— Я ненавидел старого мерзавца и рад, что он помер, — сказал Алан Скотт.

Куда только девалась его вчерашняя застенчивость! Они с Кареллой стояли в оружейной комнате, по стенам которой были развешаны охотничьи трофеи. За спиной Алана скалилась свирепая тигриная пасть, и выражение лица молодого Скотта — сегодня никто не назвал бы его анемичным — свирепостью своей мало чем уступало тигриному.

— Это довольно серьезное заявление, мистер Скотт, — заметил Карелла.

— Вы так думаете? Это был мерзкий подонок. У меня не хватит пальцев на руках, чтобы подсчитать, скольких людей разорила его фирма. За что мне было его любить? Вы случайно не росли в доме финансового магната?

— Нет, — ответил Карелла. — Я вырос в доме итальянского иммигранта, булочника.

— Вы ничего не потеряли, поверьте мне. Разумеется, старый мерзавец не был, так сказать, абсолютным монархом, но и той власти, которой он располагал, вполне хватило, чтобы окончательно развратить его. Он представлялся мне огромным гнойником, источающим коррупцию. Мой отец. Милый старый папочка. Безжалостный сукин сын.

— Вчера вы были вроде бы расстроены его смертью.

— Смертью — да! Смерть сама по себе всегда потрясение. Но я никогда его не любил, честное слово.

— Вы ненавидели его так сильно, что могли бы убить, мистер Скотт?

— Да. Так. Но я не сделал этого. Может быть, рано или поздно этим бы все кончилось. Но случилось иначе, и я не причастен к его смерти. Поэтому хочу быть с вами совершенно откровенным. Я не намерен отвечать за то, к чему не имею никакого отношения. Вы подозреваете убийство, не правда ли? Иначе с чего бы вам тут околачиваться…

— Видите ли…

— Да ладно вам, мистер Карелла! Давайте не будем водить друг друга за нос. Вы прекрасно знаете, что старика укокошили.

— Пока я ничего определенного не знаю, — сказал Карелла. — Вашего отца обнаружили в запертой комнате, мистер Скотт. По всему очень смахивает на самоубийство.

— Разумеется. Но на самом-то деле самоубийством здесь и не пахнет, верно? В этой семейке хватает ловкачей, способных откалывать такие трюки, которые заставили бы побледнеть от зависти самого Гудини. И не давайте ввести себя в заблуждение этой якобы запертой комнатой. Если бы кому-то очень захотелось отправить старика на тот свет, то он нашел бы способ убедить всех вокруг, будто старик покончил с собой.

— А кто, по-вашему, мог бы это сделать?

— Да хотя бы я, — сказал Алан. — Если бы я решил убить его, то сработал бы чисто, можете не сомневаться. Кто-то меня опередил, вот и все.

— Кто же? — спросил Карелла.

— Вам нужны подозреваемые? Да у нас тут целая семья, берите любого на выбор.

— Марк?

— А почему бы и нет? Запросто. Старый подлец всю жизнь тиранил парня, а тот с четырнадцати лет пикнуть не смел. Он только улыбался, а внутри исходил злобой и ненавистью. А чего стоила последняя пощечина, когда старик отправил его на эту крысобойню в Нью-Джерси? Сначала пройди бесплатную практику, а потом получи роскошное место с жалованьем пятнадцать тысяч в год. Это сыну хозяина-то! Господи, старый скупердяй своим канцеляристам и то больше платил!

— Вы преувеличиваете, — сказал Карелла.

— Хорошо, пускай преувеличиваю. Но не думайте, что Марк был в восторге от всего, что вытворял с ним старый хрен. Он скрежетал зубами от злобы. Да и у Дэвида было предостаточно поводов укокошить дорогого папочку.

— Например?

— Хотя бы из-за прелестной Кристины.

— Как вы сказали, мистер Скотт?

— Неужели не понятно?

— То есть они…

— Именно. Послушайте, я с вами играю в открытую, Карелла. Во мне столько ненависти, что впору с кем-то поделиться. Но мне неохота подставлять свою шею за кого-то другого. За того, кто действительно убил.

— Выходит, что ваш отец…

— Мой отец был старой похотливой жабой и держал Кристину в этом доме силком. Он угрожал оставить Дэвида без гроша, если тот с ней разведется. Так-то. Не очень изящно, но такова жизнь.

— Совсем некрасиво. А что сама Кристина?

— Попробуйте поговорить с ней. Айсберг, а не женщина. Может, ей все это нравилось, откуда мне знать? Во всяком случае,она прекрасно знала, кто мажет маслом ее бутерброды. А они были намазаны щедро, вы уж мне поверьте.

— А может быть, вы все заодно, мистер Скотт, и вступили в сговор? Возможно такое?

— Эта семья не в состоянии договориться даже о партии в бридж, — сказал Алан. — Удивительно, как нам удалось собраться втроем, чтобы открыть дверь. В других семьях говорят о единстве. Девиз нашей семьи — апартеид. Теперь, когда старика не стало, что-то, может быть, и изменится, хотя я в это не очень верю.

— Значит, вы полагаете, что вашего отца убил кто-то из живущих в этом доме — ваши братья или Кристина?

— Да. Именно это и полагаю.

— Убили через запертую дверь?

— Они убьют через шестидюймовую броню. Придумают способ. Было бы завещание, а способ найдется.

— А завещание вроде бы всех устраивает…

Алан Скотт не улыбнулся.

— Вот что я вам скажу, детектив Карелла. Если вы начнете разгадывать это дело, исходя из того, кому, мол, это выгодно, вы быстро рехнетесь. Вы лучше постарайтесь понять, как было совершено убийство, и сразу найдете убийцу. Такой подход кажется мне единственно верным, мистер Карелла.

— Это в нашей работе самое легкое, — усмехнулся Карелла. — Об этом все знают. Сообрази, как совершено убийство, — и дело в шляпе.

И снова Алан Скотт не улыбнулся.

— Я пошел, — сказал Карелла. — Сегодня мне вряд ли удастся выяснить что-то еще.

— Завтра зайдете?

— Может быть. Если что-нибудь придумаю.

— А если нет?

— Если нет, будем считать это самоубийством. С мотивами все в порядке, мотивов полно. Способ тоже имеется. Вот только с возможностью получается плоховато. Я не гений, мистер Скотт, я обыкновенный сыщик. Если мы решим, что убийство не исключено, дело останется открытым.

— Мне показалось, что вы из другой породы людей, мистер Карелла, — сказал Алан.

— Из какой же?

— Из той, которая не капитулирует так легко.

Карелла уставился на него долгим взглядом.

— Не надо путать открытое дело с невостребованным письмом на почте, — наконец произнес он. — Всего хорошего, мистер Скотт.

Когда в две минуты восьмого Тедди Карелла появилась в дежурной комнате, Питер Бернс подумал, что у него сейчас будет разрыв сердца. Он увидел Тедди издалека, когда она шла по коридору, и решил сначала, что у него что-то случилось со зрением, но затем по гордой походке и стройной фигуре узнал жену Кареллы и двинулся ей навстречу.

— Что вы задумали? — спросила Вирджиния.

— Сюда кто-то идет, — сказал Бернс и остановился в ожидании. Меньше всего ему хотелось, чтобы Вирджиния поняла, кто к ним пожаловал. После расправы с Майером Майером она стала проявлять признаки нарастающего беспокойства и неуверенности. Бернс боялся даже подумать, что Вирджиния может сделать с Тедди, если узнает, кто она такая. Он видел, как в углу комнаты Хоуз оказывал помощь Майеру. Весь в синяках и ссадинах, Майер глядел на мир заплывшими глазами. Его нижняя губа отвисла, рассеченная посередине безжалостной сталью револьвера. Хоуз смазывал раны Майера йодом и успокаивающе бубнил: «Терпи, Майер, терпи». Но в голосе его можно было заметить скрытое напряжение, словно это он, Хоуз, а не какой-то нитроглицерин мог взорваться в любую минуту.

— Да, мисс? — произнес Бернс.

Тедди остановилась как вкопанная возле перегородки. Лицо ее выражало удивление. Если она правильно истолковала движение губ лейтенанта, то он…

— Чем могу вам помочь, мисс? — продолжал лейтенант.

Тедди заморгала в замешательстве.

— Входи сюда, живо! — рявкнула Вирджиния, не поднимаясь со стула. Тедди не видела ее и потому не могла прочитать приказ по ее губам. Она стояла в ожидании, когда же кончится тот розыгрыш, который, судя по всему, затеял Бернс. Впрочем, лицо его казалось совершенно серьезным, и когда он сказал: «Проходите, пожалуйста», — Тедди вошла в дежурную комнату, все больше и больше удивляясь происходящему.

Потом она увидела Вирджинию Додж, и ей стало ясно, что Бернс старается найти способ уберечь ее от каких-то неприятностей. Но каких?

— Садись, — велела Вирджиния. — Делай все, что я тебе скажу, и я тебя не трону. Зачем ты сюда пришла?

Тедди не ответила, да она и не могла ответить.

— Ты меня слышишь? Что тебе здесь понадобилось?

Тедди беспомощно покачала головой.

— Что с ней? — нетерпеливо спросила Вирджиния. — Ты будешь говорить или нет, черт тебя побери!

— Не пугайтесь, мисс, — сказал Бернс. — Вам ничего не угрожает, если… — Тут он вдруг осекся, притворяясь, что его осенило, и, обернувшись к Вирджинии, воскликнул: — Господи, да она, похоже, глухонемая!

— Подойди сюда, — скомандовала Вирджиния, и Тедди подошла к ней. Их взгляды встретились. — Ты что, не слышишь?

Тедди дотронулась рукой до своих губ.

— А, ты читаешь по губам?

Тедди кивнула.

— Но говорить не можешь?

Тедди покачала головой.

Вирджиния подвинула к ней листок бумаги и карандаш.

— Напиши, зачем сюда пришла, — сказала она.

Недолго думая, Тедди написала на листке одно слово: «Ограбление» и вернула листок Вирджинии.

— М-да, — сказала Вирджиния, — всякое бывает. Ты садись. — И, повернувшись к Бернсу, впервые за время своего пребывания здесь она произнесла что-то доброе: — Симпатяга, верно?

Тедди села на стул.

— Как тебя зовут? — спросила Вирджиния. — Подойди сюда и напиши свое имя.

Бернс чуть было не бросился к Тедди, чтобы перехватить ее на полпути. Тедди взяла карандаш, быстро написала: «Марсия» — и задумалась. Фамилия никак не приходила на ум. Наконец, в полном отчаянии она написала свою девичью фамилию: Франклин.

— Значит, Марсия Франклин? — сказала Вирджиния. — Хорошее имя. Ты очень симпатичная девушка, Марсия, честное слово. Ты меня понимаешь?

Тедди кивнула.

— Ты поняла, что я тебе сказала?

Тедди кивнула еще раз.

— Ты красивая. Не бойся. Тебе ничто не грозит. Мне нужен только один человек, больше я никого не трону, если мне не станут мешать. Ты кого-нибудь любила, Марсия?

Да, означал жест Тедди.

— Значит, ты понимаешь, что это такое. Что значит любить. Так вот, кое-кто убил человека, которого я любила, Марсия. А теперь я убью его. Разве ты на моем месте не поступила бы так же?

Тедди стояла не шелохнувшись.

— Ты меня понимаешь, Марсия. Ты очень хорошенькая. Я тоже когда-то была хорошенькой — пока у меня не отобрали любимого человека. Женщине нужен мужчина. Если его нет, жизнь и гроша ломаного не стоит. А мой муж умер. Теперь я убью того, кто виновен в его смерти. Убью мерзавца, которого зовут Стив Карелла. Убью эту сволочь.

От этих слов Тедди вздрогнула, словно ее ударили бейсбольной битой, и прикусила губу. Вирджиния взглянула на нее с удивлением и сказала:

— Извини, милочка, я не хотела ругаться. Просто я… мне… — И она помотала головой.

Тедди побледнела как мел. Она так и стояла с прикушенной губой, глядя на револьвер в руке женщины, сидевшей за столом. Ее первым импульсом было броситься к ней и отнять оружие. Тедди взглянула на стенные часы, они показывали 7.08. Она повернулась к Вирджинии и сделала шаг вперед.

— Мисс, — сказал Бернс, — там на столе бутылка с нитроглицерином. — И после небольшой паузы добавил: — Я хочу сказать, одно неосторожное движение — и она может взорваться. А здесь много народа.

Их взгляды встретились. Тедди понимающе кивнула.

Она отвернулась от Бернса и Вирджинии, подошла к стулу, стоявшему у перегородки, и села спиной к ним обоим. Ей не хотелось, чтобы лейтенант увидел слезы у нее на глазах.