Летом погода в Калузе на редкость устойчивая. День за днем, день за днем, день за днем температура воздуха в пределах девяноста градусов. Влажность девяносто. Ливни после полудня, а к вечеру снова ясно, и температура поднимается к тем же девяноста. Влажность та же, что и перед дождем. Мэтью видел в этом некую надежность, хотя, с другой стороны, нет ничего более занудного, чем неизменно предсказуемое постоянство.
В этот вторник он, собираясь в офис, надел легкий светло-коричневый костюм. В два часа, когда он отправился в машине из «деловой Калузы» в Сабал-Кей, костюм имел вид весьма помятый и бесформенный. Мэтью поднял окна и включил на полную мощность кондиционер. Слева от машины тянулся Мексиканский залив, вода светло зеленела под почти безоблачным небом, которое уже начало темнеть на горизонте с запада — там собирались грозовые облака. В три или полчетвертого, самое позднее в четыре пойдет дождь. Посетители, которых летом в конторе было немного, считали, что дождь умеряет духоту.
Мэтью уже миновал наиболее застроенные прибрежные кварталы. Северная часть песчаной отмели Сабал-Кей оставалась до сих пор почти в таком же девственном виде, как в старые добрые времена, когда в районе Калузы и Тимикуа жили только индейцы. С запада ее омывал Мексиканский залив, с востока лежала бухта Калуза-Бей; у воды — перепутаница мангровых зарослей, повыше — сосны и пальмы, среди которых поодаль один от другого виднелись немногочисленные дома. В одном из домов обитала Карла Неттингтон.
Женщина лет тридцати, не слишком красивая — такие лица тактичные журналисты называют «значительными», — она явилась, элегантно одетая, высокая и стройная (несколько плоскогрудая), в контору Саммервилла и Хоупа двадцать третьего мая с видом весьма озабоченным, который как-то не слишком соответствовал обсуждению простого вопроса о составлении завещания. Было в Карле Неттингтон нечто старомодное, несколько викторианское, и в тот день Мэтью не мог бы себе ее представить, скажем, в купальном костюме.
Тем не менее в этот вторник она встретила его у себя дома именно в купальнике. Она знала о его приезде, потому что он предварительно позвонил. Правда, она предупредила, что скорее всего будет не в доме, а за домом. Мэтью позвонил у парадного входа, не дождался ответа и пошел вокруг дома по дорожке буйно разросшегося сада, где ярко полыхали красные цветы бугенвиллей и желтел гибискус. Едва он свернул за угол, как увидел Карлу: она поднялась с шезлонга и шла ему навстречу с протянутой для рукопожатия рукой.
На ней было черное бикини — почти ничего, особенно то, что изображало бюстгальтер; худощавые бедра плотно обтянуты узкой полоской трусов. Она была высокая и длинноногая; кожа казалась очень белой на фоне черного купальника, и эта бледность плоти делала женщину хрупкой, беззащитной и неотразимо сексуальной. Мэтью подумалось, что она, в отличие от большинства женщин, вряд ли казалась бы более возбуждающей, если бы сняла с себя все. Да, она соблазнительна, несмотря на тощие бедра и выступающие ключицы. Движения свободные, почти мальчишеские, темные волосы обрамляют узкое лицо, глаза прячутся за огромными солнечными очками, большой рот не накрашен, улыбка делалась тем шире, чем ближе она подступала к Мэтью.
— Мистер Хоуп, я рада видеть вас.
Голос хрипловатый, то ли она много курит, то ли часто выпивает.
Она пожала ему руку.
— Быть может, я не вовремя? — спросил он.
— Нет-нет, как видите, я просто сидела здесь и читала. — Она ленивым движением руки указала на шезлонг, на столике возле которого были разбросаны журналы; стоял там и кувшин с лимонадом и маленькое ведерко со льдом. На подносе рядом с ведерком — два пустых стакана.
— Хотите лимонаду? — спросила она.
— Если можно.
Она набросала в оба стакана ледяных кубиков и налила лимонад. В ослепительных и жарких лучах солнца особенно яркими казались три цвета — белый, желтый, черный. Рубашка и пиджак Мэтью буквально прилипли к телу. Женщина протянула ему стакан, он подождал, пока она нальет себе.
— Садитесь, пожалуйста.
Мэтью опустился в шезлонг. Некоторое время они молча потягивали лимонад. Внизу под манграми пеликан нырял за рыбой. Чуть рябила вода в бассейне, ярко-голубая под ясным небом. Дворик и бассейн примыкали к полосе мангров, и за манграми вода была уже не голубой, а серо-зеленой. Грозовые облака приближались, и в воздухе пахло дождем. Но солнцу словно бы не хотелось уходить за облака, его луч передвинулся с одной лодыжки на другую, белый на белом.
— Итак, — заговорила женщина, — вашему человеку удалось что-то узнать.
Вот и все дела. Она даже не знала имени нанятого им сыщика, она пришла к Мэтью именно для того, чтобы избежать контакта со столь непристойной особью рода человеческого. Стало быть, она и не знала о том, что особь эта мертва: убита двумя выстрелами в упор в жаркую летнюю ночь. Восьмое июня — разгар лета в штате Флорида. Оно здесь начинается иной год с конца апреля. Насильственная смерть настигала людей, случалось, и в штате Флорида, и настигла воскресной ночью милого человека по имени Отто Самалсон, который слишком много курил и оттого покашливал и который отлично справлялся со своим делом. «Ваш человек» — так назвала его она. Мэтью не был уверен, что Отто понравилось бы, если бы его считали чьим бы то ни было человеком. Сам Мэтью назвал бы Отто своим, совершенно своим.
— Мой человек мертв, — сказал Мэтью.
— Что? — Женщина непроизвольным жестом сняла свои солнечные очки.
Солнечные очки были на ней и в тот день, когда она явилась к ним в офис, и она их не снимала в течение всего визита. Лицо у нее было вытянутое и озабоченное, очки усиливали впечатление мрачной озабоченности, черные на белой коже, непроницаемые, словно загадочная надпись на неизвестном языке. В конторе она тогда сказала, что ее мужу сорок пять, а о ней самой Мэтью, прикинув, подумал: лет за тридцать и, пожалуй, ближе к сорока. Теперь он впервые увидел ее глаза — цвета зеленой болотной воды, молодые и оживленные умом. Без очков она выглядела лет на десять моложе, и угловатость сложения определенно шла ей.
— Он был застрелен на Тамайами-Трейл, — сказал Мэтью, а она продолжала смотреть на него неподвижным взглядом. — В ночь на прошлое воскресенье. Его звали Отто Самалсон.
Зеленые глаза не изменили своего застывшего выражения.
— Вы могли прочесть об этом в газетах. Или увидеть по телевизору.
— Нет, я ничего не читала и не видела.
— Во всяком случае, он мертв.
— Мне грустно слышать это, — произнесла она и, не делая паузы, добавила: — Значит ли это, что я должна искать другого детектива?
А я, я-то как, думал Мэтью. Что остается делать мне? Неужели безвременная и нелепая смерть Отто Самалсона означает, что я всего-навсего должен отыскать другого частного детектива для услуг ей, другого, но столь же безликого и анонимного?
Он едва удержался от вздоха.
— Если вы полагаете, что он вам нужен, — сказал он.
— Но ведь этот человек мертв.
— Да, он мертв, миссис Неттингтон.
— Мы ведь должны как-то продолжать…
— Миссис Неттингтон, я получил от него отчет. Вчера я прослушал магнитофонную запись.
— Почему вы мне сразу об этом не сказали? Когда вы получили этот отчет?
— Во второй половине дня в прошедшую пятницу.
— И не позвонили мне?
— Отто хотел сделать дубликат записи. Я решил подождать, пока он его сделает.
— Какая это запись? О чем речь?
— Видите ли, Отто установил магнитофон…
Карла не дала ему договорить.
— Кто она? — быстро спросила она. — Кто эта женщина?
— Некая Рита Киркман.
По выражению ее глаз он понял, что имя ей неизвестно.
— Она живет в Харбор-Эйкрс, — продолжал Мэтью. — Там и сделана запись. В ее доме.
— Где запись? Я хочу ее услышать!
— Запись? У Отто в офисе. Полиция…
Она перебила опять:
— У вас нет ее с собой?
— Нет. Полиция расследует дело об убийстве, миссис Неттингтон.
— Вы хотите сказать, что пленку прослушают в полиции?
— Вполне реальная возможность.
— О Боже! — воскликнула Карла. — И что там записано?
— Все, что вы хотели, — ответил Мэтью.
— Когда я могу послушать ее?
— Я свяжусь с полицией. Я уверен…
— Я не хотела бы вмешивать полицию в свои дела.
— Да, но, к несчастью, Отто был убит, — сухо заметил Мэтью.
Она молча уставилась на него, пытаясь сообразить, есть ли в его словах ирония.
— Ваш муж был дома в ночь на воскресенье? — спросил Мэтью.
Молчание.
— Миссис Неттингтон!
Она снова надела очки.
— Не знаю, — сказала медленно. — Меня самой не было дома. Ходила в кино с приятельницей.
— И вы не звонили домой в тот вечер? Из бара, ресторана, еще откуда-нибудь?
— Мы были в «Марине Лу». Нет, не звонила.
— Муж был дома, когда вы вернулись?
— Да, он лежал в постели. Спал.
— И вы не знаете, был ли он все время дома или…
— Нет, не знаю.
— Какой фильм вы смотрели?
— «Доктор Живаго». В пятый раз. — Она улыбнулась. — Его снова показывали в «Фестивале».
— Это на Норт-Трейл?
— Да.
— Хороший фильм, — сказал Мэтью.
— Очень романтичный, — отозвалась она.
И наступило долгое молчание.
— Миссис Неттингтон, — снова заговорил Мэтью, — полагаете ли вы, что ваш муж узнал о слежке?
— Не имею представления.
— Он вам ничего такого не говорил?
— Ничего.
— Не обвинял вас в том, что вы наняли сыщика?
— Нет.
— Никаких намеков?
— Нет, ничего подобного. — И вдруг она спохватилась.
— Ведь вы задаете те самые вопросы, которые станет задавать полиция, верно? Дэниел — подозреваемый, да? Именно потому, что убит человек, который его выслеживал.
Она одним рывком перебросила ноги через ту сторону шезлонга, которая была ближе к Мэтью, и теперь смотрела ему прямо в лицо. Губы стиснуты в одну жесткую линию, в солнечных очках отражаются грозовые облака, высокие, точно замковые башни, нагромождения туч. От залива налетел порыв холодного ветра.
— Они спросят Дэниела, где он был в ночь на воскресенье, и Дэниел захочет узнать, почему они его об этом спрашивают, и тогда они должны будут сказать ему, что убит частный сыщик, а мой муж спросит, какое отношение имеет к нему частный сыщик. Тогда они сообщат, что сыщик следил за ним и теперь убит, что наняла этого сыщика жена, и мой треклятый брак провалится в сортир!
— Миссис Неттингтон, — сказал Мэтью, — я считал, что вы пришли ко мне именно за этим.
— Но не потому, что я этого хотела!
— Однако вы мне сообщили… простите, но вы сами сказали, что думаете о разводе. Вспомните: вы говорили, что если ваш муж и в самом деле…
— Ничего подобного! — отрезала она.
Мэтью даже вздрогнул.
— Забудьте об этом! — продолжала Карла. — Благодарю вас, мистер Хоуп, и прошу вас прислать мне отчет вашего человека и запись, ну и конечно, ваш счет.
Он смотрел на нее, ошарашенный.
— А теперь уходите! Оставьте меня одну, хорошо?
— Миссис Неттингтон…
— Пожалуйста, уходите! — повторила она.
Когда Кейт Кармоди вернулась во вторник с работы, в гостиной у нее сидели двое мужчин. Оба испанцы. Один чисто выбрит и строен, как тореадор, другой огромный и толстый, с тоненькими лоснящимися усиками. Чисто выбритый читал номер «Пипла», а толстый чистил себе ногти кончиком тонкого и узкого ножа. Кейт глянула на них — и кинулась к дверям.
Человек с ножом мгновенно оказался на ногах.
Он схватил ее за плечо, оттолкнул от двери и оттеснил в комнату, а дверь запер. Второй отложил журнал и спросил:
— Мисс Кармоди?
Сильный испанский акцент. Кейт сразу подумала о Майами. И о своей сестре Элис. Испанцы, ясное дело, имеют отношение к этой дуре и наркоманке в Майами.
— Чего вы хотите? — спросила она. — И кто вы такие?
— Эрнесто, — улыбнулся стройный. — Доминго, — указал он на толстого.
Толстый с ножом ничего не сказал и даже не улыбнулся. Именно он больше всего беспокоил Кейт.
— Что вам здесь нужно? — сказала она, испуганная: еще бы, пара каких-то испанских типов у нее в доме, один из них с ножом, больше похожим на саблю! — но к тому же и раздосадованная. Придешь домой после целого дня, проведенного с Мики Маусом, и хочешь только одного: хлебнуть холодного пива и поскорее переодеться в старые шорты и босоножки. Квартира у нее крошечная: гостиная размером с гардеробный шкаф в приличном доме, кухня, слишком тесная даже для тараканов, и спальня с обувную коробку. Шесть миль от Диснейленда, где Кейт работает билетным контролером аттракциона «Путешествие по Джунглям». Работа ей не нравилась, не любила она и город Орландо и успокаивала себя тем, что здесь она временно. Во Флориде повсюду вода и лодки, только не в этом дрянном городишке, похожем на пустыню. Если бы не Мир Диснея, никто на свете и слыхом бы не слыхал об Орландо. Название города напоминало имя какого-нибудь иллюзиониста, который выступает со своими фокусами в перерывах между номерами представления. А теперь, леди и джентльмены, мы рады представить вам Великого Орландо! И двух его ассистентов, Эрнесто и Доминго, которые покажут вам, как забраться в маленькую квартирку, не применяя грубых отмычек…
— Как вы сюда попали? — спросила она у Эрнесто.
— Дженни Санторо, — ответил он. — Ваша сестра.
Такой акцент можно удалить разве что при помощи мачете. Вместо «Дженни» он произносил «Хенни», а слово «сестра» звучало как «систа».
— Ну и что с ней такое? — поинтересовалась Кейт. — Ну Дженни, так что?
— Где она?
— Откуда мне, черт побери, знать? — ответила Кейт и двинулась было в кухню, но Доминго встал у нее на пути.
— Я всего-навсего собиралась достать из холодильника пиво, — сказала она. — Хотите пива? Una cerveza? — добавила она по-испански. — Хотите? — Она повернулась к Эрнесто. — А вы? Хотите пива?
— Я знать хочу, где сестра ваша. Дженни Санторо. Так ее зовут?
— Более или менее, — отвечала на это Кейт.
Дженни, Хенни, что шесть, что полдюжины, все одно. Кейт открыла холодильник, достала бутылку пива, сняла крышечку и начала пить прямо из горлышка.
— Впрочем, она мне не родная сестра, а сводная. Mi hermana politica.
Не многие из американцев знают, как по-испански «сводная сестра». Эрнесто изобразил на лице восхищение.
— Usted habla español correctamente, — похвалил он Кейт.
— Набралась в Пуэрто-Рико. Я работала там официанткой в кафе, разносила коктейли, — объяснила Кейт по-английски, чтобы чего доброго не наделать ошибок, если попытается произнести эти фразы по-испански.
Эрнесто кивнул. Доминго нагло разглядывал Кейт, как бы оценивая ее ноги, бедра, грудь. Эрнесто надеялся, что Доминго не придется колоть ножом эту девушку. Она явно не знает о смерти сестры. Быть может, ее неосведомленность окажется полезной. В чем тут заключается польза, он пока не знал… но мало ли что.
— У вас две сестры, verdad?
— Две, — кивнула Кейт. — Но только одна из них мне по-настоящему сестра. Mi propia hermana, Элис. Она живет в Майами-Бич. А вторая… я просто не знаю, где она. Слышала, что вроде в Лос-Анджелесе. Ну? — И она посмотрела сначала на одного, потом на другого.
— Мы должны найти вашу hermana politica, — сказал Эрнесто.
— Это та, которая в Лос-Анджелесе. Вы не пробовали там ее искать? Я-то ее не видела лет шесть. Она уехала из Майами, когда ей исполнилось шестнадцать, отправилась в Нью-Орлеан, потом в Хаустон, а еще потом в Лос-Анджелес. Так мне сказала мама. Даже семь лет прошло, а не шесть.
— А где живет ваша мать? — спросил Эрнесто.
— В Венеции.
Мужчины переглянулись.
— Не в итальянской Венеции, — объяснила Кейт. — Здесь, во Флориде, есть такое место. Возле Сарасоты. Миль пятнадцать или двадцать на юг от Сарасоты.
— А она знает, где ваша сестра?
— Где Дженни? Понятия не имею.
— Но ведь это она вам сказала, что Дженни в Лос-Анджелесе, verdad?
— Да, она.
Как красиво, на испанский манер, произносит он это название: Los Angeles… Но у другого в руке нож.
— Мать говорила вам, когда Дженни была в Хаустоне?
— Кажется, да.
— Ваша мать, verdad?
— Да.
— Как ее зовут?
— Энни.
— Кармоди?
— Нет, Санторо. Она второй раз вышла замуж.
— А где она живет? Ваша мама?
— Я вам уже сказала, где она живет.
— В Венеции?
— Да.
— У вас есть адрес?
— Есть.
— Дайте мне его, пожалуйста.
Кейт покосилась на нож в руке Доминго.
— Хорошо, — сказала она и пошла в спальню за адресной книжкой.
Эрнесто кивком велел Доминго следовать за ней. Доминго вошел в спальню. На ночном столике стоял телефон. Кейт сидела на краешке кровати и перелистывала записную книжку. Едва Доминго переступил порог, как телефон зазвонил, и Кейт подняла трубку, даже не подумав, понравится ли это ее незваным гостям.
— Хэлло! — сказала она.
Доминго уже стоял рядом.
— Кэти?
— Это моя мать, — сказала Кейт, обращаясь к Доминго. И в трубку: — Да, мама, я слушаю.
Она уже собиралась сообщить матери, что к ней тут пришли двое и спрашивают ее адрес, но мать опередила ее:
— Элис умерла.
— Что?
— Элис. Ее убили вчера в Майами-Бич.
— О Господи!
— Зарезали, — продолжала мать, а телефонная трубка мелко тряслась в руке Кейт. — Несколько минут назад мне звонили из полиции. Они долго меня разыскивали, из-за другой фамилии, ты понимаешь. Они точно не знают, но считают, что все это из-за наркотиков. Просто автоматически решают: раз наркоманка, значит, дело в наркотиках.
— Боже мой, мама! — Кейт попятилась прочь от Доминго, втиснулась между кроватью и стеной, но Доминго настиг ее в углу, держа раскрытый нож в правой руке.
— Я должна ехать в Майами на опознание, — продолжала мать. — Мы можем встретиться там с тобой.
— Когда?
Доминго пристально смотрел на Кейт, ожидая конца разговора.
— Я думала отправиться сегодня вечером. Тело в морге, они хотят точной идентификации.
— Я… я не знаю, мама. Завтра мне на работу, у нас рабочий день. Может быть, ты обойдешься без меня?
— Но это же твоя родная сестра!
— Я понимаю…
Доминго вдруг насторожился.
— Ну? — нетерпеливо сказала мать.
— Я позвоню тебе чуть позже.
— Ты бы помогла мне и с похоронами.
— Я попробую договориться на работе, ладно, мам? И позвоню тебе, хорошо?
— Я пробуду дома недолго.
— Ладно. Я перезвоню. — Кейт положила трубку. Эрнесто стоял в дверях. Она не заметила, когда он появился.
— Это ваша мать? — спросил он.
— Да.
— Чего она хотела?
Кейт молчала.
— Ну?
— Она… она…
— Le conto de su hermana, — сказал Доминго.
— Ничего она такого не говорила. — У Кейт сильно забилось сердце.
— Она сказала вам о сестре? — спросил Эрнесто. — О том, что ваша сестра мертва?
Кейт не ответила. Если они знали, что сестра убита… Господи, если они знали…
Эрнесто глубоко вздохнул и кивнул Доминго.
Кейт бросилась к двери, споткнулась о подставленную ногу Доминго, упала и проехалась левой щекой по полу. Резкая боль ударила в голову, но она тотчас попыталась встать и поднялась на четвереньки в позе бегуна на старте — ладони на полу, одна нога отодвинута назад и готова оттолкнуться от пола. Бежать, скорее бежать в гостиную, оттуда в коридор и вниз по лестнице на улицу и кричать, кричать…
Но Доминго прыгнул ей на спину, прижал к полу, уселся на нее верхом, как это делает охотник, поваливший раненое животное. Левой рукой он ухватил Кейт за длинные волосы, сгреб их в кулак и оттянул ее голову вверх и назад, а правой рукой, в которой держал нож, мягко, привычным жестом профессионального убийцы полоснул девушку по горлу.
Глаза у Кейт широко раскрылись.
Она успела увидеть собственную кровь, бьющую из перерезанной артерии.
Губы шевельнулись в беззвучном крике.
И наступила смерть.
Доминго вытер лезвие ножа о ее платье, потом погладил мертвую девушку по бедру и протянул руку к резинке трусов. Эрнесто посмотрел на него и ничего не сказал. Вырвал из записной книжки страницу с адресом Энни Санторо и направился к выходу из спальни.
— Vienes? — предложил он.
Доминго кивнул.