Найди меня, любимый

Макбейн Лори

Часть третья

СОБИРАЕТСЯ БУРЯ

 

 

Глава 13

Январь 1581 года, графство Кент

Деревня Ист-Хайфорд, в пяти милях к югу

от Хайкрос-Холла

Деревня Ист-Хайфорд вытянулась вдоль восточного берега речки Литл-Хайфорд, вилявшей по просторам Кента, перед тем как влиться в Эден. К западу простирался Уильд с его густыми лесами, к востоку — холмистые долины Норт-Даунс. Далее на юг, ближе к морю, находились Ромни-Марш с их затерянными в болотах и топях деревнями, жители которых издавна занимались контрабандой и были известны своей замкнутостью.

У дверей лавки Бенджамина Стаблса зазвонил колокольчик. Пришли еще два покупателя. Ветер и дождь ворвались было в приоткрытую дверь, но путь непрошеным гостям был тут же отрезан. Чего только в лавке не было! И бобины с шерстью, и садовый инвентарь, и семена для посадки, бутылки уксуса, чернила и пергамент, буквари, пряности и соль, оловянная посуда, песок для чистки кастрюль, стекло, разнообразная мебель. Более того, ходили слухи, что владелец лавки даже ссужает деньгами.

— Приятно видеть у себя покупателей, — весело сказал хозяин. — Денек-то сегодня не сахар, верно?

Подслеповато щурясь, владелец разглядел одну покупательницу, когда та сняла капюшон.

— О, да это вы, госпожа! Долгий же вам пришлось проделать путь. Вы не слишком промокли?

На свою беду, лавочник, любезно обращаясь к девушке, совсем позабыл о тучной даме, которая терзала его уже чуть ли не час своими бесконечными придирками.

— Спасибо, господин Стаблс, — с улыбкой, способной растопить любой лед, ответила юная красавица. — Я пришла забрать заказ. Помните? В начале недели…

— Боже мой, госпожа! Как я мог забыть, ведь завтра — тот день!

— Так мой заказ не готов? — разочарованно протянула девушка.

— Что вы, госпожа! Готов! Все сделано просто прекрасно. Джейн постаралась на славу. Это ее лучшая работа, смею сказать.

В самом деле, вышивка, над которой накануне вечером трудилась внучка лавочника, была выше всяких похвал.

— Я очень рада. Так не будете ли вы…

— Смею напомнить вам, мистер Стаблс, что я пришла сюда раньше, — напомнила тучная дама, смерив лавочника ледяным взглядом. Его собеседница заслужила еще более суровый взгляд, ибо сын склочницы не спускал с девицы глаз.

«Воистину, великий грех быть такой красивой, как Лили Кристиан, — думала госпожа Фортхэм. — И рыжая. Фи! И все-таки красавица». Взглянув на собственную дочь, Элен Фортхэм едва зубами не заскрежетала. Ну почему кожа ее милой доченьки не такая же гладкая? Почему Господь наделил Мэри-Энн таким отменным аппетитом и почему свидетельства чревоугодия так явно выпирают в тех местах, где округлость совершенно не нужна?

— Добрый день, госпожа Фортхэм, — поздоровалась с дамой Лили Кристиан.

— Здравствуйте, госпожа Кристиан, — неохотно ответила та и посмотрела в другую сторону.

Ни для кого в деревне не было секретом, что возвращение Лили — законной наследницы Хайкрос-Холла — положило конец планам леди Фортхэм выдать единственную дочь замуж за Хартвела Барклая.

— Я хочу забрать свой заказ немедленно. Как я вам уже сказала, к нам на обед сегодня придет приходский священник, — громогласно сообщила дама, как будто всем было интересно, кто к ней придет.

— Большая честь, — пробормотал Бенджамин.

— Не такая уж большая, господин Стаблс. Я ведь вдова бывшего священника, смею напомнить, и имею право первой принимать у себя в доме преподобного отца. Говорят, он дальний родственник герцога Хардингтона. Неплохие родственные связи, не правда ли? Еще говорят, будто преподобный Баксби произвел большое впечатление на местные власти в Хардиигтонском суде над ведьмами. Он оказался весьма искусным в сборе доказательств. Говорят, именно благодаря ему были разоблачены ведьмы, виновные в смерти жены герцога. Как я поняла, преподобный Баксби — безжалостный борец со всякого рода колдовством и колдунами. Он очень заинтересовался, когда я рассказала ему о внезапной смерти овцы на ферме Карсона. И еще. Святой отец сказал, что здесь нечисто. У Мэри Ланглей родился мертвый ребенок, — поведала леди Фортхэм с многозначительным видом.

— Ничего в этом нет удивительного, — хмуро откликнулся Стабс. — Я думаю, вы сказали преподобному отцу, что за все те годы, что Мэри и Дэвис женаты, у них детей не было. Вот если бы Мэри родила здорового младенца, это было бы действительно чудо. Уж слишком она худа. В следующий раз вы скажете, что в том что пиво в трактире разбавлено, тоже виновата нечистая сила. — И Бенджамин подмигнул Лили.

Мэри-Энн фыркнула.

— Лучше бы вам попридержать язык, господин Стабс, пока вы сами не попали под подозрение. — Старая сплетница больно дернула дочь за косу. Та ойкнула.

В это время в лавку вошел еще один посетитель и остановился у двери.

— Воры, цыгане, шлюхи, пропойцы, всех их заберет сатана, мистер Стабс, — проговорила леди Фортхэм, причисляя пошедшего к этой малопочтенной компании. — Да, всем им гореть в адском пламени. Помяните мое слово! В самом деле, было бы хорошо, если бы на левой щеке каждого еретика выжгли крест. Тогда бы уж никто не грешил, — не унималась она и смотрела на Лили Кристиан так, будто бы нежную щечку девушки уже украшало клеймо.

— В следующий раз, когда я буду пить пиво в «Дубах», я обдумаю ваши слова, госпожа Фортхэм. Полагаю, мы все станем лучше, если будем следовать вашему чудесному примеру. Итак, желаете еще что-нибудь?

Элен Фортхэм, очевидно, растратив запас красноречия, показала на шелковые ленты.

— Нам надо красную… О нет, поярче. Да, и еще желтую. Да, одну. Может, еще бледно-голубую? Впрочем, не надо, вот эту мне, посочнее. Она придаст глазам Мэри-Энн больше синевы. Мы хотим, чтобы она сегодня выглядела красавицей. — Элен Фортхэм ущипнула дочь за щечку.

— Ах да, сегодня же у девушек особенный вечерок. Вы, верно, сперва вытащите булавки, а потом прочтете «Отче наш», госпожа Мэри-Энн? Не забудьте потом приколоть булавки к рукаву и, когда ляжете спать, непременно думайте о том парне, за которого хотите выйти замуж, — напомнил Бенджамин покрасневшей девушке. Та украдкой взглянула на молодого человека, который подошел к прилавку. — Как кстати вы пригласили преподобного Баксби! В канун святой Агнесы! Полагаю, не будет большой беды, если, ложась спать, молодая госпожа Мэри-Энн вдруг подумает о преподобном. Он, кажется, не женат? — болтал Бенджамин, упаковывая заказ.

— Конечно! С чего бы, вы думали, я стала давать ему реко… Леди Фортхэм замолкла на полуслове, поняв, что сболтнула лишнее.

— Да, по-моему, он не женат, — с достоинством закончила она.

— А ты, Ром? Ты еще не выбрал девушку себе в жены? — спросил Бенджамин у смуглого красавца. — Стыдно, парень. Смотри, три самых первых девушки в деревне, да нет, во всем Кенте, стоят с тобой рядом, только руку протяни. Был бы я помоложе… — добавил лавочник, подмигнув той, что вошла вместе с Лили Кристиан.

— Я еще хочу погулять на воле, — ответил Ром, не отводя нежного взгляда от Лили.

— Ба! Вот так самонадеянность! Скажи лучше, никто за тебя не хочет, вот так будет вернее!

Слова принадлежали внучке хозяина. Она спускалась по узкой лесенке в лавку.

— Вот, госпожа Лили. — Джейн развернула перед заказчицей бархатный плащ. — Он получился даже лучше, чем я думала. Вам нравится?

— Мама! Как красиво! — выдохнула Мэри-Энн. — Такой наряд и принцессе не стыдно надеть. Хотела бы я, чтобы он был мой. У меня никогда таких красивых вещей не было.

— Очень красиво, — согласилась Лили. Плащ был сшит из малинового бархата и подбит соболем. Цветным шелком и золотом по вороту и подолу бархат был расшит цветами и мифическими животными. — Дульси понравится.

— Она такая милая и хорошенькая! Молчунья, но, кажется, очень умненькая. А этот малиновый цвет очень подойдет к ее темным волосам и глазам.

Элен Фортхэм чихнула.

— Кое у кого стыда нет. Никакие безделушки не скрасят того, что порядочные люди не могут не видеть. Лучше уж держаться в сторонке и одеваться поскромнее и ложных надежд не питать. Уверяю вас, в деревне не забыли, при каких обстоятельствах кое-кто появился на свет.

Щеки у Лили вспыхнули. Унижать сестру она никому не могла позволить.

Старуха, встретив взгляд девушки, невольно попятилась.

— Вот ваши ленты, госпожа Фортхэм! — Бенджамин бросил их на прилавок и предоставил покупательнице самой производить вычисления. С тех пор как они с преподобным Фортхэмом прибыли сюда, эта дама ни разу не заплатила, предварительно не просчитав все сама. — А сейчас, госпожа Лили, посмотрите, что мне удалось сделать с этим. — Бенджамин протянул Лили небольшой кожаный мешочек. — А я пока обговорю с госпожой Фортхэм плату за ее покупку.

Лили развязала веревочку, и на ладонь ее выкатился перстенек. В золотой богатой оправе сиял аметист. Это кольцо принадлежало матери Лили и передавалось из поколения в поколение.

Лили смотрела на кольцо, которое Бенджамин приладил так, чтобы оно не соскользнуло с тоненького пальчика Дульси. Лили могла позволить себе немногое. Несмотря на то, что в письме, оставленном нотариусу, Магдалена завещала своей единственной дочери все имеющиеся у нее драгоценности, Хартвел Барклай как опекун не позволял ей касаться большей части из этих вещей. Однако кольцо было в числе тех немногих ценностей, что достались Магдалене от ее испанских предков, и, быть может, по этой причине дядя над ним не так дрожал. Что же касается плаща, то, к счастью, он, как и другие вещи матери, пылился в сундуке, забытом жадным родственником. Иначе, как подозревала Лили, ей мало что могло достаться.

— Какая хорошая работа, — прошептал Ромни едва ли не на ухо Лили. — И это тоже для темноволосой малышки?

— Да, для моей сестры, — ответила Лили. — А почему вас это интересует?

— Я часто видел ее с вами, — только и ответил Ром, поедая глазами девушку.

— Отто! Пошли! — прикрикнула на сына мамаша Фортхэм. Ее отпрыск продолжал пялиться на Лили Кристиан.

— Давай, Отто, поторапливайся. Будь пай-мальчиком, — поддразнил его Ром.

— Ах… г-госпожа Л-Лили… я…

— Отто! Иди сюда немедленно!

Лили стало жалко паренька, и она ему улыбнулась. Отто попятился, сминая в руках шляпу. Вначале он споткнулся о мешок с фасолью, затем ударился о бочку с мукой, потом, уже в дверях, наступил всей лапой матери на ногу.

— Вы слишком добры, Лили Франциска Кристиан, — заметил Ромни Ли, досадуя на то, что драгоценная улыбка досталась не ему, а этому увальню.

Заметив удивление в глазах девушки — откуда он ее знает? — молодой человек объяснил:

— Вы, наверное, не помните, но это я продал большого белого жеребца вашему отцу. Я был тогда очень молод, не уверен в себе и не умел торговаться. Но ваш отец и не думал меня надувать. Он заплатил мне за этого коня хорошую цену. Это была моя первая сделка. Вы тогда выбежали из дома, увидели вашего отца верхом на белом и потребовали, чтобы он вас тоже посадил на коня. Вы были тогда очень настойчивы. Я помню, как вы топали ножкой. Ваш отец засмеялся сказал, что своей Лили Франциске ни в чем отказать не может, и попросил меня поднять вас. — Он говорил так, словно сообщал какую-то важную тайну. — Потом вы протянули ко мне руки и улыбнулись. Вы всегда были очаровательны, Лили Франциска.

Девушка отвела взгляд. Что нужно этому незнакомцу? Цыгана Ромни Ли она видела лишь издали. Слуги в Хайкрос рассказывали о нем много плохого. Вдруг этот парень решил ее обокрасть?

— Я очень огорчился, узнав, что ваш отец погиб. Он был прекрасным человеком. Я помню вашу мать. Она самая красивая женщина на свете. Я также помню ту маленькую девочку, что позволяла мне держать себя на руках, улыбалась мне, будто не видела, что я не такой, как все. Я был очень, очень несчастен, когда узнал, что она больше не вернется домой.

Зачем он ей это говорит? Мало ли что было тогда? Сейчас все по-другому.

— Почему я считала вас не таким, как все?

— Даже сейчас вы не знаете или не хотите знать причины. — Ром покачал головой.

— Через пару месяцев ты двинешься в путь, так, Ром? — спросил Бенджамин, заворачивая плащ. — Были какие-нибудь неприятности на Фрайясвайдской ярмарке в прошлом году? Ты ведь был там, верно, Ром?

— Ты же знаешь, Бен, где ярмарка, там что-то случается. Иначе зачем туда ездить? Некоторые умудряются в этой мутной водице поймать неплохую рыбку, — ухмыльнулся цыган, и по этой его улыбочке нетрудно было догадаться, что рыбку в мутной воде ловит не кто иной, как он.

— Может, на этот раз ты задержишься в Ист-Хайфорде, а, Ром? — Джейн, хитро прищурившись, переводила взгляд с Лили па Ромни и обратно. На этот раз девушка попала в точку, потому что молодой человек опустил глаза. — А вы, госпожа Лили, — продолжала Джейн, — вы будете сегодня гадать, как все девушки? Должно быть, наберется с дюжину джентльменов, которые мечтают вам сегодня присниться.

— Может, в сердце Лили Франциски Кристиан уже поселился тот единственный, на кого она станет гадать? — Ромни думал, что девушка смутится. Тогда сразу станет понятно, о чем она думает.

Любопытство Ромни так и не было удовлетворено. Ничто не выдало сердечной тайны Лили Франциски.

— Конечно же, ни для кого не секрет, о ком мечтает Тилли. — Джейн взглянула на молоденькую горничную, пришедшую вместе с Лили. — Кажется, я видела, как в «Дубы» зашел Фарли Одел. Минут десять назад.

При упоминании одного из слуг Хайкрос-Холла Тилли зарделась.

— Ну что же, госпожа Лили, довольны вы кольцом? — спросил Бенджамин.

— Да, вы очень хорошо все сделали. Мама была бы рада, увидев это кольцо на пальце у Дульси. Сколько я вам должна, господин Стабс?

— О, здесь больше, чем достаточно. Благодарю вас. — Бен быстро пересчитал монеты. Протягивая пакет Тилли, он заметил: — Мне кажется, я видел молодого господина Тристрама. Он пробегал мимо несколько минут назад. Надеюсь, он не свернет себе шею на наших ухабах. Парнишка, насколько мне известно, большой сластена. Пусть полакомится имбирными пряниками.

— Я испекла их сегодня с утра специально для вас. Знала, что вы захватите с собой мальчика. Такой хорошенький мальчик! — сказала Джейн.

— Фарли и Тристрам остались в конюшне. Брат должен был присмотреть за экипажем. Он, наверное, уже устал нас ждать, особенно если Фарли ушел в «Дубы».

— Не беда. Хуже будет, когда Тристрам вырастет и разлюбит пряники. Вот тогда и ему тоже понравится сидеть в «Дубах», — вздохнул Бенджамин.

— Надеюсь, это наступит не скоро, господин Стабс. Я возьму парочку ваших пряников. Уверена, что Тристрам станет жаловаться на голод по дороге домой. — Лили выложила на прилавок несколько мелких монет. Девушка заметила, как облизнулась Тилли.

— Не надо, госпожа Лили. — Бен отодвинул монеты. — Эти пряники Джейн пекла специально для мальчика. Это подарок.

— Тогда возьмите за остальные. — Лили придвинула к Бену деньги.

— Вот какая упрямая, — заметил Ромни Ли. — Не смею надеяться, что сердце у вас такое большое, госпожа Лили, что вы можете поделиться чем-то сладким и с бедным цыганским пареньком.

— Осторожнее, госпожа Лили. Этот Ромни — хитрец. Любит, чтобы девушки его жалели. Прикинется ягненочком, а потом обернется волком. Сорвет первый поцелуй, а там и пойдет… С ним надо смотреть в оба, — предупредила Джейн.

Взяв пакет пряников, Лили подтолкнула хихикающую Тилли к двери. Они поблагодарили хозяина лавки, пожелали ему всего доброго.

— Так что ты хочешь купить, Ром? — спросил Бен Стабс.

Но Ромни уже шел к двери и только кинул старику через плечо:

— Ничего. Я просто прятался от дождя, Бен.

Дождь перестал, но ветер усилился. Девушки по скользким камням мостовой спешили к конюшням, где остался экипаж.

— Надеюсь, Фарли вернулся. Мне бы не хотелось задерживаться в деревне. Пока дождя нет, надо ехать.

— Мне сходить в «Дубы» за Фарли, госпожа Лили? — Тилли ковыляла рядом с хозяйкой, нагруженная покупками. Мыслями девушка уже давно была с Оделом. Вдруг горничная поскользнулась. Она упала бы, если бы чья-то рука не поддержала ее.

Покупкам, однако, повезло меньше. Все они оказались на грязной мостовой.

— Ты не ушиблась, Тилли? — спросила Лили.

С Тилли вечно что-нибудь приключалось. Или она падала, или наступала на какую-нибудь гадость. Лили поспешно собирала пакеты, пока они не промокли, Ромни Ли был тут как тут. Минута — и все свертки оказались в руках парня.

— Спасибо, госпожа, со мной все в порядке.

— Пойди скажи Фарли, что госпожа желает ехать немедленно. — Ромни улыбнулся девушке. — А я пока провожу твою госпожу до конюшен.

— Спасибо, в этом нет необходимости… — начала Лили, но Тилли уже шла к «Дубам». — Прошу вас, я могу сама понести.

Ромни лишь улыбнулся в ответ и, поддерживая ее под локоть, повел по улице. Однако, заметив любопытные взгляды прохожих, выпустил ее руку и сказал:

— Я, пожалуй, пойду.

Лили удивленно посмотрела на попутчика: странный он какой-то. Сначала провожает, потом бросает на полпути. Увидев вопрос в ее глазах, Ромни усмехнулся:

— Я бы шел с вами вечно, госпожа Лили, но, увы, мое общество принесет вам неприятности. Я неподходящий попутчик для такой девушки, как вы. На нас с вами уже косятся.

Лили рассмеялась:

— Заботами госпожи Фортхэм мою репутацию едва ли можно назвать хорошей! Так что и беспокоиться не о чем. Все, что можно, эта дама уже испортила. Не понимаю только, за что она нас так ненавидит. Мы никому не сделали ничего плохого, и тем не менее многие относятся к нам с предубеждением.

— Это оттого, что вы не такая, как они, Лили Кристиан. Они боятся вещей, которых не понимают. Нас, цыган, в чем только не обвиняют: и в голоде, и в засухе, и в наводнении. Кто бы, что у кого ни украл, тоже все приписывают нам. — Ромни насмешливо снял шляпу перед идущей мимо женщиной.

— Почему вы позволяете им так к вам относиться? Вы ведь цыган только наполовину. Вы прекрасно говорите по-английски и не выглядите как… — начала Лили и запнулась. — Простите, мне не следовало этого говорить.

— Я не очень похож на цыгана, и поэтому я могу притвориться джентльменом. Вы это хотели сказать? Вы меня нисколько не обидели. Как поживает тот белый конь? — изменил тему разговора Ромни. — Я слышал, что он несколько раз скидывал Хартвела Барклая. Хозяин Хайкрос теперь ездит на волах, верно?

Лили улыбнулась.

— Я всегда считал, что белый хоть и умница, но парень с характером, — хохотнул Ром. — А как его назвал ваш отец?

— Весельчак Эндрю, — сказала Лили и засмеялась, видя недоуменный взгляд Ромни. — Мама рассказывала, будто отцу всегда казалось, что конь над ним смеется. Эндрю и папу не один раз сбрасывал.

— Удивлен, почему ваш отец не задал мне жару после того, как я продал ему такого коня.

— Я думаю, папа скорее отблагодарил бы вас. Ему нравилась эта игра. Всякий раз, выезжая на Весельчаке, он чувствовал себя так, будто ему предстоит приключение.

— Неудивительно, что у Хартвела ничего не получилось. Почему он не прикончил лошадь? Не думаю, что он держит Весельчака из милосердия. На Хартвела не похоже.

— Мой отец был человеком очень необычным. Он оставил распоряжение относительно Весельчака в своем завещании. Весельчак должен жить в Хайкрос до самой смерти. Затем его должны похоронить достойно под старым дубом на западной лужайке. Нотариус, по-моему, решил, что отец спятил.

Ромни захохотал так, что несколько прохожих оглянулись.

— Много бы я дал, чтобы посмотреть на физиономию Хартвела, когда он слушал завещание! Я видел, что вы катались на белом. Почему он вас не сбрасывает?

Лили пожала плечами:

— Мне тоже ничего не удалось с ним сделать. Просто Весельчак постарел и растолстел и относится ко мне снисходительно. А вот Колпачка и Циско Эндрю любит.

— Ах, так вы об обезьяне и попугае? — догадался Ромни.

Они уже почти подошли к конюшням, когда услышали доносящийся оттуда шум. Тристрам что-то кричал. Лили бросилась к двери и замерла на пороге.

Ее брата окружили сразу несколько мальчишек. Хулиганы пихали его по очереди и тут же отскакивали на безопасное расстояние. Тристрам не выдержал и замахал кулаками. Тогда мальчишки всем скопом навалились на него. Против стольких нападающих паренек оказался бессилен. И его повалили наземь. Он вцепился в того, кто был покрупнее и постарше остальных. Мальчишки покатились по полу. Не повезло еще одному. Щенок вцепился в его штанину и угрожающе рычал.

Тристрам пихнул своего врага в живот коленом. Тот завыл от боли.

Лили закричала и кинулась к мальчишкам. Она заметила еще одну драку. В дальнем углу конюшни дрались двое мужчин. Одним из них был Фэрфакс. Странно, почему он здесь? Он должен сейчас быть в Хайкрос.

Но Лили не успела ничего сделать. Ромни Ли схватил ведро воды и вылил на дерущихся. Мальчик, которого трепал щенок, вырвал наконец свою штанину и исчез с поля битвы. Щенок с отчаянным лаем выбежал за ним. Другие двое пустились наутек через заднюю дверь. В этот момент Тристрам заехал большому мальчишке в челюсть так, что тот упал.

Поняв, что битва проиграна, задира быстро вскочил на ноги. Ромни дал ему пинок, и тот кубарем полетел к двери.

— Подожди, грязный цыган, я расскажу отцу, как ты меня стукнул. Он с тебя шкуру сдерет! — выкрикнул мальчишка.

— Думаю, пока мне нечего бояться, — сказал Ромни, глядя, как Фэрфакс угощает тумаками кузнеца.

Последний удар мог и медведя укокошить. Кузнец без чувств повалился на пол.

— Я прав, — заметил Ромни, глядя на бесчувственное тело у своих ног, — твоему папаше сейчас не до меня.

Лили опустилась на колени перед Тристрамом. Лицо мальчика было все в синяках.

— Парень не слишком пострадал, правда ведь, госпожа Лили? — спросил Фэрфакс и нахмурился, когда увидел запекшуюся на губах Тристрама кровь. — Я зашел и увидел, что они все накинулись на молодого господина. А он, — Фэрфакс указал на кузнеца, — смотрел и ухмылялся. Когда я попробовал их разнять, он подкрался ко мне сзади и дал по спине этой кочергой. Тут я разозлился. Надо было закрутить железяку на шее этого проходимца. Ну, я и решил, что пора бы нам рассчитаться. У него был старый должок. Еще с той поры, как мы оба были мальчишками, — сказал Фэрфакс. Видно, жалел, что так долго пришлось ждать расплаты.

— Тристрам, как ты себя чувствуешь?

Как бы ни было ему больно, мальчик высвободился из объятий сестры.

— Они назвали меня ублюдком! Сыном шлюхи! Наша мама не была шлюхой, Лили, не была! — кричал Тристрам, и слезы текли по его лицу. — Я любил маму, Лили! Я хотел их всех убить! За то, что они говорили о ней такое! Мама была настоящей леди! А Бэзил был хорошим человеком! Бэзил спас нам жизнь! Он любил нас и маму! Почему они говорили такие ужасные вещи?! Почему, Лили? Я ненавижу это место! Я ненавижу Англию! Я хочу домой, на остров! Ну почему я должен доказывать, что я сын Джеффри Кристиана? — уже тише спросил он. — Почему? Ведь я его сын, правда, Лили? Ведь это так?! Лили притянула к себе брата.

— Конечно, Тристрам. Ты сын Джеффри Кристиана. Мама говорила тебе правду. Она никогда не стала бы лгать тебе. Бэзил любил тебя, как если бы ты был его собственным сыном, но ты не его ребенок. У нас с тобой, Тристрам, один и тот же отец, и не сомневайся в этом. Никогда!

Лили было жалко братишку. Сколько еще оскорблений он услышит в своей жизни!

— Будь они прокляты, — прошептала девушка.

Послышались шаги. Лили оглянулась и увидела Фарли.

— Боже мой! Что тут произошло? — спросил парень.

Все молчали. Вдруг брови Фарли поползли вверх.

— А ты что здесь делаешь, Фэрфакс? Ну, конечно! Я должен был догадаться, что ты тут замешан. Где ты, там и заваруха.

— Я тут ни при чем, Фарли. Честное слово, — проговорил младший брат. — Но ты же знаешь, что он напрашивался на выволочку уже много лет. — Богатырь кивнул в сторону кузнеца.

Лили пристально смотрела на Фарли. Тот опустил голову. Он чувствовал себя виноватым.

— Госпожа Лили, мне искренне жаль, что так получилось… — начал было Фарли, но запнулся, когда увидел лицо Тристрама.

— Что этот уб…

— Нет, Тристрама не кузнец поколотил, — успокоил брата Фэрфакс. — Это его сын со своими приятелями. Они навалились на мальчика. Я кинулся разнимать драчунов, а этот, — Фэрфакс указал на кузнеца и густо покраснел, — ударил меня. Сзади. Представляешь, какой подлец, а?

— И этот тоже? — Фарли уже готов был броситься на Ромни Ли.

— Нет, его здесь не было. Он пришел с госпожой Лили, — ответил Фэрфакс.

— В самом деле?

Тон Фарли не предвещал ничего доброго. Если этот цыганский ублюдок вздумает тронуть хозяйку, ему придется туго.

— А где был ты? — пошла в наступление Лили. — Почему ты оставил Тристрама?

— Ну, я…

— Я нашла его в «Дубах», — затараторила подошедшая Тилли. — Как вы мне велели. Пил и байки травил, будто у него в запасе весь лень. Трактир дрожал от хохота. Такой рассказик был… Вот уж действительно животик надорвешь.

Тилли взглянула на Фарли и поняла, что милый дружок воспринимает ее слова как предательство. Улыбка ее тут же поблекла, а на ресницах заблестели слезы.

— О Фарли, я не хотела тебя подводить. Я просто хотела помочь…

— Брось хныкать, Тилли. — Фарли взял подружку за руку. — Если бы я мог предположить, что случится, никогда не оставил бы мальчика одного, госпожа Лили. Поверьте мне. Я не оставлял его здесь. Он пошел со мной!

— Ты взял Тристрама в «Дубы»?

— Нет, госпожа Лили. Конечно, нет. Тристрам собирался пойти по одному делу. Секретному.

— Он не виноват, честное слово, Лили. — Тристрам с трудом шевелил распухшими губами. — Я хотел забрать мой подарок для Дульси.

— Но кольцо и плащ от нас обоих, Тристрам. Мы же договорились.

— Я хотел подарить ей что-то совершенно особенное, Лили. Что-то от меня лично. То, что я мог бы купить на свои деньги.

Тристрам обвел взглядом конюшню и горько вздохнул.

— А теперь у меня нет подарка, — добавил он обреченно.

— Что ты купил для Дульси? Мы сейчас пойдем и купим точно такую же вещь.

— Не получится. Это будет уже не то. — Тристрам со злостью поддал ногой солому.

— Чем ты расплатился за подарок? — вдруг спросила Лили. Девушка знала, что у Тристрама не было своих денег. Даже ей самой пришлось копить около года, собирая те жалкие крохи, что выдавал ей Барклай.

Тристрам молчал.

— Так где ты взял деньги, Тристрам? — продолжала допытываться Лили.

Братишка глубоко вздохнул. Наконец он решился:

— Я вытащил их из шкатулки в спальне у Хартвела Барклая.

— Тристрам! — воскликнула Лили.

— Я взял мое по праву, Лили. Я взял один из золотых дублонов с острова. Он не имел права забирать у нас эти деньги. В любом случае я взял лишь столько, чтобы хватило заплатить за подарок. Я даже сдачу принес обратно. Мне надоело, что мы должны у него все выпрашивать. Я убить его готов, когда слышу, как ты его просишь. Мне не нравится, как он на тебя смотрит, Лили. Мы не должны ничего у него просить. Все это наше, Лили! Все в Хайкрос принадлежит нам, а не ему. Хайкрос принадлежал отцу. Теперь он наш. Прости, Лили.

Она вздохнула. Брат был прав. Но ему не следовало красть деньги. Сейчас ее заботило другое: что сделает Хартвел, если обнаружит пропажу?

— Ты не злишься на меня, Лили? — Тристрам заглянул сестре в глаза.

— Нет. Ведь ты хотел сделать приятное Дульси.

— Что вы купили малышке, господин Тристрам? Быть может, если мы хорошенько поищем, то найдем ваш подарок? Может, его и не украли? — спросил Фарли. — Пошли, Тилли, поможешь мне.

— Конечно, господин Тристрам, сейчас найдем.

Слезы умиления выступили у Тилли на глазах. Она думала, что другого такого славного мальчика не сыщешь во всем свете. Опустившись на колени, девушка стала перебирать солому на полу в поисках маленького букетика, перевязанного ленточкой, крошечной куклы или чего-нибудь в этом роде. Внезапно Тилли испустила истошный вопль, вскочила и, резко обернувшись, упала, сбитая с ног чем-то тяжелым, шлепнувшимся прямо на нее.

Собачья мордочка ткнулась ей в лицо и лизнула в нос. «Что здесь делает эта псина?» — мелькнуло в голове у служанки.

— Он вернулся! Он вернулся! — Тристрам подбежал к собаке, с восторженным усердием лизавшей лицо Тилли.

Пес взвизгнул и с лаем начал прыгать на него.

— Осторожнее, Тристрам, эта собака напала на одного из ребят! — предупредила Лили.

— Это моя собака. Лили! Как ты не понимаешь, я купил ее для Дульси. — Тристрам с гордостью воззрился на свой подарок. — Она всегда хотела щенка, Лили.

— Щенка? — Лили оглядывала мастиффа совершенно недружественным взглядом.

Щенок подкатился к ней и преданно заглянул в глаза.

— Я знал, что он тебя полюбит. Лили, — заявил Тристрам. — Как ты думаешь, он Дульси понравится?

— Конечно. Но ведь она мечтала о пони, — протянула Лили. М-да, как воспримет Хартвел Барклай это добавление к своим питомцам?

— Мы ведь можем его взять, правда, Лили? Это же мой подарок Дульси, — умолял мальчик, глядя на щенка с палево-коричневой лоснящейся шерстью и темными ушами. — Он ведь красавец, правда, Лили? А каким станет, когда вырастет!

— Где же ты его держал все это время? — поинтересовалась сестра.

— Похож на одного из щенков суки Джо Рилли. Собака у него и впрямь чудная. Не знал, что он оставил щенка.

— Я попросил подержать пса у себя до дня рождения Дульси, — объяснил Тристрам, гладя собаку. — Пришлось заплатить за всю еду, что он съел за эти месяцы.

— Да, Джо Рилли провернул хорошее дельце, — согласился Фарли.

— Так я могу подарить его Дульси, Лили?

Она не посмела отказать братишке.

— Раз уж ты за него заплатил… — начала Лили. Но Тристрам, не дав закончить, обнял ее.

Дверь конюшни заскрипела.

— Вам еще домой в эту мерзкую погоду ехать, госпожа Кристиан, — произнес Ромни. — С мальчишкой, думаю, ничего не случится. У меня есть мазь и примочки. Для ссадин, если будут сильно болеть.

— Спасибо, я… — начала было Лили, но Фэрфакс перебил хозяйку:

— Мы с Фарли частенько дрались и знаем, как помочь молодому хозяину.

Фэрфакс с воинственным видом выступил вперед.

— Мы с Фарли никак в толк не возьмем, что ты тут делаешь с госпожой Лили?

Ромни Ли улыбался. Улыбочка его не предвещала ничего хорошего.

— Эй, Фэрфакс, седлай Весельчака. Пора нам ехать в Хайкр. Ты же не хочешь, чтобы Хартвел Барклай отправился за нами сам.

Угроза появления Барклая усугублялась угрозой дождя, и вскоре Тристрам со щенком на коленях и Тилли сидели в экипаже рядом с Фарли.

Фэрфакс неодобрительно смотрел, как Ромни помогает Лили сесть на коня. «Что себе возомнил этот цыган? — думал младший Одел. — Пялится на госпожу, будто так и надо».

Фэрфакс совсем забыл о вредной привычке Весельчака, и тот, не упустив случая, укусил его за плечо. Фэрфакс выругался.

Фарли взглянул на брата, вспомнив наконец, что его вообще не должно было быть в деревне.

— Кстати, какого дьявола ты тут делаешь? — спросил он. Старший Одел почесал затылок. Затем хлопнул себя по лбу:

— Совсем позабыл! Меня ж Барклай к вам и послал! Я должен был сказать вам, госпожа Лили, что в Хайкрос приехали Уайтлоу. Две госпожи и джентльмен.

Только Ромни заметил, как странно изменилось лицо Лили Кристиан. Стоя у дверей конюшни, он смотрел вслед процессии, медленно двигавшейся в сторону моста: экипаж, запряженный пегой лошадью, и рядом с ним Лили Кристиан верхом на белом коне. Неужели он не ошибся и то чувство, что увидел он в глазах девушки, — любовь к приехавшему джентльмену?

 

Глава 14

Никогда еще расстояние между Ист-Хайфордом и Хайкрос — Чоллом не казалось Лили таким огромным. Не один раз бросала она нетерпеливые взгляды на экипаж. Как хотелось ей пришпорить Весельчака! Девушке казалось, что они вообще никогда не приедут домой.

Лили надеялась, что Валентин Уайтлоу приедет на день рождения Дульси.

Квинта Уайтлоу и Артемис наведывались в Хайкрос довольно часто, но Валентина Лили в последний раз видела два года назад. Однако долгая разлука не могла заставить ее забыть о нем. За три года, что жила она в Хайкрос-Холле, чувство ее к этому человеку нисколько не остыло. Но любовь ее была безответной. Пускай. Никто не узнает о ее тайне. Даже сам Валентин Уайтлоу.

Ромни Ли был прав. Лили Кристиан любила. И любовью ее был Валентин Уайтлоу.

— Как провести его в дом, чтобы Дульси не заметила, а, Лили? — спросил Тристрам, отворачиваясь от мокрого шершавого языка. — Я не хочу оставлять его в конюшне. Холдинге мне не нравится. Не думаю, что щенок его полюбит. — Он потрепал собаку по голове.

— Секрета все равно не получится. Он, наверное, всю ночь будет скулить. А то еще лаять начнет, — сказал Фарли.

— Готов поспорить, что леди вас не узнают, Тристрам. Вы стали совсем на себя не похожи. Все лицо опухло, синяки почернели. Да и выросли вы на пару дюймов, — произнес Фэрфакс. В душе он надеялся, что леди Уайтлоу не упадут в обморок, когда увидят, что стало с мальчиком.

— В самом деле? — спросил Тристрам.

Мальчик не жалел, что подрался. Он чувствовал себя героем. Это была первая в его жизни драка, и он вышел из нее почти победителем.

— Да уж, недели две это все будет держаться. Ничего, до свадьбы заживет. — Фэрфакс подмигнул парнишке. — Вы дрались как герой. Ваш отец, капитан Джеффри, мог бы вами гордиться. Бьюсь об заклад, что кое-кто из забияк долго будет потирать ушибы. Ни один из них не посмеет больше сказать ничего дурного о юном джентльмене. — И он дружески хлопнул Тристрама по спине своей огромной ручищей. У мальчишки искры из глаз посыпались. В этот миг Тристрам напрочь позабыл о звоне в голове, о заплывшем глазе и распухших губах.

Лили не слишком радовали свидетельства храбрости брата. Что скажет Барклай, когда увидит Тристрама? Что подумают Уайтлоу? Ох, зачем они вообще приплыли в эту Англию?

Поеживаясь от холода, Лили смотрела вперёд. Из-за деревьев показались кирпичные трубы Хайкрос.

Хайкрос. Жизнь в этом доме никак нельзя было назвать приятной. Сносной, и то едва ли. Лили до сих пор помнит, как вошли они в этот большой нетопленый дом, бывший когда-то ее родным домом. Теперь он казался ей чужим.

То же и с дядей Барклаем. Первое впечатление от этого человека вскоре забылось. Получив известие от Валентина, Хартвел не мешкая отправился в Лондон. В Тэмсис-хаус он прибыл в сопровождении по меньшей мере полдюжины адвокатов, готовых доказать кому угодно, что их клиент — самый лучший опекун, а уж женщина, которую он разыскал и представил как няню для младших, Мэри Лестер, могла убедить любого, что лучше дома, чем Хайкрос-Холл, для детей не найдешь. Эта добрая женщина, бывшая няня Лили Кристиан, смотрела бы за детьми так, словно они были ее собственными.

Однако Хартвел волновался напрасно. Его право стать опекуном и временно распоряжаться имуществом детей никто не мог оспорить. К несчастью, он оставался единственным родственником детей, поскольку отец Магдалены умер много лет назад. Барклай в те дни источал улыбки направо и налево — самый добросердечный дядюшка в мире. Именно такое впечатление он произвел на окружающих.

О Дульси с Барклаем долго спорили. Но, в конце концов, дядя согласился, чтобы девочка жила в Хайкрос. Долго Лили благодарила дядюшку: такой добрый, понимающий, не стал разлучать их с сестренкой. Как она заблуждалась! Вскоре Хартвел стал самим собой — злым и угрюмым. А когда Лили нашла пачку писем и счетов и поняла, что Валентин щедро оплачивает содержание своей племянницы, правда стала ей окончательно ясна.

Наверное, в тех обстоятельствах, в которых оказались дети, естественно было бы ожидать долгой тяжбы по поводу наследства. Вероятно, другой на месте Барклая старался бы отсудить себе хоть что-нибудь и не стал бы сразу соглашаться с утратой усадьбы, которую уже считал своей. Или, что еще страшнее, задумался бы над возможностью завладеть всем, в случае если дети не доживут до того возраста, когда можно вступить во владение наследством. Такие случаи бывали. И в Хайкрос такой план легко можно осуществить. Если все очень тщательно подготовить…

«Три года», — вздохнула Лили, кутаясь в плащ. Бедная малышка Дульси. Ей все время не хватало тепла. Она едва не умерла в канун Рождества. Кашляла страшно, задыхалась — еле выходи ли. Лили до сих пор не могла понять, как случилось, что окно в комнате сестренки оказалось открыто. Да и почему Дульси разрешили гулять в такой холодный день? Дядя Барклай оправдывался: мол, ему и в голову не пришло, что глупая девчонка воспримет его предложение поиграть в прятки с Тристрамом во дворе всерьез. И долго ругался на детей из-за того, что те ушли в деревню.

Если бы только Мэри по-прежнему жила в Хайкрос! Она ни за что не позволила бы такому случиться. Однако с прошлого лета в усадьбе произошло множество перемен. Тогда Тристрам свалился с крыши и едва не сломал себе шею. Дядюшка обвинил во всем Мэри Лестер: зачем она рассказала детям, как лазал по крышам сумасброд Джеффри? Но Лили помнила, что все было совсем наоборот. Историю эту поведал ребенку сам Хартвел и подтолкнул мальчика на безрассудный поступок. Барклай должен был знать, что Тристрам всеми способами постарается доказать, что он настоящий сын своего отца.

Как бы то ни было, Хартвел отказался от услуг няни и рассчитал Мэри. Тогда же Барклай решил, что Дульси уже достаточно взрослая, чтобы спать в своей комнате, а не делить постель с сестрой. Наступило время и Тристрама отдать в приличное учебное заведение, где бы его могли научить дисциплине, объявил дядька. Так что няне ничего больше не оставалось, как собрать вещи и уехать к сестре, живущей где-то в центральных графствах.

Лили боялась, но не могла никому рассказать о своих страхах. Надо было чем-то их объяснить. Но чем? Хартвел Барклай их не мучил, не бил. Многие в деревне считали его самоотверженным человеком, добровольно взвалившим на себя такую обузу. Не всякий возьмется растить троих детей своего умершего и далеко не любимого кузена. Кроме того, дядя был их законным опекуном, и избавиться от его попечительства все равно не удалось бы. Так что толку говорить о нем плохо — только осложнять свое и без того незавидное положение. Лили и сама не была уверена, что он действительно хотел причинить им вред. Ей просто так казалось. Поэтому ничего не оставалось делать — только получше приглядывать за младшими.

С Весельчака ей помог спрыгнуть Фэрфакс: Холдинге как всегда не торопился выполнять свою работу, так что к тому времени, как он вышел из конюшен, Лили уже направилась к дому.

— Лили, — торопливо заговорил Тристрам, увидев, что конюх идет к ним — если я возьму щенка в дом, Дульси увидит его. Может быть, она уже сейчас на нас смотрит из окна. Но я не хочу оставлять собаку Холлингсу.

— Ну-ка подержи его. — Лили вытащила из кармана голубую ленту. Брат поднял собаку, и сестра завязала бант у щенка на шее. — Если Дульси его увидит, подаришь его прямо сейчас.

Лили улыбнулась. Тристрам тоже хотел улыбнуться, но тут же поморщился от боли. Сейчас, когда все его синяки опухли, лицо его стало выглядеть еще хуже, чем сразу после драки.

— Ну-ну, что это у вас? — К детям подошел Холдингс. — Похоже, из него выйдет неплохой крысолов, если, конечно, он не залезет в гнездо и крысы не съедят его первым. — Конюх хрипло расхохотался, довольный своей шуткой. — Пока он, конечно, маловат, но скоро мы сможем получить за него приличную сумму на медвежьей травле. Когда этот пес подрастет, он сможет здорово потрепать одного из этих зверюг.

— Оставь его в покое! — крикнул Тристрам, прижимая пса к груди. — Не будет он ни крысоловом, ни борцом. Это подарок Дульси!

— Эй, что это с вами, господин Тристрам? — с кривой усмешкой полюбопытствовал Холдингс. — Никак убегали от этой беззубой карги — жены кузнеца? Залезли в ее сад за цветочками для молодой госпожи?

— Бьюсь об заклад, что твой старый дружок с кузницы получил ничуть не меньше своего сыночка. Вот им было что собирать на соломе — собственные зубы! И все благодаря господину Тристраму и Фэрфаксу.

Холдингс побледнел от злости, но когда рядом громила Одел, не стоит связываться с его братцем.

— Эй, Тилли, знаю, ты придешь ко мне сегодня ночью. Вижу, что тебе нужен мужчина, чтобы согрел тебя. Такого, как я, тебе все равно не найти, ты же знаешь. — И конюх быстро пошел к повозке.

— Ты и в самом деле знаешь, какой он в постели, Тилли? — подозрительно спросил Фарли, передавая ей свертки.

— Фарли, я никогда не была с ним! — воскликнула Тилли со слезами на глазах вслед уходящему другу. Увести в конюшню Весельчака Фарли предоставил Фэрфаксу.

— Не печалься, Тилли. Уверен, Фарли знает, что у тебя хватит ума не связываться с Холлингсом. — Фэрфакс подмигнул служанке.

Тилли прислушалась. Не дай Бог начнется драка. Но, к счастью, со стороны конюшни никаких подозрительных звуков не доносилось. Однако радость оказалась преждевременной. Из конюшни вышел Фэрфакс — но лишь для того, чтобы поплотнее закрыть дверь. Затем послышался шум, словно от падающего тела, и Тилли поняла, что лучше бы ей поспешить за хозяйкой в дом.

 

Глава 15

Впервые за три года в большой зал было приятно войти. В канделябрах у стен горели свечи, огонь пылал в большом камине, и запах вкусной еды наполнял комнату.

— Я подумал было, что мы ошиблись домом, — прошептал Тристрам.

Даже на Рождество Хартвел экономил на дровах и камин в зале не зажигали.

— Хотел бы я, чтобы всегда так было. — Мальчик шмыгнул носом. В животе у него заурчало.

— Так было, когда мы жили здесь с мамой и папой. Когда ты станешь здесь хозяином, Тристрам, мы сможем топить камин даже летом, если захочешь. — Лили хотела приободрить брата, но вышло наоборот.

— Я никогда не стану хозяином Хайкрос, Лили. Никто не верит, что я сын Джеффри Кристиана.

— Ну что же, тогда я передам тебе Хайкрос. Он по праву твой, Тристрам. Как единственный сын нашего отца, ты должен унаследовать Хайкрос. Таково было бы желание папы.

Тристрам недоверчиво посмотрел на сестру:

— Ты в самом деле это сделаешь, Лили? Но даже если я стану хозяином Хайкрос, деревенские все равно не захотят со мной общаться. Они по-прежнему будут считать меня бастардом.

— Не смей больше так говорить! Это неправда! — разозлилась Лили. — Какое нам дело до того, что они думают? Меня они не считают незаконнорожденной, и что, от этого ко мне относятся лучше?

Большой зал был пуст. Вероятно, гости собрались в комнате наверху.

— Спасибо Уайтлоу, — скептически заметила Лили. — Мы хоть согреемся. Должно быть, когда они приехали сюда, в доме было холоднее, чем на улице. Вот Хартвелу и пришлось развести здесь огонь, а гостей пока провести наверх. Там теплее.

— Удивляюсь, как это здесь нет дыма. Камин не зажигали с прошлой зимы. Я думал, что дымоход забит птичьими гнездами. Представляю, как злился дядя Хартвел, когда понял, что ему придется разжечь камин, да еще и самый большой, — усмехнулся Тристрам.

— Мы, пожалуй, успеем отвести щенка в твою комнату. И нас не увидят, — шепнула Лили.

Ей тоже хотелось пройти к себе и переодеться, чтобы предстать перед гостями, а в особенности перед Валентином, в лучшем виде.

— Пойдем. — Она взяла брата за руку. — Попробуем проскользнуть незамеченными.

Лили со свертками в руках и Тристрам со щенком уже подошли к лестнице, когда из-за ширмы, загораживающей вход в кухню и на половину слуг, вышла худая женщина со злым лицом.

— Вы вернулись… Я поняла, когда увидела эту бездельницу Тилли. Только и думает о том, как бы пообжиматься с Фарли. Надеюсь, вы не испачкали пол? У хозяина гости, и я…

Повариха вдруг заметила щенка и, напрочь забыв о прилипшем к рукам тесте, зажала рукой рот. Потом смачно сплюнула и начала кричать:

— Что делает здесь эта дрянь?! Хозяин знает?! С тех пор как вы, трое недоносков, здесь появились, от вас ничего нет кроме неприятностей! Раньше мне только и приходилось делать, что готовить для хозяина! А теперь после вас всех и крошки нам не остается. Бьюсь об заклад, что это ты все устроила! — Старая карга воззрилась на Лили. Но девушка и не думала смущаться.

— Я принес щенка. Это мой подарок Дульси. — Тристрам загородил собой сестру.

— Да? — протянула кухарка, взглянула на мальчика и покачала головой. — Ну что же, я всегда говорила, что хозяину от вас одна беда. Что будет, когда эти Уайтлоу тебя увидят? Что они подумают? Вряд ли они решат, что ты споткнулся. Бедному хозяину придется объясняться, особенно если вас заметит та высокая леди. Вечно она допытывается, как хозяин с вами обращается. Здоровы ли вы, счастливы, нуждаетесь ли в чем. Чуть было дом не перевернула вверх дном, когда ты с крыши грохнулся, а уж по поводу вашей младшей… Подумаешь, разболелась. Если уж вы ей так нужны, пусть бы забирала вас к себе. Хозяин только «спасибо» бы сказал.

— Замолчи, — тихо произнесла Лили. — Ты забыла, чтоя здесь хозяйка, а Хартвел Барклай — всего лишь мой опекун. Очень скоро я избавлю его от такой обузы, и тогда, не сомневайся, я подыщу себе новую кухарку.

— Ну-ну. Какие мы смелые, когда рядом эти Уайтлоу. Поживем — увидим. Посмотрим, госпожа, посмотрим…

Лили видела, что за внешней бравадой скрывается страх. Кухарке будет о чем подумать на досуге.

— Я скажу королеве, что Хартвел Барклай натравил на меня этих мальчишек в деревне. — Тристрам опустил щенка на пол и замахнулся на сварливую служанку. Пес залаял. — Мы были в Лондоне и при дворе. Я встречался с королевой. Я могу сказать капитану, что меня побил сам Барклай, потому что хочет прогнать меня, а когда Лили отдаст мне Хайкрос, я вас отправлю к дьяволу!

Откуда-то сверху раздался крик. Гости и Хартвел Барклай с лестницы наблюдали за стычкой между мальчиком и кухаркой.

Лили и Тристрам с ужасом подняли головы. Дядя побагровел. Квинта и Артемис казались необычно бледными. Сердце Лили забилось сильнее, когда она увидела за ними силуэт высокого мужчины, но… Это был не Валентин. Вместе с Уайтлоу приехал сэр Роджер Пенморли. Удивительно, что он не привез с собой Гонорию. Присутствие сэра Пенморли в обществе Квинты и Артемис показалось девушке странным.

Тристрам, оглядев взрослых, опустил голову.

Щенок с веселым лаем носился по залу вокруг детей.

Потом, привлеченный вкусным запахом, четвероногий подарок шмыгнул за ширму. Уже через мгновение он прибежал обратно с жареной бараньей ногой в зубах.

— Вор! Держите вора! Это завтрак хозяина: — заорала кухарка и пустилась в погоню за псом. Тесто летело во все стороны с ее растопыренных рук.

Но щенок считал происходящее игрой и продолжал носиться по залу. Он останавливался только затем, чтобы, на мгновение выпустив ножку, радостно полаять, призывая кухарку побегать за ним еще.

— Господи, — пробормотала Квинта.

— Щенок, щенок! Это твой, Тристрам? — Дульси бежала вниз по лестнице. На лице ее был написан восторг.

Впервые после болезни она казалась по-настоящему радостной. Девчушка очень похудела, сделалась до того воздушной и хрупкой, что больше напоминала эльфа, чем человека. Впрочем, очень красивого эльфа в бледно-желтом летяшем платьице и с желтой лентой в черных волосах.

— Дульси, осторожно! — крикнула ей вслед Артемис.

Но Дульси уже благополучно сбежала по ступенькам и, хлопая в ладоши, смотрела на щенка.

— Как его зовут, Тристрам? — спросила она.

— Не знаю. Я не думал над этим. Он твой, Дульси.

— Мой?

— Я хотел подарить тебе его завтра на день рождения, — объяснил парнишка. — Но лучше сделаю это сейчас.

Тристрам был доволен, что о подарке знают гости. Теперь дяде Хартвелу придется разрешить взять щенка.

— Правда, это мне? — Задыхаясь от счастья, Дульси протянула к собаке руки. Щенок, радостно прыгнув на девочку, сбил ее с ног и принялся облизывать ее.

— Мастифф! — выдохнул Хартвел Барклай. — Мастифф здесь, в Хайкрос? Об этом не может быть и речи! Как мы его прокормим?

Квинта взглянула на пухлые, затянутые в шелк ляжки Хартвела и, хитро улыбнувшись, произнесла:

— Какое мудрое решение, господин Барклай, завести собаку. Представьте, какая прекрасная компания будет у Дульси, особенно сейчас, когда девочка вынуждена спать одна в темной спальне. Как вы бываете временами умны и проницательны!

С этими словами Квинта направилась вниз.

— Он чудо! Моя собственная собака! Спасибо, Тристрам, спасибо! — говорила Дульси, обнимая пса за толстую шею. Вскочив на ноги, она кинулась целовать брата.

И только сейчас, чмокнув Тристрама в щеку, Дульси впервые заметила синяки. Она тут же разрыдалась. И все сразу обратили внимание на мальчика.

— Господи! — сказала Квинта. В суматохе она уже успела позабыть о том первом впечатлении, которое произвел на нее Тристрам.

— Это не я, — начала оправдываться кухарка. — Он сюда уже пришел таким, честное слово.

— Ужасная женщина, — сказала Квинта. — Вы непременно должны ее уволить, Хартвел.

— Тристрам, что у тебя с лицом? — Артемис хотела погладить мальчика по голове. Но Тристрам терпеть не мог, чтобы его жалели. Он отступил.

— Очевидно, парнишка участвовал в битве чести. К сожалению, такие вещи неизбежны, — проговорил сэр Роджер.

— Да сэр, вы правы, но не просите меня рассказывать об этом. Что сделано, то сделано, — хрипло произнес Тристрам.

К счастью, нашелся хоть один человек, который его понял. Однако мальчик боялся, что если он не уйдет немедленно, то может заплакать прямо здесь, перед всеми.

— Мы понимаем, ты вел себя как настоящий мужчина, и довольно об этом, — поспешил согласиться сэр Роджер, заметив подозрительный блеск в детских глазах.

— Разве все так уж понятно? — удивилась Квинта. Сэр Роджер в последнее время стал слишком понятливым.

— Я должна знать, что произошло, Роджер, — сказала Артемис. — Я подам в суд! Кто посмел поднять на Тристрама руку?! Он…

— Он бастард! — выпалил Тристрам, и слезы брызнули у него из глаз. — Из-за этого и вышла драка! — крикнул он и бросился мимо гостей вверх по лестнице, в свою спальню.

— Боже мой! — покачала головой Квинта.

— Стыдитесь, Барклай, — нахмурилась Артемис. — Как вы допустили такое?!

— Но… Я даже не знаю, что произошло! Я не понимаю, почему я должен отвечать за хулиганство мальчишки. Большего наглеца я еще в жизни не встречал. Если бы вы знали, сколько мне приходится из-за него терпеть… — начал было Хартвел, преисполненный решимости доказать свою невиновность. Откровенно говоря, дядя считал что мальчишка получил по заслугам.

— Что произошло, Лили? — спросила Квинта. Визгливый голос Хартвела начинал действовать ей на нервы.

— Несколько деревенских мальчишек окружили Тристрама в конюшне и избили его. Они обзывали его и оскорбляли нашу мать. Он только защищался. Я не знаю, что могло бы произойти, не приди мы вовремя на помощь.

В этот момент дверь отворилась, и в зал вошел высокий человек, закутанный в плащ.

Лили узнала этот шаг, и щеки ее залились краской.

— Слава Богу, что вы благополучно добрались. Я так волновался. Похоже, собирается снежная буря.

— Саймон?

Саймон Уайтлоу подошел к Лили. В глазах его читалось восхищение.

— Здравствуй, Лили. Ты еще больше похорошела.

Он взял ее холодную руку в свою и поклонился.

— Но где… — Лили посмотрела на дверь: не появится ли еще один человек?

— Где я был? Нам сказали, что вы с Тристрамом отправились в деревню. Но прошло уже несколько часов с тех пор, как мистер Барклай послал за вами этого большого парня. Вас все не было, и я начал волноваться. Дороги — сам черт ногу сломит. Надо что-то делать с этим господином Барклаем, — пробормотал Саймон. По тону молодого человека чувствовалось, что он относится к опекуну Лили без всякого почтения.

Квинта бросила на племянника неодобрительный взгляд. Может, Барклай и впрямь был напыщенным дураком, только не Саймону Уайтлоу об этом говорить.

— Смотри, Саймон! Смотри, что Тристрам подарил мне на день рождения! — Дульси тащила щенка. — Сидеть! — приказала она собаке. Щенок послушно сел, и девочка рассмеялась.

— Что же это за чудо! — Саймон присел рядом с сестрой па корточки. — Как его зовут?

— Я не знаю.

— У него должно быть имя, Дульси. Я еще не встречал ни одного порядочного пса, у которого не было бы имени.

Девочка нахмурилась:

— Рафаил. Вот как его зовут. Рафаил. Он смотрит на меня, словно архангел, его тезка. — Дульси удовлетворенно вздохнула. Она, очевидно, была довольна выбором. По всей видимости, и Рафаил тоже остался доволен, потому что он сладко зевнул и потянулся, после чего мирно улегся, положив голову на лапы.

— Раф для краткости, да, Дульси? — улыбнулся Саймон.

— Глупый ты, Саймон, — заявила Дульси, глядя на своего питомца с серьезной задумчивостью. — Как ты думаешь, он может все время ходить с этой голубой ленточкой? Ему так идет.

Саймон покачал головой:

— К тому времени как Раф вырастет, мы едва ли сможем подыскать ленту подходящей длины. Этот пес будет здоровым, как бык.

— Я пойду к Тристраму. — Лили стала подниматься по лестнице. На полпути она остановилась. — А где Валентин?

— «Мадригал» ушел в плавание сразу после Рождества. Сейчас, наверное, они где-то у берегов Африки. Если, конечно, верить тому, что дядя сообщил о своем маршруте. — Саймон заговорщически подмигнул. — Я хотел пойти с ним в море, но мама даже слышать ничего не хотела. А сэр Уильям поддержал ее. Мама почему-то забывает, что я взрослый человек и могу сам за себя решать. Знаете, когда дядя приезжает навестить нас, она всегда нервничает. Такое впечатление, что она подозревает его в намерении выкрасть меня и силой утащить к себе на корабль. — Юноша улыбался, но в голосе его слышалась горечь.

— Твоя мать уже потеряла одного очень близкого и любимого человека, — напомнила ему Квинта. — Ты — это все, что осталось у нее от Бэзила. И она куда больше беспокоится о безопасности. Валентина, чем стыдится того, что он стал флибустьером. Валентин всегда ей нравился. Если бы ты спросил моего мнения, я бы сказала тебе, что целиком с ней согласна. И нечего так на меня смотреть, Саймон. Хватит с нас того, что мы потеряли Бэзила и все время тревожимся из-за Валентина.

Саймон вздохнул. Что толку пытаться их разубедить?

— Я знаю, тетя Квинта. Я уважаю ваши чувства и мамины тоже. Но мне уже восемнадцать. Я мужчина, — добавил он чуть тише. — Вы должны это понять.

— И когда он вернется? — спросила Лили, стараясь не показывать своего разочарования.

— Через несколько месяцев. Последний раз он пробыл в море почти год.

— Я не видела его больше двух лет. — Лили опустила голову. Рука ее, лежащая на перилах лестницы, чуть дрожала.

— В последний раз, когда Валентин приезжал в Хайкрос, ты была больна. По-моему, так, Лили? — произнесла Артемис. — Брат очень расстроился из-за того, что не мог с тобой попрощаться. Ты ему очень нравишься. Лили. Он всегда рассказывает о тебе так, будто ты его младшая сестренка.

Артемис говорила от чистого сердца, не подозревая, как больно ранили девушку ее слова.

— Тебе, наверное, интересно будет узнать, Лили. Валентин попортил немало крови испанцам за эти три года. Он плавал в Новый Свет, затем в Испанию, и там, проплывая вдоль испанских берегов, знаешь, какое послание он велел передать? — рассказывал Саймон. — Он велел сообщить дону Педро Энрико де Вилласандро, что Валентин Уайтлоу ждет его. Трусливый дон Педро — твой родственник по матери и тот самый человек, из-за которого у нас все несчастья. Однажды, Лили, дядя Валентин отправит этого испанского ублюдка ко дну, — продолжал юноша. — И в этот день я точно буду на борту «Мадригала»!

— Саймон, какой же ты все-таки, — покачала головой Квинта.

— Мы с тобой заодно, Саймон. — Лили протянула ему руку. Молодой человек с радостью схватил ее.

— Обещай мне, Саймон, что ты дашь мне знать, если услышишь что-нибудь о доне Педро, — потребовала Лили.

— Обещаю, — с готовностью согласился он, не задумываясь над тем, как он сможет выполнить свое обещание.

Квинта поежилась, словно на нее пахнуло холодом из склепа. Если бы только в ее силах было убедить молодых людей в бессмысленности мести! Бэзила этим назад не вернешь, так же как не вернуть мать и отца Лили.

— Почему бы нам не пойти к Тристраму вместе? — предложила Квинта Лили. — Мэри Лестер больше здесь нет. Лечить Тристрама придется тебе, а я могу помочь.

— Лили!

— Что, Саймон?

Юный Уайтлоу улыбнулся, и ей показалось, что он чувствует себя отчего-то неуютно.

— Приятно было видеть тебя, — застенчиво сказал Саймон.

— И мне приятно снова тебя увидеть. — Лили кивнула.

— Я с нетерпением жду ужина, когда мы сможем поговорить. — Сердце его билось так громко, что он боялся, что все вокруг слышат это.

— Ты можешь считать себя польщенным, дорогой, — тихо сказала Квинта.

Не одна она заметила этот обмен нежными взглядами между двумя молодыми людьми. Хартвел наблюдал за ними с неудовольствием. Он почувствовал, что Саймон влюблен в Лили.

Ну нет, он не допустит, чтобы Саймон Уайтлоу женился на Лили Кристиан. Если это произойдет, Уайтлоу приберут к рукам Хайкрос. Они все время этого добивались. Он не допустит подобного. Хайкрос будет его, и Лили будет его тоже.

— Мне пойти с вами? Я тоже могу помочь, — сказала Артемис.

— Где Раф? — раздался звонкий голос Дульси. — Раф! Иди сюда!

Хартвел с ужасом смотрел, как пес бежит в угол зала.

— Нет, Раф, не делай этого! — крикнула Дульси, но было уже поздно. Угол оказался помеченным.

— Помощь? О какой помощи вы говорите? Что-то случилось? — спросил Саймон, до этого момента с нескрываемым злорадством наблюдавший за Хартвелом Барклаем, который гнался за псом по залу. — Лили, ты не больна?

— Нет. Это Тристрам. Он подрался, — объяснила та. — Ею побили.

— Я тоже пойду с вами, — заявил юноша, но, встретив недоумевающий взгляд тети, тут же добавил: — Может быть, Тристраму нужна мужская поддержка.

— В моем сундуке есть мазь и лекарственные травы. Я велю кухарке сварить ему поссет, — предложила Дульси. — Бедный мальчик, верно, продрог до костей. А поссет способен творить чудеса. Ты должна дать этой кухарке свой рецепт, Артемис. Тот, что мы пили здесь в последний раз, мне совсем не понравился. Слишком жидкий и безвкусный. Не надо тебе подниматься, Артемис. Не думаю, что Роджеру понравится, если ты будешь бегать взад-вперед по лестнице.

Артем и Роджер стояли очень близко друг к другу. Сэр Роджер что-то шептал своей спутнице на ухо. Лили удивленно посмотрела на Квинту, и та поняла немой вопрос девушки.

— О, моя дорогая! Ты же ничего не знаешь! Конечно, ты обескуражена. Скандальное поведение, не так ли? — засмеялась тетя. — Тебя ведь не было, когда мы приехали. Артемис и сэр Роджер поженились. Теперь она леди Пенморли. Разве это не чудо? Должна сказать, и для меня этот союз стал сюрпризом. Я уж почти поверила, что сэр Роджер женится на Корделии Хауэрд, но ему, похоже, не удалось уговорить ту даму. Сейчас, однако, я начинаю верить в то, что Корделия отдаст свое сердце Валентину. В прошлом году она приехала в Равиндзару весной, и, клянусь, эту парочку невозможно было оторвать друг от друга. Ты помнишь Тома Сэндрика? Ну так вот, он женился на сестре Раймонда Уолчемпса той же весной. Вполне хорошая пара, — болтала Квинта. Лили попыталась улыбнуться, но улыбка у нее получилась натянутой. — Мы непременно пригласим тебя на свадьбу Валентина. Думаю, когда он вернется из плавания, то будет просить руки Корделии. — Квинта, похоже, была и восторге от всех этих событий.

Итак, Валентин и Корделия поженятся сразу, как Уайтлоу вернется из плавания. Лили прикусила губу. Не было щита, который смог бы защитить ее сердце от жестоких ударов.

— С тобой все в порядке, Лили? — тревожно спросил Саймон.

— Милая, ты вся дрожишь. Иди к себе и переоденься, а мы с Саймоном займемся Тристрамом, — приказала Квинта. — Тебе надо отдохнуть после этой поездки.

Тронув ладонью лоб Лили, Квинта нахмурилась:

— У тебя легкий жар. Я непременно поговорю с твоим опекуном. Как это можно было отпускать тебя в деревню верхом в такую погоду! А теперь беги. Я прослежу, чтобы в твоей спальне зажгли камин. Пошли, Саймон, — позвала она юношу, который не мог отвести от Лили глаз. — Клянусь, временами этот дом напоминает мне могилу — такой же холодный, — пробормотала леди, провожая взглядом Лили.

 

Глава 16

Весна входила в свои права. Апрельские деньки становились теплее и длиннее. Накануне Пасхи неожиданно потеплело, и Лили впервые за несколько месяцев отворила окно в своей спальне. Тилли наполнила водой большую деревянную лохань. Осторожно Лили капнула в воду розовое масло. Комната наполнилась ароматом.

Мешочки с сушеной лавандой и розовыми лепестками она разложила на постели, подвесила под пологом, переложила ими вещи в большом сундуке. Сандаловое дерево, гвоздика, майоран и мята в причудливых композициях стояли в кувшинах на каминной полке. В изящной шкатулке из слоновой кости на маленьком столике хранились духи из Аравии — жасминовые, апельсиновые, гиацинтовые, фиалковые и сильные, с резким запахом духи из пачули. Все они были подарены Лили Валентином Уайтлоу. Прошло уже два с половиной года, но духи не утратили своего аромата.

— Пракк! Мой зад наполовину отмерз! Пошевеливайся, голубка! — декламировал Циско, вышагивая взад-вперед по своей жердочке. — Я сейчас зажарю эту птицу на вертеле, если она не заткнется! Пракк! — Последнее замечание, судя по интонации принадлежало кухарке.

Лили, нахмурившись, посмотрела на попугая. То, что он повторял все услышанное, было иногда неплохо. Надо приглядывать за кухаркой, чтобы Циско и впрямь не лишился своего чудного ярко-зеленого оперения.

— Вы уверены, госпожа, что купаться не вредно? — сказала Тилли, входя в комнату. — Я слышала такие истории, аж кровь в жилах стынет. Не стоит делать этого слишком часто. Я-то мылась всего два раза, и оба раза чуть не померла от холода. Думала, что зубы у меня вылетят, так они стучали. А потом неделю чесалась и кожа горела огнем. Я думала, что помру. — Тилли передернула плечами. — По мне, плеснул холодной водой в лицо — и хватит.

Но Лили видела, что служанка смотрит на лохань почти с завистью.

— Если ты добавишь в воду каплю масла, твоя кожа не будет такой сухой. Почему бы тебе не понежиться в воде после меня? Она так хорошо пахнет, жалко было бы ее выливать. У тебя, должно быть, все тело ноет, Тилли. Целый день ты скребла и чистила. Обещаю, с тобой ничего не случится. Да и Фарли, верно, будет доволен.

— Ой, госпожа, о чем вы говорите? — вспыхнула Тилли и отвернулась. — Слишком уж вы переживаете из-за меня.

— Есть отчего переживать. Сначала ты вымыла кухню, а после еще и холл вымыла. — Лили сняла нижнюю юбку. — На сегодня ты уже сделала всю работу. Не так ли?

— Я перемыла тарелки на кухне и вычистила горшки, но хозяин все равно найдет мне какое-нибудь дело. Ах, как хорошо пахнет, — вздохнула Тилли. — Будто розовый сад. Глубоко, хозяйка. Утонуть можно. Правда-правда. Старуха Хабс поскользнулась как-то в луже на Хай-стрит и непременно потонула бы, если бы та телега не переехала ее раньше. Честное слово, госпожа Лили. Еще до того, как вы приехали в Хайкрос. молодой Дон Бауэр потонул в миске в «Дубах». Хотя Фарли всегда говорил, что этот Дики Сойер подает уж больно жидкую похлебку. Была бы похлебка погуще, тогда и Дон Бауэр был бы жив.

— Не думаю, что стоит волноваться из-за мытья. — Лили сняла чулки и рубашку и залезла в воду.

— Вы умеете плавать, хозяйка, так ведь? Это удивительно. Не много народу может похвастаться этим. — Тилли подняла ведра. — Мне всегда было интересно, как же люди пробуют плавать в первый раз и не тонут. Они же не знают, как это делается, так? Почему же они сразу не идут ко дну? Не думаю, что это очень-то приятно. — И служанка направилась к двери. — Пойду принесу дров.

— Для камина?! — удивленно воскликнула Лили.

Уже год прошел, как здесь не топили. В последний раз в ее спальне разожгли камин осенью, когда у Лили была лихорадка. В тот день Уайтлоу приехали к Дульси. Квинта потребовала от дяди Барклая, чтобы тот распорядился протопить в ее комнате. Суровая женщина предупредила: если с Лили что-то случится, Барклаю придется сполна ответить за свою жадность.

— О да, госпожа. Хозяин видел, что я несу вам ведра с водой. Он сказал, что в комнате слишком прохладно для купания. Сказал, что он не хочет, чтобы вы мерзли. Знаете, говоря это, он так улыбался…

Лили пожала плечами.

— Может, он головой стукнулся? — спросила Тилли. До сих пор Хартвела Барклая мало беспокоило здоровье его подопечных.

— Может быть, — произнесла Лили.

— Он уже на ногах еле держался. Весь день кружки из рук не выпускал. Начал с рома, продолжил красным вином за ужином, а потом осушил целый рог горячего вина. Сейчас, должно быть, уже пьян как свинья. Точь-в-точь как старина Гарри, сидит, важничает. — Тилли направилась к выходу. Она не успела выйти, как в дверях показалось личико сестренки Лили. — О, госпожа Дульси! Нельзя вам устраивать сквозняк! Хотите уморить сестрицу?

— Заходи, Дульси, — позвала девочку Лили.

Следом за ней вбежал Раф. Пес вырос на добрый фут в холке и вдвое прибавил в весе. Выглядел он, как маленький пони. Сходство с лошадкой усиливал наездник, сидящий на спине у собаки. То был Колпачок в камзольчике и в шапочке с бубенчиками.

— Ну, разве они не пара? — улыбнулась Тилли.

Дульси, мурлыкая какую-то песенку, подошла к лохани. Колпачок соскочил со спины пса, уселся на бортик ванны. Обезьянка что-то возмущенно забормотала, когда Дульси плеснула на нее водой.

— Что это ты делаешь? — со смехом спросила Лили, брызгая в девочку.

— Ничего, — засмеялась сестренка. — Я просто радуюсь, что стало теплее. Хотела бы я, чтобы озеро не замерзало зимой. Наш залив на острове никогда не замерзал. Мы могли плавать весь год. А сейчас я могу плавать, только когда моюсь, а это совсем не так приятно. — Дульси опять плеснула на Колпачка. Ругаясь на чем, свет стоит, тот забрался на кровать, стащил с головы шапку и принялся ей объяснять что-то.

— Ты оставила вышивку в зале, — сказала Лили сестре. — Я заметила, что ты почти закончила работу. У тебя отлично получилось, Дульси.

— Я старалась работать помедленнее, но не могла удержаться — гак хотелось поскорее посмотреть на то, что получится. Но я старалась шить аккуратно, как мне Джейн показывала — ответила Дульси, польщенная похвалой сестры.

— Работа твоя такая необычная! Цветы напоминают мне те, что были на острове.

— Я пыталась сделать их похожими на настоящие, Лили, но в точности вспомнить не могла.

— Мне кажется, от этого они еще красивее — словно цветы из сказки. Надо нам сходить в деревню и купить еще ниток. Теперь, когда потеплело, дорога будет лучше.

— Правда? Лили, а на этот раз мы сможем купить шелка поярче? Мне очень нравится красный цвет. Я не люблю бледные цвета. Мои цветы и бабочки должны быть яркими, как солнце! Я хотела бы, — добавила девочка, опустив глаза, — подарить вышитую ленту королеве на следующий Новый год, если нас пригласят. Как ты думаешь, она будет довольна?

— Я уверена, что ей понравится, — ответила Лили. — Если у Джейн не найдется нужных ниток, я скажу ей, чтобы она специально для тебя привезла их из Лондона.

— Спасибо, Лили! — Дульси запрыгала. — Это моя любимая комната в Хайкрос. Тут все напоминает мне наш остров. — Она вытащила из вазочки розу. — Даже зимой, когда свежих цветов нет, здесь пахнет весной. И полог кровати пахнет розами, — сказала Дульси и упала на кровать.

Колпачок быстро забрался под покрывало. Дульси перевернулась на живот и засунула руку под подушку. Через мгновение показалась мордочка обезьянки. Колпачок вылез из-под покрывала и сел рядом.

— Я рада, что пришла весна, — сказала Дульси. — Зимой так мрачно, а я не люблю, когда мало солнца.

Тилли принесла несколько поленьев. Вскоре в камине заплясало пламя. Солнце село, и теперь единственным источником света в комнате был живой веселый огонь.

— Ты что, заболела, Лили? — спросила Дульси. — Почему огонь разожгли?

— Нет, — со смехом ответила сестра. — Знаешь, я помою голову, раз уж в комнате тепло.

Такую возможность грех было не использовать. Лили расплела косы, опустила волосы в мыльную воду.

— О, госпожа, вы испытываете судьбу, — вздохнула Тилли. Уж она-то знала, что бывает, когда намочишь голову. И мигрень, и даже что похуже, а уж если вода в уши попадет, и говорить нечего. Шепча про себя молитвы, чтобы Бог помог им обеим, Тилли помогла прополоскать хозяйке волосы чистой водой из кувшина. Затем подала ей одеяло — чтобы госпожа не замерзла, когда выйдет из ванны.

— Лили, — позвала Дульси.

— Что?

— Можно я расчешу тебе волосы?

— Конечно, Дульси.

— Лили!

— Да?

— Можно я посплю у тебя сегодня?

Дульси, кажется, все никак не могла согреться. Было бы несправедливо спать в тепле, в то время как сестра дрожит от холода и страха в темной спальне.

— Конечно, малышка.

— Я пойду надену ночную рубашку.

Становилось темно, и скоро для того, чтобы переодеться, пришлось бы зажечь свечу.

— Иди, — сказала Лили. — А где Тристрам?

Дульси обернулась:

— После ужина Тристрам ушел с Фарли и Фэрфаксом.

Лили нахмурилась. Где появлялись Фэрфакс и Фарли, там начинались неприятности.

— Ты знаешь, куда они пошли, Тилли?

Служанка отвела глаза.

— Я? Госпожа Лили, да мне о таких делах не докладывают, — пробормотала служанка, глядя в пол. — Надо бы вылить воду из лохани.

— Это можно сделать и утром, — сказала Лили. Она начинала беспокоиться всерьез. Нужно разговорить Тилли. Она-то знает, что задумали эти сорванцы.

— Хорошо, завтра так завтра. Пойду помогу госпоже Дульси одеться.

— Тилли!

— Да, госпожа.

— Почему бы нам немного не поболтать, пока я буду сушить полосы?

— Хорошо, госпожа.

— Так куда же ушли братья Одел с Тристрамом? Тилли затеребила фартук.

— А они ушли?

— Куда? — повторила вопрос Лили.

— Мне кажется, они уже вернулись. Сбегать вниз, посмотреть? — с готовностью предложила Тилли. — Мне кажется, они у конюшни.

— Я ничего не слышала. Так откуда они должны были вернуться, Тилли? — допытывалась хозяйка.

— Мне кажется, они в деревню ходили, — призналась наконец служанка.

— В Хайфорд? Зачем? Кроме «Дубов», там все сейчас закрыто.

— Наверное, не за покупками они туда ходили, госпожа.

— А для чего?

Тилли кусала губы и молчала.

Лили вздохнула. Слишком хорошо она знала Фарли и Фэрфакса, чтобы ждать от них чего-нибудь хорошего.

— Что придумали братья Одел на этот раз?

Тилли тяжко вздохнула и наконец решилась поднять на хозяйку глаза.

— Ладно. Фарли говорил, что нет на земле человека, которому не в чем было бы каяться. Если на деле не согрешит, так уж в мыслях точно. И еще он говорил, что настала пора напомнить преподобному, что он тоже человек. Фарли надоело, что всякий раз во время проповеди преподобный Баксби тычет в него своим длинным пальцем. Будто Фарли один проводит время в «Дубах». И еще Фарли не нравится, что говорит святой отец о вас, госпожа Тили, — неохотно добавила Тилли.

— И ты знаешь, каким образом они решили ему напомнить про то, что он грешен, как и все мы? — спросила Лили.

У Тилли дрогнули губы, и Лили могла бы поклясться, что дело было не в страхе.

— Кажется, они решили устроить так, чтобы преподобный увидел призрак святого Георгия. Привидение должно стонать замогильным голосом и звать пастора по имени. Сегодня как раз полнолуние. Фарли говорит, что на кладбище возле церкви и впрямь водятся призраки.

У Лили сердце сжалось.

— И Тристрам пошел с ними, — обреченно прошептала она.

— Да, госпожа. Молодой хозяин услышал их разговор и напросился с ними. Сказал, что у него есть полное право быть там тоже. Кроме того, Фарли согласился, что втроем им будет лучше. Двое будут изображать призрака, а один — дракона. Знаете, господин Тристрам в последнее время так расстраивался из-за того, что преподобный говорил, будто… ну… вы знаете, что он несет насчет…

— Да, о том, что дети греха гораздо легче попадают в лапы дьявола, чем те, у которых родители — богобоязненные прихожане, — сказала Лили, и ей вдруг захотелось, чтобы Фарли и Фэрфакс взяли и ее тоже. — Говоришь, Тристрам должен был изображать призрака?

— Да, госпожа. Понимаете ли, Фэрфакс нашел старую кабанью голову. Они раскрасили ее так, чтобы ее можно было принять за голову дракона. Фэрфакс собирался размахивать перед собой факелом, будто у дракона из пасти идет огонь, а Фарли должен был спрятаться под одеяло за спиной Фэрфакса и держать господина Тристрама на плечах. Они взяли кирасу и шлем с этого рыцаря в холле и все это должны были надеть на Тристрама. Они даже взяли с собой щит и меч. Он должен был быть точь-в-точь святой Георгий, дерущийся с драконом, — рассказывала Тилли.

— Остается надеяться, что Тристрам не снесет Фэрфаксу голову, — заметила Лили.

Если что-то не получится (а в том, что так и будет, сомневаться не приходилось), всем троим придется худо.

Вдруг Тилли вскрикнула и подбежала к окну.

— Что случилось?

— Разве вы не слышали? О нет! — зарыдала она и схватилась за голову.

Лили прислушалась. Все спокойно.

— Чего ты испугалась? Это всего лишь птица.

— Просто птица? Это же кукушка! — в отчаянии воскликнула Тилли. — И она прокуковала шесть раз! Боже, что мне делать? Я теперь никогда не выйду замуж! Шесть лет мне одной куковать. А потом будет уже поздно!

— Тише, Тилли, успокойся, — сказала Лили, но служанка продолжала плакать, и рыдания ее с каждой секундой становились громче. — Тилли, прошу тебя, перестань! Ты что хочешь весь дом поднять на ноги? Не было никакой кукушки. Тебе показалось. Ну все, утри слезы, — уговаривала она служанку. — На, возьми мой платок.

— Вы уверены, что мне показалось? — всхлипнула Тилли.

— Конечно, — заверила ее Лили. — Я ведь ничего не слышала. Но почему ты так встревожилась? Что с того, что ты не выйдешь замуж? Да и потом, ты ведь такая молодая. Ты еще найдешь себе жениха.

— Есть поверье. Мэри Лестер рассказывала мне. Она услышала в полнолуние перед Пасхой кукушку и так никогда замуж и не вышла. И я тоже слышала. Шесть раз! Значит, мне ждать по меньшей мере шесть лет. Так оно и будет, — снова зарыдала Тилли, — я теперь точно знаю!

— Да выйдешь ты замуж! Я думаю, что вы с Фарли непременно поженитесь уже в этом году. — Лили хотела приободрить служанку, но, увидев, как у той вытянулось лицо, поняла, что сказала что-то не то.

— Теперь, когда я услышала кукушку, он на мне не женится. Может, он меня больше не любит, теперь, когда у нас… Ой, я несчастная! — Тилли опять залилась слезами. — Может, сегодня с ним что-то случится. Может, он с моста упадет. Или еще что-нибудь! И теперь никто, никто на мне не женится! Никто, раз у меня в животе ребенок Фарли! Хозяин выгонит меня из дому. Уж он-то скоро обо всем узнает. Его кухарка только и делает, что сует нос во все дыры. Спрашивает меня, почему это меня тошнит по утрам. Сказала ей, что это оттого, что приходится смотреть на ее безобразную рожу с утра пораньше! Мне придется бежать из деревни, как только они об этом узнают. Может, даже привяжут меня к позорному столбу и забросают тухлыми яйцами и гнилой капустой. Ой, что же мне делать, госпожа Лили? Мне и идти-то некуда. Что мне делать, госпожа Лили?

— Что случилось с Тилли? Я ее плач из своей комнаты услышала. — В комнату вошла Дульси. Раф, конечно, бежал за ней. — Хочешь тартинку, Тилли? — Она протянула служанке кусочек пирожного.

— Пракк! Плуты и мошенники! Хо! Душегубы! Двиньте-ка! Пошлем их всех к дьяволу на дно! Пракк!

Тилли в недоумении взглянула на девочку, потом на попугая и снова принялась плакать.

— Я что-то сделала плохо, Лили? — спросила Дульси, глядя на пирожное. — Я пошла на кухню и нашла в буфете чуть-чуть печенья. Я знала, что они не могли все кончиться, как говорила кухарка.

Сестренка подошла к камину. Раф — за ней.

— Ты расскажешь мне сказку, Лили? — Дульси откусила пирожное и отломила кусочек для Рафа. — Про белых коней и про то, как они расправились с колдуном, когда попали в Англию. Королеве тоже понравится эта сказка, правда, Лили? Так как же она начиналась? «На острове среди сосен и пальм, где волны плещут о берег…»

Огонь в камине почти догорел. Остались лишь маленькие красные угольки, когда снаружи послышались шаги. Зевая, Лили потянулась.

Все, кроме нее, спали. На кровати сопели Дульси и Тилли.

Свернувшись клубочком в кресле, Лили думала о Тилли. Надо будет поговорить с Фарли. Она заставит его жениться на бедной девушке.

Лили зажгла свечку и вышла из комнаты. Пришел брат или нет? Она не стала стучать и открыла дверь в его комнату. Тристрам сидел на кровати, опустив голову. Услышав скрип, он вскочил.

— Я очень рада, что ты цел. Что с Фарли и Фэрфаксом?

— Ты знаешь? — спросил Тристрам. — Уже проще. Не надо ничего объяснять и оправдываться.

— Что произошло в деревне?

— Ох, Лили, — с воодушевлением начал Тристрам, — хотел бы я, чтобы ты все это видела! Фарли сделал из одеяла настоящего зеленого дракона и накинул его на Фэрфакса, а сам спрятался за ним под тем же одеялом. На голову ему надели кабанью голову, только ты бы ни за что не подумала, что это кабан, — самая настоящая драконья голова. Я в полном вооружении сидел на плечах у Фарли. Мы пробежали по кладбищу, затем ворвались на церковный двор. Фэрфакс держал перед мордой дракона факел, только его руки не было видно под одеялом, я резал воздух саблей, а Фарли стонал и рычал на все лады. Ты бы видела, как эти деревенские бросились с церковного двора! Преподобный Баксби споткнулся о ту злюку, госпожу Фортхэм. Она, наверное, решила, что дракон ее утащит. Завизжала как ненормальная и схватила лопату. Ну там, возле ограды. Она как размахнется да как даст преподобному прямо по заду!

Лили старалась сохранить серьезный вид, но не выдержала и рассмеялась.

— Вот с этого момента все и пошло наперекосяк. Фэрфакс споткнулся, одеяло зацепилось за ветку и сползло, — признался Тристрам, виновато глядя на Лили.

— Значит, вас узнали?

— Боюсь, что да, Лили. Я слышал, как кто-то крикнул имя Фарли, а Фэрфакса и так все знают — он самый здоровый парень в округе. Его трудно с кем-то спутать.

— На тебе был шлем, так что тебя трудно было узнать, Тристрам.

— Я уронил щит, а на нем был наш герб, — угрюмо сообщил проказник. — Боюсь, меня ждут крупные неприятности. Теперь дядя отправит меня в школу.

Лили обняла брата.

— Ты понимаешь, что вы не должны были этого делать? — спросила она. — Бэзил бы не одобрил вашего поступка. Да и папа тоже. И мама.

— Они заслужили это, Лили! — ответил Тристрам. — Ради того, чтобы посмотреть, как эти глупые прихожане кинулись врассыпную, я готов вытерпеть все что угодно — даже школу. Я думаю, отец бы сегодня посмеялся, Лили. Он никогда не позволил бы им говорить о тебе и Дульси то, что они говорят. И он бы защитил нашу честь, как и я. Может быть, только по-другому.

Лили вздохнула. Ну что на это сказать?

Вдруг отчаянный вопль прорезал тишину. Затем раздался испуганный визг, за ним — дикий лай, а потом крики: «Насилуют! Убивают!» и «Лили, помоги!»

Лили чуть не уронила подсвечник. Тристрам уже со всех ног несся по коридору в комнату сестры. Она побежала за ним. В дверях оба застыли, не веря собственным глазам.

Тилли стояла на кровати, прижимая к груди ночную рубашку, которую дала ей Лили и которая теперь была разодрана надвое от ворота до подола. Попугай, испуганно крича, метался по комнате. Колпачок взобрался на столб, поддерживающий полог кровати. Дульси сидела на подушках и удивленно смотрела на голые ноги Хартвела Барклая, торчащие из лохани. Раф трепал тапку, упавшую с ноги врага.

— Он напал на меня! — кричала Тилли, показывая пальцем на Хартвела. — Выскочил из темноты как демон! Прыгнул на кровать и навалился на меня. Он пытался… Он всю меня обслюнявил! Я сначала подумала, что это Раф. Но собаки-то не разговаривают. Ох, госпожа Лили, он говорил ужасные вещи! И он думал, что я — это вы! Он был пьян, хозяйка. Говорил, что эти Уайтлоу не наложат свои грязные лапы на его деньги. Сказал, что не допустит, чтобы Саймон на вас женился. Сказал, что после этой ночи вы выйдете за него, если не хотите быть опозоренной! Сказал, что он скорее умрет, чем даст вам выйти за кого-то, кроме него самого.

— Лили! — Тристрам тронул сестру за руку. — Как ты думаешь, он мертв?

— Я его не убивала! Я не убийца! Это пес! Он прыгнул на кровать, когда госпожа Дульси закричала. Я думала, он разорвет хозяина на куски, честное слово. Хозяин заорал и выпрыгнул из постели. Затем раздался плеск, потом бульканье, и все.

Медленно Лили подошла к лохани.

— Госпожа! — закричала Тилли. — Помните, что я говорила про вдову Хабс и Дона Бауэра? Вы не думаете, что хозяин утонул?

Лили смотрела на бледную физиономию Хартвела.

— Он мертв, Лили, — сказал Тристрам. — Завтра утром сюда придет констебль, а может, и сегодня — из-за того, что случилось в церкви. Нас заберут, а эти деревенские непременно потребуют, чтобы нас судили.

— Но он напал на Тилли. Она просто защищалась. — Лили словно оправдывалась перед властями. — Он напился до одури. Он мог бы убить Тилли, или меня, или Дульси.

— Ты думаешь, они нам поверят? — спросил мальчик. — После сегодняшнего происшествия они не станут тянуть с отправкой Фарли и Фэрфакса, и меня с ними заодно, в Ньюгейтскую тюрьму. Лили, прошу тебя, послушай! Они подумают, что ты убила Хартвела. Они подумают, что ты его убила за то, что он был твой опекун. Они повесят тебя, Лили. И они заберут меня и братьев Одел. Что нам делать, Лили?

— Мы расскажем правду. У нас есть друзья, и они нам помогут.

— Никто нам не поможет. Валентин в море. Артемис вышла замуж, к тому же она в Корнуолле. У нее будет ребенок. Не поедет она нас выручать. Помнишь, мы на той неделе получили письмо от Квинты? Она в Шотландии. Она даже не узнает о том, что нас собираются повесить, пока дело не будет сделано. Слышишь, Лили?!

— Они не должны повесить Лили, не должны! — закричала Дульси и вцепилась в сестру.

— Кто нам поверит, Лили? Кто нам поможет? Никто. Никто, Лили.

 

Глава 17

В день святого Варфоломея в Лондоне открылась ярмарка, которая так и называлась — Варфоломеевская ярмарка. Акробаты, жонглеры, музыканты, циркачи и просто мошенники и нищие, одетые в отрепья, наводнили площадь. Певцы и музыканты старались поднять покупателям настроение. Предлагалось на продажу все — от театральных костюмов и лошадей до скобяных товаров и драгоценностей. Тут же, как полагается, были и астрологи, и хироманты, и травники, и чародеи. А также воры и карманники.

На свободном пятачке на натянутом канате балансировал канатоходец. Толпа зевак здесь собиралась немалая.

Привлекала внимание и девушка с попугаем на плече, сидящая на белом коне. Серебряные колокольчики, вплетенные в гриву лошади, мелодично позванивали. Позади девушки восседала мартышка в колпачке с бубенчиками и в зеленом камзоле. Девочка, темноволосая и тоненькая, танцевала перед конем, аккомпанируя себе на бубне. Ее легкие ножки едва касались земли, когда она кружилась в танце вокруг большой собаки с огромным нелепым бантом на шее. Паренек, идущий следом, не переставая жонглировать, собирал монетки, которые летели к ним из толпы.

Красивый молодой человек в зеленой куртке и в белоснежной льняной рубахе стоял перед палаткой, украшенной цветами.

— Всего через четверть часа, — кричал он, — не опоздайте! Не пропустите! Занимайте места поближе! Совсем скоро начнется очередное представление «Белых коней»! Подходите пораньше, не то мест может не хватить! Самое лучшее представление на ярмарке! Всего через четверть часа! Не забудьте!

Кивнув тем, кто уже успел занять места, он отошел от палатки.

— Ром! Ром! Подожди! — окликнула его молодая женщина. Тот бросил взгляд через плечо, но шага не замедлил.

— Ром!

Досадливо вздохнув, Ромни остановился. Дорогу ему преградили ребятишки.

— Ты что, не слышал? — спросила женщина, задыхаясь от бега, и взяла его под руку.

Он улыбнулся:

— Да разве здесь услышишь что-нибудь, в таком шуме? Разве я из тех, кто будет отворачиваться от красивой женщины? А ты редко когда бываешь так хороша, как сегодня.

Черноглазая цыганка была одной из самых красивых женщин, которых он знал.

— Давно я не слышала от тебя ничего подобного, — прошептала Навара.

— Я повторяю лишь то, что говорят все, — насмешливо ответил Ромни.

— Но только твой голос я хочу слышать. Ром. — Навара пыталась удержать его, но тщетно. Ромни отвернулся. Он искал кого-то в толпе.

Навара скривила губы.

— Ты ведь ее ищешь, Ром? Послушай лучше меня, Ром. Забудь о ней. Она не для тебя. Я прочитала это по ее руке. Едва она появилась у нас, над нами нависла угроза несчастья. Говорю тебе, нам надо от нее избавиться, Ром. Пока не поздно.

Он засмеялся и вырвал руку.

— Ты думаешь, что я стану слушать всю эту ерунду? Не смеши меня! Дури головы толстосумам, а меня понапрасну не дергай. Ты просто завидуешь, Навара. Когда Лили Франциска едет на коне, все смотрят на нее. Поэтому и монет она собирает больше. Ты да и другие должны быть благодарны ей за то, что она привлекает публику к нашим шатрам. Но ты не должна быть такой жадной, любовь моя, потому что своими танцами ты уже заработала куда больше, чем за предыдущие несколько лет. Увы, времена меняются. Скоро малышка с бубном станет получать больше, чем ты, — ядовито усмехнулся Ромни. — Дульси тебя переплюнет. Я заметил, что ты в последнее время больше ходишь, чем танцуешь. Может, ты стала уставать, а, Навара? Надо бы нам сменить тебя на кого-то посмелее. Слышал, что Вебе ищет девушку, чтобы разносила пиво в его палатке.

— Свинья! — Навара хотела хлестнуть Ромни по щеке, но тот успел перехватить ее руку.

— Не смей поднимать на меня руку, Навара. Ни на меня, ни на тех, кто со мной.

Девушка плюнула ему под ноги.

— Ты решил, что эта Лили Франциска будет твоей? Смотри, я смеюсь тебе в лицо, Ром! Я буду смеяться и тогда, когда она разобьет твое сердце. А в том, что она это сделает, я не сомневаюсь. Ты думаешь, что ты пара такой, как она? Ха, ты просто замечтался, парень! Подожди, Ром. Ты для нее ничто. Попробуй возьми ее… Если только тебе удастся миновать этих ее сторожевых псов, что держат всех на расстоянии. Я не знаю, кто из них хуже: тот, что на четырех ногах, или двое двуногих, — сказала Навара. — Но если тебе даже удастся завладеть ею, Ром, и ты узнаешь ее так, как знаешь меня, тогда мы посмеемся оба, Ром. Только веселого в том будет мало для тебя, парень. — Она прищурилась. В глазах ее была ненависть. — Ты не веришь мне, да, Ром? Ты думаешь, она улыбается только для тебя? Да она так же точно улыбается и последнему нищему!

— Замолчи, Навара.

— Это больно, Ром? Больно сознавать, что она относится к тебе не лучше, чем к тем полудуркам, что сторожат ее? О да, она тебя любит! Но только как друга! Вернее, как слугу или как одного из ее животных. Не как любовника! И никогда не полюбит, Ром! Лили Франциска! Какое красивое имя! Словно она не женщина, а цветок. Но цветы быстро вянут, Ром! Вспомни об этом, когда надумаешь лезть к ней в постель. Она все еще невинная, Ром. Женщина в ней еще не проснулась, да и никогда не станет она той женщиной, которая могла бы удовлетворить такого грубияна и повесу, как ты. Честная девушка останется девушкой, пока не встретит своего мужчину. Но ты не ее герой, Ром. Я замечала, как она смотрит, когда думает, что никто не видит ее. Она мечтает о поцелуях и объятиях. Но не о тебе, Ром. Не твое лицо представляет она. Она не создана для нашей грубой жизни. Что можешь ты предложить ей? Ты не в силах обещать ей даже верности! Тебе слишком нравятся женщины. Ты даже мне не мог хранить верность, так ведь, Ром? Хотя я тебе нравилась больше других. И ты веришь, что можешь быть верным ей? Нет, Ром. Если бы был жив ее отец, как ты думаешь, позволил бы он тебе подойти к его дочери? Он ведь был джентльменом, не так ли? Да и мать тоже была леди. Я же вижу, с какой осанкой ездит она на этом своем белом коне. Такая холодная. Такая недосягаемая. Такая недоступная для тебя. Ты дурак, Ром! Разве ты не видишь, что она околдовала тебя? Ты мечтаешь о том, чему никогда не суждено сбыться!

Ромни оттолкнул от себя Навару.

— Ну что же, ступай к ней! Но ты еще приползешь ко мне, Ром. И я буду ждать тебя, как всегда. Я люблю тебя и всегда буду любить. Ты думаешь, что я все это говорю лишь из ревности? Да она просто не сможет удержать тебя. Я не боюсь этой гаджо с бледной кожей. Не я одна считаю, что она и те, что с ней, принесут несчастье. В таборе много говорят об этом, и найдутся те, кто…

Ромни схватил ее за плечо:

— Что за сплетни ты распускаешь, Навара? Если я узнаю, что ты задумала дурное для Лили Франциски, я…

— Что, что ты можешь со мной сделать, Ром? Я не сказала ничего нового, ничего, что бы уже не говорили другие. Ты слеп, Ром. Ты не видишь, что они отбивают наш хлеб. Может, потому, что ты берешь себе половину их заработка? Конечно, ты чувствуешь себя прекрасно. Но есть и такие, кто не один год путешествует с нашим табором и кто сейчас бедствует из-за них. Она не принадлежит нашему роду, и она никогда не станет одной из нас. Она отнимает хлеб у тех из нас, кто по-другому не может заработать себе на пропитание. Ты считаешь, это справедливо, Ром? Мне некуда больше идти. Но она… Она другое дело. Неужели ты думаешь, что она станет голодать? Что она позволит терпеть лишения своей черноглазой сестренке? Что она спокойно отнесется к тому, что ее брат станет воровать? Нет, она побежит обратно — к своей семье. Она наследница состояния. Очень скоро ей надоест, и тогда она уедет отсюда. Уйдет, чтобы угодить прямо в объятия какого-нибудь богатого джентльмена, который оденет ее в шелка и обрюхатит. Если ты думаешь, что будет по-другому, ты и вправду ослеп, Ром. Пойди спроси у кого-нибудь помудрее, у старой Марии, например. Что она скажет тебе о твоем прекрасном цветке? Тебе придется ей поверить, Ром. Мы с тобой оба знаем, что Мария видит будущее. Старая никого не дурачит. Спроси ее. Ром, если у тебя достанет храбрости.

Сказав это, Навара пошла прочь.

Ром тут же забыл о ней. Он шел к артистам, сидящим в тени около шатра.

Они обедали черствым черным хлебом, сыром и фруктами. Огрызки яблок валялись возле растянувшегося на траве здоровенного парня. Детина мелодично храпел под звуки рожка, на котором пытался играть мальчик.

— Он съел мой реквизит. Ром, — с широкой улыбкой пожаловался Тристрам, кивая на огрызки у ног Фэрфакса.

— Ты отлично работал сегодня, — похвалил цыган мальчишку. — Скоро начнем тренироваться с огнем.

— Правда, Ром? — воскликнул Тристрам.

— Правда, если будешь хорошо себя вести, — ответил Ром.

— Ромни, нет, это очень опасно, — встрепенулась Лили.

— Лили! Как еще я смогу стать настоящим жонглером, если не буду упражняться с горящими факелами? Потом я хочу научиться ходить по канату. Может быть, я даже смогу жонглировать на канате! Представляешь, как будет здорово! И толпа будет обязательно, Лили! Эй, Фэрфакс, послушай. — Тристрам толкнул светловолосого гиганта в бок. — Фэрфакс, ты не спишь, а, Фэрфакс?

— Он гораздо храбрее меня. — Ромни сел рядом с Лили. Сорвав цветок, он вдохнул его аромат. Лаская взглядом нежные щеки девушки, ее губы, такие мягкие и розовые, молодой человек думал, что она похожа на только что проснувшегося ребенка. Цыган вспомнил слова Навары и нахмурился.

— Что-то не так? — Лили дотронулась до него.

Ромни посмотрел на ее тонкую кисть, затем бережно взял ее руку и поднес к губам.

— Нет, все хорошо, Лили Франциска. Больше того, сегодня наш лучший день. Никогда не видел, чтобы возле нашего шатра собиралось столько народу. Представление скоро начинается.

— Какие сборы? — по-деловому спросил Тристрам, и Ромни улыбнулся — смышленый растет паренек, все схватывает на лету.

— Сейчас уже и стоять негде перед шатром. Осталось минут десять, не больше, — предупредил он, неохотно вставая. Если бы только можно было сидеть рядом с этой девушкой вечно, вот так, перед шатром, на зеленой травке в тени — деревьев. «И катись к чертям весь остальной мир», — подумал Ромни, глядя на красавицу.

— Ты будешь смотреть представление? — спросила Лили.

— Я еще ни одного не пропустил, — ответил Ром. Он укололся шипом дикой розочки и поморщился. Машинально цыган сжал цветок в ладони. Капелька крови показалась из ранки. Со странным выражением смотрел он на лицо Лили, так похожее цветом на только что смятый цветок.

— Тебе больно? Дай посмотрю. — Лили протянула руку.

— Ничего, — пробормотал Ромни и разжал ладонь. Безжизненный цветок упал на землю. — Пора, Лили. Мне не хочется потерять зрителей.

— Я не опоздаю, Ром. Ты такой хороший друг! Не знаю, что было бы со всеми нами, если бы не ты…

— Ты никогда не забудешь о том, чем мне обязана, да, Лили? — пробормотал парень.

— Никогда, — заверила его Лили, озадаченная странным тоном друга. Что с ним сегодня случилось?

Ромни поднялся и, улыбаясь чему-то, пошел к шатру.

— Лили, когда мы поедем к королеве? — спросила Дульси, протирая глаза. Она задремала, устроившись возле своего любимца Рафа.

— Не скоро, Дульси.

— Почему? Она нас больше не любит? Я почти закончила для нее подарок.

— В это время года ее нет в Лондоне, — попробовала отговориться старшая сестра. Не объяснять же девочке, что королева не принимает у себя преступников. Их, наверное, уже ищут. Если они попытаются встретиться с королевой, чтобы объяснить ей, что произошло той ночью, их могут схватить прямо на месте и упрятать в Тауэр еще до того, как они успеют рот раскрыть.

— Где она?

— Не знаю точно. Может быть, в Гринвиче, а может, в Ричмонде или Виндзору. У нее много дворцов, Дульси. А может быть, она сейчас путешествует по своему королевству. Летом ее величество не любит оставаться в Лондоне.

— Она однажды была в Хайкрос, да?

— Да, но это было давно, — ответила Лили.

— Мы еще будем здесь, когда она вернется в Лондон?

— Сомневаюсь, Дульси.

— Куда мы поедем?

— На север.

— Туда, где живет Мэри Лестер?

— Да.

— Мы снова будем с ней?

— Надеюсь. Для этого мы и присоединились к табору, Дульси. Мы едем к няне. Мэри подскажет нам, как быть. Она нам поможет.

— Мне так нравятся ярмарки, Лили. Я люблю танцевать. Я не хочу возвращаться в Хайкрос.

Лили вспомнила ту ночь, когда они сбежали из дома, — ночь, когда погиб Хартвел Барклай.

Все было как в кошмаре. И сейчас еще в ушах у нее стояли вопли Тилли, Голые пятки Хартвела торчали из воды. Циско сидел на краю ванны и выкрикивал ругательства вперемежку с жутким хохотом. Дульси смотрела на него огромными глазами. Тристрам говорил, что их повесят. Колпачок соскочил с полога, подбежал к ванне и принялся изучать палец на ноге у Хартвела. И в этот момент раздался душераздирающий вопль.

В дверях стояла кухарка.

— Вы убили его! Хозяин умер! Ты ведьма! Всегда знала, что ты принесешь в дом несчастье! — орала она, указывая пальцем на Лили.

— Но я… — Лили шагнула к кухарке.

— Не подходи ко мне, убийца! Тебя за это повесят! Не подходи ко мне! Убийство! Убийство! — Она побежала по коридору.

— Убийство! Убийство! Ведьма! Праккк! — вопил попугай.

— Черт побери, что здесь происходит? — На пороге возник Фарли. Он ошалело глядел на развернувшуюся перед ним картину. — Эта дура едва не сбила меня с ног.

— О Фарли! Он пытался меня изнасиловать! Только хотел он не меня, а госпожу Лили. О Фарли, у меня будет ребенок! — запричитала Тилли, бросаясь к жениху на шею.

Парень впервые в жизни растерялся.

— Эй, Тилли, малышка, успокойся, — наконец произнес он. — Так рано это не может быть известно.

— Не-е-е-ет! — рыдала Тилли. — Это не от него, это твой ребенок! Твой, Фарли!

— Мой? — тупо переспросил Фарли.

— У меня будет ребенок от тебя, но они подумают, что от него и что я его убила, а не госпожа! Они нас обеих повесят!

— Убила? Так он мертв?

— Господи Боже, Фарли! Какого черта тут делается? — Фэр-факс заглянул в комнату. — Я думал, ты просто заскочил сюда сказать Тилли, что мы сматываемся.

— Что? Вы сматываетесь? Вы убегаете без меня? О, Фарли, как ты мог поступить так со мной?! Ты же сказал, что любишь меня? Как ты можешь бросить меня?! Ведь я беременна от тебя!

— Смотри, что ты натворил, Фэрфакс, — пробормотал Фарли.

— Это не я заварил кашу. — Громила подошел к лохани. — Господи! Господин Барклай! Что это он тут делает в ночной сорочке? — спросил Фэрфакс, надеясь, что брат все ему объяснит. Но Фарли был занят другим — пытался урезонить Тилли.

— Ты хочешь сказать, что пришел сюда за мной? Чтобы забрать меня с собой и Фэрфаксом? — Тилли вытерла слезы.

— А как же! За кого ты меня принимаешь, Тилли? Как не стыдно так плохо обо мне думать. — Он укоризненно глядел на подругу.

— Так, значит, я теперь буду Тилли Одел? Да, Фарли? — спросила Тилли.

— Так-то лучше будет, — ответил за брата Фэрфакс. — Не хочется, чтобы мой племянник рос, как уб… — начал он, но густо покраснел, вспомнив про Тристрама, которого тоже никто не считал законным сыном капитана Кристиана.

— Так что мы будем делать, Лили? — Тристрам смотрел па дядю Барклая. — Кухарка считает, что ты его убила. Я говорил, что никто тебе не поверит. И констебль тоже. Нас и так все здесь ненавидят. Они повесят тебя, Лили, а после сегодняшнего, после того, что натворили мы, они, наверное, и нас повесят тоже.

— Они не могут повесить Лили! — закричала Дульси, а Раф залаял.

— Но меня непременно должны выслушать. — Лили смотрела на Фарли и Фэрфакса. Однако выражение их лиц убедило ее в обратном. — Я расскажу им правду. Они должны поверить мне, — тихо повторила Лили, хотя прекрасно понимала, что никто ей не поверит.

Только сейчас ей по-настоящему стало страшно. Кто ей поверит? Тристрам прав — никто.

— Госпожа Лили, — прервал ее размышления Фарли, — мы с Фэрфаксом это… ну… уходим из Хайкроса. Теперь нам больше ничего не остается. И вам стоит пойти с нами. Эти деревенские скорее сровняют дом с землей, чем дадут вам возможность объяснить все.

— Госпожа Лили, послушайте его. Фарли говорит правду, и я за вас боюсь тоже, — поддержал Фэрфакс брата.

И девушка решила последовать их совету.

Быть может, если им удастся убежать из этого гнилого места, те все настроены против них, они смогут найти способ объяснить все властям и будут услышаны.

Пока Фарли и Фэрфакс уносили в конюшню сундук с вещами Лили, та помогла брату и сестре собрать все необходимое на ближайшие несколько недель. Мысль отправиться к Мэри Лестер пришла ей в голову в тот момент, когда она лихорадочно искала красную тапочку Дульси. Только няня могла помочь им и подсказать, что делать дальше.

Фарли и Фэрфакс запрягли в тележку волов и покатили к воротам. Тристрам, Дульси и Тилли забрались на сундуки и узлы. Туда же прыгнули Колпачок и Раф. Циско продолжал хохотать как безумный.

Фарли и Фэрфакс не сообщили хозяйке, отчего так гладко прошло все в конюшне. Им повезло — конюха там не оказалось. Должно быть, кухарка отправила его в деревню известить о происшедшем. Кухарка заперлась в своей комнате и орала как ненормальная: «Убийцы! Убийцы!» На случай, если она вдруг расхрабрится и надумает выбраться из своей комнаты, братья Одел закрыли входную дверь на засов.

Свидетельницей их бегства из Хайкрос была лишь бледная луна.

Счастливо избежав неприятностей в деревне, они двинулись на север. Беглецы ехали наобум — лишь бы подальше от Хайкрос. Луна поднялась совсем высоко, когда они достигли мельницы. Внезапно путь им преградил человек. Волы остановились. Все настороженно вглядывались в незнакомца.

Им оказался Ромни Ли. Он возвращался из «Дубов» к сестре на мельницу, но, услышав скрип колес, решил посмотреть, кто это ночью уезжает из Ист-Хайтворда. Цыган даже не удивился, увидев старых знакомых. Ром знал, что произошло на церковном дворе. Однако когда парень увидел Лили, то удивленно присвистнул.

Надеясь хоть кого-нибудь убедить в своей невиновности, девушка рассказала молодому человеку о том, что произошло в Хайкрос. Цыган только головой качал, слушая ее историю. Убедив беглецов, что до рассвета, когда деревенские кинутся их искать, все равно далеко не уехать, Ромни настоял на том, чтобы спрятать телегу на мельнице до следующей ночи. И только тогда отправляться в путь.

Тот день показался Лили нескончаемо долгим. Они все прятались за мельницей, вздрагивая от каждого шороха. Ромни оставил их, а сам ушел в деревню — посмотреть, что там происходит. Он не поленился дойти и до Хайкрос, а когда вернулся, Лили по выражению его лица поняла, что оправдались ее худшие опасения.

Но Ромни Ли не бросил их. Более того, он предложил им помощь: пригласил присоединиться к цыганскому табору, с которым путешествовал сам. Фарли и Фэрфакс сначала не соглашались. Они не доверяли Ромни, но тот умел убеждать. В конце концов братья сказали «да».

Где найти лучшее место, чтобы спрятаться? Кто станет искать их у цыган? К тому же ехать безопаснее с табором, чем маленькой группой. Куда они направляются? На север? Долгий путь, точно. Деньги у них есть? Нет? Где же они думают останавливаться по ночам? Где будут скрываться? Фарли и Фэрфакс переглянулись. Ромни Ли действительно предлагал лучшее решение.

Узнав о толпе рассвирепевших деревенских, прибывших в Хайкрос, и об их кровожадных призывах спалить ведьму на костре, не дожидаясь суда, Лили согласилась с планом Ромни.

Она до сих пор удивлялась, как смогла решиться на этот шаг. Даже сейчас палатки и шатры вокруг казались призраками из другого мира. Невероятным было и то, как легко они привыкли к кочевой жизни. Приняли их недружелюбно. Было много подозрительных взглядов и перешептываний, но, когда они стали платить за себя и привлекать публику, с их пребыванием в таборе примирились. Но Лили знала: скоро здесь их станут ненавидеть.

Друзья ни у кого ничего не просили. У них была собственная повозка, где они хранили пожитки и где она, Дульси и Тилли спали по ночам. Пока было тепло, Тристрам, Фарли и Фэрфакс ночевали снаружи. Лили старалась не думать, что будет, когда наступят холода или когда Тилли родит. Но пока волы были крепкими и упитанными. Еще ни разу из-за них не пришлось задерживаться.

До недавнего времени их основным занятием было привлечение покупателей к лоткам и палаткам других цыган, но по совету Ромни, услышавшего раз сказку, рассказанную Лили младшей сестре, они соорудили небольшую ширму, сделали кукол. Получилось нечто вроде кукольного театра. Теперь они давали представления. С каждым разом народу собиралось все больше — их сказка пользовалась успехом у публики.

— Ах, вы тут, госпожа Лили. А я везде вас ищу.

Тилли шла медленно, задыхаясь и переваливаясь, как утка. Лили смотрела на служанку с тревогой и жалостью. Она никогда не видела такой большой живот. Бедная Тилли! Казалось невероятным, как тоненькие ножки могут удерживать в равновесии такое большое тело.

— Фарли говорит, что пора начинать, госпожа. Ох, такая толпа собралась! Я никогда не видела столько народу. Откуда они все приходят? Фэрфакс, ну и намнут же тебе бока. У тебя через час еще один бой. Будем надеяться, что на этот раз ты выиграешь. Приз-то порядочный.

Фэрфакс зевнул и приоткрыл один глаз.

— Я и проиграл всего-то один бой, Тилли. И то только потому, что крикливая торговка сидром стукнула меня сзади, когда я почти заставил его землю есть. — Громила поднялся. — Пошли, провожу тебя до помоста, — предложил он и, не в силах отвести взгляда от огромного живота Тилли, покачал головой, удивляясь своему лихому братцу.

— Ох, как спина болит! Никогда так не болела, даже когда приходилось весь день скрести пол в Хайкрос. — Тилли в который раз спрашивала себя, зачем она только искала радостей в объятиях Фарли Одела.

— Я дам тебе табуретку, чтобы ты посидела за сценой, Тилли, — предложил Тристрам, передавая поводья Весельчака Лили.

— Сдается мне, скоро тебе придется искать скамейку, если зад у нее станет еще шире, — пошутил Фэрфакс, за что получил от Тилли пинок. Потеряв равновесие, она упала бы, не поддержи ее братец Одел.

— Не знаю, Фэрфакс, как это твою башку снегом не засыпает, так далеко она уходит в небо, — сказала Тилли.

Лили улыбнулась. Глядя на зрителей у помоста, девушка не могла не согласиться с Ромни: толпа была громадная. Жаль, что Лили не увидела того, кто был к ней куда ближе, чем все эти люди. Заслоненный от девушки плечистой фигурой Фэрфакса, за ней неотступно следовал высокий джентльмен.

 

Глава 18

Сэр Раймонд Уолчемпс последние несколько лет мог считаться человеком преуспевающим. Будучи посвященным в рыцари благодарной королевой, которой он спас жизнь, он пользовался ее благосклонностью.

Кроме того, самая красивая женщина Англии, Корделия Хауэрд, вскоре должна была обвенчаться с ним. Ему удалось отбить ее у Валентина. Пока храбрый капитан бороздил моря в поисках испанского золота, красавица приняла предложение сэра Раймонда.

— Тебе не слишком жарко, дорогая? — спросил сэр Раймонд спутницу.

— Вовсе нет, дорогой, — ответила Корделия, переступая через коровью лепешку. — О Раймонд! Неужели ты не можешь смотреть, куда идешь? Туфли твои теперь безнадежно испорчены!

Сэр Раймонд посмотрел на свою обувь. Она была вся в вонючем месиве. Он скривился и пробормотал:

— Черт, я так и думал. Что-то в этом роде всегда случается в подобных местах. Не знаю, Корделия, зачел ты меня сюда притащила. К вечеру здесь будет как в хлеву.

— Не беспокойся. Мы скоро уйдем с ярмарки. Нас пригласили на ужин сэр Уильям и леди Элспет Дэвис. Ты не забыл? Мне надо время, чтобы привести себя в порядок. Полагаю, это будет чудесный прием. Говорят, сэр Уильям отделал дом на редкость богато.

— Трудно забыть об этом визите, дорогая. Ты не устаешь напоминать о нем каждый день с тех пор, как получила приглашение.

— Знаешь, на ярмарке можно по дешевке купить самые изумительные вещи. В прошлом месяце на Варфоломеевской ярмарке я купила отрез очаровательной золотой парчи. А посмотри на этот шелк. Разве он не восхитителен?! Пойдем скорее, вон там тоже продают ткань, — сказала Корделия, прижимая к носу надушенный платок. — И не забывай, ты сам решил меня сопровождать.

— Если мне удастся выбраться отсюда, пока никто не стащил мой кошелек и не перерезал горло, я буду считать себя счастливчиком, — пробормотал сэр Раймонд. Однако вид у этого господина был такой грозный, что окружающие сторонились и давали ему проход. — И, смею напомнить, это я купил тебе шелковый отрез. Удивительно, как это у меня еще остались монеты.

— Мне бы хотелось, чтобы ты что-то сделал со своей обувью, — поспешила напомнить Корделия. — Пахнет ужасно.

— Как только я найду скамейку, прикажу Прескоту почистить мне обувь, — заявил Раймонд, к явному неудовольствию слуги.

— Надо же, Джордж Хагрэйвс! — воскликнула Корделия, заметив коротышку, продирающегося сквозь толпу. — Опять со своими шуточками. Он меня раздражает, честное слово. А кто это с ним?

Сэр Раймонд проследил за взглядом спутницы:

— Который из них? Один похож на сэра Чарльза Деннинга.

— Ну, этого я сразу узнала! Кто тот, другой?

— Томас Сэндрик?

— Нет, не он. Странно. Элиза ничего не говорила о том, что собирается сегодня пойти на ярмарку. А ведь я с ней разговаривала утром.

— Может быть, она и не пошла. У нее и так достаточно дел. Не забывай, что у них маленький сын.

— Глянь-ка! Я так и думала! Это он! — Корделия узнала Валентина Уайтлоу.

— Он? Я удивлен, дорогая, что ты снисходишь до того, чтобы смотреть на него таким восторженным взглядом, — едко заметил сэр Раймонд.

— А, нет, это не Уайтлоу. Это Вальтер Ралли. Так его, кажется, зовут? — Корделия была разочарована. — А как он похож на Валентина! Такой же красавчик.

— Уверен, он мечтает зваться сэром Вальтером Ралли, — пробормотал Раймонд, — да только мечты его так и останутся мечтами, если я не приду на помощь.

— Я слышала, что он душка. — Корделия разглядывала молодого джентльмена.

Сэр Раймонд фыркнул:

— Его и понять-то трудно. Вечно мямлит, будто у него во рту каша. Шотландца и то понять легче, чем этого — с запада.

— Валентина я всегда понимала прекрасно, хоть он тоже с запада, — заметила красавица. — Знаешь, мне кажется, все эти мужчины из Девоншира и Корнуолла такие необычно высокие и темные. Смотри, какое у этого Ралли лицо — как у Валентина. Это просто чудесно.

— Насколько я знаю, ни Валентин, ни Ралли не славятся своим остроумием. Впрочем, ты знакома с Уайтлоу гораздо ближе, чем я. Не так ли, дорогая? Честно говоря, я всегда считал, что этого твоего бесстрашного капитана можно слушать только вполуха. Да он вообще говорит мало, так ведь, милая? Смею предположить, что, когда вы бывали вместе, вы не много времени тратили на бесполезные беседы, верно? Но он слишком подолгу отлучался, чтобы ты могла испытать его не только как любовника, но и как собеседника. Жаль, но ничего не поделаешь. Твоих чар не хватило, чтобы удержать его подле себя надолго. Впрочем, — продолжал он, — не сочти за нескромность сказать, что ты сделала правильный выбор. Через месяц тебе стало бы с ним смертельно скучно. Ты бы измучилась, дорогая, постоянно слушать восхваление твоей красоты.

Впервые в жизни Корделия покраснела. Валентин Уайтлоу не просил ее руки. Не просил с тех пор, как однажды она ему отказала. А было это больше трех лет назад. В преданности Валентина она не сомневалась ни на минуту. По крайней мере до той поры, пока не приняла его приглашение посетить дом в Корнуолле. После этого визита, который никак нельзя было назвать удачным, в их отношениях произошла перемена. Корделия, не стесняясь, высказала все, что думает о Равиндзаре.

Только здесь, в Равиндзаре, он понял: какой бы ни была Корделия Хауэрд красавицей, она не та, с кем бы он хотел прожить жизнь. Их отношения стали более холодными.

Для Корделии настали трудные времена. Привыкшая к сонму поклонников, она внезапно обнаружила, что остался всего один соискатель ее руки и сердца — Раймонд Уолчемпс.

— Пойдем догоним их. — Корделия ускорила шаг.

— Будь я трижды неладен, Корделия, если подойду к ним вот с этим. — Раймонд кивнул на носок туфли. — Я буду здесь, возле этого помоста. — И он нырнул в толпу.

Не хватало только дать повод этому Хагрэйвсу высмеять его завтра на приеме. Зная Джорджа, нетрудно было предположить, что навоз на обуви послужит для него достаточным поводом, чтобы сочинить какую-нибудь историйку.

«Будь проклята эта толчея», — думал Раймонд, высматривая нужного ему человека. Слуга Уолчемпса решил, что хозяин очень щедрый человек, когда тот отослал его прочь, заплатив за работу хорошие деньги. Сэр Раймонд улыбался, несмотря на то, что со всех сторон несло потом. Душу ему грел пакет, спрятанный в рукаве. Не позднее чем через полчаса он должен был передать его курьеру, который отправит послание Марии Стюарт.

Сэр Раймонд вздохнул и огляделся. Кто на этот раз будет посыльным? Наверное, письмо заберет какой-нибудь незнакомец. Раймонду сообщили лишь, что он должен отдать послание человеку в синем бархатном берете с красным пером. Он скажет пароль, после чего заберет письмо и исчезнет. Посланник не появлялся, и Раймонд, чтобы скоротать время, стал смотреть представление.

Он не поверил глазам.

На маленькой сцене разворачивалось кукольное представление — сказка. Четверка белых лошадей, запряженных в колесницу из коралла, появилась над ширмой. Деревянные ноги лошадок, приводимые в движение кукловодом, дергавшим за нити, двигались в ритм. Кукла, наряженная по-королевски и представленная как принц Бэзил, правила лошадьми. Рядом с ним была кукла поменьше — Сладкая Розочка.

Во время очень важного путешествия они узнали о кознях джинна, замышлявшего убить королеву Елизавету — правительницу Туманного острова. Они спешили в Англию, но злой колдун из Северной страны, притворившийся другом, предал принца и принцессу. Он поднял бурю и выбросил их на далекий Западный остров.

Однако Лилия, королева Индийских островов, сделала подарок потерпевшим крушение принцу и маленькой принцессе: подарила им четверку лошадей и колесницу из ярко-алого коралла. Королева сдержала слово, и быстрые кони понесли их по небу к Туманному острову.

Затем на заднике сцены, изображающей остров с несколькими пальмами, появился священник в темном. В тот же момент навстречу колеснице выскочило существо в странном головном уборе из перьев и в золоченой маске. Началась битва, и принца Бэзила со Сладкой Розочкой взяли в плен.

Тут появилась кукла с развевающимися рыжими волосами верхом на морском коньке. Лилия, королева Индийских островов, вступила в бой с похожим на птицу существом, захватившим принца и принцессу. Джинн не испугался и бросил королеву на риф. Бородатая кукла в короне и со шпагой появилась из моря и спасла несчастную королеву. Но морской царь и королева Индийских островов исчезли, как только появились испанские солдаты, марширующие под барабанную дробь.

Занавес закрылся.

Следующее действие происходило уже при других декорациях. На заднике было изображено сказочное подводное царство с причудливыми башнями и странными деревьями. Русалка и Нептун плыли в пещеру, где был спрятан сундук с сокровищами. Усевшись на золоченый трон, повелитель вызвал свое подводное войско. На его зов приплыли дельфины, черепахи, морские звезды и другие обитатели моря. Вел их юный Тристрам. Беспокоясь за своих друзей, принца Бэзила и Сладкую Розочку, русалка отправилась за помощью.

Сэр Раймонд с нетерпением ждал развязки.

Начался третий акт. На этот раз задник превратился в океан с маленьким, теряющимся в тумане островком. По морю плыл корабль с золотыми парусами и красно-белым флагом па мачте. Английский корабль вступил в бой с испанским и потопил его под одобрительный рев толпы.

В следующем акте опять возникли пальмы и остров. Трусливый священник прятался за деревом, но черный ягуар заметил врага и, схватив его, утащил в лес. Джинн напал на принца и принцессу. Но принц, освободившись от веревок, выхватил шпагу и вступил с джинном в бой.

Раймонд Уолчемпс застыл, когда золотая маска и головной убор из перьев упали с куклы. По толпе зрителей прокатился ропот: джинн оказался вовсе не сказочным существом из Нового Света, а злым колдуном из Северной страны. Глаза у него были разные — голубой и карий. Не мигая смотрел Раймонд, как принц Бэзил сносит кукле голову.

Финальная сцена происходила при дворе. Елизавета — красивая кукла в ярко-рыжем парике и бархатном платье — посвящала в рыцари капитана и благословляла его на брак с королевой Индийских островов. Принц Бэзил, Сладкая Розочка и Тристрам стояли подле нее. А голова куклы с разными глазами торчала на шесте у импровизированных ворот Лондонского моста.

— Они спасли королеву! Да благословит их Бог!

— Справились с разноглазым колдуном, — сказал кто-то совсем рядом с Уолчемпсом.

— Посадили урода на кол! Пусть вороны склюют его башку!

— Как ты думаешь, а такое и впрямь было?

Пять фигур в черных плащах и масках кланялись зрителям.

Раймонд, расталкивая народ локтями, пошел прочь, даже не заметив, как женщина, случайно встретившись с ним взглядом, вскрикнула. Не заметил Раймонд и того, что прошел мимо человека в синем бархатном берете с красным пером, который последние десять минут тщетно пытался протиснуться к нему.

Однако Уолчемпс не ушел далеко. Делая вид, что интересуется изделиями из меди, выставленными в ларьке неподалеку, он смотрел, как высокий молодой человек в зеленой куртке переносит маленькую, закутанную в черное фигурку через заборчик у помоста. Оказалось, маска была на девочке лет семи. Мальчик лет десяти перебрался через деревянное заграждение без посторонней помощи. Дети смеялись над шуткой своего взрослого друга. Парень в куртке подал руку последнему артисту в плаще. Тот легко перелез через заборчик.

У Раймонда перехватило дыхание. Он узнал Лили Кристиан.

— Поздравляю, последнее представление на сегодня закончилось, Лили Франциска, — произнес Ромни. — Я думаю, тебе надо еще попрактиковаться с лошадьми, Одел. Ты чуть проволоки не оторвал, — сказал он Фарли.

— Хотел бы я посмотреть, как бы ты с этим справился, — хмыкнул Фарли, накидывая Тилли на плечи свой плащ. — Ни разу не слышал, чтобы ты жаловался по поводу денег, которые получаешь за нашу работу.

— Так ты и впрямь думаешь, что народ повалил бы любоваться на твое милое личико, если бы я не заговаривал им зубы? — усмехнулся цыган. — Мне надо бы брать себе побольше. Проклятая щедрость, ничего не могу с собой поделать. Я уже начинаю подумывать, не пустить ли тебя на кулачный бой с этим буйволом — твоим братцем. В перерыве между серьезными поединками, разумеется. Тогда мы, может быть, смогли бы купить тебе медвежонка, чтобы ты водил его.

— Эй, ты…

— Фарли, прошу тебя, не надо. — Лили встала между задирами. Братья Одел и Ромни Ли никак не могли поладить друг с другом. И чем дальше, тем хуже…

— Ромни, не смей! — воскликнула Лили, заметив, что тот хочет вытащить нож.

— Только ради тебя, — пробормотал цыган и посмотрел на Лили таким взглядом, который встревожил Фарли сильнее, чем угроза получить ножом в живот.

— Раф, лежать! — заорал Тристрам, спасая реквизит от любопытного пса, норовившего засунуть нос в коробку, куда Тилли аккуратно сложила кукол, плащи и прочие принадлежности кукольного театра.

— Не кричи на него, он и так тебя поймет. — Дульси погладила свою большую собаку.

— Интересно, как там Фэрфакс? Пойду посмотрю, — пробурчал Фарли.

— Сначала будку запри, — напомнил ему Ромни.

— Я сама запру, иди, — сказала Лили, заметив, что Фарли надувает грудь, как боевой петушок.

— Спасибо, госпожа Лили, — быстро ответил Одел. Широкая улыбка расцвела на его лице, когда цыган открыл рот, чтобы возразить.

— Можно мне с тобой, Фарли? — спросил Тристрам.

— Я-то не против. Как, госпожа Лили?..

— Хорошо, — кивнула девушка. — Но только не задерживайтесь, а то пропустите ужин. И я не хочу, чтобы вы смотрели на травлю быков: потом Тристрам заснуть не может.

— Опять мясной пирог? — скривил губы Тристрам.

— У меня нет ни времени, ни денег приготовить что-нибудь другое, Тристрам.

— Он холодный, — протянул мальчик, — а значит, невкусный.

— Я сегодня кое-что заработала, так что можно купить булочки; — предложила Тилли.

— Ах ты моя булочка! — воскликнул Фарли. — Тогда мы точно не опоздаем.

В самом деле, рисковать не стоило, потому что Тилли сейчас ела за целую роту солдат.

— Присматривай за ним, ладно, Фарли? — попросила Лили, мало надеясь на то, что Одел ее послушает.

— Хорошо, госпожа. Пошли, Тристрам.

— Я уже говорил тебе, Лили Франциска, ты слишком добрая. — Ромни пристально смотрел на нее. — Ты очень похудела. Я видел, как ты отдавала свою долю той женщине. Ты должна была позволить мне разобраться с Оделами. Они пользуются твоей добротой. Все пользуются, и я в том числе, — добавил он едва слышно.

— Ты? Ты для нас сделал очень много. Я у тебя в неоплатном долгу, Ромни. Если бы ты не помог нам убежать из Хайкрос тогда… я даже думать боюсь, что могло бы случиться. Но за Оделов я отвечаю. Фарли и Фэрфакс работали в Хайкрос с самого детства. Разве ты забыл, что у Тилли будет ребенок? Это ее первенец. Она боится. К тому же Барклай никогда не кормил ее досыта, и она истощена. Кроме меня и Фарли с Фэрфаксом, у нее никого нет. — И Лили повернулась.

— Ты куда?

— Я хочу забрать из будки куклу-колдуна. Ей достается больше, чем другим. Неудивительно — сколько раз на день мы рубим ему голову!

— Почему колдун, а не ведьма? В сказках чаще встречаются злые колдуньи.

— Не знаю, — ответила Лили, разглядывая деревянную голову с разными глазами. — Наверное, потому, что Бэзил нам рассказывал о колдуне, а не о колдунье. И еще потому, что этот колдун напоминает мне одного человека, — добавила Лили, отвернувшись от куклы, чьи неживые глаза смотрели прямо на нее.

Она оступилась.

— Осторожнее. — Ром поддержал ее. — Не хочу, что-нибудь случилось с моим лучшим артистом.

— Что со мной может случиться, если ты всегда рядом? Ромни рассмеялся, запирая двери будки.

— Я просто берегу свою собственность. За тобой нужен глаз да глаз. Слишком много бездельников шляется вокруг. Отвернешься — а тебя уже кто-нибудь утащил.

Лили рассмеялась.

Что было дальше, Раймонд не знал, ибо людей, за которыми он наблюдал, скрыла толпа.

Валентин стоял на палубе «Мадригала» и смотрел на город. Впервые за долгие месяцы вместо мачт он видел уходящие в небо шпили церквей. Вместо грохота пушек слух его ласкал колокольный звон. Над городом стлался дымок, но то был мирный дым из каминных труб, а не пороховой дым битвы. «Как хорошо дома», — думал капитан. Корабль возвращался после очередного плавания.

Валентин взглянул на спущенные паруса. Вот такими они будут, когда он сойдет на берег. Такими останутся еще долго. Капитан решил не покидать Англию, пока Артемис не родит. Он обещал ей, что будет около нее. Как странно: у него родится племянник или племянница — Пенморли. Валентин тряхнул головой. Ничего против сэра Роджера он не имел, и если Артемис с ним счастлива, что же — и он может чувствовать себя счастливым.

— Шутка? — спросил Мустафа, словно прочел мысли хозяина.

— Нет, просто каприз судьбы, — усмехнулся капитан.

— Не думать всякое плохое. Не думать вперед, капитан. Никто не знать. Случаться. А почему — не знать, — сказал турок. — Мустафа не думать — и все хорошо.

— Да, Мустафа, ты прямо настоящим философом стал, — прищурился Валентин.

— Много ошибок, капитан. Много плохо. Мустафа давно маленький. И много думать. Мустафа вырасти. И не думать. И хорошо.

Уайтлоу улыбался.

— Ну что же, я благодарен судьбе за то, что свела нас тогда на александрийском базаре.

Турок поклонился. Ему легче было объясняться жестами, чем словами.

— Вот это и впрямь можно назвать подарком судьбы, — пробормотал Валентин, глядя на берег. — Ты видишь ее, Мустафа, или это мираж? Может, наваждение или Нереида, что обольщает моряков и уводит за собой в пучину?

Мустафа посмотрел туда, куда показывал капитан.

По берегу на белоснежном коне скакала самая красивая женщина на свете. В зеленом платье, ярком, как трава, растущая на берегу реки, с волосами, похожими на пламя, она скакала, свободная и прекрасная.

— Хотел бы я знать, кто она такая, — пробормотал Валентин. — Надо будет найти ее. Она скачет к ярмарке. Странно, что я не заметил ее там днем. Завтра после встречи с королевой я вернусь и попробую ее отыскать.

Шелковые портьеры колыхались от легкого ветерка. Они закрывали широкие окна с цветными витражами. На стенах огромного зала висели гобелены. Потолок украшала богатая лепнина. На длинном столе стояли серебряные блюда со всевозможными лакомствами. Шесть музыкантов играли чудесную музыку.

— Работа по разбивке сада еще не совсем завершена — мы решили вначале отделать дом, — но к следующей весне, думаю, закончим. Парк должен получиться чудесный, — говорила одному из гостей леди Элспет. — Уже посадили деревья. Да, конечно, оранжерея тоже будет. В самом деле? Право, хороший совет.

Ужин закончился. Стол был накрыт для десерта.

— Надеюсь, всем здесь нравится? — спросил сэр Уильям. Элспет кивнула. Хозяева заняли места во главе стола.

— Всем, всем, — ответил сэр Чарльз с набитым ртом. — Вы должны дать нам рецепт этого пирожного, леди Элспет.

— Непременно, сэр Чарльз. Я прослежу за тем, чтобы леди Деннинг получила его перед отъездом.

— Пока все идет хорошо, — шепнул сэр Уильям и незаметно пожал жене руку.

— Да. О, спасибо, я рада, что вам у нас нравится, — с улыбкой ответила леди Элспет на очередной комплимент.

— Жаль, что Саймона нет.

— Мне тоже. Я надеялась, что он приедет, но теперь у него появилось множество обязанностей как у хозяина Уайтсвуда. Боюсь, он взваливает на себя слишком много дел.

— Он ведь еще мальчик, Элспет.

— Мальчик, который очень скоро станет мужчиной, Уильям.

— Что ты имеешь в виду?

Элспет Дэвис улыбнулась:

— Только то, что недолго ему еще жить в Уайтсвуде одному. Ты помнишь, зимой он навещал Хайкрос?

— Да, ничего странного в этом не было, — ответил сэр Уильям. — Дульси — его сестра.

Сэр Уильям пожалел о своих словах: тень пробежала по лицу леди Элспет.

— Он обожает Дульси, но, как я подозреваю, еще больше — Лили Кристиан. После этого визита он изменился — сначала из него слова было не вытянуть, а когда он вернулся из своих заоблачных мечтаний, то только и говорил о том, какая красавица Лили.

Сэр Уильям задумался.

— Ну что же, — сказал он. — Если парень ее любит, так тому и быть. Лили Кристиан была бы нам прекрасной невесткой. У меня нет никаких возражений. А ты как на это смотришь?

— Как бы я на это ни смотрела, моего сына едва ли заинтересует мое мнение, если он влюблен по-настоящему. Нам надо пригласить сюда Лили Кристиан и ее брата и сестру.

— Корделия выглядит сегодня прелестно, — бросил Дэвис.

— Да, как всегда. Я не думала, что она примет приглашение. Она едва не опоздала на ужин, — произнесла Элспет.

— А эти? Тоже припозднились? Я не заметил, когда они появились. — Ее супруг кивнул в сторону Джорджа Хагрэйвса под руку с очень высокой молодой женщиной. Бедный Джордж был вынужден почти бежать, чтобы поспевать за широким шагом своей дамы.

— Клянусь, он это нарочно устроил, — пробормотал Уильям, заметив, что многие из гостей смеются, глядя на ужимки коротышки.

— Тебе не стоит переживать из-за того, что Минерва якобы страдает от насмешек. У нее совершенно особенное чувство юмора. А ее рост распугивает большинство молодых людей. Я, однако, уверена, что ей все это очень нравится. Скажу больше, она одна из очень немногих женщин, с которыми любят общаться.

— Валентин когда возвращается?

— На днях. Почему ты спрашиваешь?

— Мне любопытно, знает ли он о помолвке Корделии с Раймондом. Я всегда думал, что они с Валентином поженятся. Она в прошлом году ездила в его дом в Корнуолле.

— Артемис говорила, что этот визит не оправдал надежд ни той, ни другой стороны, — заметила леди Элспет.

— Кстати, о сестре Валентина. Мне странно видеть здесь сэра Роджера. Никак не думал, что он уедет из Корнуолла, когда Артемис в положении.

— Я встретила его в городе и убедила сопровождать нас в Риверхаст. Я уговорила Роджера дождаться у нас возвращения Квинты из Шотландии. Она, кстати, очень беспокоится за Артемис и решила вернуться в Равиндзару пораньше. Я думаю, сэр Роджер здесь потому, что ему нужно отвезти ее в Корнуолл. Ну и… найти хорошего доктора для Артемис. Они могли бы приехать в Корнуолл все вместе.

— Что-то случилось?

— Нет, все пока идет хорошо. Но этот ребенок будет у Роджера первым, и он беспокоится. Гонория, сестра Роджера, осталась с Артемис. Ты уже забыл, как волновался, когда я собиралась родить тебе первенца?

— Вторых родов я боялся куда больше. Эй, Томас! Как дела? Элиза, вы как всегда прелестны. Могу я для вас что-нибудь сделать?

— Прекрасный банкет, сэр Уильям.

— Я покорена Риверхастом, леди Элспет, — застенчиво сказала Элиза.

— Спасибо. А как поживает юный Генри, Томас?

— Последнее время капризничает. Все время плачет. Мне кажется, это из-за сыпи. Не знаю, чем снять зуд.

— Слишком много ночей я провел без сна, чтобы достойно изображать гордого отца, — вздохнул сэр Томас.

— Я дам вам мазь. Она творит чудеса. Извините меня, я отлучусь за лекарством, пока не забыла.

— Спасибо, буду очень благодарна за любые советы. Леди Элспет ушла.

— Мэри Уортиштон нас ищет, Томас. — Хагрэйвс спрятался за спину своей высокой подруги.

— Мне нечего бояться. Или ты забыл, что я женат? — напомнил Томас своему пугливому приятелю.

— Прежде ее это не слишком заботило. — Джордж украдкой взглянул на приближающуюся женщину. — Едва ли тебе повезло больше, чем мне, дружище.

— Она идет не к вам, а ко мне, — беспечно сказала Элиза. — Мы не закончили разговор, — добавила она и направилась к Мэри.

— Без обид, Томас, но с тех пор, как ты женился на Элизе, в ней все больше и больше проявляется общего с братом. Никогда не замечал раньше, что у нее острый язычок, — добродушно произнес Джордж, жалея в глубине души о том, что проглядел такую партию.

— Раймонд ставит себя выше всех и особенно выше сестры. Он всегда считал ее серой мышкой.

— А у мышки оказались зубки, да?

— В том, что касается меня или нашего сына, она — настоящая тигрица. Так что советую тебе быть осторожнее.

— Спасибо за предупреждение.

— Интересно, где Раймонд? — Томас смотрел на Корделию и Вальтера Ралли.

— Скорее всего сидит где-нибудь и дуется на свою невесту. Мне казалось, он и раньше не жаловал этого красавчика брюнета.

— Я начинаю беспокоиться за Ралли. — Джордж налил себе пунша. — Конечно, скрестить шпагу с Уолчемпсом опасно, но еще опаснее флиртовать с этой волчицей. Может, предупредить его?

— Не стоит. Ралли сам о себе позаботится.

— Ну, скажешь тоже, — ухмыльнулся Джордж. — Скорее этот красавчик…

Вернувшись в зал минут через пятнадцать, леди Элспет не нашла ни мужа, ни Томаса с Джорджем.

— Похоже, нас бросили, Элиза, — сказала она. — Куда все исчезли?

— Действительно, странно…

— Может быть, Уильям повел джентльменов в галерею? Давайте выручать Минерву, ей, кажется, нелегко поддерживать беседу с леди Деннинг. Даже сэр Чарльз и тот исчез.

— Моя будущая невестка нисколько не скучает, — заметила Элиза. — Интересно, знает ли она, что говорит о Вальтере Ралли в обществе?

Леди Элспет быстро посмотрела на скромницу Элизу. Эта женщина оказалась совсем не тихоней-провинциалкой, какой представлялась вначале. Кто знает, чего еще можно ожидать от этой «темной лошадки»!

— Что же говорят? — со сдержанным интересом спросила хозяйка дома.

— Говорят, что он любит девок подоступнее.

Леди Элспет не знала, верить ли ушам. Но каким бы грубым ни было замечание, от правды не уйдешь. Хозяйка дома присмотрелась к парочке. Действительно, складывалось впечатление, что эти двое нашли друг друга. Оставалось лишь надеяться, что Раймонд Уолчемпс не наблюдает сию прелестную идиллию.

— Да уж, ты действительно не торопишься. Смотри, луна скоро взойдет. Неужели ты не мог подойти пораньше? — выговаривал Уолчемпс.

— Нет не мог, — ответил пришедший. Лицо его было в тени. — Зачем ты меня искал? Что случилось? Ты весь вечер был как на иголках.

— Ты еще спрашиваешь, что случилось? — взорвался Раймонд.

— Ты заболел?

— Мы попали в беду, мой друг.

— Какую беду?

— Я сегодня был на ярмарке.

— Ну и что?

— Мне поручили передать письмо от папы посланнику, который должен был доставить его Марии Стюарт.

— Я знаю. Тебя ведь не поймали, не так ли? — Собеседник Уолчемпса начал терять терпение.

— Беспокоишься обо мне или о своей собственной драгоценной шкуре? Если бы меня поймали, то я был бы сейчас не здесь, а совсем в другом месте. Но если ты все знаешь, тогда вот что: передай письмо сам. У меня есть дела поважнее. — Сэр Раймонд сунул бумагу в руки сообщника.

— Господи! Оно все еще у тебя! И ты принес его сюда, когда вокруг столько людей! Ты с ума сошел?!

— Ты считаешь меня сумасшедшим? Нет, мой друг, я в отчаянии. И сейчас ты поймешь почему.

— Ну?

— Сегодня я видел одно представление в кукольном театре на ярмарке.

Собеседник хмыкнул:

— Представление? Ты вызвал меня, чтобы рассказать о кукольном спектакле?

— Да, жаль, что тебя там не было. Увы, тебе уже не удастся увидеть этот восхитительный спектакль. Я сделаю все, чтобы это представление оказалось последним. Ты хотел бы послушать о белых конях и злом колдуне?

— Раймонд, я пойду.

— О, прошу тебя, потерпи мое общество еще немного. Я хочу рассказать тебе об одном злом колдуне с разными глазами, который хотел убить Елизавету, королеву Туманного острова. О том, как принц Бэзил, потерпевший кораблекрушение на Западном острове, должен был спасти королеву. О его помощниках — Лилии, Сладкой Розочке и Тристраме. Насколько я помню, «дульси» по-испански звучит как «сладкая», не так ли? Не кажутся ли тебе эти имена знакомыми? А должны бы. Все верно, так зовут тех самых детей, что сейчас путешествуют с цыганским табором и показывают это представление всему белому свету. Что с тобой? Ты больше не смеешься? О, не переживай, нас еще не ищут. Но это может произойти в любую минуту, мой многострадальный друг. Если кто-то увидит это представление и обо всем догадается, все наши планы рухнут.

— Наши?

— О, понимаю. Ты думаешь, что раз у меня лицо запоминающееся, а у тебя — нет, то ты в безопасности? Запомни, если меня арестуют за измену, то будут пытать. Когда я окажусь на дыбе, я назову твое имя. Если я должен буду умереть как предатель, то и тебя постигнет та же участь.

Собеседник Раймонда молчал.

— Ты говоришь, что сделаешь так, чтобы кукольного представления больше не было. Тогда что еще тебя беспокоит?

— С кукольным театром я разберусь. Но теперь я должен покончить с Лили Кристиан. Пока она жива, нам грозит опасность. Бэзил, кажется, предвидел свою смерть, не правда ли? Удивительно тонкий ход! Он не мог сказать королеве то, что знал, так вместо этого сочинил своим отпрыскам сказку о предательстве и возмездии. Как будет смешно, если кто-то еще поймет мораль сказки Бэзила Уайтлоу. Будь он проклят!

— Но почему сейчас? Что Лили Кристиан делает на ярмарке? Насколько я понимаю, она должна быть в Хайкрос. Почему она не там? Что нам делать?

— Я рад, что ты наконец понял всю серьезность нашего положения. Но ты по-прежнему хочешь остаться чистеньким. Что делать? Ты не понимаешь? Ты слишком добросердечен, мой друг. Я сам справлюсь. Почему Лили покинула Хайкрос — не наша забота. Довольно того, что она здесь, где я смогу до нее добраться. На этот раз я доведу дело до конца. Вскоре Лили Кристиан будет мертва. И никто ее не спасет.

Едва рассвело, Саймон Уайтлоу вскочил на коня. Так ему хотелось поскорее оказаться в Хайкрос.

Лили, Дульси и Тристрам, конечно же, удивятся его приезду. Он скажет им, что был поблизости и решил заехать. Как он мог проезжать мимо и не заскочить! Миля за милей он повторял имя Лили Кристиан и свое объяснение. Саймон Уайтлоу готовился произнести первое в своей жизни признание в любви.

 

Глава 19

— Один пепел, — пробормотал Тристрам, ступая по черной от пожара земле. — Ничего нет. Как мы теперь будем жить, Лили? Чем зарабатывать? — Он смотрел на то, что осталось от их будки. Пожар уничтожил все. Обгорелые доски да кучи золы — вот все что осталось от маленького кукольного театра.

— Все сгорело! Все наши куклы погибли, Лили, — плакала Дульси. С каким старанием и любовью вышивала малышка упряжь для коней, и сейчас все ее труды пошли прахом. — Бедный принц Бэзил! Я его так любила.

— Так что же нам делать. Лили?

— Не знаю, Тристрам.

Она отвернулась от брата. Вокруг стояли люди. Лили вскинула голову. Она устала от постоянной необходимости принимать решения. Сейчас, когда их кукольному театру пришел конец, как им зарабатывать на жизнь? Они, конечно, могли собирать монеты, которые им бросали во время процессии на открытии ярмарки, но этих денег было бы недостаточно. То, что они заработают, пришлось бы делить со всем табором. В этом случае денег не хватило бы даже на еду. По неписаным законам табора местная знать забирала львиную долю себе. Благодаря кукольному театру впервые за несколько месяцев у Лили появилась возможность отложить небольшую сумму на дорогу к няне. А там девушка рассчитывала найти способ самой заработать на пропитание. Не будь они в таком отчаянном положении, не стала бы Лили искать приюта у Мэри Лестер. Ведь бедная женщина жила у своей овдовевшей сестры на содержании.

— Хотел бы я знать, как вообще начался этот пожар, — сказал Фарли, глядя на хмурые лица вокруг.

— Из-за вашей неосторожности, — произнес кто-то.

— Получили что заслужили.

— Так, может, кто-то помог вспыхнуть пожару? — набычился Фарли. — Сдается мне, здесь немало тех, кто нам завидует.

— Давно надо было вас спалить.

— Эй, кто это сказал?

— Я! Только не я жег вашу будку.

— Посмотрим, что ты запоешь, когда тобой займется Фэрфакс.

— Мой шатер слишком близко к вашему театру. Если бы я не боялся, что от случайной искры я могу погореть сам, давно бы вас поджег. Можете не сомневаться, я бы не стал отпираться.

— И я бы хотел спалить вас!

— Выходи, посмотрим, кто кого. Вы, трусы! — взревел Фэрфакс и шагнул навстречу враз притихшим цыганам. Смельчаков не было.

— Вы говорите, мы вас сожгли? — выкрикнул кто-то и тут же спрятался за спины остальных, подальше от кулаков Фэрфакса.

— Может, и говорим, а может, и нет, — сказал Фарли.

— Что толку винить друг друга? Это не поможет нам заработать, — произнес Ромни Ли. — Скорее всего на театрик попала искра от фейерверка. Такое и раньше случалось. Только и всего, что недели две не будет кукольного представления, пока мы не смастерим новых кукол.

— А что нам делать эти две недели? Голодать? — спросил Фарли, посчитав, что уж слишком все у Ромни гладко выходит. — Почему тогда искра выжгла только нашу будку, а чужие не тронула? Фейерверк был не так уж близко. Так что, вернее всего, кто-то из твоих собратьев-пройдох подкинул сюда горящую головешку.

— А может, кое-кому пора поворачивать оглобли от нашего табора!

— Да-да, пора им двигать отсюда.

— Забыли, что предсказывала старая Мария? — крикнула Навара. Прокатился гул, многие поддерживали ее.

— Верно, Мария предсказывала плохое.

— Да, Мария говорила, что случится беда, с самого начала, едва только Ромни привел их к нам.

— Мария предсказывает несчастья все три последних года, — огрызнулся Ромни. — Она делает это всякий раз, как другие ее предсказания не сбываются.

— Ты призываешь несчастье, Ром.

— Странно слышать твои насмешки, Ромни. Ведь в тебе течет цыганская кровь. Мать, верно, в могиле перевернулась, услышав твои слова.

— Это девчонка тебя дурачит, Ром, а не старая Мария. Спроси у старухи, что она видела, Ромни Ли, — не унималась Навара.

— Меня не интересует, что она там думает или видит. — У Рома был такой вид, что девушка невольно отступила. — Я говорю — они останутся с нами.

— А кто ты такой, чтобы решать за всех нас, Ром? — спросил дядя Навары. — Я, цыганский барон, и совет старейшин всегда принимали здесь решения. Мне кажется, Навара права. Ты околдован девчонкой. Ты думаешь, что с ней тебе будет лучше, чем с моей Наварой? Так ты дурак, парень! Она приносит несчастье.

— Ты говоришь, надо избавиться от них? Мы никогда не делали таких денег на процессии, пока не появилась Лили. Да и их кукольный театр, которым вы все здесь недовольны, собирает толпы людей на ярмарке, и в ваши будки заглядывает куда больше народу, чем раньше. И что же, из-за бормотания старой дуры и сплетен ревнивой бабы вы позволите денежкам проплыть мимо ваших карманов? Ты не можешь быть таким дураком, Джон. Ты сказал, что ты и совет решите все за всех нас, остальных? Тогда иди собирай совет. А когда головы у вас поостынут и вы сможете расслышать звон монет в ваших карманах, вот тогда повтори, что они должны уехать.

— Да он, пожалуй, прав, Джон.

— Она убежала из своего дома, потому что в ней признали ведьму! Она наложила на него заклятие! Не слушай его, дядя Джон! — Навара топнула ногой.

— Эй, да мы знаем, что Навара бесится из-за того, что Ром свил гнездышко под боком у другой, — подал голос кто-то из толпы.

— Довольно! — заорал Джон. — Ярмарка открывается через час. Нам надо подготовиться к процессии. Займитесь делом! Совет состоится сегодня вечером. У тебя будет возможность сказать свое слово, Ром. На совете мы решим, как быть с Лили Франциской и остальными. И нечего на меня пялиться! — рявкнул он на племянницу.

— Прости, Ром. — Лили дотронулась до своего покровителя. — Мы должны уехать. Мы действительно чужие здесь. Теперь, когда у нас больше нет кукольного театра, мы не можем путешествовать с вами. Я продам одного вола и отдам тебе половину за причиненные неприятности, остальное нам надо приберечь для путешествия к Мэри Лестер. Когда мы приедем туда, я продам другого вола и отправлю тебе вторую часть. Ты столько для нас сделал, а мы принесли тебе одни несчастья. Старая Мария права: мы причиняем одни неприятности, и не только тебе. Стоит нам появиться, вернее, мне, и перестает везти даже самому удачливому.

— Не говори так, Лили Франциска. Я даже слышать не хочу о том, чтобы ты уехала с ярмарки. Здесь твое место. Ты ведь была здесь счастлива, правда?

— Да, но так дальше продолжаться не может. Мы целое лето играем в «попробуй поверить в…». Я устала притворяться, что все хорошо. Я не могу забыть, что мы оставили мертвого Хартвела Барклая в Хайкрос. Нас ищут, Ром. Быть может, настало время открыться и сказать правду.

— Нет!

— Ром, ты должен понять…

— Я понимаю, Лили Франциска. Я понимаю все куда лучше тебя. Этим деревенским ты все равно ничего не сможешь доказать. Они думают, что ты виновата в смерти Хартвела Барклая. Я знаю, я с ними говорил тогда в деревне. Ты не помнишь? Я пошел; в Хайкрос. Я слышал, что говорила кухарка. Я разговаривал с конюхом. Они уже вынесли тебе приговор и видят тебя на виселице. Прошу тебя, послушай, Лили Франциска! Ты не должна возвращаться в Хайкрос!

— Я с ним согласен, — произнес Фарли. — Эта свора едва ли станет утруждать себя допросами. Даже ваши влиятельные родственники, госпожа Лили, не смогут вас спасти. Кроме того, вы не сможете дать знать о себе. Как говорит цыган, вас или повесят, или сожгут на костре еще до того, как они успеют что-то предпринять. Послушайте его, госпожа Лили.

Ромни Ли взглянул на Фарли с благодарностью:

— Он прав. Он же родился в Ист-Хайтворде и знает своих; односельчан даже лучше, чем я, Лили Франциска. Что плохого в том, чтобы побродить по ярмаркам подольше? Хотя бы до зимы? Мы сможем вполне сносно прожить, пока не сделаем новых кукол. Фэрфакс будет бороться. Я стану ему помогать, — сказал Ромни.

— Я буду жонглировать, — сказал Тристрам.

— Я буду печь печенье с корицей, — предложила Тилли. — Боюсь только, мне не по силам их продавать. Нелегко с таким] животом пробираться сквозь толпу.

— Мы с Рафом могли бы их продавать! — воскликнула Дуль-си. — И еще я могу танцевать.

— Да, — проговорил Ром, — это привлечет покупателей. Но мы еще должны показать товар лицом. Можно впрячь пса в маленькую тележку, полную печенья, а может, приторгуем цветами и лентами. Обезьяну и попугая тоже надо посадить в телегу. Они| будут удерживать внимание покупателей и забавлять их. Но пока Дульси будет танцевать, надо, чтобы кто-то присматривал за те лежкой. Ты согласна. Лили?

— А разве у меня есть выбор? — Она немного воспрянула духом.

— Нет, я никогда не позволю тебе сделать иной выбор, — тихо сказал Ромни.

— А как насчет меня? — сердито поинтересовался Фарли.

— Ты мог бы ходить в толпе, завлекая народ в палатки. Я прослежу за тем, чтобы владельцы лотков и палаток отстегивали тебе деньги за старание. Ты мог бы рассказывать свои удивительные истории, оставляя конец на потом, до тех пор, пока не подведешь народ к ларьку.

Фарли усмехнулся:

— Вижу, я недооценивал тебя, цыган. Если бы я носил шляпу, то снял бы ее сейчас перед тобой.

— Что это? — Ромни указал на предмет в руках Лили.

— Это колдун, — сказала она.

В руках у нее была деревянная кукла с разными глазами. Эти глаза, нарисованные на безобразном лице, смотрели на нее не мигая.

— Странно. Из всех кукол уцелела та, которую я люблю меньше всего.

— Ну что же, по крайней мере одну не придется делать заново, — сказал Ромни. Он взглянул на то, что осталось от их маленького театра. Цыган прекрасно понимал, что такое не могла сделать случайная искра от праздничного фейерверка.

Саймон ехал по узкой дороге, ведущей в Хайкрос-Холл. Он улыбался, представляя, как войдет в зал.

У конюшни стояли несколько лошадей и телега, запряженная полудохлой клячей. Они не принадлежали хозяевам Хайкрос. Гадая, кто же мог приехать с визитом, Саймон спешился. Посетители прибыли не издалека, поскольку лошади не вспотели.

Он поднялся по ступеням и постучал.

— Да? — Дверь открыл привратник с лошадиной физиономией. Весь его вид говорил: он сомневается, что этот юноша в запыленных сапогах может иметь какие-то дела в Хайкрос.

— Я Саймон Уайтлоу.

Слуга продолжал смотреть на молодого человека, не предпринимая никаких действий.

— В самом деле?

— Да! Я приехал навестить свою сестру Дульси, а также Лили и Тристрама Кристиан. Пожалуйста, сообщите своему господину о моем приезде, — приказал Саймон слуге, уже больше не пытаясь вести себя в соответствии с этикетом. Он увидел, как перекосилось лицо слуги. — Ну? Чего ждешь?

Слуга впустил гостя в дом.

— Вы подождете здесь, сэр?

Саймон открыл рот, чтобы возразить, но слуга исчез. Юноша бросил шляпу на скамью, но сидеть, как пай-мальчик, и ждать он не собирался. Почему так тихо? Дом словно вымер. Не слышно было даже лая Рафаила.

Саймон подошел к лестнице. Он ожидал, что кто-нибудь из обитателей Хайкрос вот-вот появится наверху, но все было по-прежнему тихо. Вздохнув, он уселся на нижнюю ступеньку и вытянул ноги. Опять наверху послышались шаги. Саймон вскочил. Это была служанка.

— О, простите, сэр, — пробормотала она. — Вы меня напугали. Я не знала, что в холле кто-то есть.

— Кто вы? — спросил Саймон. — Что случилось с Тилли?

— О, сэр, Тилли ушла, месяца четыре назад, вместе с остальными.

— С кем остальными? Кто ушел?!

Служанка попятилась.

— Ну как же, с юной госпожой и остальными. С младшими. И с братьями Одел. Тилли, говорят, тоже ушла с ними. Все убежали. Меня не было, когда это случилось, но я слышала, что это было ужасно. Кухарка… У нее до сих пор бывают кошмары. Подождите, сэр! Наверх нельзя!

Саймон Уайтлоу взлетел по ступеням. Пробежал по коридору. Наконец он оказался перед гостиной, где принимал приезжих Хартвел Барклай.

Дверь в комнату была приоткрыта. Саймон не стал входить, прислушался к разговору. И по мере того как он слушал, лицо его все больше вытягивалось.

— Я думаю, что обвинения должны быть выдвинуты против Лили Кристиан. В прошлом я имел дело с некоторыми процессами, касающимися колдовства. И сейчас вижу неопровержимы доказательства того, что девица находилась в сговоре с дьяволом. Несколько часов допроса — и она сознается во всем. Расскажет о колдовстве, и о других своих кознях. Мне бы хотелось получить от вас поддержку в этом деле, господин Мартиндейл. Как констебль, вы, конечно же, будете вести расследование. Подумайте, ваше имя станет известно в стране. А вы, доктор Уолтон, должны произвести освидетельствование Лили Кристиан, предоставив заключение о том, что она действительно является ведьмой.

Саймон подошел поближе. Слуга был в комнате. Он стоял у дверей. Из-за его спины Саймон разглядел толстого напыщенного человека в одежде пастора. Этот неприятный субъект размахивал руками, обращаясь к двум дамам, сидящим перед ним. Двое джентльменов у окна кивали.

— Я могу свидетельствовать, что бред Лили Кристиан во время лихорадки, которой она болела в прошлом году, был весьма необычного свойства, — пообещал доктор.

— А я могу привести перечень странных событий, произошедших в Ист-Хайтворде с тех пор, как в Хайкрос приехала Лили Кристиан, — поддакнул констебль.

— О, преподобный Баксби, то, что она делала, — греховно, совершенно греховно, — запричитала рябоватая молодая особа, восхищенно глядя на пастора. — Я так боюсь того колдовства, о котором вы мне рассказывали. Я уверена, что именно она виновата в том, что я упала и сломала ногу, и этот случай с бедным Хартвелом…

— Успокойся, Мэри-Энн, а то ты опять свалишься в обморок. — Госпожа Фортхэм опасалась, что дочь вот-вот начнет икать.

— Вы правы, Мэри-Энн, я уверена, что она наложила на пашу деревню заклятие. Я представлю этому факту такие неопровержимые свидетельства, что колдунью сожгут на костре немедленно!

— Ох, — вздохнула девушка.

— Почему она вечно разговаривает со скотиной? Что это за конь, с которым она говорит, как с человеком, и на котором не может ездить никто, кроме нее? Что это за непонятные создания привезла она с собой из Нового Света? Да в тех землях дикари якшаются с дьяволом и всякими там своими идолами! Один бес знает, чему она там научилась, на этих своих островах! Кто расскажет, что там у них за чудовищные обряды? Они там даже людей едят!

— О-ох!

— Мэри, Мэри! Успокойся! — воскликнула госпожа Фортхэм.

— А как можно объяснить легкость, с которой им удалось бежать? — продолжал вопрошать преподобный Баксби. — Той самой проклятой ночью она вскочила своему колдовскому коню на спину и улетела в небо. Громы и молнии сопровождали ее в пути к тому месту, куда отнесло ее волшебство. Никого не смогли мы найти. Ни одного слова о них не услышали. Ни одной весточки ни от единого смертного! Словно растаяли в воздухе. Мы имеем свидетеля в этом самом доме, свидетеля ее дьявольской похоти. Чтобы сбить нас с пути истинного, послана она была в наши края силами ада! Разве не наша святость причина того, что Господь избавил наше святое место от порождения сатаны?

— Она и в воде не тонет! Потому что колдунья! Разве не пользуется она дарованными ей сатаной чарами для обольщения ближних? — неистовствовал преподобный. Затем, сложив на груди руки, он обратился к врачу: — Вы осматривали Лили Кристиан. Видели ли вы на ее теле отметку дьявола? Это было бы неоспоримым доказательством ее виновности.

— Ну, — задумчиво протянул врач, — я бы смог отыскать эту метку, если бы мне удалось осмотреть ее вновь.

— Да, доктор. Ведьмы достаточно хитры, чтобы прятать проклятые метки, оставленные дьяволом. Но Лили Кристиан не сможет упорствовать, если я применю верные методы убеждения. Немногие выдерживают, когда им сжимают голову кольцами или тычут иголками тело, кроме, конечно, тех случаев, когда дьявол прочно вселяется в грешниц и делает их нечувствительными к боли. Не сомневайтесь: не успею я начать, как она, ее брат и сестра будут гореть на костре!

— Как вы смеете! — Саймон Уайтлоу ворвался в комнату. Присутствующие остолбенели. У преподобного Баксби душа ушла в пятки. Он понимал, что на этот раз в своих увещеваниях зашел слишком далеко.

— Да, сэр. Вам за многое придется ответить. Я требую объяснений! — обратился Саймон к Барклаю;

Тот положил жирные ноги на низенькую скамеечку и молчал, исподлобья глядя на нахального мальчишку.

Тогда Саймон повернулся к святому отцу и двум джентльменам рядом с ним. Когда он заговорил, голос его звучал отдаленным эхом голоса отца. Так Бэзил Уайтлоу говорил, представляя дело тех, которым намеревался дать последний шанс снять с себя обвинения.

— До того как вы начнете эту свою охоту на ведьм, я бы хотел напомнить, с кем именно вам придется иметь дело. Невинное дитя, которое вы собираетесь спалить на костре, — моя сестра, дочь сэра Бэзила Уайтлоу, некогда первого советника Елизаветы Тюдор и близкого друга Уильяма Сесила, лорда Берли. Мой отчим, сэр Уильям Дэвис, — высокочтимый придворный. Моя тетя, которая, так уж вышло, обожает Дульси, не кто иная, как леди Артемис Пенморли, жена одного из влиятельных господ в Англии. Мой дядя, Валентин Уайтлоу, — любимец королевы. Флибустьер, о чьих подвигах вы не могли не слышать, известен крутым нравом и привычкой не тянуть с расправой над врагами — своими личными и отечества, — сообщал Саймон, живописуя образ кровожадного пирата. — Ведьма, о которой вы говорите, была не раз принята самой Елизаветой. Вот-вот королева должна была сделать ее своей фрейлиной. Ее величество, вероятно, очень разгневается, узнав о таком нагромождении лжи и слухов, и заинтересуется источниками их распространения. И сэр Кристофер Хэттон, и Томас Сэндрик, тот, что был на борту корабля, доставившего детей с острова в Англию, который, кстати, души не чает в Лили. И другие кавалеры, среди которых Филипп Сидни. Кстати, его усадьба Пенхаст находится в вашем графстве… Все они встанут на защиту леди. Так что, прежде чем пуститься в погоню за этой вашей ведьмой, вспомните о влиятельных друзьях Лили Кристиан. И подумайте, кому вы бросаете вызов! — Саймон впервые в жизни произносил такую длинную речь. Молодой человек даже испугался, но страха его никто не заметил, настолько сильное впечатление произвела на присутствующих его речь.

Хартвел Барклай воздел к небу руки и голосом оскорбленной невинности пролепетал:

— Ну что вы. Вы нас не так поняли. Я как раз собирался объяснить святому отцу и констеблю, которые так рьяно встали на защиту моих интересов, что здесь не было попытки убийства. Кухарка, женщина впечатлительная, просто не разобралась в ситуации, когда, войдя в комнату Лили, увидела меня в лохани.

Саймон ничего не понимал: «О чем это он?» Хартвел продолжал:

— Да, конечно, вы спросите, что я делал в спальне юной девицы? Но… Это длинная история. — И он ухмыльнулся.

— У меня достаточно времени, господин Барклай, я готов вас выслушать.

У Хартвела уже было оправдание:

— Ну, девушке, видно, приснилось что-то страшное, я услышал крик и просто решил заглянуть, чтобы узнать, что случилось. Я, позволю напомнить вам, юноша, являюсь ее опекуном. В спальне же оказались почему-то Дульси и эта… эта собака. И служанка, хотя я до сих пор не могу понять, что она делала в постели Лили. — Барклай почесал подбородок. — Тут все и началось. Глупая девка решила, что я на нее покушаюсь. Господи, какого страху она на меня напустила, когда начала визжать! Словно банши! Потом собака на меня набросилась. Надо бы ее пристрелить. Я отступал. А тут эта лохань. Я потерял сознание и сломал ногу. Я до сих пор не знаю, где была все это время Лили. Когда я пришел в себя, здесь уже был констебль. Пришлось всех успокаивать и объяснять, что произошла ошибка. На следующий же день все бы выяснилось, но Лили, мое чудесное дитя, она решила, что я умер, и убежала из Хайкрос, прихватив с собой Оделов и эту полоумную Тилли. Если бы служанка не начала орать, ничего бы не случилось. Но эти добрые люди не вполне поверили моему рассказу. У них имелись некоторые подозрения относительно Лили. Эти господа подумали, что я только пытаюсь защитить своих подопечных, и поэтому настаивали на проведении расследования. Они искали детей везде, расспрашивали всех и каждого. Но никто не видел моих питомцев. Перед тем как вы вошли, я как раз собирался сказать, что о расследовании стоит забыть, — великодушно заключил Барклай. — Вы согласны со мной, преподобный Баксби? А вы, доктор Уолтон? Вы, констебль Мартиндейл?

— Конечно! Досадное недоразумение.

— Естественно! Ничего больше предпринимать не следует. Никаких обвинений. Лучше все забыть.

Преподобный Баксби молчал, но Саймон подозревал, что он сильно испугался.

— Бедная девочка. Такая трагическая случайность. Если бы только она пришла ко мне. Я была бы ей как мать, — вздохнула госпожа Фортхэм и промокнула глаза платком. — О, успокойся, Мэри-Энн, хватит хныкать!

— Но, мама, ты же сама говорила, что, если Лили убрать с дороги, я могу стать хозяйкой Хай…

— Замолчи! Что за чепуху ты несешь! — Госпожа Фортхэм подскочила к дочери и встряхнула ее. — Ты снова становишься капризной и несносной. Не знаю, что мне с тобой делать, наказание мое! Что ты, что твой брат! За какие грехи…

Саймон Уайтлоу смотрел на Барклая.

— Когда все это произошло?

— Ну, не так уж давно, — ответил Хартвел.

— Недавно, говорите? — переспросил юноша. — Полагаю, несколько месяцев — приличный срок отсутствия ваших подопечных. Я удивлен, господин Барклай, что вы до сих пор не уведомили мою семью о несчастье.

— Я был серьезно болен. Никак не мог отойти после того случая. Надеялся, что они вернутся со дня на день. Не хотел расстраивать вашу семью. Я боюсь даже думать о том, что могло произойти с детишками.

— Попросите-ка лучше святого отца помолиться за вас Господу. Если что-то случилось с моей сестрой, Тристрамом или Лили, клянусь, вы пожалеете, что не умерли в ту ночь! — Саймон повернулся и вышел из комнаты. Никто не попытался его остановить.

Он сбежал вниз. Скорее уехать из этого мерзкого места! Лошадь стояла там, где он оставил ее. Подошел конюх.

— Когда я вас увидел, то сразу понял, что вы здесь не задержитесь. Поэтому не стал распрягать.

— Как вы предусмотрительны, — буркнул Саймон.

— Не знаю, предусмотрителен я или дело в чем-то другом, но я уж точно не дурак. Я мог бы кое-что рассказать вам. Если вы побеспокоитесь о цене. Проходится заботиться о себе самому, раз хозяин такой скупой.

— Что же ты хочешь сказать?

— Вы, верно, понимаете, что я вижу всех, кто приезжает в Хайкрос. Так что знаю я немало и мог бы ответить на некоторые вопросы, — сощурил глаза конюх. — Готов поспорить, что молодой джентльмен, такой, как вы, например, получил бы сведения ему интересные, если бы захотел. Думаю, он был бы даже по-настоящему щедрым…

— Вас, кажется, Холдингс зовут?

— А вы сообразительны, господин. Сейчас я это ясно вижу. Я всегда об этом догадывался, господин Уайтлоу. Всегда выделял вас из остальных. Знал, что вы человек умный. Не то, что другие. — Слуга кивнул в сторону дома.

— Расскажите мне о той ночи, когда Хартвел Барклай сломал ногу. — Саймон вынул из кармана небольшой кожаный мешочек и взвесил его на ладони.

Холдингс улыбнулся. Облизнув потрескавшиеся губы, он произнес:

— Готов поспорить, что не были бы вы столь умным, как я о вас думаю, если бы поверили сказке хозяина, будто он явился в комнату симпатичной молоденькой Лили Кристиан из-за того, что той снились кошмары.

— Вы сомневаетесь в честности вашего хозяина?

Холдингс смотрел на Саймона так, будто перед ним был не человек, а какое-то странное существо.

— Вы точно англичанин? Никогда не слышал, чтобы кто-то так изъяснялся.

— Он врет?

— Врет? Конечно, врет! Хозяин мечтал залезть в постель барышне с того самого момента, как она оказалась в доме. Особенно в последнее время, когда она так похорошела. Видели бы вы, как он на нее облизывался! Нельзя же повесить человека только за то, что он думает, — проговорил конюх. — Но, господин, если бы вы нашли госпожу Лили, готов поспорить, ее рассказ об этой ночи отличался бы от рассказа хозяина.

— А где я могу найти госпожу Лили?

— Думаю, она пошла к Мэри Лестер. Старой женщине, единственной, кому здесь было до детей дело.

— Ну, конечно! К няне! Лили так расстроилась, когда Мэри уволили! К ней бы она обратилась за помощью. Она знала, что дяди Валентина нет в стране, что Артемис в Корнуолле и скоро должна родить, что Квинта в Шотландии. Но почему она не обратилась ко мне? Ах да! Когда я был здесь последний раз, я сообщил, что собираюсь изучать право, но перед этим поеду в Европу на несколько месяцев. Она не знала, что у меня все изменилось. Проклятие!

— Эй, господин Уайтлоу, вы ничего не забыли? — напомнил Холдинге.

— Где живет Мэри Лестер? — Саймон не торопился отдавать деньги слуге.

— Этого я не знаю, — протянул Холдингс. Но мешочек был такой тугой и симпатичный, что обидно было бы его лишиться. Почесав затылок, он сказал: — Помнится, у нее есть сестра, которая живет где-то на севере.

— Где именно на севере?

— Кажется, где-то в Уорикшире.

— Название деревни?

— Господин Саймон, вы слишком многого от меня хотите. Таких вещей я не могу знать.

— Если ты подумаешь еще немного, то вспомнишь. И лучше бы тебе вспомнить название правильно. — Саймон развязал веревочку и вытряхнул на ладонь несколько монет.

— Говорили, будто у нее сестра в Ковентри. Чтобы туда добраться, надо ехать не меньше суток отсюда. Она живет как раз за деревней… Как же то место называется? Такое смешное название. Из двух слов… Нет, из трех! Одно из них — название реки. Точно. Это городок на реке. Как же она называется?

— Северн? Перчанс? Эйвон?

— Да, кажется, Эйвон. Точно. Вы оказались сообразительнее. Городок такой же, как Ист-Хайтворд. На реке. Да вы знаете.

Холлингс широко улыбался в предвкушении вознаграждения.

— Стратфорд-на-Эйвоне?

— Да, сэр.

— Держите, вы заслужили все. — И Саймон бросил на ладонь конюху мешочек. — Смотрите, если я не найду их у Мэри Лестер, пеняйте на себя.

Слуга пожал плечами:

— Тут уж как Бог пошлет. С тех пор как они уехали из Хайкрос, всякое могло случиться. Но я знаю, что они проезжали мимо мельницы. Ромни Ли, брат жены мельника, приходил в Хайкрос разузнать, что случилось. И когда я рассказал ему, что произошел несчастный случай и Хартвел жив и почти здоров, чему я не очень-то рад, он сказал, что видел, как Лили, ее брат и сестра и эти Оделы, будь они неладны, проезжали мимо мельницы. Сдается мне, они направлялись в Лондон. За ними послали деревенских, но никто их не нашел.

Саймон вскочил на коня и поскакал со двора.