Кабинет инспектора Мориса Блума в здании управления общественной безопасности украшали вставленные в рамку фотографии тех бригад, которыми он руководил, будучи на службе в графстве Нассау на севере. Они висели рядышком с настенными табличками из Главного департамента Полиуш графства Нассау, парой газетных вырезок, упрятанных под стекло из «Нью-Йорк дейли ньюс» и лонг-айлендской газеты «Ньюсдей» с заметкой об отважной операции по захвату двух грабителей банка в Минеоле, бандиты были схвачены полицейским Морисом Л. Блумом. Поблизости висело несколько фотографий его жены. На книжной полке стоял кубок, полученный на соревнованиях по боксу, когда он служил во флоте, и тут же — игрушечный пес Скупи — подарок его девятнадцатилетней дочери. На ошейнике болталась надпись: «Лучшей ищейке в мире. С любовью, Марк».
Блум просматривал свежий номер «Геральд трибюн Калузы». Его внимание привлек заголовок: «КРУПНЕЙШЕЕ ЗА ВСЮ ИСТОРИЮ ФЛОРИДЫ ДЕЛО О НАРКОТИКАХ».
— Я уже решил, что началась третья мировая, — вместо приветствия произнес Мэтью.
— Угу, — ответил Блум.
— Заголовок бросается в глаза.
— Угу.
Статья под броским заголовком начиналась на довольно истерической ноте: утром 21 августа сего года захвачена крупнейшая в юго-западной Флориде партия наркотиков, в так называемом Боливийском районе Калузы арестовано 12 человек. В статье отмечалось, что расследование, которое длилось около четырех месяцев и привело к описываемым событиям, было начато по инициативе прокурора штата Ская Баннистера, явилось совместной акцией прокуратуры и департамента полиции с привлечением штата шерифа, именно это сыграло свою роль в успехе операции по пресечению подпольного бизнеса. В ходе рейда было конфисковано несколько тысяч килограммов кокаина, миллионы долларов наличными и такой арсенал ручного и автоматического оружия, что его хватило бы на оккупацию всей Центральной Америки. В статье приводились жесткие слова Ская Баннистера: «Если вы торгуете наркотиками — мы вас арестуем, посадим и покараем. Долгое время таким людям удавалось избегать наказания. Теперь я лично займусь этим. Мы не потерпим торговлю наркотиками в нашем штате». В конце автор статьи выражал надежду, что эта операция действительно положит конец торговле наркотиками во Флориде.
— Так вот что там готовилось.
— Да, вот это там и готовилось.
— Можно считать, что Скай уже в Талахасси.
— Плакать никто не будет, — скривился Блум.
— Теперь понятно, зачем ему было нужно спихнуть это дело об убийстве.
— Видимо, так.
— Выдвинет обвинения, выслушает приговор и отправится домой к маме.
— Угу.
— Стоит ему проиграть это дело…
— …а проигрыш этот весьма ощутим, Мэтью.
— Да уж.
— Ложный шаг и — прощай, Талахасси.
— Это моя забота, чтобы он проиграл.
— Мне кажется, шансов у тебя негусто, — сказал Блум.
— Ты так думаешь? Неужели реальна ситуация, что мой клиент вчера вечером вырвался из тюрьмы, чтобы побродить по берегу океана?
— Подражательное убийство, Мэтью. Просто и элементарно.
— В тебе берут верх корпоративные интересы, инспектор.
Краткая, в несколько строк, заметка об убийстве появилась на четырнадцатой странице газеты рядом с большим, почти на целую полосу, рекламным объявлением универмага «Куртис Бразерз». В заметке сообщалось, что пять минут третьего ночи полицейским патрулем на магистрали Норт — Тамайами в районе лодочной станции обнаружен труп 68-летнего Тринха Манг Дука, безработного иммигранта из Вьетнама, проживавшего по адресу Танго-стрит, 1224.
Когда Патрисии Демминг указали на очевидную связь данного убийства с недавно совершенным самосудом над тремя соотечественниками убитого, теми, кого обвиняли в изнасиловании, помощник прокурора, еще не успевшая полностью освоиться на новом месте, категорично заявила журналистам, что подобные случаи трудно назвать экстраординарными. «Приходится признать, — отметила она в своем заявлении, — что некоторые убийства совершаются впечатлительными людьми по подобию преступлений, совершенных ранее. В нашем лексиконе такие случаи определяются как подражательные убийства. Смерть господина Тринха — ужасная трагедия. Предположительно, он — случайная жертва, оказавшаяся на пути неуравновешенного человека, алчущего сомнительной славы убийцы, использующего чужой почерк. Я нахожу именно такое объяснение последнему убийству. Нами задержан человек, обвиняемый в первых преступлениях, и мы надеемся, что департамент полиции Калузы приложит все усилия к скорейшему задержанию виновника нового кровавого злодеяния».
— Неплохо у нее язык подвешен, — заметил Блум.
— Чушь собачья, — отозвался Мэтью. — Кто подкинул газетчикам информацию о вчерашнем убийстве?
— Не я, — открестился Блум.
— Знаю.
— Вчера дежурил Паллери, я даже толком не знал, что успели сообщить в газету.
— Труп был изуродован подобно телам тех трех вьетнамцев?
— Один к одному.
— Естественно, чтобы не было сомнений в подражательном убийстве.
— А я уверен, что мы действительно имели дело с подражательным убийством.
— Неужели ты думаешь, что убийца случайно наткнулся на Тринха, свидетеля по делу?
— Нет, это был сознательный выбор.
— По каким соображениям?
— Кто знает. Возможно, Тринх был каким-то образом связан с этим делом. Кто может поручиться, что засело в голове у подобных типов, Мэтью? Они же больны и вряд ли соображают, что делают. Помнится, произошел такой случай. О нем писали все газеты Нью-Йорка. Один парень методично истреблял старушек, потому что за неделю до этого какой-то ублюдок порешил его восьмидесятилетнюю мать. Он убивал исключительно седовласых женщин, похожих мастью на погибшую мать. Кто знает, может, родительница первого убийцы была еще более темноволосой, чем ты, это неважно. Но вот во втором случае все зависело от цвета волос невинных жертв. Черт знает что.
— Ты хочешь сказать, что тут не просматривается мотив убийства?
— В данном случае я соглашусь с Демминг: убийца захотел известности. Ты же знаешь, что такое случается, многие идут на преступления в надежде прославиться, подобно убийцам, имена которых на слуху.
— А если, старина, учесть такой мотивчик — Тринх видел номер машины убийцы?
— Но это же не флоридский номер, — с сомнением покачал головой Блум.
— Знаю. Неужели ты думаешь, что я оставил бы старика в покое, не теребил бы его, пока он не вспомнит того номера?
— Это на тебя похоже, — пожал плечами Блум.
— Разве убийца менее прозорлив?
— Не знаю, чего он там мог понимать, а вообще-то может оказаться, что убийца — дама. Логика преступников отличается от нормальной. Поверь мне, редко можно встретить четкий план убийства. Обычно убивают спонтанно. Агата Кристи — чтение для душегубов. У них с мозгами порядок. Хотя как раз в данном случае классического подражательного убийства преступник был сумасшедшим. Я не исключаю многократного повторения подобных убийств, он будет действовать, пока мы его не остановим. Ему от меня не уйти, Мэтью, клянусь. Я докажу тебе, что был прав. Он у меня будет сидеть рядышком с твоим парнем в ожидании смертного приговора.
— Я обещал, что этого не будет, — произнес Мэтью.
— А не надо было обещать, — усмехнулся Блум.
Они договорились встретиться в маленьком баре «Майами Дели» на Сабал-Кей. День был жаркий, градусов под сорок, а в баре, как сообщила официантка, барахлил кондиционер. Уоррен предложил поискать другой бар, но Ник Олстон отказался — ему жара не помеха. Они заказали кофе и яичницу с беконом. За соседним столиком возле окна сидела упитанная дама в розовых шортах и розовой футболке и обмахивалась меню. За окном по направлению к общественным пляжам Сабала двигалась машина. Олстон с аппетитом поедал яичницу.
— Что тебе на этот раз нужно?
— Компьютер, — сказал Уоррен.
Он придерживался того правила, что если обращаешься к кому-нибудь за услугой — выкладывай просьбу сразу, а не ходи кругами. Это экономит время, а иногда даже вызывает уважение. Он сказал Олстону по телефону, что нуждается в его помощи. Олстон неохотно согласился встретиться, но намекнул, что на сей раз хотел бы получить деньги вперед. Однако теперь Олстон что-то не торопился приступать к делу. Выглядел он неважно.
Его трудно было назвать красивым от природы, но сейчас белки его карих глаз избороздили красные прожилки, грубое лицо было одутловатым и обрюзгшим, грязные соломенные волосы торчали клоками, на щеках пробивалась щетина, и было по всему видно, что с утра он уже прикладывался к бутылке. Было только десять часов, а от него сильно несло алкоголем. Он пробормотал что-то насчет выходного, но Уоррену показалось, что он дружит со спиртным и в рабочие дни.
— Как поживаешь, Ник? — спросил он.
— Тебе что до этого! — огрызнулся Олстон.
— У тебя все в порядке?
— Как видишь, — произнес он, не поднимая головы от тарелки. Он механически повторял одни и те же движения: ребром вилки отделял кусок яичницы и отправлял его в рот. — У Фрэнка в отделе новый парень, — наконец произнес он.
— Как он?
— Вроде ничего.
Он продолжал жевать. Уоррен знаком попросил официантку принести еще кофе. Это была невзрачная блондинка с потрясающими ногами, что подчеркивалось юбкой минимальной длины. Уоррен и Олстон оба обратили внимание на ее ноги, не заметить их было просто невозможно.
— Прикрыть бы ей флагом лицо, — сказал Олстон. — И оттрахать как следует.
Это была старая шутка, но Уоррен улыбнулся.
— Он патрулирует сейчас на второй машине в этом районе, — сказал Олстон. — На той, на которой раньше работал Чарли Маклин. Мы выезжаем по одному, ты же знаешь, но в округе курсируют две машины, чтобы в случае чего можно было получить поддержку. Я пока еще не особо хорошо его знаю, но это не Чарли Маклин, это уж точно.
— Ты долго работал с Чарли?
— О, Господи, да уж который год вместе.
Он говорил о нем как о живом.
— Должно быть, очень тяжело терять партнера, — посочувствовал Уоррен.
— Да уж. Мы с ним очень ладили. Я бы не задумываясь доверил Чарли свою жизнь, да черт побери, о чем это я, сколько раз моя жизнь зависела только от него, не счесть, — кивнул он, поднося ко рту чашку кофе.
Уоррен какое-то время присматривался к нему.
«Настало время воспользоваться моментом», — решил он.
— Ты стал много пить? — спросил он.
— Есть немного, — ответил Олстон.
— Надо тебе бросать, — сказал Уоррен.
— Тебе-то что до этого?
— Да так.
— Ну и отцепись от меня.
— Я подумал, может, я смог бы тебе помочь, — произнес Уоррен.
Олстон поднял на него глаза.
— Да брось ты, — отмахнулся он.
— Я серьезно. Если я могу для тебя что-нибудь сделать…
— Да ладно, мы ведь почти незнакомы. С какой стати ты будешь со мной возиться?
— Не люблю смотреть, как другие попадают в беду.
— У меня все в порядке.
— Ты уже с утра принял, да?
— Ерунда какая, о чем речь! А ты что, проповедник, что ли?
— Просто хочу тебе помочь. Позвони мне, хорошо? Если тебе захочется с кем-нибудь поговорить, просто набери мой номер.
— Ладно, — смутился Олстон.
— Позвони, вместо того чтобы хвататься за бутылку, — повторил Уоррен.
— Да что там, я и правда пристрастился к спиртному, — передернул Олстон плечами и отвернулся. На другом конце зала обладательница пары шикарных ножек наливала кофе упитанной клиентке.
— Ты видел когда-нибудь такие ноги? — спросил Олстон.
— Никогда.
— Хоть сейчас на конкурс красоты.
— Действительно, — улыбнулся Уоррен.
— Откуда такие берутся, — восхищенно покачал головой Олстон.
Какое-то время мужчины молча разглядывали великолепные длинные ноги официантки.
— Иногда задумаешься над тем, что случилось, — начал Олстон, — ведь я даже не предполагал, что стану тосковать по нему, понимаешь? Чарли… Мы ведь всегда завтракали с ним вместе, потом раза два-три за смену встречались где-нибудь за кофе, после дежурства могли распить бутылочку под разговоры о жизни. Болтали обо всем. О женщинах, о работе, о своих планах… Так хорошо, когда есть кому душу открыть. Ведь наша работа муторная, все так надоедает. Сил нет смотреть на все эти безобразия. А тут еще наркотики! Читал сегодняшнюю газету? Фигня это! Прокурор поймал какую-то вшивую банду торговцев наркотиками и думает, что дело в шляпе. Я бы мог его захватить с собою в ночное дежурство, чтобы он увидел, что это дело бесполезное.
— Они хотят вывести из игры наркобаронов, усадив их за решетку, — предположил Уоррен.
— На борьбу с наркотиками отпускаются такие крохи, — посетовал Олстон. — Я пытался объяснить это своей подружке, она работает у нас диспетчером и немного разбирается в нашей работе. Но всего-то она не знает, того, чем мы занимаемся день и ночь. Это поймет лишь партнер.
— Конечно, он испытал все на своей шкуре, — согласился с ним Уоррен.
— Ведь иногда выезжаешь на дежурство с ощущением своей бесполезности, того, что ты не в силах ничего изменить.
— Я это все на себе испытал.
— Где?
— В Сент-Луисе.
— Ну, тогда ты должен понимать.
— Да уж.
— Надо же, ты работал полицейским в Сент-Луисе, — усмехнулся Олстон.
— Ты бывал там?
— Нет, но говорят, что там женщины обвешаны кольцами с бриллиантами, — пошутил Олстон.
— У них есть кое-что еще напоказ.
— Но таких ножек нигде не встретишь, — возразил Олстон. — Я бы прошелся языком от мизинчика до самого паха.
Она подошла к их столику. Высокие каблуки процокали по асфальтовому покрытию пола. Она двигалась раскованно, явно гордясь своими великолепными ногами.
— Кому-нибудь принести кофе? — спросила она.
— У тебя нет сестры для моего друга? — спросил Олстон и подмигнул Уоррену.
Она смущенно улыбнулась. Как себя вести, если один из приятелей негр? Ей не осталось ничего иного, как повторить:
— Так кто-нибудь будет кофе?
— Я бы попросил вас налить погорячей, — вновь подмигнул Олстон Уоррену.
— Мне тоже, — согласился Уоррен.
Девушка долила кофе в обе чашки. Действительно, в ней было примечательного разве что ноги. Наверняка у нее возникали проблемы из-за них. По мнению мужчин, ноги и сексуальность — взаимосвязаны. Этот факт не подвергается сомнению, даже напротив, поддерживается рекламой в журналах и по телевидению. Девушка знала цену своим ногам. Она вскинула голову и, постукивая каблуками, отошла от стола.
Они проводили ее взглядом.
— Н-да, — протянул Олстон.
— Чего уж тут, — согласился Уоррен.
Они сидели и пили кофе. Полная дама поднялась со своего места и направилась к кассе.
— А моя будет получше твоей, — сказал Олстон.
Они фыркнули, словно школяры.
— Не забудь про мои слова, — напомнил Уоррен.
— Хорошо.
— Если задумаешь излить душу — звони, — повторил Уоррен.
— Ладно, запомнил.
— Безо всяких шуток.
— Я понял.
— Хорошо.
— Что ты там говорил о компьютере? — спросил Олстон.
— Скажи, что может значить татуировка?
— Вооруженное ограбление, — не задумываясь, ответил Олстон.
— Вероятнее всего, — кивнул Уоррен.
— Сколько мне ни приходилось сталкиваться с этой публикой, — добавил Олстон, — практически все имели татуировку.
— Меня интересует любая информация о человеке по имени Нэд Уивер. Начать предпочтительней с Сан-Диего.
— Подробности какие-нибудь есть? Компьютер ловит факты.
— Ему лет двадцать восемь — тридцать, здоровенный малый, рост около ста девяноста, похоже, занимался штангой. Волосы рыжие, глаза зеленые, шрамов не заметно. Татуировка на правом предплечье — русалка с пышным бюстом и длинным рыбьим хвостом. Говорит, что в армии не служил, но лучше перепроверить через ФБР.
— Я иду прямо на службу…
— Не забудь потом сказать, сколько ты времени потратишь на меня, хорошо?
— Зачем это?
— Чтобы посчитать, сколько…
— Оставь… — отмахнулся Олстон.
— Но ты же сам намекнул по телефону…
— То тогда, а то сейчас.
Уоррен с удивлением посмотрел на него.
— Понял? — спросил тот.
— Понял, — кивнул Уоррен.
Предварительно созвонившись, в одиннадцать часов утра Мэтью вошел в гараж Джимми Фаррелла. Заметив приближающегося адвоката, тот не спешил оторваться от капота «крайслера». Владелец гаража еще рта не успел раскрыть, но один его вид вызвал отвращение у Мэтью.
Он был лыс, бородат, ростом не выше ста семидесяти семи сантиметров, намного ниже Мэтью, но сбит более крепко. На нем была футболка с желтой эмблемой фирмы «Шелл». Футболка топорщилась на его груди колесом, под короткими рукавами обозначились крепкие бицепсы. Один рукав был закатан вверх, и в складке торчала пачка сигарет. У него были темно-карие глаза и лохматые брови, которые идеально подходили к его внушительной бороде. У него был значительный волосяной покров, несмотря на его обритую лысую голову. Создавалось впечатление, будто основной его пищей были искрящиеся штепсели, а изо рта могли посыпаться пистоны. Он походил на бутафорных борцов, какими их показывали по телевизору. Мэтью готов был держать пари, что он любитель охоты.
— Мэтью Хоуп, — представился он. — Я вам звонил.
Он не решился на рукопожатие, увидев грязные руки Фаррелла.
— Ему сообщили, что его «кадиллак» готов?
— Да. Он собирался переговорить об этом с женой. Или с ее братом.
— А, с этим головорезом, — осклабился Фаррелл, но ограничился одним этим определением. — И когда же они его заберут? У меня здесь не стоянка, и вообще бы не мешало заплатить за работу.
— Он в тюрьме, — не стал вступать в долгие объяснения Мэтью.
— Молодец, — даже не удивился Фаррелл. — Ему бы вести себя поосторожнее — не угодил бы за решетку.
— Мистер Фаррелл, не могли бы вы мне показать, где у вас находятся ключи от машин, которые вы обслуживаете?
— Зачем вам это?
— Это может помочь расследованию дела мистера Лидза.
— Он что, забыл, что давно выбрался из джунглей? — задал вопрос Фаррелл. — Это там можно было вытворять что угодно, но мы живем в цивилизованной стране.
Мэтью пронзила догадка. Фаррелл тоже воевал во Вьетнаме. И возраст подходящий — лет тридцать девять — сорок. В глазах владельца гаража промелькнуло странное выражение, незаметное с первого взгляда. Горькое и циничное недоумение по поводу того, что ему и многим другим пришлось испытать нечто, чего удалось избежать более удачливым гражданам.
— Я верю, что он их не убивал, — сказал Мэтью.
— А если так, то их стоило бы убрать, только без шума. Но я все равно не понял, зачем вам понадобился стенд с ключами.
— Значит, у вас есть такой стенд?
— Вот он, на стене, — сказал Фаррелл, указывая на вытянутый серый металлический ящик, прикрученный болтами к стене прямо у входа. Дверца ящика была полуоткрыта, в замке торчал ключ.
— Он у вас постоянно открыт? — поинтересовался Мэтью.
— Здесь бывают только свои, — ответил Фаррелл.
«И те, кто захочет ненароком заглянуть в гараж», — мысленно подытожил Мэтью.
— Во сколько вы запираете ключи?
— Когда уходим, вечером.
— А днем ключ все время торчит в замке, как сейчас?
— Да, так спокойнее, — ответил Фаррелл. — А то потеряется.
— А куда вы прячете ключ на ночь?
— В сейф.
— Во сколько вы обычно уходите?
— Около шести.
— Все?
— Как правило, да. Иногда кто-нибудь остается подольше. Но в шесть мы прекращаем продажу бензина.
— Да. Жизнь коротка.
— Вы знаете, когда произошло убийство?
— Вроде бы пару недель назад?
— Тринадцатого, ночью, в понедельник.
— А-а.
— Вы не вспомните, во сколько вы ушли в тот вечер?
— Около шести, наверное. Как обычно.
— Когда вы уходили, вы заперли ящик на ключ?
— Да.
— Когда вы его закрывали, ключи мистера Лидза были на месте?
— Думаю, да, зачем бы мне их убирать оттуда?
— Вы знаете, сколько ключей в его связке?
— Да. Я звонил им насчет этих ключей. Напал как раз на этого чокнутого родственничка. Я ему сказал, что не собираюсь отвечать за все ключи на связке, судя по всему, там оказались ключи от дома и еще какие-то. Он пообещал заехать и забрать их. И где же он?
— Мистер Фаррелл, кто еще знает, что в связке есть ключи от дома?
— Вы имеете в виду моих работников?
— Да.
— Если предполагаете, что кто-то мог воспользоваться этими ключами…
— Это не исключено.
— А я так не думаю.
— И все же мне хотелось бы поговорить со всеми, кто имеет доступ к ключам.
— Нас здесь всего трое, — уточнил Фаррелл. — Школьник, работает на бензоколонке, он появляется у нас после школы, часа в три — в половине четвертого. Ему шестнадцать лет, и у него нет надобности заходить в дом.
— Он высокий?
— А что?
— В ночь убийства какой-то высокий тип облачился в куртку и кепку мистера Лидза.
— Денни ростом где-то около ста семидесяти пяти сантиметров, при весе в семьдесят килограммов, — сказал Фаррелл. — Так что он не мог забраться в дом и украсть эти чертовы вещи.
— А кто сказал, что их украли?
— Но вы же сказали, что их видели на чужаке, значит, их украли.
— Кто еще у вас работает? — спросил Мэтью.
— Еще у меня есть механик, ростом под сто девяносто сантиметров, так что вам он как раз подойдет.
— Где он?
— Пошел купить кофе.
— Я подожду, — сказал Мэтью.
Компьютер назывался «Бесси». Странное название. Олстон подумал, почему все компьютеры в мире называются женскими именами. Именами толстых женщин. Девушку из кафе со сногсшибательными конечностями вряд ли могли так назвать. Правда, личико у нее было такое, что приснится — испугаешься, но ее ног не забыть до конца дней. Компьютер не станешь называть именем девушки с такими ногами. Бесси. Хорошо, Бесси, давай посмотрим, что у тебя есть на мистера Уивера.
Он находился в компьютерном зале здания управления общественной безопасности, экран компьютера был у него перед глазами. Его массивные пальцы бегали по клавиатуре, печатал он указательными пальцами. Он походил на человека, играющего на игрушечном пианино.
Экран мигнул вопросом, по каким категориям он хочет проводить поиск.
Он нажал «уг», что означало «уголовный».
Машина заурчала.
На экране появилась надпись: «Выберите одно».
1) город
2) штат
3) страна
4) другое.
Он знал, что стоит нажать цифру «3», то есть поиск в пределах страны, и «Бесси» залезет в файлы ФБР и ему придется торчать тут целый день. Поэтому он нажал «4», что означало поиск за пределами Флориды, потом нажал буквы «КА», то есть Калифорния.
Машина заурчала.
На экране появилось единственное слово: «Год?»
Он нажал кнопку — «неизвестно».
«Промежуток времени?»
Чамберс сказал ему, что парню лет тридцать. Олстон знал, что попадаются детишки, которые впутываются в грязные дела раньше, чем научатся завязывать шнурки, но чем больший промежуток времени он укажет, тем дольше будет идти поиск. Он решил, что десяти лет будет достаточно, значит, тогда Уиверу было лет 17–18, самый подходящий возраст, чтобы вступать в опасные игры с законом, машина даст ему всю информацию за десять лет по настоящее время. Он нажал «1–0» и кнопку «возврат».
«Фамилия?»
Он напечатал: «У-и-в-е-р».
«Имя?»
На экране возникло: «Н-э-д».
«Второе имя?»
Он снова нажал «?».
Компьютер спросил: «Нэд — сокращенное имя? Нажмите „да“ или „нет“».
Он выбрал «нет».
Машина заурчала.
Появилась надпись: «Нет уголовных данных на Нэда Уивера в штате Калифорния», потом снова появился вопрос: «Нэд — сокращенное имя?»
На этот раз он нажал «да».
На экране загорелось: «„Выберите одно“.
1) Нэд — сокращение от Эдмунд.
2) Нэд — сокращение от Эдвард.
3) Нэд — сокращение от Нортон.
4) Все вышеперечисленные».
Он нажал «4».
Около сотни проклятых Эдмундов, Эдвардов и Нортонов Уиверов замелькало на экране.
Олстон был просто создан для своей работы.
Механик Фаррелла действительно оказался рослым малым. Морщинистый и загорелый, он неспешно шагал мимо бензоколонки, по направлению к гаражу, потешно загребая руками. В правой руке держал сверток в оберточной бумаге. К его губе прилипла сигарета. Его маленькую голову венчала бейсбольная шапочка. Он действительно был высоким и походил на пугало, в свои шестьдесят с хвостиком весил где-то около пятидесяти килограммов. Будь у него даже доступ к ключам, невозможно было поверить, что эти мощи оказались способными разделаться при помощи ножа с тремя молодыми парнями.
— Это Эвери Шоалз, — представил его Фаррелл. — Эйв, этот парень хочет задать тебе пару вопросов.
— Ради Бога, — сказал Шоалз. Он положил сверток на прилавок рядом с кассой, затянулся сигаретой, прищурил глаз и сказал:
— Купил только два кофе, не знал, что у нас будут гости.
— Ничего, — улыбнулся Фаррелл. — Я думаю, мистер Хоуп долго не задержится.
Когда Мэтью вернулся в офис, там его уже ждал Уоррен Чамберс. Было около часа дня, и оба проголодались. Они направились на Мэйн-стрит к небольшой галерее в недавно отделанном здании Бернз Билдинг. Галерея была размером с теннисный корт и занимала первый этаж четырехэтажного здания, одного из старейших в центре Калузы, сейчас к нему со всех сторон подступали более современные дома, этакие небоскребы по-калузски. В галерее было несколько ресторанов, где продавали еду навынос. Однако уносить еду было не принято, вы вставали в очередь к одному из прилавков, покупали свой гамбургер или хот дог, стаканчик пива, содовой или молочного коктейля, несли все это к одному из маленьких столиков в открытом дворе, там постоянно звучала негромкая музыка, но было не разобрать, что это за мелодия, скорее всего просто ненавязчивый музыкальный фон.
У Уоррена были хорошие новости.
Первым делом он рассказал Мэтью о татуировке на плече Нэда Уивера и про то, что большинство грабителей делали себе такие татуировки. Это был общеизвестный факт, но Мэтью услышал об этом впервые. Нежелание Уивера распространяться о своей сексапильной русалке возбудило любопытство Уоррена, и он попросил своего приятеля из полицейского управления проверить все, что было в компьютере на Нэда Уивера в период, когда он жил в Сан-Диего, потому что татуировка Уивера была родом оттуда.
Выяснилось, что не только татуировкой он обзавелся в Сан-Диего, но и двадцатью двумя тысячами долларов, не считая мелочи, которые позаимствовал в банке. Они обчистили его с приятелем Салом Джековизом, который участвовал в этом деле как шофер. К слову сказать, это ограбление имело все шансы на успех. Им помешал один из банковских охранников, который умудрился вытащить свой пистолет, «магнум» 44-го калибра, и уставить дуло в лицо Уиверу. Что еще оставалось тому делать, как не выпустить в него всю обойму. Парень был на волоске от смерти, пули легли всего в трех дюймах от сердца, едва не оторвав ему левую руку.
И вновь дело могло выгореть, если бы не уличная пробка. Завязалась перестрелка между убегающими грабителями и полицией Сан-Диего, но на этот раз верх взяли полицейские. Нортон — а это и было полное имя Уивера — и его верный дружок Сальваторе отправились в тюрьму на долгие-долгие годы. Тюрьма называлась Соледад. А прошлым летом…
Вот оно, подумал Мэтью.
А летом прошлого года Уивер был выпущен под залог и приехал во Флориду.
То же самое вчера с небольшими оговорками рассказал ему Лидз.
«Нэд работает у нас… с прошлого лета».
Он хотел, видимо, сказать: «С тех пор, как вышел из тюрьмы».
Эти факты насторожили Мэтью, особенно когда он сопоставил их с рассказом Джессики о том, как она уговаривала мужа нанять убийцу, чтобы отомстить насильникам. Ее брату не привелось добить охранника в банке Сан-Диего, но уж вовсе не потому, что он плохо старался.
— Хотел бы я знать, где был в ночь убийства младший Уивер, а ты?
— Не отказался бы.
— Дело может обрести неожиданный оборот. Согласно эффекту матрешки. Скажем, Уивер мог взбеситься, узнав, что трое насильников его сестры избежали наказания, и стал действовать по своему усмотрению. Он провел в тюрьме девять лет…
— И что из этого следует?
— Он попал за решетку в девятнадцать лет. Девять лет — долгий срок, Мэтью, особенно для такого головореза. И вот он на свободе, а тут три подонка оказались оправданными, и он решает: «Стоп, речь идет о чести моей сестры». Что там охранник, оказавшийся на его пути, эти трое насильников измывались над его сестрой! Так что я подчеркиваю: вполне возможно, он мог решиться на убийство.
— А если сестрица намекнула ему об этом? Она ведь обсуждала такой вариант с мужем.
— Да?
— Да.
— Занятно.
— Это ты верно подметил, — сказал Мэтью.
— Получается, что парень мог быть замешан в этом деле…
— Нет, Уоррен, тут одна неувязочка.
— Какая?
— На месте преступления был найден бумажник Лидза.
Они немного помолчали. Уоррен ел анчилодос, запивая их пивом. Мэтью удовлетворился гамбургерами и диетической кока-колой. За соседним столиком две девицы пытались овладеть китайскими палочками. У них не получалось, все плюхалось обратно на тарелку, что их неизменно забавляло. Каждый вырвавшийся кусок сопровождался довольным смехом.
— В тюрьме овладеваешь основным законом, — начал Уоррен.
Мэтью внимательно посмотрел на него.
— Что лучше туда не попадать.
— К чему это ты?
— К тому, что хорошо бы узнать, как ладит Уивер со своим зятем.
— Здравая мысль.
— Допустим, у них обоюдная неприязнь… почему бы не упечь родственничка за решетку? Всего-то и делов, что кокнуть троих подонков и подвести под подозрение Лидза.
— Вряд ли это осложнило бы жизнь сестре.
— Он отсидел немало, — заметил Уоррен. — В тюрьме, Мэтью, особый кодекс поведения, свои законы. Согласно этому: ты изнасиловал мою сестру — отвечай; я ненавижу мужа сестры — ему от ответа не уйти. Таков тюремный закон, Мэтью, и он не имеет ничего общего с тем законом, который ты защищаешь.
— Я поговорю с Лидзом…
— Я просто предполагаю, — перебил его Уоррен.
— …и спрошу, какие у них были отношения, — докончил свою мысль Мэтью.
— Во всяком случае, он может свободно передвигаться по дому, — проговорил Уоррен. — Ему ничего не стоит взять куртку и кепку Лидза, прихватить ключи от машины сестры, ключи от лодки, вообще все, что ему понадобится, чтобы совершить убийство, и приколоть гвоздику на лацкан Лидза. Но я могу и ошибиться.
— Ты можешь записать его голос на диктофон? — неожиданно спросил Мэтью.
Баннион не находил себе места.
И все из-за номера машины, который запомнил этот старый ублюдок.
2АВ 39С.
Таких номеров не могло быть во Флориде. И все же его убили. Баннион с радостью бы принял версию Патрисии относительно подражательного убийства, однако слишком много совпадений — старик проходил официальным свидетелем по первому делу. Баннион долгие годы проработал в полиции, чтобы не понимать разницу между просто чокнутым и беспросветно больным. Он считал всякого убийцу малохольным. Но тех, кто убивал походя, он принимал за безнадежных.
Убийца Тринха Манг Дука, судя по его действиям, не производил впечатления клинического идиота. Если бы это было просто подражательным убийством, преступник не стал бы рыскать по всей «Малой Азии», чтобы выследить Тринха, а потом прикончить его на лодочной станции. Он бы расправился с первым попавшимся ему азиатом. Но был убит единственный свидетель, запомнивший номер машины. Несуществующий номер.
Любой из этих ублюдков удовлетворил бы убийцу — низкий, высокий, толстый, худой, старый, молодой, — в случае подражательного убийства это не имело бы значения. Схватить его сзади, перерезать горло, выколоть глаза, отрезать гениталии и засунуть их в рот.
Но этот парень специально выглядывал Тринха Манг Дука.
Наверное, он узнал его имя из газет, — это была первая ошибка: никогда нельзя обнародовать имена свидетелей, пока убийца на свободе. А сейчас не факт, что за решетку упрятали истинного убийцу.
Баннион получал деньги вовсе не за то, чтобы ставить палки в колеса собственному начальству. В его задачу входил сбор информации, которая позволила бы прокурору убедительно доказать в суде, что человек, обвиняющийся в тройном убийстве, действительно это убийство совершил. Но он также считал себя обязанным подстраховать Патрисию Демминг, чтобы она не попала на суде в совершенно идиотское положение. Может получиться так, что она содержала в камере предварительного заключения не того, кого надо, а настоящий убийца разгуливал на свободе и убил свидетеля, видевшего номер машины…
Но такого номера не существовало в природе…
Или это номер другого штата.
Тринх Манг Дук утверждал, что номера были флоридские.
2АВ 39С.
Он видел эти номера через стеклянную дверь. Ночью, при полной луне. И машина стояла под развесистым деревом. В некотором отдалении от дома.
2АВ 39С.
Одно из двух, либо это был не флоридский номер, либо…
Но это наверняка была местная машина, оранжевые знаки на белом фоне. Тринх мог, конечно, перепутать буквы и цифры. Но зачем же тогда было его убивать? Если он неправильно запомнил номер, его свидетельские показания не стоят и гроша ломаного. Зачем было его убирать? Если только…
Вывод один: он был чертовски близок к правильному номеру. И он бы его вспомнил, если бы его поприжали. В таком случае ниточка привела бы не к тому несчастному, который томился в тюрьме, а совсем к другому человеку, который и перерезал глотки этим ублюдкам. Тогда логично было убрать старика, пока он не поднапряг свою память. Что же, сэр, рады, что заглянули к нам во Флориду, пришло время вашим предкам принять вас с радостью, а потомкам отпустить со скорбью.
2АВ 39С.
Что же увидел старик?
Баннион взял в руки карандаш и в столбик несколько раз записал:
2АВ 39С
2АВ 39С
2АВ 39С
2АВ 39С
2АВ 39С
2АВ 39С
Внезапно он понял, что такое должен был запомнить Тринх Манг Дук и причину его гибели.
Он пододвинул к себе телефонный аппарат и набрал номер.