молча глядел на Хейза, потом вытер рукой губы.

– Да, – подтвердил Хейз, – ушел навсегда.

– Я только что приехал из Миссури, – сказал Фонтана.

– Ты здесь уже с Нового года, – заявил Хейз. – То есть с прошлого вторника. Джорджи убили в пятницу.

– Когда в пятницу?

– Днем. Где-то между часом и двумя, насколько нам удалось узнать.

– Где?

– Внизу в подвале, – ответил Хейз.

– Какого черта Джорджи понесло в подвал? – спросил Фонтана.

Хейз уставился на него.

– Ты мне не ответил, – заметил Фонтана.

– Джордж Лассер? – спросил Хейз. – О нем идет...

– Не туда попал, легавый, – улыбнулся Фонтана.

Боб Фонтана ожидал прихода кого-то по имени Джорджи, когда Хейз постучался к нему в дверь. Как жаль, что Джорджи, которого он ждал, оказался вовсе не покойным Джорджи Лассером, потому что иначе выяснилось бы, что Лассер связан с наркотиками, а это многое бы объяснило. Наркотики нынче самое доходное занятие в мире, куда более доходное, нежели проституция и азартные игры, по правде говоря, крупнейший из всех подпольных бизнесов, если исходить из затраченной на него энергии и реализуемого капитала. Если человек имеет дело с наркотиками, то можно ожидать чего угодно – даже что его зарубили топором. Поэтому в самом деле жаль, что Боб Фонтана ждал не Джорджи Лассера, а какого-то другого Джорджи. Если бы Лассер оказался торговцем наркотиками, полиция знала бы, где искать. А сейчас в руках у них по-прежнему было пусто.

Конечно, поработал он не совсем зря. Хейз решил дождаться этого Джорджи Как-его-там. День все равно пропал, поэтому, рассудил он, стоит прихватить этого торговца наркотиками и тем самым помочь ребятам из городского отделения по борьбе с наркоманией, у которых всегда дел невпроворот. Беда только в том, что всем в доме известно, что на третьем этаже в квартире у Бобби-наркомана полицейский, чем, наверное, можно было объяснить, что Джорджи в тот день так и не появился.

Хейз прождал Джорджи почти до трех. Он пытался выяснить у Фонтаны, как фамилия Джорджи, но тот посылал его ко всем чертям. Хейз обыскал квартиру, но, как и ожидал, ничего не нашел, кроме кучи грязных носков. В два тридцать проснулась девица. Хейз спросил, как ее зовут, на что она ответила: «Бетти О'Конор». На вопрос, сколько ей лет, она сказала: «Двадцать два года», – поэтому он не смог даже пришить Фонтане растление малолетней. В два тридцать пять девица спросила у Хейза, нет ли у него сигареты. Хейз дал ей сигарету, после чего она поинтересовалась, не приходил ли Джорджи. Фонтана поспешил сказать ей, что Хейз из полиции. Девица оглядела Хейза с ног до головы, решила, что попала в беду, не совсем понимая в какую, потому что только что вернулась из долгого путешествия над мягкими белыми холмами на спинах гигантских лиловых лебедей, но слово «полиция» предвещало беду, а когда попадаешь в беду, надо делать то, чему тебя научила твоя мать.

– Хотите лечь со мной? – приветливо спросила она у Хейза.

Самое лучшее за весь день предложение – это уж наверняка. Тем не менее, Хейз его отверг. Вместо этого он ушел, поговорил с остальными жильцами и в семь тридцать пять вернулся к себе домой.

Он позвонил Карелле и доложил ему, что обнаружил две запыленные полки и одну чистую.