В понедельник, двадцатого августа, утро выдалось жарким и влажным, небо было подернуто легкой дымкой. Мэтью поднялся на рассвете и в десять минут восьмого уже блаженствовал в бассейне. Где-то в четверть девятого зазвонил телефон. Он подплыл к бортику и потянулся за трубкой.
— Алло!
— Мистер Хоуп? Это я, Эндрю. Я все разузнал.
— Хорошо, Эндрю, я слушаю.
— Фильм «Касабланка» идет сто три минуты, то есть час сорок три минуты, сэр.
— Так. Хорошо, Эндрю.
Лидз утверждал, что они начали смотреть фильм сразу после ужина. Мэтью не спросил у Джессики, досмотрела ли она фильм до конца или тоже заснула где-нибудь посередине.
— В понедельник прилив был в час тридцать пополудни, — сказал Эндрю. — Отлив — в семь сорок четыре вечера.
Получается, что Лидз взял лодку первый раз во время прилива, а на обратном пути ему пришлось преодолевать течение, и он вернулся где-то около шести или в половине седьмого. Пока уцепиться не за что.
Но Чарли Стаббс свидетельствует…
— Следующий прилив начался в час сорок две в ночь на вторник, — продолжал Эндрю.
Значит, в десять тридцать вечера, между приливом и отливом, когда уровень воды достаточно высок, лодку могли взять. А на обратном пути лодка вновь попадала в прилив. Но невозможно строить защиту на навигационных особенностях Уиллоубийской бухты.
— Спасибо, Эндрю, — сказал он, — ты мне очень помог.
В десять часов утра Мэтью заглянул к себе в офис. На столе его ждал ответ из прокуратуры на дополнительный запрос.
Мэтью интересовался именами и адресами всех, кто располагал хоть какой-то информацией, взятой на вооружение обвинением. К первоначальному списку Патрисия добавила Чарльза Н. Стаббса. С помощью его свидетельских показаний она, конечно же, хотела подчеркнуть, что Лидз брал лодку во второй раз в половине одиннадцатого вечера, в ночь убийства.
На ее месте Мэтью поступил бы аналогично. Пока все события развивались предсказуемо. Мэтью терпеть не мог сюрпризов.
Мэтью также просил ознакомить его с запротоколированными показаниями. Патрисия направила ему свидетельские показания Стаббса. Протокол, подписанный следователем прокуратуры Фрэнком Баннионом, был датирован субботой, 18 августа, то есть позавчерашним днем.
Патрисия предоставила также в ответ на запрос Мэтью подробное описание вещественных доказательств, которые она предполагает передать на рассмотрение суда: желтая нейлоновая кепка из сетчатой материи с монограммой в виде двух переплетенных букв П и Б красного цвета и желтая куртка-ветровка с нейлоновым верхом на подкладке.
Вот это новость!
Мэтью попросил Синтию соединить его с Джессикой Лидз. Через минуту она перезвонила и сказала, что Джессика Лидз на проводе.
— Доброе утро, — поприветствовал свою клиентку Мэтью.
— Доброе утро. Я как раз собиралась вам звонить.
— Когда они у вас были?
— Вы говорите о полицейских?
— Да.
— Вчера вечером.
— Они предъявили ордер на обыск?
— Да.
— А кто приходил? Роулз и Блум?
— Нет. Какой-то следователь из прокуратуры.
— Вы узнали, как его зовут?
— Фрэнк Баннион.
— Он искал именно кепку и куртку?
— В ордере было отмечено: «Доказательства и следы преступления».
— А вы не помните, были там такие слова, как «обыск с целью обнаружения компрометирующих предметов по показаниям свидетеля» или что-то в этом роде?
— Да. В ордере подробно описывались кепка и куртка.
— А там указывалась ферма как место обыска?
— Да. Наш точный адрес.
— А кто расписался за понятых, сам Баннион?
— Возможно.
— Кем был выдан ордер?
— Подписан фамилией Аморес.
— Аморос. Через «о». Мануэль Аморос — судья округа.
— Да, кажется, так.
— Теперь в ее руках кепка и куртка.
— У нее?
— Дело ведет помощник прокурора Патрисия Демминг. Миссис Лидз, скажите мне, пожалуйста, вы уверены, что ваш муж никуда не выходил из дому в ту ночь, когда было совершено убийство?
— Абсолютно уверена.
— А сами вы были дома всю ночь?
— Да, конечно.
— Вы не могли куда-нибудь отлучиться, скажем, выйти погулять, а ваш муж, может быть, воспользовался вашим отсутствием?
— Нет, я была дома. Мы оба никуда не выходили. Стивен заснул во время фильма, а я досмотрела его до конца, потом еще немного поскучала у телевизора и тоже заснула.
— И проспали до утра?
— Да.
— А в девять часов вас разбудила полиция?
— Да.
— Вы не могли бы припомнить, когда видели кепку и куртку в последний раз?
— Стивен вернулся с морской прогулки до ужина, значит, именно тогда я видела его в кепке.
— А куртка? Была ли на нем куртка?
— Нет. В тот день стояла неимоверная жара.
— Куда ваш муж обычно кладет куртку?
— У нас в прихожей платяной шкаф.
— А кепку?
— Туда же, на полку.
— А в тот вечер он не мог изменить своим привычкам?
— Я затрудняюсь вам ответить, помню лишь, что домой он пришел в кепке, а куда он ее дел, не могу сказать. Я ведь не предполагала, что это кого-то заинтересует. А почему столько вопросов?
— Свидетели дали показания, что на убийце в момент преступления были кепка и куртка.
— Стивен никого не убивал. Он всю ночь был дома.
— Вы уверены в этом?
— На этот вопрос я отвечаю уже в который раз…
— Как крепко вы спите, миссис Лидз?
— Довольно крепко.
— Вы просыпались в ту ночь?
— Нет.
— Вы всю ночь крепко спали?
— Да.
— Вы можете с уверенностью утверждать, что ваш муж той ночью никуда не выходил?
— Видите ли…
— Вам придется ответить на этот вопрос прокурору, миссис Лидз.
— С полной уверенностью я, вероятно, сказать не могу…
— Значит, такая возможность у Стивена Лидза имелась?
— Предположительно — да…
— Он мог спуститься вниз, надеть эту желтую кепку, куртку…
— Да, но…
— …мог сесть в «масерати»?
— Нет.
— Почему?
— Я бы услышала шум мотора.
— Но ведь вы крепко спали.
— Ну… да…
— Значит, вы могли и не слышать, как он завел машину.
— Предположительно — да.
— Миссис Лидз, это свидетельствует о том, что вы не можете быть полностью уверены, где был ночью ваш муж?
— Господин адвокат, ваши вопросы наводят меня на мысль, что вы работаете на кого-то другого.
— На вас, миссис Лидз, вернее, на вашего мужа.
— Я начала в этом сомневаться…
— Нет, можете быть уверены. Я задаю вам вопросы, которые наверняка возникнут у прокурора, а вы — единственное алиби своего мужа. Если удастся бросить хоть малейшую тень сомнения на ваши слова…
— Мой муж не убивал их, — неожиданно произнесла Джессика. — Я признаю, что крепко спала и могла не слышать, что происходит в этом дурацком доме, но я уверена — он не выходил из дому и никого не убивал!
— Откуда такая уверенность?
— Я просто знаю.
— Да, но вы же спали!
— Но ведь он…
Она осеклась.
Повисло молчание.
Мэтью дал ей время собраться с духом.
— Вы начали говорить… — попытался он ее разговорить.
— Он…
И смолкла.
— Пожалуйста, продолжайте…
— Он уже отказался от этой мысли.
— От какой мысли?
— Убить их.
— Что вы хотите этим сказать?
— Он собирался их убить.
«Нет, только не это!»
— Я хотела кого-нибудь нанять, чтобы их убили.
«Нет, не может быть, пожалуйста!»
— Вы с кем-нибудь это обсуждали?
— Разумеется, нет.
— Ваш муж был в курсе ваших планов?
«Скажи „нет“, — мысленно молил он ее, — скажи, что ты ему даже не намекала…»
— Да. Я сказала ему, что собираюсь… кого-нибудь найти… кто мог бы… покарать этих негодяев… убрать их с лица земли. Наверняка есть такие люди, которые за деньги занимаются таким промыслом.
— Такие люди есть, — согласился Мэтью.
— Стивен запретил мне даже думать об этом. Он убедил меня, что и так у насильников до конца дней будет на совести тяжкий груз. Бог их покарает, а что может быть страшнее этого?
«А как убедить в этом присяжных?»
— Миссис Лидз, — сказал он, — на суде ваш муж не был столь благоразумным.
— Он был в бешенстве, раздражен. К тому же я открылась мужу позже.
— Когда?
— Суд вынес решение в пятницу, а наш разговор состоялся в воскресенье.
— За день до убийства.
— Получается, что так.
Они помолчали.
«Боже, не допусти этой информации до Демминг!»
— Мой муж их не убивал, — повторила Джесси. — Поверьте мне, я уверена. Он просто не мог этого сделать.
Ресторан назывался «Скандалисты».
Всего два месяца назад в этом здании был рыбный ресторан «Прибрежная гостиница». Закусочная «У Язона», славящаяся своими бифштексами, располагалась здесь полгода назад, а за три месяца до этого людей влекла сюда дорогая европейская кухня и изящный интерьер, выдержанный в бледно-лиловых и фиолетовых тонах ресторана «Пурпурный морской конек».
Открытие ресторана «Скандалисты» пришлось не на самый удачный в смысле бизнеса месяц июнь, когда основной поток туристов отправлялся домой до Пасхи, а местные жители были не в состоянии обеспечить хорошую выручку. Дабы пережить самые неблагоприятные летние месяцы, приходилось кое-что откладывать с ноября по апрель, либо влачить жалкое существование в ожидании прибыльных клиентов. Открытый в столь невыгодный момент ресторан «Скандалисты», казалось бы, должен был разделить судьбу своих незадачливых предшественников, периодически сменяющих друг друга. Само здание оставалось незыблемым, менялись лишь названия и интерьеры.
Опровергая мрачные прогнозы, ресторан, казалось, процветал. Возможно, этому способствовал тот факт, что любимый публикой Уиспер-Кей разудалый салун «Соленый Пит» сгорел почти дотла к моменту открытия нового ресторана. Почти в открытую виновником пожара в «Соленом Пите» выставляли Майкла Гранди, владельца «Скандалистов», хотя никаких следов поджога пожарные и полиция не обнаружили.
Ресторан располагался в старом дощатом, покрашенном белой краской вместительном здании у самого залива. Почти у входа в ресторан была короткая пристань для двенадцати лодок. Панорама открывалась великолепная — можно было понять бывших владельцев здания: безмерная гладь воды, красивый вид на мост, ведущий к Уиспер-Кей, грациозные лодки. Трудно было даже предположить причину разорения предыдущих владельцев.
Гранди устроил в своем заведении подобие веселого салуна, мудро посчитав тогдашний «Соленый Пит» единственным своим конкурентом среди питейных домов. Он отобрал для работы шесть юных официанток и барменш, четверых поставил за стойку большого бара в основном здании ресторана, а двух — в круговом баре на веранде. Он приодел их в белые декольтированные блузки и черные юбочки оптимальной длины, чтобы радовать глаз мужчин и не оскорблять самолюбия женщин. Для баланса он дал работу нескольким молодым официантам и пианисту с улыбкой Джина Келли. Они обслуживали клиентов, одетые в черные брюки, белые рубашки с открытым воротом, широкими рукавами и красными поясами. Посетители очень скоро убедились, что в его ресторане подают напитки на любой вкус, отменное мясо и свежайшую рыбу, и все это — по весьма доступным ценам. И прежде чем кто-нибудь успел возвестить «Эврика!», он превратил местечко в нечто среднее между салуном и рестораном, где посетителям были рады круглые сутки и обслуживали их даже со стороны залива. Современная история о чистильщике обуви, ставшем миллионером. Редкое явление для наших дней.
Фрэнк Баннион заглянул в заведение Гранди часам к двенадцати в понедельник. Близилось время ленча, и посетители понемногу заполняли ресторан. В основном это были банковские служащие из центра города, что сулило хозяину стабильное будущее. Баннион припарковал свою машину с четкой эмблемой прокуратуры на передних дверцах рядом с серебристым «линкольном», напоминающим выброшенную на берег акулу. Он вошел в зал, где играло пианино. Солнце заливало это уютное, многоголосое, оживленное помещение, которое служит людям уже не первую сотню лет и будет служить, пока в штате Флорида не переведется съестное и спиртное. Хорошая перспектива для такого злачного места.
Баннион остался доволен увиденным и, пройдя через главный зал, вышел на веранду ресторана, где под большими коричневыми зонтиками стояли круглые белые столики. С веранды открывался сказочный вид на залив. Около берега дрейфовала яхта. Находясь на суше, так и тянет выйти в море, но, оказавшись на яхте, теряешь желание идти под парусами. Размышляя нал этим, Баннион подсел к бару, заказал джин с тоником и приступил к цели своего посещения. Он пришел в ресторан, чтобы навести справки о той ночи, когда произошло убийство. Он размышлял, с чего начать. Можно было раскрыть свою принадлежность к прокуратуре или же прикинуться любопытным простачком, сующим нос в чужие дела. В первом случае была опасность, что свидетели, не желая связываться с законом, замыкаются и не идут на разговор. С другой стороны, праздношатающегося нахала могут послать подальше. Этой рыжеволосой барменше, одной из многочисленной обслуги, он решил показать значок следователя.
Это произвело на нее впечатление.
— Ого! — воскликнула она.
На вид ей было года двадцать три — двадцать четыре, она была слишком смуглой, что не свойственно для рыжих. Баннион догадался, что у нее крашеные волосы. На загорелом лице выделялись карие глаза и нос пуговкой. Она представилась: Рози Олдрич.
— Правда, гадкое имя — Рози? — хихикнула она.
Она была родом из Бруклина и прошлой зимой приехала сюда с намерением вернуться через пару недель, но решила задержаться. Она трудилась в две смены — то днем, то ночью — и выкраивала время, чтобы позагорать. Обожала пляж и солнце. К тому же здесь всегда можно встретить кого-нибудь из знаменитостей. Следователя прокуратуры, например, ух ты!
Баннион рассказал ей историю о том, как укусил грабителя за задницу. Из уважения к ее юности он поостерегся более смачных выражений.
В подтверждение своих слов он похвалился фотографией этого типа, снятого со спины. На самом интересном месте были отчетливо видны следы зубов.
Девушка с почтением и восхищением внимала Банниону.
Он спросил ее, кто работал в понедельник, тринадцатого августа.
— А что, что-нибудь случилось? — Она округлила свои карие глаза.
— Обычное расследование, — успокоил ее Баннион. — Так ваша смена работала?
— А какой это был день недели? — спросила она.
— Понедельник, — повторил Баннион.
Ему показалось, что она не слишком умна. В ее карих глазах никак не отражалась работа мысли. А может, притворяется? Сейчас сколько хочешь расплодилось таких малышек — их считаешь придурками, а они тебя за нос водят.
— А какое было число?
На стене за стойкой висел отрывной календарь, на нем выделялись огромные жирные знаки: 2 августа, понедельник.
О каком еще понедельнике, если не о прошлом, идет речь?
— Я спрашиваю о прошлом понедельнике, — повторил он.
— А-а… — протянула девушка.
Он выжидал.
— В какой-какой понедельник? — переспросила она.
— В понедельник на прошлой неделе, — он еле сдерживался. — Тринадцатого. Вечером, в понедельник.
Он подумал, что даже если она что-нибудь и вспомнит, то вряд ли удастся выставить ее свидетелем на суде.
— Так вы работали в тот вечер? — продолжил он свои расспросы.
— Нет, — протянула она. — Вроде бы нет.
— Очень жаль, — вздохнул он с облегчением.
— Ага, — согласилась она.
— А вы не помните, кто работал в тот вечер на веранде?
— А почему на веранде?
— Так не помните? — терпеливо и вежливо настаивал он на своем.
— Пойду спрошу Шерри, — сказала она.
Шерри, темноволосая высокая девушка, ростом около ста семидесяти сантиметров, работала у стойки на другом конце. Юбка девушки из-за длинных ног и высоких каблуков показалась Банниону совсем короткой. Она внимательно выслушала Рози, мельком взглянула на него и, смешав джин с тоником, подошла ближе.
— Как дела? — спросила она.
— Отлично. Я из прокуратуры… — начал он.
— Да, Рози сказала. А что случилось?
Баннион с удовлетворением отметил ее умные темные глаза — он терпеть не мог дураков. Она была хорошенькой: пухлые губы, большой рот. Лет двадцати семи — двадцати восьми. Он прикинул, могла ли она заметить его естественные зубы и волосы?
— Я расследую убийство, — сообщил он.
Это ее поразило.
— Ну и ну! — сказала она.
Девушка поглядела на него с сомнением, пытаясь разгадать его мысли. Наверняка вокруг нее вьется столько парней со всякими бреднями, что она уже не верит словам. Он решил, что разумнее показать ей значок следователя.
— Хорошо, — кивнула она.
— Хорошо? — переспросил он, улыбнувшись.
Он любил демонстрировать свою лучезарную улыбку.
— Что-нибудь не так? — удивилась она, тоже улыбнувшись.
Она очень славно улыбалась.
Баннион потратил все утро, изучая с коллегами навигационную карту. Они решили, что лучшего места, для того чтобы причалить лодку и добраться до «Малой Азии» на машине за четверть часа, не найдешь. Именно здесь, около ресторана, у отметки 63, хорошая пристань и на стоянке для лодок всегда можно отыскать свободное место, даже при скоплении народа. Что говорить о малолюдном вечере понедельника! Стаббс видел, как подозреваемый развернулся за мысом в южном направлении. Мог он, конечно, пристать к берегу и в Кэптена-Уилл, отметка 38, но это было много южнее места преступления, и уложиться во время, рассчитанное медэкспертизой, физически оказалось бы невозможным. Так что, конечно же, Лидз оставил лодку у ресторана.
— Вы находились в ресторане около половины одиннадцатого вечера в понедельник? — задал он вопрос.
— Да, — ответила она.
— Ваше рабочее место за стойкой?
— Да, — подтвердила девушка.
— Отсюда видна вся пристань?
— Да.
— Я хочу спросить вас о лодке, которая могла причалить здесь примерно в это время. Она шла от залива Уиллоуби.
— Это на отметке 72, — кивнула она.
— Вы тоже любите морские прогулки?
— Да, приходилось плавать, — сказала она, слегка приподняв бровь, подобно бывалому моряку, полжизни проведшему на воде. Они встретились глазами. Баннион ощутил внезапное желание переспать с ней. — Я знаю залив Уиллоуби.
— Это белая лодка с черной полосой на борту, отчетливо читается название «Блаженство». Владелец лодки был в желтой куртке и желтой кепке.
— Да, — сказала Шерри. — А кто он такой?
Эмма Хейли, почтенная дама семидесяти лет, работала в отделе статистики окружного суда в Калузе с 1947 года, со времен курортного бума. Она до сих пор пребывала в недоумении, как их город мог стать модным курортом. Зимой погода стояла, мягко говоря, неустойчивая, а летом одолевала страшная духота, сменявшаяся ураганами. Флора не отличалась пышностью, ожидаемой от тропического климата, не было буйства красок Атланты во время цветения магнолий или роскошества азалий Бирмингема, яркости оранжевых, красных и желтых цветов улиц Коннектикута. Даже весеннее цветение деревьев в Калузе мало походило на роскошные пурпурные цветы Калифорнии.
Правда, по весне в городе расцветали голые бегонии и кривые гибискусы, довольно яркие по местным меркам. Местной достопримечательностью считалась небольшая рощица в районе 41-й улицы, оживавшая весной, а также ландшафт лодочной станции «Марина Лу» и моста на Сабал-Кей, но их великолепие было преходящим. Почти круглый год Калуза выглядела пожухлой и выгоревшей на солнце, но это особо, похоже, никого не трогало. Ведь приятнее рыбачить, чем возиться в саду. К чему подрезать кусты в саду, если можно взять лодку и выйти в море? И такая беззаботность чувствовалась во всем. Калуза походила на элегантную даму, у которой из-под платья торчала грязная и рваная нижняя юбка.
Эмма считала это непристойным.
Партнера Мэтью это забавляло.
Сам Мэтью не мог припомнить, чтобы они обсуждали эту проблему.
— Судебный процесс продолжался три недели, — произнесла Эмма. — У нас хранятся 1260 страниц стенограмм. Вы уверены, что хотите прочитать все?
— Надеюсь, это вас не затруднит, — сказал Мэтью.
— Если вы сами будете их таскать, то мне все равно, — ответила она.
Эмма была седовласой статной дамой. Сколько Мэтью ее помнил, она всегда слегка прихрамывала. Он подумал, что это последствия детского полиомиелита — когда-то эта болезнь была настоящим бедствием во всем мире. Он последовал за ней между длинными рядами картотек. В системе обозначений на ящиках могла разобраться только Эмма. Сами старинные ящики были дубовыми, тяжелыми и крепкими. Он с удивлением отметил, что раньше эти вещи были деревянными, а не из металла или пластмассы. Все так быстро меняется в жизни. Где тот мальчик с челкой, который играл в бейсбол на пустырях в Чикаго, штат Иллинойс? Да где теперь сами пустыри?
— Стенограммы должны быть в секции «Частные лица». Вы знаете их имена? Ведь эти трое проходили по одному делу?
— Да, — подтвердил Мэтью.
Наверняка их защитники пытались добиться отдельного слушания для каждого из своих подопечных. Выгоднее было представить их суду поодиночке: смущенный молодой человек в плохо сидящей одежде, с выпученными от ужаса глазами. «Дамы и господа, я обращаюсь к вам: неужели этот невинный, тихий юноша мог совершить насилие?» Скай Баннистер тогда сумел настоять на своем: все трое предстали перед судом вместе. Но процесс завершился в их пользу.
— Нго Лонг Кай, — прочитал Мэтью в своих записках. — Данг…
— Не так быстро, — прервала его Эмма. — Будьте добры, дайте я посмотрю сама.
Он протянул ей листок бумаги. Эмма испуганно уставилась на список, покачивая головой. Затем, прихрамывая, поспешила куда-то в глубь между рядами картотек.
— Попробуем начать с Хо.
Мэтью оставалось только строить догадки, почему именно с него.
Но она действительно довольно быстро нашла стенограмму под кодом «Хо Дао Бат. Частные лица». Там же были указаны номера дел Нго Лонг Кая и Данг Ван Кона.
— Не могу даже вытащить, — сказала она.
Это было явным преувеличением. Стенограмма представляла собой четыре голубых прозрачных папки общим объемом 1200 с небольшим страниц. Он вытаскивал папки из ящика и складывал сверху, затем задвинул ящик и взял все папки.
— Спасибо, Эмма, — поблагодарил он.
— Позвоните мне, когда закончите, хорошо? — попросила Эмма. — Мне нужно будет отметить, что вы их вернули.
Он последовал за ней между рядами шкафов. По пути она выключала свет, старые дубовые шкафы окутали сумерки, погружая их в безмолвное прошлое. Они вошли в ярко освещенную комнату с высокими окнами и потолком и окунулись в атмосферу начала века, к тем временам, когда было построено это здание. Посреди комнаты стоял длинный дубовый стол на тяжелых круглых ножках. В углу прислонился к стене свернутый американский флаг. На стене над ним — портрет Джорджа Вашингтона в тяжелой раме. Солнечный сноп отражался на инкрустированной золотом поверхности стола. Пылинки медленно оседали по наклонному лучу. В комнате абсолютная тишина.
Мэтью вдруг вспомнил, как стал адвокатом.
Оставшись один, он сел за стол и раскрыл первую папку.
До Рождества оставалось всего четыре дня.
Погода в это время в Калузе стоит замечательная. Не помеха даже то, что ртутный столбик, поднимаясь днем почти до пятидесяти градусов, к вечеру не опускался ниже тридцати. Нет нужды в кондиционерах: стоит лишь открыть окно — и ворвется свежий воздух. Солнце щедро расточает свои ласки, многочисленные туристы заполняют белоснежные пески калузских пляжей, в воде, подобно поплавкам, тут и там торчат головы. Местные жители в это время года пляжи не жалуют: все-таки зима, и, по мнению аборигенов, только сумасшедшие могут купаться в декабре.
Центральная часть города, стоянки машин и дома принаряжены к Рождеству, хотя этот праздник более чем неуместен при такой жаре. Как быть Санта-Клаусу на лыжах? Снега в этом климате просто не бывает. На роль рогатых оленей годятся разве что крокодилы. А где взять Снеговика?
Но выходцы из далеких северных штатов, недавно приехавшие во Флориду, еще не утратили ощущения ясного декабрьского дня, наполненного зимними запахами. Многие из родившихся и выросших на этой земле лишь понаслышке знают о волшебном времени под Рождество, когда за дверью гудит пурга и заметает дом снегом, а вся семья собралась за праздничным столом в предвкушении насладиться рождественской индейкой. В камине мирно потрескивает огонь, и тут на пороге возникает долгожданный посланник с огромным мешком за плечами… «Сынок, мы знаем, что ты мечтал об этом! Поздравляем тебя с Рождеством!»
Но предпраздничная лихорадка в южных субтропиках, марафон по магазинам за подарками ничем не отличаются от радостной рождественской суеты в морозном Игл-Лейке, штат Мэн. И разве так уж важно, что вместо снега елки опылят белой краской, а за рождественскими подарками покупатели приходят в шортах и футболках? Минуют четыре дня, и наступит утро Рождества, дарующего мир и благодать всем добрым людям.
Женщинам в их числе.
Так должно быть.
Но только не для Джессики.
Сегодня Джессика Лидз будет изнасилована.
«Галерея закрывалась в десять часов. Я…»
Стенограмма отражает один беспристрастный текст: вопросы следователя — ответы свидетеля, в строках диалога не слышится интонаций и оттенков голосов. Мэтью мог лишь догадываться, какое бешенство удерживает в себе Джессика Лидз, какой с трудом подавляемый гнев.
Она описывала китайский ресторан в непосредственной близости от галереи.
Протокольный текст.
Около десяти часов или чуть позже, когда она подошла к машине, ресторан еще работал. Он был выстроен в виде пагоды, поэтому так и назывался — «Пагода». Машина у нее дорогая, и до Рождества осталось всего четыре дня. На стоянке около галереи припарковано много машин. Она выбирает для своей машины с решеткой на бампере пустую площадку за «Пагодой», около низкого заборчика, за которым начинается пустырь. Когда она возвращается из ресторана, стоянка почти пуста — осталось только несколько машин возле здания Театрального комплекса. Ей запомнилось, что, когда она укладывала в багажник рождественские подарки, было минут десять одиннадцатого. Площадка за рестораном была достаточно освещена, чтобы не бояться туда идти. К тому же ярко светил почти круглый диск луны, после полнолуния миновало лишь несколько дней. И потом, время было не совсем позднее — всего лишь начало одиннадцатого. И места здесь не такие дикие, чтобы женщине страшиться сесть в машину, стоящую на прилично освещенной стоянке в непосредственной близости от сверкающего огнями ресторана, вечером во вторник, при яркой луне, за четыре дня до Рождества. К тому же у черного входа в ресторан курят трое мужчин. Они в рубашках с короткими рукавами и в длинных белых фартуках. Видимо, рабочие кухни. Она последовательно проделывает все привычные движения: открывает машину и усаживается на сиденье, захлопывает дверцу, включает фары, поворачивает ключ зажигания, подает немного назад, к низкому заборчику, и в последний момент понимает, что спущена шина.
Все это она подробно рассказывает прокурору, потом каждому защитнику. Они пытаются отыскать неточности в ее рассказе.
В стенограмме каждый адвокат указывается по имени только в начале протокола. Потом просто чередуются буквы «В» и «О» — вопрос — ответ.
Защитник Трана, мистер Айэлло, адвокат Хо — мистер Сильберклейт, миссис Лидз… Потом идут сокращения: «В и О», «В и О»…
О: Я покинула автомобиль, чтобы сменить шину. Я не предполагала, что меня изнасилуют.
В: Возражаю, ваша честь. Мы собрались для того, чтобы определить…
О: Да, да, протест принят, мистер Айэлло. Суд отклоняет ответ свидетеля.
Второе «О» означает теперь окружного судью, ведущего дело некоего мистера Стерлинга Дули, который заслужил репутацию человека, предпочитающего смертный приговор всем остальным. Восемь адвокатов защиты, сидящие за длинным столом, предпочли бы другого судью. До начала рассмотрения дела они ходатайствовали о переносе слушания в другой округ в связи со слишком большим общественным резонансом, который обычно сопровождает подобные дела, но их протест был отклонен, и теперь они вынуждены внимать судье Дули, который просит клерка повторить вопрос адвоката Айэлло: «Что вы сделали, когда обнаружили, что у вас спущена шина?»
О: Я вышла из машины, чтобы заменить колесо.
В: Предполагали справиться сами?
О: Да. Я ведь была одна.
В: Я имею в виду… Вы ведь могли обратиться в автосервис и попросить об экстренной помощи.
О: Я не стала этого делать.
В: Почему вы не позвонили в гараж?
О: Я сама меняю колеса.
В: Но вы были так одеты…
О: Моя одежда не имеет к этому никакого отношения.
В: Я просто подумал… высокие каблуки… короткая юбка.
О: Протестую, ваша честь.
А это уже сам прокурор, Скай Баннистер. Собственной персоной. Волосы цвета спелой пшеницы, небесно-голубые глаза. Высокий, подтянутый, настоящий красавец. Наверняка он вскочил на ноги.
О: Протест принят. Продолжайте, господин Айэлло.
В: Почему вы не позвонили мужу?
О: Я не хотела его будить.
В: Вы были уверены, что он уже спит?
О: Он приболел. Когда я уходила из дому, он лежал в постели.
В: Так сколько было времени?
О: Четверть одиннадцатого.
В: Понятно, что вы не захотели поднимать его. Было ровно четверть одиннадцатого?
О: Я не могу утверждать столь категорично. Думаю, ушло минут десять, пока я уложила покупки в багажник.
В: Вы утверждаете, что видели около ресторана троих мужчин, которые курили.
О: Да. Это были подзащитные. Трое мужчин, которые сидят…
В: Я не просил вас никого опознавать, миссис Лидз.
О: Но это были они.
В: Ваша честь…
О: Давайте продолжим. Свидетель, прошу вас отвечать только на поставленные вопросы.
В: Вы разговаривали с этими людьми?
О: Нет.
В: Вы когда-нибудь ранее — имеется в виду до четверти одиннадцатого — видели этих людей?
О: Время было приблизительно четверть одиннадцатого. Нет, до этого я их не видела.
В: Вы их увидели тогда в первый раз?
О: Да.
В: Но вы не уверены, что часы показывали ровно пятнадцать минут одиннадцатого?
О: Полной уверенности у меня нет. Вероятнее всего, так оно и было.
В: Возможно, было половина одиннадцатого?
О: Не думаю. Так долго я не могла идти до машины.
В: А может быть, было без двадцати одиннадцать?
О: Нет.
В: Или без десяти одиннадцать? Может быть, без десяти одиннадцать?
О: Нет, я же сказала вам, было…
В: Или четверть…
О: Нет, было…
В: Позвольте мне закончить вопрос.
О: Я думала, вы уже закончили.
В: Может быть, было четверть двенадцатого, а не четверть одиннадцатого?
О: Нет, было четверть одиннадцатого.
В: Миссис Лидз, сколько было времени, когда вы подъехали к галерее?
О: Около восьми.
В: Вы собирались купить подарки?
О: Да.
В: Когда вы туда приехали, было уже темно?
О: Да.
В: И вы поставили машину на площадке за «Пагодой»?
О: Да.
В: Эта площадка была освещена?
О: Да.
В: Вы заметили кого-нибудь на улице возле ресторана?
О: Я никого не видела.
В: Разве вы не видели, что трое мужчин курят у черного входа? Та дверь освещена фонарем.
О: Нет, я никого не видела.
В: Разве это не были те трое мужчин, которые позже…
О: Нет.
В: Ваша честь, вы позволите мне закончить мой вопрос?
О: Миссис Лидз, будьте добры выслушивать вопрос до конца, прежде чем отвечать. Продолжайте, господин Айэлло.
В: Когда вы ставили машину за рестораном в восемь часов вечера, разве там не было троих мужчин, которых вы позже обвинили в…
О: Протестую, ваша честь.
Опять Скай Баннистер.
— Миссис Лидз уже сказала, что никого не видела на площадке около ресторана. Господин Айэлло задает тот же вопрос в иной формулировке. На вопрос уже получен ответ.
О: Господин Айэлло?
В: Ваша честь, предыдущий свидетель утверждал, что между миссис Лидз и подзащитными состоялся разговор сразу после того, как она поставила машину. Сами подзащитные сообщили мне содержание этого разговора. Я пытаюсь вынудить миссис Лидз припомнить этот разговор.
О: Разрешаю задать вопрос.
В: Миссис Лидз, соответствует ли действительности, что, выйдя из машины, вы обернулись и сказали: «Добрый вечер, мальчики»?
О: Нет.
В: Ведь вы их не видели, поэтому и не могли сказать им ничего подобного?
О: Я не стала бы с ними разговаривать в любом случае.
В: Ну, «добрый вечер» — это всего лишь форма приветствия, не так ли? Что в этом предосудительного? Ничего обольстительного. Почему бы вам было не поздороваться: «Добрый вечер, мальчики»?
О: Потому что я не имею привычки вступать в разговор с незнакомыми мужчинами.
В: Особенно с невидимками?
О: Не понимаю вашего вопроса.
В: Вы же говорите, что не заметили их. Это значит, что они были невидимы.
О: Нет, это значит, что их там не было.
В: Они оказались в поле вашего зрения потом?
О: Да.
В: Те же трое?
О: Да. То есть это не совсем точно. Я никого не видела в восемь часов. Я увидела троих мужчин, вернувшись к машине.
В: В четверть одиннадцатого…
О: Да.
В: …или в четверть двенадцатого… Это неважно.
О: Это было в четверть одиннадцатого, я уже сказала.
О: Действительно, господин Айэлло.
В: Извините, ваша честь, но если позволите…
О: Куда вы клоните?
В: Я пытаюсь показать, что свидетель малоубедителен в рассказе о времени событий и о самих событиях. И если существует путаница в основных фактах, то…
О: Я ничего не путаю, я отвечаю за каждое свое слово о происшедшем! А вот вы пытаетесь все запутать!
В: Ваша честь, вы позволите мне продолжить?
О: Давайте послушаем ваши аргументы, господин Айэлло.
В: Благодарю. Миссис Лидз, вы утверждаете, что эти трое мужчин стояли около черного входа ресторана и курили под фонарем?
О: Да.
В: Вы слышали показания обвиняемых? Они утверждают, что в это время были на кухне и мыли посуду.
О: Да, я слышала.
В: Кто-то из вас ошибается, не так ли?
О: Но не я.
В: Они утверждают, что видели вас только единожды — в восемь часов, когда вы ставили машину.
О: Слышала.
В: Значит, они опять ошибаются?
О: Они лгут.
В: Они лгут также, свидетельствуя, что у вас слишком оголились ноги, когда вы покидали машину?..
О: Я выходила из машины в полном одиночестве!
В: А то, что вы бросили им «Добрый вечер, мальчики»? Это тоже ложь? Все трое твердят об этом в один голос.
О: Да, это ложь.
В: А что вы скажете о показаниях шеф-повара, господина Ки Лу? Он утверждает, что четверть одиннадцатого все трое были на кухне и мыли посуду. Как им удалось в то же время курить на улице?
О: Мне нечего сказать.
В: По-видимому, он тоже ошибается? Или лжет? Или то и другое?
О: Если он стоит на своем в том смысле, что никого из этой троицы не было на улице, значит, он лжет.
В: Вы одна говорите правду?
О: В этом случае — да.
В: А в остальных случаях?
О: Я никогда не лгу.
В: Да, ведь вы поклялись в этом. Но вы обвиняете других в лжесвидетельстве.
О: Если они утверждают…
В: Все они лгут, только вы правдивы, не так ли, миссис Лидз? Но может быть, у вас сместилось время и вы путаете события восьми часов и четверти одиннадцатого?
О: Я подверглась нападению не в восемь часов!
В: Пока никто не говорит о насилии. Но скажите… У вас не возникала мысль о нападении, когда вы ставили машину?
О: Нет.
В: Значит, вы не боялись насилия?
О: Нет, я об этом не думала.
В: Видимо, возникни у вас подобная мысль, вы вряд ли бы поставили машину в данном месте, не так ли?
О: Когда я подъехала к галерее, все места на стоянке были заняты. Я поставила машину вдали от других еще и потому, что боялась за ее сохранность. У меня дорогая машина.
В: Вы хотите сказать, что, возникни у вас какие-либо подозрения, вы бы нашли иное место для стоянки?
О: Я поставила машину недалеко от галереи.
В: То есть вас не пугала мысль быть изнасилованной, ибо ваша машина стояла неподалеку от галереи, это так?
О: Да.
В: Вам не пришлось бы долго идти к машине?
О: Да.
В: Правильно ли я вас понял, миссис Лидз, что вы не задумывались над вероятностью применения к вам насилия в том месте, где вы поставили машину?
О: Я вовсе не ожидала, что меня изнасилуют.
В: А когда вы вернулись к машине, вы предполагали такое развитие событий?
О: Нет.
В: Вас не насторожили трое мужчин у ресторана?
О: Я знала, что они там работают.
В: Как вы об этом узнали?
О: Они походили на рабочих с кухни.
В: А если поставить вопрос иначе: вы не боялись быть изнасилованной, потому что тогда вас некому было насиловать?
О: Нет, они там были.
В: В то время, которое вы указываете, их там не было.
О: Протестую!
О: Вы задали вопрос, господин Айэлло?
В: Я сформулирую его по-другому, ваша честь. Который был час, когда, по вашим словам, вы видели этих троих мужчин?
О: Четверть одиннадцатого! Сколько еще я должна…
В: Но в это время они мыли посуду на кухне!
О: Нет, в это время они насиловали меня на капоте этой проклятой…
В: Протестую!
О: Протест принят. Будьте добры, отвечайте на вопрос, миссис Лидз.
О: Я их видела всего один раз. И в одном-единственном месте, когда они меня…
В: У меня больше нет вопросов.
Но вопросы, конечно, были.