1

– Я не говорю, что он гей, я не говорю, что он го-мо-сек-су-а-лист, я говорю, что он – сладенький красавчик. Это не одно и то же.

– Только не надо снова…

Полумесяц луны – словно шрам на облаках. Кевин прокладывает себе дорогу по хрустящей от инея траве. Соски от холода – словно маленькие раскаленные точки. Охватившие фонарь пальцы чертовски стынут. Дужки очков холодят виски.

Позади сине-белые огни «скорой помощи» лениво посылают вдаль лучи яркого света, создавая причудливые тени, крадущиеся по деревьям вдоль дороги. Свет фар отсвечивает от пластикового покрытия автобусной остановки, пластик вздулся и почернел в тех местах, где какой-то вандал пытался его поджечь.

Ник с громким стуком захлопнул дверь «скорой помощи»:

– Нет, я серьезно, разве он может быть кем-нибудь, кроме сладенького красавчика?

– Может, заткнешься и поможешь мне?

– Не понимаю, чего ты так разозлился? – Ник почесал бороду – яростно, словно блохастый пес. Крошечные белые хлопья, вылетевшие из густого волосяного покрова на его лице, вспыхнули в свете переносного фонаря, словно умирающие светлячки. – Просто еще один гребаный ложный звонок, как и все остальные. Я тебе вот что скажу – как только в Кингсмите нашли эту женщину, с кишками, вывернутыми наружу, каждый бесполезный засранец, живущий в этом городишке, бросился к телефону – сообщать о выпотрошенных тетках. Если их послушать, то это чертово место должно быть по колено завалено дохлыми шлюхами.

– А что, если она лежит где-нибудь здесь, в темноте, и умирает? Ты ведь не хочешь…

– А ты не знаешь, почему Спайдермэн одет в большую такую женскую блузку?

Кевин на Ника и не смотрит, глаза его пристально вглядываются в траву. Она здесь гуще, стебли цвета битого стекла запятнаны ржавыми потеками и прилипшими семенами чертополоха. Пахнет плесенью, затхлостью и гниением.

– А что, если это так и есть? Может быть, она еще жива.

– Ага, и ты себя этим успокаиваешь. Пятый сказал, что ее вообще не существует. – Пятерня Ника снова яростно заскребла бороду, правая нога ударила по куче зашуршавших листьев. – Действие есть награда, так, что ли, получается?

Два часа до конца дежурства. Еще целых два часа бессмысленного мотания и глупости…

А что там выглядывает из-под куста?

Кевин пошевелил ветви – длинные темные коробочки с семенами затрещали, словно гремучие змеи.

Просто пластиковый пакет, красно-синяя надпись блестит от инея.

– Слышишь меня? Вот ты мне скажи, а если бы я спас крутую телку из горящего здания? Я хочу, чтобы мне за это наличкой отстегнули… или отсосали по меньшей мере. Когда ты в последний раз видел, чтобы Спайдермэну кто-нибудь отсасывал? Никогда, так-то вот.

– Ник, Богом клянусь…

– Да ладно тебе… Если бы ты или я, к примеру, мотались по городу в пижамах и брызгали в редких прохожих нашими липкими физиологическими выделениями, мы бы давно закончили жизнь в списках лиц, совершивших половое преступление, точно?

– Ты не можешь заткнуться секунд хотя бы на пять?

У Кевина горели мочки ушей, как будто кто-то тушил об них сигареты. То же самое происходило со щеками. Он провел по кустам лучом фонаря. А может, Ник прав, и все это пустая трата времени? Они здесь занимаются черт-те чем в ночь на четверг, в пронизывающем холоде, ноябрь месяц, и только потому, что какой-то вонючий малолетний засранец решил, что будет очень даже прикольно сообщить, что он обнаружил труп женщины на обочине дороги.

– А он и никакой не супергерой, а просто извращенец. И красавчик сладенький. Quod erat demonstrandum.

Каждый год сто пятьдесят тысяч человек получают инсульт – почему бы Нику не оказаться среди них? Прямо сейчас. Неужели это такая большая просьба?

Волосатый мерзавец закончил скрести бороду и показал на что-то указательным пальцем:

– Смотри, смотри, здесь кому-то очень сильно повезло. Целая куча гондонов… – Ткнул носком ботинка, разворошил. – Французские, с пупырышками, если с первого раза…

– Заткнись, а? – Кевин грызет кожу на указательном пальце, дыхание изо рта затуманивает стекла очков. – Тот, кто звонил… говорили… что было сказано?

Ник шмыгает носом.

– Женщина, лет двадцати пяти – тридцати, возможно внутреннее кровотечение, резус-фактор отрицательный.

Дорожное покрытие хрустит под ногами Кевина, когда он обходит вокруг автобусной остановки.

– Им-то откуда такое знать-то?

– Что она где-то здесь? Наверное…

– Да нет же, придурок, – перебивает Кевин. – Откуда что у нее резус-фактор?.. – Кевин замирает. За автобусной остановкой что-то лежит, вроде как человеческое тело.

Наклоняется. Нога скользнула по обледеневшему асфальту. Всего лишь кусок ковра, на нем поблекший рисунок в виде зелено-желтых кругов, весь покрыт темными пятнами. Выбросил, видно, какой-нибудь грязный ублюдок, которому не хватило мозгов донести эту дрянь до мусорной свалки. И что в наши дни с народом происходит?

Похоже на…

Трава примята, будто тянули что-то тяжелое.

О господи…

– А этот Супермен!

Кевину сдавило горло. Он сделал еще одну попытку:

– Ник…

– Вот я и говорю, какой извращенец натянет на себя синие лосины…

– Ник, тащи аптечку.

– …а сверху ярко-красные трусы? Это вроде как «Смотрите на мою промежность, я – Человек-из-Стали!» И еще, он быстрее…

– Тащи аптечку!

– …быстрее пули. И все, что еще нужно женщине…

– ТАЩИ СЮДА ЭТУ ЧЕРТОВУ АПТЕЧКУ! – Кевин побежал, поскальзываясь на траве рядом с автобусной остановкой, прорываясь сквозь стебли засохшей крапивы – по следу.

Она лежала на спине, одна нога подвернута, ступня другой вымазана грязью. Белая ночная рубашка задрана до бедер, на ткани, обтягивающей вздувшийся живот, отпечатался желтый крест. Живот обезображен чем-то, что было зашито внутрь. По ночнушке там и здесь расцветали красные пятна, словно алые маки, потемневшие и расползшиеся.

Лицо бледное, как китайский фарфор. Проступившие веснушки темнеют, как засохшие пятна крови. Ярко-рыжие волосы разметались по остекленевшей от инея траве. На шее блестит золотая цепочка.

Пальцы дрожат.

Она жива…

 

2

Стена ударила меня между лопаток, потом проделала то же самое с моим затылком. Взрыв желтого света. Глухое бам где-то внутри черепа. Из горла вырвался хрип. Затем бывший детектив-сержант О’Нил снова ударил меня кулаком в живот.

Внутри разбилось стекло, оно рвало и резало на куски мои внутренности.

Другой кулак отбросил в сторону мою звенящую голову, и по щеке растекся обжигающий огонь. Только теперь это не О’Нил, но такой же крепкий его приятель – бывший констебль Тейлор. Должно быть, эта парочка во время отсидки большую часть срока провела в тюремном спортзале. Только это могло объяснить способность бить так чертовски сильно.

Еще один удар в живот, распластавший меня по стене коридора.

Я ударил правой, костяшки взвыли от боли, врезаясь в нос О’Нила. Расплющили его, отбросили безобразную клинообразную голову назад. В воздухе повисла ярко-красная дуга, и громадный ублюдок, спотыкаясь, отлетел в сторону.

Нормально. Один хоть и не отрубился, но на какое-то время заблокирован. Пары секунд хватит…

Резкий удар локтем, прямо в громадную круглую морду Тейлора. Но он, сука, быстрый. Быстрее, чем кто-нибудь таких же размеров. Мой локоть с хрустом врезался в стену.

Его кулак снова достал меня в щеку.

БАМ – моя голова ударилась о стену. Еще раз.

На этот раз мой кулак влетел прямо ему в пасть, сустав пронзило электрическим разрядом в месте соприкосновения с верхней губой и зубами. Ярко-красные брызги разлетелись по грязному коридору, капали на грудь выданной еще в тюрьме рубашки, расцветая на серой материи, словно маленькие красные цветы.

Он попятился назад. Сплюнул пару белых кусочков. Провел рукой по рту, размазывая кровь. Слова, мокрые и шепелявые, просочились сквозь дырки от выбитых зубов.

– Ну все, теперь ты покойник…

– Вы что, правда думаете, что двоих на одного достаточно? – Я сжал правую руку в кулак. Суставы пронзила резкая боль, и они завопили. Каждое движение – как будто кто-то вонзает раскаленные иглы через хрящи прямо в кость.

О’Нил взревел. Бросился на меня. Лицо – растекшееся черно-красное месиво.

ХРЯСЬ.

Я снова ударился о стену, и весь воздух вышел из тела одним агонизирующим стоном. Кулак в лицо. Глаза закрыла мутная пелена.

Удар правой. Промахнулся.

Еще раз.

О’Нил нанес еще один удар, и в моей голове взвыл хор стервятников.

Поморгал.

Стоять прямо. Нельзя позволить им уложить тебя.

Обхватил ладонью его лицо и изо всей силы вдавил большой палец в то, что осталось от носа. Плюнул в теплое склизкое месиво.

Он завопил.

Затем наступила моя очередь. Тейлор изо всей силы опустил свой громадный башмак на подъем моей правой ступни. Внутри что-то разорвалось. Рубцовая ткань отделилась от кости. Стягивающие рану стежки разошлись, обнажая дырку от входа пули. И все планы остаться стоять в вертикальном положении исчезли в волне жесткой, разрывающей горло агонии.

Как будто в ногу снова попала пуля.

Правая нога подломилась. Гранитного цвета пол бросился прямо мне в лицо, раскрывая объятия.

Надо свернуться в клубок, защитить жизненно важные органы, закрыть голову…

Ноги и кулаки замолотили меня по бедрам, по плечам, по спине. Пинали, били, топтали.

Потом – темнота.

…

– …он не… …с чем?…

– чертов ммм… де, ну…

…

– …от, он вроде приходит в се…

Резкий шлепок по щеке.

Моргнул.

Моргнул.

Кашлянул… Как будто кто-то кувалдой врезал мне по ребрам, и с каждым вздохом все хуже и хуже.

О’Нил стоял, склонившись надо мной, и ухмылялся вымазанным в крови лицом, нос свернут в левую сторону. Голос гнусавый, как будто озвучивает рекламу средства от насморка.

– Просыпайся, принцесса. Ты, наверное, и не надеялся снова меня увидеть, а?

Тейлор поднес к уху мобильный телефон, кивнул, проверяя языком дырки от выбитых зубов.

– Да, сейчас включу голосовую связь…

Нажал на какую-то кнопку, направил экран на меня.

Модный новенький мобильник. В тюрьме явно не разрешалось иметь такие.

Экран мигнул, переходя от размытой яркости к крупному изображению лица с размазанными чертами лица. Затем тот, кто был на экране, отодвинулся назад, и картинка сфокусировалась.

Миссис Керриган. Каштановые волосы собраны в пучок на макушке, на корнях волос кое-где проступает седина. Сморщенная мордочка с ярко-красными губами и острыми маленькими зубками. Надела очки, улыбнулась:

– Ах, мистер Хендерсон… Или мне лучше называть вас заключенный Хендерсон?

Я открыл было рот, но О’Нил снова поставил свою лапу на подъем моей ноги и нажал. В кожу впились осколки раскаленного стекла, превращая слова в визгливое шипение воздуха сквозь стиснутые зубы.

– Вот так вот это работает, знаете ли. Мистер Тейлор и мистер О’Нил, которые находятся рядом с вами, будут время от времени наносить вам небольшие дружеские визиты и выбивать из вас дерьмо в лечебных целях. И каждый раз, когда после их визита вы, например, соберетесь на осмотр к врачу, ну, вы понимаете, это в том смысле, что вы вдруг решите вытащить свою несчастную задницу на улицу, – знаете, что будет? Каждый раз, когда это будет происходить, они будут встречать вас и избивать. А потом будут говорить всем, что это именно вы затеяли драку.

Ухмылка О’Нила стала еще шире, из угла рта зазмеилась струйка кровавой слюны.

– Ага, каждый раз.

– Именно это ты получишь, мерзкий кусок дерьма, за то, что сунул свою пушку мне в лицо. Ты теперь мой любимый проект, и я намерена иметь тебя до тех пор, пока мне это не надоест. А потом я тебя убью. – Она наклонилась вперед, изображение снова размазалось, а потом весь экран мобильника заполнил ее красный рот. – Но ты не бойся, это не будет так быстро. Я буду трахать тебя долго-долго.

 

3

– Как это ни печально, но мы продолжаем наблюдать весьма прискорбный уровень жесткой физической силы, применяемой мистером Хендерсоном. – Доктор Олтрингхэм побарабанил костяшками пальцев по столу, словно это была крышка гроба. Сморгнул серую пленку с глаз. Поправил очки. – Лично я не могу рекомендовать освобождение на эту дату. Он представляет собой очевидную и постоянную угрозу добропорядочным членам нашего общества.

Продолжалось это уже минут двадцать, а я все еще не встал со своего стула, не дохромал до того места, где он сидел, и не вышиб ему мозги своей тростью. Что могло бы считаться весьма хорошим признаком, особенно если принять во внимание то, насколько «опасен» я был. Возможно, все дело было в успокаивающем влиянии, оказываемым офицером Барбарой Кроуфорд? Она стояла за моим правым плечом, возвышаясь надо мной, сидевшем на хлипком оранжевом пластиковом стуле, толстая связка ключей болталась в дюйме от моего уха.

Размерами Бабз была с хороший двухкамерный холодильник. Из-под рукавов рубахи выглядывали татуировки, обвивая запястья и заканчиваясь на тыльной стороне мясистых рук. Колючая проволока, языки огня. На костяшках одной руки – «В.Е.Р.А», на другой – «С.И.Л.А». Коротко остриженные волосы, мелированные на концах, щетинились в разные стороны. Очень стильно.

Мебель была расставлена как обычно. В центре комнаты большой стол, напротив него – стул. Я с Бабз по одну сторону, все остальные – по другую. Два психиатра. Один потрепанный социальный работник в квадратных очках. И заместитель начальника тюрьмы, в прикиде, будто собралась на похороны. И все обсуждали меня – так, будто меня и рядом не стояло. Я мог бы спокойно остаться в камере и не париться.

Все мы прекрасно понимали, что ответ будет один: в освобождении отказано.

Я сидел на стуле, наклонившись вперед, ребра скрипели от вчерашней драки. Раз за разом, с точностью часового механизма. Менялся разве что состав исполнителей и место действия. О’Нила четыре месяца назад пырнули заточкой в душе. Тейлор освободился, отсидев всего половину срока. Потом была еще одна парочка неандертальцев, подловивших меня в укромном месте и передавших «послание» от миссис Керриган. А после них были еще двое.

И, что бы я ни делал, кончалось все одинаково – я оказывался здесь, отметеленный, весь покрытый синяками.

В освобождении отказано.

Умудрился отследить парня, который заменил О’Нила. Подловил его в тюремной прачечной. Сломал ему обе руки, левую ногу, выбил все пальцы, которые есть на теле, и челюсть. Но миссис Керриган нашла кого-то ему в за мену, и мне во внеочередной раз, не по графику, надрали задницу.

Заместитель начальника тюрьмы и психиатры могли проводить столько заседаний, сколько им заблагорассудится, – единственным способом покинуть это место был пластиковый мешок для трупов.

Закрыл глаза. Гори оно все синим пламенем.

Никогда мне отсюда не выбраться.

Трость, зажатая в пальцах, становилась все холоднее.

Надо было прикончить миссис Керриган, когда была возможность. Схватить руками за горло и вытрясти ее гнилую душонку. Глаза из орбит выкатываются, язык черный, разбухший, пальцы царапают мне руки, а я все сжимаю руки, сжимаю… А она задыхается, грудь пытается схватить глоток воздуха, а его-то и нет…

Так нет же. Не смог этого сделать. Нужно было играть в хорошего парня. Идиот чертов.

И куда это все меня завело? Так и застряну здесь до тех пор, пока ей все это не надоест и она не наймет кого-нибудь, чтобы перерезал мне горло. Или пырнут меня в почку самодельной заточкой, отшлифованной на стене тюремной камеры и вымазанной в дерьме, чтобы получилась прекрасная инфицированная рана. Вроде как у меня случилась потеря крови.

И никаких тебе больше заседаний – так, небольшое путешествие в тюремную больничку, а оттуда в морг.

И не нужно будет сидеть здесь, слушать вранье Олтрингхэма, который будет рассказывать всем и каждому, какой я жестокий и опасный…

Пробежал пальцами по трости, дошел до рукоятки. Крепко за нее ухватился. Выпрямился.

Пора начать соответствовать ожиданиям и слегка изменить выражение чопорной лживой физиономии. Смогу хорошенько его отделать, пока меня не оттащат. Все равно терять нечего. По крайней мере, получу хоть какое-нибудь удовлетворение от…

Рука Бабз опустилась мне на плечо, и негромкий голос, который можно было принять за шепот, произнес:

– Даже не думай.

Логично.

Снова сгорбился.

– Я не говорю об убийстве его брата. Я говорю вот об этом. – Олтрингхэм взял со стола лист бумаги и помахал им перед собой. – За прошедшие восемнадцать месяцев он избил и серьезно покалечил семнадцать заключенных. Каждый раз, когда заходит речь о его освобождении, он на кого-нибудь нападает.

– Но ведь это уже закончилось, не так…

– Вот, например, вчера одному сломал нос, а другому выбил челюсть! – Олтрингхэм снова постучал по крышке гроба. – Разве так должен вести себя тот, кого мы собираемся выпустить на свободу, по отношению к ничего не подозревающему обществу?

Ну да, я получил пару хороших ударов, прежде чем они загнали меня в угол. Ржали и ухмылялись. Позволили мне броситься на них, чтобы удобнее было написать официальную жалобу об избиении. А что мне было делать? Тупо стоять и ждать? Даже после такого…

Элис покачала головой:

– Вряд ли вина мистера Хендерсона заключается в том, что на него постоянно нападают. Если бы тюремные власти проводили соответствующую работу по взаимодействию между заключенными, тогда, возможно, ему бы не приходилось все время защищать себя.

Заместитель начальника тюрьмы прищурилась:

– Я отвергаю любые обвинения в том, что наше пенитенциарное учреждение не выполняет свои обязанности, касающиеся безопасности заключенных.

Олтрингхэм выдохнул:

– Никто не находится в безопасности, когда это касается мистера Хендерсона. Он патологически неспособен к…

– Речь идет сейчас совсем не об этом, здесь прослеживается явный паттерн нападений на мистера Хендерсона, которые…

– Да, и этот паттерн – личность, стремящаяся к саморазрушению! И здесь нет ничего более примитивного, чем простейшая необходимость наказать себя из-за чувства вины выжившего. Это не заговор, это элементарная психология, и если бы вы могли отказаться от своих прошлых пристрастий, вы бы прекрасно это поняли.

Элис ткнула Олтрингхэма пальцем в плечо:

– Прошу прощения! Вы намекаете на то, что я не в состоянии…

Заместитель начальника тюрьмы грохнула о стол лежавшей перед ней папкой:

– Хорошо, этого вполне достаточно! – Взглянула на Элис, потом повернулась и посмотрела на Олтрингхэма. – Мы собрались здесь как профессионалы, чтобы обсудить либо освобождение мистера Хендерсона, либо пролонгацию его заключения. А не орать и не ссориться, как дети малые. Итак, продолжим. – Она вытянула вперед руку. – Доктор Макдональд, ваш отчет готов?

Элис протянула ей пачку листов в кожаной папке.

Заместитель начальника тюрьмы хмуро посмотрела на папку и положила перед собой.

– Доктор Олтрингхэм?

Он передал ей свою папку, и она точно так же некоторое время хмуро смотрела на нее.

Офицер Бабз склонилась надо мной, голос тот же самый – почти шепот:

– Как твой артрит?

Сжал в кулак правую руку. Костяшки распухли, в царапинах. Это после того, как они поработали над челюстью бывшего детектива-инспектора Грэхема Ламли.

– Оно того стоило.

– Я тебе все время говорю – работай локтями или бей по мягким местам.

– Да он…

Заместитель начальника тюрьмы положила отчет Олтрингхэма на отчет Элис, подровняла.

– Мистер Хендерсон, после тщательного рассмотрения…

– Не беспокойтесь. – Я еще ниже склонился на своем пластиковом стуле. – Мы все прекрасно знаем, чем это кончится, так почему бы вам не сократить свой монолог в той части, где вы снова отсылаете меня в камеру?

– Итак, после тщательного рассмотрения вашего дела, мистер Хендерсон, а также изучив все свидетельские показания и экспертные заключения, я пришла к выводу, что продолжающееся насилие с вашей стороны ведет к необходимости продлить заключение в нашем пенитенциарном учреждении до тех пор, пока не будет проведено полное расследование случившихся вчера неприятных событий.

Ну что, все как обычно.

Так и застряну здесь до тех пор, пока миссис Керриган не надоест и она не прикончит меня.

 

4

– …как только получим больше информации с места происшествия, чем мы имеем на настоящий момент. А сейчас – Эдинбург. Семья пропавшей шестилетней Стейси Гурдон выступила с обращением, умоляя похитителей вернуть ее останки…

Телевизор в комнате отдыха, висевший высоко на стене, был заперт в своей собственной крошечной клетке, как будто тюремное начальство полагало, что он тоже планирует побег, как и все остальные заключенные.

Бывший детектив-суперинтендант Лен Мюррей взял пластиковый стул, поставил его рядом с моим. Устроился на нем, улыбка перекосила робингудовскую седую бородку. Пучки света от флуоресцентных ламп блестели на лысой голове и небольших круглых очках. Большой человек с громким гортанным голосом.

– Надо тебе было ее прикончить. Ты это понимаешь, не так ли?

Заключенная в своей собственной одиночной камере женщина в телевизоре мрачно кивнула.

– Испачканное в крови платье Стейси Гурдон и ее кроссовки были найдены полицейскими в процессе прочесывания лесистой местности в Корсторфайне…

Я уставился на него:

– Тебе что, делать больше нечего?

– Эш, эта мерзкая сука хочет оставить тебя здесь до тех пор, пока ты не сдохнешь. Пришлет кого-нибудь, чтобы сделать это для нее. Время заставляет тебя работать на опережение. Ты что думаешь, у тебя есть еще четыре года на то, чтобы сидеть здесь? Тогда придумай себе хобби. Займись резьбой по дереву. Или испанский учи.

Картинка в телевизоре сменилась, и на экране появился обветшалый дом, расположенный в замусоренном районе, застроенном муниципальными многоэтажками. Толпа репортеров давилась за лучшие места для съемки. В этот самый момент входная дверь отворилась, и из нее выглянула худая женщина с мертвыми глазами и трясущимися пальцами. За ее плечом, едва заметный, стоял жирный мужик – налитые кровью глаза, шмыгающий нос и закушенная нижняя губа.

Женщина откашлялась. Опустила взгляд на свои трясущиеся руки:

– Мы… – Еще одна попытка. – Мы просто хотим, чтобы ее вернули. Хотим похоронить ее. Хотим иметь возможность попрощаться с ней…

Лен наклонился и положил руку мне на плечо. Сжал:

– Я знаю пару парней, которые сделают работу всего за пару тысяч.

Я удивленно вздернул бровь:

– Они что, готовы наехать на самого Энди Инглиса за несчастных две тысячи фунтов? С ума сошел?

– Они не местные. К тому же им все равно из страны нужно выбраться. Да и вообще, кто об этом узнает?

– …пожалуйста, она же наша маленькая девочка… Стейси была всем для ее отца и для меня…

– Я бы узнал.

Отдать это в руки паре каких-то идиотов? Вообще без вариантов. Если миссис Керриган умрет, то только от моих рук, сомкнувшихся на ее горле. А я все сжимаю, сжимаю…

Если, конечно, предположить, что я хоть когда-нибудь отсюда выберусь.

Я повернулся спиной к экрану телевизора, где мама Стейси сотрясалась в рыданиях, каждый всплеск которых сопровождался стробоскопом вспышек фотографических камер.

На экране телевизора снова телевизионная студия.

– …обладаете какой-либо информацией, позвоните, пожалуйста, по телефонному номеру, расположенному в нижней части экрана. – Диктор перетасовала лежавшие перед ней бумаги. – Полиция Олдкасла подтвердила, что тело женщины, обнаруженное вчера рано утром на пустыре за городским районом Блэквол Хилл, принадлежит Клэр Янг, педиатрической медсестре каслхиллской больницы…

Лен покачал головой:

– Видишь ли, в чем дело… Ты полагаешь, что месть должна быть делом исключительно личным. Ты так и не научился передавать ее исполнение кому-то другому.

– А я и не хочу, чтобы эту суку…

– Какая разница, кто это сделал, если она мертва? – Покачал головой. Вздохнул. – Если ты здесь застрянешь, то не сможешь ее убить. А выйти отсюда ты не сможешь до тех пор, пока ее не убьют. Уловка двадцать два. А всего за две штуки ты сможешь разобраться с этим делом. – Лен вскинул воображаемый дробовик, передернул затвор и выстрелил диктору в лицо. – Подумай об этом.

– Ну да, две штуки фунтов мне просто дыру в кармане прожигают.

– …обращается к сознательности журналистского сообщества уважать право ее семьи на частную жизнь…

Да пошло оно все.

– Так всегда же можно в долг взять?

– Именно так я и вляпался в это дерьмо в первый раз.

Дверь в комнату отдыха распахнулась, и грубый голос перекрыл звук телевизора:

– Хендерсон!

Я повернулся – это была офицер Бабз. Вздернула вверх большой палец:

– К тебе посетитель.

В комнату неторопливо вошел мужчина в кожаной коричневой куртке, руки в карманах. Он был по меньшей мере на голову ниже Бабз, волосатый, с густыми баками.

Профланировав по комнате, встал между мной и телевизором.

– А сейчас спортивные новости с Бобби Томпсоном…

Волосатый Мальчишка улыбнулся:

– Так-так-так, значит, вы и есть тот самый детектив Хендерсон, о котором я так много слышал? – Акцент был явно шотландский, но почти неразличимый, как будто он на самом деле явился из ниоткуда. – Ну что… расскажите мне о Грэхеме Ламли и Джейми Смите.

– Без комментариев.

У него за плечом возникла офицер Бабз, превращая его в карлика.

– Детектив-суперинтендант Джейкобсон интересуется, что тут рядом с прачечной произошло пару недель назад. Не будь идиотом – сотрудничай.

Да, конечно.

– Целый детектив-суперинтендант? Расследует драку в тюремном коридоре? Ваша квалификация не слишком высока для этой работы?

Джейкобсон, склонив голову набок, уставился на меня. Осмотрел снизу доверху, как будто собирался пригласить на танец.

– В рапорте говорится, что вы напали на них. Кричали, ругались и плакали, словно… Подождите-ка, позвольте мне прямо по тексту, чтобы не ошибиться. – Вытащил черный полицейский блокнот. Открыл, полистал. – «Как большой такой слюнтяй, сбежавший из дурки». У этого Грэхема Ламли неплохой слог, вам так не кажется?

Лен скрестил руки на большой бочкообразной груди:

– Ламли и Смит – лживые ублюдки.

Джейкобсон послал в его сторону радостную сияющую улыбку:

– Леннокс Мюррей, не так ли? Бывший шеф криминального отдела полиции Олдкасла. Восемнадцать лет за насильственное похищение, пытки и убийство Филиппа Скиннера. Благодарю за выступление, но мне бы хотелось услышать, что сам мистер Хендерсон думает по этому поводу. Вы не возражаете? Ну и вот и прекрасно.

Я скопировал Лена, уселся, скрестив руки на груди и положив ногу на ногу:

– Они – лживые ублюдки.

Джейкобсон подтянул к себе стул, уселся. Подвинул стул вперед на пару футов, его колени почти коснулись моих. Пахнуло химической вонью дешевого лосьона после бритья.

– Эш… Я ведь могу называть вас Эш, не так ли? Эш, местный главный психолог сказал мне, что вы являетесь личностью, склонной к саморазрушению. Что вы всякий раз вредите себе, затевая драку, перед тем как вам идти на очередное собеседование.

В ответ он получил молчание. Джейкобсон пожал плечами:

– Конечно, доктор Олтрингхэм немного смахивает на идиота, но так уж вам повезло. – Он поднял указательный палец и ткнул им себе за плечо, в сторону висящего на стене телевизора. – Видели историю о медицинской сестре, которую нашли мертвой за Блэквол Хилл?

– А в чем там дело?

– Медицинская сестра, мертвая. Тело обнаружили где-то на задворках. Ну что, звоночек не зазвенел?

Я хмуро взглянул на него:

– Вы имеете хотя бы малейшее представление о том, сколько медицинских сестер пропадает в Олдкасле каждый год? Этим несчастным коровам нужно выплачивать надбавку за опасную работу.

– Смит и Ламли неплохо над вами поработали, а? Да, и рана на щеке, и сломанный нос, но мне кажется, что главные повреждения на бедрах и торсе, правильно? Там, где не видно? – Еще раз пожал плечами. – Если вы, конечно, не разденетесь.

– Я весьма польщен, но вы явно не в моем вкусе.

– Клэр Янг. Двадцать четыре года, брюнетка, рост около ста семидесяти сантиметров, вес семьдесят два килограмма. Хорошенькая, ширококостная такая. – Провел руками над своими бедрами. – Ну, вы понимаете, бедра широкие, хорошо для рождения ребенка.

Я взглянул на Бабз:

– Тебе никогда не хотелось сделать карьеру в качестве работника здравоохранения? Там бы тебя точно никто не обскакал.

Улыбнулась в ответ:

– Пусть бы только попробовали.

Джейкобсон поднялся со стула:

– А теперь я бы хотел взглянуть на камеру мистера Хендерсона.

* * *

Камера была не так чтобы очень большая – пара шконок вдоль стен, и больше ничего. Протяни руку, и сразу коснешься выкрашенной в грязно-серый цвет стены. Небольшой стол в дальнем конце, стул, раковина, в другом конце – отгороженное местечко для параши. С точки зрения начальства, достаточно вместительное пространство для двух половозрелых мужчин, чтобы провести совместно четыре года своей жизни.

Или для одного вполне взрослого мужика, который совсем не хочет делить эту камеру с кем-либо. Довольно забавно, но все соседи почему-то оказывались склонными к несчастным случаям. Все время падали и ломали себе что-нибудь. Руки, ноги, носы, яйца отбивали…

Офицер Бабз заполнила собой дверной проем. Руки скрещены на груди, ноги на ширине плеч, лицо словно вырублено из гранитного камня. Джейкобсон же, сделав пару шагов, остановился в центре камеры и воздел вверх руки, словно собрался благословить ее:

– Дом, милый дом.

Затем он повернулся и протиснулся к столу, пытаясь разглядеть прилепленную к стене фотографию. Ребекка и Кети на абердинском пляже улыбаются в камеру, а на заднем плане сияет Северное море. Поверх оранжевых купальных костюмов школьные свитера. На песке игрушечные ведра и лопатки. Кети четыре, Ребекке – девять.

Одиннадцать лет и две жизни тому назад.

Его голова склонилась на мгновение.

– Очень жаль было услышать о ваших дочерях.

Да, всем жаль.

– Наверное, это не так просто – горевать по ним, пока сидишь здесь. По обвинению в убийстве брата. Да еще когда из тебя регулярно дерьмо выбивают…

– Что на это указывает?

Он сунул руку в свою кожаную куртку, вытащил экземпляр Касл Ньюз энд Пост. Бросил на нижнюю койку:

– С прошлой недели.

Фотография занимала большую часть первой страницы. Крупным планом толстое женское лицо, обрамленное рыжими кудрями, густая россыпь веснушек на носу и по щекам, словно шотландская боевая раскраска. Пара фотографов отражалась в солнцезащитных очках, блеск вспышек фотографических камер. Рука поднята вверх, как будто она пыталась загородить свое лицо от объективов, но не смогла вовремя это сделать.

Над фотографиями большими заглавными буквами растянулся заголовок. «РОЖДЕСТВЕНСКОЕ ЧУДО! ЖЕРТВУ ПОТРОШИТЕЛЯ ОЖИДАЕТ РАДОСТЬ МАТЕРИНСТВА.

Господь Всемогущий, вот это, что называется, выстрел из прошлого.

Повесил трость на раму койки, сел на матрас. Взял в руки газету.

ЭКСКЛЮЗИВ

Пятая жертва Потрошителя, Лора Страхан (37), получила потрясающее известие. Через восемь лет после того, как она стала первой женщиной, выжившей после нападения на нее психопата-извращенца, убившего четырех женщин и искалечившего еще троих, мужественная Лора ожидает рождения первенца.

Врачи полагали, что она никогда не сможет зачать ребенка после тех ранений, которые она получила, когда Потрошитель вспорол ей живот, засунул внутрь игрушечную куклу и зашил. Источник в каслхиллской больнице сказал: «Это просто чудо. Она никогда бы не смогла выносить ребенка к установленному сроку. Я очень рад за нее».

И что еще лучше, это будет настоящим рождественским подарком для Лоры и ее мужа, Кристофера Ирвина (32).

Читайте весь текст на стр. 4

Перелистнул на четвертую страницу.

– Кажется, у нее внутри все было изрезано.

– Вы вели официальное расследование.

Бегло просмотрел оставшуюся часть статьи. Фактов мало, разбавлено высказываниями друзей Лоры Страхан и игрой – кто первым угадает имя младенца? Ничего от самой Лоры или будущего отца.

– Они что, даже с семьей не поговорили?

Джейкобсон прислонился к столу:

– Ее муж врезал фотографу и пообещал засунуть камеру в зад репортеру.

Я сложил газету и положил рядом с собой:

– Молодец.

– Потребовалось целых два года восстановительных хирургических операций и лечения от бесплодия, но теперь она на седьмом месяце с небольшим. Должна родить в последнюю неделю декабря. Какой-то исключительно честный член журналистского сообщества получил доступ к ее медицинской карте.

– Это весьма душещипательная история победы, одержанной над превратностями судьбы, но только я не понимаю, каким боком это имеет отношение ко мне.

– Вы позволили ему уйти, Потрошителю…

У меня спина напряглась. Руки сжались в кулаки, костяшки пронзила боль. Процедил сквозь стиснутые зубы:

– Скажи это еще раз.

Офицер Бабз покачала головой, голос низкий и угрожающий:

– А ну-ка, полегче…

– Вы были последним, кто видел его. Вы его преследовали – и упустили.

– У меня не было выбора.

Уголки губ Джейкобсона поползли вверх.

– Что, все еще гложет?

Лора Страхан с гримасой на лице смотрела на меня с первой полосы газеты.

Я отвел взгляд:

– Не больше, чем кто-либо другой, кого мы не смогли поймать.

– Он убил четырех женщин. Потом была Лора Страхан, она выжила. Потом Мэри Джордан. А если бы вы поймали его, когда у вас была возможность… Ну, вам просто очень повезло, что он всего лишь искалечил еще одну женщину, перед тем как исчезнуть.

Да, конечно, Везунчик – это просто мое второе имя.

Джейкобсон засунул руки под мышки, покачался на каблуках.

– Вы когда-нибудь интересовались, почему он это сделал? Восемь лет прошло – и все тихо. Где он был все это время?

– За границей, в тюрьме или умер. – Я разжал кулаки, скрестил руки на груди. Суставы горели огнем. – Послушайте, мы закончили? А то у меня другие дела есть.

– А, ты еще не догадываешься. – Джейкобсон повернулся к офицеру Бабз. – Я его забираю. Навесьте на него монитор, и пусть вещи собирает. Машина нас ждет.

– Что?

– Мы еще не сделали официального заявления, но у медицинской сестры, которую вчера нашли мертвой, во внутренностях был зашит игрушечный младенец. Он вернулся.

Я снова сжал руки в кулаки.

 

5

Холодный ветер, схватив в охапку гость пустых пакетов от чипсов, закружил их в танце по неосвещенной парковке. Прежде чем исчезнуть в ночи, маринованный лук и креветочный коктейль сплясали в паре метров над асфальтом шотландскую кадриль.

Джейкобсон провел меня сквозь ряды машин к большому черному «рэнджроверу» с затемненными стеклами. Открыл заднюю дверь, слегка склонил голову:

– Экипаж ждет вас.

Бормотало радио. Голос в стиле диктора Би-би-си поплыл по холодному ночному воздуху.

– …четвертый день осады в Иглесиа де ла Асойя, в ла Асойя, Испания. Полиция Картахены подтвердила, что был убит один из заложников…

Я забрался внутрь, бросив под ноги черный пластиковый пакет со своими более чем скромными пожитками. Задержался, чтобы поскрести лодыжку на левой ноге, там, где висел браслет с монитором.

– …тремя вооруженными мужчинами под видом молящихся, со свечами в руках…

За рулем сидел полицейский-констебль в униформе. Его глаза мелькнули в зеркале заднего вида, проверяя меня. Джейкобсон забрался на переднее пассажирское сиденье.

– …доведя число погибших до шести…

Джейкобсон выключил радио.

– Эш, это констебль Купер. Один из ваших. Хэмиш, поприветствуйте мистера Хендерсона.

Констебль повернулся на водительском кресле. Худой, с длинным крючковатым носом, волосы подстрижены так коротко, что выглядят почти как модная трехдневная щетина. Кивнул:

– Сэр.

Давненько меня так никто не называл. Даже кислорожий придурок вроде Купера.

Джейкобсон накинул ремень безопасности:

– Слушай, Эш, я скажу тебе то же самое, что я сказал Хемишу, когда его отрядили к нам. Мне наплевать, какой у тебя послужной список и история отношений с приятелями из полиции Олдкасла. Ты докладываешь мне, только мне и никому больше. Если я только запах учую, что ты треплешься с кем-нибудь из них, ты вернешься обратно в то самое место, где я тебя нашел. Это не веселье, не возможность навредить или личная популярность, это командная работа, и, ради всего святого, отнесись к этому серьезно. – Улыбнулся. – Добро пожаловать в операцию «Тигровый бальзам». – Протянул руку в промежуток между двумя передними креслами, ткнул Купера указательным пальцем в плечо: – Поехали. И если не успеем к восьми, огребешь по-полной.

Констебль аккуратно вывел «рэнджровер» с тюремной парковки и выехал на улицу. Я повернулся, чтобы увидеть, как здание тюрьмы исчезает в тонированном заднем стекле машины. Все. Свободен. Больше никаких собеседований. Никаких случайных избиений.

Никаких больше решеток.

Вот тебе и Уловка-22, про которую Лен говорил.

Мои руки на ее горле, сжимаются, сжимаются…

Поймал себя на желании ухмыльнуться, стер усмешку, прежде чем она расползлась по всему лицу. Поудобнее устроился в кресле:

– И что, меня восстанавливают?

Джейкобсон не то усмехнулся, не то фыркнул:

– С твоим послужным списком? Без вариантов. В Шотландии ни одного полицейского подразделения не найдется, которое осмелится к тебе хоть палкой прикоснуться. Ты вышел на свободу только потому, что полезен мне. Работай хорошо, помоги поймать Потрошителя, и я сделаю так, чтобы твое освобождение стало постоянным. Но если облажаешься или что-нибудь пойдет не так – любой признак того, что не выкладываешься на сто и десять процентов, – и я выброшу тебя, как радиоактивный мусор.

Очень мило.

Он открыл бардачок и вынул из него картонную папку, протянул мне. Купер в это время уже проехал по кольцевой развязке и выехал на тихую проселочную дорогу, в конце которой светились огни города.

– Условия освобождения?

– Дело Клэр Янг. Прочитай. Будет неплохо, если управишься до приезда в Олдкасл.

Это можно. Я готов на что угодно согласиться, если это даст мне возможность свалить из тюрьмы и добраться до миссис Керриган…

Открыл папку. Внутри свидетельские показания, несколько фотографий с места преступления.

– А где отчет о вскрытии? Документы от криминалистов – вещдоки, отпечатки пальцев, ДНК, это все где?

– А, это… – сделал рукой неопределенно-кругообразный жест. – Тут все непросто. По причине возможной утечки информации мы не предоставляем доступ к этим документам.

– Не предоставляем? Почему? Мы что, совсем больные?

– Просто просмотри документы. – Он отвернулся от меня и снова уставился вперед. Поерзал на кресле, устраиваясь удобнее, опустил спинку на пару делений. – И сделай это без особого шума. У меня пресс-конференция по возвращении – один из твоих сокамерников, идиот, слил информацию в Дейли Рекорд. Так что мне нужно слегка вздремнуть, для красоты.

Под колесами «рэнджровера» гудела А90, в пассажирском кресле рокотал Джейкобсон – рот разинут, в свете ламп приборной доски сверкала полоска слюны. Констебль Купер, не отрываясь, смотрел вперед на дорогу, руки на руле в положении без десяти два. Взгляд в зеркало, сигнал, маневр.

За нами, далеко-далеко, гасли яркие огни Данди.

Картинка на фотографии с места преступления очень резкая, освещена яркой вспышкой фотографической камеры. На смятой простыне на спине лежит Клэр Янг, края простыни обернуты вокруг груди и ног. Одна рука согнута и засунута под голову, как будто она спит, только глаза открыты и безучастно смотрят в камеру. С левой стороны лица, у самого рта, небольшая опухоль. По правой щеке расползся кровоподтек размером с блюдце.

С левой стороны простыня скомкалась, выставляя наружу белую ночную рубашку. На ткани две пересекающиеся линии пятен в форме прописной латинской «Т». Распятие без Иисуса. Пятна черные, с желтовато-красным ободком. Под линиями пятен ночная рубашка вздувается, распираемая тем, что зашито внутри живота. Ладонь, крупным планом. В середине ладони что-то вроде следа от укуса, темно-бардовая дуга, прорезающая ладонь от среднего пальца до основания большого. Крови нет.

Снова стал читать свидетельские показания.

Женщина запарковала машину на опушке Хантерз Тикет, выпустила из багажного отсека лабрадора, пошла гулять. У нее бессонница, так что ничего необычного в том, что она выгуливает Франклина в три часа утра. Именно для этого она собаку и завела. Не очень-то хочется, чтобы на нее напал какой-нибудь извращенец. Но Франклин залаял, вырвался и рванул в кусты – и больше не возвращался. Стала пробираться за ним, еле нашла – он вцепился в ладонь вытянутой руки Клэр Янг.

Слегка запаниковала, потом набрала 999.

От матери Клэр Янг толку тоже было не очень много. Клэр была чудесной девочкой, все ее любили, была для них одна на белом свете, собой все комнаты в доме освещала… Практически то же самое, что говорят все понесшие утрату родители, когда их детей находят мертвыми. И никто никогда не жаловался на то, какими засранцами они были, или что они никогда не делали того, что им говорили делать. И как она спала с каким-то ублюдком по имени Ноа, а самой еще тринадцати не было. И что они вообще едва их понимали…

Я моргнул. Сделал длинный, с дрожью, выдох.

Отложил бумаги со свидетельскими показаниями.

Потом сунул их обратно в папку.

Похоже на него. Шрам в форме распятия, кукла, вшитая во внутренности, выброшенное на пустырь тело…

– Купер, а почему здесь нет ничего о месте похищения? Глаза констебля в зеркале заднего вида расширились.

– Шшшш!

– Да не будь ты таким придурком. Почему здесь нет никакой информации о том месте, где он ее похитил?

Голос из Купера выходил с шипением, как будто он сдувался, словно проколотый мяч.

– Не хочу старшего разбудить. Сидите тихо и не трепитесь, пока мы оба проблем не огребли.

Да неужели?

– Наберись храбрости.

– Вы что думаете, я не знаю, кто вы такой? Только потому, что вы свою карьеру в унитаз спустили, я не собираюсь…

– Отлично. – Я поднял трость, приставил резиновый наконечник к плечу Джейкобсона и ткнул пару раз. – Просыпаемся, просыпаемся.

– Чтттфффф?

Еще пара тычков.

– Почему нет никаких материалов о месте похищения?

Купер снова обрел голос, правда, на октаву выше обычного.

– Я пытался остановить его, сэр, я правда не хотел, я сказал ему вас не беспокоить.

– Ннгггхх… – Джейкобсон потер руками лицо. – Который час?

Я снова ткнул его резиновым наконечником трости и повторил вопрос.

Он обернулся ко мне, посмотрел в просвет между креслами, лицо красное и опухшее.

– Потому что его еще не обнаружили, вот почему, а теперь я могу…

– Еще один вопрос – кто нас преследует?

Его челюсть на секунду отвалилась. Затем он прищурил налитые кровью глаза и склонил голову набок:

– Преследует нас?

– Сзади, в трех машинах. Черный BMW, полноприводный. Едет за нами с Перта.

Он взглянул на Купера:

– Что, на самом деле?

– Я… Это…

– Давай на следующем повороте направо, на Хаппас.

Зеркало. Сигнал. Маневр. Купер встроил «рэнджровер» в поворот и остановился. Подождал, пока появится просвет в потоке машин, едущих в направлении Данди. Аккуратно повернул, пересек двойную полосу и выехал на проселочную дорогу. По обеим сторонам покрытого выбоинами асфальта рваными силуэтами в темноте поплыли назад деревья.

Джейкобсон обернулся, бросил взгляд через заднее стекло. Улыбнулся:

– Это все тюрьма. Паранойя дело такое… – Улыбка сошла с лица. Снова стал смотреть вперед. – Двигай дальше.

Опять через лес, сосны острые и молчаливые, потом замелькали голые поля, серо-черные в свете затянутой облаками луны. В промежутках между облаками мигали звезды. По сторонам дороги, словно кошачьи глаза, сверкали окна сельских домов.

Купер откашлялся.

– Они все еще там.

Я передал папку Джейкобсону.

– Конечно, они там. А куда им еще ехать? Мы же едем прямо, никуда не сворачиваем.

Снова перед машиной, возвышаясь, словно стена, выплыла тощая группка деревьев, потом опять пошли пустоши. Потом мимо фермерских полей, огороженных еще одной линией сосен, потом Купер свернул налево. Головные огни чужого автомобиля повернули вслед за нами. Потом резкий правый поворот.

Через крошечную деревушку, к перекрестку. У начальной школы налево. И снова в сторону А90. Едва миновали знак ограничения скорости, как Купер прижал педаль газа к полу, мотор «рэнджровера» взревел, размазывая серые поля в окнах автомобиля.

Ехавшая за нами машина сделала то же самое. Не отрываясь, шла за нами, стрелка спидометра подошла к восьмидесяти.

Я защелкнул ремень безопасности. Пусть Купер не обижается, но мне он напоминал двенадцатилетнего парнишку.

– Те, которые за нами, или вообще полные идиоты, или им наплевать, видим мы их или нет.

– Кхмм… – Джейкобсон снова поерзал в кресле. Устроился поудобнее. – В таком случае, это либо засранцы из специального криминального отдела, или полудурки из Олдкасла. Наверное, посоревноваться захотели.

Я бросил взгляд через плечо. Мы с ревом промчались по подземному тоннелю, резко свернули налево. Шины взвизгнули, зад машины замотало, потом выскочили на объездную, потом снова на главную и помчались на север.

Одна. Две. Три. Четыре. Пять. Шесть…

Огни фар выплыли у нас за спиной, заполняя промежуток между нами и тремя машинами сзади.

Какие-то непонятные ребята из криминального отдела, полиция Олдкасла, или что-то во много, много раз хуже.

* * *

Купер затормозил у обочины, напротив обшитого досками паба на восточной окраине Каузкиллина, в том самом месте, где район сливался с Касл Хилл.

Никаких признаков черного BMW.

– Теперь так, – Джейкобсон повернулся и направил на меня волосатый палец, – идешь внутрь и ждешь меня, пока этот чертов брифинг для прессы не закончится. Запомни, теперь ты в следственной группе, а не стоишь под душем рядом с каким-нибудь мохнатозадым насильником из Данкельда. Постарайся никого не бить.

Я открыл заднюю дверь и выбрался на тротуар. Правая нога чертовски болела, как будто кто-то ковырялся в кости кончиком раскаленного докрасна ножа. Вот что значит сидеть в одном и том же положении в течение двух часов в разогретой машине. Даже трость в руке стала тяжелее, чем обычно.

– А почему вы думаете, что я не сбегу?

Он опустил оконное стекло и подмигнул мне:

– Если по-правде, то все дело в честности, а еще в том, что в браслет на твоей лодыжке вмонтирован GPS-навигатор.

Открыл бардачок и вытащил небольшую пластиковую коробочку с антенной. Нажал на кнопку на матовой черной поверхности. Коробка пискнула.

– Вот, смотри, все работает. Или вот, к примеру, ты захочешь побаловаться с прибором, или он зарегистрирует расстояние больше чем в сто ярдов между тобой и приемником одного из твоих попечителей – тогда связь сразу обрывается.

– Попечителей?

Он сунул дистанционный пульт обратно в бардачок:

– Заходи внутрь, и все станет ясно.

Я закрыл дверь машины, проковылял пару шагов. Купер включил габаритные огни, отъехал от бордюра и скрылся в ночи. Оставив меня наедине с черным пластиковым мешком для мусора. И радиомонитором на лодыжке.

Сто ярдов.

А теперь, скажите мне, пожалуйста, что может меня остановить? Я, к примеру, войду внутрь, вырублю моего так называемого попечителя, вскрою чью-нибудь машину, суну его в багажник и поеду наносить поздний визит миссис Керриган, от которого даже у Джеффри Дамера могли бы случиться ночные кошмары. И пусть меня потом отправят в тюрьму на какой угодно срок. Мне уже будет все равно.

Как будто у меня здесь что-то осталось…

Я со скрипом наклонился, поднял свой мешок и перебросил через плечо.

Паб «Голова почтальона» угнездился между закрытым на ночь магазинчиком, торговавшим коврами, и пустым заведением, бывшим когда-то книжной лавкой, с объявлениями «ПРОДАЖА ИЛИ АРЕНДА» на окнах. За ним в темно-оранжевое небо вздымалось гранитное лезвие Касл Хилл. Извилистые викторианские улочки освещены висящими на столбах фонарями, руины замка на вершине купаются в резком белом свете прожекторов. Отсюда, снизу, руины напоминали нижнюю челюсть, вырванную из черепа.

Снаружи на пабе висела старомодная деревянная вывеска – оторванная голова в кепке Почтальона Пэта. Окна забиты листами фанеры. Облупившаяся краска на двери.

Напротив – заброшенный земельный участок под строительство жилого дома. Ограждение, сделанное из дешевой древесно-стружечной плиты, разрисовано граффити и предупреждающими об опасности надписями. Вывеска с выцветшими заглавными буквами, с неким даже художественным вкусом: «ЖИЛОЙ КОМПЛЕКС “ЛИФИБРУК” ОТКРЫТИЕ 2008». Возможно, не откроется еще целую вечность.

На тыльную сторону ладони шлепнулась капля. Потом еще одна. Капли небольшие, так, капельки. Прелюдия к мороси. Не могу припомнить, когда в последний раз ощущал дождь на своем лице. Посмотрел на небо. Темные низкие облака отражали натриевое сияние уличных фонарей, моросящий дождик с каждой секундой становился все сильнее.

Ветер поднялся, захлестал кнутом по улице, загремел проржавевшим металлическим забором, ограждавшим одну из сторон дороги, объявлениями «ОПАСНО! ПРОХОД ЗАПРЕЩЕН!», висевшими на нем. Заскрипел вывеской с оторванной почтальонской головой.

Да пошло оно все.

Я поковылял через дорогу, кряхтя от боли при каждом шаге, дернул дверь паба. Она открылась в небольшой тамбур. Свет пробивался сквозь мутные стекла внутренних дверей. Толкнул их и прошел внутрь.

Бог его знает, когда я последний раз был в «Голове почтальона». Наверное, это было тогда, когда нам пришлось здорово напрячься, чтобы арестовать Спенсера-Резака. Нас было человек пятнадцать, шесть из которых провели потом всю ночь в неотложной помощи, им там искромсанные лица зашивали.

Уже тогда это место было лачугой, а сейчас стало еще хуже. Две стены выскоблены до кирпича, куски деревянной опалубки ощетинились проржавевшими шляпками гвоздей, все еще державших в некоторых местах куски гипсокартонной облицовки. Покрытая шрамами барная стойка протянулась во всю длину комнаты, на ней в разных местах валялись пачки газет, ручки пивных кранов торчали под разными углами. Небольшая кучка инструментов – отвертки, гаечные ключи, молоток – лежала рядом с изящным фарфоровым кувшином с логотипом «Рейнджеров».

Большая часть деревянных стульев и столов была свалена в углу рядом с неработающим игровым автоматом, несколько оставшихся стульев расставлены полукругом у пары треног. Одна держала белую лекционную доску, другая – доску-флипчарт, обе разрисованы знаками подпунктов и стрелками.

Поясные фотографии всех семи жертв приколоты к стене рядом с туалетами. Над шестью из них прилеплены зернистые фотокопии написанных от руки писем. На этих листах бумаги не было белого цвета, только серый и зернисто-черный. Наверное, их копировали так часто, что рукописный текст расплывался и буквы налезали одна на другую. Над автоматом с сигаретами подвешен телевизор с блестящим плоским экраном, внизу, на полу под ним, разводы гипсовой пыли.

И ни одной живой души.

Я бросил свой пластиковый мешок на ближайший стол:

– Эй!

Откуда-то из-под барной стойки донесся голос, густой и хорошо поставленный:

– А, вы как раз вовремя. Будьте умницей, передайте мне разводной ключ.

Умницей?

Я подошел к бару, взял из кучи инструментов разводной ключ. Взвесил в правой руке, шлепнул о ладонь левой. Очень даже подходящая вещь для того, чтобы оформить кому-то сотрясение мозга. Правда, сначала нужно до него добраться.

Поставил здоровую ногу на металлическую подножку, приподнялся. Перегнулся через барную стойку, посмотрел вниз.

На полу на спине лежал высокий мужчина, рукава хрустяще-белой рубашки закатаны по локоть, розовый галстук засунут внутрь, между двумя пуговицами. Пыль испачкала черные в полоску брюки, приглушила блеск модных брогов. Удивленно вскинул на меня волосатую седую бровь. Бровь шла в комплекте с короткими, зачесанными назад висками и военными усиками.

– Вы, должно быть, бывший детектив-инспектор, о котором мы столь наслышаны. – Он сел, отряхнул руки и протянул мне одну. – Я так полагаю, вы тот самый парень, который позволил сбежать Потрошителю?

Вот ведь наглый ублюдок.

Я на это не повелся, просто выпятил подбородок и расправил плечи:

– Я уже несколько дней никого не изувечил, хочешь попробовать?

– Интересно… – Он улыбнулся. – Мне не говорили, что вы такой чувствительный. Скажите, вы всегда были таким? Или после того, что Мальчик-День-Рожденья сделал с вашей дочерью? Вам становилось хуже, когда очередное письмо с фотографией падало в ваш почтовый ящик? Когда вы видели в каждом письме, как жестоко он пытает ее, раз от разу? Из-за этого?

Я крепче сжал в кулаке разводной ключ. Процедил сквозь стиснутые челюсти, жилы на шее напряглись.

– Это ты мой попечитель?

Пожалуйста, скажи «да». Наверное, будет очень приятно раскроить тебе череп.

 

6

– Ваш попечитель? – Он рассмеялся, смех перешел в фырканье и смолк. – Ах ты боже мой, конечно нет. Скажите мне, бывший детектив-инспектор, вы понимаете что-нибудь в пивных насосах?

– В каком смысле?

– Знаете, раньше мне не приходилось иметь с ними дела – сам-то я больше по джину с тоником, – но мне нравится думать, что я что угодно могу сделать своими руками. Так что, вы специально позволили ему уйти или все дело в недостаточной компетентности?

Точно, именно в этом все дело.

А потом голос у меня за спиной:

– Эш?

Элис. Сменила костюм на полосатый серо-черный топ и узкие джинсы, из концов которых торчала пара ярко-красных «конверсов». У бедра кожаная сумка, вроде поношенной сумки курьера. Кудрявые каштановые волосы, не собранные в пучок, разлетелись в разные стороны, когда она, промчавшись через комнату, прыгнула на меня. Обхватила руками за шею. Зарылась лицом мне в щеку. И крепко-крепко обняла.

– О господи, я так по тебе соскучилась! – Слезы замочили мне кожу.

Ее волосы пахли мандаринами. Как когда-то у Кети…

У меня глубоко под ребрами что-то щелкнуло. Я закрыл глаза и тоже обнял ее. А потом то, что щелкнуло, расползлось по грудной клетке, и она раздалась вширь.

Урод в рубашке с галстуком запричитал:

– Послушайте, если вы собираетесь совокупляться, мне бы очень хотелось, чтобы вы делали это не здесь. Забирайтесь на второй этаж, а я видеокамеру приготовлю.

Элис откинула голову, ухмыльнулась мне:

– Не обращай на него внимания. Он просто пытается вызвать ответную реакцию. Лучшее, что тут можно сделать, это позволить ему продолжать до тех пор, пока ему самому не надоест. – Влепила мне в щеку сочный поцелуй. – Ты похудел. Хочешь чего-нибудь съесть, ну, в смысле, я могу заказать какой-нибудь еды навынос, или мы могли бы сходить в ресторан, хотя нет, в ресторан мы не можем, Медведь хочет, чтобы мы оставались здесь и ждали, когда он вернется с пресс-конференции, я так рада, что тебя выпустили! – И все это на одном дыхании.

Еще раз сжала меня в объятиях, потом отпустила.

Показала пальцем на парня у барной стойки:

– Эш, это профессор Бернард Хантли, наш специалист по вещдокам. – Снова тепло ее руки у меня на щеке. – Ты в порядке?

Я пристально взглянул на Хантли:

– Посмотрим, посмотрим.

Он прислонился к бару:

– Мы с мистером Хендерсоном наслаждались несколько грубоватым обменом мнениями, в философском плане, о его дочерях и о Мальчике-День-Рожденья.

Глаза Элис расширились. Она перевела взгляд с Хантли на разводной ключ, зажатый у меня в кулаке, потом снова уставилась на него:

– Ох… Нет. Это на самом деле не самая замечательная идея. Поверьте мне, есть несколько…

– Вы так и не ответили на мой вопрос, мистер Хендерсон. – В углах его глаз прорезались глубокие морщины. – Так почему же вы позволили Потрошителю уйти?

Элис вынула у меня из руки разводной ключ, положила на барную стойку:

– Профессор Хантли полагает, что если грубить людям, то это позволяет точнее раскрыть их внутреннюю сущность, хотя это конечно же полная чепуха, но он отказывается согласиться с тем, что реакции, вызванные стрессом, отнюдь не характерны для нашего внутреннего когнитивного…

– Бла-бла-бла… – Хантли снова исчез под барной стойкой с пивными насосами. – Что вы думаете о психологии, мистер Хендерсон? Чепуха на розовых соплях или куча старой хренобени?

Старой хренобени?

Элис взобралась на скрипучий барный стул, поддернула на пару дюймов брючину на левой ноге. Широкая серая полоса исчезала в толстеньком пластиковом прямоугольнике размером с колоду игральных карт. Мой попечитель.

– Ты, само собой, остановишься у меня, в том смысле, что это просто не будет работать, если ты будешь жить на другом конце города, – я про эту штуковину и дистанцию в сто ярдов. Я арендовала для нас квартиру, она не супер, но вполне сносная, и я уверена, что мы сможем сделать ее уютной…

Это несколько усложняло ситуацию. Мне никоим образом не хотелось разбивать ей голову разводным ключом. И почему моим попечителем не оказался Хантли?

А может быть, это и к лучшему. Не высовывайся. Стань членом команды. По крайней мере, до тех пор, пока миссис Керриган не распластается на спине в луже собственной крови.

Элис похлопала рукой по сиденью стула рядом с собой:

– Медведь взял тебя, чтобы ускорить работу над деталями?

– А кто такой этот Медведь, черт бы его взял?

Нахмурилась:

– Детектив-суперинтендант Джейкобсон. Я думала, ты знаешь.

Медведь? Серьезно?

Слабоумные и идиоты.

Сел на стул.

– Он показал мне несколько фотографий с места преступления и пару протоколов. Сказал, что вы не имели дела со вскрытием и результатами криминалистической экспертизы.

Лязганье из-под барной стойки.

– Ну вот и все, дело сделано. – Хантли встал, подставил ведро под средний насос. – Ну, постучим по дереву. – Нажал на ручку, и из носика с шипением вырвался воздух. – Пресс-конференция вот-вот начнется, пульт на столе, если хотите насладиться происходящим.

Я взял со стола пульт, направил на телевизор и нажал на кнопку.

Экран заморгал, на секунду засветился синим цветом и потом заполнился мрачнолицей женщиной в обтягивающем синем костюме.

– …сразу после открытия школы, застрелив насмерть шестерых и ранив тринадцать человек. Полицейские снайперы выпустили несколько пуль в нападавшего, и сейчас он, по имеющейся у нас информации, в критическом состоянии находится в Парклэндском мемориальном госпитале…

Хантли еще раз надавил на ручку помпы, и в ведро хлынула вода.

– Полный успех. Осталось только прочистить насосы и подсоединить бочонок.

– …поминальной службе в среду. Информация из Глазго. Ведется активный поиск трех мужчин, похитивших и изнасиловавших паралимпийца Колина…

Элис покрутилась на стуле:

– И все-таки я не понимаю, почему они не взяли вас с собой?

Хантли на мгновение застыл. Вытащил конец галстука из рубашки:

– Мистер Хендерсон, существует весьма веская причина, почему мы не используем результаты вскрытия и криминалистической экспертизы, – возможное влияние на процесс расследования. Наша задача состоит в том, чтобы оставаться объективными и независимыми от предвзятых мнений. Мне казалось, что это совершенно очевидно.

Я улыбнулся:

– Можно, я догадаюсь, почему тебя не взяли? Тебя не хотят светить перед прессой, чтобы ты не выглядел помпезным, высокомерным и надутым идиотом.

– …обращаются к свидетелям.

– По Потрошителю работают три следственные бригады. Одна из управления Олдкасла, одна из Специального криминального подразделения. И мы. – Он махнул рукой, указывая на запыленный паб. – Специальная экспертная группа по ведению следствия и оценке результатов.

– …сегодня в Олдкасле. Сейчас с нами выходит на связь Росс Эйми. Росс?

Высокий мужчина с длинными волосами и микрофоном в руке появился на экране, за ним, в темноте, слегка не в фокусе, виднелась эмблема штаб-квартиры полиции Олдкасла.

– Спасибо, Дженнифер. Его называют Потрошителем…

– Серьезно? Три отдельных расследования?

– Все совсем не так, мистер Хендерсон. Слишком много изменилось с тех пор, как вас закрыли в соответствии с требованием Ее Величества. Нет теперь полиции Олдкасла, есть только полиция Шотландии. Подразумевается, что все следственные бригады должны работать вместе, но в реальной жизни операция «Тигровый бальзам» всего лишь одна большая разборка между Олдкаслом и Специальным криминальным подразделением на предмет определения того, у кого пенис больше. Так что вы теперь должны быть особенно рады тому факту, что все мы одна большая счастливая семья.

– …труп женщины, который был обнаружен вчера ночью машиной «скорой помощи».

– А вы как же?

– Нет, не «вы», мистер Хендерсон, а «мы». Вы теперь член команды.

– Да, хочется мне того или нет.

Хантли неуклюже пожал плечами, потом указал на телевизор:

– Приготовились! Вранье начинается.

Экран телевизора заполнил длинный стол. За ним, застыв, сидело множество полицейских офицеров, кое-кто в форме, остальные в гражданском. Единственным офицером, у которого в наличии оказались на голове собственные волосы, была женщина – белокурые кудряшки зачесаны со лба назад, отчего казалось, что на ее лице отпечаталась перманентная хмурая гримаса. Под подбородком у нее засветилась надпись: «ДЕТЕКТИВ-СУПЕРИНТЕНДАНТ ЭЛИЗАБЕТ НЕСС, КРИМИНАЛЬНЫЙ ДЕПАРТАМЕНТ ПОЛИЦИИ ОЛДКАСЛА».

Откашлялась.

– Прежде всего мне бы хотелось сказать, что в это непростое время все мысли наши и наши молитвы с семьей Клэр Янг. Они попросили меня зачитать следующее обращение. «Клэр была замечательной личностью, потеря которой будет преследовать нас постоянно…»

Элис, обхватив себя одной рукой и накручивая волосы на палец, пристально смотрела в телевизор:

– Ты работал раньше с детективом-суперинтендантом Несс? В смысле, достаточно ли она восприимчива к той информации, которая поступает от других?

– Понятия не имею. Она, должно быть, новенькая.

– …попросить вас о том, чтобы вы предоставили нам время и место, чтобы мы все вместе могли погоревать о нашей прекрасной Клэр…

Внутренняя дверь паба с глухим стуком распахнулась, и внутрь ввалилась коренастая женщина в пуховике, нагруженная картонными коробками с пиццей. Шерстяная шапка натянута на уши, лицо наполовину спрятано в вязаном шарфе. Ударом ноги она захлопнула за собой дверь, и пакет из супермаркета, который она держала в руке, закачался из стороны в сторону.

– Я опоздала?

Хантли стянул со спинки стула пиджак в тонкую полоску и надел его, завершая образ:

– Обращение от членов семьи.

На экране телевизора Несс листала одну страницу за другой.

– Вчера утром, в три часа двадцать три минуты, экипаж «скорой помощи» принял экстренный звонок с места, расположенного рядом с Блэквол Хилл…

Женщина в пуховике прошла, пошатываясь, через комнату, содержимое пластикового пакета позвякивало, ударяясь о ее ногу.

– Все в порядке, мне не надо помогать…

– Шейла, драгоценная моя, позволь все же протянуть тебе руку помощи. – Хантли снял с пачки коробок верхнюю, отнес к барной стойке. Вскрыл. Наружу вырвался одуряющий запах чеснока, лука и томатов, закружился в воздухе, словно пойманный в силки скворец. Плечи Хантли разочарованно поникли. – О! Вегетарианская. – Захлопнул крышку.

– …смерть была констатирована на месте обнаружения тела. Это все, что я в состоянии сказать на настоящий момент, могу лишь добавить, что расследование ведется с привлечением наших коллег из специального криминального подразделения и команды независимых экспертов.

Элис протянула руку и притянула коробку к себе:

– Спасибо, доктор.

Шейла опустила оставшиеся коробки на один из столов, стянула с рук перчатки. Сунула ладони между коробок с пиццей:

– О господи, на улице просто беда… – Зябко поежилась. Шарф сполз с лица, открывая пару румяных пухлых щек и нос-пуговку. Протянула мне руку: – Шейла Константайн, патологоанатом. А вы, должно быть, Хендерсон. Добро пожаловать в команду. Вы должны мне двенадцать фунтов шестьдесят три пенса. – Хмуро взглянула в сторону Хантли: – Каждый должен мне по двенадцать шестьдесят три.

– …перейдем к вопросам. – Несс указала на кого-то, находившегося за телевизионной камерой.

Мужской голос:

– Вы считаете это подражательным преступлением, или Потрошитель снова вернулся?

Хантли распечатал следующую коробку:

– Они что, все вегетарианские? Я специально для себя заказал «Мясной пир».

Шейла, работая плечами, высвободилась из пуховика:

– Хватит заниматься своей частной жизнью, Бернард, нам есть пора. И прежде чем ты спросишь – нет, на этот раз долговых расписок я не принимаю.

– …мы не хотели бы пускаться в спекуляции относительно того, кто виновен в этом, прежде чем будет проведено тщательное расследование…

Я сунул руку в карман. Посмотрел на коробки с пиццей, потом на Элис, потом снова на коробки.

У нее между бровей появилась небольшая морщинка. Она кивнула:

– Я заплачу за Эша, поскольку я его попечитель, или мы все могли бы скинуться в виде поздравления по случаю его вхождения в команду и…

– Ах да, конечно. – Хантли шлепнул себя ладонью по лбу. – Мистер Хендерсон только что вышел из тюрьмы. Он финансово несостоятелен. Как это было неделикатно с твоей стороны, Шейла. В такие времена нам не стоило бы говорить о деньгах.

– Детектив-суперинтендант, кто занимается расследованием, вы или суперинтендант Найт? Разве главный констебль не доверяет Олдкаслу в…

– Это стандартная оперативная процедура – в таких делах, как это, иметь несколько следственных групп, работающих вместе. И я могу только приветствовать любую предложенную помощь, когда на кону стоят жизни молодых женщин. Вы полагаете, что мы откажемся от помощи Криминального департамента Шотландии из-за какого-то ложно понятого чувства гордости?

– Я… Конечно нет, но…

– Я готова использовать любую возможность для того, чтобы поймать человека, ответственного за смерть Клэр Янг. Следующий?

Хантли перешел к следующей коробке с пиццей:

– Ага, наконец-то. Что-то такое с салями. – Поставил коробку на один из ближайших столов, уселся на стуле. Вытянул треугольник из теста, сыра и жирных кусков колбасы и указал им на Несс: – А она хороша, вам так не кажется? Переведена с повышением из Тейсайда. Любого из местных олухов за пояс заткнет. – Набил полный рот и стал жевать, не отрывая глаз от экрана телевизора. Вытер уголки губ носовым платком. – Я работал с ней по одному делу еще перед тем, как она стала детективом-суперинтендантом. Серийное изнасилование, очень мерзко… Вы даже представить не можете, но когда она не в боевой раскраске, она просто femme fatale.

– Скажите, Потрошитель прислал еще одно письмо?

– Позвольте, я повторюсь… Мы ведь сейчас не обсуждаем тему чьей-то виновности? Следующий?

– Да, но разве письмо…

– Следующий?

Доктор Константайн придвинула к себе стул, уселась на него. Вокруг нее вздулись толстые слои пуховика.

– Я связывалась с Несс и Найт. Завтра утром мы получим материалы по месту обнаружения, а по телу и по времени – после двух.

– А что это была за кукла?

– Эту информацию мы пока не распространяем. Следующий?

Хантли откусил еще кусок:

– А когда я могу начать работу с вещественными доказательствами?

Шейла бросила на него суровый взгляд:

– Когда за пиццу заплатишь.

– Да ради всего святого…

– Это была Плакса или Кролик Банти?

– Я уже ответила на этот вопрос. Следующий?

– Эта команда независимых экспертов, они отчитываются перед вами или перед Криминальным департаментом Шотландии?

Несс посмотрела куда-то в сторону:

– Детектив-суперинтендант Джейкобсон?

– Ага. – Хантли выхватил у меня из руки дистанционный пульт. – Начинается. – Прибавил громкости.

Камера повернулась, комната размазалась по экрану. И вот он, Джейкобсон, стоит сбоку и пялится прямо в сторону паба. Коричневый галстук, о костюме он не побеспокоился – на нем коричневая кожаная куртка.

– Члены моей команды – самые лучшие специалисты в своей области, каждый тщательно подобран на основании способности привнести в дело десятки лет опыта и исключительных перспектив.

Минутное молчание. Затем тот, кто задавал вопрос, решил попробовать снова:

– Да, но кому вы подчиняетесь, Криминальному департаменту Олдкасла или Специальному криминальному подразделению?

– Отличный вопрос.

Снова непродолжительное молчание.

– Э-э… Вы могли бы на него ответить?

– Специальная экспертная группа по ведению следствия и оценке результатов будет – через меня – передавать полученную ей информацию той главной следственной группе, которая наилучшим образом подходит для работы с этой информацией.

Элис облизала жир с пальцев:

– И теперь все подумают, что мы здесь самые главные.

Шейла кивнула:

– Ты права. Отличное предположение.

Камера метнулась назад, чтобы заснять реакцию высокого начальства. Начальство закашлялось и невнятно забормотало.

Несс натянуто улыбнулась:

– Я работала с детективом-суперинтендантом Джейкобсоном по нескольким расследованиям, и мне приятно приветствовать его команду экспертов в нашем совместном деле.

Суперинтендант, сидевший рядом с ней, выпятил грудь. Грудь была покрыта серебряными пуговицами, над левым карманом шел ряд разноцветных лент. Медали «Золотой юбилей», «Бриллиантовый юбилей», «За долгую и беспорочную службу». Награды не за храбрость, а всего лишь за то, что находился на службе достаточно длительное время. Тем не менее носил он их с гордостью. Это конечно же был суперинтендант Найт, и никто другой. Он вздернул подбородок, на лысине сверкнули огни потолочных ламп.

– Специальному криминальному подразделению также приятно работать вместе с командой детектива-суперинтенданта Джейкобсона.

Несс постучала по крышке стола, снова обретая контроль над брифингом.

– Еще вопросы?

Хантли направил пульт на экран, полоска громкости побежала вниз, пока звук не уменьшился до едва слышного бормотания.

– Великолепно. Так домашний кот попадает в разряд диких голубей. За это следует выпить, а, Шейла, тебе так не кажется?

Вздох. Полезла в пластиковый пакет и извлекла бутылку красного и бутылку белого:

– Еще по пятерке с каждого.

Хантли вскочил, достал из бара полдюжины запыленных стаканов. Стал по очереди дышать в каждый и протирать розовым галстуком. Выстроил в линию на барной стойке.

Шейла протянула мне коробку с пиццей. Голова тираннозавра – логотип «Дино-Пиццы» – была заляпана жиром.

– Не беспокойтесь о деньгах. Запишу вашу пиццу на Медведя. Хотите стакан вина?

– Не могу, я на таблетках. Но все равно спасибо.

Я открыл коробку. Грибы, ветчина, сладкая кукуруза и ананас. Могло быть и хуже.

Хантли хлопнул в ладоши:

– И нам очень приятно!

* * *

Крошечные белые крапинки занеслись, кружась, в тамбур паба, я вышел на улицу и стал набирать на мобильнике Элис номер детектива-инспектора Дэйва Морроу. Нажал на зеленую кнопку и стал слушать гудки, дыхание вырывалось изо рта бледным серым облаком и поднималось вверх, к огням уличных фонарей. Если тебя спрашивают, что больше всего понравилось в тюрьме, могу сказать, что там было довольно-таки тепло…

Из трубки захрипел грубый голос. Отрывистый и слегка задыхающийся.

– Элис, это… это время не самое подходящее.

– Хитрюга, это я. Ты в порядке?

Пауза.

– Черт возьми, она и правда это сделала. Когда тебя выпустили?

– Пару часов назад. Мне нужна твоя помощь.

Шмыгнул носом:

– Ты ведь понимаешь, что я бы сделал с миссис Керриган, если бы смог.

– Понимаю.

– Меньше всего мне нужно, чтобы за мной Энди Инглис явился. И особенно со своими головорезами. А так она давно бы лежала в мелкой могилке…

Я вышел в вечерний холод, отошел на несколько шагов от двери паба. Оглянулся, чтобы удостовериться, что меня никто не подслушивает.

– Сегодня вечером. Ты, я, пушка и она. Захвати с собой немного бензина и пару лопат.

Пауза.

– Эш, ты же знаешь, я всегда…

– Что, обосрался?

– Да черта с два. Ты представляешь, что сделает Энди Инглис, когда узнает, что это ты ее порешил?

– Он не узнает.

– Да ладно. Ты выходишь из тюрьмы, и в ту же самую ночь ей стреляют в лицо? Как ты думаешь, сколько времени ему потребуется, чтобы обо всем догадаться?

Это точно.

Сделал еще пару шагов, посмотрел на плакат на другой стороне дороги, с рекламой строительства дома для престарелых, который так никогда и не будет построен.

– Я не собираюсь здесь оставаться после того, как все закончим. Я ее убиваю, тело сжигаем, и я сматываюсь из Олдкасла. Прыгаю на паром до Норвегии. Ты все еще дружишь с тем рыбаком из Фрейзербурга?

– У тебя что, и паспорт в полном порядке? У меня такое чувство, что пограничная служба будет очень тобой интересоваться.

Глухой металлический стук у меня за спиной. Я повернулся – там стояла доктор Константайн, закутанная в пуховик, в челюстях зажата сигарета. Прикурила от зажигалки, помахала мне рукой.

Я помахал в ответ. Показал на прижатый к уху телефон. Отвернулся.

– А как там Билли Шариковая Ручка?

Вздох.

– Я посмотрю, что можно сделать.

* * *

Детектив-суперинтендант Джейкобсон, мощно двигая плечами, вылез из кожаной куртки. Тонкий слой белых крапинок, прилипших к плечам и макушке, таял в тепле разорившегося паба. Он повесил куртку на спинку стула:

– Как у вас дела?

Хантли раскинул в стороны руки, как будто собираясь его обнять:

– Ты был великолепен!

– Не напрягай, Бернард, после сегодняшнего утра ты еще в отрицательном балансе в моих бухгалтерских книгах.

– О! – Руки поникли.

– Пицца осталась? – Джейкобсон пересек комнату, подошел к барной стойке и стал открывать коробки одну за другой. – Корки, корки, корки…

Шейла кивнула на груду стульев и столов в углу комнаты:

– Я вашу там спрятала, чтобы ее найти не смогли. Уже, наверное, остыла.

Он взял коробку с пиццей, открыл, достал треугольный кусок и сунул его конец себе в рот. Закрыл глаза, пожевал.

– Ах-х… Так-то лучше. Теперь на пресс-конференциях ничем приличным не угощают. Только вода из бутылок и ужасный кофе. И куда подевалась тарелка с сэндвичами?

Хантли налил красное вино в протертый галстуком бокал:

– Что касается пресс-конференции… – Прокашлялся. – Дональд там был?

Откинувшись на спинку стула, Шейла простонала:

– Только не начинай снова.

Он напрягся:

– И вовсе не нужно так себя вести.

Она, приторно-плаксивым голосом:

– А Дональд там был? Он спрашивал про меня? А вам не показалось, что он плакал? А может быть, он набрал вес? Он встречается с кем-нибудь?

– И совсем не нужно быть гомофобом.

– Я не гомофоб, просто я против того, чтобы взрослые мужики вели себя как капризные девочки-тинейджеры. И вообще, ты должен мне семнадцать фунтов и шестьдесят три пенса.

Джейкобсон взял бокал с красным вином и одним глотком опорожнил его наполовину.

– Дональда там не было. Суперинтендант Найт отправил его выяснять, кто из бывших коллег Эша слил в прессу информацию о том, что Потрошитель убил Клэр Янг.

Клянусь, это выглядело совсем неплохо. Какой-то засранец, совершенно из другого подразделения, проверяет криминальный отдел полиции Олдкасла на предмет совершения должностного преступления? Похоже, они сплотились так быстро, что хлопок от перехода через звуковой барьер можно было в Данди услышать.

Остатки красного исчезли в глотке Джейкобсона. Он протянул бокал Хантли, чтобы тот налил еще.

– Я там переговорил с парой ребят. Похоже, что Клэр пошла на работу в семь пятнадцать, в четверг вечером, но на работе так и не появилась. Подруги, с которыми она снимала квартиру, сообщили о том, что она пропала в пятницу, во второй половине дня, когда не появилась дома. А гении из дивизиона в Олдкасле отнеслись к этому серьезно только тогда, когда тело Клэр было обнаружено вчерашним утром. – Он отхлебнул красного, процедил сквозь зубы и кивнул в мою сторону: – Просто великолепно будет выглядеть, когда об этом узнают в газетах.

Я скрестил руки на груди и уставился на него:

– Почему я?

– Что «почему я?»

– Если криминальный отдел в Олдкасле забит коррумпированными придурками, то я здесь при чем?

Он улыбнулся:

– А вот сейчас это просто великолепный вопрос.

Но ответа на него он, черт возьми, так и не дал.

 

7

Мы остановились у круглосуточного «Теско» в Логансферри. Элис умчалась в торговый зал закупать продукты к завтраку, а я направился в отдел электроники. Один мобильный телефон, дешевле грязи, и три предоплаченные симки. Заплатил за все сотенной, полученной от Джейкобсона.

Пройдя кассу, выбросил упаковку телефонной трубки в мусорную корзину, разорвал картонную упаковку одной из сим-карт. Вставил в трубку. Защелкнул крышку. Включил мобильник и вбил номер Хитрюги.

Прихрамывая, пошел на стоянку, прислушиваясь к гудкам в трубке.

От снега ничего не осталось, кроме тонкой корочки льда на лобовых стеклах да водяной пленки на посыпанном солью асфальте.

В трубке зазвучал настороженный голос:

– Алло? Кто это?

– С пушкой что-нибудь получилось?

– Черт возьми, Эш, я этим занимаюсь. Дай мне шанс. Я ведь не могу в ритме вальса смотаться в ближайший супермаркет и выбрать там что-то подходящее, правда?

– Нам еще машина потребуется. И что-нибудь легковоспламеняющееся.

Молчание.

– Хитрюга? Алло? – Не успел купить этот чертов телефон, как он…

– А как ты думаешь, чем я занимался, пока ты тусовался со своими новыми друзьями? Достал нам «мондео». У одного заботливого владельца, который понятия не имеет, что машина пропала.

– А-а… Извини. Я просто… – Провел рукой по подбородку, почесал щетину. – Сам понимаешь, столько времени прошло.

– Это не первое мое родео, Эш. Все будет в порядке. Доверься мне.

* * *

Элис еле вытащила полдюжины пакетов с продуктами с заднего сиденья крошечного полноприводного красного «сузуки». На боковой двери этой хреновины красовалась громадная вмятина, и вообще это было больше похоже на детский рисунок машины, чем на машину настоящую. Да и ехала она соответственно. Припарковалась под одним из трех работающих уличных фонарей, между ржавым белым «Транзитом» и прогнувшимся посредине «вольво».

– Ммммнннфффффннгг? – кивнула на «сузуки», ключи мотались на кожаном брелке, зажатом в зубах.

– Да нет проблем. – Достал оставшиеся покупки, черный пластиковый пакет для мусора со своими вещами, который мне выдали, когда я выходил из тюрьмы, вынул ключи у нее изо рта и пикнул автоматическими замками.

– Спасибо. – Ее дыхание вырвалось тонким туманным облачком. – Нам туда. – Она кивнула в сторону входной двери стоявшего перед нами дома.

Я перехватил пакеты в другую руку. Оперся на трость.

Вполне возможно, что когда-то Лэдберн-стрит была очень красивой улицей – мощенная булыжником дорога, обрамленная рядами высоких деревьев и чугунными ограждениями. Ряд помпезных особняков из песчаника, с портиками и эркерами…

Теперь же от деревьев остались почерневшие обрубки, окруженные мусором и высохшим собачьим дерьмом. А отдельно стоявшие особняки поделили на квартиры.

Три дома на этой стороне были заколочены. Через дорогу стояли еще четыре, их палисадники густо заросли сорняками. Откуда-то с дальнего конца улицы ревела рок-музыка, из соседнего дома слышались вопли ссорящейся пары. Песчаник приобрел цвет засохшей крови. Дорожные ограждения были покрыты ржавчиной.

Элис переступила с ноги на ногу:

– Я понимаю, что это здорово разочаровывает, в смысле, если сказать по правде, это почти трущобы, но зато дешево, к тому же мы не можем остановиться у тети Джен, потому что там всю проводку выдрали и…

– Все в порядке.

Ее нос покраснел.

– Прости, пожалуйста, я знаю, что Кингсмит не самое великолепное место, но это только временно, и я не думаю, что тебе бы захотелось остановиться в гостинице вместе с профессором Хантли, Медведем, доктором Константайн и доктором Дочерти и с…

– Серьезно, все в порядке. – Под подошвами моих ботинок что-то хрустело, пока я, прихрамывая, шел по дорожке по направлению к дому. Битое стекло, детские зубы, кости маленького животного… Все было возможно в этом месте.

– Да. Хорошо. – Элис тащилась рядом со мной, пакеты с продуктами били ее по ногам. – Понимаешь, многие думают, что Кингсмит построили в семидесятых, что это такой большой микрорайон с муниципальными домами, но кое-какие его части существовали уже в самом начале девятнадцатого века, еще до эпидемии холеры в 1826 году, и это были в основном сахарные бароны, и все их производство держалось на рабском труде на плантациях на Карибах, и открой, пожалуйста, дверь, там ключ на связке.

Я прислонил трость к стене, покопался в связке ключей:

– Этот?

– Нет, небольшой такой, с красной пластиковой штучкой. Вот этот. Мы на самом верхнем этаже.

Я протиснулся в неосвещенный подъезд, невыносимо вонявший сортиром дешевого паба. Растрескавшиеся плитки кафельного пола за дверью были усыпаны рекламными листовками, письмами с просьбой о благотворительных взносах и меню из ресторанов на вынос. На облупившихся, покрытых плесенью стенах несмываемым фломастером выведено «АЗИАТЫ ЗАДРОТЫ!!!».

Точно – «почти трущобы».

Ступеньки вовсю скрипели под моими ногами по пути на четвертый этаж, трость стучала по грязному ковролину.

Элис бросила пластиковые пакеты на пол и, забрав у меня ключи, начала перебирать их, словно бусины четок. Затем поочередно открыла каждый из четырех внутренних замков, цилиндры у них были блестящие и непоцарапанные. Значит, замки врезали недавно.

Она попыталась улыбнуться:

– Ну, как я и сказала, место не самое великолепное…

– Должно быть, лучше того, где я был последние два года.

Она открыла дверь и, щелкнув выключателем, зажгла свет.

На полу короткого коридора голые половицы. Небольшие клочки синего нейлона отмечали место, где когда-то лежал ковер, закрывавший большое темно-коричневое пятно шириной метра три. На проводе висела одинокая голая лампочка, потолок вокруг нее в пятнах кофейного цвета. Душный запах крови, как в лавке у мясника.

Элис втолкнула меня внутрь и закрыла за нами дверь, тщательно заперев ее на все засовы:

– Ну что, теперь небольшая экскурсия…

* * *

В кухне места на двоих не нашлось, так что я стоял в дверном проеме, пока Элис, громыхая и звякая, готовила чай. Рядом с раковиной шаткая пирамида из картонных коробок – одна из-под тостера, другая из-под электрического чайника, из-под ножей с вилками…

Она достала из коробки две чашки и ополоснула их под краном:

– Ты хочешь чем-нибудь заняться сегодня вечером, в смысле, мы бы могли сходить в паб или в кино, правда, для кино уже поздно, если только нет какого-нибудь позднего сеанса или еще чего-нибудь, есть еще несколько видеодисков, которые можно посмотреть на ноутбуке, или просто книжку почитать?

После двух лет, проведенных в маленькой бетонной комнате, иногда со случайным сокамерником, подверженным внезапным несчастным случаям, выбор был очевиден.

– Вообще-то… Я бы остался дома. Если ты не против.

Гостиная была не то чтобы очень большая, но чистая. По обеим сторонам деревянного упаковочного ящика, стоявшего перед камином, пристроилась пара складных стульев, вроде тех, что продаются в туристических магазинах. Элис не срезала ценник с ковра, и он, словно раненая птица, трепыхался под струей теплого воздуха, вырывавшейся из небольшого воздушного нагревателя.

На шторах линяло-синего цвета все еще оставались складки. Я отдернул одну половину.

Кингсмит. Снова. Как будто последнего раза не хватило.

Вообще-то, в темноте он выглядел не совсем ужасно, просто извивающаяся лента уличных фонарей и светящиеся окна домов, протянувшихся к Кингз Ривер. Железнодорожный вокзал на противоположной стороне реки сверкал как громадный кусок стекла. Даже промзона в Логансферри выглядела завораживающе-таинственно. Огоньки сигнальных фонарей и светящиеся вывески. Заборы из металлической сетки и сторожевые собаки.

Сказать по правде, большая часть Олдкасла ночью выглядит лучше.

А затем в небе вспыхнул золотой шлейф. Один… Два… Три… БАХ! Сверкающая сфера из красных огней разукрасила ночное небо, отчетливо высветив пару напоминающих могильные плиты многоэтажек и заливая их кровью.

Картинка стала медленно угасать, и вскоре все снова погрузилось во мрак.

У моего плеча возникла Элис:

– Вторую неделю запускают. В смысле, я, как всякий нормальный человек, люблю фейерверки, но уже целая неделя прошла после Ночи костров, и как только солнце заходит, у нас тут натуральный Бейрут.

Еще один фейерверк рассыпался синими и зелеными искрами. Перемена цвета ничего не улучшила.

Она протянула мне чашку чая:

– Знаешь, может быть, стоит поговорить о том, что случилось с Кети и Паркером, сейчас ты на свободе, и здесь ты в безопасности, и тебе не надо беспокоиться о том, что тебя могут записывать, или что какие-то люди…

– Расскажи мне о Клэр Янг.

Элис замолчала. Закусила губу. Села на один из складных стульев:

– Ее мать во всем винит себя. Мы не стали информировать общественность, но она под постоянным наблюдением из-за попытки суицида. Дважды пыталась, правда, ее…

– Нет, не о ее матери. Клэр.

– Хорошо. Клэр. – Элис скрестила ноги. – Совершенно очевидно, что она по всем признакам соответствует прежним жертвам Потрошителя – медицинская сестра, лет двадцати пяти, и выглядит очень… способной к зачатию.

Чай был горячий и сладкий, как будто Элис подумала, что я страдаю от нервных приступов.

– Если это он, значит, он все еще охотится в районе больницы. Есть что-нибудь с камер видеонаблюдения?

– Клэр так и не дошла до работы. Насколько мы можем предположить, она не ушла дальше Хортон-роуд. Очень надеемся, что завтра нам принесут пленки с камер видеонаблюдения из этого района.

Я повернулся к окну. Еще один зловещий красный глаз взорвался над многоэтажками.

– Так это он?

– А-а… – Пауза. – Все зависит от того, что случится завтра. Суперинтендант Несс полагает, что это не он. Суперинтендант Найт думает, что это он. А Медведь сидит на заборе и ждет, когда мы сможем осмотреть тело и ознакомиться с уликами.

– Так вот почему мы здесь – установить, вернулся он или нет?

– Нет, мы здесь потому, что детектив-суперинтендант Джейкобсон – человек необычный. Он хочет, чтобы наша Специальная экспертная группа по ведению следствия и оценке его результатов стала постоянно действующей. Для него это пробный шар.

Я задернул шторы. Повернулся спиной к внешнему миру:

– Так… какие у тебя видеодиски есть?

* * *

– Нет, ты послушай меня – мы будем с этим бороться! – Она останавливается, перехватывает ручку спортивной сумки и смотрит вверх на темно-серый потолок. Волосы у нее цвета полированной меди, россыпь веснушек на щеках и на носу. Хорошенькая.

Над ее головой щелкает и жужжит флуоресцентная трубка, которая никак не может загореться, отбрасывая стробоскопические тени по всему подземному паркингу.

Совсем неподходящее место для женщины, чтобы прогуливаться ночью в одиночестве. Кто знает, что за чудовища могут прятаться в тенях?

Ее дыхание туманным плюмажем стоит над головой.

– Мы не можем позволить им скомпрометировать лечение пациента только ради того, чтобы сэкономить несколько жалких фунтов.

Да, точно. Потому что именно так это работает.

Некто на другом конце линии что-то говорит в ответ, и она останавливается на минуту, окруженная раздолбанными машинами, припаркованными жалкими рядами из вмятин и облупившейся краски. Вздергивает подбородок:

– Нет, это совершенно неприемлемо.

И тут вступает музыка – скрипки, – низко и медленно, отмечая время ее шагами, пока она идет к своей машине – древнему «рено-клио», одно крыло которого цветом отличается от других.

– Не беспокойся, мы заставим их пожалеть о том дне, когда они решили, что люди не заслуживают самоуважения. Мы будем…

Между аккуратно выщипанных бровей появляется морщина. Ее глаза – яркий сапфир в кольце океанской синевы.

Что-то не так с пассажирским окном ее машины. Вместо того чтобы быть матовым от засохшей дорожной грязи, оно зияет черной дырой в обрамлении маленьких кубиков разбитого ударопрочного стекла.

Она заглядывает внутрь. От стереомагнитолы остался лишь пучок разноцветных проводов, торчащих из отверстия, в котором магнитола обычно находилась.

– Боже ты мой!

Крышка мобильника со стуком захлопывается, и трубка запихивается обратно в карман. Затем она подходит к багажнику и швыряет внутрь спортивную сумку.

Откуда-то из-за спины доносится звук шагов, эхом отдающийся под потолком, и она останавливается, замерев, дрожащая и настороженная. Еще одно малооплачиваемое ничтожество, направляющееся к своей дерьмовой машине, чтобы поехать обратно в свою дерьмовую квартиру после дерьмового дня, проведенного на дерьмовой работе.

Скрипки звучат мрачнее, сопровождаемые минорным аккордом фортепиано.

Она копается в своей сумочке и вытаскивает из нее звякнувшую связку ключей, больше подходящую тюремному офицеру, чем медицинской сестре. Перебирает ее в пальцах и роняет на сырой бетон. Из-под машины доносятся звук удара и бряцанье.

Звук шагов становится громче.

Она бросает сумочку на капот и, скорчившись, протягивает руку в маслянистую темноту под проржавевшим брюхом «клио», и ищет, ищет…

Шаги останавливаются прямо за ее спиной.

Драматический фортепианный аккорд.

Она застывает, не дотянувшись до ключей.

Кто-то за ее спиной откашливается.

Она тянет руку к ключам, хватает, зажимает их в пальцах, как кастет, и, резко повернувшись, прислоняется спиной к водительской двери…

На нее хмуро смотрит мужчина – большое квадратное лицо, модная щетина.

– С тобой все в порядке?

На нем форма медперсонала бледно-голубого цвета, в нагрудном кармане несколько ручек. Беджик каслхиллской больницы прикреплен под залихватским углом. Широкоплечий. Стоящие сосульками загеленные светлые волосы блестят под светом жужжащей люминесцентной лампы. Прямо как у кого-то из «Спасателей Малибу».

Гримаса ужаса сходит с ее лица, заменяясь неуверенной полуулыбкой. Она закатывает глаза и протягивает ему руку, чтобы он помог ей подняться:

– Стив, ты испугал меня до смерти.

– Прости, пожалуйста. – Он смотрит в сторону, погруженный в мрачные мысли, хмурит брови. – Слушай, насчет завтрашнего совещания по аудиту Шотландии…

– Я приняла решение. – Лора снова копается в связке ключей, потом открывает дверь машины.

Кажется, что она попусту тратит время, потому что гораздо легче просунуть руку в разбитое окно и открыть дверцу изнутри, но что сделано, то сделано.

– Хочу, чтобы ты знала, что мы все за тебя, на сто процентов. – Он не только выглядит как кто-то из «Спасателей Малибу», он еще и говорит точно так же.

– Спасибо, Стив, я ценю это. – Она смахивает осколки стекла с водительского кресла, залезает внутрь.

Стив разворачивает плечи и выпячивает грудь:

– Если тебе что-то нужно, Лора, я все готов для тебя сделать.

Господи ты боже мой, ну кто же вообще так говорит?

– Они должны выделить нам больше сотрудников. Пристойное оборудование. Санитаров, которые чистят на самом деле, а не просто развозят грязь. И я не собираюсь сдаваться до тех пор, пока они этого ни сделают, – говорит она.

Он кивает. Несколько секунд молчит.

– Я, пожалуй, пойду. Больные сами себя не вылечат. – Поворачивается и скрывается в тенях, поводя плечами, как Джон Траволта.

Блестяще. Можно «Оскара» дать.

Лора вертит ключом в замке зажигания, и мотор ее «рено» заводится. Она накидывает ремень безопасности, смотрит в зеркало заднего вида и…

Кричит.

Пара черных глаз блестит на заднем сиденье. Уставились на нее.

Это синий плюшевый медведь с красным бантом на шее, держит в лапах большую открытку с надписью «ПОЗДРАВЛЯЕМ СО СЧАСТЛИВЫМ 6-М ДНЕМ РОЖДЕНЬЯ!».

Воздух с шипением выходит из ее легких, когда она, бессильно обмякнув в кресле, роняет руки на колени.

Дергается, как испуганная школьница. Это же чертов плюшевый мишка, а не Джек-Потрошитель.

Идиотка.

Затем кто-то стучит по крыше машины, и бледно-голубой цвет формы медперсонала заполняет боковое водительское окно. Наверное, Стив вернулся, чтобы замутить еще один диалог.

Она нажимает на кнопку и опускает окно:

– Чем еще я могу помочь…

Кулак врезается в видеокамеру, и экран становится черным.

Элис нажала на паузу:

– Я приготовлю еще чаю, если хочешь, или сок еще есть, и еще у меня есть печенье, ты любишь со сливочным кремом или песочное с джемом, глупый вопрос, правда, кто же не любит песочное с…

– Удиви меня.

Она кивнула, взяла чайник и скрылась на кухне.

На самодельном кофейном столике, рядом с ноутбуком, лежала коробка от видеодиска: «ОКУТАННАЯ МГЛОЙ. ПУТЕШЕСТВИЕ ОДИНОКОЙ ЖЕНЩИНЫ В АД И ОБРАТНО». Подзаголовок был столь же мелодраматичен, как и весь фильм-реконструкция.

Явно, режиссер хотел сделать из этой истории художественный фильм, но ему либо бюджета, либо таланта не хватило, чтобы со всем этим справиться.

О’кей, с идеей все более или менее правильно, но что касается деталей…

Если Лора Страхан и ее приятель Стив на самом деле так разговаривали в день, когда ее похитили, то я готов съесть стул, на котором сижу.

Пока на кухне закипал чайник, я на быстрой перемотке прокрутил какого-то бородатого типа, болтавшего перед презентационной доской. Никогда не доверяйте мужчинам с бородой – большинство из них низкие лицемерные ублюдки.

По линии резинки моего левого носка замаршировали бродячие муравьи. Вот ведь чертова штуковина.

Я задрал штанину и заскреб ногтями вдоль края электронного браслета. Благословенное облегчение.

Из кухни появилась Элис с чайником и тарелкой печенья в руках:

– Не надо там чесать, в смысле, кожу поранишь, подхватишь инфекцию, а потом…

– Чешется.

Я снова нажал на «плей».

Лора Страхан, настоящая, а не актриса, которая играла ее в реконструкции. Руки глубоко засунуты в карманы, ветер развевает кудрявые каштановые волосы и играет с полами длинного пальто, пока она идет вдоль зубчатой стены замка. Останавливается, смотрит с обрыва вниз, вдоль Кингз Ривер, на Монтгомери Парк и Блэквол Хилл. Солнечный свет блестит на широком изгибе воды, превращаясь во взрывы пурпура и янтаря.

Ее голос перекрывает фоновую музыку, хотя губы не двигаются.

– С момента нападения на меня и до того момента, когда я пришла в себя в реанимации, все было как в тумане. Какие-то фрагменты яснее, другие… как будто глядишь на дно колодца, а там, на дне, блестит что-то острое. Острое и опасное.

Она прислоняется к бойнице и смотрит вниз. Камера переключается и наплывом идет ей на спину.

Новая сцена. Ярко освещенная белая комната, стены затянуты чем-то вроде прозрачной полимерной пленки, но сказать наверняка трудно. Что-то происходит с картинкой, и самые яркие участки изображения тянутся вверх через весь экран. Комната пульсирует, приближаясь и удаляясь, затем кренится на одну сторону, пока в центре кадра не появляется большая тележка из нержавеющей стали с лежащей на ней актрисой, изображающей Лору, только актерская версия моложе и привлекательней. Ее руки и ноги привязаны к стойкам тележки, и еще несколько витков веревки – одна по груди и под мышками, другая по бедрам – удерживают ее накрепко. Голая, за исключением пары положенных в нужные места полотенец.

– Я помню запах больше, чем что-либо другое. Что-то вроде моющего средства и хлорки, и еще что-то… немного походит на горячий пластик? И еще играла классическая музыка.

Затихают звуки «Лунной сонаты» Бетховена.

– А он… – Ее голос прерывается. Пауза. – На нем был белый фартук, а под ним… Под ним… Скорее всего, это был хирургический костюм. Я точно не… Я была как в тумане.

В кадр входит мужчина, одетый так, как описала его Лора. Рот скрыт под хирургической маской, остальная часть лица размыта, просто неразличимое месиво, полученное с помощью видеоэффекта.

Затем крупным планом шприц – игла становится громадной, приближаясь к камере. Потом экран чернеет. Потом на экране появляется что-то, напоминающее отдельную больничную палату.

– Следующее, что я помню, это четыре дня спустя, я лежу на кровати в реанимации. Задыхаюсь от аппарата искусственной вентиляции легких, подключена к полудюжине мониторов, и медицинская сестра бегает и вопит, что я пришла в себя.

Элис налила чай.

– Всю мою жизнь, с тех пор как я была маленькой девочкой, я хотела иметь детей. Мою собственную семью, чтобы любить и заботиться о ком-то так, как мой отец никогда не заботился обо мне.

Я взял печенье с ванильным кремом.

– Но доктора сказали, что теперь это невозможно. Что Потрошитель вынул это из меня, когда… Когда он меня вспорол.

Новая картинка. Роскошный кабинет, стены обшиты деревом, по стенам куча сертификатов в рамках. За большим дубовым столом сидит худой лысеющий мужчина. На нем темно-синий костюм и ярко-красный галстук. Сопроводительная надпись под кадром: «ЧАРЛЬЗ ДАЛЛАС-МАКАЛПАЙН, СТАРШИЙ ХИРУРГ-КОНСУЛЬТАНТ, БОЛЬНИЦА КАСЛХИЛЛ».

В голосе напыщенность закрытой частной школы и едва скрытая презрительная усмешка.

– Конечно, когда Лора попала ко мне, у нее вместо внутренностей было месиво. Просто чудо, что она не экс-сангвинировала в машине «скорой помощи». – Холодная улыбка. – Это значит «истекать кровью до смерти».

Да что ты? А не пошел бы ты куда подальше со своими важными словами мальчика из частной школы.

– К счастью, ей очень повезло оказаться у меня на операционном столе. В противном случае…

Монолог доктора Высокомерного прервали три коротких удара.

Входная дверь.

Элис вздрогнула:

– Ты ждешь кого-нибудь, потому что я никого не…

– Я открою.

Закрыл за собой дверь в гостиную. Проковылял, постукивая тростью, по запятнанным половицам прихожей. Посмотрел в дверной глазок.

Линзу заполнила розовато-серая лысая голова.

Открыл поочередно все четыре замка, раскрыл дверь:

– Хитрюга.

Он явно какое-то время не брил голову – над ушами торчала кайма сероватой щетины. Еще больше щетины на наборе из нескольких подбородков. Под слезящимися, налитыми кровью глазами висели складки кожи. На левой щеке, чуть ниже виска, ссадина. Запах лосьона после бритья смешивался с гнилой луковой вонью затхлого пота.

На полу у ног пара оранжевых пластиковых пакетов из супермаркета.

Хитрюга пару раз мигнул, затем широкая улыбка перекосила ему лицо. Он бросился вперед, обнял меня, пригвоздив мои руки к бокам и крепко сжав. Засмеялся:

– Ну, наконец-то! – Потом отклонился назад, отрывая мои ноги от пола. – Как твои дела? Я тут просто задыхаюсь. Мы сможем выпить?

Я не мог не улыбнуться:

– Отпусти меня, старый развратник.

– О, не будь таким сдержанным. – Еще одно объятие, и он выпустил меня из своих рук. – Думал, что так и не сможем вытащить тебя оттуда. Выглядишь дерьмово, между прочим.

– Ты достал что я просил?

Он сунул руку в мятый пиджак и вынул конверт. Протянул мне.

Ладно. Несколько неожиданно.

Я попробовал еще раз, раздельно и медленно:

– Ты. Принес. Мне. Пушку?

 

8

Хитрюга провел рукой по лицу, отчего оно изменило форму:

– Алек мне бы его не продал, говорит, что карма от этого испортится.

Я открыл конверт. Он был набит смятыми десятками и двадцатками. Должно быть, сотни три или четыре. Совсем неплохо. Плечо Хитрюги дрогнуло, когда я похлопал по нему рукой:

– Этого слишком много на карманные расходы. Ты…

– Не будь идиотом. Это на пушку. Мне ее Алек не продаст, а тебе – продаст. Он просто ненормальным стал с тех пор, как увлекся буддизмом. – Пухлая рука Хитрюги полезла в карман пиджака и извлекла из него самоклеющийся желтый листок для заметок. Прилепил его мне на грудь. Номер мобильника, написанный красной шариковой ручкой. – Но это на завтра. А сейчас мы с тобой выпьем или нет?

– Завтра? Я хотел…

– Я знаю. Не так легко найти кого-нибудь, кто рискнет продать пушку копу, а? Алек хоть и действует на нервы, но зато молчать умеет. – Хитрюга поднял плечи к ушам. Потом опустил. – Мы ее завтра сделаем. Я обещаю.

Да ладно, что значит еще одна ночь после двух лет ожидания? Ну, проживет она лишние двадцать четыре часа на этом свете, что из этого? Все равно ведь сдохнет.

Логично.

Я кивнул в сторону квартиры:

– Чаю?

– Ты шутишь, наверное? Чай? Когда ты только что вышел на свободу? – Подмигнул. Сунул руку в один из пластиковых пакетов, стоявших у его ног, и извлек пару бутылок. – Шампанское!

Пошел вслед за мной в квартиру, стоял и ждал, пока я снова закрою дверь на все четыре замка, после чего я втолкнул его в гостиную.

Элис стояла посреди комнаты, неестественно выпрямившись. Улыбнулась:

– Дэвид, рада видеть вас снова. Как Эндрю?

– Мы вроде бы договорились на завтра, но я не мог ждать. – Неловко склонился над ней, чмокнул в щеку. Затем поставил одну бутылку шампанского на стол рядом с ноутбуком и стал снимать фольгу с горлышка другой. – У вас найдутся стаканы поприличней?

– Ах да, конечно, пойду посмотрю, что у нас есть, может быть, что-нибудь в шкафу для посуды… – Она направилась в сторону кухни и исчезла в дверях.

Хитрюга уже трудился над проволочной сеткой на пробке, при этом расхаживая по комнате. На одном месте ему не стоялось. Половицы скрипели и стонали под его ногами.

Молчание.

Он посмотрел на экран ноутбука, где Лора Страхан, спускаясь вниз, застыла на середине пролета каменной лестницы, надпись «Пауза» пересекала ее ноги.

– Я… заходил проведать Мишель.

– Ты что, не знал? Два года, и она ни разу не пришла проведать меня. И ни одного письма.

– Она подошла к двери и была вся такая… – Покрутил рукой у себя над головой. – Ну, понимаешь? Волосы всклокоченные, бледная, худая, мешки под глазами. Пила, наверное.

Я снова уселся на свой складной стул:

– И что?

– Выставила дом на продажу. На изгороди объявление висит, большое такое. Хочет перебраться на юг, к сестре.

Да. Ну что… она взрослая женщина. Да и мы теперь вроде как не женаты, так что ли? Может делать все, что захочет. И передо мной не надо отчитываться.

– В этом есть какой-то смысл?

– Просто подумал, что ты захочешь… Я не знаю. – Уставился на бутылку в своей руке. – Эндрю меня вышвырнул. Несомненно, это все не из-за него, а из-за меня. Говорит, что он задыхается. – Жирные пальцы обхватили горлышко бутылки и сжали его так, что суставы побелели, как кость. – Он, черт возьми, от меня задыхается…

В дверях кухни появилась Элис, несла в руках три бокала для вина.

– Кто от кого задыхается?

– Бойфренд Хитрюги бросил его.

Его нижняя губа оттопырилась, он покачал головой.

– О, Дэвид, мне так жаль. – Похлопала рукой по спинке раскладного стула. – Садись сюда, ты должен все мне об этом рассказать.

О господи, приехали.

– Может быть, позже. – Мясистая лапа провернула пробку, потянула за нее. Пробка пумкнула, вылетая из бутылки, вслед за ней потянулся завиток бледного газа.

Он наполнил два бокала, потом полез в пластиковый пакет и протянул мне банку газировки.

Все правильно. Я щелкнул язычком банки и наполнил свой бокал ярко-оранжевым шипучим соком.

Хитрюга поднял свой:

– Тост – за Эша, за друзей. И за свободу.

За месть…

Чокнулись.

Он сделал глоток. Всосал сквозь зубы воздух. Слегка вздрогнул. Потом сел на стул. Сгорбился:

– Чертов Эндрю. Два года. Два проклятых года. Я всем рассказал о наших с ним отношениях.

* * *

– Нет, не так… А вот так… так будет хххаа… хорошо. – Хитрюга мигнул сначала одним глазом, потом другим, потом сел на корточки, прижав колени к животу, и упал вперед, где так и остался стоять, опираясь на локти и колени. Задницей вверх. На нем не было ничего, кроме пары черных трусов «Келвин Кляйн». Он постоял немного, потом покачнулся и свалился на бок. Поверх нового ковра была постелена простыня, этого, как оказалось, было вполне достаточно. По крайней мере, у него была подушка. Добавить к этому пару банных полотенец вместо одеяла, и…

Не так чтобы замечательно, но после всего того бухла, которое мы уговорили, он наверняка ничего не заметит. В ванной кто-то громко блевал, чаша унитаза усиливала звуки, эхом разносившиеся по всей квартире.

Хитрюга пару раз дернулся, затем испустил длинный глухой стон. Потом последовала пауза. Засопел.

Я бросил на него еще одно полотенце, взял две пустые бутылки из-под шампанского и то, что осталось в бутылке виски из супермаркета. Отнес на кухню и поставил рядом с электрическим чайником. Взял из раковины таз для мытья посуды.

Когда я вернулся в гостиную, он лежал, распластавшись на спине, и храпел так, что воздух вокруг вибрировал. Полотенце, оно же одеяло, сползло на одну сторону, обнажая громадный бледный волосатый живот. Храп на пару мгновений прервался. Хитрюга прохрипел что-то вроде имени и снова захрапел.

– Несчастный придурок. – Набросил на него полотенце. – Постарайся не захлебнуться в собственной блевотине посреди ночи, ладно? – Выключил свет. Закрыл дверь. Оставил его наедине с самим собой.

Шум смываемой воды в унитазе. Кто-то полоскал рот. Сплюнул. И наконец в прихожую нетвердым шагом вошла Элис.

Клетчатая пижама застегнута криво, левая сторона на одну пуговицу выше правой. Спутанные волосы торчат в разные стороны.

– Бррр…

– Давай-ка в койку.

Приложила правую руку к виску:

– Как-то не очень хорошо себя чувствую…

– Ну да, а кто в этом виноват?

Дверь в ее спальню была раскрыта. Небольшая комната с односпальной кроватью, гардероб и маленькая прикроватная тумбочка. Центральное место в комнате занимал плакат с картиной Моне, сплошь зеленые, синие и лиловые цвета.

Забралась в кровать, натянула пуховое одеяло до подбородка:

– Бррр…

– Пол-литра воды выпила? – Поставил на пол таз, ей под голову. Если не промахнется, завтра утром пол не будет заблеван.

– Эш… – Пару раз чмокнула губами, как будто пробовала что-то горькое. – Расскажи мне сказку.

– Ты что, шутишь?

– Хочу сказку.

– Ты взрослая женщина, и я не рассказываю сказок…

– Пожаааааалуйста!

Серьезно?

Посмотрела на меня, моргнула, под налитыми кровью глазами серые мешки.

Вздохнул:

– Ладно. – Уселся на краешек кровати, убирая вес с правой ноги. – Давным-давно жил-был на белом свете серийный убийца, и звали его Потрошитель. И любил этот самый Потрошитель зашивать игрушечных кукол в живот медицинским сестрам. Но не знал он, что охотится за ним храбрый полицейский.

Улыбнулась:

– А полицейского звали Эш, правда? Его ведь так звали?

– Кто сказку рассказывает, я или ты?

 

9

Я прикрыл дверь в комнату Элис и прошел по коридору к своей комнате. Она была маленькая, но функциональная, достаточно большая для двуспальной кровати у стены, комода и платяного шкафа. Пара темно-синих штор с такими же складками, как и у штор в гостиной. На полу рядом с кроватью дешевый электронный будильник с радио показывал 00:15.

Моя камера в тюрьме была больше этой комнаты.

На одеяле лежал старомодный латунный ключ с привязанной к нему картонкой на ленточке. Кривой почерк – «ДУМАЮ, ТЕБЕ ЭТО МОЖЕТ ПРИГОДИТЬСЯ».

Ну да…

Повернулся. Замок в дверь спальни был вставлен совсем недавно – половицы под дверью покрывала опилочная перхоть, там же валялось несколько щепок. Ключ легко вошел в замочную скважину, я повернул его, и задвижка с клацаньем встала на место.

После двух лет взаперти этот звук действовал до странности умиротворяющее, особенно под аккомпанемент приглушенного храпа Хитрюги из-за стены.

Ноутбук отправился на кровать, я разделся, аккуратно сложил одежду и положил ее на комод. Привычка.

Взял сверкающий новизной мобильник и набрал номер, написанный на бумажке, которую дал мне Хитрюга.

Гудки, гудки, гудки…

Подошел к окну, приоткрыл одну из штор на пару дюймов. Бетон, мрак и уличные фонари. По саду через дорогу кто-то крадется, освещая себе путь фонариком. Пусть тебе повезет, и ты сможешь найти что-нибудь пристойное в этих краях, что можно будет спереть.

Потом щелчок, и в трубке зазвучал сонный голос:

– Алло? Алло, кто это?

– Вы Алек?

Хруст, шипение, потом глухой стук.

– Вы представляете, который теперь час?

– Мне кое-что нужно. Завтра. Полуавто…

– Вы, наверное, ошиблись. Я оказываю духовное наставничество заблудшим душам. Вы заблудшая душа, нуждающаяся в наставничестве?

Ах да. Конечно. Осторожность. Наверное, весьма неплохое качество для торговца оружием.

– А вы как думаете?

– Думаю… Я думаю, что вы встали на опасный путь. Что жизнь ваша пошла не так, как вы хотели. Что мрак окружает вас.

Еще бы, иначе за каким чертом мне нужен пистолет?

– И что теперь?

– Думаю, вам следует прийти ко мне. Мы сможем помедитировать над вашими затруднениями. Выпьем травяного чая. Найдем суть душевного конфликта у вас внутри. – Сдавленный зевок. – У вас есть бумага и ручка?

Я прилепил бумажку Хитрюги к оконной раме. Подошел к гардеробу, вынул ручку из кармана куртки:

– Диктуйте.

– Слейтер Кресент, тринадцать, Блэквол Хилл, ОС12 3РХ.

– Когда?

– Завтра я оказываю духовное наставничество с девяти до семнадцати. Во время ланча могу выйти в магазин, но в остальное время…

– О’кей, завтра.

– Мир вам. – Положил трубку.

В нескольких улицах от дома взвизгнул в небо фейерверк, с грохотом и треском вглядываясь в ночь злобным красным глазом.

Мир – это было совсем не то, что я имел в виду.

Задернул шторы, залез под одеяло и включил ноутбук. Поставил его себе на грудь и устроился поудобней, чтобы продолжить смотреть Окутанную мглой.

Лора Страхан идет по Хай-стрит, игнорируя красоту окружающих зданий, превращенных в благотворительные магазины, книжные лавки или просто в места, где можно получить микрокредит или заложить драгоценности.

– Что случилось со мной той ночью и в следующие два дня… все очень скользко, трудно за что-нибудь ухватиться. Как будто это было не со мной. Как будто это происходило с кем-то другим в кино. Все слишком большое, больше, чем в жизни, и как будто ненастоящее. В этом есть какой-то смысл?

Может быть, именно этим объясняются странные характеры и дрянные диалоги?

– Однажды утром я пришла в себя и смогла почти на вкус почувствовать операционную. Дезинфицирующее средство, металл… Потом все пропадает, и единственное, что я чувствую, это как будто что-то разрывает мне грудную клетку.

Следующая сцена. Комната для брифингов в штаб-квартире полиции Олдкасла. Еще та, старая комната, с провисшим подвесным потолком и грязным ковровым покрытием. Еще до ремонта. Журналисты сидят на стульях, камеры, микрофоны и диктофоны направлены на четырех мужчин за столом. На одном конце Лен – уже в то время он лысый, в своем древнем двубортном черном костюме. Рядом с ним офицер по связям с прессой, весь потный, сидит, словно аршин проглотил. А с ним…

Что-то лопнуло у меня глубоко под ребрами, вызвав короткий стон.

С экрана ноутбука на меня смотрел доктор Генри Форрестер. Волос на голове больше, чем в конце жизни. И жизни больше. Еще до того, как его щеки впали и морщины перестали быть просто заметными, а стали выглядеть ужасно. Перед тем как чувство вины, горе и виски опустошили его.

– Генри. Ах ты старый глупый ублюдок…

Мужчине рядом с Генри, последнему из сидевших за этим столом, было года двадцать четыре, не больше. Покатые плечи, бахрома кудрявых каштановых волос нависает над глазами, маленьким нимбом стоит над головой и кольцами опускается на плечи серого костюма и воротник рубашки. Если постричь его как надо, то он станет невидимым.

Поверх приглушенного бормотания вопросов и ответов идет наложенный голос диктора:

– И пока Лора пыталась примириться с ужасными событиями, наградившими ее ночными кошмарами и шрамами от ран, операция по поимке Потрошителя стала испытывать свои собственные трудности.

Пошло, но, в общем, правильно.

Репортер вытягивает руку вверх:

– Детектив-суперинтендант Мюррей, это правда, что вы пригласили экстрасенса, чтобы вдохнуть новые силы в расследование?

Чей-то голос врывается, прежде чем Лен успевает что-нибудь ответить.

– Думаете, он сможет помочь вам в вашей карьере?

Смех. Сразу же прекращающийся после того, как Лен ударяет кулаком по столу.

– Четыре женщины мертвы. Три других останутся со шрамами до конца своих дней. Что именно кажется вам столь забавным?

Молчание.

Лен тычет пальцем в толпу:

– Если еще что-нибудь подобное повторится, я не просто прикажу очистить комнату, я вас всех за решетку посажу. Всем ясно?

Никто не произносит ни слова.

Пленка идет дальше, кто-то делает еще одну попытку.

– Это правда, что вы его почти поймали, но позволили ему уйти?

Лицо Лена темнеет.

– Никто не «позволял ему уйти». Офицер был вынужден прекратить преследование из-за серьезных травм, полученных в процессе погони. И если я увижу напечатанными слова о том, что мы «позволили Потрошителю уйти», я обрушусь на вас, словно гнев Господень.

Сцена меняется на шатающееся видео с мобильного телефона. Здоровый мужик стоит на кафельном полу на коленях, окруженный частоколом ног и мобильных телефонов. Левая сторона лица вымазана в крови, кровь сочится из рваных ран на голове и на лбу, пачкая воротник рубахи и пиджак. Затем в кадр протискивается женщина, берет его лицо в свои руки. Укладывает на пол. Складывает куртку от спортивного костюма и кладет ее ему под голову. Устраивает удобнее.

Диктор в наложении произносит что-то, но это просто шум.

Неужели я действительно так плохо выглядел? Не удивительно, что Рона захотела вызвать «скорую».

Немного перемотал назад.

– …я обрушусь на вас, словно гнев Господень.

Совсем не удивительно, что я не мог держаться на ногах, все это выглядело так, как будто кто-то приложился к моей голове бейсбольной битой, утыканной осколками битого стекла. Потом появляется Рут Лафлин в шортах и футболке и укладывает меня на пол, прежде чем я упаду сам.

Несчастная женщина, черт побери. Если бы я не позволил ему уйти…

– Нам не известно в подробностях, что на самом деле произошло в тот день в Олдкасле, но мы знаем совершенно достоверно, что сумасшедшая гонка по городу закончилась ужасной аварией. Детектив-инспектор Эш Хендерсон преследовал Потрошителя до железнодорожного вокзала, но потерял сознание от ран и был срочно доставлен в каслхиллскую больницу с сотрясением мозга, переломами двух ребер, сломанным запястьем и травмой шейного отдела позвоночника. Ирония судьбы заключается в том, что женщина, которая оказывала ему помощь, Рут Лафлин, стала последней жертвой Потрошителя.

Потому что я не остановил его.

Видео с мобильного телефона сменилось чем-то более профессиональным, с заставкой Пожарной службы Олдкасла в левом верхнем углу. На экране одна команда пожарных вырубала водительскую дверь разбитой дежурной машины, а другие в это время заливали водой горящую «фиесту».

– Водитель машины без опознавательных знаков, полицейский, констебль О’Нил, получил трещину в черепе, и у него была сломана рука.

Ничего не сообщалось о том, что случилось с собакой в багажном отсеке «фиесты».

Еще один переход, и мы снова на брифинге для прессы. Еще один вопрос. Еще один сердитый ответ Лена.

И снова наложенный голос диктора:

– Поскольку расследование продвигалось с большим трудом, было решено обнародовать психологический профиль…

Парень с перманентом и в сером костюме смотрит на Генри. Генри кивает.

Внизу экрана появляется надпись: «ДОКТОР ФРЕД ДОЧЕРТИ, КРИМИНАЛИСТ-ПСИХОЛОГ».

Доктор Дочерти откашливается.

– Спасибо. – Он явно пытается говорить шикарно, но произносимые им слова будто вырезаны из песчаника, из которого построены дома в Глазго. – Мы полагаем, что человеку, совершившему эти преступления, лет двадцать восемь – тридцать, он неквалифицированный рабочий, который с трудом удерживается на своей должности. Он был очень близок со своей матерью, которая, весьма возможно, недавно умерла. Его ненависть к женщинам вызвана ее всеобъемлющим влиянием. Он неопрятен и, скорее всего, страдает каким-то психическим заболеванием. Мы полагаем, что он имел приводы в полицию.

Что ни в коей мере не сужает круг подозреваемых. Особенно в Олдкасле.

Остальная часть видеодиска была еще хуже. Полиция не может поймать Потрошителя, бла-бла-бла. Канцелярия прокурора отказывается выдавать тела первых четырех жертв, так что родственникам приходится провести символические похороны и ждать, когда следствие закончится.

Наверное, эти несчастные придурки все еще ждут.

Доктор Дочерти снова появляется в кадре, в следующем фрагменте с Лорой Страхан. Он ерзает в большом кожаном кресле, уставившись глазами в какую-то точку слева от камеры, как будто ожидая одобрения от кого-то, стоящего там. Акцент уроженца Глазго заметен гораздо меньше, чем на пресс-конференции. Практиковался, по-видимому.

– Несомненно, для Лоры это был чрезвычайно травматический опыт. Мы проводили еженедельные сеансы, помогавшие ей свыкнуться с тем, что с ней произошло. Конечно, о выздоровлении говорить еще очень рано, но она стала чувствовать себя лучше.

Голос кого-то из журналистов, не попавшего в кадр:

– Вы думаете, она когда-нибудь снова станет нормальной?

Доктор Фред Дочерти застывает в кресле:

– Нормальность – это относительное понятие, не имеющее смысла в психологии. Мы все индивидуальны, поэтому такая вещь, как «нормальность», просто не существует. То, что мы пытаемся сделать, это помочь Лоре вернуться к состоянию, которое нормально для нее.

– А как насчет Мэри Джордан?

Его пальцы начинают перебирать складку на брюках.

– Это очень печально, но Мэри не в достаточной степени отвечает на лечение. Как я уже сказал, мы все разные, и все справляемся по-разному.

– Она была помещена в закрытое психиатрическое заведение, не так ли? И находится под постоянным наблюдением из-за склонности к самоубийству.

– Человеческий мозг – вещь весьма сложная, его нельзя просто… – Смотрит вниз, себе на колени. Успокаивает руки. – Она получает необходимое лечение. Так же, как и Рут Лафлин.

На экране съемка с камеры наблюдения супермаркета. Женщина, стоящая на коленях в овощном отделе, закрывает голову руками и раскачивается из стороны в сторону, а люди с тележками обходят ее стороной, стараясь не смотреть ей в глаза.

Голос диктора:

– Не в состоянии справиться с ночными кошмарами и приступами тревоги, начавшимися после ее похищения, Рут Лафлин перенесла нервный срыв в супермаркете «Каслвью Асда» и в настоящее время находится на лечении в той же клинике, что и Мэри.

А Потрошитель все еще на свободе.

Конец, по сути дела, не самый жизнеутверждающий.

Добро пожаловать в реальный мир.

 

10

– …это был «Мистер Боунз» с песней «Снег любит зиму». С вами Джейн Форбз, которая держит оборону, пока Стив Великолепный разбирается со своей семичасовой «Утренней Бонанзой», программой для тех, кто завтракает за рулем машины. Присоединяйтесь к нам, это будет… УЛЕТНООО!

Я посмотрел на потолок, моргнул. Потолок был другой, и свет совсем не такой, как обычно. Какого черта они…

Дыхание с шумом вырвалось из груди, стих пульсировавший в ушах шум. Еще выдох.

Теперь порядок. Я больше не в камере.

– Следом новости и погода. Северный ветер принесет нам осадки, но сначала давайте послушаем «Хафхед» с рождественским синглом «Секс, Насилие, Ложь и Мрак»…

Из динамиков электронного будильника потекли звуки гнусавого пианино и заунывных гитар.

Голос солиста – что-то вроде замоченной в патоке колючей проволоки.

– Кости в саду, их блаженный распев…

Повернулся, посмотрел на табло – без четверти шесть. Зачем вытаскивать из тюрьмы, если утром нельзя поваляться в постели? Чертов Джейкобсон.

– Тени резки, горят изнутри…

Утренние молитвы в штаб-квартире полиции. Это будет весело. Весьма возможно, что мне повезет и никому не придется ломать челюсть…

Так, сохранять спокойствие. Ничего необдуманного. Не беситься. Не делать ничего, что может снова отправить меня в тюрьму, прежде чем с миссис Керриган случится очень неприятный несчастный случай.

– Ее тело бесчувственно, голос хрипл и болезнен…

Никого не бить. Цель поставлена.

Давай, Эш. Пора вставать.

Еще минуточку.

Раскинув руки, вытянулся во весь рост под пуховым одеялом, занимая своим телом всю кровать. Просто приятно, что можно это сделать.

– И горечь, словно лезвие ножа, озлобленность и гордость уязвленная…

Переполненный мочевой пузырь все испортил. Постанывая, приподнялся, выпростал ноги из-под одеяла, вздохнул. Покрутил правой ступней, сначала в одну сторону, потом в другую. Пошевелил пальцами на ногах. Заставил крохотные лезвия раскаленного железа расползтись по костям, царапаясь под скрученным узелком шрама, оставленного пулей. Прямо метафора всей моей проклятой жизни, вся здесь.

– Секс, ложь, жестокость, острота любви…

Нет смысла откладывать. Вставай.

Похромал к комоду.

– Поддерживать огонь, отпугивая тьму…

Порывшись, обнаружил в третьем ящике пару полотенец. Обернул одно вокруг пояса, взял трость, открыл ключом замок спальни. Песня из электронного будильника перешла в проигрыш. Весь такой минорный и унылый.

Из коридора доносилась приглушенная мелодия старых добрых «Стереофониксов», с кухни ей подыгрывал свист кипящего чайника. Из гостиной выглянул Хитрюга, ухмыльнулся. Глаза ясные и блестят, несмотря на то что вчера выпил шампанского и виски столько, что этим количеством можно было бы заполнить ванну. И даже чисто выбрит.

– Надеюсь, что ты голоден, у нас тут продуктов хватит на семью из шести человек. Завтрак на столе ровно через пять минут, придешь ты или нет. – И опять исчез.

– Доброе утро, Хитрюга.

Подергал ручку двери в ванную. Заперто.

Изнутри послышался голос Элис, слова звучали глухо и как-то округло, как будто рот чем-то забит.

– Одну минуту… – Громкий плевок и звук бегущей в раковину воды из крана. Потом дверь распахнулась, и на пороге появилась она, в махровом халате и с полотенцем на голове. У нее за спиной клубилось облако пара, пахнущего апельсином.

– Ты еще не одет, а у нас в семь часов утренний брифинг и еще…

– Что случилось с похмельем?

– Кофе. Кофе просто великолепен, на самом деле отличный, и это, фууууух, совершенно точно, если выпить его с самого утра, кажется, я встала среди ночи выпить воды, и мне снился очень странный сон, что я попала в автомобильную аварию, и еще там была собака, и я гналась за кем-то и очутилась на железнодорожном вокзале, а потом все превратилось в рок-концерт, и там была женщина в синем спортивном костюме, и все были потные, правда, странно? – Она протиснулась мимо меня и открыла дверь в свою комнату. Замерла на пороге. Между бровей образовалась морщинка. – Наверное, это все из-за пиццы, не стоило есть quattro formaggio перед самым сном, но только мы еще не собирались ложиться спать, правда, это было что-то вроде позднего ужина, а я люблю сыр, ты ведь тоже его любишь, и это…

– О’кей. – Я предостерегающе поднял руку. – Кофе тебе больше нельзя.

– Но я обожаю кофе, это просто здорово, и еще Дэйв принес с собой такую металлическую штуку, вроде маленького чайника, его ставишь на плиту и засыпаешь сверху кофе, а внизу кипит вода, и получается великолепный эспрессо…

– Хитрюга сказал, что завтрак через пять минут.

– Да, конечно, пора одеваться, но ты попробуй этот эспрессо, он просто восхитительный, он…

Я проскользнул в запотевшую ванную и закрыл за собой дверь на замок.

* * *

Элис наклонилась ко мне, понизила голос почти до шепота:

– Так это был не сон?

Должно быть, комнату для брифингов совсем недавно покрасили, от стен все еще тянуло приторной химической вонью. Вокруг стола в передней части комнаты на стоявших полукругом пластиковых стульях расселись люди в униформе и в штатском, расстояние между ними отмечало принадлежность к разным племенам. Спереди слева – мужчины и женщины, в чью обязанность входило патрулирование улиц. Спереди справа – мальчики и девочки из Специального криминального подразделения, выглядевшие довольно заносчиво в своих отутюженных костюмах. За ними – криминальный отдел Олдкасла, нечто вроде бардака в благотворительном секонд-хенде, с ручками и блокнотами наизготовку.

И наконец, в задней части комнаты, Специальная экспертная группа по ведению следствия и оценке результатов, в порядке очередности – Джейкобсон, констебль Купер, профессор Хантли, доктор Константайн и Элис. Я плюхнулся на стул рядом с ней, с самого краю. Вытянул правую ногу, палку повесил на спинку стула перед собой. Дежурный сержант продолжал монотонно перечислять задания на день.

– …угоны машин в этом районе увеличились на пятнадцать процентов, так что глаза протирайте. Дальше, магазинные кражи…

Я поерзал на стуле:

– Конечно, не сон, тебе захотелось сказку на ночь, я и рассказал.

Элис взглянула на меня:

– Ты рассказал мне сказку? Как мило.

– Про то, как сбежал Потрошитель.

– Вот так вот. – Улыбка слегка поблекла. – Конечно, важен не подарок, а внимание, правда? Так ты что, на самом деле просил задержать всех в синих спортивных костюмах?

Я кивнул:

– Рона задержала девять человек. Двумя часами раньше было бы куда больше: вся футбольная команда, черт бы ее побрал, пришла покататься на велосипедах. Всех опросили, алиби проверили. Ничего.

Она огляделась.

Дежурный сержант продолжал бубнить:

– …кражи в студенческих общежитиях на Хадсон-стрит…

– А что насчет поезда в Эдинбург?

– В Арброат они не успели, но в Карнусти его уже ждали. В синем спортивном костюме никого не было. Но съемка с камер наблюдения внутри вагонов поезда зафиксировала кое-кого, подходящего по описанию, выходившего на первой остановке.

– …запомнить, что, даже если они и являются студентами, вы не можете относиться к ним, как, я цитирую, к «ленивым паразитирующим бездельникам». Фицджеральд, я на вас смотрю…

– И это был он, да?

– Мы сделали запрос, получили идентификационный номер, проверили. Оказалось, что это преподаватель по истории религий, приезжавший на благотворительную акцию.

– О-о.

Профессор Хантли, склонившись над доктором Константайн, оскалился и произнес свистящим шепотом:

– Эй, вы двое, вы не могли бы заткнуться?

– Чарли пропал где-то между половиной одиннадцатого прошлой ночи и шестью часами сегодняшнего утра. Ему всего лишь пять лет, так что глаза протирайте. Раньше он уже убегал два раза, но его мамаша просто с ума сходит. Приложите максимальные усилия…

Я уставился на Хантли и не отвел глаз до тех пор, пока он не облизал губы и не отвернулся. Снова откинулся на спинку стула.

Нечего нарываться.

Снова наклонился к Элис:

– Но мы все равно его дом обыскали. Нашли кучу детской порнографии и пистолет без лицензии. Кажется, он до сих пор в реанимации – кто-то раскроил ему череп о стиральную машину в тюремной прачечной.

– …но не менее важное – наружное наблюдение за Эдди Барроном. Подозревается в нанесении тяжких телесных и нападении с применением оружия, так что не говорите, что я вас не предупреждал…

Стоявший в передней части комнаты дежурный сержант стал завершать свое выступление.

– А теперь тех, кто не участвует в операции «Тигровый бальзам», прошу на выход. – Продемонстрировал всем лист бумаги с надписью «ВЫ ВИДЕЛИ ЧАРЛИ?», большими буквами напечатанной над фотографией черноволосого мальчишки – уши лопухами, кривая улыбка, все лицо в веснушках. – Берете по одной листовке, сваливаете отсюда и идете ловить злодеев.

Половина комнаты зашаркала на выход, патрульные и криминальный отдел, недовольные тем, что их так бесцеремонно выставили, продолжали хвалиться похождениями в выходные или бормотали проклятия на тот предмет, что незачем помогать Абердину и Данди, когда их городская футбольная команда вылетела в отборочных. Вслед за ними промаршировал дежурный сержант, нагруженный кипой бумаг.

Слово взяла детектив-суперинтендант Несс:

– Кто-нибудь, свет погасите.

Пара щелчков, и комната погрузилась во мрак. Затем Несс направила пульт на проектор, подвешенный под потолком, и на экране у нее за спиной появились две фотографии. На левой была болезненно-бледная женщина на пляже в Абердине, с ухмылкой на лице, в зеленом бикини и с гусиной кожей. На другой – та же самая женщина, но только лежавшая, сжавшись в комок, на боку в зарослях ежевики. Ночная сорочка зацепилась за покрытую шипами плеть кустарника, открывая взгляду лиловый разрез, пересекавший ее живот. Края раны были стянуты грубыми черными стяжками поверх вздувшейся кожи.

– Дорин Эплтон, двадцать два года, первая жертва Потрошителя. Медицинская сестра в каслхиллской больнице.

Несс снова щелкнула кнопками пульта. На месте Дорин Эплтон появилась счастливая брюнетка в подвенечном платье… и она же, лежавшая навзничь на автомобильной стоянке. На ней была такая же ночная сорочка, как и на первой жертве. Ткань, обтягивавшая вздувшийся живот, была заляпана пятнами крови.

– Тара Макнэб, двадцать четыре года. Жертва номер два. Медсестра больницы Каслхилла. Кто-то позвонил в Службу спасения из телефона-автомата в миле от того места, где ее нашли…

Щелчок, затем шуршащий звук старомодной магнитофонной пленки, и комнату заполнил мужской голос, отрывистый и профессиональный:

– Служба спасения, чем мы можем помочь?

Голос ответившей женщины звучал так, словно ее застали в самый разгар хорошего двухдневного запоя. Слова были хриплые и невнятные. Какие-то искаженные.

– Женщина тут… лежит… на автомобильной стоянке… милях в полутора к югу от Шортстейн Гарден Центр, по дороге на Бречин. Она, это… – Голос дрогнул, как будто бы она сдерживала рыдания. – Не двигается она… Если поспешите, то… сможете ее спасти. Она это… очень ослабла, возможно, внутреннее кровотечение… О господи… Группа крови вторая положительная. Поторопитесь, пожалуйста…

– Алло? Вы можете сказать, как вас зовут? Алло?

Молчание.

– Вот черт. – Шуршание, как будто оператор прикрыл рукой микрофон гарнитуры, приглушая свой голос. – Гарри? Ты не поверишь, я только что…

Несс направила дистанционный пульт вверх:

– «Скорая помощь» прибыла пятнадцать минут спустя, но она уже была мертва. Речевой анализ показал, что голос, записанный Службой спасения, ей и принадлежал.

Сотрудник Специального криминального подразделения поднял руку вверх:

– То есть она сама позвонила?

Пауза, Несс насупилась и закусила губу. На мгновение зажмурилась:

– Кто-нибудь с этим согласен?

Профессор Хантли рассмеялся:

– Каким образом? Вы что, правда полагаете, что женщина с сильным внутренним кровотечением и травмой внутренних органов может позвонить из телефонной будки, а потом пройти целую милю до того места, где ее нашли? Совершенно очевидно, что это было записано до того, как ее там бросили. Он их похищает, затем заставляет записать SOS, а потом вспарывает.

Парень из спецотдела опустил руку. Откашлялся. Поерзал на стуле:

– Очень интересная тема…

Несс ткнула пальцем в фотографию с телом Тары:

– Проведенное расследование разобралось с ночными сорочками. Все куплены в небольшом магазинчике в торговом центре на Хединг Холлоуз. Пятерка за три штуки. Владелец понятия не имеет, кому он их продавал и когда.

Снова надавила на кнопку пульта, и на месте жертвы номер два появилась фотография листа из блокнота для записей. По линейкам прыгали синие чернильные строки, почерк едва можно было разобрать.

– Через два дня после того, как было обнаружено тело Тары Макнэб, Майклу Слоссеру из Касл Ньюз энд Пост передали это письмо. Автор жалуется на то, что газеты называют его «Шотландским Мясником», и подписывается именем «Потрошитель». – Снова вздернула вверх дистанционный пульт. – Следующую.

Появилась жертва номер три. Кожа цвета карамели с одной стороны тела вспухла, дряблое лицо смотрит из глубины канавы, руки подняты над головой, одна нога неестественно согнута. Одета, как и предыдущие жертвы, в белую ночную сорочку, порванную на одном из боков и почти черную от пропитавшей ее крови. Другая фотография. Она же застыла на каком-то празднестве, наверное на дне рождения, смеется, красное шелковое платье разлетелось в танце.

– Холи Драммонд, двадцать шесть. Медицинская сестра в каслхиллской больнице. Служба спасения получила заранее записанный звонок в два часа ночи. Голос принадлежал жертве. Смерть зафиксирована на месте преступления.

Фотографию Холи Драммонд сменил еще один листок из блокнота.

– Это пришло в газету в тот самый день, когда мы обнаружили ее тело. Здесь он опять в своем стиле, пишет, какой он сильный и умный, что мы никогда его не поймаем. Начиная с этого, все остальные письма практически одинаковые.

Четвертой жертвой была крупная женщина в платье без бретелек и академической шапочке, которую выпускники колледжей надевают на вручение дипломов. Потом фотография, где она лежит лицом вниз на дне железнодорожной дренажной канавы, ночная сорочка задралась до пояса, видны бледные ягодицы. Кожа в зеленых и черных пятнах.

– Натали Мэй, двадцать два года. Медицинская сестра каслхиллской больницы. На этот раз никаких звонков не было. Найдена бригадой железнодорожных рабочих, ремонтировавших в том месте участок электрического кабеля.

Щелчок, и еще одно письмо заполнило экран.

– Жалуется, что она была, я цитирую: «Недостаточно чиста, чтобы получить его благословение».

Пауза.

Экран потемнел.

– А потом нам повезло.

На экране появилось круглое улыбающееся лицо Лоры Страхан, крупные веснушки на носу и на щеках, на заднем плане виднеется колесо обозрения. На другом фото ее заносят в заднюю дверь «скорой помощи», лицо опухшее, цвета воска, веснушки почти скрыты кислородной маской.

Несс указала на картинку:

– Наша первая выжившая. Звонок был сделан из телефонной будки на Блэквол Хилл. По дороге в больницу у нее два раза останавливалось сердце, ее откачивали, она почти истекла кровью, но ее смогли спасти.

Несс снова щелкнула пультом, и лицо Мэри Джордан заполнило половину экрана. На другой стороне она лежала на больничной кровати, провода и трубки соединяли ее почти с полудюжиной разных диагностических аппаратов.

– Мэри Джордан, двадцать три, медицинская сестра. Еще один заранее записанный телефонный звонок. Найдена завернутой в простыню на обочине дороги в Монкюир Вуд. Сильное повреждение мозга, вызванное гипоксией и потерей крови, но была жива. В письме он хвалит ее, называет «хорошей девочкой».

Пауза.

– Последняя жертва. – Щелчок. Рут Лафлин, сидящая на привинченном к полу велосипеде, в шортах и потной футболке, обе руки вздернуты вверх, как будто она пересекает финишную линию. На заднем плане приветствующие ее люди под растяжкой «ПРЕВРАТИМ МИЛИ В УЛЫБКИ!!!». Снимали, наверное, в тот самый день, когда она оказывала мне помощь.

В тот самый день, когда я позволил Потрошителю уйти.

– Рут Лафлин, двадцать пять лет, медицинская сестра в педиатрическом отделении. На этот раз никаких телефонных звонков, потому что он не смог исполнить своих намерений. Насколько мы можем предположить, кто-то вспугнул его, и он сбежал, оставив ее умирать.

Все из-за того, что она остановилась, чтобы помочь мне.

 

11

– Присаживайтесь. – Несс махнула на место рядом с собой. – Доктор Дочерти?

– Спасибо, детектив-суперинтендант.

По сравнению с началом расследования образ Фреда Дочерти кардинально изменился. Куда-то исчез бетонного цвета костюм, а вместе с ним и кудрявые волосы. Сейчас на нем красовался иссиня-черный прикид, типа от Армани, с красной рубашкой и белым галстуком, прямые, коротко стриженные волосы зачесаны назад. Мальчишеский вид и нервный голос сменились квадратной челюстью и стальным взглядом. Никакого акцента выходца из Глазго.

Он немного помедлил, позволяя другим получше рассмотреть его.

Элис схватила меня за руку, крепко сжала:

– Смотри, как здорово…

– Леди и джентльмены, давайте поближе познакомимся с Неусоб-Пятнадцать. Совершенно очевидно, что это… Я весь внимание, инспектор?

Хитрюга вытянул вверх руку:

– Я что-то не понимаю, что это за Неусоб-Пятнадцать, разъясните нам, пожалуйста.

– Прекрасный вопрос. «Неусоб» означает «Неустановленный объект», а «Пятнадцать» отличает его от других четырнадцати расследований убийств, ведущихся в настоящее время в Олдкасле. Полагаю, что было бы достаточно непрофессионально – присвоить цели нашего расследования что-нибудь вроде… – Дочерти поднял вверх указательные и средние пальцы обеих рук, изображая ими кавычки. – Что-нибудь вроде «крутой клички». Это бы добавило к его самовосприятию некое понимание того, что люди, подобные ему, отклоняются от нормы или даже стоят над ней. Что они выделяются из толпы. И поскольку мы еще не установили прямой связи между Неусоб-Пятнадцать и преступником, известным как Потрошитель, мне бы очень хотелось, чтобы все присутствующие здесь избавились от всевозможных заранее выработанных понятий относительно происходящего. – Улыбка. Дружеская, а вовсе не кислая или саркастическая. – Так понятнее?

Хитрюга пожал плечами.

– Отлично. Итак, изучив имеющиеся на настоящий момент улики, рискую высказать предположение, что возраст Неусоб-Пятнадцать – тридцать пять – сорок лет. Вполне возможно, что он сменил несколько малооплачиваемых работ и ни в чем не преуспел в жизни. Могу предположить, что он уже побывал за решеткой, и не один раз, скорее всего, за незначительные правонарушения. Умышленные поджоги, возможно – вандализм. Очень даже возможно – за жестокое обращение с животными. И конечно же следует обратить внимание на страдающих психическими заболеваниями.

Дочерти сложил руки на груди, склонил голову набок и прищурился, как будто все это только что пришло ему в голову.

– Он вырос в нормальной семье – это именно так и есть, – но вполне возможно, что сейчас он совсем один. Не исключаю возможности того, что мать часто его наказывала, но не физически, а в эмоциональном плане, унижала, критиковала, контролировала во всем. Что и является причиной его ненависти к женщинам. Когда он будет пойман, все удивятся тому, что такой, как он, был способен совершать столь ужасные преступления. И будут описывать его как интроверта, зацикленного на самом себе и неспособного муху обидеть…

Дочерти кивнул на пачку бумаг, лежавших перед ним на столе.

– Я составил список – что-то вроде красных сигнальных флажков, на которые вы должны обращать внимание в своем расследовании, и тут еще кое-какие вопросы, которые мы должны прояснить, чтобы сузить область поиска. – На его лице снова расцвела улыбка. – Что касается вопросов – кто-нибудь хочет о чем-то спросить?

В первых рядах над линией голов поднялась рука. Голос у задававшего вопрос был низкий, гнусавый и мгновенно узнаваемый – Рона.

– А почему он не послал письмо после Дорин Эплтон?

– Ну, я бы сказал, что это в большей степени относится к преступнику, известному как Потрошитель, а не к Неусоб-Пятнадцать, но тем не менее это очень важно. Он не послал письмо, потому что она была чем-то вроде пробного варианта, разминки, так сказать. Она в счет не шла. Тогда он еще не решил для себя, чего он хочет. Поэтому он избавляется от тела, не звонит в Службу спасения – и переключается на Тару Макнэб. Тогда-то все и началось. – Соглашаясь с самим собой, доктор Дочерти кивнул. – Еще вопросы? Не стесняйтесь.

Рука Элис взметнулась вверх, растопыренные пальцы подрагивали.

– У меня вопрос, пожалуйста!

– Да… Прошу меня простить, я не знаю вашего имени.

– Элис Макдональд. Хочу сразу сказать, я – ваша искренняя поклонница. Считаю, что вы были просто великолепны в том документальном фильме про Тейсайдского Мясника. – Руку она так и не опустила.

Дочерти расцвел:

– О-о, вы это видели. Чудесно. Благодарю вас. Итак, что у вас за вопрос… кхм… Элис?

– Вы отметили, что его нападения на женщин – это сублимированная месть эмоционально манипулятивной матери, но в то же время это не объясняет важности такого предмета, как куклы, не так ли?

– Несомненно, это еще один хороший вопрос… Понимаете…

– Зашивая кукол им в живот, Потрошитель делает своих жертв беременными, не так ли? То есть в прямом смысле слова, вкладывая кукол в животы жертв… – Одной рукой она обняла себя за талию и, наклонив голову к плечу, другой стала теребить волосы. – Конечно, потом он пытается все запутать, одевает их в ночные сорочки, которые, вне всякого сомнения, символизируют собой невинность и девственность, но если это все является его местью нелюбящей матери, почему он старается сделать ее беременной? В том смысле… я не хочу сказать, что подобного никогда не случалось, я сама сотрудничала с Северным полицейским управлением, они схватили одного типа, который сделал то же самое, а потом ударил жертву ножом в горло шестьдесят четыре раза, так что голова едва не оторвалась, когда ее упаковывали в мешок для трупов, картина, я вам скажу, была не самая привлекательная.

– Да, я понимаю. – Улыбка доктора Дочерти похолодела градусов на пять. – То есть, по вашему мнению, психологический портрет, который я представил, ошибочен?

Элис, словно отражение в зеркале, тоже наклонила голову набок:

– Я не говорила, что психологический портрет, нарисованный вами, ошибочен, я сказала, что, по моему мнению, он не абсолютно правилен.

Доктор Константайн, сидевшая рядом с Элис, произнесла едва слышным голосом:

– Драка, драка, драка, драка…

Челюсти Дочерти задвигались, как будто он пережевывал что-то горькое.

– Ничего личного. – Элис приложила руку к груди. – Как я уже сказала, я ваша поклонница. Просто невероятная.

Встала Несс:

– Мне кажется, будет более продуктивным, если доктор Дочерти и… – она сверилась со своими записями, – доктор Макдональд отложат дискуссию на другое время и сообщат о ее результатах руководителям своих групп. Также я посчитала необходимым еще раз напомнить всем, что на время расследования введен строжайший запрет на общение со средствами массовой информации. Те, Которые Наверху, будут очень расстроены, если кто-нибудь нарушит этот мораторий и сольет журналистам информацию о Клэр Янг. И меня не волнует, кто такой вы и кто ваш непосредственный начальник. Информация по расследованию будет распространяться только на официальных брифингах для прессы. Теперь все ясно?

Толпа приглушенно зашуршала.

Встал суперинтендант Найт. Форма сидела на нем как влитая, просто «шесть тридцать утра», словно этим он пытался произвести особенно сильное впечатление.

– Хочу продолжить. Один из членов моей команды, а именно детектив-инспектор Фут, обратится к некоторым из присутствующих за содействием в поисках неизвестного, который вчера раскрыл некоторые детали расследования корреспонденту Дейли Рекорд. Надеюсь на вашу честность и взаимное сотрудничество. В противном случае. Кое у кого. Могут. Возникнуть. Проблемы, – сказал он, отделяя одно слово от другого.

Несс кивнула:

– Так, отлично, на этом все. Совещания по группам в семнадцать ноль-ноль. Можете покурить или хлебнуть кофейку, если успеете. Сегодня будет длинный день.

* * *

– …неплохо выглядишь, приятель. – Детектив-сержант Бригсток, ухмыляясь во весь рот, похлопал меня по спине; щеки и лоб усыпаны багровыми зарубцевавшимися шрамами от вулканических прыщей. – Правда, Рона, он отлично выглядит?

Рона улыбнулась, продемонстрировав полный рот крепких серых зубов:

– Здорово, что вы вернулись, шеф.

Половина команды Несс осталась, в то время как их соперники из спецотдела дружно ломанулись из комнаты – затянуться сигареткой или взять что-нибудь из вендингового автомата.

Команда Джейкобсона разошлась в разные стороны. Констебль Купер умчался выполнять чье-то поручение, доктор Константайн говорила в углу по телефону, Хантли был погружен во что-то вроде очень напряженного разговора с высоким худым мужчиной в сером костюме из спецкоманды суперинтенданта Найта. Сплошное пожимание плечами и приглушенный шепот.

Рона. Руки в карманах, ссутулилась.

– Слушайте, шеф, я тут хочу вечеринку организовать, ну, вы понимаете, отпраздновать ваше возвращение? Тут…

– Не уверена, что у нас найдется на это время, не так ли, Эш? – Элис встала рядом со мной, взяла под руку и улыбнулась Роне. – Я так счастлива, что смогла организовать его освобождение, в смысле, вы даже не представляете, через что мне пришлось пройти в этой тюрьме, но я просто не могла позволить, чтобы он и дальше продолжал гнить в этом мерзком месте. – Улыбка стала холодной. – Это было бы ужасно, правда?

Рона расправила плечи:

– Мы делали все что могли.

– Да, конечно, я понимаю. Да и вообще, не берите в голову, ведь он уже на свободе.

Только бы они опять не начали…

– Не думаю, что вы навещали его каждую неделю.

Элис вздернула брови:

– Неужели? Знаете ли, обычным гражданам не разрешают проходить в специальные…

Голос из другого конца комнаты, рваный абердинский акцент:

– Детектив-сержант Мэсси, Бригсток, приказ суперинтенданта слышали? Совещание группы в восемь, ни минутой позже.

Кажется, профессиональные навыки у людей из команды Смита за последние два года точно не изменились. Еще и шоу устроил из этого – отвернул рукав дешевого серого костюма и сверился с часами. Морщины глубокими линиями рассекали могучий лоб. Сморщенный громадный нос. Волосы ежиком. И подбородок – такой маленький, как будто его совсем нет.

Физиономия Бригстока на секунду скисла, и он перешел на шепот:

– И кто назначил этого мерзкого козлодраного урода детективом-инспектором? – Во весь голос: – Есть, шеф.

– Ко мне, сержанты!

Рона не шевельнулась. Просто стояла и пялилась на Элис.

– Есть, шеф. – Потом повернулась: – Давай, Бригсток. И вы, которые остались, булками двигайте. Слышали, что сказал детектив-инспектор Смит? – И стала загонять оставшуюся часть команды в переднюю часть комнаты, туда, где Несс снова начала вертеть в руках пульт дистанционного управления.

Смит уставился на нас, подошел строевым шагом – спина прямая, плечи расправлены.

– Мне следует напомнить вам, мистер Хендерсон, что вы больше не являетесь офицером полиции. И что у вас больше нет никаких полномочий в Олдкасле или где-либо еще. И если я только услышу, что вы пытаетесь на кого-то давить, я обрушусь на вас подобно тонне битого стекла. Это понятно?

Я сделал шаг в его сторону, сократив разделяющее нас расстояние так, что мы почти касались друг друга:

– Думаешь, ты крутой парень, потому что тебя назначили детективом-инспектором? Так, да? Думаешь, это сделает тебя неуязвимым? Так вот, твой массивный нос сломается так же легко, как нос детектива-сержанта.

Он попятился:

– Угроза офицеру полиции является уголовным преступлением, и…

– Инспектор Смит! – Голос Несс из передней части комнаты. – Мы готовы начать. – Она нажала на кнопку, экран за ее спиной заполнила карта Олдкасла, красным кружком был выделен участок земли за Блэквол Хилл. Кивнула Джейкобсону: – Саймон, ваша команда тоже может к нам присоединиться, если вы не против.

– Я высоко ценю ваше приглашение, Элизабет, но у нас есть пара дел, которые требуют нашего срочного вмешательства. – Вскинул руку и посмотрел на часы. – И если мы не займемся ими сейчас, то будет слишком поздно.

* * *

– Пальцев совсем не чувствую… – Доктор Константайн затопала ногами. Шея и рот завернуты в шарф, вязаная шапка натянута на уши, молния парки застегнута до подбородка.

Джейкобсон прислонился к невысокой, по пояс, стене, руки глубоко засунуты в карманы коричневой кожаной куртки, изо рта туманной струйкой вырывается пар.

– Ничего, это полезно. Характер укрепляет.

По обеим сторонам от нас простирался Кингз Парк, трава была хрустящей от мороза. Гранитная скала Касл Хилл отбрасывала лиловые тени, зубцы разрушенных бастионов чернели на фоне бледного неба. Луч солнечного света прорезал темноту, зазубренный по краям там, где он касался крон деревьев. Кингз Ривер засверкала.

Сквозь холодный воздух просочился запах жарящегося в жире лука. Густой, сладковатый и сытный, он доносился из вагончика с бургерами на самом краю стоянки для машин. Стоявший в очереди констебль Купер прилично продвинулся, подошел почти к самому окошку.

Хантли стоял спиной к нам, смотрел, не отрываясь, на реку. Руки скрещены на груди, закутан в пальто из верблюжьей шерсти, из-под которого выглядывали блестящие ботинки в позиции «без десяти два». Хандрил.

Джейкобсон повернулся к Элис:

– Итак? Что вы сделали с нашим доктором Дочерти?

– Он не такой высокий, каким казался на экране. – Дутой рукой она обнимала себя за дутую талию, другая рука теребила прядь волос, выбившуюся из капюшона стеганой зимней куртки. – Опираясь на имеющиеся у нас факты, весьма разумно проявить осторожность и предположить, что это может быть и не Потрошитель. Газеты забиты Лорой Страхан и ее приближающимся «Чудесным Разрешением От Бремени», и вполне возможно, что кто-нибудь это прочел, и внутри у него вспыхнул огонь, ну, в смысле, вот сидишь ты дома один, переполненный яростью и бессилием, и думаешь, как бы слить все это на окружающий мир, который тебя ненавидит, а потом читаешь весь этот бред про Потрошителя, и, возможно, тебе в голову приходит мысль: вот что я сделаю, я буду как он, только лучше, и все эти злые мысли, сидящие в моей голове, на какое-то время покинут меня… – Повернулась. Глаза прищурены, рот крепко сжат. – Но это не работает, потому что это не моя фантазия, а чья-то еще, и, пока я не попробую, я не буду точно знать, чего я на самом деле хочу, наверное, есть в этом что-то, что делает меня сильным, и все под контролем, и это в первый раз за несколько лет возбудило меня, и я делаю это, а потом снова и снова переживаю все в своем сознании, пока не отполирую до блеска, и тогда я иду и делаю это снова, только на этот раз правильно… – Она выпустила из руки прядь волос, взглянула на меня: – Я в том смысле, что если бы это была я, вот что бы я сделала. Я кивнул:

– Так ты говоришь, это не он?

– Все будет зависеть от следующего тела. Если это кто-то другой, способ совершения преступления будет отличаться, как будто он экспериментирует, пытаясь найти свой собственный стиль. Если же все останется неизменным, то это, возможно, он. – Повернулась к Джейкобсону: – На пресс-конференции детектив-суперинтендант Несс не сказала, посылал ли он письмо о Клэр Янг?

– Ну… вчера было воскресенье, и если он отправил письмо после того, как убил ее – до сегодняшнего дня письма не разберут, – значит, письмо доставят только завтра. Если нам повезет, мы об этом узнаем раньше, чем это будет напечатано в газетах.

Элис подошла ближе:

– Суперинтендант, могу я поговорить с выжившими и просмотреть виктимологические отчеты? Еще я хочу взглянуть на письма Потрошителя. Ксерокопии в делах едва читаются. Мне нужен доступ к оригиналам.

Он похлопал ее по плечу:

– Для вас – все что угодно. И пожалуйста, зовите меня Медведь.

Да, кажется, в этом месте мне не следовало смеяться.

– Что, серьезно? Мне показалось, что это была шутка. Вы хотите, чтобы мы называли вас Медведь?

– Доктор Макдональд доставила мне удовольствие сегодня утром, когда поставила на место этого помпезного засранца, ищущего дешевой популярности на телевидении. Бернард?

Профессор Хантли смотрел на воду, продолжая хандрить.

– Ты заставил этого мальчишку из спецотдела, который спрашивал тебя про телефонные звонки, выглядеть полным идиотом. Так что ты прощен за вчерашнее.

Хантли повел плечом, посмотрел на ботинки:

– Спасибо, Медведь.

Джейкобсон ткнул меня пальцем в грудь:

– Ну а ты пока что ничего не сделал, хромаешь тут, место занимаешь, жрешь пиццу Шейлы. Ты можешь называть меня «сэр», «шеф» или «супер».

Шаг вперед, и я всего в дюймах от него, навис над ним:

– А что, если я назову вас…

– Эш… – Элис дернула меня за рукав. – Помнишь, о чем мы с тобой говорили? Что нам нужно пойти посмотреть на место преступления? Кажется, нам уже пора идти, правда, я в том смысле, что сегодня много чего нужно сделать, чтобы максимально помочь расследованию, так что нам лучше всего держаться подальше от тюрьмы, да? Пожалуйста.

Пропустить такую возможность – разбить в кровь рожу этого недоростка и…

Не будь таким чертовски тупым.

Моргнул. Сделал шаг назад. Глубокий вдох.

– Точно. – Выдавил улыбку на то место, где ей полагалось быть, и хлопнул Джейкобсона по плечу. – Простите. Все никак к свободе не привыкну. Вы меня понимаете.

Джейкобсон запрокинул голову, ухмыльнулся:

– И Бернарда с собой возьмите. Он машину не водит.

Хантли, откашлявшись:

– А мы хотя бы можем дождаться моего сэндвича с колбасой?

* * *

– …ну, это просто глупо, вне всякого сомнения, следует соблюсти соответствующий период времени, отведенного на траур. – Хантли, сидевший на заднем сиденье, откусил еще один кусок сэндвича с колбасой, томатный соус тек из булки ему на пальцы. Пожевал с печальной гримасой, как будто пережевывал чей-то прах. – Ведь вы не думаете, что я могу прыгнуть в кровать с первой попавшейся мне на пути, не правда ли? Цивилизованные люди этого просто не делают.

Элис щелкнула кнопкой радиоприемника:

– Может, немного музыки тебя взбодрит?

– …подтвердить, что в Кардифе в среду в руинах сгоревшего дома обнаружены тела целой семьи из четырех человек, все члены которой были до смерти забиты молотком. Сейчас местные новости. Продолжаются поиски пропавшего пятилетнего Чарли Пирса, полиция сообщает…

Элис выключила радио:

– Наверное, нет. Может быть, в «Я шпион» поиграем? Ну, в угадайку. Я буду описывать то, что увижу, а вы будете угадывать, что это такое.

Олдкасл за окном «сузуки» пытался проложить себе дорогу сквозь час пик. Машины, фургоны и автобусы ползли по улицам едва движущейся металлической линией, ревом своих гудков сливаясь в сумасшедший полуденный хор.

Хантли издал долгий театральный вздох:

– Я шпион, вижу что-то мрачное, темное… и еще подкрадывающийся холод одиночества. Сдаетесь? Это остаток моей жизни.

Я вдавил конец своей трости в коврик под ногами:

– А как насчет того, чтобы молча посидеть, пока на место не приедем?

Элис с водительского кресла обернулась на меня с удивленной гримасой на лице, недовольно вздернула брови.

Он поерзал и наклонился вперед, пока его голова не показалась в проеме между креслами. Нас окутал мощный колбасный выдох.

– Вы кого-нибудь любили, Хендерсон, хоть когда-нибудь? Нет, в смысле, по-настоящему вы кого-нибудь любили? А потом они просто раз – и ушли, и уже ничего поделать нельзя, и нельзя их вернуть. – Он схватил меня за плечо и крепко сжал. – О господи, это же агония.

Я врезал рукой по приборной доске:

– Автобус!

– А-а-ай! – Элис ударила по тормозам, вывернула руль вправо и чуть не врезалась в такси, ехавшее по встречной полосе. С визгом и скрипом остановились посреди дороги.

Старушка с клетчатой сумкой на колесиках в полном удивлении заползла обратно на тротуар, ее белый вестхайленд-терьер, вздернув свечкой хвост, облаял машину.

Водитель такси, опустив стекло, выплеснул наружу полный рот ненормативной лексики, вскинул в воздух средний палец и отбыл в неизвестном направлении.

Элис громко выдохнула:

– Точно. Давайте-ка еще раз попробуем. – Аккуратно протиснулась мимо автобуса и встала на свою полосу. – Простите.

Хантли снова сжал мое плечо:

– Женщина за рулем, а?

– Если сейчас же не уберешь свою руку, я тебе пальцы оторву и в глотку засуну, да так, что задохнешься.

Он дернулся, облизал губы и откинулся на спинку кресла:

– Я просто пошутил.

– И не болтай больше.

Молчание.

Ну, давай скажи что-нибудь. Только скажи.

Не такой тупой, как казалось с первого взгляда.

 

12

Бело-синяя лента с надписью «ПОЛИЦИЯ» трепыхалась на ветру, издавая слабое рычание, похожее на то, когда пальцем проводишь по зубцам расчески. Место, где было совершено преступление, с трех сторон было окружено поросшими кустарником пустошами и примыкавшим сзади куском леса, возвышавшегося темно-зеленой стеной. Небо напоминало громадный кусок гранита. Плети высокой травы раскачивались под порывами леденящего ветра.

Я повернулся к ветру спиной, закрыл ухо ладонью:

– Нет… нет… послушай, мне нужен доступ к письмам Потрошителя. Насколько трудно это организовать?

Из трубки донесся громкий тяжелый вздох.

– Ты серьезно? Вот приди сюда сам и посмотри. Толпа – как на рождественской распродаже. Помнишь, «В поисках утраченного ковчега», последняя сцена? Вот и у нас что-то вроде этого. – Еще один громкий вздох. – А в других следственных группах спрашивал?

– Да ладно тебе, Вильямсон, а кто бы еще меня на тебя вывел? Они этих писем в глаза не видели.

Проход к месту преступления перекрывала одна из свалок развалившихся от старости и побитых полицейских машин. Скрываясь от ветра, в одной из них охранную службу несла пара полицейских.

– Ну, я просто не знаю, что тут можно сделать. Я же не Санта. Не могу же я, как по волшебству, притащить тебе эти письма. Я даже не знаю, где они, черт бы их побрал, находятся.

– Спроси у Симпсона. Он должен знать.

– Послушай, я же тебе сказал, здесь просто…

– Подожди секунду.

Я прижал телефон к груди и постучал в окно машины. Сидевший за рулем парнишка перестал жевать, окно поползло вниз. Ого, да ему голосовать еще рано, а не то чтобы кого-нибудь арестовывать, особенно с такими-то жидкими усишками и усыпанным прыщами лбом. Усталые глаза и безвольно опущенные вниз уголки рта. По всей груди защитного жилета крошки от пирожного. Еще раз откусил от того, что там у него находилось в бумажном пакете из кондитерской, промычал с набитым ртом:

– Прости, приятель, тут закрыто. Пройди в другом месте.

Я склонился над крышей машины. Посмотрел на него пристально:

– Во-первых, констебль, я не ваш «приятель».

По всей видимости, этот тон голоса ему хорошо запомнился из предыдущих промывок мозгов. В одно мгновение он выпрямился и уронил под ноги бумажный пакет. Краска залила его лицо, щеки вспыхнули, даже кончики ушей покраснели.

– Простите, сэр, я не хотел…

– Имя?

– Хилл, сэр… э-э-э… Рональд. Я не…

– Во-вторых. Мне абсолютно наплевать, сколько вы здесь сидите. Вы офицер полиции, черт возьми, так что будьте любезны выглядеть соответственно. Вы форму позорите. В-третьих. – Я ткнул пальцем в сторону Элис и Хантли. – Извлеките свою задницу из машины и сопроводите их на место преступления. Выполнять, констебль.

– Есть, сэр, простите, сэр. – Стал выбираться из машины, нахлобучивая на голову фуражку. – Сюда проходите, и…

– Документы у них проверь сначала!

* * *

Элис повернулась, посмотрела на меня:

– Тебе это понравилось, да?

Оглянулся. Констебль Хилл стоял по стойке «смирно», спиной к нам, и охранял проход к месту преступления, как будто от этого зависела его собственная жизнь.

– Ничего не мог с собой поделать. – Могу больше не быть офицером полиции, но это совсем не значит, что я не могу позабавиться, вселяя страх божий в ленивых констеблей.

Подразделение по изучению мест преступлений организовало специальный проход, ограничив его бело-синей лентой, хрустящая от мороза желтушная трава затоптана. Тропинка, извиваясь, шла по площадке и, сделав финальную петлю, приводила к внутренней зоне, огороженной черно-желтой лентой с надписью «МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ. ПРОХОД ЗАПРЕЩЕН». По ней была рассыпана горстка желтых треугольных флажков, каждый маркирован особой буквой с номером.

Хантли остановился, выпятив грудь, расправил плечи и повел носом слева направо, как будто вынюхивал что-то:

– Понятно… – Сорвался с места и помчался по затоптанной тропинке, все время при этом принюхиваясь.

Я сунул руки в карманы:

– Вряд ли смогут отыскать оригинальные письма Потрошителя. По всей видимости, в архивах полный бардак. Никто не знает, что в какой коробке хранится. Ты уверена, что не сможешь работать с ксерокопиями, которые тебе дал Джейкобсон?

Элис сморщила верхнюю губу:

– Их так часто копировали, что ничего прочитать невозможно. Мне нужны оригиналы. Я хочу потрогать чернила на листе бумаге, почувствовать вес, который он вкладывал в каждое слово, каждый росчерк пера, я хочу ощутить то, что ощущал он. Мне нужно все, что не исчезло и не было повреждено. – Она отвернулась и стала наблюдать за Хантли, нырнувшим под ограждающую ленту. – А тогда, восемь лет назад, вы обнаружили что-нибудь?

– Исследовали все письма и конверты, но ничего не нашли. Все шесть были проштемпелеваны в Олдкасле. А отпечатки пальцев, которые удалось обнаружить, принадлежали журналисту, которому эти письма были направлены. Остались только слова.

На мгновение показалось, что она хотела еще что-то сказать. Но она просто сунула руку в кожаную сумку и достала из нее картонную папку и пакет. Раскрыла папку:

– Фотографии. – И протянула мне пакет: – Это тебе. Специальный комплект, к расследованию. Доктор Константайн для каждого приготовила.

Взял пакет. Порылся.

Неплохая фотокамера, маленькая, но с высоким разрешением, с объемной картой памяти. Пять пар синих нитриловых перчаток в индивидуальных стерильных упаковках. Пакеты для улик. Линейка. Блокнот. Листок с инструкциями. И смартфон.

Вытащил его, покрутил в руках:

– Можно, догадаюсь? Это чтобы меня мониторить и передавать по GPS информацию о том, где я нахожусь и что собираюсь делать?

Элис удивленно посмотрела на меня:

– Нет, это просто телефон. Чтобы делать звонки и загружать информацию на специальный сервер, видишь, там на боку щель небольшая, для телефонной карты памяти? А чтобы тебя отследить, хватит браслета на лодыжке.

Нормально. Рассовал содержимое по карманам.

Из-за ленты ограждения донесся рев Хантли:

– Мне нравятся хорошие места преступлений. А вот это вот к ним не относится. Нет, вы только взгляните на все это, честное слово. – Он воздел руки к небесам. – Каждый, каждый, кто мог, включая их паскудных матерей, потоптался на этом месте и оставил после себя отпечатки следов. Почему, ну почему, почему, черт бы их побрал, они не положили здесь мостки? Все улики поставлены под сомнение. И как мне с этим со всем работать? – Он повернулся на сто восемьдесят градусов, выбрался из огороженной зоны и, с топотом и хрустом веток, скрылся в лесу.

Вот тебе и хваленая команда экспертов – специально подобранные, годы практики, лучшие специалисты в своей области!

Я нырнул под оградительную ленту, заметил место, где пролез, и похромал по высокой, до колен, траве к внутреннему контуру. Остановился. Посмотрел туда, где стояла Элис, снова обнимавшая себя руками:

– Ты идешь?

– Там нельзя ходить без специального разрешения.

– Ты же слышала Хантли. Операция «Тигровый бальзам» все затоптала башмаками сорок пятого размера. Больше не осталось ничего, что можно поставить под сомнение. – Пошел обратно по хрустевшей под ногами траве. Остановился у ограждающей ленты. Открыл папку и вытащил фотографии.

Они были те же самые, которые Джейкобсон показывал мне в машине, только цвета более яркие под солнечным светом.

Пересмотрел их несколько раз и в конце концов определил то место, где должен был стоять фотограф. Встал туда, держа фотографии в вытянутой руке.

Клэр Янг лежала головой в сторону того места, откуда мы пришли, кожа в венозных прожилках была похожа на мрамор.

– Она умерла где-то в другом месте…

Элис не двинулась с места, так и стояла за сине-белой лентой:

– И что?

– Я говорю, она умерла… Ты не можешь сюда подойти?

Стоял и смотрел, как Элис пробирается к месту преступления.

– Здесь крови почти нет. Он ее взрезал, сунул внутрь куклу и снова зашил. Тут вся земля кровью должна быть пропитана. И положение тела неправильное.

– Но ведь нам известно, что у Потрошителя есть операционная комната, на видеодиске это было, и к тому же…

– Давай придерживаться здравого смысла. Неусоб-Пятнадцать не притащил ее сюда с остановки, он ее принес. Иначе на дорожке были бы следы от волочения тела. – Я широко расставил ноги и взвалил воображаемое тело Клэр Янг себе на плечо. – Смотри. Кладешь ее в грузовой лифт. Спотыкаясь, несешь на плече по дорожке, пока не будешь уверен, что со стоянки вас никто не увидит. На дорожку ее не сваливаешь, так ведь? Совсем наоборот, поворачиваешься на девяносто градусов и уходишь с дорожки на какое-то расстояние. И потом бросаешь ее на землю. – Изобразил, как будто я бросаю тело на траву. – Голова ее будет смотреть в ту сторону, в направлении леса, а не от него.

– Ну… а что, если он повернулся, а потом бросил ее на землю?

Возможно.

Нам опять пришло в голову, что профессор Хантли был не таким тупым, как показалось с самого начала.

А он продолжал ломиться через лес, хрустя ветвями и напевая под нос что-то вроде оперной арии.

Элис покопалась в сумке:

– Эш, а эта гонка на машинах… Чем там все кончилось? Ты весь в осколках битого стекла, в крови, запястье сломано, несколько ребер – я прочла в деле, – а почему Потрошитель совсем не пострадал в аварии?

– Повезло? Может быть, угол удара? Или за рулем не было такого идиота, как О’Нил? Откуда мне знать. – Бросил фотографии в папку. – Слушай, мне тут по одному делу надо отлучиться.

Элис внезапно проявила повышенный интерес к тропинке:

– Ну да.

– Ничего серьезного. Просто нужно заглянуть к старому другу.

– Конечно…

– Ты могла бы остаться в машине, а я отойду ненадолго.

– Эш, как ты думаешь, мы могли бы поговорить о том, что произошло между тобой и миссис Керриган, в смысле, я знаю, что ты не…

– Тут вообще не о чем говорить. Что случилось, то случилось. Паркера уже ничто не вернет.

– Эш, ведь это совершенно нормально…

– Она приказала выстрелить ему два раза в голову, а потом подставила меня, как будто это сделал я. Что в этом нормального?

Ничего.

Молчание.

Потом появился Хантли. Спотыкаясь, он вышел из леса ярдах в двадцати от того места, где мы стояли.

– Узрите! – В вытянутых руках он держал маленькую цифровую камеру. – Всемогущий Бернард Хантли вернулся!

Как нам повезло.

Он повернулся спиной к лесу. Замер. Взглянул на меня через плечо:

– Не стойте там столбом, идите сюда, оцените мои выдающиеся способности.

* * *

– Уф-ф… – Элис споткнулась, сделала несколько неуклюжих шагов и ударилась о дерево. – Это очень глупо.

Лесная подстилка была изрезана рытвинами, усыпана корнями деревьев и палыми ветвями. Ее покрывали гниющие сосновые иглы и хрупкие костяки умирающих папоротников. Одуряюще пахло сырой землей и прелью. Мы стали углубляться дальше в лес. Похолодало, дыхание туманной струйкой пара вырывалось изо рта.

Хантли, ныряя под нависавшие ветви деревьев, шел впереди.

– Совсем наоборот, это благоразумно до бесконечности.

Она понизила голос до невнятного бормотания:

– Бесконечный идиотизм, вот что это напоминает. – Потом снова в полный голос: – Убийца не мог идти этим путем, здесь даже тропинки нет. Как здесь можно нести тело? Оно зацепится за ветки деревьев, вы уроните его на землю, оставите за собой след из сломанных веток, и еще мои волосы постоянно за них цепляются. Ой!

Хантли мило ей улыбнулся:

– Вы конечно же совершенно правы. Мы ломимся по этим зарослям только потому, что Неусоб-Пятнадцать этого не делал. Футах в десяти вправо от нас проходит дорога, и мы двигаемся параллельно ей. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас наступил на возможную улику.

Он нырнул в заросли ракитника и скрылся из виду. Кусты за ним сомкнулись, задрожали темно-зеленые побеги, сердито затрещали коробочки с семенами.

Элис остановилась. Посмотрела на кусты. Потом на меня:

– Я человек не жестокий. Просто отвернусь, а ты сломай ему ноги за мои страдания.

Я раздвинул кусты, открывая проход:

– Накинь капюшон на голову, лучше будет.

Накинула. Вздохнула. Нагнула голову и полезла в кусты, сопровождаемая громким треском.

Три, два, один. Ветки вцепились мне в волосы и плечи; ныряя и уворачиваясь, я пробирался вслед, следуя за звуками удаляющейся ругани.

Снова треск, кусты кончились, и я оказался на дне неглубокой дренажной канавы. Под ногами захлюпала влажная земля. Оскальзываясь, я выбрался на сухое место.

Передо мной влево и вправо тянулась дорога, исчезавшая в глубине леса. Ярдах в десяти – двенадцати от того места, где я вылез из кустов, под тянущимися к ней лапами сосен обнаружилась видавшая виды автобусная остановка. Граффити сплошной татуировкой покрывали расположившуюся рядом телефонную будку, искореженную, с покосившейся дверью и наполовину содранной пластиковой обшивкой. По оставшимся панелям змеились полоски гари, пластик покоробился и выгнулся от огня.

Хантли стоял посреди дороги, широкая улыбка растягивала его идиотские маленькие усики.

– Ну как? Что я вам говорил?

Элис вытянула из волос пучок сосновых иголок:

– Только сегодня утром вымыла.

Я остановился футах в десяти от будки:

– Значит, вы говорите, что убийца приехал сюда на автобусе, закинул тело мертвой девушки на плечо и потопал в лес? У нас что, трупы платят за проезд или их можно перевозить в качестве багажа?

Хантли вздохнул:

– Можете издеваться надо мной, но как насчет вот этого? – Он обошел будку, подойдя к ней с задней стороны. – Видите? – Вдоль нижнего края, прямо над травой, тянулась красно-коричневая полоса длиной дюймов в шесть. – Видите? На сколько готовы поспорить, что после анализа будет полное совпадение с ДНК нашей жертвы? – Он стал двигаться влево, пристально смотря на утоптанную землю под ногами. Трава была грязная, покрытая темными пятнами. – Скорее всего, умерла она здесь. Этого, конечно, недостаточно для сильного кровотечения, но могу предположить, что к тому времени, когда он притащил ее сюда, большая часть крови свернулась и осталась внутри брюшной полости. Поэтому здесь относительно чисто.

Элис спросила, никуда не двигаясь с дороги:

– И зачем так утруждаться? – Одной рукой она снова обнимала себя, другой играла с прядью волос. – В смысле, он ведь мог просто оставить ее здесь, за автобусной остановкой, зачем снова поднимать ее и тащить через заросли к той пустоши, где ее нашли, вам не кажется, что это просто какая-то трата времени?

Я сунул руку в карман, достал пару перчаток из индивидуального набора доктора Константайн. Разорвал стерильную упаковку, вынул. Пошел по траве и сорнякам к дальнему краю участка, по самой кромке, чтобы случайно не наступить на что-нибудь важное.

– Есть фотография этого вот?

Хантли шмыгнул носом:

– Чего этого?

– Шприца. – Он лежал в траве, покрытый инеем, желтая крышечка сантиметрах в тридцати в стороне.

– Ах ты… – Он пошел по моим следам, держа камеру наизготовку. – Улыбочка…

Элис не двинулась с места:

– Неусоб-Пятнадцать пытался спасти ее. Притащил Клэр сюда, затем попробовал оказать помощь, заставил ее сделать запись на диктофон и побежал вызывать «скорую помощь», но она не выдержала. Она уже не дышала. Тогда он вколол ей… что-то вроде адреналина? Попытался завести ей сердце. Он не хотел, чтобы они умирали, он хотел, чтобы мы находили их вовремя, как Лору Страхан, Мэри Джордан и Рут Лафлин. Клэр не должна была умереть. Это ошибка.

Хантли сделал еще пару снимков, сказал:

– И он не хотел, чтобы мы связали ее тело с этим местом, иначе бы он оставил здесь какую-нибудь свою вещь. Поэтому он и труп перенес. – Камера отправилась в карман Хантли. – Он, конечно, и предположить не мог, что будет иметь дело с кем-то вроде меня. – Усмехнулся. – Вот еще один забавный факт для вас. Один из врачей «скорой помощи», который спас Лору Страхан, сам стал жертвой еще одного серийного убийцы, Человека Из Ночных Кошмаров. Между нами, если бы я жил в Олдкасле, я бы точно постарался отсюда уехать.

Я направился к телефонной будке, мокрая трава хлестала меня по лодыжкам. Открыл скрипнувшую дверь. В нос шибанул запах горелого пластика с примесью какой-то химической дряни. Телефон был почти целым, металлическая пластина под ним исцарапана похабными надписями и рисунками мужских членов. Снял трубку и стал держать ее так, чтобы микрофон не находился рядом с губами. Пошел гудок. Телефон все еще работал. Набрал 1471, стараясь правильно нажать на нужные цифры, на дисплее появилась надпись «НОМЕР ЗАБЛОКИРОВАН». Трубка отправилась обратно на рычаг, и я снова выбрался на свежий воздух. Достал из кармана свой новый официальный мобильный телефон, включил. Он уже был запрограммирован на полдюжины номеров. В начале списка «БОСС», потом «ЭЛИС», «ХЭМИШ», «ШЕЙЛА» и последний – «ПИЦЦА ДОМИНО». Провел пальцем по первой записи. По всем правилам первый звонок следовало бы сделать в дежурную часть, а не Джейкобсону. К тому же дежурная часть не могла бы послать меня обратно в тюрьму. Но здесь я ничем не рисковал. Особенно когда я был так близок к…

Пошли гудки вызова, потом Джейкобсон ответил и выслушал мой доклад. Потом:

– Великолепно. Конечно, Бернард может достать кого угодно, но он себя оправдывает. Сфотографируй все что можно, затем позвони Несс, пусть она пришлет команду криминалистов. Место оградите и прочешите все под электронным микроскопом. Скажи там всем, что Бернард главный и, если они его расстроят, я их отымею. О’кей?

 

13

Я въехал на Слейтер-кресент, Элис бросила на меня взгляд через плечо:

– Ты уверен, что мы правильно сделали, когда оставили там профессора Хантли одного? В смысле, что если он расстроится, и…

– Он взрослый мужчина.

К тому же будет совсем неплохо, если кто-нибудь из команды криминалистов даст ему в нос, чтобы немного сбить спесь. Если нам повезет, конечно.

Нога соскользнула с педали газа, «сузуки» дернулась. Чертов идиот. Ничего, все равно сам буду водить. Просто давно за рулем не сидел. Практика нужна…

Голову лечить надо – вот это точно.

Стиснув зубы, поставил занывшую от боли ногу на педаль, на этот раз на тормоз. Припарковал машину Элис у тротуара. Заглушил мотор. Склонился вперед, опустив голову на руль. Выдохнул.

– Эш, ты в порядке?

– Да. В полном. Никогда так хорошо не было. – О господи, как больно. – Просто давно за рулем не сидел.

Выпрямился, достал из кармана куртки пачку парацетамола, проглотил три таблетки. Несколько раз глубоко вдохнул. Открыл дверь:

– Я на пару минут.

Элис пристально посмотрела на меня:

– Да, понимаю, старый друг.

– Все будет в порядке. – Взял трость и с трудом вылез из машины. Хлопнул дверью.

Слейтер-кресент шла вниз, сворачивая от Блэквол Хилл, и с дороги открывался отличный вид на Вайнд. Террасы домов из песчаника стояли как солдаты на параде. Роскошные дома в окружении небольших частных парков. Все сплошь живописное и историческое, под тяжелым гранитным небом.

Куда лучше, чем путаница заканчивающихся тупиками переулков, построенных в семидесятых. Или взять Блэквол Хилл. Россыпь прячущихся в холодном тумане одноэтажных коттеджей в терракотовой облицовочной плитке. Сады, скрывающиеся за полуразрушенными крепостными стенами. Кованые невысокие калитки с табличками, а на табличках сплошные вариации на тему «РОЗА», «ЛЕС» и «ПЕЙЗАЖ».

У номера тринадцать – адрес, который мне дал таинственный Алек, – смешная низенькая калитка скрывалась под входной аркой, обвитой плетями дикой жимолости, похожими на бежевую колючую проволоку. На табличке золотыми буквами надпись – «ВАДЖРАСАНА». Среди зарослей кустов и клумб с засохшими цветами извивалась засыпанная гравием дорожка. У края дорожки бетонная статуя Будды, серая кожа в пятнах лишайника. Перед статуей стояла на коленях маленькая девочка, игравшая с ярко-желтым игрушечным самосвалом. Она накладывала в кузов гравий, сваливала его у ног Будды и смешно бибикала, когда возвращалась за новой порцией.

Я открыл скрипнувшую калитку, захлопнул ее за собой тростью. Изобразил на лице улыбку:

– Привет, папа дома?

Она вскочила, прижала самосвал к животу. Лет пять или шесть, не больше, на бледном лице ярко выделяются густые сросшиеся брови. Широко улыбнулась, показав дырку в том месте, где должны были находиться два нижних средних зуба.

– Да.

– Можешь сбегать позвать его?

Кивнула:

– Но ты долшен будешь пришмотреть за моим тигром. – Показала пальчиком на траву. – Он боитша клоунофф.

– Хорошо, если клоуны появятся, я буду его защищать.

– Обещаешь?

– Конечно.

– Хорошо.

Махнула рукой:

– Веди себя хорошо, миштер Полошатик, шмотри не шкушай этого дядю. – Побежала по лужайке в дом, не обращая внимания на дорожку.

Я подошел к Будде, облокотился на бетонную голову.

Через несколько минут девчушка вернулась, таща за собой за руку невысокого мужчину средних лет. Коренастый, пробор посередине, слаксы, кардиган. Достал из нагрудного кармана очки, водрузил на нос. Моргнул. Улыбнулся мне:

– Ах, вы, должно быть, мистер Смит! Приятно видеть вас, мистер Смит. – Повернулся к девочке: – Солнышко, почему бы тебе не отвести мистера Полосатика на задний двор, чтобы я мог поговорить с мистером Смитом?

Она хмуро посмотрела на меня:

– Клоуны приходили?

– Все убежали, когда услышали, что пришел мистер Смит.

Кивнула, взяла кого-то за воображаемую руку и потянула к дому:

– Пойдем, миштер Полошатик…

Мужчина посмотрел ей вслед, на лице широкая улыбка. Вздохнул. Повернулся ко мне:

– Итак, мистер Смит, Алеку кажется, что вы нуждаетесь в некоем духовном наставничестве.

– А где он сам?

Приложил руку к груди и слегка поклонился:

– Это весьма сомнительная честь – быть Алеком.

– О’кей. – Хитрюга был прав, парень больной на всю голову. – Ну, если в этом смысле, то мне нужен полуавтоматический, чистый, не менее тринадцати в обойме, запасная пачка латуни. Экспансивные пули, если есть.

– Кхм… Это весьма серьезное духовное просветление. – Встал рядом со мной у статуи Будды, тоже прислонился к нему. – Скажите мне, мистер Смит, вы достаточно серьезно оценили последствия сегодняшних действий? Карма не дремлет, и никогда не поздно изменить свой путь.

– Так у вас есть или нет?

Он приложил ладони к груди, растопырив пальцы:

– Возьмите, к примеру, Алека. Он принял Будду, и мир стал для него иным. Алек был грешником, это правда, и жизнь его была тяжелой и мрачной… Правда, до тех пор, пока с Алеком не произошел один странный случай, после которого он впустил учение Будды в свое холодное, холодное сердце.

Я отошел от статуи и встал, опираясь весом тела на трость:

– С вами тоже может случиться странный случай, если через пятнадцать секунд вы не принесете мне пистолет. И лучше, чтобы он был чистым: я сразу пойму, где он был – на покушении, налете или запачкался в каком-нибудь дерьмовом сектантском наезде, – и тогда я вернусь и лично отправлю вас к вашему богу.

– Ах, мистер Смит, Бога, как такового, нет. Будда учит нас, что не все создано Махабрахмой. Совсем наоборот. Мы приходим в этот мир через патиккасамуппада, и…

– Так у вас есть пистолет или нет, черт бы вас побрал?

Улыбка даже на секунду не пропала.

– Терпение, мистер Смит. Терпение. Перед тем как мы сможем продолжить, Алеку хотелось бы знать, зачем он вам нужен. Каковы ваши намерения?

– Это не его гребаное дело.

– А, вот видите, дело-то гребаное. – Он тоже выпрямился и пошел, хрустя гравием, по дорожке, между мертвых растений. Вернулся. – Следуя своей вере, Алек долго и упорно боролся с весьма непростой дихотомией в выбранной им профессии. Алек медитировал. Молил Будду наставить его на путь истинный. И в конце концов осознал, что его место в кармическом цикле – содействовать в осуществлении морального выбора людям, подобным вам. Так он сделал еще один шаг на пути к просветлению.

– Отлично. Давайте забудем. – Я направился к калитке.

– Алек может дать вам то, о чем вы просите, но ему нужно, чтобы вы поняли, что у вас есть выбор и именно сейчас вы можете вырваться из тьмы, окружающей вас. Добавьте себе плюс в колонне Кармы. Станьте лучше, чем вы есть сейчас.

– Ну еще бы. Если честно, парень я больше старозаветный. Ну там, око за око. Пуля за пулю.

– А-а, месть… – Алек замолчал и склонил голову. Кивнул. – Подождите здесь. – Вернулся в дом и снова вышел, держа в руках плюшевую куклу, Боба-Строителя, размером с мяч для регби. У куклы улыбка во всю рожу, в руке громадных размеров желтый гаечный ключ. – Вот, возьмите.

– Вы в самом деле дождетесь, что я вам врежу в…

Внутри Боба было что-то твердое. Что-то такое Г-образное. И еще у него в ногах, как будто их нашпиговали обрубками костей.

– Мистер Смит, вы уверены, что Алек не сможет отговорить вас от этого?

Патронов внутри по меньшей мере штук двенадцать, может быть, больше. Точно не скажешь, пока не выпотрошишь.

Так, ничего больше не нужно делать, живешь себе спокойно до сегодняшнего вечера, а потом знакомишь Боба с миссис Керриган. Раза два. Прямо в морду.

– Мистер Смит?

Я взглянул вверх. Облака только начинали ронять первые капли. Капли шлепались на Будду, затемняя бетон вокруг его глаз, их становилось все больше и больше, потом ветер стал подхватывать пригоршни капель, и они скатывались по пухлым щекам.

– Как грустно. – Алек покачал головой. Вздохнул. Опустил плечи. – Вы приняли решение, и мир скорбит по вам.

Чтобы день закончился наилучшим образом, не хватало только подпольного торговца оружием, говорящего о себе в третьем лице, и чтобы он тебя пожалел.

Протянул ему набитый наличкой конверт, который дал мне Хитрюга, и, сунув под мышку Боба-Строителя, похромал к машине.

Ну так что, обтяпаем дельце? Обтяпаем, мать его.

* * *

– …в течение трех дней была найдена в заброшенном карьере в Ренфрюшире. Полиция обращается ко всем, кто мог случайно видеть девочку шести лет, пропавшую вечером в четверг…

Когда Элис стала заезжать на парковку, дождь с удвоенной силой забарабанил по асфальту, отскакивая от него и создавая на уровне колен водяную морось. «Сузуки» прыгала по заполненными водой рытвинам, отчего Боба-Строителя мотало по всему заднему сиденью.

– …отказываясь подтвердить, существует ли какое-нибудь сходство с тремя другими детьми, похищенными после Хеллоуина…

Она выбрала место рядом с входом, остановилась, дворники продолжали скользить по забрызганному грязью ветровому стеклу.

– Да, выглядит не очень многообещающе…

– Сюда выходит переливная система морга… Ты чего ожидала, мрамор и пальмы?

– …мать пропавшего пятилетнего Чарли Пирса обращается…

Элис вырубила двигатель.

Переливная система представляла собой невысокий бетонный бункер в захудалой промзоне на окраине Шортстейна. Довольно странная серо-черная конструкция, спрятавшаяся за забором из металлической сетки, увешенным табличками с предупреждением о злых собаках, камерами наблюдения и опутанным колючей проволокой. С одной стороны погрузочная платформа, с другой – входная зона, отгороженная от дороги баррикадой из зеленых кустов.

Послышался стук, и из дверей морга нетвердой походкой вышла пара. Мужчина с перекошенным от горя и мокрым от слез лицом и женщина, ноги которой, казалось, перестали сгибаться в коленях. Как будто она окостенела от того, что увидела внутри.

Дождь барабанил по моим плечам.

Элис стояла, зажав в кулаке ключи от машины, и наблюдала за тем, как они входят на парковку. Он в изнеможении прислонился к старому «рено-клио», а она стала ходить кругами рядом с машиной на негнущихся ногах.

– Может быть, мы чем-то можем им помочь?

Минуту спустя из дверей под дождь выскочила женщина-констебль с пунцовым, налитым кровью лицом. Едва затормозила на верхней ступеньке лестницы. По защитному жилету на ногу стекала комковатая жижа, и вовсю несло кислым запахом блевотины.

– Простите…

Вымученно улыбнулась и, спустившись по лестнице, присоединилась к рыдавшему мужчине и мотавшейся кругами, как заводной апельсин, женщине.

Мы зашли внутрь.

Доктор Константайн стояла лицом к тепловой пушке, полы парки распахнуты, купалась в струе теплого воздуха.

Комната маленькая, безвкусная и функциональная. Приземистая стойка регистрации из нержавеющей стали. Легко моющийся, покрытый линолеумом пол. Стены, завешенные информационными плакатами, стойка с листовками о психологической помощи для родственников умерших, две камеры наблюдения – одна на входную дверь, другая, снаружи, на двор морга. Дюжина бизнес-карточек похоронных агентств – в наиболее заметных местах, там, где скорбящие родственники сразу могли бы бросить на них взгляд. «АНВИН И МАКНАЛТИ, ПОХОРОННОЕ БЮРО осн. 1965. НЕНАВЯЗЧИВЫЕ ПРОФЕССИОНАЛЫ ПОЗАБОТЯТСЯ О ТЕХ, КОГО ВЫ ТАК ЛЮБИЛИ». В углу искусственная резиновая пальма с мясистыми восковыми листьями, покрытыми толстым слоем пыли. Липкая цветочная вонь от обильно распыленного в воздухе освежителя, безуспешно пытавшаяся скрыть мрачный запах разложения.

Дверь захлопнулась с электронным писком, доктор Константайн оглянулась. Закатила глаза:

– Они только что ушли, а тело пропало.

Элис стряхнула с плеч водяные капли:

– Как может тело пропасть, я что-то не понимаю, это же расследование убийства, тут весь мир должен на ушах…

– Знаете, что я думаю? – Константайн снова подошла к обогревателю. – Родственники дураков из себя строят, боятся, что мы выведем их на чистую воду.

Я нажал на кнопку звонка на ресепшене, откуда-то из-за закрытых дверей, ведущих в глубину здания, раздался приглушенный трезвон.

– Не думаю, что здесь все так страшно.

На звонок никто не отреагировал. Еще раз нажал на кнопку.

Элис покачала головой:

– И мне это зловещим не кажется, мне кажется, что это какая-то чертова бессмыслица.

Еще раз нажал.

Опять ничего.

Элис повернулась и уставилась на входную дверь:

– Слушай, как ты думаешь, ничего, если я… – Показала пальцем на парковку. – Кажется, они на самом деле очень расстроены.

– Иди, если надо.

Так, последний шанс. Нажал указательным пальцем на кнопку звонка и держал, пока Элис выбегала наружу. Звонок звенел, звенел, звенел… И все равно никакого ответа.

Подошел к двери. Стекла матовые, не видно, что делается внутри. Врезал несколько раз ладонью по деревянной раме.

БАМ! БАМ! БАМ!

– ЭЙ, ДАГАЛ, БЕСПОЛЕЗНЫЙ ЛОСКУТ КОЖИ, ТАЩИ СЮДА СВОЮ ЗАДНИЦУ! – Вернулся обратно, снова нажал пальцем на кнопку звонка. – Это не заговор, они просто идиоты! Всегда так бывает.

БАМ! БАМ! БАМ!

– ДАГАЛ, Я ТЕБЯ ПРЕДУПРЕЖДАЮ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ!

Одна половинка двери отворилась, выглянуло морщинистое лицо. Вздернутые брови над парой черных блестящих глаз. Седые, желтеющие на концах волосы.

– А… Да? – Дагал улыбнулся серой вставной челюстью. – Нет, я ничего. Детектив-инспектор Хендерсон, приятно видеть вас снова. Я думал, что вы того… ну, что вы куда-то делись.

– Ты что сделал с телом Клэр Янг?

Брови опустились вниз.

– Мне так было жалко, когда я узнал о вашей дочери, даже представить не мог…

Я сунул руку в дверной проем и прихватил его за грудь белого лабораторного халата. Вытащил в приемную:

– Где она?

– Ах да… Клэр Янг… – Бросил взгляд на Константайн, потом снова уставился на меня: – Слушайте, тут такая забавная история, ну, может быть, не такая забавная сама по себе, но…

Слегка встряхнул его:

– Так, последний раз, Дагал.

– Мы ищем, ищем! Я не виноват, это…

Еще раз встряхнул его:

– Книгу тащи сюда. Быстро.

Он попятился, расправляя смявшийся на груди халат, стал застегивать расстегнувшиеся кнопки:

– Да, конечно, книга, сейчас принесу… – Нырнул под стойку и появился с толстым регистрационным журналом в руках, раскрыл его почти на самом конце, там, где торчала кожаная закладка. Достал пару больших круглых очков, увеличивших его черные крысиные глазки. Провел пальцем по списку имен. – Янг, Янг, Янг… Вот, пожалуйста, как вы и сказали, Клэр Янг. Должна была быть в Пятьдесят три «А», мы посмотрели, а там никого нет… – Прокашлялся. – Мы проверяем, выдвигаем каждый ящик, я уверен, она со временем найдется, правда?

Я перевернул книгу на сто восемьдесят градусов, чтобы удобно было читать. Просканировал строки и колонки:

– Тут написано, что вскрытие было проведено вчера утром. Вы проверяли, может, она все еще в секционной лежит?

Дагал обиженно вздернул нос, отчего морщинистые лоскуты кожи на его шее расправились.

– Мы же не идиоты.

– Ты чертовски напоминаешь одного из них. А как насчет Тридцать пять «А», там проверили?

– Конечно, мы… – Запнулся, челюсть отвисла. Губы сложились в морщинистую «О». – Простите, одну минуту… – Свалил.

Снова пискнула входная дверь, вошла Элис, лицо красное от ветра, волосы мокрые, вытирает глаза рукавом полосатой куртки. Не сказав ни слова, подошла ко мне, обняла и прижалась лицом к груди. Хлюпнула носом.

Я тоже ее обнял. Она была мокрая насквозь.

– С тобой все в порядке?

Снова хлюпнула носом. Потом глубоко вздохнула. Последний раз стиснула мои ребра и отошла. Вытерла глаза:

– Прости.

– Детектив-инспектор! – Вернулся Дагал, сияя вставной челюстью. – Очень рад сообщить вам, что мы смогли обнаружить Клэр Янг. Дайте мне всего пару минут, и она будет дожидаться вас в секционной в полной готовности.

– Что, кто-то порядок цифр перепутал, когда регистрировал?

– Ну, самое главное, что мисс Янг находится здесь, в целости и сохранности. – Распахнул дверь и широким жестом пригласил нас войти. – Я даже подумал, что это наш дьявольский друг вернулся…

 

14

– Вы уверены, что не хотите чаю? Кофе, может быть? – говорил Дагал, наклонив голову к плечу и сложив руки на груди, в то время как доктор Константайн, аккуратно ступая, обходила то, что осталось от Клэр Янг. – Если хотите, у меня есть инжирное печенье.

Элис отрицательно помотала головой:

– Спасибо… понимаете, вскрытие и все такое…

– Ах да, конечно. Детектив-инспектор?

Я кивнул:

– Чай. Молоко. Два печенья. И в нормальной чашке, а не в пластике.

Он смылся, оставив нас одних в секционной. Большой зал, раз в шесть больше, чем морг каслхиллской больницы. Дюжина расставленных в шахматном порядке патологоанатомических секционных столов из нержавеющей стали, с дренажными трубами, шлангами, весами и всякой разной гидравликой. Над каждым столом отдельная камера видеонаблюдения – свешивающиеся с потолка шары похожи на черные фрукты.

С одной стороны комнаты длинная стеклянная стена, рядом с ней ряд раковин с кранами. У противоположной стены рабочие столы, над ними анатомические таблицы и плакаты по технике безопасности.

Элис зябко передернула плечами:

– И почему на работу в морг берут таких мерзких типов? Ты видел его глаза? Черные такие и блестящие…

– Выглядит как крыса-переросток в лабораторном халате, точно? Которая взяла власть над учеными, и теперь настала очередь ей проводить над ними эксперименты. – Я прислонился к секционному столу, стоявшему рядом с телом Клэр Янг. – Однажды летом, когда девочки были совсем маленькими, стояла страшная жара, прямо как в печке. Олдкасл жарился в этой печи целую неделю, и нам все время приходилось держать окна открытыми, чтобы хоть немного проветрить комнату. Как-то ночью я пошел проверить девочек, они обе крепко спали, а по одеялу к лицу Ребекки карабкалась большая коричневая крыса. Дагал очень на нее похож.

– Ты забыл сказать «давным-давно в одном маленьком городе…».

– Прости.

Элис шаркнула маленькими красными «конверсами», отвернулась, уставилась на секционные столы и раковины:

– Как много места.

– Очень удобно, когда перевернется автобус со школьниками, или какая-нибудь гадость случится в интернате для престарелых, или городские власти вдруг решат вскрыть массовое захоронение… – Я скрестил пальцы рук с такой силой, что костяшки огнем обожгло. Отвернулся. – Тогда очень даже удобно бывает.

Доктор Константайн выкатила металлическую тележку на колесиках, в которой лежал громадный, до отказа набитый саквояж. Покопалась в нем и извлекла наружу сверток из ткани, развернула. На свет божий явился целый набор блестящих ножей, зажимов, щипцов и ножниц – орудия ремесла.

– Знаете, в старые добрые времена только я имела право сделать первый разрез на трупе.

Влезла в лабораторный халат, подошла к контейнеру над мойкой и оторвала от рулона зеленый пластиковый фартук. Надела, завязала концы за спиной. Потом натянула на руки пару лиловых хирургических перчаток. – Кто-нибудь может включить мой диктофон? Он в сумке.

Я вынул диктофон, нажал на красную кнопку, зацепил его ремешком за лампу над столом.

Доктор Константайн провела пальцами по животу Клэр Янг.

Восковую кожу пересекали два шрама, один с мелкими стежками черной ниткой, другой зашит толстой нейлоновой нитью, которую так любят патологоанатомы. Тонкие стежки скрепляли края шрама крестовидной формы, толстая нить сшивала Y-образный разрез, который шел от ключиц к волосам на лобке.

Константайн что-то неразборчиво пробубнила под маской.

– Ну, они были достаточно профессиональны, чтобы не тронуть хирургию Потрошителя.

Взяла пару остроконечных ножниц, один за другим перерезала стежки, сделанные толстой нитью. Отвернула лоскут кожи, освобождая ребра.

– Иногда, мне кажется, было бы полезным не заниматься перетаскиванием тяжестей. – Ухватившись пальцами обеих рук за края грудины, вытащила грудную клетку и положила ее на тележку рядом со своими инструментами. – Не очень-то это здорово.

Грудь и брюшная полость Клэр были заполнены прозрачными пластиковыми пакетами, наполненными чем-то темным и блестящим. Константайн покопалась в них, вынула пакет, содержимое которого напоминало сердце:

– Первый улов не очень удачный. – Выложила содержимое в металлическую чашу. – Мистер Хендерсон, не могли бы вы взять за шкирку вашего морщинистого друга-идиота и спросить его, хранятся ли еще в холодильнике тела первых жертв? Может быть, пока мы здесь…

* * *

Дагала я нашел в комнате для персонала. Задрав ноги на кофейный столик, он смотрел по телевизору старинный сериал с мисс Марпл и периодически прикладывался к бутылочке с энергетиком.

– Патологоанатому нужны тела первых жертв.

Он скорчил недовольную гримасу. Отхлебнул из бутылки:

– Тут может случиться одна крошечная проблемка. У нас осталось только одно тело. Одно, так сказать, пропало, два других, после активного сопротивления, пришлось выдать родственникам для захоронения. Могу вытащить номер четыре и разморозить, если хотите. Правда, времени прилично пройдет, пока она оттает.

– Натали Мэй все еще заморожена? И операция «Тигровый бальзам» даже не поинтересовалась ей?

Пожал плечами. Хлебнул:

– Кто может постичь дела полиции Шотландии? К тому же семьи у нее нет, так что никто за ней не приходил. Так и лежит здесь, холодная и одинокая, уже восемь лет.

– Давай-ка извлекай ее.

– Может быть, еще найдутся образцы кожных покровов и рентгеновские снимки других тел. Но это только в том случае, если они пережили зиму две тысячи десятого. – Отвернулся. – Мне на самом деле было очень жаль, когда узнал о вашей дочери. И о брате.

На экране телевизора сидевшая в гостиной Маргарет Рутерфорд, облапошив молодого человека, заставила его признаться в убийстве. А потом выпила чашечку чаю, пока полиция забирала парня, чтобы его потом вздернули. Все так мило и благопристойно.

Дагал сжал в руке бутылочку с энергетиком, отчего она жалобно скрипнула.

– Когда лейкемия отняла у нас Шону… мы… – Сделал еще глоток. – Просто хотел сказать, что знаю, как это бывает.

Да, конечно, ребенок умирает от рака или от рук серийного убийцы, это абсолютно одно и то же.

Ничего ему не сказал. Просто повернулся и вышел из комнаты.

Он, по меньшей мере, смог попрощаться.

* * *

Когда я возвращался в секционный зал, полы коридора визжали под моими ногами. Трость стучала по напольной плитке в ритме рабов на галерах, а мобильный телефон был плотно прижат к уху.

– На сколько?

Из трубки хрипел голос Хитрюги:

– Нет, ты не беспокойся, понимаешь, это ненадолго, пока я на ноги не встану… Я бы тебя не попросил, но… сам понимаешь.

– Эндрю все еще дурью мается?

– Ты меня и не заметишь. Клянусь. Возьму надувной матрас, одеяло, все такое. Никаких проблем.

– Я хочу допросить выживших жертв Потрошителя. Распишешь мне все детали по ним, а я попрошу Элис, чтобы она разрешила тебе пристроиться в гостиной. Договорились?

– Договорились.

– И не болтай об этом ни с кем. Не хочу, чтобы Несс узнала, что мы их допрашиваем. – Я помолчал, одной рукой придерживая дверь в секционный зал. – Ходил встречаться с твоим приятелем насчет духовного наставничества.

– О-о… – Пауза. – Полностью просветлился?

– Как насчет сегодня ночью?

Хрипение перешло в шепот:

– Налет перед заходом солнца?

– Мне нужны все детали по адресу – системы безопасности, сторожевые собаки, места доступа, когда она там бывает. Все как обычно.

– Место захоронения?

– Думаю, какой-нибудь стандартный вариант.

Отключил трубку. Набрал другой номер.

Телефон гудел, гудел и гудел, потом – щелк.

– Вы набрали офис Гарет и Брет. Мы не можем подойти к телефону, оставьте ваше сообщение после сигнала.

– Брет? Это Эш. Где твой брат? Брет, ты меня слышишь?

Молчание. Звонок отслеживают или действительно нет дома? На самом деле в обоих случаях не важно.

– Я… – Что я? Как будто есть какая-нибудь разница в том, что я скажу. – Просто хотел сообщить, что… Я обо всем позабочусь. А вы, парни, не ссорьтесь друг с другом, ладно? – Неуклюжее молчание. – Ладно, все. Пока.

Мобильник отправился в нагрудный карман.

Глубокий вдох.

Снова вошел в секционный зал.

Тележка доктора Константайн была заложена прозрачными пластиковыми пакетами, в порядке от самого большого до самых маленьких. Сама же она, мурлыкая тему из какой-то древней мыльной оперы, копалась в пакете с куском чего-то лилово-черного.

Элис сидела на стоявшем в отдалении секционном столе, красные кеды мотались в метре от пола; опять обнимала себя одной рукой за талию, а другой теребила волосы. Пялилась на камеру видеонаблюдения, висевшую над ее головой.

– Тут камер много.

– Весь зал просматривается. Лет шесть назад заметили, что из камер длительного хранения трупы пропадать стали. Без понятия, кто этим занимался и что с ними потом делали. – Пожал плечами. – Добро пожаловать в Олдкасл.

– Кхм-м-м… – Элис продолжила теребить волосы. – Размышляла тут над психологическим портретом, который доктор Дочерти составил, в том смысле, что теперь понимаю, почему он думает, что Неусоб-Пятнадцать – это одинокий мужчина, охотящийся на…

– Это тот же самый профиль, который они с Генри составили восемь лет назад. Он только текст слегка подредактировал и изменил возраст парня. Было «лет около тридцати», а стало «лет двадцать пять – тридцать». – Затхлый воздух комнаты, словно ржавый скальпель, прорезал противный звонок, это был городской телефон, висевший на стене рядом с холодильником с образцами тканей. Он звенел, звенел и звенел, потом смолк. Я уставился на него. – Дочерти явно думает, что Неусоб-Пятнадцать и есть Потрошитель.

Телефоны… Взглянул на тот, что висел рядом с холодильником. Откуда он мог знать? Откуда он мог знать, что они работают?

Элис продолжала болтать ногами.

– Хочу поговорить с выжившими, сделаем все что возможно, Медведь сказал, что мы сможем…

– Как только Хитрюга пришлет по ним всю информацию. – Я махнул тростью в сторону доктора Константайн. – Эй, док? Вам еще долго?

Она поднесла к печени длинный разделочный нож:

– Пожалуйста, не называйте меня «док». А то мне начинает казаться, что я – один из Семи Гномов. – Отхватила кусок печени, потом нарезала ее аккуратными кусочками. – Мне тут работы еще часа на три по меньшей мере. Может быть, больше. Будет зависеть от того, найдет ли ваш морщинистый друг тела других жертв.

– А кто вам с компьютерами помогает?

Сунула блестящий лиловый кусочек в пробирку:

– Никого у меня нет.

– Думал, что вы продвинуты в этих делах. – Вытащил мобильник, нажал на ячейку «БОСС».

Джейкобсон ответил с пятого раза:

– Эш?

– Почему у вас нет специалиста по судебной компьютерно-технической экспертизе?

– А что, нам такой нужен?

– Детектив-сержант Сабир Ахтар, работал в нашей команде, не знаю, продолжает сейчас работать или нет, но он один из лучших.

– Дальше.

– Прикажите ему проверить все исходящие звонки из телефонной будки, которую мы обнаружили сегодня утром, той самой, где Потрошитель был с Клэр Янг. Он не выбирает места наугад, ему нужно, чтобы рядом находился телефон, откуда можно позвонить в «скорую». Это значит…

– Это значит, что он предварительно выбирает такие места и делает пробные звонки.

– Пусть Сабир отследит каждый звонок за последние шесть недель. Вполне возможно, там есть какая-то система. И передайте ему пленки с записями звонков жертв в Службу спасения. Пусть очистит пленки и избавится от посторонних шумов. Нас не интересует, где их прослушивали, но если мы сможем услышать на записи что-нибудь с того места, где сообщение записывалось… Ради этого стоит постараться.

Молчание на другом конце.

– Вы меня слушаете?

– Может быть, ты не такой бесполезный, в конце концов. Дам тебе знать. – Джейкобсон отключился.

Секунды через три мобильник зажужжал. Текстовое сообщение от Хитрюги.

Мэри Джордан: Саннидейл Винг, каслхиллская больница

Рут Лафлин: 16Б, 35, Чёрч-роуд, Каузкиллин

Хочешь карри к ужину?

Мэри Джордан и Рут Лафлин. И ничего о Лоре Страхан.

Написал ему ответ, сунул мобильник в карман. Протянул Элис руку, помогая ей слезть с секционного стола:

– Константайн уже взрослая девочка, может сама о себе позаботиться несколько часов. Пойдем поговорим с выжившими.

Когда мы вошли в приемную, Дагал взвизгнул. Схватил книгу записи умерших и прижал к груди:

– До смерти меня напугали…

Я помедлил, держась одной рукой за дверь во внешний мир.

– Найди образцы тканей, о которых говорил, и тело Натали Мэй, или в следующий раз, когда мы встретимся, вскрытие будут делать тебе. Понятно?

Он еще крепче прижал к груди книгу:

– Да, конечно, мы уже ее ищем, никаких проблем.

– Лучше бы их не было. – Я нажал на ручку двери и вышел вслед за Элис в серое утро.

Дождь барабанил по асфальту, стекал по бетонным стенам морга. У погрузочной эстакады разлилось целое озеро, в него сливалась вода из переливного резервуара.

Небольшой навес был не самым надежным укрытием от дождя, но все-таки лучше, чем совсем ничего.

Элис накинула на голову капюшон:

– Жди здесь, я заведу машину.

Побежала, перепрыгивая через лужи и высоко задирая колени. Пикнула электронным замком, села за руль. «Сузуки» моргнула фарами, потом заработал двигатель. Машина дернулась и поехала по лужам в сторону двери морга. Я похромал к ней, забрался внутрь.

Окна запотели, съедая дневной свет, потом за ними не осталось ничего, кроме размытых силуэтов и едва различимых теней. Элис включила печку на полную. Ее рев заглушил звуки барабанившего по крыше дождя.

– Извини… Всего минуту погреемся.

Стук в машинное окно, она вздрогнула. Стекло заполнила мужская грудь, едва различимая из-за тумана. Пиджак, рубашка и галстук.

Окно с жужжанием поползло вниз.

– Чем могу помочь?

Салон заполнил писклявый голос:

– Прекрасного вам дня, милая леди. Можно ли поинтересоваться, куда это вы собираетесь везти нашего доброго друга мистера Хендерсона?

Вот черт.

Вылез из машины, сжимая руки в кулаки:

– Джозеф.

Он взглянул на меня через капот и улыбнулся. Большие торчащие уши, лоб неандертальца, выдающийся вперед подбородок и короткая стрижка, не скрывающая шрамов, которыми исполосована кожа головы. Дождь выбивал барабанное соло на его большом черном зонте.

– Мистер Хендерсон, как приятно, что вы больше не находитесь в заключении. Мы так по вам скучали. Вы в порядке?

Дождь прилепил мне волосы к черепу, стекал ледяными струйками по шее за воротник.

– Что тебе нужно?

– Мне? – Джозеф приложил руку к груди, на лоскуте кожи между большим и указательным пальцами потускневшая самодельная татуировка, ласточка. – Я просто хотел убедиться, что за время заключения вы не пали духом и вновь готовы встретить вызовы этого мира с вашей легендарной энергией.

Я склонил голову к левому плечу, выпрямил, позвонки в верхней части позвоночника хрустнули.

– Хочешь, чтобы у нас проблемы возникли?

– Ну что вы, мистер Хендерсон, конечно же нет. Я даже представить не могу, что между нами могут возникнуть какие-нибудь размолвки, ведь мы всегда были такими хорошими друзьями. – Джозеф посмотрел мне за плечо. – Правда, Френсис?

Два года в тюрьме, а так и не научился следить за тем, кто сзади подкрадывается.

За моим плечом возник Френсис, его отражение в джонленноновских очках улыбнулось мне в окне машины. Рыжие кудрявые волосы стянуты в хвост, большие висячие усы и короткая бородка. Его зонт накрыл меня, словно крылья громадной летучей мыши.

Я стоял совершенно спокойно:

– Френсис!

Его рот почти не двигался.

– У нас сообщение для тебя, типа того.

– Да, действительно, мистер Хендерсон. Один наш общий друг была очень рада узнать, что вы вновь очутились на земле свободных людей, в доме Храброго Сердца, и она очень хотела бы возобновить с вами теплые дружеские отношения при первой же возможности.

Готов поспорить, что ей этого хочется, черт бы ее побрал.

– Как вы узнали, что я здесь?

Рука Джозефа лениво выписала в воздухе восьмерку.

– Давайте скажем, что это произошло благодаря счастливому стечению обстоятельств.

Я оглянулся на двери морга, там стоял Дагал. Его глаза расширились от ужаса, он наклонился и исчез из виду. Маленький двуличный мерзавец.

– Передайте ей, что в следующий раз, когда мы снова встретимся, у нас будет длинный разговор о том, что она сделала с Паркером. А потом я захороню ее мерзкую задницу в мелкой могилке где-нибудь в лесу Монкюир.

Френсис наклонился ко мне, его слова ударили мне в щеку струей перечномятного воздуха.

– А с остальной частью тела что сделаешь?

– Ах боже мой! – Улыбка Джозефа слегка поблекла. – Боюсь, что миссис Керриган будет слегка… разочарована вашим более чем холодным ответом на ее любезное приглашение.

Теплый воздух печки немного просушил запотевшие стекла машины. Стал виден Боб-Строитель, пялившийся на меня с заднего сиденья. Типичный работяга, мать его, никогда их нет в самый нужный момент.

– Она будет еще более разочарована, когда я до нее доберусь.

– Понятно. – Джозеф кивнул. – В таком случае, позвольте оставить вас наслаждаться вашей свободой. Пока она есть. Френсис…

Что-то взорвалось в моей пояснице, левую почку пронзило ржавыми иглами. Дыхание со свистом вырвалось сквозь стиснутые зубы. Ноги подкосились… Сделал над собой усилие и остался стоять прямо. Расправил плечи. Выпятил подбородок. Скрипнул зубами.

– Ну ты настоящий мужик, да?

Френсис слегка причмокнул:

– Ничего личного, типа того.

Просто бизнес.

Джозеф приподнял зонтик, как будто снимая шляпу в знак приветствия:

– Если измените свое решение, вы знаете, как с нами связаться. – Потом наклонился и улыбнулся в открытое водительское окно. – Было весьма приятно встретиться с вами, милая леди. Уверен, наши пути пересекутся вновь.

Лучше бы, мать твою, они не пересекались.

Они сели в свой черный BMW 4×4; взревев мотором, машина выехала с парковки, а я стоял и смотрел вслед. Потом открыл дверь «сузуки» и аккуратно так уселся на пассажирское кресло. Со свистом выдавил сквозь зубы воздух, когда коснулся спинки сиденья. Все внутренности, мать их, были словно набиты льдом и кусками колючей проволоки.

Двое против одного, в тюрьме все время так было. Каждый раз, мать его.

Сжал правую руку в кулак и врезал по приборной доске:

– УБЛЮДКИ!

Звук от удара заглушил шум работавшей печки, потом она взревела с новой силой. Теперь колючая проволока опутала костяшки пальцев, каждое их движение разрывало плоть и хрящи. Я расправил ладонь – она ходила ходуном, пальцы тряслись в ритме пульсирующей в ушах крови.

– Эш? С тобой все в порядке, ты что-то не очень хорошо…

– Просто… – Включил радио. – Просто поехали.

 

15

– Смотрите, Мэри, у вас посетители.

Мэри Джордан не встала, так и осталась сидеть на своем стуле с высокой спинкой, безучастно вглядываясь в покрытое дождевыми капельками окно, куда-то за ограждение из колючей проволоки, на стоянку машин персонала больницы и еще дальше – на бетонно-стеклянный куб главного корпуса. Волосы искромсаны, кожа головы в кусочках пластыря, над правым ухом торчит клок волос, в просветах между прядями виднеются темно-красные струпья. Обвисшее лицо, покойницки-бледное, с глубоко запавшими, в темных кругах глазами и тонким, почти безгубым ртом. Одета в серый кардиган и растянутые тренировочные штаны. Босые ступни скрючены, пальцы согнуты, как когти.

Элис взглянула на меня, подтянула стул с надписью «НЕ ДОВЕРЯЙ ИМ!», выцарапанной по оранжевому пластику. Села, сжав колени, сложила на них руки:

– Привет, Мэри, я доктор Макдональд, но вы можете называть меня Элис. Мэри?

Комната довольно большая, в ней с полдюжины пластиковых стульев, кофейный столик, заваленный журналами Нэшнл Джеогрэфикс. Высоко на стене, так, чтобы никто не достал, телевизор. Сказать по правде, место малоуютное, даже хуже, чем комната отдыха в тюрьме.

Других пациентов в ней не было. Элис, Мэри Джордан, санитар и я сидели в полном молчании.

Я прислонился к подоконнику, загородив Мэри вид на парковку. Но ей, кажется, было все равно, она смотрела куда-то сквозь меня, а я стоял и сгибал правую руку. Сгибал, разгибал. Кости и хрящи со скрипом терлись друг о друга.

Сам виноват, зачем нужно было машину бить…

Элис сделала еще одну попытку:

– Мэри?

Санитар вздохнул. Судя по беджику на нагрудном кармане его халата, его звали «ТОНИ» и еще «РАД ПОМОЧЬ». Здоровый парень с круглыми щеками и татуировкой андреевского креста на шее, выглядывавшей из-под воротника халата.

– Знаете, у нее бывают хорошие дни и плохие. Вчерашний день хорошим не назовешь.

– Мэри, вы меня слышите?

Ее голова медленно повернулась, наклонилась к плечу, как будто неправильно была насажена на туловище. Моргнула.

– Мэри, нам нужно поговорить с вами о том, что произошло восемь лет назад. Вы можете это сделать?

Еще раз моргнула.

Санитар Тони пожал плечами:

– Она вчера по телику увидела, в новостях, что он вернулся, ну, сами понимаете кто, и набросилась на пациента. Бац, никто просто не ожидал. Без предупреждения, вообще ничего. Сломала бедняге нос и пол-уха откусила.

– Мэри, все хорошо, мы хотим помочь вам.

– Мы вчетвером еле ее от него оттащили. Пришлось успокоительное вколоть. А сегодня бог знает откуда достала ножницы и выстригла себе волосы на затылке и на висках. Хорошо хоть, вены опять себе не вскрыла…

– Послушайте, – Элис взглянула на него через плечо, – было бы легче разговаривать… в смысле, пить очень хочется. Вы не могли бы принести нам воды?

Санитар поджал губы, выдохнул:

– Вообще-то нам не разрешается оставлять пациентов без наблюдения, наедине с…

Сияющая улыбка.

– О, не беспокойтесь, я абсолютно уверена, что все будет в полном порядке. К тому же мой друг мистер Хендерсон – офицер полиции.

– Ну, тогда ладно. Кувшина воды из-под крана хватит?

Элис подождала, пока за ним закроется дверь:

– Мэри, я понимаю, насколько вас травмирует мысль о человеке, который причинил вам столько боли, но ведь вы понимаете, что сюда он не может проникнуть. Здесь вы в безопасности.

Мэри пару раз моргнула, бледные губы дрогнули. Послышался слабый голос, словно шорох осколков битого стекла:

– Я сама во всем виновата…

– Ну что вы, конечно же нет, это только его вина.

– Нет, моя. Мне не надо было… сердить его. – Ее пальцы заканчивались неровными огрызками ногтей, кожа вокруг них была обкусана до мяса. Скрестила руки на животе. – Он положил это в меня, но оно не выросло…

– Мэри, вас когда-нибудь гипнотизировали?

– Оно не выросло, потому что его вынули из меня. Элис попыталась улыбнуться:

– Я думаю, вам станет лучше, если мы попробуем. Вы не будете возражать?

– Они вынули это из меня, и оно умерло, и я одна виновата в том, что оно не выросло.

Элис наклонилась и взяла Мэри за правую руку. Положила ее на свою, ладонь к ладони:

– Пожалуйста, откиньтесь на спинку стула. Так удобно? – Голос Элис стал низким и тихим. – Вы чувствуете, как ваши мышцы начинают расслабляться? – Еще ниже, еще приглушеннее. И медленнее. – Вам становится тепло, чувствуете, как приятная усталость разливается по телу?

– Нет. – Мэри повернула голову и взглянула на меня, глаза – словно темные пятна в кроваво-красном обрамлении. – Он был там. Наблюдал…

– Я принимал участие в расследовании. Пытался поймать того человека, который сделал это с тобой.

Глаза Мэри на мгновение метнулись к лицу Элис.

– Он мне не нравится. Сделайте так, чтобы он ушел.

* * *

Ноэл Максвелл оглянулся на пустой коридор за спиной, осторожно вытащил коробку с таблетками из кармана синего халата и вложил ее мне в руку:

– Только между нами, ладно? – Широкий лоб пересекала глубокая морщина. Посредине головы клок волос, остальные куда-то делись. Уши лопухами, торчащий вперед подбородок. Густые брови над парой водянистых глаз. – Вы уверены, что с вами все о’кей?

Я выдавил из блистера пару таблеток преднизолона, бросил в рот. Полез за бумажником, но он протестующее замахал руками:

– Ни в коем случае, это ради нашей старой дружбы… и все такое. – Откашлялся. – Было очень жаль, когда узнал о вашей дочери. Просто ужас какой-то. Тихий ужас.

Я несколько раз сжал руку в кулак. Сжал, разжал. Все равно чувство было такое, как будто что-то сидит внутри и грызет суставы.

Он пожал плечами:

– Подождите несколько минут. – Еще раз оглянулся на коридор. – Еще что-нибудь нужно? Ну, в медикаментозном смысле.

– Вроде нет. Спасибо.

– Не за что. Мы ведь друзья, ну, вы понимаете, вроде того. Правда ведь?

Кривая улыбка. Потом он повернулся и пошел, насвистывая, в ту сторону, откуда появился.

За спиной скрипнула дверь, из комнаты отдыха выскользнула Элис:

– Надо дать ей минут пятнадцать.

В середине двери стеклянная панель. Сквозь нее видно, что Мэри Джордан лежит, свернувшись калачиком, на кресле, колени прижаты к груди, рыдает.

Элис коснулась стекла кончиками пальцев:

– Ей было очень непросто, но мне кажется, что мы добились определенного прогресса, я просто знаю, как это делать, она никогда не возвращалась к тому, что с ней произошло, и…

Голос из дальнего конца коридора:

– И какого черта вы здесь делаете?

По направлению к нам маршировал высокий худой мужчина в твидовом костюме-тройке, свет подвесных потолочных ламп отражался от лысой головы и черной пластиковой оправы очков.

– Вы! – Он ткнул пальцем в Элис. – Кто вам сказал, что вы можете иметь дело с моими пациентами? Как вы посмели?

За ним вприпрыжку бежал санитар Тони:

– Честное слово, профессор Бартлет, они ни слова не сказали, что будут с ней что-то делать. Я просто пытался помочь, и…

– А с вами я позже поговорю! – Топнув ногой, Бартлет остановился напротив Элис, склонился над ней: – Не знаю, что вы о себе думаете, но могу заверить вас…

Она протянула ему руку. Он не обратил на нее внимания. Элис продолжала улыбаться во весь рот:

– Должно быть, вы профессор Бартлет. Я так много о вас слышала, очень, очень приятно, у вас такое уютное отделение, правда, я бы сказала, что декор слегка депрессивный, но что можно сделать с этими старинными психиатрическими больницами Викторианской эпохи, правда?

– Мисс Джордан весьма чувствительна к внешним воздействиям, и я не позволю людям с улицы вмешиваться в…

– Мэри должна осознать то, что с ней произошло. Накачивать ее лекарствами и держать в изоляторе – от этого лучше ей не станет.

– Это просто не…

– Восемь лет прошло, наверное, следует попробовать что-то новое, вам так не кажется? – Элис достала визитку и сунула ему в нагрудный карман пиджака. – Я могу посещать ее днем по средам и утром в пятницу. Сделайте так, чтобы как минимум за четыре часа до нашей встречи ей не давали лекарство. И еще, в Абердине проводится запись на лечебные восстановительные курсы по проблемам посттравматического синдрома, очень многообещающе, постарайтесь записать туда Мэри.

– Но…

– И если вы действительно хотите ей помочь, пусть она перестанет носить этот ужасный кардиган.

* * *

– Кардиган? – Я наклонился и почесал лодыжку в том месте, где был застегнут браслет. Мы как раз сворачивали с Птармиган на Каузкиллин. – Каким образом это может положительно повлиять на чье-нибудь душевное здоровье?

Ливень сменился слабым дождиком, фары встречных машин превратились в мутные желтые пятна.

Присмотрелся, сказал:

– После поворота налево.

На другой стороне дороги виднелся городской стадион, сплошные металлоконструкции и угловые стеклянные панели, обернутые в темно-синий металл и крашеный бетон. За ним возвышался Касл Хилл, склоны засижены темными зданиями с покатыми крышами, а сам замок терялся в пелене дождя.

Элис оглянулась назад, через спинку водительского кресла:

– Хочешь поговорить об этом? Ну, перед тем как мы встретимся с Рут?

Эта часть Каузкиллина была застроена послевоенными муниципальными домами, коробки таунхаусов, которые ставили здесь в ожидании лучшего будущего, с течением времени потускнели и скособочились. Осыпающаяся отделка и засоренные водостоки.

– Эш?

– Да тут не о чем говорить. Он вспорол ей живот, потом что-то случилось, и он ее бросил. Никуда не стал звонить, просто оставил там умирать.

– Нет, я не об этом, поговорить о ваших с ней отношениях.

– Она очнулась, когда кончилось действие обезболивающего. Лежит на сырой земле, как туда попала, понять не может, ночь, дождь льет. Каким-то образом смогла доползти до дороги. Остановился пьяный водила и подвез ее до госпиталя.

– Должно быть, она очень храбрая.

В водительском окне проплыло громадное здание из ржавого железа, на стене неровными двухметровыми буквами выведено «ВЕСТИНГ», к последней букве прилеплен силуэт вытянувшейся в прыжке борзой. Логово миссис Керриган…

Отвернулся:

– Да, давно это было.

– Я знаю, что ты до сих пор винишь себя, но…

– Она мне помогла, он ее увидел. Если бы она не сделала этого…

– Если бы не она, он выбрал бы еще кого-нибудь. Может быть, кого-то не столь храброго. Того, кто не смог бы выжить.

Только перестать винить себя я бы все равно не смог.

Показал на перекресток впереди:

– Вот здесь, и потом в самый конец улицы.

Вдоль дороги стояли двухэтажные особнячки, оштукатуренные стены обвешены телевизионными тарелками. Аккуратные палисадники, огороженные невысокими кирпичными заборами. Магазинчики, группами по три – мясная лавка, бакалейная, ветеринарная клиника, окна залеплены рекламными листовками бродячего цирка, гастролировавшего в этих местах месяца полтора назад. Вывески выцвели, облупились и едва читаются.

В конце улицы Элис повернула направо. Палисадники здесь были еще менее ухожены, а окнам и дверям требовался свежий слой краски.

– Теперь налево до конца.

Свернула на Фест-Чёрч-роуд.

Еще больше послевоенных коробок. Вывалившиеся куски штукатурки вокруг окон. Торчащие из-за кирпичных заборчиков сорняки. Рядом с мусорными баками кучи черных пластиковых мешков. На обочине «рено-фуэго», стоит на кирпичах вместо колес, по внешнему виду сделан из ржавчины, а не из стали. В колесные диски тычется носом терьер.

Проехали еще немного, слева многоквартирная пятиэтажка на месте стоявших здесь когда-то и впоследствии снесенных четырех или пяти особнячков. Оранжевый кирпич, покрытый грязными потеками, хулиганские граффити: «DPNB КОРОЛИ РАЁНА!», «БАНЗИ БОЙЗ РУЛЯТ» и «МИККИ ДИ СОСУТ!»

Проехали мимо этой красоты, и в самом конце дороги, там, где она была перегорожена бетонными блоками, возник кроваво-красный шпиль Первой национальной кельтской церкви. Вся в горгульях и выступах, шиферная плитка – как чешуя на хвосте у дракона.

Рядом с полдюжины ребятишек лениво выписывают восьмерки на великах, все, как один, в мешковатых джинсах и худи, торчащие в зубах сигареты оставляют за собой инверсионные следы. Понедельник, половина первого – маленькие засранцы должны быть в школе.

Проверил текстовое сообщение, пришедшее на телефон.

Рут Лафлин: 16Б, 35 Ферст-Чёрч-роуд, Каузкиллин

Спасибо, Хитрюга.

– Вот здесь, третий вход с конца. – Спрятал мобильник. – Кхм… знаешь, бойфренд Хитрюги выкинул его из квартиры? Ничего, если он остановится у нас на пару ночей?

Элис закусила верхнюю губу, пару раз моргнула. Изобразила улыбку и, как всегда, скороговоркой:

– Конечно, мы ведь любим Дэвида, не так ли, в смысле, он всегда старался помочь, когда ты был в заключении, почему теперь должны возникнуть какие-то проблемы, вообще нет никаких проблем.

– Ты уверена, он ведь…

– Нет, он твой друг, и он нуждается в твоей помощи, так что об этом говорить?

Я кивнул, она остановила машину напротив дома. Распрямила спину, постучала пальцами по рулю, нахмурилась.

– Слушай, если ты не хочешь, чтобы он у нас жил, ты только скажи, я смогу…

– Все в порядке. Я же сказала, что все в порядке, правда? Значит, все в порядке. – Расстегнула ремень безопасности, выбралась из машины под моросящий дождь. – Ты идешь?

Один из мальчишек оторвался от группы приятелей и рванул на велосипеде по направлению к машине.

Я крепче сжал в руке трость.

Мелкий холодный дождь вытянул тепло из лица и рук, и, пока я выбирался из машины на дорогу, куртка успела потемнеть.

Элис не стала меня дожидаться, подошла к дому и стала подниматься по лестнице. Уставилась на кнопки интеркома.

Подъехал мальчишка на велике, ухмыльнулся во весь рот, в одной половине зубы через один, из другой половины торчит сигарета. Белобрысая челочка торчит из-под капюшона красной худи, на нем надпись черным фломастером: «БАНЗИ БОЙЗ». Вся рожа в веснушках. Лет семь-восемь, не больше.

– Как дела, старый?

Я иду себе.

– Эй, хромой, слушай сюда, с тобой говорю. Сигареты есть? – Вихляясь, сделал вокруг меня круг. – Ну ты, пердун старый, слышишь меня, бабки есть?

– Пошел вон, дерьмо малолетнее.

Стал кружить вокруг меня, посасывая сигарету, кончик светился ярко-оранжевым.

– Ты ведь пенсию получаешь, а? Не будь таким жадным уродом, ну пожалуйста.

– Два раза повторять не буду.

Вздернул велосипед на тротуар, подъехал почти вплотную, став почти одного роста со мной:

– У нас ведь государство всеобщего благоденствия, правильно? Вот и гони бабки давай. – Улыбнулся друзьям, продолжавшим медленно накручивать восьмерки между столбиками ограждения. – А может быть, ты педофил? А?

Элис стояла, наклонившись над интеркомом, говорила или слушала – это было неважно, главное, чтобы в мою сторону не смотрела…

Велосипед снова проехал мимо меня.

– Педофил. Педофи-и-ил!

Я схватил маленького мерзавца за горло, сдернул с велика. Потом наклонился, прихватил за челочку и ткнул мордой в тротуар. Не очень сильно, чтобы не нанести серьезных увечий, а легонько так, чтобы в ушах зазвенело.

– Слушай сюда, маленький засранец. Даю тебе пять секунд, чтобы свалить отсюда в свою помойку, пока я тебе задницу не надрал. – Наклонился: – Все понял?

– Пшелнаххх!

Вскочил, схватил велосипед и дал деру. Потом вскочил на велик, съехал с тротуара. Помчался прочь, одной рукой держась за руль, а другой показывая средний палец.

Вот такие мы большие и храбрые, пока на расстоянии.

Присоединился к приятелям, торчавшим у конца дороги, они дружно показали мне средние пальцы, помахали ими в воздухе в виде приветствия, потом заржали и укатили в неизвестном направлении.

Наверное, мамы и папы очень ими гордятся.

Голос Элис, сквозь моросящий дождь:

– Эш?

– Иду. – Повернулся спиной к церкви и похромал вверх по ступенькам навстречу своему прошлому.

 

16

Гостиная Рут Лафлин выглядела так, будто в ней никто не жил. У стены попискивал и ярко светился трехсекционный электронагреватель, его трудами воздух в комнате был сухой и царапал горло. Было так жарко, что у меня с затылка по шее покатились капли пота. Небольшой переносной телевизор на обшарпанном столике включен в электрическую розетку на стене, экран покрыт толстым слоем пыли. Обитая вельветом тахта с клетчатыми одеялами. На стенах пара семейных фотографий в дешевых пластиковых рамках. Торшер с кисточками на абажуре. Как будто кто-то перенес старушечью комнату в бездушную многоквартирную пятиэтажку.

Она сидела в кресле, единственном в комнате, колени крепко сжаты, на них безжизненно лежат руки. Левое запястье забинтовано, бинты серые от грязи. Широкий лоб Рут покрыт глубокими морщинами, волосы мышиного цвета падают на плечи сосульками. Под маленькими глазами большие лиловые мешки. Впалые щеки. Совсем не похожа на женщину, которая заботилась обо мне, пока мы ждали «скорую помощь».

Тридцать три всего лишь, а выглядит на шестьдесят – как будто кто-то залез ей внутрь и вытащил что-то из нее, оставив ее пустой и сломленной.

Элис поерзала на диване, поставила ноги и положила руки так, чтобы стать зеркальным отражением Рут.

– Как вы себя чувствуете?

Рут не пошевелилась, голос тонкий и хриплый:

– Иногда они плюются в меня. Когда я иду в магазин.

– Кто плюется?

– Мальчишки. Они дикие. В людей плюются, в дома забираются. Вещи воруют. Громят все. – Перевела взгляд на забинтованную руку. – Пришлось перестать волонтерствовать в ветеринарной клинике.

– Что-то случилось?

– Да там… Наверное, стоит туда вернуться, когда поправлюсь? – Сморщилась. – Как-то пришлось усыпить шесть собак за день. Я целую неделю плакала. – Вытерла глаза грязным бинтом. – Я такая глупая.

– Вы не глупая, Рут. – Элис немного помолчала, потом: – А вы видели фейерверк вчера вечером? Я ходила в Монтгомери Парк, смотрела, как его запускают на другой стороне реки. Это было прекрасно, красные огни, синие, зеленые, а потом золотой каскад вниз со скалы, там, где замок.

В квартире под нами заревел хеви-метал, слишком громкий звук искажался дешевыми колонками. Пол в комнате завибрировал.

Рут безучастно посмотрела в окно:

– Нужно было дать мне умереть.

Я кашлянул.

– Мне очень жаль.

Она моргнула, посмотрела на меня.

– Вы меня не помните? Эш Хендерсон? Я в тот день преследовал Потрошителя, на вокзале. В аварию еще попал.

– О-ох. – Снова посмотрела в окно. – Я устала.

– Мне очень жаль, что не смог тогда его поймать. Если бы он… Если бы я был тогда сильнее, я бы его схватил.

Она глубоко вздохнула:

– Вы кровью истекали.

Но это не значило, что там не было моей вины.

Элис наклонилась, положила руку ей на колено:

– Вы были очень храброй, Рут, помогли Эшу.

– Я медсестрой была. Мы… – Нахмурилась. – Нас там много было, на велосипедах, помогали собирать деньги для попавших в шторм. Делали это ради Лоры.

Молчание.

– Мы бы хотели задать вам несколько вопросов о том, что с вами случилось, Рут, о’кей? Как вы думаете, вы с этим справитесь?

Она задрала джемпер, потом серую майку, обнажила голый живот. Под поясом джинсов исчезала сморщенная линия шрама. Другой шрам пересекал грудину слева направо, как раз по нижнему краю бюстгальтера.

– Я с самого детства мечтала быть матерью. Чтобы два мальчика и две девочки. И чтобы мы ездили на каникулы, и домашние задания вместе делали, и чтобы мы были самой счастливой в мире семьей… Это все, чего я хотела. – Джемпер снова сполз на место. – А теперь все разрушено. Надо было дать мне умереть.

– Понимаете, надежда всегда остается. Помните Лору Страхан? – Элис порылась в своей кожаной сумке, извлекла копию Касл Ньюз энд Пост. Протянула ей.

Тот самый номер, что вышел на прошлой неделе. «РОЖДЕСТВЕНСКОЕ ЧУДО! ЖЕРТВУ ПОТРОШИТЕЛЯ ОЖИДАЕТ РАДОСТЬ МАТЕРИНСТВА».

Положила газету на колени Рут:

– Доктора говорили, что у нее никогда не будет детей, а теперь посмотрите на нее – на восьмом месяце уже.

Рут несколько мгновений смотрела на газету. Потом – пам! – глухо так, и по шрифту расползлась неровная серая капля. Потом другая. Потом шмыгнула носом. Потом схватила газету и прижала к груди, как будто хотела, чтобы слова проникли через джемпер к ее покрытой шрамами коже.

Элис положила руку ей на колено:

– Вы больше не говорили с Лорой с тех пор, как на нее напали?

Покачала головой. Щеки мокрые, на верхней губе серебрится капля.

– А что, если я организую вам встречу с ней? Хотите? А потом запишем вас на прием в клинику для лечения бесплодия, послушаем, что они скажут.

– Я не могу этому поверить… – Рут вытерла рукой дрожавшие губы.

Элис снова сунула руку в сумку, достала пару бумажных платков. Протянула ей:

– Я бы хотела поговорить о том, что случилось с вами восемь лет назад. Мы могли бы это сделать?

Она взяла платки в одну руку, в другой все еще была зажата газета, приложила платки к глазам. Кивнула.

– Хорошо, тогда сядьте удобнее и расслабьтесь. И…

– А что, если я не смогу вспомнить?

– Ну что же, есть специальные приемы, которые смогут помочь, если вы не возражаете. Ну, все в порядке?

Еще раз кивнула.

– Прекрасно. Мне нужно, чтобы вы сели удобно, сделали глубокий вдох и перенесли нас в тот самый день. – Голос Элис стал низким, точно таким же, каким она говорила сегодня утром в палате клиники. – Вспомните запахи. Звуки. Шумы, которые разбудили вас утром. – Еще ниже, еще медленнее. – Вы лежите в кровати, вам тепло и уютно, вы в приятном полусне, ваши мышцы расслаблены, вам приятно и тепло, вы в полной безопасности, и ничто не может потревожить вас…

* * *

…и потом я стою в углу комнаты, плачу, а ее увозят в морг. Ей всего сорок девять, но от нее ничего не осталось, кроме злокачественных опухолей и желтой кожи, натянутой на искривленные кости.

– Бог с тобой, Рут. Соберись, пожалуйста. Всякое случается. – Андреа сидит на корточках рядом с тумбочкой, перекладывает содержимое в картонную коробку. Духи, игрушечная обезьянка, туалетный набор, увлажнитель для кожи из супермаркета. Конец жизни. – Ты помогать будешь или нет?

Я помогаю. Не произношу ни слова. Стараюсь не хлюпать носом, чтобы снова не вызвать ее раздражения. Мы сдираем простыни с кровати, поливаем пластиковый матрас дезинфицирующим раствором и начисто его вытираем.

Она уже четвертая, кто умер сегодня. Две пациентки с раком, одна с заражением крови и пневмония. Худые, хрипящие и одинокие.

Лифт трясется и дергается, как будто плачет, пока спускаемся в кладовую. На металлических стенах выцарапаны имена и ругательства.

Самый конец ночной смены, но я здесь совершенно одна. Все остальные давно спят, а потом пойдут в «Хромую ногу» в Логансферри – Джанет устраивает прощальную вечеринку. Дюжина измученных женщин с ввалившимися глазами будет сосать коктейли в пять часов утра.

Но Джанет я никогда не нравилась, поэтому я здесь. Одна.

Наверху, в треугольнике между главным зданием, административным блоком и корпусом в викторианском стиле, где держат психических пациентов, виднеется кусочек неба темно-темно-фиолетового цвета, как ноготь, когда его дверью прищемишь.

На докторской парковке BMW и «порше» покрыты хрустящей изморозью, блестящей в свете ламп охранного освещения, а вот входом на подземную парковку мы должны пользоваться в полной темноте. Даже теперь, когда четыре медицинские сестры мертвы, а две в реанимации, освещение так и не включили. Повесили просто объявление, жирными такими буквами: «ВНИМАНИЕ: ОДИНОКИМ ЖЕНЩИНАМ НЕ РЕКОМЕНДУЕТСЯ НАХОДИТЬСЯ В ПАРКОВОЧНОЙ ЗОНЕ БЕЗ СОПРОВОЖДЕНИЯ».

Это точно должно помочь.

Правда, мне вроде не о чем беспокоиться, я сегодня без машины. Какой-то ублюдок угнал ее накануне Нового года, сжег и бросил рядом с Кэмберн Вудз. И теперь попасть в круглосуточный супермаркет настоящая проблема, а в холодильнике только баночный коктейль и оливки. Поэтому я поворачиваю налево, прохожу сквозь сломанную калитку под безжизненным взором камеры наблюдения, провода которой свешиваются с черного кожуха, и выхожу на Сент-Джасперз-лейн.

Половина уличных фонарей не работает. Холодный воздух пахнет перцем и лимонами.

Тротуар хрустит под ногами. Кучки гравия на бетонных плитах выписывают узоры вроде гусиной кожи, пачкают лед. Сую руки в карманы.

Изо рта вырывается морозное дыхание и уносится ветром, словно привидение.

Перешла дорогу.

Нужно идти в обход, длинной дорогой. Мимо Сент-Джаспера, вдоль по Купар-роуд и потом вниз, к остановке автобуса, но гораздо быстрее срезать по Тремблерз-эли.

Когда я ходила в школу – мне тогда было лет шесть или семь, – нам рассказывали, что маркиз Монтроз запер здесь в ловушку весь городской совет, загнал их в узкое пространство между гранитной церковью и лавкой аптекаря. Его люди перерезали всех, как свиней, и раскрасили стены их кровью. А головы подвесили над дверью Сент-Джаспера, чтобы все видели… Меня потом месяцами кошмары мучили.

Я… Они не… Муниципальные службы так и не очистили аллею. Может быть, она слишком узкая для техники, а может быть, просто не захотели беспокоиться? Все обледенело, скользко. Сугробы хрустящего снега, и нужно идти очень аккуратно, чтобы не поскользнуться и не шлепнуться на задницу.

И еще темно очень. Только пара фонарей на всем протяжении, и те еле светят.

И… И я уже прошла половину пути…

Пожалуйста…

* * *

– Все в порядке, Рут, ты в безопасности, помнишь? Ты в своей кровати, тебе тепло и уютно. Очень тепло и уютно, и с тобой ничего не может случиться, потому что ты в безопасности.

* * *

А потом шум. У меня за спиной. Хруст. Как будто лед под ногами.

О господи, за мной кто-то идет. Там кто-то есть.

Быстрее. Убежать.

О господи, о господи…

* * *

– Рут, все в порядке. Сделай глубокий вдох. Мы здесь, рядом с тобой. С тобой ничего не может случиться, потому что ты в безопасности и…

* * *

Это ОН! Прямо за моей спиной, я пытаюсь убежать, но земля под ногами скользкая, как стекло, и я скольжу, спотыкаюсь и стараюсь удержаться на ногах. Надо спасаться, убежать! УБЕЖАТЬ!

– О’кей, Рут, тебе пора вернуться к нам. Все в порядке, мы здесь, ты в…

* * *

Тротуар надвигается на меня, бьет меня по коленям, рука подворачивается, и я не могу остановиться, голова бьется об лед, все вокруг пахнет старыми пенни и мясом, и я плачу и не могу подняться, и он уже на мне, он вдавливает меня в снег и чем-то закрывает мне рот. Горячее дыхание у меня в ухе, пахнет кислятиной и тошнит. Колючая щетина царапает мне щеку. Чья-то рука хватает меня за ремень, расстегивает его… Пальцы впиваются в молнию моих джинсов. Срывают их. Сопение.

Пожалуйста, не надо. Нет. Помогите мне кто-нибудь!

ПОМОГИТЕ!

* * *

– Эш, дай ей пощечину. Не слишком сильно! Просто легкий…

– Сама бей ее. Я не…

* * *

ПОМОГИТЕ!

* * *

Элис наклонилась в кресле и открытой ладонью ударила Рут по щеке, достаточно сильно, чтобы ее голову отбросило в сторону. Достаточно сильно, чтобы она перестала кричать. Достаточно сильно, чтобы оставить отпечаток пятерни на залитом слезами лице.

Потом Элис встала на колени и обняла Рут:

– Все хорошо, все хорошо. Шшшш… С тобой все в порядке. Мы здесь. Тебя никто не тронет.

Плечи Рут трясутся, вибрируя в такт с затихающими рыданиями.

– Все хорошо, все хорошо…

Я отступил на шаг, кончики ушей горят. Отвернулся, посмотрел из окна вниз, на улицу. На раздолбанную «сузуки» Элис. На трехлапую собаку, хромавшую по тротуару мимо скинхеда в футболке. На пару чаек размером со стервятников, терзавших кучу пластиковых мешков с мусором. На кроваво-красный шпиль Первой национальной кельтской церкви. Только чтобы не смотреть на Рут.

На что угодно, но только чтобы не было боли и страдания – и моей проклятой вины.

В кармане раздалось жужжание, через мгновение послышался визгливый звонок. Вытащил мобильник из своего походного набора. Нажал на зеленую кнопку. Проглотил слюну.

– Хендерсон.

В трубке захрипел голос Хитрюги:

– Эш? Давай-ка поднимай свою задницу и двигай…

– Подожди минуту. – Прикрыл микрофон рукой. – Извини, мне нужно ответить на звонок. – Малодушно, не спорю, но, по крайней мере, не буду тупо стоять и утопать в страданиях Рут Лафлин…

Выскользнул в прихожую.

Наверное, был уже час дня, церковные колокола только что отзвонили, вслед за ними раздался одиночный массивный удар. Мрачный и глубокий.

– Эш? Ты меня слышишь?

– Ты нашел адрес Лоры Страхан?

– Совершенно не важно, где ты находишься и что ты делаешь, срочно двигай к… Подожди секунду… – Голос стал приглушенным. – Где мы находимся? – И снова громко: – Двигай к Вишарт-авеню. Это за…

– Я знаю, где это. Зачем?

– Потрошитель нанес еще один удар.

 

17

Вишарт-авеню шла дугой из красного кирпича от обреченного зала для бинго на Марк-лейн к еще не сданному в аренду бизнес-центру на Доунз-стрит. Когда-то улица была жилой. Потом на ней располагались магазины. А сейчас это была галерея неграмотно выписанных в граффити афоризмов.

Большинство домишек заколочены, листы фанеры в водяных разводах распухли под толстым слоем краски. В некоторых домах, еще жилых, стальные входные двери и металлические решетки на окнах. Асфальт в рытвинах и лужах.

Элис стояла рядом, держала над нашими головами маленький складной зонтик.

– Ты знал, что Рут была изнасилована, я, например, не знала, что она была изнасилована, почему в деле ничего не было о том, что он насилует свои жертвы?

– Мы не знали. – Я обошел грязную лужу, ее поверхность была покрыта рябью от дождевых капель и радужными разводами от дизельного топлива. – Рут ничего не сказала об этом восемь лет назад, когда мы ее допрашивали. И Лора не сказала, и Мэри… И сказать по правде, из Мэри почти ничего вытянуть не удалось. Мозг был поврежден. – Я толкнул Элис плечом. – Только ты смогла добиться правды от Рут.

Получил в ответ улыбку и вспыхнувшие щеки.

Посреди дороги стоял белый шатер криминалистов, прямо напротив небольшого проулка с выходом на Хенсон-роу. Чуть подальше улицу перегораживала бело-голубая пластиковая лента с надписью «ПОЛИЦИЯ», белый фургон «Транзит» и пара патрульных машин блокировали другой ее конец.

Рядом с лентой стояли две фигуры – Хитрюга, в черном дешевом костюме, хмурый, в руках громадный красно-зеленый зонт для гольфа, и невысокого роста мужчина в куртке и кроссовках. На голове бейсболка, руки глубоко засунуты в карманы.

Прищурясь, взглянул на нас, пока Хитрюга приподнимал ленту, чтобы мы с Элис могли пройти:

– Эш Хендерсон? Боже правый, когда вас выпустили? – Ухмыльнулся, протянул мне руку… Я ее не пожал, и он сделал вид, что поправляет кепку. – Рад видеть вас. Очень сожалею о вашей дочери. – Указал на Элис: – А это что за прекрасное создание? – Отвесил ей поклон. – Рассел Киркпатрик, Касл Ньюз энд Пост, старый друг Эша. Вы здесь в связи с убийством?

Элис открыла рот, но я ее опередил:

– Не говори ничего, он информацию вынюхивает. Без комментариев, Рассел.

Его лицо скисло.

– Да ладно тебе, Эш, мы же друзья. Как без этого обойтись… бутылка «Гленфиддика», если поможете мне.

– Запрет на распространение информации, Рассел. Никто не болтает.

– А это не труп Чарли Пирса, а? Между нами?

– До свидания, Рассел.

Хитрюга опустил ленту и поспешил вслед за нами:

– Ну так что, как насчет карри сегодня вечером? Закажу доставку из ресторана, а ты пиво принесешь?

Из-за спины донесся голос Рассела:

– Бутылка виски и билеты на матч Абердин – Данди. В корпоративной ложе!

Без вариантов.

Едва мы удалились на приличное расстояние, Хитрюга с преувеличенно озабоченным видом стал хлопать себя по карманам:

– Черт возьми, Элис, можно мы отойдем с Эшем на пару минут?

У нее между бровями появилась небольшая морщинка, потом кивнула.

Он отдал ей зонтик:

– Всего на минутку.

Мы остались стоять под дождем, она пошла к шатру криминалистов.

Хитрюга подождал минутку, затем наклонился ко мне, голос низкий и чесночный.

– Я встретился со своим приятелем, у которого лодка, тебе придется пару дней отсидеться в Фрейзебурге, а на выходных ты уже будешь в Норвегии. Билли Шариковая Ручка сказал, что сделает паспорт к завтрашнему дню, с тебя фотографии. С мобильника не пойдут, только из лицензионных фотоавтоматов.

– А чего ты в карманах рылся?

Хитрюга пожал плечами:

– Думал, так убедительнее будет, можно подумать, что потерял что-нибудь. – Кивнул на Элис, она как раз подошла к шатру: – Ее с собой возьмешь?

Я застыл под дождем, отвесив челюсть. Как-то об этом я не подумал. Если свалю в Норвегию один, гориллы миссис Керриган рано или поздно выйдут на Элис. И они не будут выяснять, имеет ли она какое-нибудь отношение к убийству или нет, все равно кому-то придется платить.

Хитрюга о себе сможет позаботиться. А вот Элис?

Я никак не мог позволить, чтобы это случилось.

Откашлялся.

– Ей со мной безопаснее будет.

Половина его лица сморщилась, он прищурился:

– Тут могут быть проблемы. Сам понимаешь, ей придется карьеру бросить, все такое.

Вот черт.

– Но это же всего на пару лет.

Она ведь все поймет, не так ли?

Парень из команды суперинтенданта Найта высунул голову из шатра. Осмотрелся, потом его взгляд упал на Элис. Нахмурился. Вышел на дорогу. Рост ближе к среднему, из-под клетчатой рубашки на брюки свешивается небольшой живот. Оскалился. Провел рукой по монашеской тонзуре:

– Детектив Морроу, почему гражданские на месте преступления?

Я подошел:

– Слушай, ты, лысый маленький…

– Вообще-то, – Элис нацепила самую широкую из своих улыбок, – мы все из одной команды, не так ли, в смысле, дело не в сферах компетенции или кто больше очков набрал, а в том, что нужно схватить этого парня, прежде чем он нападет на кого-то еще, и вообще, меня зовут доктор Макдональд, но вы можете называть меня Элис, если хотите, а как вас зовут?

Он отступил на пару шагов, пока не прижался спиной к шатру:

– Э-э-э… Найджел… Нет, кхм… Детектив-констебль Терри.

– Найджел Терри, вау, просто супер, не странно было расти с двумя именами, без фамилии, или это вас не беспокоило, я знаю, что человек может лишиться уверенности в себе, если другие будут неправильно воспринимать его имя, я в том смысле, что все, наверное, путались и в конце концов называли вас просто Терри, не так ли, и это вам казалось ужасно грубым, так кто же здесь главный?

– Это… Мы… Кхм… Я?

– Ну, это просто великолепно, тогда, если можно, зарегистрируйте нас, мы все осмотрим, а потом соберемся все вместе и все обсудим, хорошо, Найджел?

– Но… Да?

– Супер.

Мы записались в регистрационном журнале и вошли в шатер. Воздух внутри был спертый и градусов на десять теплее, чем на улице, с типичными запахами шатра на месте преступления. Быстрозавариваемая лапша, кофе и вчерашняя ночь в пабе выделялись вместе с потом в белые костюмы спецзащиты и в течение нескольких часов выпаривались в этих персональных саунах, пока народ трудился над местом преступления.

Двое технарей стояли у раскладного стола, комбинезоны спущены по пояс, сосали воду из пластиковых бутылок. От мокрых плеч поднимался пар.

Одна повернулась, надула щеки и выдохнула мне в лицо:

– Надеюсь, ничего особенно интересного вы не ожидаете? – Показала на откидную створку в задней стене шатра. – Всего лишь проулок и одна женская сумка.

– И все? – Элис, встав на цыпочки, не отрываясь, смотрела на створку. – А почему тела нет, я думала, будет труп, а если тела нет, то откуда вы знаете, что это Потрошитель?

Техник удивленно вскинула бровь:

– Вы что, шутите?

Я взял пару пакетов с костюмами индивидуальной защиты, протянул один Элис. Содрал со своего защитную пленку:

– Он оставил свою визитную карточку.

– Визитную карточку? А почему…

– Костюм надевай. Потом увидишь. – Стал пропихивать ботинки через ноги комбинезона, опираясь для баланса на Хитрюгу. – Смыв на ДНК сделали?

Техник кивнула:

– Да, собрали образцы с места вокруг сумки.

Сунул руки в рукава, натянул костюм на плечи. Застегнул молнию:

– Следы спермы?

Хмыкнула:

– Шутите? Вишарт-авеню – это просто Мекка для молодых парочек. Конечно, если наличка имеется или упаковочка коричневого.

Натянул на голову капюшон. Взял громадных размеров мешок для улик:

– Пойду посмотрю, ладно? – Сунул трость в мешок, взял его за пластиковые ручки. Надел на наконечник трости синюю бахилу. Кустарщина, конечно, но сойдет.

Элис прыгала на одной ноге, другая застряла в комбинезоне.

– Мы только что установили, что перед тем, как похитить Рут Лафлин, он ее изнасиловал, возможно, он то же самое проделывал и с другими жертвами.

– Насиловал? – Лицо техника поскучнело. – Великолепно. Большое вам спасибо. – Повернулась и завопила в сторону двери в шатер: – ЭЙ, РОННИ, ДЕЛАЙ СМЫВЫ НА ЛОБКОВЫЕ И СПЕРМУ! НАШ МАЛЬЧОНКА ЛЮБИЛ ПОИГРАТЬСЯ.

Элис влезла в костюм, застегнула молнию:

– Я думаю, презервативом он не пользовался, хотя бы потому, что сам вкладывал кукол в животы жертвам, и вообще, почему визитных карточек нет в деле, как я могу сделать достоверный анализ поведения преступника, если не владею всеми фактами, это просто…

– Их нет в деле из-за Сары Криган. Давай надевай перчатки и бахилы и пойдем посмотрим.

Надела, полезла вслед за мной в створку на задней двери шатра, следом полез Хитрюга. Рядом с шатром на коленях стояли два криминалиста в костюмах индивидуальной защиты, один возился с ватным тампоном, другой прикладывал к земле широкий кусок прозрачной клейкой ленты.

На заднем плане, сложив руки на груди, торчала третья фигура.

Элис быстро повернулась на триста шестьдесят градусов:

– Он затащил ее сюда силой, в смысле, они не останавливались здесь по пути куда-то или откуда-то, и совсем не похоже на то, что молодая медсестра заскочила в темный проулок, чтобы пописать, и вообще, кто такая Сара Криган?

– Давным-давно жил-был маленький мальчик по имени Боб Ричардз, был он мальчиком очень непослушным, и мама с папой очень его не любили. И лупили его толстым кожаным ремнем, ломали пальцы и ребра, тушили сигареты о голую спину и однажды, просто ради забавы, вылили кипяток ему на гениталии. А Сара Криган была социальным работником у маленького Боба.

– И она сообщила о родителях куда следует?

– Нет. Она прекратила его мучения с помощью подушки на лицо. Потом напоила вусмерть маму с папой и вколола каждому по лошадиной дозе героина. А для надежности смешала его со средством от вредителей капусты и каустической содой.

Криминалист с липкой лентой приклеил кусок, который он прикладывал к земле, к куску ацетатного шелка, пронумеровал. Оторвал новый.

– Потом, когда у нас нарисовался еще один набор дерьмовых родителей с мертвым ребенком и венами, набитыми отравленной наркотой, мы поняли, что у нас возникла проблема. А когда это случилось в третий раз, мы заметили визитную карточку. На месте преступления Сара Криган оставляла маленьких игрушечных медвежат, совсем крошечных, сантиметров пять, не больше, с маленькой застежкой на спине. Мы сначала не обращали на них внимания, потому что обычно их давало Общество борьбы с раком, если вы бросали в кружку денежку на детскую лейкемию.

На стене проулка висел желтый маркер с напечатанной на нем литерой «А». На другой стороне маркер с цифрой «8». Я подошел.

– В отчетах так и писали: «Благотворительный медвежонок, оставленный на месте преступления убийцей». И на следующее утро это уже было во всех газетах. А потом на каждом месте преступления в городе стала валяться эта чертова хрень.

Маркер «8» лежал рядом с пачкой мятой газетной бумаги. Я присел на корточки, взглянул на криминалиста с клейкой лентой:

– Вы это еще не отработали?

Совершенно бесприметное лицо. Нижняя половина скрыта под маской, верхняя – под защитными очками.

– Босс хотела это видеть на месте обнаружения. Хотя все уже сфотографировали.

– Хорошо.

Отогнул угол пачки. Вот оно – пластиковый брелок для ключей. Маленький розовый младенчик из пластика, к макушке приделана цепочка, а на кольце обычный ключ от дверного замка.

– Вот так мы узнаем, что Потрошитель похитил еще кого-то.

Я выпрямился. Элис, не отрываясь, смотрела на брелок.

– Главный вопрос – как мы это нашли? – Прихрамывая, сделал несколько шагов в сторону стоящей у стены фигуры. – Можно узнать?

– Поступил анонимный звонок, – раздался голос детектива-суперинтенданта Несс. Показала на маркер «А». – Девочка-рабочая обслужила здесь одного из своих клиентов, нашла женскую сумку. Говорит, сначала подумала, что воришка сумку у кого-то дернул, обчистил и выбросил, но потом решила посмотреть, не осталось ли внутри чего-нибудь важного. Нашла пропуск и обалдела.

Несс протянула пакет для улик. В нем лежал идентификационный бедж каслхиллской больницы с прикрепленным к нему зеленым шнурком: «РОДИЛЬНЫЙ ДОМ / АКУШЕРСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ». На фотографии женщина лет двадцати пяти – тридцати, никакого макияжа, только вишневая помада на губах. Мышиные волосики зачесаны назад и, скорее всего, собраны в хвост. Пронзительные серо-голубые глаза и аккуратные брови.

А вот на имени ее я споткнулся. Даже моргнул:

– Джессика Макфи? Не может быть! Этот ублюдок похитил дочь Раскольника Макфи?

– Вот почему эта анонимная проститутка решила позвонить нам. Не хотела, чтобы Раскольник Макфи узнал, что это она сумку нашла и ничего не сделала.

Дочь Раскольника Макфи. Ради всего святого…

Как будто с самого начала все не было так дерьмово.

– Готов поспорить, ему это понравилось. Хорошая девочка, схватил на улице, изнасиловал, живот вспорет… – Я замолчал. – Что?

– Он еще не знает. Пока не знает.

Элис встала, отряхнула воображаемую грязь с коленей защитного комбинезона:

– А кто такой Раскольник Макфи?

– Лучше не спрашивай. Да он просто с ума спятит.

Несс откашлялась.

– Забавно, что вы так об этом говорите. Когда я связалась с нашим Отделом по связям с родственниками пострадавших, чтобы они семье сообщили, их там всех понос прошиб. Криминальный отдел словно вымер, а патрульные стали срочно звонить в профсоюз.

– Еще бы, они ведь не полные идиоты.

– При других обстоятельствах я бы заставила ленивых засранцев двигаться или послала бы туда вооруженную группу, но вышестоящее руководство захотело, чтобы все было сделано деликатно. Почему я и приказала детективу-инспектору Морроу позвонить вам.

Я отступил на шаг, крепко сжав в руке трость:

– Нет, только не это.

– У вас, по всей видимости, имеются какие-то отношения с этим человеком.

– Какие там отношения, и к тому же я больше не офицер полиции и не должен…

– Я говорила с Медведем, и он согласен со мной в том, что будет весьма разумным, если вы поможете нам установить контакт с семьей и расспросите их о том, что делала Джессика в последние часы перед похищением.

– Ну, детектив-суперинтендант Джейкобсон может…

– И еще он просил передать вам, что или вы пойдете и доведете до сведения семьи то, что случилось, или вам дадут сопровождающего, который доставит вас обратно в тюрьму. – Она пожала плечами, отчего ее защитный костюм захрустел. – Выбирайте сами.

Элис дернула меня за рукав:

– Почему все боятся этого Раскольника Макфи?

Хитрюга попятился:

– Слушай, я-то в чем виноват? Это она заставила меня…

– Я тебе это припомню.

– Да ладно тебе, Эш, это же…

– Раскольник Макфи. Да, спасибо тебе большое, Дэйв. Хорошо меня подставил!

Я достал мобильник и набрал номер Джейкобсона.

– Что?

– Вы меня Несс в аренду сдали?

– Я… – Небольшая пауза. – Мне доложили, что ты имел какие-то отношения с…

– Арестовывал я его пару раз, но квартиру мы на двоих не снимали!

– Все, что тебе нужно сделать, это просто прийти к нему, сказать, что его дочь похитили, и заставить ответить на некоторые вопросы. Это что, очень трудно?

– Очень трудно? – Я опустил руку с телефоном, спустился на несколько ступеней, потом снова поднялся. – Он же психопат. Мне нужна силовая поддержка.

– Эш, Эш, Эш… – Вздох. – Это твоя работа. Твое тюремное дело – это длинный список драк и сломанных челюстей. Как ты думаешь, для чего я тебя из тюрьмы вытащил?

– Ну да, просто великолепно. Отличная работа. Парень с артритом и палкой для ходьбы – силовик команды. Отличная придумка.

– Я уверен, что все будет не так плохо, как тебе кажется, просто…

– И черта с два я возьму с собой Элис. Нет силовой поддержки – никаких визитов.

Протяжный хриплый вздох:

– Хорошо, будет тебе поддержка. Констебль Купер пойдет с тобой и будет…

– Этот мальчишка с младенцем не справится.

– Хорошо, кто тебе нужен? Лучше, чтобы это не был кто-нибудь из твоих старых дружков из Олдкасла.

Ну, я и сказал.

 

18

Бургер-бар «У Плохого Билла» был обычным ржавым фургоном, выкрашенным черной матовой краской, меню написано мелом на корпусе рядом с багажником. Фургон стоял в самом дальнем углу парковки супермаркета, воздух вокруг был наполнен пьянящим запахом жаренного в жире лука для бургеров и лорнских колбасок.

Элис, сгорбившись, возвращалась к машине, вязаная шерстяная шапка натянута на уши, выбившиеся наружу кудрявые волосы рассыпаны по плечам дутой куртки. Дыхание изо рта смешивалось с паром, поднимающимся от «Двойного Убийцы с Беконом», который она крепко держала в обеих руках. Как раз нагнулась, чтобы откусить еще один кусок.

Я открыл багажный отсек «сузуки» и стал перекладывать в него содержимое тележки. Совковая лопата. Кирка. Строительный нож. Лом.

Элис жевала. Томатный кетчуп, горчица и коричневый соус нарисовали на ее лице улыбку от уха до уха, как у Джокера из фильма про Бэтмена. Рот забит булкой, мясом, листьями салата и чипсами, так что слов почти не разобрать.

– Ты точно не хочешь откусить? Так вкусно.

Упаковочная лента. Болторез. Ускоритель компоста. Укрепленные мешки для щебня. Растопка для костра. Кувалда. Пятилитровая канистра метилового спирта.

– Не голоден.

Брезент, бельевая веревка, пассатижи.

– Никогда не пробовала бургер с чипсами. – Снова принялась жевать. Нахмурилась, заглянув в набитый инструментами багажник. Переступила с ноги на ногу. – Никак не пойму, зачем ты меня заставил купить все это? Чтобы просто зайти к мистеру Макфи?

– Потому что так закон работает – если ты забьешь кого-нибудь до смерти ломом, то это будет считаться нападением с применением смертоносного оружия. Почему у вас был с собой лом? По всей видимости, вы взяли его с собой, чтобы напасть на жертву. Так что отправляйтесь в тюрьму. – Я захлопнул багажник. – Но если ваша машина набита инструментами из набора «Сделай сам», потому что вы собирались сделать ремонт в новой квартире в Кингсмите, вы можете забить того же самого чувака до смерти и назвать это самозащитой. Тут все дело в контексте. А деньги я тебе верну.

Элис застыла с куском во рту:

– Мы что, собираемся это сделать? Убивать его будем?

Ну, на самом деле, не его… Но этот вечер миссис Керриган запомнит на всю оставшуюся жизнь. То есть часа на два, если свести потерю крови к минимуму.

Я развернул тележку и толкнул ее в сторону помятой оранжевой трубы, под охраной которой находились некоторые из ее товарок. Пусть сама себе место найдет.

– Мне плевать на то, что Джейкобсон сказал, но без подручных техсредств мы к Раскольнику Макфи не пойдем.

Ну а если лом не поможет, у нас на это есть Боб-Строитель. Вот он, улыбается мне с заднего сиденья, держит в руке ярко-желтый гаечный ключ.

– Эш… – Слизнула языком соус в углу рта. – У Рут Лафлин ты молчал все время, я вот думаю, может быть, нам стоит поговорить о том, что ты чувствуешь…

– Можешь сделать мне одолжение? – Я посмотрел в сторону Плохого Билла, парень в это время мясницким топориком рубил на куски цыпленка. – Понимаешь, я тебе сказал, что не голоден, а сейчас подумал, я бы стовис съел. Нога вот только меня донимает, ты не могла бы…

Вздохнула. Откусила кусок от бургера. Пожевала. Проглотила.

– Чаю?

– Да, пожалуйста.

Но Элис осталась стоять на месте. Наклонила голову к плечу:

– Когда ты говорил с Медведем по телефону, почему ты ему не сказал, что Рут была изнасилована?

Почему? Потому что знание – это власть. Зачем делиться информацией, если не можешь ничего получить взамен?

Ткнул пальцем в фургон:

– И скажи Биллу, чтобы на свекле не экономил.

Еще раз вздохнула. Потом откусила кусок от бургера и потопала к фургону.

Едва она подошла к прилавку, я нырнул в машину, схватил Боба-Строителя и быстро просканировал парковку, чтобы в нашу сторону не были направлены камеры слежения. Тут дело такое, лучше проверить, чем потом пожалеть. Сел на пассажирское кресло, перевернул Боба вверх ногами. Посередине спины у него был шов, но зашито намертво. Переложил его на спину.

По внутреннему шву комбинезона шла липучка. Отодрал ее – наружу полезла капковая набивка. Сунул пальцы внутрь Боба, ухватился за пистолет, вытащил наружу.

Черный. Небольшой, когда взял его в руку, конец указательного пальца оказался на одном уровне с концом дула. Легкий. Нажал на кнопку, на ладонь выпала обойма. Пустая.

Быстро оглянулся, проверил, что происходит за спиной. Элис говорила о чем-то с круглой тушей Билла, а он накладывал еду в пластиковый контейнер.

Я снова засунул руку в Боба и произвел детальное ректальное обследование его внутренней полости – копался во внутренностях, пока все тринадцать патронов не оказались у меня на коленях. Совсем маленькие, не больше, чем сустав мизинца, стальные гильзы и медные пули. Похожи на металлическую губную помаду.

Первый патрон еле зашел в обойму, другие заходили еще хуже, потому что пружина внутри сжалась. Наконец вставил последний патрон, загнал обойму в рукоятку. Передернул затвор, дослал патрон в ствол. Поставил на предохранитель.

Вставил в Боба снаряженный пистолет и вернул парня на то самое место, где он сидел.

Стук в окно. Элис, лицо уже не вымазано в соусе, в одной руке контейнер, в другой – пара чашек из вощеного картона.

Перекусим.

* * *

Стовис. Даже припомнить не могу, когда в последний раз ел по-настоящему приготовленный. С бараниной, а не с тюремными субпродуктами и бульоном из кубиков. В углу контейнера торчала небольшая свеколка, окрашивая тушеную картошку в цвет пролитой крови. Цеплял вилкой и отправлял в рот, а Элис сидела и трепалась по мобильнику:

– Ах-ха… Нет, я так не думаю… – На коленях у нее лежала кожаная сумка – вроде как самодельный рабочий стол для одного из писем Потрошителя. Зернистая ксерокопия была исчеркана желтым маркером и красной шариковой ручкой. Остальные копии лежали на приборной доске, дожидались своей очереди.

Вид со стоянки открывался не самый плохой. Сначала дренажная канава, за ней поле, потом садоводческий магазин, стоянка для автомобильных прицепов, лужайка, а там уже начиналась граница Шортстейна. Отсюда пригород выглядел бездушным скопищем пестрых домиков, втиснутых в извилистые улочки. А восемь лет назад одни поля были.

– Да… Угу… Я спрошу. – Закрыла трубку ладонью. – Медведь спрашивает, где мы находимся.

Я задрал левую ногу, повращал ступней. Электронный браслет потерся о кожу.

– Думаю, GPS даст точный ответ.

Лицо Элис слегка погрустнело.

– Но он ведь…

– Тара Макнэб. – Я облизал пластиковую вилку и указал ей на мусорный бак, стоявший на краю стоянки. Он был доверху забит пакетами из «Макдоналдса» и пустыми банками из-под газировки. – Вторую жертву Потрошителя как раз здесь и нашли. Лежала на спине, пялилась на рассвет.

– А-а… – Снова к мобильнику. – Мы осматриваем места обнаружения тел, по первичному расследованию… Да… Нет, я еще не встречалась с доктором Дочерти…

Я подцепил на вилку кусочек свеклы, добавил тушеную картошечку и кусочек мяса. Вот так вот спросят, чем тебе нравится грязный фургон Плохого Билла, его волосатые лапы и набор татуировок, а я так скажу – он делает классный стовис. Много мяса – субпродуктами даже не пахнет, – и успокаивает, как объятия любовницы.

Пробубнил, продолжая жевать:

– Спроси его, как там дела с Сабиром.

– Да… Я знаю, но мы были… Нет, суперинтендант Джейкобсон…

Суперинтендант Джейкобсон. Звучало так, будто привилегии типа «называйте меня Медведь» навсегда потеряны.

– Он получил от Сабира телефонные номера?

– Что?.. Нет… Э-э, Эш спрашивает, связались ли вы с детективом-сержантом Сабиром Ахтаром? Хорошо…

Стал выскребать вилкой остатки стовиса, контейнер скрипнул.

– И еще, пока ты не закончила, когда мы получим силовую поддержку?

– Да, я все поняла, суперинтендант. Нет, это… Да. Как только сможем. И еще, насчет силовой поддержки, чтобы зайти в дом мистера Макфи, это… О да, конечно.

– Ну? – Выбрал кончиком пальца последние крошки.

– Нет, я понимаю… Да.

Открыл дверь машины:

– Скажи ему, чтобы вынул палец из одного места. Мы здесь преступников ловим, а не просто так.

– Что? Да… Это…

Хорошо хоть дождь кончился. Я вылез из машины и похромал, переступая через лужи, к мусорным бакам. Сунул полистиреновый контейнер к пустым коробкам от «Хэппи Милз».

Шел дождь той ночью, когда мы нашли тело Тары? Трудно вспомнить. Может быть, и шел. Мы все стояли вокруг, в белых индивидуальных костюмах защиты похожие на привидения на вечеринке мертвецов. А почетный гость лежал перед нами в ночной рубашке, вымазанной густой черной кровью…

Мать Тары Макнэб так и не оправилась от смерти своей малышки. Запила. Стала мотаться напротив штаб-квартиры полиции с термосом чая и самодельным плакатом: «ПОЛИЦЕЙСКАЯ НЕКОМПЕТЕНТНОСТЬ. Не могут найти убийцу моей дочери!» А три недели спустя спрыгнула с моста Дандас.

Не могу ее за это винить.

Самое мерзкое, когда теряешь ребенка, – продолжать жить каждый день. Все остальное по сравнению с этим – просто чепуха.

– Эш?

Моргнул. Повернулся.

Элис наполовину вылезла из машины, одной рукой прижимает к себе сумку, в другой держит мобильный телефон.

– Детектив-суперинтендант Джейкобсон хочет поговорить с тобой.

Приковылял обратно, взял телефон:

– Есть результат по телефонным будкам?

– Какого черта ты мотаешься по старым местам преступлений? Это что…

– Доктор Фред Дочерти – идиот. Мы составляем независимый психологический портрет. Потрошитель выбирал эти места по одному ему известной причине, и Элис осматривает их для того, чтобы понять, что это была за причина.

– Мне не очень нравится, что она…

– И раз уж мы коснулись этого вопроса, то я бы хотел ограничить ее взаимодействие с Дочерти. У него свой порядок действий, и именно его он хочет протолкнуть, поэтому психологический портрет Неусоб-Пятнадцать практически идентичен тому, который он представлял восемь лет назад. Он не заинтересован в истине, он заинтересован в том, чтобы быть правым.

Мимо стоянки прогрохотал трейлер, разбрасывая из-под колес фонтаны грязных брызг.

– Я понял.

– Если профессор Хантли рядом, пусть поторопит лабораторию насчет образцов с Вишарт-авеню. Скорее всего, бесполезно будет выяснять, производилась ли в касл-хиллской больнице экспертиза на изнасилование у основных выживших, но тут точно никогда не скажешь.

Молчание.

– Джейкобсон?

– Вообще-то обычно я отдаю приказы…

– Простите, если обидел, но вообще-то мы ищем того, кто убил пятерых женщин, троих искалечил, а сейчас еще Джессика Макфи. Не время рассыпаться в любезностях. Мы делаем свою работу, и мне нужно, чтобы вы были уверены в том, что все остальные делают ее так, как надо.

Не так чтобы очень вежливо, но какого черта. Смотрите на меня, я – командный игрок.

Не отсылайте меня обратно в тюрьму.

– Хорошо, но мне нужны результаты.

Вырубил мобильник и вернул его Элис. Потом залез в машину и накинул ремень безопасности.

Она взяла в руку ксерокопию письма, посмотрела на нее. Некоторые из едва различимых, корявым почерком написанных слов были обведены красной шариковой ручкой. Показала на одно, подчеркнутое желтым маркером:

– Как ты думаешь, что здесь написано: «незамедлительно» или «несправедливо»?

Какая-то загогулина в зернисто-сером пятне.

– Похоже на… может быть, «несущественно»? Да это все уже протранскрибировали много лет назад, все расшифровки, скорее всего, есть в деле.

– Всегда надо смотреть первоисточник. Это ведь не просто слова, надо смотреть, как они расположены на странице, что написано на других строках. – Прищурилась, снова взглянула на письмо. – Может быть, здесь не «С», а «О»? «Необходимо»?

– В следующий раз с Симпсоном встретиться надо. Он как поисковая собака, если оригиналы писем есть в архиве, он их отыщет.

Мимо промчался еще один трейлер.

Она завела машину, включила дворники, которые стали со стоном размазывать по стеклу застывшую грязь.

– Хочу обсудить с доктором Дочерти психологический портрет.

– Да пошел он. Давай-ка поедем туда, где нашли Дорин Эплтон.

* * *

Зарослей ежевики, в которых восемь лет назад было найдено тело Дорин Эплтон, на месте не оказалось. Теперь здесь стояла электрическая подстанция, обнесенная забором из металлической сетки, и висели ярко-желтые таблички «ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!».

Что-то поздно спохватились.

Элис посмотрела куда-то сквозь ветровое стекло:

– Как ты думаешь, мы можем помочь Рут встретиться с Лорой Страхан? Мне кажется, ей это будет полезно.

– Почему бы нет? Правда, Лору найти сначала нужно, она на дно залегла, от прессы прячется.

– Эш?

– Что?

– Если Дорин была первой жертвой, почему мы сюда сначала не пришли?

– Потому что мне не хотелось есть ланч и пялиться на подстанцию.

– А-а… – Снова завела машину.

* * *

Дренажная канава, в которой нашли Холи Драммонд, была на своем месте – так и тянулась вдоль извилистой проселочной дороги на северо-восток от Вайнда. Террасы домов в эдвардианском стиле сверкали, как вставные зубы из песчаника, под солнцем мерцала зелень частных парков.

Отсюда, если встать на краю дороги, Олдкасл был похож на карту в 3D. Налево Блэквол Хилл, возвышающийся курганом жилых многоэтажек и модных магазинов. За ним Кингсмит с офисными башнями, похожими на могильные плиты, и жилой муниципальной застройкой. Потом, через Кингз Ривер, – Логансферри, индустриальные зоны, громадное здание вокзала со стеклянной крышей, заброшенные строения по берегам реки. В середине Касл Хилл – кривые викторианские улочки извиваются вокруг гранитной скалы с мрачными развалинами замка. Дальше виднеется кусок Шортстейна. Потом, направо, Каузкиллин – застройка семидесятых и заброшенный футбольный стадион. И опять через реку – Каслвью; шпиль епископального собора Святого Варфоломея, вздымающийся над окружающими его улицами как ржавый ноготь, ловил последние лучи умирающего солнца.

Отличное место, где можно сбросить труп. Бросил жертву в канал, постоял немного, наслаждаясь прекрасным видом, и снова в город, за новой.

Вернулся в машину:

– Переедем через реку, потом налево.

* * *

Вид с того места, где он бросил Натали Мэй, был почти таким же впечатляющим. Железнодорожная дренажная труба – небольшая каменная арка под железнодорожной линией в направлении к северу, через которую протекал неглубокий ручей. Берега вдоль течения выложены плиткой, при входе в трубу ручей делает поворот направо, и это чем-то напоминает крест.

Элис присоединилась ко мне у обочины дороги, рукой она держалась за проволоку забора и вглядывалась в тени внизу. Расстояние до воды было метров пять, не меньше. Встала на цыпочки:

– Здесь не как у других.

– И ни одной телефонной будки миль на восемь-девять. – Я поднял с земли камень и швырнул его в ручей. – Все остальные были брошены там, где до них могла добраться «скорая помощь» минут за десять – пятнадцать, точное местоположение, легко найти. А Натали брошена посреди пустыни. Если бы сюда не явилась ремонтная бригада, кабель ремонтировать, она бы здесь так и лежала сотню лет.

– Да, и в Службу спасения не звонили.

– Бесполезно, она уже была мертва. То же самое с Дорин Эплтон и Клэр Янг. Брошены вдалеке от проезжей дороги. Неудачи. Если бы ему показалось, что у них был шанс, он бы позвонил…

Элис провела ногой по краю откоса, нарисовав носком «конверса» линию на грязной земле.

– Кроме Рут.

– Да, кроме Рут.

– Это не твоя вина. Она была медицинской сестрой, работала в тех же отделениях, что и другие жертвы, просто… не повезло.

Я швырнул в ручей еще один камень, вслед за первым. Он шмякнулся в темную воду и исчез.

– Давай посчитаем, тридцать медсестер в каждом здании? Всего три отделения. Из девяноста медсестер можно выбрать. Но он похищает ту, которая помогала мне. Какое-то особое невезение? – Моя трость захлюпала по мокрой траве, и я, прихрамывая, направился к машине. – Конечно же это моя вина.

 

19

– …поезд, отправляющийся от шестой платформы, следует по расписанию поезда до Абердина с отправлением в три сорок пять…

Я прикрыл ладонью ухо и прислонился к фотоавтомату.

– Да? – Слово вылетело вместе с морозным дыханием.

На другом конце линии ливерпульский акцент Сабира, что-то вроде волосатой патоки:

– Я же говорю, ты просто чертов нахал. Мой шеф был просто вне себя, когда меня сдернули с операции «Полуночная стужа». – Из трубки донеслось чавканье, и акцент Сабира стал еще сильнее. – Как будто я виноват в том, что ваши криворукие программисты компьютерами пользоваться не умеют.

Металлоконструкции вокзала из зелено-золотых стали ржаво-серыми, защитная сетка от голубей продавилась и порвалась, заляпанная сгустками перьев. Пол под стропилами загажен птичьим пометом. Большая, куполом, стеклянная крыша вокзала покрыта коркой запекшейся грязи, садившееся солнце разукрасило ее красным и оранжевым. Толпы людей протискиваются сквозь турникеты, волочат за собой тарахтящие чемоданы и кислые физиономии.

– Нашел что-нибудь?

– Конечно же нашел, я ведь обыкновенный гений. – Из трубки донесся характерный звук – толстые пальцы барабанили по клавишам компьютерной клавиатуры. – За последние четыре недели сделано тридцать звонков. Десять на местные домашние номера, два звонка на говорящие часы и восемнадцать – на бизнес в Касл Хилл, «Эротофоник Коммьюникейшнз Лимитед». Я тоже им позвонил, поговорил с парнем, который называл себя «Секси Садюга». Секс по телефону, премиум качество. Имел с ним долгий приятный разговор, а потом еще сигаретку выкурил.

– Надеюсь, ты не включил это в затраты по проекту.

– У тебя теперь есть электронная почта, ты же не в тюряге? Вышлю тебе номера, имена, адреса – все что нужно.

– Подожди секунду… – Я вытащил лист с инструкциями из набора доктора Константайн, прочитал адрес.

Электронное табло с прибытиями и отправлениями щелкало, постоянно обновляясь. Чертов поезд на Перт снова опаздывал на десять минут.

– Будь любезен, проведи сравнительный поиск номеров домашних телефонов и списка осужденных за сексуальные преступления. Сомневаюсь, что найдешь что-нибудь, но лучше перестраховаться, чем потом пожалеть. А потом попробуй через Центральную базу данных поднять материалы первичного расследования. Может быть, там найдутся какие-нибудь совпадения.

– Твою мать, ты не слишком много хочешь? Может быть, тебе еще массаж ступней сделать, пока я всем этим буду заниматься? У меня…

– И еще, как ты избавляешься от фоновых помех на записях?

– Слушай, дай передохнуть! У них всего лишь…

– И еще мне нужен адрес, зовут Лора Страхан. В Олдкасле, но, скорее всего, человек живет под вымышленным именем. Местные ее обнаружить не смогли.

Из трубки снова донеслось чавканье.

– Сабир? Алло?

– Ты закончил? Я думаю, тебе еще лошадка нужна. Маленькая такая, которая пердит радугой, а блюет стразами.

– Сегодня было бы неплохо информацию получить.

– Знаете, в чем у вас проблема, парни? Вы все – бесполезная куча…

Я закончил разговор, сунул трубу в карман.

Фотоавтомат зажужжал, и полоска блестящих фотографий выпала в приемник. Я, собственной персоной. Выгляжу – краше в гроб кладут, пялюсь прямо в объектив фотокамеры. Ужасная фотография, но для фальшивого паспорта в самый раз.

Подождал минуту, давая высохнуть, сунул в карман куртки, а тут и Элис вышла из супермаркета с пакетом молока и пачкой мятных леденцов.

Сунула пару леденцов в рот, пожевала, запила молоком из пакета:

– Кислотность снижает.

– Надо было стовис брать. – Снял трость, висевшую на дверной ручке фотоавтомата. – Сабир привет передает.

Элис положила руку на живот, помассировала полосатый свитер.

– Он к нам приходит, ну, если он к нам приходит, нужно будет пойти перекусить куда-нибудь, конечно же не всем, думаю, Сабир вряд ли найдет общий язык с профессором Хантли, да и вообще, с ним немногие находят общий язык, для того чтобы с ним общаться, привыкнуть надо, и…

– Сабир попробует отыскать адрес Лоры Страхан. Пусть попробует, потому что у Хитрюги ничего не вышло.

Из громкоговорителей вокзала снова захрипел гнусавый голос:

– Поезд на четыре семнадцать из Эдинбурга прибывает на платформу номер один.

Переступила с ноги на ногу:

– Как насчет этого, ты уверен, что…

– Положительно. Пойдем. – Я похромал к турникетам, присоединившись к круглорожему здоровяку в костюме и длинноволосой девочке-тинейджеру с самодельным плакатом «БИЛЛИ***ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ***ДО МОЙ!!!» в руках.

Прислонился к барьеру, отделявшему перрон от путей:

– Элис…

Она сунула в рот еще один леденец, взглянула на меня.

– Элис, а что ты скажешь, если я скажу тебе, что мне надо на какое-то время уехать?

– Я не позволю снова засадить тебя за решетку. Мы схватим Потрошителя, и…

– Нет, я не имею в виду тюрьму. Может быть… куда-то далеко. Может быть, в Испанию или в Австралию.

Ее брови удивленно взлетели.

– Ты меня бросаешь?

Я откашлялся. Посмотрел на железнодорожные пути:

– Можешь поехать со мной, если хочешь.

– В Австралию?

– Пока… Пока все не уляжется. Ну, ты понимаешь, с миссис Керриган.

Подошла ко мне вплотную, встала на цыпочки и поцеловала в щеку:

– И у нас будет собственный дом с бассейном? И собака? И барбекю?

– А почему нет, не вижу причин. С деньгами, конечно, поначалу будет…

В кармане пискнул и завибрировал официальный мобильник. Достал его. Посреди экрана иконка-конверт и надпись: «ПОЛУЧЕНО НОВОЕ СООБЩЕНИЕ». Должно быть, от Сабира. Ткнул пальцем в иконку, прочитал сообщение. Десять имен, с номерами телефонов и адресами. К каждому добавлены результаты поиска в Национальной полицейской базе данных. Что можно сказать про Сабира – Сабир слов на ветер не бросает.

Элис заглянула через руку в мобильник:

– Что-нибудь хорошее?

– Каждый звонок за четыре недели из телефонной будки, где погибла Клэр Янг. Двое с судимостью, один за грабеж, другой из списка судимых за сексуальные преступления.

– За что именно?

– Не написал.

Отдаленный рокот перешел в оглушающий рев дизеля, и эдинбургский поезд втащил на вокзал цепочку сине-бело-розовых вагонов.

Девчонка с плакатом радостно запрыгала на цыпочках. Мистер Пиджак-с-Галстуком взглянул на часы.

Элис ссутулилась:

– А что думает детектив-суперинтендант Джейкобсон?

– Понятия не имею, ты только ему не говори.

– Эш…

– Парня из списка навестим после визита к Раскольнику Макфи. Не нужно, чтобы Джейкобсон или еще кто-нибудь нам помешал.

Раздался писк, двери поезда с шипением открылись, и на перрон вышли человек десять. А вот и она, наша силовая поддержка.

Офицер Барбара Кроуфорд сменила тюремную черно-белую униформу на джинсы и футболку с логотипом футбольного клуба, татуировки напоказ. Под мышкой кожаная куртка, на плече большой рюкзак.

Осталась стоять, ожидая, когда остальные пройдут через турникеты.

Парень в костюме воркотал что-то нервного вида даме в бежевом костюме-двойке. А девочка-тинейджер просто стояла и смотрела на пустую платформу, и угол плакатика болтался у ее ног. Потом она повернулась и пошла, волоча его за собой.

Бабз так и осталась стоять, где стояла. Кивнула:

– Друзья из высших сфер, так что ли, мистер Хендерсон?

– Эш. Мы больше не в тюрьме. – Кивнул налево. – С доктором Макдональд вы знакомы.

– Элис, если не возражаете, так приятно видеть вас не в униформе, офицер Кроуфорд, нет, никакой двусмысленности, как будто я рисовала вас обнаженной или что-то вроде этого, просто вы отлично выглядите, не подумайте, что я на вас наезжаю или что-то в этом роде, но это так здорово, вы не поверите, не правда ли, встретиться с человеком вне его, так сказать, обычного рабочего контекста?

Правая бровь Бабз удивленно поползла вверх.

– Сейчас она более разговорчива, чем в тюрьме.

– Не может остановиться, когда нервничает, не обращай внимания, Бабз. Ты к этому привыкнешь. Так ты готова?

– Деньги мои принес?

– Нет. Не знаю, что у тебя за договор, но это все между тобой и детективом-суперинтендантом Джейкобсоном.

– Ясно. – Достала билет и вышла на перрон. – Мне дробовик нужен.

* * *

Элис остановила «сузуки» у обочины и стала выбираться из машины, прижимаясь грудью к рулевому колесу. Край двери упирался в покрытую ржавыми потеками металлическую стену высотой метра в три, исчезавшую в темноте. Сооружение венчали кольца колючей проволоки. Поблекшие желтые таблички сообщали: «ВНИМАНИЕ: ТЕРРИТОРИЯ ОХРАНЯЕТСЯ БОЛЬШИМИ ЗЛЫМИ СОБАКАМИ!» и «МОЛИСЬ О СПАСЕНИИ ДУШИ СВОЕЙ, ИБО ОН ГРЯДЕТ!»

Бабз заполнила переднее пассажирское сиденье машины, как тонна цемента с битыми стеклянными бутылками. Шмыгнула носом.

– Один приятель из тюряги в Барлинни слил на него информацию. Правильный чувак. Очень о семье заботится.

Горизонт в огне, похож на кусок запекшейся крови с медью под крышкой угольно-черного облака. Прямо перед нами – свалка. Высокие двустворчатые ворота из тех же самых проржавевших листов металла, с витками колючей проволоки поверху. Белой краской, едва различимой в свете фонарей, надпись: «ФРЕЙЗЕР МАКФИ И СЫН, УТИЛИЗАЦИЯ ОТХОДОВ, ОСН. 1975».

– Большими злыми собаками… – Бабз откинулась на спинку кресла. По ее лицу расползлась улыбка, как кровь по кухонному полу. – Круто. – Подмигнула мне в зеркало заднего вида. – Судя по информации, которой меня снабдил мой приятель, у мистера Макфи имеется жестяная коробка от печенья, набитая человеческими ушами.

Я расстегнул привязной ремень:

– Ушами?

– Ну да, засушенными и подкопченными, вроде вяленой говядины. И каждый раз, когда он пытает кого-нибудь, он вынимает из жестянки ухо и съедает прямо перед ним. Так что они сразу понимают, что их ждет.

– А твой друг тебе не рассказывал про случай, когда Раскольник Макфи набросился на патрульную машину констебля Барроклу? С бензопилой? Полкрыши снес, пока его смогли остановить. Барроклу свалился на пол, руками уши закрыл и маму звал на помощь. Так после этого и не оправился…

– Да к нему спецкоманду нужно посылать, с ордером на арест.

– Это у них семейное. Видела бы ты его папашу, Фрейзера Макфи, кличка Паяльная Лампа. – Я с шипением засосал воздух сквозь стиснутые зубы. – Просто Терминатор.

Элис облизала губы. Поерзала на кресле. Откашлялась.

– Мы правда уверены, что это хорошая идея?

Да какая, к черту, хорошая.

– Бабз, будет очень здорово, если никто из нас не окажется в отделении неотложной помощи сегодня вечером, так что ты должна будешь позаботиться об Угольке и Пепле.

Она повернулась и прищурилась на меня:

– Уголек и…

– Немецкие овчарки. Большие. Ты ведь ладишь с животными?

Снова улыбнулась:

– Чудесно. – Вылезла из машины, протопала к багажнику, щелкнув, открыла его.

А я вытащил мобильник и набрал номер Хитрюги. Подождал несколько гудков.

Багажник захлопнулся, Бабз появилась у водительского окна в пуленепробиваемом жилете поверх футболки. Под мышкой короткоствольный дробовик.

– Ну что, мы готовы?

«Сузуки» качнуло, когда я выбирался в холодную ночь. Слабый запах дизельного топлива и рыбы смешивался с медистым запахом ржавого металла. Кивнул на дробовик Бабз:

– Потом сберкассу пойдешь брать?

Она щелкнула затвором, и стволы опустились вниз, выставляя напоказ внутренности.

– Ты даже представить не можешь, как часто Тэтчер мне помогала. Она очень преданная девочка.

Пара толстеньких красных патронов скользнула в отверстия, щелкнул затвор.

– А что, сообщить о нас хочешь?

Я моргнул пару раз.

– Все в порядке, только если кто-нибудь спросит, ты говори, что свою девочку в доме нашла, ладно?

Пожала плечами. Потом ссутулилась и похромала к воротам. Широко расставила ноги и нажала на кнопку звонка.

Ничего.

Пока Элис выбиралась из машины, я подошел к багажнику и вынул лом. Он был достаточно длинный, почти с трость для ходьбы. По крайней мере, одна рука будет свободна. Достал строительный нож, проверил лезвие, сунул в карман брюк.

Где-то в глубине свалки раздался приглушенный вой. Потом ворчание и лай, все громче и громче, топот лап. А потом – БАМ! – что-то большое врезалось в ворота с другой стороны, отчего металлические листы вздрогнули. А потом оно отскочило назад, и еще один удар – БАМ!

Элис попятилась от забора, прижимая ладонь к животу, как будто изжога еще не прошла:

– Может, разумнее будет вызвать поддержку, в смысле, у нас ведь нет никаких особенных полномочий, как вы…

В проеме между створками ржавых металлических дверей мелькнула шерсть. Лязгнули зубы. Собака еще раз врезалась в забор – БАМ!

Уголек и Пепел.

Хорошо еще, что ворота на цепи накрепко.

Бабз втянула щеки, вздернула бровь:

– Может такое быть, что его дома нет?

БАМ!

– Он дома.

– Хорошо. Не очень хочется шум поднимать, чтобы просто выяснить, что его дома нет. – Хмуро взглянула на колючую проволоку. – Тут через ворота не перелезешь. Пойдем напролом, Мальчик-с-Ломом.

БАМ!

Да… А может быть, нет.

– Слушай, между собаками и нами только эта цепочка. Бабз опустила дробовик на уровень живота:

– Не берите в свою хорошенькую головку, мистер Хендерсон. Мы с Тэтчер о вас позаботимся.

Я поднял лом, сунул загнутый конец между замком и скобой. Выдохнул со свистом. Боб-Строитель все так же сидел на своем месте, на заднем сиденье. Наверное, ему очень хотелось помочь. Конечно, было бы куда спокойнее иметь его на нашей стороне. Но это автоматически превращало Бабз в свидетеля – да, офицер, хочу сообщить вам, что я видела мистера Хендерсона с пистолетом в руках. А когда миссис Керриган всплывет с отстреленной мордой…

Да, лучше не надо.

Махнул рукой на «сузуки»:

– Элис, сядь в машину.

Загремела цепь, громадное мохнатое тело снова врезалось в ворота.

– Ты уверен, что нам не надо…

– В машину. Быстро!

Повозившись с ключами, она забралась внутрь. Захлопнула за собой дверь. Щелкнула дверным замком. Уставилась на меня расширенными от ужаса глазами.

Я повернулся к воротам. Сделал глубокий вдох.

– Так, на счет три. Раз. Два. Т…

Ночь прорезал резкий голос:

– УГОЛЕК! ПЕПЕЛ! А НУ, ЗАТКНИТЕСЬ, МАЛЕНЬКИЕ ЗАСРАНЦЫ! ИЛИ Я С ВАС ЖИВЫХ ШКУРУ СПУЩУ!

В щели между створками ворот собаки замерли, как на картине, – пасти разинуты, языки вывалились, зубы оскалены, мышцы на холках подрагивают. Потом повернулись и стали вглядываться в глубину свалки.

Из сумрака появился высокий худой мужчина, на нем не было ничего, кроме драных джинсов. В одной руке бутылка «Гленморанджи», в другой – громадный мясницкий нож. Грудь и руки вымазаны в чем-то черном и красном, кровь на джинсах и босых ногах. Торс крест-накрест пересекали шрамы, одни старые и бледные, другие, яростно-красно-бордового цвета, стягивали грудную мышцу, и кожа между ними была вроде загорелого треугольника. Грива черных волос свешивалась на покрытый морщинами лоб, седые усы закрывали верхнюю губу. Мешки под глазами, узкими, как ножевые раны. И лицо, вырезанное из гранита и всякой разной человеческой боли.

Оскалился и свистнул.

Псы сорвались к нему, молчаливые и угодливые.

Бабз опустила дробовик, криво улыбнулась:

– Он того… гораздо лучше выглядит, чем я воображала.

Никогда бы не подумал, что буду рад увидеть Раскольника Макфи.

 

20

Раскольник закрыл ворота, запер на замок. Вокруг нас беззвучно кружили собаки. Элис дернула меня за рукав, голос тихий:

– Прямо как в фильме ужасов.

Свалка была темным лабиринтом из полуразбитых машин, стоявших штабелями в виде монолитных блоков. Груды металлолома, покосившиеся пирамиды из посудомоечных машин, электроплит и холодильных камер.

Посредине свалки, в окружении груд металла, возвышался контейнер для морских перевозок, неровными буквами мелом на стене – «ЦЕРКОВЬ». По бокам была приделана пара фургонов – древний автобус Транспортной компании Олдкасла, стоявший на спущенных колесах, и задняя часть «Транзита». Крепилось это сооружение все теми же листами ржавого металла. Гирлянды разноцветных китайских фонариков высвечивали возвышавшееся над грудами металлолома громадное распятие высотой этажа с два.

Дом, милый дом.

Раскольник отворил деревянную дверь, вделанную в стену контейнера, и нырнул внутрь, зацепив ножом лист ржавого металла.

Уголек и Пепел протиснулись в дверь вслед за ним, царапая когтями по линолеуму. Раскольник оглянулся на меня через плечо, осклабился, обнажив мелкие белые зубы. Теперь он больше не кричал, голос был тихим. Выражался учтиво. Почти изысканно.

– Могу предложить вам чашку чая.

Бабз просунула Тэтчер через петли на липучках, приделанные к груди защитного жилета, и теперь дробовик угнездился прямо у ее живота.

– На самом деле я бы от кофе не отказалась, если…

– Большое спасибо, не нужно. – Проигнорировал брошенный в мою сторону сердитый взгляд. – Мы бы хотели поговорить с вами о Джессике.

Спина Раскольника напряглась на мгновение. Он что-то проворчал, сделал глоток из бутылки с виски и твердым шагом прошел в гостиную.

Внутри стены контейнера были обклеены полосатыми обоями, медленно выцветавшими до грязно-серого цвета униформы и кое-где покрытыми темными пятнами плесени. Посредине турецкого ковра пристроился продавленный коричневый диван, окруженный залежами книг в бумажных обложках, газетами и пустыми пивными банками. Напротив маленький телевизор, водруженный на штабель из автомобильных шин. Еще больше книг вдоль стен, некоторые на книжных полках, другие просто кучами на полу.

В воздухе стоял медистый запах сырого мяса, такой густой, что я чувствовал его на вкус.

Раскольник прошел мимо дивана в заднюю часть контейнера, где над деревянным столом, застеленным газетами, висела на проводе маленькая электрическая лампочка. Газетная бумага была пропитана кровью. Посредине лежал громадный темно-красный кусок мяса размером с маленького ребенка. Понять, что это за мясо, было невозможно, кожи на нем не было, только толстые прослойки белого жира. Он еще раз отхлебнул из бутылки, а потом врезал ножом по мясу, отрубив кусок края.

Уголек и Пепел крутились вокруг его босых ног, глаза прикованы к столу, пасти раскрыты.

Металлический пол контейнера напоминал лоскутный ковер из пятен ржавчины и истертой ногами краски. Каждый раз, когда мой лом-трость ударялся о него, пол звенел, звуком напоминая похоронный колокол.

Элис сложила руки перед собой:

– Ваш дом очень… особенный.

Раскольник наградил ее кладбищенской улыбкой. Провел лезвием ножа по краю куска мяса, отрезая тонкую полоску:

– Как тебя зовут, девочка?

– Доктор Элис Макдональд. Это Эш Хендерсон, а это офицер Кроуфорд.

Он взял кусок мяса и швырнул его через стол.

Собаки бросились вперед, щелкнули челюсти. Одна из них успела схватить мясо, едва кусок шлепнулся на пол, другой же досталось только вылизать кровавое пятно на полу.

Раскольник переложил нож в левую руку, вытянул вперед правую. Улыбка погасла.

– Уильям Макфи.

Элис опустила взгляд на выпачканные в крови пальцы, красные и коричневые пятна с черными сгустками. Проглотила слюну. Пожала руку.

Потом он протянул руку мне.

Ладонь была липкая, пальцы, холодные и скользкие, оставили красные полосы у меня на коже. Он крепко сжал мою руку, костяшки пальцев взвыли. Я сжал его руку в ответ, стиснул зубы и не менял выражения лица до тех пор, пока он не повернулся к Бабз.

Потом я встал в Стандартную Позу Офицера Полиции, Сообщающего Плохие Новости: ноги на ширине плеч, руки за спиной.

– Мистер Макфи, мы вынуждены предположить, что ваша дочь Джессика была…

– Она шлюха. – Его рот изогнулся в горькой гримасе. – Совокупляется с этим безбожником… из Данди. – Лезвие ножа снова врезалось в мясо. – Отца своего позорит на закате жизни его. Повернулась спиной к Спасителю нашему. – Оскалился на бутылку виски, как будто та спорила с ним. – Не дочь мне эта сучка.

– Вы о Потрошителе слышали?

Раскольник взглянул на меня, отрезал еще кусок мяса. Только собакам его не кинул, а сам откусил добрую половину. Прожевал. Хлебнул еще виски.

– Тогда это Суд Божий. Наказана она за грехи ее. Все мы будем наказаны, когда время придет.

Что-то влажное скользнуло по моей руке, я вздрогнул, не смог сдержаться. Одна из немецких овчарок стояла рядом со мной, нюхала выпачканные в крови пальцы. Кто это был, Уголек или Пепел, сказать трудно, но псина была огромная. Клиновидная голова двигалась взад и вперед, мышцы перекатывались по широкой спине, тело изгибалось из стороны в сторону. И уши торчком.

– Эта сука заслуживает смерти. – Раскольник взял нож в правую руку, приставил лезвие к груди, в промежуток между шрамами, и медленно провел им слева направо. Сначала ничего не произошло, потом вдоль полосы выступила кровь, заполнив разрез, перелилась за края и потекла вниз по коже. Его губы издали слабый вздох.

Элис приоткрыла рот, потом закрыла. Взглянула на меня. Потом снова на ярко-красную линию, на капли, стекающие вниз по груди.

– На самом деле она не мертва, ну, возможно, не мертва, в том смысле, что, конечно, она может быть мертва, но другие женщины, похищенные Потрошителем, оставались живыми по меньшей мере три дня, перед тем как находили их тела, поэтому имеются веские основания верить тому, что она все еще жива…

– Она не мертва? Как такое может быть, что она не мертва? Конечно же она мертва, это Суд Господень.

Собачий язык еще раз скользнул по моей руке, теплый и скользкий. Пес пробовал меня на вкус…

Я стоял не шевелясь.

Элис откашлялась.

– Она может быть мертва, но есть шанс, что она еще…

– Вы говорите, что ее не касается Суд Господень? Вы это говорите? – Он ударил ножом по мясу, костяшки пальцев на ручке ножа побелели. Голос низкий и холодный. – Вы говорите, что она выше Бога?

– Я не…

– Никто не может быть выше Бога. Никто! – Нож снова врезался в кусок мяса.

Элис взвизгнула и попятилась.

Пес перестал лизать мою руку, шерсть на загривке встала дыбом, зубы оскалились.

Бабз положила руку на приклад Тэтчер:

– Полегче.

Я слегка отодвинулся от овчарки:

– Все в порядке, давайте успокоимся. Доктор Макдональд ничего не говорила о Боге, она просто сказала…

– Никто не избегнет Суда Господня. НИКТО!

Глухое ворчание, рык.

Бабз вытащила Тэтчер и направила дуло в лицо Макфи:

– Самое время положить нож, мистер Макфи.

Я кивнул:

– Давайте все просто успокоимся, о’кей? Мы можем поговорить об этом.

Бабз щелкнула затвором:

– Не надо пороть горячку, да? Мы спокойны, мистер Макфи, не так ли? Спокойны?

– Сказал Господь Господу моему: сиди одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих, жезл силы Твоей пошлет Господь с Сиона, господствуй среди врагов Твоих. – С каждым словом все громче и громче.

– А вот это совсем не круто, мистер Макфи. Я ведь могу подумать, что другими словами это можно понять как «Выстрели мне в морду, пожалуйста».

Он сорвал газету со стола. Первая страница Телеграф была залита кровью, на ней, над большой фотографией тента криминалистов где-то на пустыре за Блэквол Хилл, заголовок: «СЕРИЙНЫЙ УБИЙЦА СНОВА НАНОСИТ УДАР», – и вставка: фотография Клэр Янг с мобильного телефона, на какой-то рождественской вечеринке. Широченная улыбка, сверкающий зеленый колпачок, надетый под залихватским углом, и громадные бутафорские серьги.

– Господь одесную Тебя, Он в день гнева Своего поразит царей; совершит суд над народами, наполнит землю трупами, сокрушит голову в земле обширной, из потока на пути будет пить, и потому вознесет главу.

Пес приблизился, слюна из пасти капала на металлический пол. Другая псина вылезла из-под стола.

Я сжал в руке лом:

– Послушайте, мистер Макфи, опустите нож.

– Спокойно, мистер Макфи, не надо нарываться.

Он швырнул газету под ноги:

– Помоги мне, Господи Боже мой, спаси меня по милости Твоей, да познают, что это – Твоя рука и что Ты, Господи, соделал это, они проклинают, а Ты благослови, они восстают, но да будут постыжены, раб же Твой да возрадуется, да облекутся противники мои бесчестьем и, как одеждою, покроются стыдом своим.

Лицо Раскольника распухло и налилось кровью, жилы на шее вздулись, лезвие ножа дрожало, отбрасывая блики в свете голой лампочки.

Бабз напрягла ноги.

– Мистер Хендерсон, доктор Макдональд? Может быть, вам нужна небольшая поддержка…

– Никто не избежит Суда Господня!

Я врезал ломом по крышке стола:

– Все, хватит!

Уголек и Пепел уже не рычали – они бросились на меня.

В одну секунду мир наполнился шерстью и зубами, вслед за этим – БУМ! Обрез вздрогнул в руках у Бабз, выплюнув облако дыма. Один из псов врезался мне в грудь. Мы рухнули на пол в сплетении рук и лап, тонна воющей овчарки пригвоздила меня к холодному металлическому полу. Ребра обожгло, боль пронзила правую часть тела. О господи, она в меня попала…

Вскрикнула Элис.

Другой пес завис в прыжке, и Тэтчер рявкнула снова.

Звук в контейнере был оглушающий, он отразился от каждой стены и кувалдой расплющил мне череп. Пса же отбросило к столу, где он и остался лежать, скуля и завывая.

Черт возьми, она в меня заряд всадила!

Элис, пошатываясь, подошла ко мне и стащила овчарку с моей груди. Взяла в руки мое лицо:

– Эш? О господи, Эш, ты в порядке?

Вот так вот – взяла и всадила заряд прямо в упор. Лежи теперь и истекай кровью на железном полу грязной, покосившейся трущобы злобного полудурка, где-то посреди вонючей свалки…

Пес, лежавший рядом со мной, задергался, потом встал на лапы, и вместе со своим приятелем они потащились прочь, поджав хвосты и жалобно повизгивая.

– Эш? – Лицо Элис не в фокусе. – Нет, пожалуйста, давай все будет в порядке, правда ведь, скажи, что все с тобой будет хорошо. – Оглянулась через плечо на Бабз: – Ты его подстрелила!

А сейчас настоящая боль придет, как только закончится первичный шок. Все дерьмо, вся боль и смерть, все кончается этим. Это просто нечестно. Только не так. Пока миссис Керриган еще дышит…

Раскольник в ужасе пялился на Бабз, которая, разломив Тэтчер посредине, вытащила из нее пустые гильзы. Засунула новую пару.

– Ты подстрелила моих собак!

Клик, ружье снова защелкнулось.

Лежа на спине, я стал нащупывать рукой громадную рваную дыру на боку, через которую моя жизнь выливалась на ржавый пол. Шарившие по куртке пальцы дрожали… Может быть, дверку забыли открыть? И надо просто зажать рукой рану, остановить кровь и забросить меня в больницу?

Где же кровь, черт бы ее побрал?

– Эш? Слышишь меня?

С такого расстояния Бабз не могла промазать, тем более из обреза.

Ноющая боль растекалась вверх и вниз по всему боку, там, где дробь впилась в тело, разорвала легкое, как…

Так, минуточку.

Как такое может быть, что нет крови? Ни капельки. И дыры в куртке тоже нет. Какого черта?

Макфи затрясся, изо рта брызнула слюна.

– Ты подстрелила моих собак! Никто не может стрелять в моих собак, кроме меня!

Бабз подняла Тэтчер вверх, пока дуло снова не уставилось в лицо Раскольника.

– Бросьте нож, мистер Макфи, или узнаете, как они себя чувствуют.

Я отбросил руки Элис и, опираясь на стол, встал на ноги:

– ТЫ ЧТО, НЕ В СЕБЕ? ТЫ МЕНЯ УБИТЬ МОГЛА!

– Что, мистер Хендерсон, внутренний голос?

– Ты в меня выстрелила!

Ухмыльнулась:

– Каменная соль и пыжи. Это вам не резиновая пуля, но на близком расстоянии хватает. Одно скажу – щиплет потом как сволочь. – Покачала ружьем перед носом Макфи. – Хочешь попробовать? Или мы уже успокоились?

Он опустил нож. Облизал губы.

– Они… Может быть, Господь использует этого Потрошителя для того, чтобы дать моей маленькой девочке второй шанс. Это испытание моей веры. Я найду ее и спасу ради высшей цели. – Кивнул. – Да, все так. Это Божья воля.

Элис подошла ко мне, обняла и уткнулась лицом в плечо:

– Не делай больше так со мной.

Ножи с пулями разрывали мои ребра, когда она меня обнимала.

– Господи… пожалуйста… отпусти…

– Прости. – Последнее объятие, и она отошла от меня.

Раскольник положил нож на стол, рядом с куском мяса. Взял в руку бутылку виски, присосался. Потом вскинул руки вверх:

– Возблагодарим Господа!

Бабз щелчком отправила затвор Тэтчер на место и убрала ее с глаз:

– Ну вот и все. Мы все успокоились, и я бы выпила кофе. Три кусочка сахара. А печенье есть приличное?

 

21

Одинокий огонек фейерверка прорезал черное небо серебряной линией и с грохотом рассыпался зелеными и желтыми искрами.

Раскольник в очередной раз затянулся сигарой, выпустил из губ струйку дыма. Свет уличного фонаря превратил ее в молочно-белую ленту.

– Она всегда была занозой в заднице. Дерзкой. – Он пошевелил голыми ступнями, локти опирались на крышу ржавого «фольксвагена-жука». В том месте, где он порезал себя, кровь запеклась черной неровной линией, пересекавшей грудную клетку. – Никогда не делала того, что я ей говорил.

Над нами мерцали китайские фонарики, высвечивая на фоне неба силуэт громадного креста. Груды развалившихся механизмов окружали нас, словно кости металлических динозавров, остальная часть свалки была погружена в кромешную тьму,

– Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе.

Еще одна струйка дыма повисла в свете фонаря.

«Жук» стоял на кирпичах. Передних дверей в нем не было, так же как и всех стекол. Внутренностей не было тоже, кроме заднего сиденья, на котором лежали Уголек и Пепел. Их уши подергивались, сверкающие глаза были похожи на кусочки полированного мрамора. На меня смотрели.

– По информации из больницы, смена у Джессики была с перерывом, заканчивалась в полночь. Ее сумку мы нашли на Вишарт-авеню. Он, по-видимому, за ней туда пришел.

В темноте, рядом с контейнером, стояла Бабз, прислонившись к металлической стене, от чашки с кофе поднимался пар, одна рука на прикладе Тэтчер.

Раскольник еще раз затянулся:

– Я читал газеты. Он вспарывает их, засовывает внутрь куклу, потом снова зашивает, а потом бросает на обочине дороги умирать.

– Может быть, ваша дочь говорила что-нибудь о незнакомых людях, в больничных палатах или в самой больнице? Или кто-нибудь ее беспокоил?

– Ты поражаешь меня как человек, впустивший мрак в свое сердце.

Я?

– Ну ты и скажешь.

Пожал плечами:

– Как я и сказал, я читал газеты, был у меня интерес. Если она жива, я хочу, чтобы моя дочь вернулась.

– Это мы и пытаемся сделать.

Конец сигары горел злым оранжевым глазом.

– Ты за своими-то не уследил, почему думаешь, что с моей у тебя получится?

Я поставил чашку на крышу «жука». Чай пролился на облупившуюся краску.

– Да пошел ты.

Внутри машины Уголек и Пепел привстали, настороженно поводя ушами.

– Это так, напоследок. – Улыбка раздвинула уголки усов Раскольника. – Джессика за многие годы ни слова мне не сказала. Конечно, я пытался, я ведь хороший отец, но она своенравна. Это у нее от матери, успокой, Господи, ее несчастную душу.

Я сжал руки в кулаки, костяшки пальцев пронзила боль.

– Никогда не говори так о моих дочерях.

– Она встречалась с кем-то, я знаю. Безбожник с татуировкой.

Рядом с контейнером хмыкнула Бабз:

– Имеешь что-то против тату, так что ли?

– Левит, глава девятнадцатая, стих двадцать восьмой: «Ради умершего не делайте нарезов на теле вашем и не накалывайте на себе письмен».

– И это говорит мужчина с усами, Левит, глава девятнадцатая, стих двадцать седьмой. А еще ты резал себя, мы все видели.

Вздернул бровь:

– Не до смерти же. – И снова вернулся к своей сигаре. – Вы ведь не знаете, где он их прячет, так ведь?

Я сделал шаг назад. Сделал глубокий вдох. Руки разжал, и зубы.

– У нас есть несколько версий. Я попробую, может быть, офицер по связям с семьями пострадавших сможет держать вас в курсе ведущегося расследования.

– На самом деле вы ничего о нем не знаете.

– Мы его поймаем, будьте уверены.

Улыбка пропала.

– Нет, я доберусь до него раньше.

* * *

Бабз потянулась, коснувшись кончиками пальцев ветрового стекла. Потом откинулась на спинку кресла:

– Думала, все это будет бесполезной тратой времени, но в конце оказалось очень мило.

Элис вела «сузуки» по Йорк-стрит, мимо халяльных мясницких лавок и химчисток, направляясь к границе Касл Хилл. Чем ближе мы подъезжали к центру города, тем плотнее становилось движение.

– Вам следует подумать о том, как справиться с механизмом выражения ваших эмоций, явное использование жестокости с целью активизации выброса серотонина вредно для здоровья.

– Плевать. Каждому свое, правильно? Иногда просто полезно в кого-нибудь выстрелить.

Я поерзал в кресле, но боль в ребрах не проходила. Каждый раз, когда я делал вдох, кто-то бил в них кулаком.

– Итак, – Бабз оглянулась и ухмыльнулась мне, – что у нас дальше? Еще кого-нибудь потрясем?

Элис напряглась:

– У нас не было намерения «потрясти» мистера Макфи, мы просто должны были сообщить ему информацию о его дочери, и вообще, разве вам не нужно вернуться на службу или что-то в этом смысле, я к тому, что приятно было с вами встретиться и все такое, но мы не хотели бы вас обременять, не правда ли, Эш?

– Ничего, не беспокойтесь об этом. Сообщите, что я свалилась с вирусной инфекцией, они не будут обо мне беспокоиться, пока не выздоровлю. Можете представить тюрьму, набитую мужиками с поносом и высокой температурой? Кошмар.

Я опять поерзал в кресле, и опять не помогло. Выдавил еще пару таблеток преднизолона из блистера, проглотил, не запивая. Наверное, нужно было бы прочитать инструкцию о дозе и побочных эффектах, но что уж теперь.

Элис постучала пальцами по кромке руля, одним за другим, как сороконожка лапками:

– Расскажи мне о визитной карточке.

– Про этот брелок? Дешевый китайский пластик, продается в мелкооптовых магазинах по пятерке за сотню. Ближайший такой магазин – «Дилтаймз» в Логансферри. А в розницу – в табачных лавках и газетных киосках. Мы почти все проверили, но ничего подходящего.

– Хм… – Элис выехала на развязку в Келлер, потом на Дандас-роуд, где движение перешло на самый малый ход. – А что насчет ключа?

– Для обычного автоматического замка. YA-шестнадцать. Подходит к разным моделям. Проверяли во всех металлоремонтах в городе, над нами только посмеялись. Невозможно установить, от какого он замка.

Машины наконец встали намертво, перед нами тянулась вдаль длинная вереница сигнальных огней. Наверное, до самого моста.

Элис поставила «сузуки» на ручник, обняла себя рукой. Другой рукой стала перебирать волосы.

– Брелок и ключ символичны, очевидно, что маленький пластиковый младенец олицетворяет собой большого младенца, которого он хочет зашить внутрь Джессики, это фертильность, даже плодовитость, а это значит, что он сам, скорее всего, бесплоден, в смысле, если бы он мог оплодотворить кого-либо сам, ему не нужно было бы исполнять всю эту хирургическую процедуру, если бы он мог, он бы просто прижал их к полу и изнасиловал. – Нахмурилась. – Но ведь он изнасиловал Рут Лафлин, тогда это либо насилие, либо он внутренне относит секс и размножение к разным категориям?

Бабз повращала головой, разминая мышцы шеи:

– А может быть, он просто чокнутый? Может быть, ему просто нравится потрошить женщин?

– Если рассматривать это по Фрейду, то ключ символизирует собой пенис, а замок – вагину, и все это является метафорой для проникновения и отпирания того, что спрятано, но мне почему-то всегда казалось, что Фрейд сам был немножко извращенцем, вся эта чепуха о подспудном желании секса с матерью явно бред сумасшедшего.

Я постучал ее по плечу:

– А нельзя ли перейти прямо к делу?

– А что, если это не метафора, а приглашение?.. Что-то вроде – ты выходишь из больницы, у тебя мой ребенок, а вот тебе и ключ, чтобы ты вернулась ко мне и мы могли бы быть вместе?

Из пассажирского кресла донеслось хмыканье.

– Типа он приглашает их жить вместе? Да, очень романтично.

– Может быть, он не испытывает ненависти к женщинам, может быть, он их любит, и единственный способ, как он может это выразить, – просто дать им ребенка.

Я снова постучал ее по плечу:

– Мы едем.

– Что?

Ночь за нами заполнилась симфонией автомобильных гудков.

– Да, точно…

Зазвонил телефон – номер Сабира. Взял трубку:

– Ты узнал что-нибудь?

– Что, ничего приятного не скажешь? Мог бы, к примеру, сказать: «Привет, Сабир, мой самый любимый друг, звезда среди мужчин и убийца женщин?»

Элис проехала вперед метра три, потом снова остановилась.

– Не размазывай сопли, от этой болтовни мы моложе не станем.

Пауза. Потом:

– Ладно. Давай так. Есть у меня адрес некой Лоры Страхан, это в Шортстейне, Кэмберн-вью, тринадцать. Хочешь знать, как я его получил? Начал ломать голову – в доме на одну семью они не живут, наверное, из-за журналистов, так что…

– Короткую версию, Сабир.

– Знаешь, я всегда тебя любил.

– Нет, конечно.

– Ну, может быть, когда-то, очень давно. По адресу они не зарегистрированы, за аренду платят наличкой. Таких черта с два обнаружишь. Но ее парень… Слушай, мне удалось достать детали его кредитных карточек, не спрашивай как. Так вот, он покупает товары по Интернету. И я случайно получил доступ к его счетам в «Амазоне», прикинь. А теперь догадайся, какой адрес он использует для доставки покупок?

– Теперь ты понимаешь, почему я выступил «за», когда народ начал распространяться о полном отсутствии у тебя личной гигиены. Что насчет аудиозаписи?

– Личной гигиены? Ну ты и засранец. Получишь запись, когда будет готова. Если бы я знал, что ты будешь такой занозой в заднице, я бы поговорил с твоей мамашей вчера ночью, когда трахал ее. Чтобы она тебе нотацию прочитала.

– Пока, Сабир. – Телефон смолк у меня в кармане.

Теперь у нас есть адрес Лоры Страхан. Если звонки из будки дадут результат, можно будет оставить несчастную женщину в покое… А может быть, неплохо будет, если Рут Лафлин сможет поговорить с ней. Одному Богу известно, чем я обязан Рут.

Ткнул пальцем в ветровое стекло:

– На следующем повороте налево, срежем по Слейн-роуд. Как раз самую большую пробку объедем.

* * *

– …Я ведь не прошу тебя кого-то убить, Джордж, я просто хочу, чтобы ты сверился с записями. Почему Каннингем находится в списке сексуальных преступников? – Я стал перекладывать мобильник к другому уху, а Бабз начала вылезать с пассажирского кресла «сузуки», под дождь.

Последовала пауза. Потом гнусавый голос Джорджа вновь зазвучал из трубки:

– Для чего тебе это нужно?

– Просто интересно. – Черта с два я скажу ему, про звонок из телефонной будки, рядом с которой Потрошитель оставил шприц. Прежде чем я отключу телефон, это узнает весь участок, а если еще и до Джейкобсона дойдет… Ему-то точно не понравится, что его в неведении держат. – Быстренько покопайся в компьютере, это что, очень трудно?

– Сейчас не то что раньше, нужно соблюдать осторожность, чтобы начальство не узнало. Мы же не можем просто так, по первой просьбе…

– Так ты что, забыл, что случилось в Фалькирке?

Его голос подпрыгнул на октаву:

– Ты обещал!

– Тогда найди мне информацию. Забивай давай: Каннингем.

Элис на водительском кресле, глаза расширены. Одними губами произнесла:

– Фалькирк?

Я отмахнулся от нее.

– Будь хорошим мальчиком, Джордж.

– И не моя это вина… – Стук пальцев по клавиатуре. – Каннингем, Каннингем, Каннингем… Вот. Одиннадцать лет за девять гигов голых маленьких мальчиков на ноутбуке. Дважды забирали за обнажение в общественном месте, примерно через месяц после освобождения. Три нападения на беременных женщин. И… – Снова щелканье клавиш. – Секс с двумя малолетками, шесть лет назад. И какой идиот мог назначить это недоразумение тренером группы по плаванию в младших классах средней школы? В списках пожизненно. Два раза в месяц встречается с проверяющими.

– Сколько за детское порно?

– Э-э… Четыре года, освободили через два, по особым обстоятельствам.

– Спасибо, Джордж. – Сунул телефон в карман. – Есть кое-что интересное: у нашего интересанта были приводы за нападение на беременных женщин. – Я вылез из машины.

Элис через мгновение последовала за мной, закрыла дверь и пикнула замками. Раскрыла маленький складной зонтик:

– Ты уверен, что нам ничего не нужно говорить детективу-суперинтенданту Джейкобсону?

– Если сработает, мы принесем ему результат. Если не срастется, то ему и знать не надо. Все в выигрыше.

Вдоль склона холма петляли вниз Гарик Гарденз – два ряда респектабельных бунгало, некоторые с чердаками, переоборудованными под лофты; ухоженные палисадники и лимузины при входе. Не самый роскошный район Каслвью, но уж куда лучше дерьмовой квартирки, которую Элис сняла в Кингсмите. И вид отсюда очень даже неплохой: через реку – мост Дандас, гора с замком, огоньки уличных фонарей поблескивают в темноте.

Похромал вслед за Бабз по дорожке к номеру девятнадцать. На окнах жалюзи, дверь, крашенная красной краской, с полупрозрачной панелью.

– За последние одиннадцать лет интересанта сажали в тюрьму, выпускали, но во время первого нападения Потрошителя он точно был на свободе.

Бабз нажала на кнопку звонка.

Элис остановилась на середине дорожки. Поправила волосы, прячась от дождя под зонтом.

– Я все еще не убеждена, что мы должны так удаляться от психологического портрета.

– Мы здесь не потому, что мне кажется, что Каннингем – это Потрошитель, мы здесь потому, что кто-то позвонил на этот номер из телефонной будки, рядом с которой бросили Клэр Янг. Может быть, Каннингем знает того, кто звонил? Понятно, что предположение притянуто за уши, но другого же у нас нет ни хрена. Кроме того, ты сама сказала: портрет – дерьмо, а доктор Дочерти – мудак.

– Вообще-то я использовала совсем другие слова, в том смысле, что он всеми уважаемый психолог, и я просто… – Она замолчала.

Открылась входная дверь, и в щель выглянуло опухшее лицо.

Лет тридцать пять, длинные светлые волосы зачесаны набок, маленький рот, кусок чего-то, напоминающего длинный красный халат. Женщина.

– Слушайте, мне не нужны солнечные панели, мне не нужно асфальтировать дорожку, мне не нужна скидка на пластиковые окна. Я не хочу говорить об Иисусе. Мне не нужна керамическая сковорода, «Эйвон» или херовая вечеринка Анны Саммерз. В последний раз – оставьте меня в покое.

Я вышел вперед:

– На самом деле…

– Идите прочь. Я в этом не участвую.

– Мисс Вирджиния Каннингем? – Я сунул руку в карман и вытащил удостоверение. То самое, которого у меня больше не должно было быть. – Мы бы хотели поговорить с вами о том, где вы были прошлой ночью.

Она бросила взгляд на документ, раскрыла рот, круглый и красный, как рана от пули.

– О-о черт… – И захлопнула дверь прежде, чем я смог вставить в щель кончик трости. Изнутри ее голос звучал приглушенно: – Черт, черт, черт… – Громыхнула защелка. – Черт, черт, черт… – Потом она повернулась и побрела в гостиную, это было видно через стеклянную панель в двери.

Бабз захлопала в ладоши:

– Ну что, взламывать будем?

Элис покраснела:

– У нас ордера нет, и вообще мы…

– Давай.

 

22

Бабз врезала локтем по матовому стеклу двери, превратив его в разноцветную паутину из трещин. Потом еще один удар, стекло с грохотом взорвалось и провалилось внутрь, засыпав осколками пол. Она сунула руку в образовавшуюся дыру, прижавшись лицом к двери, и стала возиться с замками.

– Пам!

Дверь растворилась, и мы прошли внутрь.

Все, кроме Элис.

– Разве нам не нужен офицер полиции, ордер и…

– Следи за входом!

Внутрь, по коридору направо. Дверь в гостиную приоткрыта, из телевизора доносится рев какой-то детской программы, что-то сопливо-радостное:

– О-о-о-о, это страшенный дом с привидениями, да? Но вы не бойтесь, мы споем «Храбрую песню»!

В гостиной никого, пара диванов, кофейный столик и ковер из овечьей шерсти перед электрическим камином. Рядом с телевизором видеокамера на треноге.

Показал пальцем на столовую:

– Твоя дверь налево, я беру правую.

– Когда все кажется мрачным и страшным, бояться не надо…

Бабз расправила плечи и, потопав по коридору, распахнула дверь. Я тоже свою открыл. Она сунула голову внутрь:

– Кладовка. Чисто.

– Надо просто думать о прекрасных вещах, таких как чипсы и лимонад…

Я открыл дверь в ванную комнату, вонявшую аммиаком. На краю розовой ванной полотенце в коричневых разводах. В углу пара пластиковых бутылочек и коробка от краски для волос.

– Чисто.

– Сушильный шкаф. Чисто.

Последняя дверь вела на кухню. Встроенные шкафы, рабочие поверхности из розового искусственного мрамора, персикового цвета кафельная плитка на полу. Дверь на задний двор нараспашку. В окне над раковиной промокший сад в свете уличного фонаря…

– И можно спеть «Храбрую песню», когда испугаешься…

Вирджиния Каннингем карабкалась на кучу пластиковой мебели, сваленной у забора. Красный ночной халат развивался у нее за спиной, выставляя напоказ пару бледных ног, большие трусы в пятнах и брюхо беременной женщины. Седьмой месяц, наверное, если не больше.

– И все будет в полном порядке, вы и оглянуться не успеете!

– Бабз! На заднем дворе.

Бабз, оттолкнув меня, протопала по кухне:

– Давай возвращайся!

– Так что забудьте о привидениях и гоблинах, им нас сегодня не испугать…

– И поспокойнее. Без жестокости.

– Потому что мы споем «Храбрую песню» и заставим их уйти…

Каннингем едва успела забросить мучнисто-белую ногу на забор, как Бабз схватила ее обеими руками за халат и дернула вниз. Каннингем зашаталась, вскинула руки, халат соскочил, и Бабз со всего маху шлепнулась задом на мокрую траву.

– «Храбрая песня», «Храбрая песня», мы сильные и смелые, когда поем все вместе…

Я поднялся на верхнюю ступеньку. Каннингем, цепляясь за забор, приводила себя в вертикальное положение. Сейчас на ней ничего не было, кроме нижнего белья.

– Вы что, серьезно? Хотите сбежать в бюстгальтере и трусах? Как вы думаете, сколько нам времени потребуется, чтобы поймать вас?

Она застыла:

– Я ничего не сделала.

Бабз поднялась и схватила ее за бретельку бюстгальтера промышленно-серого цвета:

– Сними это. Я тебя умоляю.

Каннингем зажмурилась. Дождь приклеил ей волосы к черепу.

– Вот черт…

* * *

Она стояла на кухне, прижимая руки к беременному животу, вода с нее капала на кафельную плитку.

– Могу я хоть что-то на себя набросить?

Я прислонился к холодильнику:

– Как только скажете нам, где вы были вчера ночью.

Ее щеки зарозовели, стали очень заметными на фоне мясистого бледного лица.

– Я была дома. Здесь. Всю ночь. Никуда не выходила.

– И вы конечно же можете это доказать. У вас есть свидетели?

Элис откашлялась.

– Что думают о вашей беременности проверяющие?

Каннингем безучастно взглянула на нее:

– Мне нужна какая-нибудь одежда. И еще я писать хочу. Это нарушает мои права.

– Хорошо. – Холодильник залеплен детскими рисунками, я снял один. Счастливое семейство, все улыбаются под улыбающимся желтым солнышком. – Одна дома, понятно. Ни свидетелей. Ни алиби.

Она вздернула подбородок, складка кожи под ним расправилась.

– Не думаю, что свидетели мне нужны. Хотите, чтобы я пописала на пол? Это вас заводит? Когда беременные писают?

– О, ради бога. Никаких проблем. Идите писайте. – Махнул рукой в сторону коридора. – Бабз, встань у двери и проследи, чтобы она чего-нибудь не вытворила. Хотя вряд ли она сможет пролезть через окно туалетной комнаты.

Каннингем вышла, Бабз потащилась за ней.

Как только дверь туалета захлопнулась, Элис нахмурилась:

– Мне очень не нравится сама мысль о ее беременности, в смысле, если это будет мальчик, она что, не сможет сексуально надругаться над ним только потому, что он ее, и вообще, большая часть сексуальных преступлений случается внутри семей, и я не уверена, что ребенок будет в безопасности, ну, если, конечно, это не девочка, но даже тогда… Куда ты пошел?

– В гостиную.

– А-а. Можно я с тобой?

Детское шоу все еще крутилось, пара идиотов в флюоресцентных комбинезонах танцевали с третьим идиотом, в костюме диккенсовского Джейкоба Марли, звеневшего цепями при ходьбе.

– О-о, я так испугался, но лучше я буду хорошим. Потому что иметь друзей и веселиться…

Я бросил детский рисунок на кофейный столик, взял пульт и нажал на «паузу», трио замерло, не допев песню.

Рядом с телевизором на треноге стояла небольшая видеокамера, из тех, у которых небольшой экранчик сбоку. Она была направлена на ковер из овечьей шерсти, лежавший перед электрическим камином.

Из коридора донеслись звуки смываемой воды, потом что-то хлопнуло, наверное, дверь туалета, потом еще хлопок. Спальня.

Она, наверное, даже руки не вымыла.

Элис стояла у дверей, смотрела через плечо, обнимая себя руками.

– Как ты думаешь, нам следует поговорить с ее социальным работником и проверяющими, она ведь не может…

– Я думаю, им прекрасно известно, что она очень подозрительна.

Подошел к видеокамере, немного поправил экран. Включил.

Экран засветился голубым, загорелся ряд иконок внизу. «Перемотка», «стоп», «запись». Я нажал на «плей», экран заполнился ковром и камином – очевидно, снимали с этого места.

В кадр вошла Каннингем в черном бюстгальтере и трусиках, сквозь бледную кожу просвечивают синие вены на ногах, пупок торчит.

Неуклюже легла на ковер – беременный живот явно ей мешал. Бросила кокетливый взгляд в камеру и начала себя тереть, облизывая губы и стягивая с груди бюстгальтер.

Я врезал по «перемотке» – Каннингем вскочила на ноги и, пятясь, выбежала из кадра.

Откуда-то из гостиной донеслось пение. Голос не самый замечательный, но и не противный.

– Пускай нам станет страшно, мы не пойдем назад, нам нравятся ужасно чипсы и лимонад… – Каннингем, наверное, с какой стати Бабз горланить «Храбрую песню»? – Мы «Песню храбрую» споем, когда подступит страх, ведь с песней мы не пропадем, она у нас в сердцах…

На экране появился маленький мальчик, белокурый, из одежды только нижняя рубашка. На голых руках и ногах красные рубцы. По виду года четыре или пять. Я нажал на «паузу», он остановился, уставившись голубыми глазами в камеру, слезы на щеках, на верхней губе блестят сопли.

– О всякой нечисти забудь, ей нас не запугать…

Я еще перемотал. Каннингем вернулась в кадр, совершенно голая, за исключением пары черных кожаных перчаток.

– Мы «Песню храбрую» споем, заставим их уйти…

А потом она стала… Не выдержал, вырубил камеру. Отошел в сторону.

– Эш? С тобой все в порядке? Ты весь красный.

– «Храбрая песня», «Храбрая песня», ее поем, когда мы вместе…

Я отвернулся, стал смотреть на закрытые жалюзи.

– Давай ее сюда. Тащи сюда эту гнусную суку. Быстро.

– И если петь ее всю ночь, тогда уходят страхи прочь.

Гипсокартон завибрировал, когда я врезал по нему кулаком.

– И скажи этой твари, ЧТОБЫ ЗАТКНУЛАСЬ, МАТЬ ЕЕ!

Молчание.

Элис шаркнула маленькими красными кедами и выскочила из комнаты.

Приглушенный разговор в коридоре, потом загрохотал голос Бабз:

– Так, все, хватит. Давай-ка одевайся. Быстро.

Через пару минут Элис вернулась с Каннингем. Бабз прикрывала тылы, заблокировав дверной проем.

Каннингем сменила халат на платье для беременных, темно-синее, в мелкий красный цветочек. Кроссовки. Белый кардиган. Села на диван, сжала руки в кулаки, потом разжала, как будто пытаясь избавиться от судорог.

– Я ничего не сделала.

Я схватил камеру вместе с треногой и сунул ей под нос:

– А ТЕПЕРЬ СКАЖИ ЕЩЕ РАЗ!

Она отпрянула, вжимаясь в диванную обивку:

– Вы ордер мне не предъявили. Это не может считаться уликой. – Улыбнулась. – Я свои права знаю. Мне нужен адвокат.

– О, я знаю, что тебе нужно… – Поставил видеокамеру на телевизор. – Кто это? Соседский мальчик? Готов поспорить, что так и есть. Чудесная доверчивая семья, которая не знает, что ты любишь развлекаться с маленькими мальчиками. И как ты думаешь, что они сделают, когда я покажу им этот фильм? Пригласят тебя на выпивку с легкими закусками?

– Я знаю свои права.

Я улыбнулся ей. Это потребовало кое-каких усилий, но я справился. Успокоился, закрепил улыбку:

– Ты, кажется, спутала нас с офицерами полиции. Нам наплевать на возню с уликами, мы это делать не обязаны. – Наклонился к ней: – Видишь мою подругу у дверей? У нее обрез в багажнике. Уверяю тебя, она очень позабавится, когда отстрелит тебе коленные чашечки.

– Вы что, не полицейские? – Каннингем отвела взгляд от меня, взглянула на Бабз. – Вы не имеете права прикасаться ко мне. Я бере…

– Вообще-то, – Бабз подвигала плечами, сжала-разжала кулаки, – я и не собираюсь патроны тратить. С ломом поработаю. Ломом такое можно натворить.

– Я вам не верю. – Вздернула подбородок. – Вы пытаетесь меня напугать, но у вас ничего не получится. – Оскалилась. – Беременная я. Хочешь коленную чашечку отстрелить беременной женщине? Не. Не получится. Пошли вон из моего дома.

Элис села на краешек дивана. Сплела пальцы, положив их на колени:

– Вирджиния, вы правы. Они ничего вам не сделают. Как они могут? Но, понимаете, мы преследуем одного очень плохого человека, который вспарывает женщинам животы и зашивает внутрь разные штуки. Нам кажется, что вы знаете, кто он. Может быть, поможете нам в этот раз?

– Я хочу, чтобы вы убрались из моего дома.

Элис взглянула на меня:

– Эш, когда был звонок?

Быстро взглянул на письмо от Сабира:

– В прошлую среду, пять дней назад. В половине пятого. Звонок длился пятнадцать минут.

Каннингем скрестила руки под оплывшими грудями:

– Заканчивайте, или я закричу.

– Вирджиния, вы не виноваты в том, что общество не понимает вашей любви, не правда ли? Вы любите этих мальчиков, а они конечно же любят вас. Но этот человек – он очень плохой. И все, что происходит, в этом только его вина. Мы бы не пришли к вам, это все из-за него. Он вынудил нас обратиться к вам.

– Я… – Снова закрыла рот. Вздернула вверх плечо, почти к уху. – Я ничего не сделала.

– Я знаю, что вы ничего не сделали, Вирджиния, но мы хотим, чтобы вы стали героем и помогли нам поймать его. Вы ведь хотите стать героем, не так ли? Чтобы люди посмотрели на вас по-другому? Сейчас ведь они все понимают вас неправильно, да? Думают, что вы чудовище, а вы совсем не такая. Будет здорово доказать им это. С вами ничего плохого не случится, я вам обещаю.

– Я… – Вздох. Посмотрела вверх, на угол комнаты, как будто там был написан ответ. – Они меня не знают. Настоящую.

– Так что, вам позвонили в прошлую среду, в половине пятого. Это был кто-то, кого вы знаете?

– Я… Я не помню. На прошлой неделе часто звонили. Ну, это насчет подготовки к рождению ребенка, вы понимаете? Хотела приготовиться, чтобы в порядке было все.

– Вспомните, пожалуйста, прошлую среду. Половина пятого, днем, что вы тогда делали?

Бросила взгляд на видеокамеру:

– Я это… пирог пекла. Шоколадный. Шоколад все любят.

– Это было, когда зазвонил телефон, да, Вирджиния?

Нахмурилась:

– Это вроде какой-то опрос был. Ну, знаете, типа «по шкале от одного до пяти дайте оценку назначенной вам акушерке». Они все спрашивают и спрашивают.

Элис положила руку на колено Каннингем:

– Может быть, еще что-то было? Еще кто-нибудь звонил?

Покачала головой:

– Нет, только этот дурацкий опрос, я точно помню, я как раз… пирог пекла.

– Вы уверены?

– Сказала же.

– Хорошо, я вам верю. – Элис похлопала ее по колену. Потом посмотрела на меня: – Вот и все.

– Вирджиния Каннингем, вы арестованы за изготовление и хранение непристойных изображений детей и по меньшей мере за одно сексуальное посягательство на малолетнего, в соответствии с законом о сексуальных преступлениях от 2009 года.

Она повернулась, уставилась на Элис:

– Ты сказала, что ничего не будет. Я тебе поверила! – Отхаркнулась и плюнула. Шлепок пенистой слизи расплылся по щеке Элис. – Сука!

– Все в порядке, миссис Каннингем. – Бабз подошла к ней, схватила за плечи и рывком подняла с дивана. Повернулась ко мне: – Ее в машину?

– Руки убери! – Глаза расширены, в углу рта пузырится слюна. – Я вас засужу за нападение, вы у меня…

– Да заткнись ты. Это называется применение силы в разумных пределах. Закрою ее на кухне. Если мы выведем ее из помещения, скажут, что похитили. Пусть все будет легально.

– Пригласите мне адвоката!

– Будет тебе адвокат. – Бабз крутанула ее и вывела через дверь в гостиную. Захлопнула дверь за собой.

На столе рядом со стопкой книг с раскрасками стояла коробка одноразовых салфеток. Я достал пару, протянул Элис:

– Ты в порядке?

Она вытерла щеку, лицо исказила брезгливая гримаса.

– Думала, Вирджиния правду сказала про телефонный звонок. Кажется, вся эта история с пирогом просто вранье. – Скомкала салфетку и, кажется, готова была швырнуть ее на пол. Потом достала из спецнабора пакет для улик и бросила в него. – Никогда не знаешь, когда пригодится образец ДНК.

Я протянул ей руку, помог встать с дивана:

– Кто может оказывать акушерские услуги из телефонной будки, стоящей черт знает где?

Элис уставилась на меня:

– Что?

Я ткнул в номер дежурной части у себя на телефоне.

– Полицейское отделение Олдкасла. Чем мы можем…

– Мне нужен Отдел по наблюдению за лицами, совершившими сексуальные преступления, Маккевит или Ненова, кто подойдет.

Элис нахмурилась.

– Одну секунду, соединяю.

Пошел в гостиную, потом на кухню, пока из трубки хрипели звуки «Времен года» Вивальди.

Бабз стояла у холодильника, скрестив руки на груди, Каннингем скрючилась у кухонного стола. Перед ней стояла банка с йогуртом.

Я склонился над ней:

– Кто за тобой наблюдал? Из медиков?

Оскалилась:

– Думаешь, ты самый умный? Ошибаешься. Ты дурак, и ты пожалеешь.

– Уже пожалел, а ты пока ответь мне, что за акушерка с тобой работала?

– Это ты во всем виноват. Вот что я им скажу. Ты. Во всем. Виноват.

– Отлично. – Я отошел, выпрямился. – В больнице это узнаю. А ты в тюрьме будешь гнить всю оставшуюся жизнь.

Из телефона донесся визгливый женский голос:

– Ненова.

– У меня тут один из ваших клиентов, с видеокамерой, набитой любительским детским порно.

– Небольшая пауза, потом стон:

– Кто на этот раз?

Каннингем злобно взглянула на меня:

– Чего тебе надо?

– Не беспокой меня, если сама не хочешь себе помочь.

– Помочь? Чем? Алло!

– Да это не вам, это Вирджинии Каннингем.

– Господи боже, мы ее три дня назад навещали.

– Тогда вы знаете, как сюда добраться. Быстро в машину.

В трубке что-то захрипело, голос приглушили, отчего пропали визгливые нотки.

– Билли? На выезд… Нет, это чертова Вирджиния Каннингем, мать ее…

Звезда представления пару мгновений смотрела мне в глаза. Потом отвернулась. Ткнула ложкой в йогурт.

– У меня акушерка Джессика, фамилии не помню. Макнэб, Макдагал? Что-то вроде этого. На мышонка похожа, но глаза такие красивые… – Улыбнулась. – Был у меня однажды мальчик с такими глазами. Небесно-голубыми.

Мышонок, с голубыми глазами.

– Не Макнэб, а Макфи. Джессика Макфи?

Пожала плечами. Потом криво улыбнулась:

– Ты запомни, это твоя вина.

Только не в этот раз.

 

23

Я отошел в сторону, придерживая открытую дверь.

– Не торопитесь.

Детектив-констебль Ненова, стоявшая на ступеньке, сунула свое удостоверение в объемистую сумку, висевшую у нее на плече. Она едва доходила мне до плеча, от хмурой гримасы на лице вокруг глаз разбежались морщинки. Джинсы, джинсовая куртка, футболка с монохромным принтом – какое-то животное. Кудрявые каштановые волосы почти до плеч. Вживую голос был еще более резким.

– Опоздай мы больше чем на десять минут, пришлось бы вам самим задержанной заниматься, бесплатно. – Оглянулась. – Билли, задницей двигай, а?

Зашла внутрь, скрываясь от дождя. Понизила голос:

– Только между нами, это видео, которое сделала Вирджиния…

– Маленький белокурый мальчик, лет четырех или пяти.

– О господи. – Ее лицо исказила болезненная гримаса. – Она ведь не… вы понимаете?

– Мне кажется, это вы должны были ее мониторить.

– Должны были наблюдать за ней. И наблюдали. – Пожала плечами. – Да не смотрите вы на меня так, сами знаете, что это такое. У нас сексуальных преступников на душу населения больше, чем где-либо по стране. Не можем мы за ними наблюдать круглыми сутками. Ни ресурсов нет, ни бюджета. Делаем что можем.

Вслед за ней по дорожке к дому подошел маленький худой парнишка. Остановился снаружи:

– Дай пройти, Джулия, льет здесь как из ведра.

Ненова посторонилась, и он протиснулся в прихожую. Протянул руку:

– Билли Маккевит, наблюдение за сексуальными преступниками. Спасибо, что позвонили нам, мистер…

Джулия пихнула его в бок:

– Это Эш Хендерсон, помнишь его? Был детективом-инспектором, а потом его разжаловали в констебли из-за всей этой херни с Чакрабарти. А дочку его младшую похитил этот… – Запнулась. Облизала губы. – Ох. Простите. Я что хотела сказать – Эш один из нас.

– А-а, хорошо. – Маккевит кивнул. – Итак, что мы имеем?

Я протянул Ненове видеокамеру, она повертела ее в руках. Открыла экран. Стала искать кнопку включения.

– Надеюсь, вы пленку не трогали или еще чего-нибудь? Надо будет снять ее отпечатки… – Снова нахмурилась. – Она сказала, где его встретила? Ребенка? А, вот оно…

Экран, моргнув, ожил, ее ладонь приглушала звуки из динамиков. Хрипы. Стоны. Плач. Ненова в лице переменилась. Сжала губы. Плечи опустила.

– Ах ты, сука такая. – Протянула камеру Маккевиту. – Посмотри.

С его лицом произошло то же самое. Потом он ткнул пальцем в экран, чтобы перемотать назад. Стоял так с минуту, ничего не говорил. Потом:

– Здесь по меньшей мере три ребенка. – Захлопнул входную дверь. Оставшиеся осколки стекла вывалились на пол. – Вот черт! Два года за ней наблюдали, и все коту под хвост!

Ненова прижала сумку к себе:

– Где она сейчас?

– На кухне.

– Хорошо. – Вздернула подбородок, плечи развернула и пошла туда. – Вирджиния Каннингем, в какие игры вы здесь играть вздумали?

Я пошел на кухню за ней, Маккевит за мной.

Каннингем все еще сидела за столом, заваленным обертками от шоколадных батончиков и смятыми баночками из-под йогурта. Еще стояла бутылка «Гордона», уже наполовину пустая. Она сделала из нее глоток, ткнула пальцем в меня, потом в Элис и, наконец, в Бабз:

– Эти ублюдки изображали из себя офицеров полиции, в дом мой ворвались. Напали на меня, произвели незаконный обыск и незаконно удерживали.

Ненова удивленно взглянула на меня.

– Это отличается от того, что запомнил я. Когда мы прибыли, миссис Каннингем находилась в подавленном состоянии. Беспокоилась о своей безопасности. Мы обеспечили подход к дому, укрыли ее от дождя и убедили сменить одежду. В доме был обнаружена работающая видеокамера, в гостиной, передававшая изображения со сценами детской порнографии. Я произвел гражданский арест и вызвал вас.

У Каннингем отвисла челюсть.

– Вы что, поверите этому дерьму, я что-то не понимаю! Он сказал мне, что он полицейский. У него удостоверение было!

– Миссис Каннингем ошибается. Возможно, она услышала, что я обращался к своей напарнице «офицер Кроуфорд», – я кивнул на Бабз, – и предположила, что я являюсь офицером полиции.

Бабз ухмыльнулась:

– Офицер тюремной охраны, если что. Наверное, меня приняли за кого-то другого.

– Врут они все!

Ненова поставила видеокамеру на стол, экран был открыт и шло воспроизведение.

– Ну, давай же, мой дорогой, сделай это для своей мамочки…

Каннингем отвернулась.

– Так и думала, – сказала Ненова, захлопнула экран и отключила камеру. – Вирджиния Каннингем, вы арестованы за владение непристойными изображениями детей…

* * *

Я протер окошко в запотевшем окне «сузуки»:

– Да, они ее увозят.

Маккевит вышел из дома Каннингем, выключил свет, запер дверь и, сгорбившись, побежал к неприметному «воксолу», припаркованному на улице. Как только он сел на заднее сиденье рядом с Каннингем, Ненова вылезла из машины, перешла через дорогу и направилась в нашу сторону. Постучала в окно.

Я опустил стекло. Прижал трубку к груди, чтобы не слышен был голос.

– Что-то не так?

Она оперлась рукой на крышу, сунула голову внутрь машины:

– Все это чушь, не так ли? Вы изобразили из себя офицера полиции, проникли в дом и устроили обыск без ордера.

– Мы? – Я сделал самое невинное лицо. – Нет, все случилось именно так, как я вам сказал, правда, Бабз? Элис?

Элис оторвала взгляд от одного из писем Потрошителя, желтый маркер торчал из угла ее рта, как неоновая сигара.

– О да, вне всякого сомнения, в смысле, зачем нам врать о чем-то, подобном этому?

Бабз ухмыльнулась:

– Все правильно вам сказали.

– Видите, детектив-констебль? Снова мы все на одной стороне, – пожал плечами я.

Ненова шмыгнула носом. Оглянулась на «воксол»:

– Только, пожалуйста, всем одну и ту же историю рассказывайте, ладно? И прекратите говорить людям, что вы офицер полиции. Это незаконно, черт возьми.

Дождь барабанил по крыше машины так громко, что почти заглушал шум работавшей на полную мощность печки.

– Ну ладно. – Выпрямилась. Протянула руку в открытое окно, чтобы попрощаться. – Спасибо. По крайней мере, теперь мы уверены, что она будет трахаться в том месте, где ей надлежит быть. – Повернулась на каблуках и потопала к своей машине.

Фары «воксола» вспыхнули, когда он стал выезжать на дорогу. Каннингем бросила на нас взгляд с заднего сиденья.

– Вы слышали это?

Джейкобсон, на другом конце линии, как будто что-то жует:

– Ты что, выдавал себя за офицера полиции? Нет, ни слова не говори.

– Если верить Каннингем, больница прикрепила к ней Джессику Макфи в качестве акушерки. Каннингем кто-то позвонил и задавал вопросы о Джессике. Из той самой телефонной будки, где три дня спустя было обнаружено тело Клэр Янг.

– И?

– Возможно, Вирджиния Каннингем была не единственная, кому он звонил, чтобы получить информацию. Передайте Сабиру список тех, кто был в записной книжке Джессики Макфи. И пусть Купер выяснит, получал ли кто-нибудь из них телефонные звонки. И то же самое с родителями пациентов Клэр Янг. Элис думает, что Потрошитель проверяет, хорошо ли те, кого он выбрал, будут обращаться с детьми, в том смысле, выйдут ли из них хорошие матери.

Последовала пауза.

Элис повернулась на кресле:

– Скажи ему, что мы довезем Барбару до вокзала.

Бабз покачала головой:

– Да что вы, не надо. Меня ждет ночь в гостинице, коричневый конверт с наличкой. Да и поужинать было бы неплохо.

– Джейкобсон, вы меня слышите?

– А теперь будь любезен объяснить мне, вот прямо сейчас, почему ты не информировал меня о том, что собираешься делать?

– Вы хотите, чтобы я приносил вам проблемы или решение проблем?

– Тебя этому что, в тюряге научили, на курсах менеджмента?

– Вот, пожалуйста, интересный вопрос. Как Потрошитель узнал, что Джессика Макфи была акушеркой у Каннингем? И откуда он взял номер ее телефона?

Пауза, потом:

– А-а…

– Клэр Янг была в педиатрии. Джессика Макфи – акушерка. А теперь простая игра – соедините линиями две точки.

– Что, вот эта? – Бабз стояла на тротуаре, рюкзак в руке, смотрела на «Тревелодж» на Гринвуд-стрит. – На самом деле?

Я пожал плечами:

– Не смотри так на меня, это не я ее бронировал.

– Думала, будет что-то пошикарнее…

За нами шум моторов такси смешивался с объявлениями по громкоговорителю, призывающими не оставлять багаж без присмотра, иначе он будет убран и уничтожен. Грохот поезда, выезжающего с вокзала.

– Если проголодаешься, они делают очень пристойную яичницу с беконом.

Она повесила рюкзак на плечо:

– Козлы полицейские, сквалыги. – Протиснулась сквозь автоматические двери. – Ну, если номер будет не двуспальный…

Я вернулся в машину, к телефону. Позвонил Хитрюге:

– Ты получил информацию, о которой я тебя спрашивал?

– Ты что, на самом деле провел незаконный обыск у этой чокнутой педо?

– Если ты обычный гражданин, Хитрюга, никакого ордера не требуется. И из суда это дело уже никто не выкинет.

– Болтал тут с одним гопником, он мне кое-что должен. Спросил, что за безопасность у Той, Чье Имя Нельзя Произносить. Готов поставить бабки на колючую проволоку и сторожевых собак. А ты что об этом думаешь?

Боб-Строитель улыбнулся мне с заднего сиденья, в руке желтый гаечный ключ.

– Мы с этим справимся.

– Только одна проблема – сегодня ночью полный облом. Мой парнишка сказал, что она свалила в Эдинбург, там какой-то благотворительный боксерский матч. До завтра не вернется.

Вот черт…

Ничего с этим не поделаешь. Если ее нет – значит, ее нет.

– Ладно, мне сегодня собак хватило.

Элис дернула меня за рукав:

– Дэвид принесет карри, или нам куда-нибудь надо заехать по дороге домой?

– Мы не едем сейчас домой. – Вернулся к телефону. – У нас есть еще пара дел, которыми нужно заняться. Ты без нас приходи, располагайся. И, Хитрюга…

– Что?

– Купи приличное карри ладно? В «Пенджабском замке», а не в какой-нибудь подозрительной крысиной дыре.

* * *

Было уже начало девятого, когда мы остановились на Кэмберн-Вью-кресент. Жилой массив изогнулся кирпичным циклоном, одинаковые дома с одинаковыми палисадниками и одинаковыми полноприводными тачками у одинаковых гаражей. Все освещалось одинаковыми фонарями, превращавшими дождь в мерцающие янтарные капли. Деревья в Кэмберн Вудз темными силуэтами торчали за жилыми домами. Густые темные тучи, прятавшиеся в темноте.

Рут на пассажирском кресле, наклонилась вперед, смотрит в протертое дворниками пространство ветрового стекла.

– Я не могу…

Элис улыбнулась ей:

– Представьте, что вы стоите в лучах солнечного света, как я вас учила. Тепло растекается по вашему телу. Вам уютно. Вы спокойны. Расслабленны.

Рут поерзала в кресле, дрожащие пальцы на черном пластике приборной доски.

– Может быть, мы просто пойдем домой?..

Я положил руку ей на плечо, она вздрогнула.

– Все будет в порядке. Вы ведь были друзьями, вы помните?

– Это всего лишь… Я теперь ее совсем не знаю…

– Вы в полном порядке. Вам уютно. Вы спокойны. Расслабленны.

Элис вылезла из машины. Чуть помедлив, Рут последовала за ней, а я остался бороться с ремнем безопасности.

Нашел наконец кнопку, расстегнул чертову хреновину и выбрался наружу. Во влажном воздухе пахло древесным дымом и серой… и еще чем-то мускусным. Мокрой землей и гниющими листьями.

Дождь вымочил мне волосы, потек по затылку за воротник.

Рут подошла к Элис, нащупала ее руку и ухватилась за нее, как маленький ребенок, который боится потеряться.

– Вам уютно. Вы спокойны. Расслабленны.

– Хорошо…

Я пошел вслед за ними по дорожке, мимо массивного «мини» к входной двери. Нажал на кнопку звонка.

Никто не ответил. Я нажал еще раз.

Рут поежилась, пар изо рта бледно-серым облаком.

– Она передумала, наверное, не хочет с нами говорить…

– Доверьтесь мне. – Еще одна попытка.

Наконец дверь приоткрылась на пару дюймов, в щель выглянул мужчина. Короткие рыжеватые волосы, круглые щеки, бесцветные брови над парой бегающих глаз. Оглядел Элис с ног до головы, как будто пытаясь накрепко запомнить ее.

– Вы… – Перевел глаза на Рут. Остался стоять с разинутым ртом.

– Надеюсь, вы помните мисс Лафлин. Они жили вместе с Лорой.

Прищурился:

– Боже правый… Рут?

У нее на губах мелькнуло что-то напоминающее улыбку и исчезло.

– Привет, Кристофер.

– Черт возьми… – Поморгал. Открыл дверь и вышел под дождь. Обнял ее.

Она стояла, опустив руки.

– Как ты? О господи, столько лет прошло. – Еще поморгал. – Ты… входи, пожалуйста, господи, извини. Стоишь тут под дождем. Мы… Уверен, Лора просто умрет, когда тебя увидит.

Втолкнул Рут в дом, посторонился, пропуская Элис, и закрыл за мной дверь.

– Ты уж прости, приходится быть осторожными. – Пожал плечами. – Журналисты. Извините… – Протиснулся мимо нас. – Вы не можете подождать здесь, всего минуту. Нужно проверить, все ли в порядке с Лорой. Она иногда бывает немного… Это все из-за беременности.

Рут поежилась:

– А если она нас выгонит? Просто не захочет с нами…

– Ощути теплое солнце на своем лице. Тебе уютно. Ты спокойна. Расслабленна.

Молчание.

Прихожая была никакая, стены кремового цвета, ламинат на полу, на стене какой-то невзрачный пейзаж. Как комната в гостинице.

Дверь на кухню снова распахнулась.

– Проходите, проходите… Я уже чайник поставил.

Кристофер попятился, и Рут осторожно вошла в комнату. Через мгновение мы вошли следом за ней.

У раковины стояла глубоко беременная женщина, чистила картошку. Ярко-рыжие кудрявые волосы собраны на затылке в лохматый хвост, опускавшийся почти до плеч. Лора Страхан оглянулась на нас. Не улыбнулась.

– Чертовы журналисты гоняются за нами с тех пор, как этот мерзавец добрался до моей медицинской карты. Кому все это было нужно? Ответьте мне. – Нервно бросила очищенную картофелину в кастрюлю, выплеснув немного воды на рабочую поверхность. – Даже в своем доме не можем больше оставаться, прямо как в осаде – повсюду камеры, микрофоны и журналисты.

Кристофер открыл шкаф, достал несколько чашек:

– Ну, мы всегда сможем пригласить кого-нибудь из Hello!, чтобы дать…

Лицо Лоры Страхан погрустнело.

– Я же сказала, что не хочу больше об этом говорить.

– Ладно, но подумать об этом не помешает, вот что я хочу сказать. Рано или поздно нас найдут, и фотографии все равно попадут в газеты. А так мы, по крайней мере, хоть как-то сможем их контролировать.

Рут, казалось, была размера на два меньше, чем была в машине. Она сгорбилась, прижала к груди кулаки:

– Лора, я… – Посмотрела себе на ноги. – Прости меня.

Еще одна картофелина шлепнулась в кастрюлю.

– Я хотела навестить тебя в больнице, но мне сказали, что ты никого не хочешь видеть. Еще сказали, что ты пыталась себя убить в психушке. Говорили, что с ума сошла.

Рут застыла с раскрытым ртом:

– Я… Это…

Элис положила ей руку на плечо:

– Все по-разному справляются со стрессом.

Она отвернулась:

– Я знаю, это была ошибка. Прости меня, я пойду.

– Милая, о господи, да ладно тебе! – Кристофер потрепал Лору по плечу. – Ты же понимаешь, чего стоило Рут прийти сюда после всего, что с ней случилось. Не надо быть такой… – Откашлялся. Отвернулся. Открыл холодильник. – Кто будет молоко?

– Кем мне не надо быть? Сукой? Коровой? Кем я не должна быть, Кристофер?

Рут провела ладонью по глазам:

– Не надо было мне приходить.

Я сделал шаг вперед:

– Это очень важно для Рут. Она думала, что вы были ее подругой.

Лора взглянула на меня:

– Она пыталась убить себя, и оставьте меня в покое! Вы хоть понимаете, как я себя чувствую?

Я ничего не сказал.

Она бросила картофелечистку в раковину, потом повернулась к нам и задрала блузку, выставив распухший живот:

– Посмотрите на меня!

Длинный извилистый шрам тянулся вниз от сероватого бюстгальтера к эластичной резинке штанов. Более короткий шрам пересекал его под прямым углом, а третий шел вниз, ярко-розовые линии блестели и были растянуты ребенком, росшим внутри нее.

Чайник закипел, выключился, и наступила тишина.

Потом Рут расстегнула дутую куртку. Задрала свитер. Сделала то же самое с синей футболкой и выставила наружу точно такой же крестообразный шрам.

Женщины кивнули друг другу и опустили одежду, соединенные ужасной связью, как члены эксклюзивного и ужасного клуба.

Лора снова взялась за картофелечистку:

– Кристофер, проводи остальных в гостиную. Нам с Рут нужно кое о чем переговорить.

 

24

– Спасибо, что организовал это. – Элис повернула ключ в замке зажигания.

Я сидел на заднем сиденье. Пожал плечами, удалил сообщение от Хитрюги, в котором тот просил не забыть купить пива.

– Рут заслуживает большего.

Многообещающая карьера, перерезанная каким-то говнюком со скальпелем, у которого есть частная операционная и разная хрень для пыток медицинских сестер.

Дворники на ветровом стекле медленно скрипели туда-сюда, очищая его от капель мелкого дождика. Дверь в номер тринадцать была раскрыта настежь, теплый свет лился на дорожку. Рут и Лора стояли обнявшись, со стороны это выглядело неуклюже – они никак не могли справиться с животом. Потом смех. Поцелуй в щеку. И Рут пошла к машине, пару раз она останавливалась и оглядывалась через плечо.

Элис улыбнулась мне в зеркало заднего вида:

– А вдруг люди узнают, что ты вовсе не страшное, брюзгливое старое чудище, которым ты так успешно притворяешься?

– Дерзить не надо.

Рут щелкнула дверью машины, забралась внутрь. Вытерла мокрые щеки:

– Спасибо вам.

Элис выехала на дорогу, ведущую из Кэмберн Вудз в сторону Каузкиллина. Рут болтала о том, как замечательно снова было встретиться с Лорой и какие они хорошие подруги, и как здорово, что у нее будет ребенок, и что все должно пройти хорошо, и как прекрасно, что…

Где-то рядом с развязкой у Дойл зазвонил телефон. Профессор Хантли.

– Да?

– А-а, мистер Хендерсон, скажите мне, пожалуйста, планируете ли вы осчастливить нас своим присутствием сегодня вечером, в «Голове почтальона»?

– Хантли, что тебе нужно?

– У нашей команды есть традиция – собираться вместе в конце дня и обсуждать наши приключения. Таким образом мы получаем информацию о продвижении нашего расследования.

Вот здорово, еще часа два сидеть и слушать их скулеж по поводу того, как мало они сегодня сделали. Идеально.

И самое главное, свалить нельзя. Или попробовать?

Надо попытаться.

– Джейкобсон рядом?

– Подожди секунду.

Справа в окне машины нарисовался городской стадион. Темный и заброшенный. С металлических конструкций свисала пара простынь: «ВЕРНИТЕ НАШИХ БОГАТЫРЕЙ!» и «ПОДДЕРЖКУ ФУТБОЛУ, А НЕ СОКРАЩЕНИЯМ БЮДЖЕТА!» – кроваво-красными буквами. Наверное, висели долго, ткань помялась и испачкалась, обмахрилась по краям.

Рут смотрела в окно, на губах широкая слезливая улыбка.

Джейкобсон снова появился на линии, голос – как будто что-то дожевывал.

– Эш?

– Да, насчет этой встречи команды, есть возможность на нее не ходить? Мне в бок заряд каменной соли попал, в доме у Раскольника Макфи. Как только вздохну – словно ножом режут. Нужно домой пойти, в ванной замочиться, пока не свалюсь окончательно.

– Он в тебя стрелял?

– Нет, это Бабз. Но, если по-честному, его псы в тот же самый момент пытались вцепиться мне в горло.

– Понятно… – Вздохнул. – Понимаешь, если бы была война, мы бы как-нибудь справились с твоим отсутствием.

– Извините. – Притворяется, что хочет помочь. Не надо давать ему возможности сбить меня с толку. – Как бы то ни было, вы ведь хотите, чтобы я проинформировал вас о случившемся? И с вашей стороны… Посоветуйте, что мне следует предпринять?

Голос Джейкобсона стал глуше, как будто он отвернулся от телефонной трубки.

– Бернард? Поговорите с мистером Хендерсоном. Он сегодня к нам не придет.

Хрипы, щелчок, снова голос Хантли:

– Итак, рад вам сообщить, что, пока вы где-то мотались, я, как обычно, был суперзвездой. Этот шприц, который я нашел, в нем был лабеталол гидрохлорид, это бета-блокатор, который довольно часто используется для лечения гипертензии у беременных женщин. Снижает кровяное давление. Самое то, если вы собираетесь вспороть кого-то, но не хотите, чтобы он истек кровью до смерти. В обычной аптеке вряд ли это найдете.

А он, значит, нашел.

– Что Константайн говорит про вскрытие?

– Я бы мог описать вам во всех медицинских деталях, но почему-то сомневаюсь, что вы поймете, давайте попробуем упрощенный вариант. Клэр…

– Думаешь, я тебе задницу не надеру, да? Завтра утром у нас с тобой будет небольшой разговор, помпезный засранец. – Если я с Джейкобсоном должен сдерживаться, то это совсем не значит, что все остальные должны иметь бесплатный пропуск.

– Ах… Ну, вполне возможно, что я недооценил ваше чувство юмора.

– Так как там вскрытие?

– Шейла сказала, что у Клэр сломаны четыре ребра и повреждения кожных покровов, характерные для продолжительного применения кардиопульмонарного воздействия – Потро очень старался, чтобы она не умерла. Последняя пища, которую она принимала в тот день, был чизбургер с беконом и маринованными овощами и что-то вроде чипсов на кукурузной основе. И еще шоколадный пирог. Съедено было за шестнадцать часов до смерти.

Над домами вырос шпиль Первой национальной кельтской церкви, царапавший небо желтовато-красного цвета. Рут обняла себя и глубоко вздохнула – как будто что-то долго держала в руках и наконец выпустила.

И еще эта боль в боку…

Я хмуро взглянул на свое отражение:

– А кто такой Потро, черт возьми?

– Так мы его сейчас называем. Потро – от Потрошитель. А шестнадцать часов он, скорее всего, ждал, чтобы пища в желудке переварилась. Чтобы собственной рвотой не захлебнулась под анестетиками.

Чизбургер с беконом и чипсы. Гадать не надо, откуда взялась эта последняя ее пища. Пусть этот приз хранится у меня в кармане до тех пор, пока не придет время порадовать Джейкобсона. Смотрите, детектив-суперинтендант, я не просто так время убиваю, я это и с миссис Керриган собираюсь сделать.

– Еще Шейла сравнила швы, которыми были зашиты Клэр Янг и та молодая женщина, которую нашли в холодильнике, с первого нападения.

– Натали Мэй.

– По мнению Шейлы, они достаточно похожи друг на друга, и можно сделать предположение, что сделаны одним и тем же человеком. Единственное отличие – новые шрамы гораздо грубее, чем те, которыми зашита Натали. Она думает, что у того, кто это делает, какое-то время не было практики. И хотя Шейла довольно часто бывает колючкой в моей плоти и болью в одном месте, я с большой неохотой вынужден признать, что она чертовски хороший патологоанатом. – Откашлялся. – Только никогда не говорите ей, что я это говорил.

На улице никого не было, только припаркованные машины и пустые окна.

– А что насчет камер наблюдения?

– Медведь заставил предоставить нам все пленки с камер наблюдения на пути следования Джессики Макфи от дома до работы. Купер уже проверил половину. Только уж очень он ноет из-за этой работы. Бесполезный мальчишка оказался.

– Скажи ему, пусть вынет палец из задницы. Тут не детский сад. И проследи, чтобы Сабир тоже получил доступ к национальной базе данных.

– И если мы говорим о том, что бесполезно, а что нет, ты просил Медведя проверить, брались ли у первых жертв анализы на изнасилование?

На Чёрч-роуд Элис притормозила, пропуская старую немецкую овчарку, ковылявшую, опустив хвост, через дорогу. Она прохромала перед нами и скрылась между двумя машинами.

– Не хотелось бы испортить вам праздник, мистер Хендерсон, но даже самые базовые знания в биологической науке должны подсказать вам, что мужское семя не в состоянии долго находиться внутри женщины. Эти женщины были похищены за три – пять дней до того, как от их тел освободились, они были вымыты, и места, в которых происходило вскрытие, были обработаны хлоргексидином еще до операции. И вы полагаете, что он проделывает все это, стерилизует, проводит сложную операцию, а потом влезает на них, чтобы потрахаться по-быстрому и вызывает «скорую помощь»? Какие, к черту, анализы на изнасилование здесь можно проводить?

Хантли, конечно, придурок, но он был прав.

Но это не значило, что он не заслужил прямой в морду.

Элис остановилась напротив дома Рут:

– Приехали.

Рут повернулась, наклонилась к ней и обняла:

– Большое спасибо.

– Мистер Хендерсон?

– А волосы? На них могли остаться его лобковые волосы.

– Бросьте, это всего лишь возможность.

Рут помахала мне рукой:

– Как будто… как будто свет снова вошел в мою жизнь. Долго-долго все было во тьме… – Положила мне руку на колено. – Благослови вас Господь.

– Рад, что смогли помочь вам.

– Единственный недостаток – никаких анализов они не проводили. Я справлялся у сотрудников больницы – они слишком были заняты, чтобы поскорее зашить их и все остальное сделать.

Рут моргнула. Приложила руку к груди, как будто пытаясь засунуть сердце на место. Потом кивнула и вылезла из машины.

– Конечно, в вымышленном мире мы бы просто спросили у мертвых. Но Шейла сказала мне, что две были кремированы, одна исчезла, а Натали Мэй, судя по фотографиям со вскрытия, предпочитала область бикини в стиле Юла Бриннера.

Я пересел на переднее сиденье:

– А как насчет Клэр Янг?

– Ах да, эта та женщина с выдающимся и обворожительным лобком. Один момент. – Телефон пикнул и смолк.

Рут стояла на верхней ступеньке, махала нам рукой, потом вошла внутрь.

Как только дверь за ней захлопнулась, Элис развернула машину:

– Нужно вина купить и пива или только пива, потому что, если возьмем и то и другое, я в том смысле, что лучше обезопаситься, чем пожалеть, и…

– Хорошо, хорошо, вина тоже возьмем.

– Алло, вы еще здесь? Шейла сказала. что патологоанатом операции «Тигровый бальзам» делал анализы на изнасилование. Но на тот случай, если он окажется идиотом, она тоже сделала анализ и послала его вместе с образцами кожи и крови. Результаты станут известны через несколько дней. И еще я попросил Шейлу сосредоточиться на старых отчетах о вскрытии.

И почему нельзя как по телику, чтобы анализы ДНК делали за пятнадцать минут?

– Хорошо, дай мне знать, когда они появятся. – Я отключил трубку прежде, чем он смог еще что-нибудь сказать, за что можно было получить в морду.

* * *

Неоновая вывеска над пустой кассой жужжала и мигала, а дождь барабанил в окно винного магазина. Бутылки с алкогольными коктейлями яростных расцветок и дешевое бухалово прятались в проволочных клетках, привинченных к стене, заполняя двухметровый промежуток между входной дверью и коротким черным прилавком, разделявшим магазин на две части. За этим прилавком располагались виски, вино, водка и пиво, чтобы местные не могли их достать.

Элис раскрыла сумку, вытащила письма Потрошителя и положила стопкой у кассы: «Пока ждем кассира». К ним присоединился желтый маркер.

Провела флуоресцентную линию под строчкой, написанной неразборчивым почерком.

Я повернулся спиной к прилавку, облокотился на него:

– Генри думал, что он назвал себя Потрошителем потому, что он вспарывал свои жертвы и вкладывал кукол им внутрь, в потроха, а потом зашивал. А что, если это не совсем так? Что, если главное здесь – «внутри»?

– Мм? – Еще несколько резких желтых штрихов.

– А что, если он – один из нас?

– Мммммм?

– Что, если он в прямом смысле слова находится внутри – мешает расследованию, фальсифицирует свидетельства, скрывает правду, чтобы мы не могли поймать его?

– Хм… – Вздох. Постучала по бумаге пластиковым колпачком маркера. – Вот послушай: «Паническая волна ее дыхания заставила мои нервы возликовать. Хор силы и власти…» – Прищурилась. – Мне кажется, когда вот так вот говорят – «паническая волна», это может быть практически все что угодно.

– А что с этим такое?

Ее лоб пересекли морщины.

– Пока не уверена.

Господи Всемогущий, ответ из трех слов. Первый раз.

Она провела еще одну флуоресцентно-желтую линию:

– Тебе не кажется это немного вычурным, как будто тот, кто это написал, хотел, чтобы это звучало слегка непристойно или немного по-книжному, что-то вроде этого? Все эти надуманные «паническая волна», «хор власти», «ликующие нервы»…

– Ну и что, претенциозный шизик с манией литературного творчества.

– Хммммм… – Маркер выбрал еще одно предложение, потом Элис закусила зубами кончик языка. – Ты когда-нибудь читал письма, которые полиция получала от Джека Потрошителя? Некоторые явные подделки, но «Глубокоуважаемый босс» и «Из преисподней» самые убедительные.

И куда делся этот чертов продавец? Дверь в служебные помещения магазина была закрыта самым решительным образом.

– Черт знает сколько времени потеряем!

– В письме «Из преисподней» он пишет: «Мистер Ласк дарагой сер посылаю вам пол почке, – так и пишет, не “почки”, а “почке”, – каторую я забрал у адной бабы и для вас сахранил а драгую половину я зжарил и ел и была очен кусна. – Именно так – “очен кусна”. – Магу пасылать вам этот нож с кровю которым я ее дастал если тока нимнога подождети». Подписано «Паймай мня кагда сможишь мистер Ласк». Никаких знаков препинания, апострофов или точек.

– Да черт бы тебя побрал! – Я грохнул тростью по прилавку, перейдя почти на крик. – Ты что, твою мать, провалился и утонул или еще что-нибудь?

Никакого ответа из-за закрытой двери.

Элис взяла красную шариковую ручку и обвела несколько выделенных желтым наречий.

– К тому же почерк в «Из преисподней» совсем не похож на почерк письма «Глубокоуважаемый босс». Ни в одном нет пунктуации, только «Глубокоуважаемый босс» написано процентов на триста аккуратнее, и написание букв гораздо лучше. Множество людей полагают, что письма «Глубокоуважаемый босс» оригинальные, потому что описывают события, которые могут быть известны только в том случае, если ты и есть Джек, или из материалов следствия. Но «Из преисподней» доставили в полицию вместе с половинкой человеческой почки, законсервированной в вине.

– Мишель обычно почки заказывала в «Таско», с доставкой. – Я снова врезал тростью по прилавку. – Эй, там, работать пора!

– Не мог Джек Потрошитель написать оба этих письма, правда? В одном супераккуратнейший почерк, в другом – мазня с ошибками, и вряд ли можно найти человеческую почку в лавке на углу, так что совершенно очевидно, что письмо написано очень раздраженным индивидуалом, который, возможно, убил и расчленил кого-то, но это совсем не значит, что это одно и то же лицо.

– И к чему ты клонишь?

Из-за двери донесся звук смываемой воды в унитазе.

Она обвела ручкой еще пару слов:

– И вот какой вопрос должны мы себе задать: «Глубокоуважаемый босс» – это настоящий Джек Потрошитель, а «Из преисподней» – подражатель или все как раз наоборот? Или оба письма ему не принадлежат?

– Все равно не понимаю, чем нам это может помочь.

– Да просто думаю вслух. «Хор власти и боли»… Я бы так сказала. Власть и боль.

Задняя дверь распахнулась, и из нее выскочил парнишка, оставленный наблюдать за магазином. Лицо бледное, короткие волосы торчком, модная щетина. Одна рука на средней пуговице безразмерного кардигана машинной вязки, щеки надуты, мочка левого уха проткнута черной стрелкой. Бейдж с именем «Дональд» висит криво, к пластику прилеплена маленькая золотая звездочка.

– Простите, пожалуйста… Вы хотели полдюжины «Кобры» и несколько бутылок безалкогольного лагера, правильно? – Пошел направо, к полкам, взял две упаковки по шесть штук. Поставил на прилавок рядом с письмами Элис. – Бог знает, что я съел, просто невозможно… – Потер пуговицу. – Еще что-нибудь?

Она кивнула:

– Бутылку «Шираз», «Шардоне», австралийское, если у вас есть, и еще бутылку «Гордона». И несколько банок тоника.

– Все понял. Круто. – Дональд взглянул на ксерокопию, покрытую красными закорючками, сделанными шариковой ручкой, и росчерками желтого маркера. – Вы смотрели документальный фильм? Это была моя диссертация по теории массовых коммуникаций. Некоторым специалистам кажется, что гиперреализм реконструированных сюжетов разрушает имплицитный контракт на доверие между режиссером и зрителем, но я полагаю, что он выражает более фундаментальную внутреннюю правду, отражая эмоциональный нарратив Лоры Страхан. – Он слегка улыбнулся, покачав головой из стороны в сторону. – Получил высший балл.

Я взял «Кобру», сунул под мышку:

– Очень здорово, что это вам помогает.

Он пожал плечами:

– Рецессия. – На прилавке появились бутылка белого и бутылка красного, к ним присоединилась бутылка джина. – Многие просто не понимают, что документальный фильм действует на нескольких уровнях. Возьмите, к примеру, персонажей – они не просто люди, они действуют как сказочные архетипы. Лора Страхан – Плененная Принцесса, детектив-суперинтендант Лен Мюррей – Несчастный Рыцарь, психолог Генри Форрестер – Почтенный Маг, а доктор Фредерик Дочерти – Ученик Волшебника, вам так не кажется? – Дональд подошел к холодильнику. – Вам обычный тоник или диетический?

Элис сунула письма обратно в сумку:

– Обычный.

– Там есть даже собственная нить повествования. От бестолкового кудрявого помощника до лощеной звезды телевидения в костюме, вы так не думаете? К тому же все мы знаем, что сказал Ницше о звездном небе над нами. Разве это не похоже на идеальную трансформативную актуализацию, как у классического Томаса Харди, – психолог сражается с внутренними монстрами своих пациентов, а в настоящей жизни он сам является монстром. Вам в банках или в бутылках? В банках чуть дороже, но из них газ так быстро не выходит.

– Э-э… Хорошо, в банках. – Она наклонила голову к плечу и, не отрываясь, смотрела на него, пока он доставал тоник из холодильника. – Так, значит, вы думаете, что доктор Фредерик Дочерти – каннибал?

– В метафорическом смысле, как поглотивший знания своего наставника и наследство его, чтобы возродиться в качестве медийной знаменитости. – Дональд вернулся с упаковкой тоника, шесть небольших банок. – И Потрошитель. Это Дракон. Скрывается во мраке, девственниц в жертву приносит. Ну, понятно, они на самом деле не девственницы, но это просто по аналогии, потому что он заставляет их забеременеть с помощью кукол. Картой будете оплачивать?

Новенькая микроволновка тихо гудела в углу кухни, Хитрюга вскрыл бутылку «Холстена» и пустил ее вкруговую, а себе открыл «Кобру». Чокнулся со мной, отхлебнул пару глотков.

– Аххх-ха… – Кивнул на бутылку в моей руке. – Газировка – это понятно, но безалкогольный лагер? Слегка педиковато, тебе не кажется?

– Как тебе угодно.

Кухонный стол завален пластиковыми контейнерами для еды навынос. Карри, рис, дал, гарниры, пакет из серебряной бумаги с чесночным нааном. Пластиковый мешок с салатом. Маленькие баночки с соусами и дипами.

Я отхлебнул лагера. Солодовый, хмелистый, горький. Пять лет в завязке, и снова как будто тебе одиннадцать, и пробуешь словно в первый раз, и хочется понять, почему все об этом говорят. Надо было просто выпить газировки.

– Итак, где же она живет?

Хитрюга оглянулся в сторону гостиной, понизил голос:

– Каллери-роуд, Каслвью. Викторианский таунхаус с индивидуальной парковкой и большим садом. Помнишь ту семейку, где папаша заколол всех во сне, а потом горло себе перерезал в ванной? Чуть ниже по улице.

Потянуло тмином и кориандром, Хитрюга открыл дверцу микроволновки до того, как она запикала.

– Охрана?

– Дешевка. Замки на окнах, трехопорная дверь из армированного пластика с врезным замком. – Заменил контейнеры в микроволновке, поставил новые. – Еще мой приятель сказал, что у нее есть пара собак, помесь добермана с немецкой овчаркой.

– Нужно будет пару электрошокеров прикупить.

Хитрюга причмокнул, программируя микроволновку, снова включил ее:

– Не получится. Они не очень охотно сейчас эти штуки продают. Можно просто оглушить, но… шум поднимется. Да и стыдно как-то, собаки ведь не виноваты, что их хозяйка – сука, так ведь?

Элис, высунув голову из гостиной:

– Кто – сука?

– Экхм… – Нахмурился. – Просто мы сегодня утром облаву в одном заведении проводили, бондаж там, и все дела для БДСМ, так вот у дамы, которая всем там заведовала, выражения были уж очень шокирующие.

– А когда мы есть будем? Я просто умираю от голода.

– Сейчас начнем, рис и наан уже готовы.

– Отлично. Я пока стол накрою. – Открыла один за другим три ящика, пока нашла столовые приборы, пошла накрывать.

– А как насчет перечного спрея?

– С этим я справлюсь. Я несколько месяцев его запасал. Эндрю… – Хитрюга кашлянул. – Этот ублюдок мне изменял. Пришел он как-то домой, а от него «Пако Рабаном» разит, а он всегда «Лакостом» пользовался. Как будто я отличить не могу. Прикинь? – Пожал плечами. Потом уставился на руки, свет кухонной лампы отразился от лысой головы. – Решил подменить, ну, ты понимаешь, разбавить его лосьон после бритья перечным спреем. Но потом смелости не хватило. Не захотел с ним ссориться, если уж он нашел себе кого-то, то здесь я уже ничего не могу поделать. Ну как, очень душераздирающе?

Микроволновка пикнула, пора вынимать.

Потрепал его по плечу:

– Он абсолютный засранец. Ты был слишком хорош для него.

– Врешь ты все. – Улыбка затеплилась в уголках рта у Хитрюги. – Но мне это нравится.

– Давай мы так сделаем – как только разберемся с миссис К., зайдем к нему в гости с бейсбольной битой.

Улыбка переросла в ухмылку.

– Договорились.

Я убрал из микроволновки контейнеры, сунул рис. Начал было нажимать пальцем на кнопки программы, но остановился:

– Вот еще что. Нужно что-нибудь седативное, для Элис. Чтобы Элис в машине было… комфортно, пока мы разными делами занимаемся…

– Не, без вариантов. Ты ее с собой не возьмешь. Если обо мне говорить, я совсем не против помочь тебе замочить старую кошелку, но Элис? Нет. Ты не можешь.

Я наклонился, задрал левую брючину. Продемонстрировал серый пластиковый браслет:

– Других вариантов нет. Если между нами расстояние будет больше ста ярдов, вся сила закона обрушится на меня целой тонной придурочных копов. Так что она с нами.

Хитрюга снова включил микроволновку:

– Это неправильно. Элис…

– Будет в полном порядке. Все как по часам. Поедем туда в… Что еще?

Хитрюга покраснел:

– Да так, проблема небольшая. Нам нужна другая машина.

– А что случилось с «мондео»? Я думал, ты…

– Я припарковал ее за углом вчера.

Нет, это просто замечательно.

– Ты ее в Кингсмите оставил?

– А откуда мне было знать?

– Это же Кингсмит!

Он поковырял ногтем этикетку на бутылке с пивом. Уставился в пол:

– Ну да.

Глубоко вдохнул несколько раз. Ладно… Жизнь на этом не кончается.

– Угоняем другую машину. Приезжаем туда. Отключаем сигнализацию, вырубаем собак, хватаем эту мерзкую тварь, увозим, лес, мелкая могилка, машину сжигаем – и обратно домой.

– А что, если…

– Все будет как надо. Поверь мне.

 

25

– …правда ли, это великолепно? Живой концерт в Театре Короля Джеймса, в декабре. Это радио «Касл FM», мы с вами на прямой связи, я Джейн Форбз, а вы просто восхитительны. В семь часов Стив Великолепный, но сначала Люси Драунинг с ее новым синглом «Утро Лазаря».

Я моргнул в потолок. Сердце бухало, как кирпич в стиральной машине. И где, черт возьми…

Точно. Квартира в Кингсмите. Не тюрьма.

Пора с этим завязывать.

Закрыл глаза. Уронил голову на подушку. Выдавил из себя длинный дрожащий вздох.

Из радиобудильника донеслось бренчание гитары, резкое и дисгармоничное. Потом мужской голос:

– Понедельник, утро, восемь часов, и снова голова в огне. Доверься мне, доверься мне.

Вот и наступил этот день. Сколько времени прошло.

– Снова ночью смерть играет со мной, играет со мной. Но она придет за твоей душой, за твоей душой. Поняла?

С противоположного конца кровати ухмыльнулся Боб-Строитель.

– И в автобусе люди не знают, что кончается жизнь. Держись.

Последний день миссис Керриган на этой земле.

– Эта сука-жизнь изломала меня, порвала меня. В сердце мрак, вот так…

Грохот в груди сменился тупой ноющей болью.

Одно дело фантазировать, что убиваешь кого-то, другое дело – планировать и готовиться к убийству… Но исполнять его?

– Плачет Лазарь, к звездам стремится душа его…

Вот так вот просто взять и приставить дуло пистолета к затылку и потом нажать на курок?

Не смог сдержать улыбку.

– Незнакомые люди в барах пустых…

Конечно же миссис Керриган заслуживала чего-то более медленного и, несомненно, более интимного. Чего-нибудь с пассатижами и электродрелью… Но ведь Паркера это не вернет, правда? Конечно же не вернет.

– Утро Лазаря, разложения саван…

Давай, Эш. Встаем.

– Я восстану из темноты, но сейчас…

Не стал вылезать, под пуховым одеялом тепло.

Пистолет холодит мне руку, яркая вспышка – это пуля направляется прямо ей в лоб, и грохот выстрела сливается с мокрым разрывом в затылке, когда он всем своим содержимым разлетается по полу.

Нет, сначала отстрелим коленные чашечки.

Послушаем, как она начнет молить о пощаде.

Да и не заслужила она ничего…

Песня закончилась. Началась другая. И потом еще одна.

К утренней молитве спешить не надо. Первый раз за два года я могу оставаться в постели столько, сколько мне заблагорассудится.

– …новый сингл от «Закрытых На Ремонт». Как вам это понравится? Мне так нравится все больше и больше. Но это будет как раз к половине часа, а сейчас Дональд, с новостями, путешествиями и погодой. Дональд?

Я сел, спустил ноги на пол.

– Спасибо, Джейн. Полиция обратилась за помощью к волонтерам с целью организации поисков пропавшего пятилетнего Чарли Пирса. Мальчик пропал в воскресенье вечером, и представители властных структур все больше беспокоятся о его безопасности…

Я повертел ступней. Ее обожгло огнем, потом что-то хрустнуло. Я снова завращал, пока не заболело еще сильнее. Стыдно признаться, но с ребрами было не так плохо. Кожа была лиловая, синяя и черная, вдоль всего правого бока, от подмышки до колена. И еще на плече и по всей руке. Как будто кто-то меня дубиной отработал.

– …парковке в Монкюир Вуд в восемь часов утра. Источник, близкий к операции «Тигровый бальзам», занимающейся расследованием смерти Клэр Янг, сообщил, что Потрошитель похитил еще одну жертву. Это Джессика Макфи, акушерка из каслхиллской больницы, которая пропала вчера по пути на работу…

– Отличная работа, ребята. – Криминальный отдел полиции Олдкасла сливал информацию, как геморрой свои кровавые дела.

– …отказалась давать показания, но полиция Шотландии выпустила следующее заявление…

Бла-бла-бла.

Пришлось немного потрудиться, но я наконец сел прямо, хоть и пришлось пошипеть и постонать при этом. Так, сначала завтрак, потом по-быстрому в душ, потом в «Голову почтальона», к Джейкобсону, рассказать подробности о последнем приеме пищи Клэр Янг. И после этого, если получится, допросить коллег Джессики Макфи, на предмет, не заметили ли чего-нибудь подозрительного, может быть, кто-то слонялся вокруг.

Быть все время чем-то занятым – до того момента, пока не настанет время передать миссис Керриган прощальное «прости» пулей в лоб. Прямо между глаз.

Корчась от боли, влез в чистую одежду и, открыв дверь спальни, похромал в коридор.

Вчера тут пели и плясали, а ныне тишина стоит. Мертвая.

В гостиной, скорчившись, на надувном матрасе, сидел Хитрюга. Завернут в пуховое одеяло, жирные пальцы ощупывают кожу на обрюзгших щеках, под глазами мешки.

Он что-то пробормотал, потом стал обеими руками тереть лицо.

– Ну что, сегодня кофе не варим?

– Бррр…

Кухня была завалена остатками жратвы, пустыми бутылками и маленькими банками из-под тоника. Я включил чайник и вытащил несколько чашек:

– Что ты думаешь насчет трех утра?

– Брргхх…

– Никак не могу решить, закончить со всем сразу или время потянуть? – Выглянул из комнаты. – Тебе пытать кого-нибудь доводилось?

Он не шелохнулся:

– Зачем ты позволил мне выпить весь этот джин?

– Довольно грязное дело, как мне кажется, но у меня есть брезент. – Нахмурился. – Да еще и тошнить, наверное, будет. Одно дело, когда нужно получить информацию, но просто пытать – это как-то не очень…

– Пожалуй, пара пуль в голову – самый простой вариант, лучше не придумаешь. Не надо опускаться до ее уровня. Надо просто сделать так, чтобы она сдохла.

Но все-таки…

Рот Хитрюги перекосило зевотой, он зябко поежился. Завалился на матрас.

– Ты что, зассал?

– Черта с два.

Снова пошел на кухню.

Холодильник забит полупустыми контейнерами с едой из ресторана. Нетронутый пакет с салатом, пять бутылок безалкогольного лагера, который я не выпил. Молока нет. Или еще чего-нибудь, не имеющего отношения к карри. И ягненок в острых специях – на самом деле не самое привлекательное предложение на завтрак.

Захлопнул дверцу:

– Хитрюга, не хочешь смотаться за хлебом и молоком для завтрака?

– Не могу. Я сейчас побреюсь. Потом в душ. А потом умру. – Откинулся навзничь, волосатые ноги торчат из-под пухового одеяла. – Бррр…

Прекрасно.

* * *

Элис ковыляла рядом со мной, глаза узкие – налитые кровью щелочки на восковом лице. Нос и уши меняли расцветку от розового до бордового.

– Мне что-то нехорошо… – Слова вылетели изо рта в облаке пара от дыхания – маринованный лучок, чеснок и чили смешались с ледяным воздухом.

– Небольшая разминка пойдет только на пользу, как ты думаешь?

В темноте сверкала улица, иней блестел в мрачном свете уличных фонарей. Блестел он и на ветровых стеклах припаркованных автомобилей. Небо над головами было вроде лоскутного одеяла из черных и грязно-оранжевых кусков, и приближавшийся рассвет – бледно-серой полосой на горизонте.

Она сунула руки поглубже в карманы:

– Холодно…

– Ты подумала над тем, что я тебе говорил? Ну, об Австралии?

– Мне кажется, что мой мозг умер. – Шмыгнула носом. – Дэвид очень плохо на меня влияет.

«Импориум Мистера Муджиба» сверкал впереди закопченной путеводной звездой на темной улице. Еще не было половины седьмого, но огни магазина ярко сияли за металлическими решетками.

Я остановился в дверях:

– Только придется уехать раньше, чем я предполагал.

Внутри воняло полировкой для мебели и стиральным порошком, к ним примешивался сладковатый землистый запах резаного табака. Полки вдоль стен, на них жестянки, пакеты и упаковки и бутылки с банками. Полка со сладостями рядом с лотерейными билетами, напротив газеты и голые девчонки в журнальчиках с софт-порно.

На полке за прилавком радиоприемник, какой-то грязный политикан из программы Сегодня бубнил о последних сокращениях бюджета.

Элис посмотрела на меня:

– Но мы ведь его еще не поймали…

– Непросто, да? – Громадный холодильник со стеклянной дверцей ворчал о чем-то между полкой с хлебом и домашними товарами. Я открыл его, взял упаковку копченого бекона, пачку масла, пару пакетов молока. – Ты же знаешь, что такое миссис Керриган. Она меня имела последние два года, как ты думаешь, она очень счастлива от того, что я вышел?

– Но Джессика Макфи…

– А ее быки, как ты думаешь, что они вчера делали рядом с моргом? Они мне угрожали. – Батон белого с полки рядом с холодильником и пакет картофельных лепешек. – Нет, это ее совсем не радует.

Элис протянула руку и дернула меня за рукав:

– Но мы же не можем просто так бросить Джессику.

– Джессика… – Отошел на пару шагов, вернулся. – Мне это нравится не больше, чем тебе, но что прикажешь делать? Ждать, когда миссис Керриган сама придет и найдет меня? – Отвернулся. Банка с фасолью. Упаковка яиц.

– Мы ее найдем. Я знаю, мы сможем это сделать.

Вздохнул:

– Мы не смогли поймать Потрошителя восемь лет назад, почему ты думаешь, что мы сможем сделать это сейчас? – Положил покупки на прилавок, рядом с газетами.

В Касл Ньюз энд Пост заголовок «МЕСТНАЯ АКУШЕРКА ПОХИЩЕНА СЕРИЙНЫМ ПСИХОПАТОМ» поверх фотографии Джессики Макфи.

Врезал пару раз ручкой трости по прилавку:

– Есть кто живой? Мистер Муджиб! Эгей!

Элис снова дернула меня за рукав:

– Пожалуйста…

Ах ты боже мой… Я склонился над прилавком, пока не уткнулся в него головой.

– Это же не кино. Иногда плохой парень уходит от погони.

Грубый голос с другой стороны:

– Чего надо?

Поднял голову – напротив стоял высокий худой мужчина. Седые волосы прилипли к вискам, кожа цвета свернувшегося йогурта, красное пятно на щеке. В углу левого глаза завивается лиловая линия, приличный фонарь будет.

– Где мистер Муджиб?

– Рак у него. Будете это брать или нет?

Я вздернул подбородок:

– У вас проблемы?

– У меня? Нет. И почему у меня должны быть проблемы? Просто меня еще раз обчистили, здорово, да? – Подсчитал сумму, при этом двигал губами. – А чертова полиция просто недоразумение, вам так не кажется? Как я могу вести бизнес, когда эти мерзавцы просто так приходят сюда и требуют деньги за крышу?

Протянул ему деньги, он шлепнул сдачу на прилавок:

– Этот чертов город – просто позор.

Я не мог с этим спорить.

Взяли покупки и вышли из магазина в предрассветную прохладу.

Элис молча тащилась по тротуару, прижимая к груди бекон, яйца и молоко.

– Ты прости меня, ладно? Я понимаю, что это… – Я замолк. – Она убила моего брата. Засунула меня в тюрьму. Она даже вот это все организовала. – Показал концом трости на ноющую ступню. – Если я буду болтаться здесь слишком долго, ей это наскучит, и она снова пришлет кого-нибудь за мной.

– А мы не можем, ну, я не знаю, арестовать ее или что-нибудь в вроде этого?

Я прохромал за угол, на Лэдберн-стрит.

– За ней Энди Инглис стоит, и ей не понравится, если ее будут слишком долго напрягать. А когда она выйдет из себя, то набросится на нас еще хуже, чем прежде.

В окнах квартиры горел свет, в единственной на всей улице. По всей видимости, больше никому не нужно было бодрствовать в семь часов утра во вторник.

Элис сунула мне бекон и яйца, чтобы достать ключи.

– А потом нам нужно будет найти что-нибудь, от чего она не отвертится. Что-нибудь серьезное, что потянет на приличный срок.

Боже ты мой, юношеская наивность.

Я кивнул:

– Да, идея неплохая.

А потом мы дружно сядем на своих единорогов и поскачем навстречу леденцовому закату.

Она стала подниматься по ступенькам, задержалась на первой площадке, чтобы дать мне отдышаться.

– Я понимаю, что неэтично подставлять кого бы то ни было на срок за убийство, но ведь должен быть кто-то на самом деле, с кем мы могли бы ее соединить, кто-то, кого она на самом деле прикончила?

Моя трость глухо стукала по каждой ступеньке, словно удары сбивающегося с ритма сердца.

– Ты иди вперед, поставь чайник. Я догоню.

– Молоко, два сахара, жду. – Улыбнулась, повернулась и поскакала вверх по ступеням, красные кеды исчезли на верхней площадке. Дверь квартиры загремела, когда ее открывали, а потом с грохотом захлопнулась.

Ффффух… Закрыл глаза. Прислонился лбом к стене.

О’кей, ей не очень понравится просто выйти из дела, ну а мне что прикажете делать, как, черт возьми, мне передвигаться по Олдкаслу, после того как я уложу миссис Керриган в мелкую могилку?

Может быть, кто-нибудь другой для этого подойдет?

Я снова стал взбираться по лестнице.

А это может сработать. Найти какого-нибудь забулдыгу, которого можно легко засунуть в тюрягу, и сделать так, чтобы нашлось достаточно улик, указывающих на него. Наркошу какого-нибудь или одного из ее дилеров?

Или ее конкурента?

Это лучше. В это можно поверить.

Последний пролет – и последний этаж.

Надо взять несколько имен у Хитрюги и приготовить кое-какие улики – отпечатки пальцев на пистолете, немного ДНК, немного волокон. А еще лучше, если его обнаружат мертвым на месте преступления.

Улыбка растянула мне щеки, я вошел в квартиру и запер за собой дверь.

Стянул с себя куртку, оставил ее в спальне. Вытащил из карманов масло, лепешки и фасоль. Взял все это, не забыв про хлеб.

Элис будет счастлива, миссис Керриган мертва, а я не при делах.

Просто великолепно…

В коридоре кто-то кашлянул, и я застыл. Повернулся. Выругался.

Напротив моей комнаты стоял мужчина, маленькие розовые глазки пялились на меня. Френсис.

Кивнул:

– Инспектор.

Черт…

– Френсис.

Он ткнул пальцем в сторону гостиной:

– Вас ждут.

 

26

Я вошел в коридор, все еще прижимая к себе покупки, Френсис отступил в сторону, блокируя проход к двери.

Он был большой, должен был это признать. Широкие плечи. Мышцы перекатывались под кожаной курткой, и руки такие, без труда могли кому-нибудь лицо порвать. Ну, и репутация, вдобавок ко всему.

И я совершенно точно не простил ему вчерашний удар по почкам.

Кровь забурлила у меня в горле, успокаивая боль в ребрах и грудной клетке. Ничего нет лучше порции адреналина, чтобы притупить боль ноющих ссадин.

– Где Элис?

Он ухмыльнулся.

Я сделал шаг в его сторону…

Масляный голос из коридора, у меня из-за спины. Другая его половина, Джозеф.

– На самом деле, мистер Хендерсон, было бы в высшей мере глупо свести это все к одиозному кулачному поединку. Боюсь, что посчитал бы своим долгом вмешаться, а двое против одного не очень спортивно, вам так не кажется?

Вот ведь твою мать. И куда девается этот Боб, мать его, Строитель, когда он нужен? Сидит на своей нафаршированной заднице на краю кровати.

Не стал оборачиваться:

– Как вы сюда вошли?

– Достаточно будет отметить, что мой коллега Френсис весьма сведущ в сокровенных секретах кузнечного ремесла. А теперь мне бы очень хотелось уговорить вас присоединиться к нам в гостиной, ничего особенного, небольшой тет-а-тет.

А Френсис даже глазом не моргнул.

Одного я сделаю. А двоих? Зажмут в узком коридоре.

Как будто снова в тюряге оказался. В ловушке. Заблокирован. И жду, когда пара горилл миссис Керриган начнет выбивать из меня дерьмо.

Вообще-то… рисковать не стоит. Особенно когда Элис рядом.

Наклонил голову к левому плечу, потом к правому. Поймал устремленный на меня взгляд Френсиса, повернулся к нему спиной.

Джозеф кивнул:

– Прекрасное решение, мистер Хендерсон. А теперь не могли бы вы…

– Давайте-ка один момент проясним. Если вы только пальцем к ней прикоснетесь, я лично вам все пальцы переломаю. И заставлю их съесть.

– К ней? – Нахмурился. Потом снова расплылся в улыбке. – А-а, я понял! Добрый доктор. Не стоит беспокоиться, мистер Хендерсон, насколько мне известно, она в полной безопасности. Ну, возможно, не совсем в полной. К большому нашему сожалению, ее пришлось немного присмирить, поскольку она вела себя очень беспокойно.

Френсис у меня за спиной хмыкнул:

– Пришлось ее слегка отшлепать. Научить хорошим…

Я двинул его локтем в грудь. Уронил на пол хлеб, масло и картофельные лепешки. Изогнулся влево и изо всей силы врезал ему в морду банкой с фасолью, весь свой вес вложил в удар. Раздался хруст. Его голова откинулась назад, рот раскрылся, капли крови в свете одинокой лампочки засверкали, как драгоценные камни.

Два.

Три.

А вот и Джозеф, голова вниз, летит вперед. Руками работает, как будто стометровку бежит.

Тут без вариантов, не увернешься.

Тут уж я сам вперед рванул, наклонился вправо, пропустил его голову под левую руку. Обхватил шею рукой, его плечо врезалось мне в грудную клетку. Сжал покрепче. Присел на корточки. Шлепнулся задницей на пол, Джозефа перекинуло вверх, через меня, голова зажата у меня под мышкой, задыхается и хрипит. Даже лампочка закачалась.

Бац, врезался во Френсиса, я его отпустил. Встал на ноги. Перенес вес на правую ступню. Резкая боль. Но левая высвободилась, врезал ей Джозефу в морду. Один, два, три раза.

Хрип.

Эти двое сплелись в бесформенную массу из рук и ног, Френсис пытался выбраться из-под придавившего его тела.

Джозеф высвободил руки, схватился ими за залитое кровью лицо. Я ждать не стал, ударил в горло. Потом в ключицу. В грудную клетку. Готов.

У него глаза вылезли из орбит, стал с визгом хватать воздух широко раскрытым ртом.

Френсис сбросил с себя Джозефа. Встал на колени. По подбородку текла кровь, капала на пол.

Я схватил его за рыжий конский хвост, мое колено врезалось ему в нос. Хруст. Струя крови. Повторил в правый глаз. А потом банкой с фасолью по темени, оторвав лоскут кожи. И еще один раз, на всякий случай…

Звук у меня за спиной. Темный металлический щелк.

Ах ты…

По коридору растекся холодный ирландский акцент:

– Ну и что, закончил воспитательные мероприятия или тебе пулю в твой Гарри Глиттер организовать?

Я отпустил хвост Френсиса, он сполз по стене. Губы пускали неоново-красные пузыри, плечи обвисли, из рваной раны на голове сочилась кровь. Джозеф булькал и задыхался, хватаясь руками за горло, как будто пытаясь впихнуть в себя глоток воздуха.

Я повернулся, руки держал на виду, чтобы все было просто и понятно.

Миссис Керриган улыбнулась мне маленькими острыми зубками. Черный костюм, серая шелковая блузка, застегнутая на все пуговицы, маленькое золотое распятие на цепочке. Волосы почти совсем седые, только на концах едва проглядывает рыжина, собраны в пучок на затылке. В руке самозарядный пистолет, металл черный, как опухоль на фоне ярко-желтых резиновых кухонных перчаток. Направила ствол мне в промежность:

– Так ты как, будешь хорошим мальчиком или споешь сопрано?

– Что тебе надо?

Кривая улыбка в ответ:

– А ты счастливчик, мистер Хендерсон. Есть у меня к тебе одно небольшое предложение, как уменьшить ту сумму, которую ты должен мистеру Инглису.

– Никому я ничего не должен.

Хохотнула, очень похоже на лай:

– Только тупить не надо. Тридцать две штуки.

Я сжал в руке банку с фасолью:

– Пошла к черту.

– Кто, я? Добрая девочка-католичка, мистер Хендерсон? Я так не думаю. Как тебе кажется, для чего вероисповедание изобрели? – Дуло пистолета поднялось и уставилось мне в грудь. – А теперь оставь в покое ребят и пойдем в гостиную поговорим. Обсудим все, как цивилизованные взрослые люди.

– А если не пойду?

Валявшийся у моих ног Джозеф затих, его дыхание перестало походить на попытку вдохнуть в себя шар от боулинга.

Пожала плечами:

– Ну и ладно. Тащи тридцать две косых, и разойдемся миром.

– Ты моего брата убила! – Расправил плечи и шагнул вперед.

Дуло пистолета снова поднялось, на этот раз на уровень моего лба.

– Как ты думаешь, что мне может помешать прострелить тебе голову? А потом немного позабавиться с твоей девчонкой-доктором?

Не двигайся. Даже не моргай. Не дай ей понять, что она нашла твое слабое место.

– А может быть, не убивать ее, а? Просто засадить тебе пулю в брюхо, оттащить в спальню, чтобы ты мог наблюдать за тем, как я ее свяжу и отымею сзади? Как тебе это нравится? Готова поспорить, ты это оценишь, старый развратник. – От улыбки повеяло холодом. – Только я буду пользоваться беспроводной дрелью с тридцатисантиметровым сверлом. Она, конечно, будет извиваться и вопить, только грязи будет больше.

Даже не дергайся.

– Ааагхх… – Джозеф перевалился на живот, кашляя и отплевываясь. Хрипло и отрывисто задышал. Забрызгал пол кровью и слюнями.

– Ублюдок…

Миссис Керриган закатила глаза:

– На пользу тебе пойдет, а то совсем обленился. Мистер Хендерсон вам обоим услугу оказал.

Закашлял еще сильнее. Выплюнул сгусток розовой пены:

– Чуть не убил меня…

– Повезло тебе, парень. – Вошла в гостиную и направила на меня пистолет. – Давай.

Я бросил банку с фасолью на пол, пошел следом за ней. Остановился. Выругался.

Посреди комнаты на одном из складных стульев сидел Хитрюга, окруженный кусками разорванного надувного матраса. На нем не было ничего, кроме трусов, он дрожал – по всей видимости, не от холода. Кольца клейкой ленты притягивали его руки и ноги к стулу. Широкая полоса этой же ленты шла поперек груди. Нос разбит в лепешку, пятна темной крови на куске ленты, которой залеплен рот. Еще в ней была прорезана маленькая щель, сквозь которую доносились сиплые судорожные вздохи. Из раны на лбу сочилась кровь. На груди толстые красные рубцы. Синяки на лице, шее и плечах.

Два пальца на левой руке неестественно вывернуты. В бедрах собрались лужицы крови.

Вот сука.

Оружие. Хватаешь пистолет и разносишь ей череп на куски. А если будет…

– Тихо, тихо, не нервничай. Давай не будем превращать обычную пытку в массовое убийство. – Мотнула пистолетом на открытую дверь кухни.

Элис было едва видно. Она сидела на полу, спиной к дверце шкафа, руки вытянуты вперед, запястья замотаны клейкой лентой. Куском этой же ленты залеплен рот. Глаза широко раскрыты и налиты кровью. Дрожала. Подошвы «конверсов» выпачканы в чем-то грязно-коричневом и красном, как будто шла по крови…

Миссис Керриган ухмыльнулась:

– Прямо удар по яйцам, тебе так не кажется?

Из коридора донесся кашель, затем в комнату ввалился Джозеф, потиравший рукой горло. Левый глаз заплыл, рот в крови, кровь на рукаве куртки. Вместо голоса едва различимый хрип.

– Мистер Хендерсон, было бы весьма желательно, если бы вы смогли положить руки на затылок и встать на колени. Любая попытка невыполнения данного приказа будет иметь самые неприятные последствия для доктора Макдональд и детектива-инспектора Морроу.

Миссис Керриган вздернула пистолет, Элис вздрогнула.

– Пять. Четыре. Три. Для меня нет никакой разницы. Два…

Положил руки на голову, скрипя суставами. Встал на колени. Молчал как рыба.

– Ну вот и все. Мы снова друзья. – Отдала пистолет Джозефу. – Если мистер Хендерсон дернется, сделай ему дырку в другой ноге, а потом провентилируй его подружку. – Половицы скрипнули под подошвами ботинок миссис Керриган, она пересекла комнату и остановилась рядом с Хитрюгой. Положила руки в резиновых перчатках ему на плечи. – Напрягов не люблю, но, с другой стороны, учить надо уму-разуму. Ты что думал, я не замечу, что какой-то парень обо мне расспрашивает? Про мой дом, про мои передвижения? Что у меня за охрана? Про собак? – Прикоснулась губами к его уху. – Боже мой, ах ты боже мой.

В ответ донесся слабый стон из разреза в клейкой ленте.

– Ну и что, поболтали немного с этим засранцем, которого ты за мной шпионить послал. Он, я и Мистер Паяльник. – Схватила Хитрюгу за плечи, острые кончики пальцев в желтой резине вцепились в покрытую синяками кожу. – Ты что думал, круче тебя никого не найдется? Вот так вот просто возьмешь и уйдешь?

Так, все тихо-спокойно. Все под контролем.

– Ладно, все так и было. Отпусти их.

– Да я вообще-то и не начинала. – Выпрямилась, похлопала Хитрюгу по синей щеке. – Вы думаете, если парень вот так вот сидит, к стулу привязанный, то потом ему ухо просто отрежут, и все. Это классика. Что до меня, то все дело в глазах. Понятия не имею почему. Кому-то пальцы нравятся на руках. Кому-то на ногах. А кому-то паяльник к члену. Но на этой неделе у нас – глаза.

Встала напротив него. Взяла в руки его голову.

– Левый или правый?.. – Оглянулась на меня через плечо. – Как выдумаете, мистер Хендерсон?

Хитрюга застонал, из ноздрей расплющенного носа захлопали кровавые пузырьки.

– Ннннгххх… – Зажмурился.

– Оставь его, или Богом клянусь…

Что-то твердое и холодное уперлось мне в затылок. Потом послышался легкий металлический щелчок затвора. Джозеф кашлянул пару раз, но это не помогло его голосу.

– Смею вас уверить, мистер Хендерсон, что ваше молчание в данный момент будет выгодно всем заинтересованным участникам. – Миссис Керриган моргнула. – Забавно, что ты Бога поминаешь… Как там говорится в Евангелии? И если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось его от себя, лучше тебе с одним глазом войти… кхм… в жизнь, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную. – Провела большим пальцем по щеке Хитрюги. Вдавила желтую резину ему в глазницу. – Да будет это во имя младенца Иисуса…

Из-под клейкой ленты донесся вопль Хитрюги.

 

27

Левая нога Хитрюги перестала дергаться. Плечи обвисли. Голова упала на грудь.

Миссис Керриган бросила что-то на пол, потом наступила на это ногой. Подвигала носком ботинка туда-сюда, как будто тушила сигарету.

– Вот и все. Поговорим о предложении, которое я собиралась тебе сделать?

Элис на кухне неподвижна, глаза вытаращенные.

Я помолчал, потянул время. Откашлялся.

– Надо бы его в больницу отвезти.

– Есть один джентльмен, знакомый мистера Инглиса, о котором нужно позаботиться. Работа для тебя. Позаботься о нем, и четыре тысячи с тебя спишут.

– Он в шоке, умереть может.

– Подумай, четыре штуки минус, останется двадцать восемь. И теплое приятное чувство, что оказываешь услугу мистеру Инглису. Все, что тебе нужно сделать, это всего лишь доставить труп грязного обманщика на склад бакалейных товаров в Белхейвен-лейн, сегодня в девять вечера. И никого не интересует, как ты это сделаешь, главное, чтобы дело было сделано.

– Просто позвоните в «скорую» и…

– Ты, конечно, думаешь: «Какого хера я должен убивать кого-то, кого я совсем не знаю? Что он мне сделал?» Поэтому я могу предложить тебе небольшой стимул. – Она сжала губы и наклонила голову к плечу. – А что, если мы возьмем кого-нибудь в заложники? Как вам это нравится, мистер Хендерсон? Достаточный стимул?

Я просто посмотрел на нее.

– Я конечно же не могу взять твою подругу-докторшу, иначе твой монитор на ноге отключится. – Улыбнулась. – Уверяю тебя, что в любой момент могу отрубить мисс Макдональд ступню, и ты будешь таскать ее трекер с собой. Как тебе это нравится? Освободишься от своего ядра на цепи. – Она замолчала, немного подождала. – Давай, мистер Хендерсон, двоих дочерей ты уже похоронил, что для тебя еще одна мертвая девочка? Ты уже, наверное, привык.

Даже не моргай.

– Нет? В таком случае нам придется взять с собой твоего друга, детектива-инспектора Морроу. Посмотрим, как он с этим справится. Немного грязновато, но ничего, мы дно багажника пластиковой пленкой застелили.

Провела окровавленным пальцем по шее Хитрюги.

– Да, и на случай, если ты вздумаешь позвонить своим любезным друзьям, чтобы пришли арестовать нас, – криминальный отдел Олдкасла мой. Если до меня хоть запашок донесется, вот этот вот Жирный Мальчишка через беконорезку пройдет. Нам все понятно?

– Ему врач нужен.

– Нам всем что-то нужно, мистер Хендерсон. В настоящий момент доктору Макдональд нужен каждый из ее пальцев. Но ведь все меняется, не так ли? – Миссис Керриган оглянулась. – Джозеф, пассатижи у нас есть?

– Почти уверен, что у моего коллеги имеется набор инструментов. Хотите, чтобы я их принес?

– Ну так как, мистер Хендерсон? С какого пальца начнем, с указательного или с мизинца?

Элис застонала, завозила ногами по кухонному полу, вжимаясь спиной в дверцу шкафа. Куда тут сбежишь.

У меня во рту язык превратился в песок. Со второй попытки слова вылетели наружу:

– Кому нужно умереть?

* * *

– …ха, ха! Блистааааательно. Итак, у нас еще один прикоооооольный звонок, сразу после новостей Найджела и путешествий Пола, но сначала информация для тех, кто помогал сегодня в поисках маленького Чарли Пирса… – Оркестровый проигрыш, потом электрогитара.

Я провел рукой по пассажирскому окну «ягуара», оставив след на запотевшем стекле.

– Мы должны слушать этого придурка?

Большая часть Джура-роу скрывалась за высокими каменными стенами. Шикарные особняки с гравийными подъездными дорожками и высокими автоматическими воротами. Стоявшие взаперти крутые тачки, стоившие больше, чем дом для семьи. Лет пятнадцать назад «ягуар» смотрелся здесь совершенно естественно, но сейчас, рядом с коллекцией «феррари», «астон-мартинов» и «лексусов», он выглядел потрепанным старикашкой. Усталый, сдувшийся и ничей. Что и стало причиной того, что именно он должен быть угнан в первую очередь.

Уличные фонари создавали на мокрых тротуарах сверкающие озерца. Дождь прекратился, под оловянным небом было тихо и сыро. В ожидании восхода солнца.

Элис поерзала, посмотрела в зеркало заднего вида. Уставилась на Боба-Строителя, приютившегося на заднем сиденье. Он просто сидел там, улыбался пришитой улыбкой, держал в руке желтый гаечный ключ.

– Не пойму, почему он должен там сидеть… – Слова звучали неразборчиво из-за распухшей нижней губы. Кожа рассечена, рана запеклась засохшей кровью. Френсису очень повезло, что я ему голову не проломил. В следующий раз обязательно это сделаю.

Она протянула руку и отвернула зеркало в сторону. Чтобы Боб не смотрел.

– Мне не нравится, как он на меня смотрит. Жутко становится. Нельзя его в багажник положить?

– Ты же не кладешь в багажник талисман.

Резкий женский голос прервал гитарное соло. Я выключил радио. Посмотрел на двухметровые железные ворота, закрывавшие двенадцатый номер от дороги.

Элис кашлянула.

– Может быть, поговорим о том, что миссис Керриган…

– Не о чем здесь говорить. Если мы этого не сделаем, она убьет Хитрюгу. И сказке конец.

– Пожалуйста. – Лежавшие на коленях пальцы дрожали. Сунула руки под мышки. Пыталась дрожь унять. – Мы… я никого не смогу убить.

– Тебе и не надо, это моя работа. – В кармане зазвонил мобильник. Я вытащил его, нажал на зеленую кнопку. – Да?

Джейкобсон, шмыгнул носом:

– Где вас черти носят?

Великолепно. Просто… великолепно.

Пора бросить ему сочный кусочек.

– Проверяли пару наводок. Надо послать кого-нибудь в бургер-бар Плохого Билла с фотографиями Клэр Янг и Джессики Макфи. Он паркуется рядом с супермаркетом в Каузкиллине. Последнее, что ела Клэр, была еда оттуда.

– Ты уверен?

– Это называется «Двойной Ублюдочный Убийца с Беконом», другими словами, двойной чизбургер с кусочками жареного бекона. Другого столь же чокнутого, кто бы стал такое готовить, больше нет.

В трубке раздался шорох, потом приглушенный голос Джейкобсона:

– Купер, тащи сюда свою задницу. Работа для тебя есть.

Приглушенное бормотание, расслышать невозможно – говорили очень тихо. Скорее всего, Купер получал инструкции.

Элис дернула меня за рукав:

– Нужно ему сказать.

– Ты серьезно?

– Нам нужна помощь!

Снова Джейкобсон:

– Отличная работа, Эш, я восхищен. Инициатива – мне это нравится.

Ну и славно.

– И еще я бы хотел поговорить с теми, кто жил рядом с Джессикой Макфи. Это займет какое-то время, но, думаю, попробовать стоит. И если еще останется время, надо будет ее коллег потрясти.

– Не думаю, со свидетелями любой констебль сможет поговорить. Наша группа должна заниматься аналитической оценкой, мыслить нестандартно и применять знания на практике.

– Ага. А еще мы устанавливаем связи. Собираем информацию. Трясем людей. Расшевеливаем их воспоминания. Если кто-то имеет доступ к больничным наркотическим средствам или медицинским картам пациентов, он в сфере нашего внимания.

Молчание.

Я снова провел рукой по стеклу, заставив его заплакать. Слезы конденсата потекли на резиновую кромку.

Над входной дверью двенадцатого номера загорелся свет.

С другого конца линии донесся вздох.

– Хорошо. Но я хочу, чтобы оперативные сведения предоставлялись регулярно, и жду вас обоих сегодня в семь вечера с докладом на сборе команды. И, пока не забыл, мне нужно поговорить с доктором Макдональд. Она с тобой, я полагаю?

А где ей еще быть? Я ткнул пальцем в кнопку спикерфона и протянул мобильник Элис:

– Хочет с тобой поговорить.

– Доктор Макдональд? – Голос Джейкобсона эхом разнесся по старому «ягуару». – Я получил еще один звонок от детектива-суперинтенданта Найта и Несс. Они хотят знать, почему вы до сих пор не встретились с доктором Дочерти.

Элис облизнула ссадину на губе, отчего та снова закровоточила. Откашлялась.

– Это было…

– Пусть он боль в заднице, но они сделали официальный запрос относительно вашего вклада в расследование. Они проверяют нашу команду, и я никому не позволю нас подвести. Так что будьте столь любезны, идите и сотрудничайте.

Ее нижняя губа задрожала. Она судорожно выдохнула:

– Да, детектив-суперинтендант. – Голос безжизненный и тихий.

– И если у вас есть какие-то потрясающие достижения, мне сначала скажите, о’кей? Не болтайте об этом повсюду, как пьяный тинейджер.

Я кивнул на телефонную трубку и сжал другую руку в кулак, немедленно ответивший мне пронзительной болью.

Она покачала головой:

– Да, детектив-суперинтендант.

Вот ведь маленький волосатый урод.

Щелкнул кнопкой спикерфона, прежде чем он смог сказать еще какую-нибудь гадость, и снова поднес мобильник к уху:

– Как у нас дела с Сабиром? Он уже поработал с центральной базой данных?

– А вот ты позвони ему и выясни. Веришь или нет, Эш, но моя работа – руководить группой, а не мотаться у тебя на посылках. Я уже начинаю думать, что ты почти нормальный офицер полиции, не разочаровывай меня. – Потом щелк, и связь прервалась.

Я сунул мобильник обратно в карман:

– Не обращай на него внимания, он обычный задрот.

Входная дверь номера двенадцать распахнулась, из нее вышел большой мужчина. Высокий, широкоплечий, волосы зачесаны назад, черное пальто, темно-серый костюм, лимонного цвета рубашка и галстук в полоску. Нос крючком, лоб высокий. Выглядел весьма солидно. Я сверился с фотографией, которую миссис Керриган оставила на каминной полке. Имя – ПОЛ МЭНСОН – выведено шариковой ручкой печатными буквами на обратной стороне фотографии вместе с домашним адресом и номером мобильного телефона. Точно он.

Рядом с Мэнсоном возникла женщина, протянула ему портфель, потом встала на цыпочки и чмокнула его в щеку. Потом появился маленький мальчик в синем с золотом блейзере школы Маршала. Мэнсон протянул руку, потрепал его по волосам. Потом повернулся и потопал вниз по ступенькам к «порше», припаркованному на гравийной подъездной дорожке.

– Ты только погляди на них. Прямо как с рекламы зубной пасты.

Мэнсон влез в машину, и та заворчала, как сердитый ротвейлер. Наверное, у него был пульт дистанционный, потому что ворота сразу же щелкнули и распахнулись.

Элис облизала губы:

– Я… не думаю, что смогу…

– Слышала, что сказала миссис Керриган, – он бухгалтер мафии. И вот это все – дом, одежда, частная школа, – все это оплачивается наркотиками, проституцией, вымогательством, избиениями и убийствами. А этот ублюдок просто смазка, которая помогает колесам крутиться.

– Но это не значит, что он должен умереть.

– Или он, или Хитрюга. Заводи машину.

* * *

– Так, отлично, притормози немного, пропусти вперед еще одну.

Элис притормозила перед развязкой, немного подождала, потом снова скользнула в поток машин.

– Ну вот, у тебя очень естественно выходит.

Справа вдоль дороги река, вроде узкой бетонной ленты. Слева – викторианские особнячки, расставленные строгим геометрическим узором. Престижные офисы с солидными названиями терлись плечами с единственным в Олдкасле пятизвездочным отелем.

Ехавший впереди Мэнсон свернул налево, к Вайнд.

Элис поехала вслед за ним. Держалась на расстоянии. Не газовала, на хвост не липла. В общем, все делала как надо.

Облизала губы:

– Эш, нам надо поговорить о…

– Следи за машиной. Так, следующий поворот направо.

Свернула в переулок, застроенный с обеих сторон особняками из песчаника. Только на этот раз колонны были из мрамора или из гранита. «Порше» припарковался у обочины.

– Теперь проезжаешь мимо него и сворачиваешь налево.

– Но…

– Ты ведешь машину, а Мэнсон – моя забота.

Я повернул зеркало заднего вида и стал наблюдать за тем, как он вылезает из машины и идет к стоявшему напротив зданию, как поднимался по ступенькам. «Ягуар» сделал поворот, и Мэнсон исчез из поля зрения.

Я похлопал по приборной доске:

– Здесь припаркуйся.

Элис так и сделала, уткнулась в бордюр прямо под облетевшей рябиной. Выдохнула. Закрыла глаза и склонилась над рулем.

– Все отлично сделала. – Я наклонился и потер ей спину. – Горжусь тобой.

– Мерзко себя чувствую. Пульс зашкаливает, голова кружится. Тошнит. Желудок крутит. – Закрыла глаза. – И все время перед глазами стоит, как он корчится, трясется, кровью истекает, а она указательным пальцем…

– Ты ничем не могла помочь.

– И глаз… – Ее передернуло, провела рукой по лицу. У тридцати процентов людей, ставших свидетелями травматического случая, развивается посттравматическое стрессовое расстройство.

Я расстегнул ремень безопасности, вытянул больную ногу:

– Ты – судебный психолог, наверное, хуже этого видела, гораздо хуже…

– Но не в реальной жизни! На фотографиях, на вскрытиях, на местах преступлений. Но никогда вот так вот… на самом деле. – Глубоко вздохнула, вздрогнула еще раз. – Тебе, Элис, нужна смещенная активность, ты все время должна быть чем-то занята. Ты постоянно помогаешь людям в подобных ситуациях – вот и отнесись к себе, как к еще одному пациенту. А если это слишком мрачно, чтобы еще раз рассмотреть, то дистанцируйся от этого, пусть этим займется твое подсознание. – Нахмурилась. – Еще можно попробовать поиграть в жестокие видеоигры. Или это работает только до события? Не знаю, Элис, нужно посмотреть в Интернете… – Взглянула на меня, моргнула. – Что?

– Ты сама с собой разговариваешь.

Уставилась на пальцы рук, сплетенные на коленях:

– Не хочу в квартиру возвращаться. Не смогу оставаться там. После этого… – Слезы заблестели в уголках глаз.

Я еще раз потер ей спину:

– Все в порядке. Я что-нибудь придумаю. Снимем номер в гостинице или квартиру на несколько дней.

Слабая болезненная улыбка.

– Расскажи мне что-нибудь о Потрошителе.

– Его сейчас по-другому называют.

– Нет, что-нибудь из самого начала расследования.

– Хорошо. – Я выбрался в темноту, оперся на трость. – Давным-давно, не знаю где, жил-поживал добрый молодец, и звали его Гарет Мартин. Детство у него было не из самых приятных, и добрую его часть ему довелось провести в местной психиатрической клинике. А как-то раз он даже поджег магазин в Логансферри. – Хлопнула дверь машины. – Мне, черт возьми, кажется, что так и было на самом деле.

Элис вылезла с другой стороны. Пикнула замками:

– А если кто-нибудь номера заметил?

Луч света прорезал низкие облака, и солнце ушло за горизонт, оставив на сером золотисто-розовый шрам.

– Как ты думаешь, почему я свинтил машину от дома каких-то стариков? Они неделями не будут замечать, что машина куда-то пропала. А потом, скорее всего, подумают, что забыли ее там, где припарковали. – Я прохромал мимо, направляясь к улице, с которой мы свернули. – Четыре недели спустя после того, как была найдена Рут Лафлин, Гарет заявился в полицейский участок на Григсон-лейн, весь в крови, положил на стойку пластикового пупса и стал угрожать дежурному кухонным ножом.

Мы повернули за угол на Ааронович-лейн. По обеим сторонам улицы блестели латунные таблички. Адвокат. Бухгалтер. Биржевой брокер. Адвокат. Адвокат. PR-агентство. Адвокат. И потом дом, в который зашел Мэнсон, номер тридцать семь. «ДЭЙВИС, ВЕЛЛМАН и МЭНСОН *** ДИПЛОМИРОВАННЫЕ БУХГАЛТЕРЫ».

В раннем утреннем солнце блестели мраморные ступени, ведущие к черной деревянной двери с латунным дверным молотком, приделанном прямо посредине.

Преступление явно себя оправдывало.

– Гарет признался в четырех убийствах и в трех похищениях. Сказал, что сделал это потому, что его бабушка, когда ему было пять лет, мыла ему гениталии хлоркой и каустической содой.

Элис остановилась у ступенек:

– Бедный мальчик…

– Да хрень это все конечно же, прочитал в каком-нибудь криминальном романе.

– О-о. – Посмотрела на окна дома. – Убивать Мэнсона глупо.

– А у нас есть другой выбор? Это…

– Я совсем другое имею в виду. – Посмотрела на меня. – Если мы убьем его сейчас, что мы будем с ним делать? Мотаться по городу с трупом в багажнике, пока не наступит время передачи, в смысле, мы в краденой машине, кто-то может заметить, или нас остановят, обыщут и труп найдут?

– А кто говорит, что нам нужно мотаться по городу?

– Спрятаться мы нигде не сможем, у нас на лодыжках GPS-локаторы нацеплены, и если мы не поедем поговорить с коллегами Джессики Макфи, как мы обещали детективу-суперинтенданту Джейкобсону, он все узнает. Придет и схватит нас, а у нас труп в багажнике, и нас арестуют, и остаток своей жизни я проведу в тюрьме…

– Поэтому мы и не делаем это прямо сейчас. – Я пошел по дорожке мимо дома бухгалтеров. – Если будем долго стоять напротив дома, нас заметят. – Резко свернул налево и похромал через дорогу.

– Ладно, прости… – Побежала меня догонять. Запрыгала рядом, шаркая маленькими красными кедами по мокрому тротуару. – Но если мы…

– Никто нас не поймает. Притворимся, что ничего не происходит. Поговорим с соседями по квартире Джессики Макфи, встретимся с придурком Фредом Дочерти, прогуляемся где-нибудь. Никаких вопросов, мы все это сделаем. Вернемся к окончанию рабочего дня и схватим Мэнсона по дороге домой. – Я остановился рядом с «порше», кряхтя, встал на колено, как будто завязывал шнурок на ботинке.

На маленьком треугольном окошке у водительской двери желтый стикер. «БЕЗОПАСНОСТЬ ДАННОГО ТРАНСПОРТНОГО СРЕДСТВА ОСУЩЕСТВЛЯЕТСЯ С ПОМОЩЬЮ 24/7 GPS-ТРЕКИНГА». Скопировал название фирмы – «ТРАНСПОРТНАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ СПАРАНЕТ» – в блокнот, вместе с номером телефона и регистрационным номером тачки.

Пора двигаться.

Протянул руку, Элис помогла мне встать, снова пошли рядом по тротуару.

Она оглянулась на дом бухгалтеров:

– Так что случилось?

– С Гаретом? Оказалось, что он проник в зоопарк в Монтгомери Парк, вспорол у овцы брюхо и засунул внутрь куклу. Из-за этого и был весь в крови. И признание его было такой же хренью, как и история про мытье с хлоркой.

В конце улицы мы свернули направо.

– Каждый год в штаб-квартире полиции объявляются два-три человека, заявляющих, что именно они и являются Потрошителем. А пройдет год, и они снова нарисуются и заявят, что они Дэйв-Сделай Сам, или Блэкволлский Насильник, или Джонни-Мизинчик.

– А он продолжает еще в чем-нибудь сознаваться?

– Его лебединой песней было признание в изнасиловании с убийством. Муж жертвы выяснил, где Гарет жил, заявился к нему, не стал обращать внимания на то, что тот сидел на антидепрессантах, и забил его до смерти крикетной битой. Получил восемь лет, ограниченная вменяемость.

Снова свернули направо, пошли к краденому «ягуару». Элис взяла меня под руку. Крепко схватилась, как будто ее течением куда-то уносило.

– Как думаешь, с Дэвидом все будет в порядке?

Нет. Но я все-таки выжал из себя улыбку, сжал ей руку:

– С ним все будет в порядке. Верь мне. Хитрюга не такой тюфяк, каким выглядит. Мы его вернем.

Или то, что от него останется.

 

28

Элис втянула голову в плечи, повернулась спиной к ветру. Каштановые кудри развевались над головой, как разъяренные змеи.

– Но я, вообще-то, не голодна…

Визит-центр Старого замка был закрыт, зато забегаловка «У Грязного Ральфа» – покрытый грязью трейлер на четырех спущенных колесах – была на своем месте, в самом углу автомобильной стоянки. Лучше, чем совсем ничего. Да и кроме того, люди не только за жратву деньги отдают.

– А мне наплевать. – Протянул ей два завернутых в салфетки свертка и пластиковую бутылку с горячим сладким чаем. – Вот это ешь, а этим запивай.

– Но…

– Это не дискуссия. Давай, тебе нужно позавтракать. Будешь чувствовать себя лучше.

Надула щеки, выдохнула, взяла сэндвич. Развернула. Поморщилась. Откусила. Слегка улыбнулась:

– С чипсами.

– Вот видишь. – Я впился в сосиску с луком, стал жевать, и мы тем временем углублялись в руины.

Это было что-то вроде скопления разномастных остатков кирпичной кладки. Когда-то здесь находились кострище, ледяная пещера и лестница в никуда. И в самом дальнем конце – остатки того, что когда-то было трехэтажной башней. Вся эта неземная красота освещалась золотистым светом раннего утра и сверкала на фоне угольно-черного неба.

Устроились с подветренной стороны у стены с бойницами, отсюда открывался пристойный вид вниз, на Дандас Хаус, потом на реку и на Вайнд, где Пол Мэнсон в последний раз проводил свой рабочий день.

Элис покончила с сэндвичем и жареной картошкой, отвинтила крышку на бутылке с чаем, отхлебнула, горячий пар унесло ветром. Прислонилась к стене. Уставилась на свои маленькие красные башмаки:

– Мне страшно…

Маленький прозрачный пластиковый пакетик, который продал мне Грязный Ральф, почти ничего не весил. Лежал у меня на ладони, как будто там вообще ничего не было. Протянул ей:

– Вот, возьми.

Удивленно посмотрела:

– Таблетки?

– Ты сказала, что доктор Димвит, ну, из больницы, должен отправить Мэри Джордан в Абердин, пройти тест на МДМА.

Элис взяла крошечный пакетик с моей ладони, посмотрела на него. На самом дне лежали полдюжины розовых таблеток в форме сердечка.

– Ты купил мне экстези?

– Ну, понимаешь, это для того… ну, чтобы ты немного отвлеклась.

Улыбнулась. Протянула мне руку и крепко сжала:

– Никто никогда мне раньше не покупал жареную картошку с наркотиками. – Сунула таблетки в карман. – Нам надо поговорить о Дэвиде.

– Говорю же тебе – с ним все будет в порядке.

Она развернула второй сэндвич, на этот раз с беконом:

– Я в том смысле, что совершенно бессмысленно убивать Пола Мэнсона, и если мы…

– Ты никого не убиваешь. Ты не виновата в том, что случилось. И если бы не эти чертовы мониторы на ноге, я бы сделал все, чтобы ты не имела к этому никакого отношения. – Над Беллоуз парили чайки, ныряя и снова взмывая вверх над стенами старого санатория, а потом плавно дрейфовали на свой остров посредине реки. – Но сейчас мы ничего с этим не можем сделать.

Она зябко поежилась:

– Если бы не эти мониторы, миссис Керриган взяла бы меня в заложники вместо Дэвида.

Не такие они плохие, в конце концов.

Элис пристально посмотрела на меня:

– Ты всегда знал, что этим все кончится, так ведь? Вот почему говорил со мной о том, чтобы сбежать в Австралию… – Ее глаза наполнились слезами. – Я должна была догадаться, так ведь? В смысле, что еще должно случиться?

– Прости меня.

Ветер забросил волосы ей на лицо, она отбросила их обратно, замотав в жгут одной рукой:

– Мы могли бы… Я не знаю. Мы можем что-нибудь сделать?

– Чтобы жить счастливо до глубокой старости?

– Пожалуйста?

Вдалеке малышка карабкалась на кучу кирпичей. Молодая женщина в мохнатом джемпере, оступаясь, взбиралась вслед за ней.

– Не ходи так далеко, Кэтрин, ради твоей мамочки веди себя хорошо!

Я прислонился к крепостной стене, закрыл глаза:

– Она хочет, чтобы Мэнсон был мертв, и если я не доставлю его, она убьет Хитрюгу. А что потом? Что, если она захочет причинить вред тебе?

– Совсем не важно, является ли он бухгалтером мафии или нет, мы не можем…

– Да понимаю я, слышишь? Понимаю. – В груди возникла какая-то тяжесть, ломавшая меня и прижимавшая к земле. – Если я это сделаю, она навсегда свяжет меня с убийством. И совсем не важно, сколько денег я ей выплачу, из ее кармана я уже никогда не выберусь. Я стану ее собственностью.

– И что тогда мы…

– Ешь бекон.

* * *

– Я всего на минуту… – Элис расстегнула ремень безопасности и выбралась в ветреное утро, оставив меня сидеть на пассажирском кресле. Аварийные сигналы «сузуки» мигали, два колеса на тротуаре, остальные на двойной желтой у маленького магазинчика на Джонз-лейн. «ДЖАСТИНЗ ДВАДЦАТЬ-ЧЕТЫРЕ-СЕМЬ *** ЛИЦЕНЗИРОВАННАЯ БАКАЛЕЙНАЯ ТОРГОВЛЯ *** КУПИТЕ ВСЕ ЧТО ВАМ НУЖНО».

Краденый «ягуар» был спрятан на старой многоярусной парковке на Флойд-стрит, рядом с торговым центром «Толлгейт». В котором не было камер слежения. Где он и будет находиться до того времени, когда нужно будет забирать Пола Мэнсона.

Включил радио, динамики заполнила Кейт Буш, возжелавшая заключить сделку с Господом.

Было бы это так легко.

На тротуаре рядом с магазинчиком стенд с газетной рекламой. «ПРОДОЛЖАЮТСЯ ПОИСКИ ПРОПАВШЕГО ПЯТИЛЕТНЕГО МАЛЬЧИКА». На другом – «В ЭТУ ПЯТНИЦУ ДЖЕКПОТ-ЕВРОМИЛЛИОН: 89 000 000 ФУНТОВ». И на третьем – «ПОТРОШИТЕЛЬ ПОХИТИЛ АКУШЕРКУ – ЭКСКЛЮЗИВНЫЙ МАТЕРИАЛ!» Рекламные листовки на окнах – уроки французского, пропавшие коты и велосипед б/у на продажу.

Нормально так.

Никого к стулу не привязывают, не пытают, ни у кого глаза из орбит не вылезают.

Никого не суют в багажник краденого «ягуара», не отвозят за город в лесок и не убивают.

С заднего сиденья мне улыбнулся Боб-Строитель.

Есть у меня какой-нибудь выбор?

– А это была малышка Кэти Буууууш, раздирающая эти самые облака для своего любимого старого папочки. Ну, и еще немного после половины девятого, и вы знаете, что это значит… – Клаксоны, хрюканье, на заднем плане хор поет «Аллилуйя». – И еще один пооооо-тряяяяяясающий звонок в нашу студию!

Придурок.

Вырубил Великолепного Стива, набрал на телефоне номер Сабира. Стал ждать. Мобильник звонил. Звонил. И звонил.

Когда Сабир наконец ответил, голос у него был, как будто только что марафон пробежал: задыхался, хрипел и сопел.

– Какого черта, мать твою, тебе нужно?

– Как дела с информацией из центральной базы данных?

– Еще девяти нет! Я в кровати еще!

– В кровати? А чего дышишь так тяжело? – Ох… – Ладно, ничего. Так что там с информацией из базы данных полиции?

– Ты что, шутки шутишь? Я еще не…

– Было бы так важно для тебя, ты бы на телефон не отвечал. Что нашел?

– Раньше ты не был таким уродом, мне как-то так кажется. – Шуршание. Потом стон. Потом как будто трубку рукой прикрыли, голос приглушенный.

– Прости, пожалуйста. Вот это возьми. – Снова шуршание. Стук. – Твоя мамочка тебе привет передает, между прочим.

– Она все еще мертва, Сабир.

– То-то я и думаю, чего это она совсем не двигается. – Снова какие-то стуки. – Твоя центральная база данных – полный отстой, того, кто ей занимается, следует отвести в укромное место и отшлепать хорошенько. Пришлось все прошерстить и переиндексировать. Знаешь, какая после такой работы боль в заднице?

– Пробил по ней телефонные номера?

– Конечно пробил. Пришлось базу взломать, но я это сделал.

Молчание.

– И?

– Больше шансов потрахаться втроем в пингвинятнике. Вообще ничего. Когда я инфу отсортировал, то адреса и имена сопоставил. Неудивительно, что восемь лет назад вы этого задрота не вычислили. Этот олух, который базу формировал, не смог бы сделать работу хуже, даже если бы очень постарался. Дерьмо вложил, дерьмо достал.

Дверь магазина открылась, вышла Элис с пакетом в руке, в другой руке шоколадный батончик.

– Думаешь, нарочно?

Сабир помолчал, почмокал.

– Не знаю. Но дерьмо полное.

– Постарайся выяснить, кто это сделал.

Элис забралась за руль, притащив за собой поток холодного воздуха:

– Прости. Заняло чуть больше времени, чем я предполагала. – Положила пакет на пол машины. В нем что-то звякнуло.

Я посмотрел назад. Сквозь тонкий пластик пакета просвечивала этикетка «Грауса».

– Как ты умудрилась купить бухло в половине девятого утра? Вообще-то, это даже незаконно.

Элис завела мотор:

– Могу быть очень убедительной, когда мне нужно.

На другом конце линии Сабир кашлянул.

– А сейчас, если ты не возражаешь, я еще твою мамулю не дотрахал.

* * *

Вывеска штаб-квартиры полиции больше не гласила «ПОЛИЦИЯ ОЛДКАСЛА», теперь там было написано «ПОЛИЦИЯ ШОТЛАНДИИ *** УПРАВЛЕНИЕ ОЛДКАСЛА». И герб заменили на какой-то безвкусный корпоративный Андреевский крест.

Жаль, что само здание не сменили. Громадный викторианский, красного кирпича прыщ портил песчаниковую кожу улицы – узкие окна, темные и в решетках, как будто в ожидании осады. Да ее и ждать не надо было, она уже была под окнами.

Стая репортеров и телевизионных групп моталась рядом с входной дверью, они курили и шутили, ждали, на кого можно было наброситься и разорвать в клочья. И попировать на костях.

Один посмотрел на нас, когда мы поднимались по ступеням, на шее здоровенный «Никон», в пальцах зажата маленькая сигара.

– Эй! Вы двое, к Потрошителю имеете отношение?

Я в ответ театрально пожал плечами:

– К нам в сарай кто-то влез, газонокосилку сперли.

– Жаль… – Сделал на всякий случай пару снимков, пошел ждать дальше.

Я придержал дверь, Элис проскользнула мимо меня в приемную, пакет побрякивал у ее бедра.

Черно-белая кафельная плитка делала комнату похожей на вокзальный туалет, а не на место, в котором сообщают о преступлении. По крайней мере, легко было убирать с пола кровь и блевотину…

Мужчина, худой, как ископаемый ящер, сидел за столом, скрытый громадным куском пуленепробиваемого стекла. На голове седые, коротко стриженные волосы, раза в два короче пышных черных бровей. Сержант Петерс – губы сжаты, глаза сощурены.

– Почему вы с заднего входа не вошли?

– Мне новый код не дали.

– Кхм. Задроты. – Кивнул Элис: – Пардон за мой французский, типа того. – Снова ко мне: – Хотите, чтобы мы кому-нибудь позвонили?

– Вообще-то, – Элис вышла вперед, – я здесь для того, чтобы встретиться с доктором Фредериком Дочерти, это доктор Макдональд, точнее, это я доктор Макдональд, а не он, я поняла, что можно было перепутать когда я это говорила, но вы можете называть меня Элис.

Петерс приподнял густую бровь:

– Хорошо… Как скажете. Что у вас, шеф?

– Архив.

Он шлепнул на стойку книгу регистрации посетителей:

– Ладно, расписывайтесь, я сделаю вам пропуск, код на входной двери – три-семь-девять-девять-один. И можете сказать этим уродам наверху, чтобы сами увольнялись с работы, если им не нравится. – Кряхтя, согнулся над компьютером и с ненавистью забарабанил двумя пальцами по клавиатуре. – Как будто я виноват в том, что не могу работать по ночам. Они ведь не ухаживают за шестидесятилетней лежачей женщиной с раком…

* * *

– А-а, доктор… Макдональд, не так ли? – Фредерик Дочерти приподнялся с кресла и махнул рукой на противоположный конец стола для переговоров. Снова крутой костюм, только на этот раз ярко-синяя рубашка с белым галстуком. – Садитесь, прошу. Ваш друг к нам присоединится? – Взглянул на меня.

Я не шелохнулся:

– У меня есть чем заняться.

– Понимаю.

Элис поставила на стол пластиковый пакет, потом села. Вытащила бутылку «Грауса», отвинтила крышку:

– Хотите немного?

– Ах-ха… – Откинулся на спинку кресла. – Позвольте догадаться – вы работали с Генри Форрестером, не так ли? Он очень верил в эмфатически-когнитивно-улучшающую силу кофеина и виски.

Она плеснула немного в чашку с кофе:

– Два года назад мы охотились за серийным убийцей. И я… я тогда обнаружила тело Генри в гостинице.

Лицо Дочерти искривилось, как будто что-то острое вонзилось ему под кожу.

– Он был очень хорошим человеком. Хорошим наставником. Когда я узнал, что он умер… – Вздохнул. – Наверное, для вас это было просто ужасно.

Элис отхлебнула глоток приправленного виски кофе, сунула руку в сумку и достала письма Потрошителя, все шесть, исчерканные линиями маркера и кружками, сделанными красной шариковой ручкой. Положила на стол:

– Я проанализировала форму и содержание, и мне кажется, что нам следует пересмотреть психологический портрет. Потрошитель…

– Если вы хотите поговорить об этом, то могу сообщить, что я проделал весьма значительную работу с осиротевшими семьями.

Она еще плеснула «Грауса» в чашку:

– Использованные языковые средства, образность – все преувеличенно, непристойно, как будто он хотел, чтобы мы были там вместе с ним. Это совсем не совпадает с…

– Этого не стоит стыдиться. Когда Генри умер, мне пришлось много месяцев разбираться со своими чувствами вместе со своим психотерапевтом. Мы были очень близки. Это…

– …вроде заднего плана для психологического портрета, так что нам придется вернуться и…

– …очень положительно повлияет на ваше эмоциональное здоровье.

Оставил их наедине.

 

29

Еще одна коробка. Корявая надпись черным маркером, номер дела трижды перечеркнут и написан снова. Совсем не удивительно, что здесь почти ничего невозможно найти.

Плюхнул ее на пол рядом с другими, полез в следующий за ней ряд. Полки поцарапаны, краска хлопьями отслаивается, металлический каркас в ржавчине. Все покрыто меховым одеялом пыли, маленькие облачка которой поднимались каждый раз, когда что-нибудь передвигали. Она светилась в полумраке, попадая в свет грязной флуоресцентной лампы.

Констебль Симпсон почесался, жир на его животе завибрировал. Низенький, лысоватый, медленно продвигающийся в направлении пенсии.

– А на самом деле вся проблема в системе подсчета голосов, так ведь?

Следующий ряд был ненамного лучше. Неразборчивые номера, исправления, и почему нельзя хранить документы так, как надо?

– Вы уверены, что это именно тот раздел?

– Или возьмите, к примеру, Мэрилин, петь не может, а каждую неделю попадает, потому что люди думают, что это забавно. Я думаю, что Британия может найти другие таланты.

– Симпсон, я сейчас посчитаю до пяти, а потом возьму вот эту трость и засуну ее в тебя так глубоко, что все подумают, что ты единорог, твою мать.

Он прекратил чесаться, вытянул еще один ящик:

– Должно быть где-то здесь. Пьяницы из спецотдела расследований и из криминального все вверх дном перевернули, когда начинали расследование. Но у них нет системного подхода, вам так не кажется? Только запросы раздают как идиоты.

Я поставил на пол еще один ящик, на посеревшем картоне были написаны два совершенно разных номера.

– Как можно было устроить здесь такую помойку?

– О нет, не надо так говорить, моя система работает прекрасно, благодарю покорно. Пару месяцев назад я взял больничный, и какой-то идиот назначил старшим этого маленького придурка Вильямсона. А когда я вернулся, все было вверх тормашками. – Открыл крышку коробки, покопался внутри. – Если позволяешь людям мотаться по архиву как сумасшедшим, то они быстро к этому привыкают. И пользуются этим. Несколько раз заходил сюда и своими глазами видел, как этот придурок Бригсток выбрасывал содержимое из ящиков, или Ратледж, или этот чертов психолог, или детектив-суперинтендант Найт с его любимой фразой «Когда вы приведете это место в порядок?». Никто ни за что не хочет отвечать. – Голос подпрыгнул на пол-октавы, он просипел, имитируя акцент уроженца Глазго: – «О, мне только кое-что проверить, я потом все уберу». Это что у нас, библиотека, мать его?

В следующем ящике лежали нож и топор, оба в прозрачных пластиковых пакетах, с хлопьями засохшей крови на дне.

– А что ты думаешь про кавер-версии? Хочешь быть известным – пиши свои собственные песни. Или это просто разрекламированное караоке.

Еще один ящик, на этот раз совсем без номера.

– И никому дела нет, так ведь? Ага, вот и он. – Шлепнул ящик мне под нос. – «Потрошитель, К – Н». – Набрал в рот воздуха и подул на крышку, вызвав небольшую пылевую бурю. – Я же говорил, что он где-то здесь…

Я закашлялся, замахал руками:

– О господи…

– Я, конечно, мог это все привести в порядок. Просто начать с одного конца и переиндексировать, пока все не встанет на свои места, но зачем беспокоиться? На это многие годы уйдут. Придет май, я выйду на пенсию и уеду в солнечный Перт, играть в гольф и пить пиво. А тот несчастный придурок, который придет на мое место, пусть этим и занимается.

Я открыл крышку. Ящик был забит пакетами для улик, бумагами и записными книжками.

– Тут есть свободный стол, за которым можно поработать?

* * *

– Симпсон сказал, что вы здесь.

– Хм? – Я поднял глаза и увидел Рону, прислонившуюся к металлическому шкафу, руки в карманах брюк. Рубашка расстегнута до линии бюстгальтера, по внутренней стороне воротника кольцо оранжево-серой грязи, на зеленой ткани жирное пятно.

Пожала плечами:

– Что-то особенное ищите?

– Письма Потрошителя. Должны быть в этом ящике.

Рона села на край стола, залезла в ящик. Вытащила пакет для улик. Внутри лежала скомканная бумажная салфетка в темно-коричневых пятнах давно засохшей крови. Она положила пакет на стол, снова стала копаться в ящике.

– Послушайте, я насчет вечеринки, ничего срочного. Я… понимаете, я подумала, что было бы здорово отметить ваше освобождение.

– Два раза весь ящик перерыл, и никаких следов. В списке улик они числятся, а здесь их нет…

– Мы могли бы просто немного выпить, или еще что-нибудь? Может быть, в «Монахе и бочке»? Как в старые времена. А можно в баре гостиницы…

– Гостиницы?

– Ну да, в «Пайнмэнтл».

Я откинулся на спинку стула, вытянул больную ногу:

– Почему письма пропали из коробки с уликами?

– Может быть, другая команда добралась сюда раньше?

– Нет. Они бы это оформили. – Взял лист бумаги, на котором было записано все, что находилось в коробке. – У нас с Симпсоном около получаса ушло на то, чтобы найти эту хрень. Коробка вся была покрыта пылью, до нее годами никто не дотрагивался. И еще скальпель пропал. – Я сделал на стуле полный оборот и уставился на длинные мрачные ряды полок. – Письма пропали, и вся информация в центральной базе данных повреждена. А что, если кто-то следы заметает?

Рона удивленно вздернула брови:

– Вы думаете, что Потрошитель – один из наших?

Был в этом какой-то смысл, не самый нормальный.

Она присвистнула:

– Готова поспорить, это придурок детектив-инспектор Смит. Никогда не доверяй абердинцам, это еще мой папаша говорил.

– Его не было здесь довольно долго. Окажи мне услугу, выясни, кто из команды по Потрошителю работал с центральной базой данных восемь лет назад. Может быть, кого-то перевели в другое подразделение? Это бы объяснило, почему мы восемь лет не могли никого поймать.

– И если говорить о тех, кто выпал из поля зрения, – вы с Хитрюгой Дэйвом пересекались во время своих путешествий? Начальница очень расстроена из-за того, что он не посещает ее утренние проповеди.

Вот черт.

Взял со стола пачку записных книжек, положил их в ящик:

– Заболел. Говорит, вирусная инфекция или еще что-то вроде этого. – Если это достойная ложь, чтобы сбить с толку начальство Бабз, значит, и Хитрюге это поможет. – Рвота, понос, боль в суставах, все дела. Просто ужасно. Говорит, его дня два не будет.

– Что, Хитрюга обосрался? Неудивительно, судя по количеству кебабов, которое он сжирает. Надо было суперинтенданту доложить, а то она из-за этого в не очень хорошем настроении пребывает. Видели статью о Джессике Макфи в сегодняшней Ньюз энд Пост? Мне кажется, половина криминального отдела не сможет рот закрытым держать, даже если им губы суперклеем намазать.

Я сунул все оставшееся обратно в коробку, закрыл крышку:

– Передам ему, как только увижу.

– И это, насчет вечеринки, я думаю, после работы нормально будет?

Не смог нести одновременно коробку и трость, пришлось прохромать обратно к полкам, с каждым шагом иглы впивались в правую ступню.

– Шеф?

– Сегодня вечером не могу. У меня… кое-что нужно сделать.

– О-о.

Толкнул коробку поглубже на полку, подняв тучу пыли. Посмотрел на Рону:

– Как насчет завтра?

Наклонила голову. Кисло улыбнулась, как будто прикоснулась губами к чему-то неприятному:

– Да. Может быть, завтра.

* * *

Глухой гул заполнял столовую на четвертом этаже. Перед включенной микроволновкой стоял констебль, раскачивался из стороны в сторону, как будто танцевал медленный танец с едой, которую разогревал.

Кроме него и офицера гражданской полиции, больше никого не было. Просто ряды обшарпанных столов и скрипучих стульев. Общий холодильник. Раковина. Чашки-ложки для чая и кофе. Чайники-кофеварки. Торговый автомат – пятьдесят процентов шоколад, пятьдесят процентов чипсы.

Окно раздаточной закрыто. Никакой жареной картошки до ланча.

Бросил в чашку чайный пакетик, включил электрочайник.

Вытащил мобильник и набрал номер Джейкобсона.

Нет ответа. Хантли тоже не ответил. И доктор Константайн.

Обычное дело.

Можно, конечно, попытаться достать Сабира… Но он опять скулить начнет.

Чайник вскипел и выключился.

Конечно, то, что мне нужно больше всего при разговоре Боба-Строителя с миссис Керриган, это небольшая силовая поддержка, в самом темном углу промзоны, с трупом бухгалтера мафии в багажнике краденой машины. Возможно, Бабз будет не против получить немного монет сверху, если выведет из игры Джозефа и Френсиса и при этом не будет задавать лишних вопросов?

Да, было бы неплохо.

Привет, Бабз, ты не могла бы заняться парочкой мерзких ублюдков, пока я выстрелю их боссу в морду пару раз? Что такое? Ты звонишь в полицию?

Так что придется Френсису и Джозефу тоже познакомиться с Бобом-Строителем.

Жаль, что Хитрюги рядом нет…

Чайный пакетик. Кипяток. Немного молока.

Через раскрытую дверь столовой донеслись отдаленные крики. Приглушенные ругательства и не совсем приглушенные крики боли.

Констебль, танцевавший с микроволновкой, отвлекся от своего занятия, оглянулся на коридор и продолжил свой танец. Всем было наплевать.

Я поставил свой чай на стол и вышел из столовой, стукая тростью по потрескавшейся половой плитке. Налево, рядом с лестницей, крики усилились. Человека четыре или пять орали во всю мощь своих легких.

– Айсуууука!

– Да не стой ты там, придурок, дай ему!

– Мать твою, ты ему врезал!

– Аааааах! О господи, как больно!

– Ну ты, громила, ну, давай – оооой…

– Ах ты, скотина…

Пока я спускался вниз, по пути встречались лучшие представители полиции Олдкасла, судорожно вжимавшиеся в стены. Полицейские и детективы из криминального отдела безуспешно пытались слиться с серой военно-морской краской. Полицейский из системы общественной поддержки сидел, вытянув ногу, на полу, прижимал к носу окровавленный носовой платок.

Остальные пялились на дверь в комнату.

Оттуда донеслась новая порция ругани.

– Помогите! Пожалуйста, ты не можешь просто так… АААГХХ!

Подошел.

– Какого черта здесь происходит? – Распахнул дверь.

Уютные диваны перевернуты, кофейный столик разбит в щепки, громадные вмятины на гипсокартоне стен, из потолка с корнем выдраны плафоны. Деревянные рамки картин разломаны, грязный ковер засыпан осколками стекла. Шторы сползли со сломанной гардины, правда, окна за ними не было. Да и все это место было сплошным надувательством.

Полицейский в форме валялся у дальней стены, верхняя губа, рот и подбородок в красных соплях. Из-за опрокинутого дивана торчала чья-то нога. Два детектива лежали, уткнувшись мордами в ковер.

Посреди останков разбитого кофейного столика стоял Раскольник Макфи. Рукав синего джемпера оторван, воротник белой рубашки выпачкан в крови. Руки сжаты в кулаки. Дышал тяжело.

На него наступали два офицера в форме, с резиновыми дубинками в руках.

Первый получил удар кулаком в лицо, сбивший его с ног. Второй ударил Макфи в грудь, заставив того отойти на пару шагов. Он уже взмахнул дубинкой над головой Раскольника, намереваясь…

Но Макфи был быстрее. Он схватил офицера за руку, вывернул ее, дернул к себе и врезал лбом прямо в нос несчастному засранцу.

Что-то хрустнуло, хлюпнуло, потом хриплый стон, и ноги полицейского подкосились. Раскольник схватил его за лямки защитного жилета и ударил коленом между ног.

И отпустил.

Тот рухнул на пол.

Раскольник поднял голову и взглянул на меня. Щеки и усы в мелких красных пятнышках. Грудь тяжело вздымалась.

– Ты. Сказал. Они. Ее. Найдут, – по одному вылетали слова.

Я вытянул руку ладонью к нему:

– О’кей, вы, самое главное, успокойтесь. Можете сделать это для меня, мистер Макфи?

– Это. Уже. Во всех. Газетах. А эти. Мне. Какое-то дерьмо. Лепят. – Отхаркнулся и плюнул на спину одного из полисменов. – Ублюдки.

– Сейчас сюда вооруженная группа захвата нагрянет. – Я оглянулся на притаившихся за дверью идиотов. – Так ведь?

У них глаза на лоб полезли, и все бросились врассыпную. Придурки.

– Это то, чего вы хотите, мистер Макфи? Провести остаток дня с дыркой от пули?

Его дыхание стало успокаиваться. Не такое жестокое стало.

– Я рассчитывал увидеть офицера по связям с семьями пострадавших. Но он даже не стал со мной говорить.

Полицейский, лежавший у стены, пошевелился.

Макфи подошел к нему, пнул в живот:

– БЕГИ ПРОЧЬ ОТСЮДА, КАК БУДТО Я КАРА НЕБЕСНАЯ!

– Это не поможет, мистер Макфи, только хуже будет. – Похромал ближе к нему. – Давайте-ка посидим тихонечко, и, я думаю, у нас получится…

Вдруг в комнате раздался резкий визгливый звук, высокий и дрожащий, как у охранной сигнализации, когда машину вскрывают. Я застыл. Черт возьми, монитор на ноге. Комната для встречи с родственниками, та самая, где мы были, находилась на противоположном конце здания и четырьмя этажами ниже той, где была Элис.

Я сделал пару шагов в сторону двери… и чертов визг не прекратился.

Блестяще.

– МИСТЕР МАКФИ, СЛУШАЙТЕ ВНИМАТЕЛЬНО. НУЖНО, ЧТОБЫ ВЫ ЛЕГЛИ НА ПОЛ ЛИЦОМ ВНИЗ И ПОЛОЖИЛИ РУКИ НА ЗАТЫЛОК!

– МОЯ ДЖЕССИКА ЗАСЛУЖИВАЕТ…

– ОНИ ВАС ЗАСТРЕЛЯТ!

Он с шумом выдохнул:

– ДА Я ИХ В КУСКИ ПОРВУ! ВСЕХ!

– НЕ БУДЬТЕ ИДИОТОМ! – Не отступать. Какая разница, как говорить, громко или тихо. – ЛОЖИТЕСЬ! НА ПОЛ! БЫСТРО!

Дверь распахнулась и врезалась в стену рядом со мной. В комнату ворвалась пара спецназовцев, в боевой форме, как у САС, в шлемах и шарфах, чтобы лиц не было видно.

Выхватили тейзеры – эти штуки выглядели как детские игрушки: ярко-желтый корпус и неоново-синий картридж на конце.

Давно пора.

Я вытянул руку:

– ВСЕ О’КЕЙ, Я ВЗЯЛ ЕГО, НУЖНО, ЧТОБЫ ВСЕ…

А потом эти ублюдки выстрелили в меня.

 

30

– О чем вы, черт возьми, думали? – Детектив-инспектор Смит маршировал взад-вперед по кабинету, протаптывая тропинку в грязном ковровом покрытии. – Напасть на отца жертвы в полицейском участке… Да вы представляете, что из нас пресса сделает?

Дежурный врач отвел фонарик от моего левого глаза, потом снова посветил. Его рука, покрытая желтыми печеночными пятнами, дрожала, когда он его выключал и прятал в свою сумку.

– Как болит? Если по шкале от одного до десяти?

– Вроде как ногу отсидел и судороги в одно и то же время.

У ящика с документами Смит повернулся на сто восемьдесят градусов и направился обратно:

– Как только закончим с вами, я его оформлю, и в камеру. Физическое насилие, уничтожение собственности…

– Жить будете. – Док улыбнулся, обнажив покрытые никотином зубы. – В меня из тейзера никогда не стреляли. Всегда думал, что лучше не встречаться с подобными штуками.

– У меня особого выбора не было.

Смит ткнул в меня пальцем:

– Вам повезло, что оперативная группа спасла вас от обвинения в убийстве!

Очень хорошо. Поиграли, и хватит.

Я сполз со стола:

– Зато теперь я их не вижу, а? И мне ничто не помешает оторвать тебе голову, безмозглый кусок…

Голос прорезал комнату. Женский. Резкий:

– Спокойно, мистер Хендерсон, этого вполне достаточно. – В дверях стояла детектив-суперинтендант Несс, руки скрещены на груди.

За ней в коридоре возник Джейкобсон, на губах кислая улыбка.

Несс неопределенно махнула рукой, куда-то в направлении камер в подвале:

– Кто-нибудь сможет мне объяснить, почему комната для встречи с родственниками разгромлена, шесть офицеров полиции и один из гражданской службы в реанимации, а отец Джессики Макфи задержан?

Смит напряг спину и вздернул вверх маленький подбородок:

– Я только что об этом говорил, шеф. Мистер Хендерсон впал в ярость, нарушил условия своего освобождения, напал на…

– Я никого и пальцем не тронул, придурок. – Повернулся к Несс. – Раскольник просто хотел узнать, что случилось с его дочерью. Он утром просыпается, а все уже в газетах напечатано, но эти идиоты даже поговорить с ним не соизволили. Ну, он и того… разнервничался.

– Разнервничался? – Правая бровь Несс поползла вверх. Да он сквозь эту комнату прошел, как сквозь бумажный мешок.

– Его дочь совсем недавно была похищена серийным убийцей. И это не… – Стиснул зубы. Глубокий вдох. Закрыл глаза. Выдох. – И не надо обращаться с ним как с монстром. Даже если он им и является.

– Возможно, но только потом моя оперативная группа получила срочный вызов с приказом о вашем задержании, с полным нарушением стандартной оперативной процедуры и структуры команды.

Блестяще, хорошо что это не «огонь по своим». Послали кого-то за вооруженной группой. Я и не думал, что во всем здании найдется смельчак, решившийся арестовать Раскольника Макфи по собственной инициативе. Нет, эти ублюдки пришли туда за мной.

У нее за спиной Джейкобсон поднял руку вверх:

– Это я отдал приказ.

Я хмуро взглянул на него. Потом снова на Несс:

– Отпустите Макфи, снимите с него обвинения и дайте ему офицера по связям с семьями жертв преступлений, который не шарахается от собственной тени.

Смит шмыгнул носом:

– Вы не имеете права решать, что нам делать или не делать, мистер Хендерсон. А вы, доктор, собирайте свои вещи, он будет отправлен…

– Да хватит уже!

– Эш Хендерсон, вы арестованы за нападение на Уильяма Макфи и…

– Детектив-инспектор Смит! – Несс закрыла глаза и потерла переносицу. – Хватит. Подгоняйте команду камер наружного наблюдения. С мистером Хендерсоном я сама разберусь.

Он подвигал челюстью, потом повернулся и потопал прочь из комнаты, спина прямая. Предположительно, из-за того, что у него в заднице торчал стержень.

Она кивнула дежурному доктору:

– Спасибо, доктор Муллен. С этого момента мы в полном порядке.

Едва он вышел, Несс пригласила Джейкобсона войти и закрыла дверь:

– Мне не нравится, мистер Хендерсон, когда кто-то действует за моей спиной и использует моих офицеров. Оперативная группа – это вам не игрушка.

– Ну конечно, ведь именно я их вызвал. Сказал: «Спускайтесь в комнату встреч с родственниками и выстрелите мне в грудь из тейзера. Повеселимся». Хотите кого-то обвинить? – Я ткнул пальцем в ухмылявшегося урода в кожаной куртке: – Его обвиняйте.

Джейкобсон покачал головой:

– Только не в этот раз, Эш. Вы знали условия вашего освобождения – не отдаляться от доктора Макдональд больше чем на сто ярдов. То, что случилось, это полностью ваша вина.

– Я не пытался сбежать. Я просто попытался остановить придурков Несс, чтобы их не убили!

Несс вспыхнула:

– Мои офицеры – не придурки.

– На самом деле? – Я схватил трость. – Если бы они были настолько умны, чтобы обращаться с Раскольником как с жертвой, а не как со злодеем, мне не пришлось бы ломать свою стоярдовую привязь. Прятались в коридоре, как дети, вместо того чтобы его уговаривать!

Она пожала плечами. Потом вздохнула:

– Вынуждена признать, что несколько разочарована поведением некоторых офицеров. А может быть, поскольку у вас установилось взаимопонимание с мистером Макфи, вам самому следует исполнить роль офицера по связям с семьями жертв преступлений?

– Без вариантов.

– Понимаю. То есть можно орать, когда дело касается моей команды, но как только…

– Во-первых, я больше не офицер полиции. Во-вторых, я участвую в предварительном расследовании, поэтому не владею всеми фактами. И в-третьих, я не подготовлен к этой работе. Это ведь не только готовить чай и раздавать печенье, это еще и…

– Могу вас уверить, что я хорошо осведомлена об обязанностях офицеров этой службы. – Хмуро взглянула на меня. – Я также понимаю, вам кажется, что Потрошитель – это один из нас.

Рона вряд ли могла проболтаться.

– Вы об этом знаете?

– И еще вы полагаете, что кто-то химичит с уликами и с информацией в центральной базе данных, чтобы отвести от себя подозрение.

С лица Джейкобсона исчезла улыбка, и он, прищурившись, уставился на меня:

– Это один из вариантов, которым занимается спецкоманда.

Несс его игнорировала. Наклонила голову к плечу:

– До меня это дошло в таком виде. В свое время вы были здесь шарманщиком. Может быть, одна из ваших обезьян и была Потрошителем?

– Не забывайте, что теперь это ваши обезьяны. – Я вытянул правую ногу, попробовал опереться на нее. – Еще что-нибудь пропало?

Джейкобсон скрестил руки на груди, прислонился к стене:

– И что же?

Она достала блокнот, раскрыла на закладке:

– Кружевная отделка с подола ночной рубашки, в которой была найдена Лора Страхан. Медальон в форме сердечка у Холи Драммонд. Флакон с образцами швов, извлеченных из Мэри Джордан во время вскрытия. Брелок с куколкой, найденный на месте обнаружения Натали Мэй. – Несс отложила блокнот. – На самом деле у каждой из жертв Потрошителя что-то пропало. Можете сказать что-нибудь по этому поводу?

Я взглянул на Джейкобсона и не сказал ни слова.

Он оскалился:

– Давайте, мистер Хендерсон, мы все на одной стороне.

О’кей.

– У него есть доступ, и он собирает трофеи.

Несс сунула блокнот в карман:

– Мистер Макфи набросился сегодня на восьмерых человек, шесть из них офицеры полиции. Если они откажутся выдвигать против него обвинения, я его выпущу и ограничусь предупреждением. В противном случае завтра утром он предстанет перед шерифом. – Повернулась на каблуках. – А теперь, с вашего позволения, у меня осталось слишком много бумажной работы, с которой нужно разобраться.

Как только она вышла, Джейкобсон встал напротив двери и заблокировал ее. Посмотрел на свои ногти. Потом:

– Я совсем был тупой, когда забирал тебя на своей машине, Эш? Я неясно выражался или ты не понял моих намерений?

Ну вот, началось.

– Понимаешь, я отчетливо помню, что сказал тебе, чтобы ты отчитывался передо мной. Не перед Олдкаслом, не перед спецотделом, не перед чертовым Санта Клаусом, не перед Пасхальным Кроликом, мать его, или гребаной Зубной Феей! – Врезал рукой по столу. – Какого черта ты…

– Я никому ничего не докладывал, о’кей? Я в архивах копался. Пытался выяснить, кто был в основной команде, работавшей с базой данных. Наверное, кто-то заметил и доложил Несс.

Он зло посмотрел на меня.

– Послушайте, вы что, на самом деле думаете, что я хочу вернуться в тюрьму? Была единственная причина, по которой я не сказал вам о пропаже улик, – времени не было. Пришлось спасать придурков Несс от Раскольника Макфи. А потом ваши уроды меня из тейзера расстреляли!

Молчание.

Джейкобсон отошел от двери:

– Ты не должен удаляться от доктора Макдональд больше чем на сто ярдов, Эш, и тому есть причина. Она предохраняет тебя от неприятностей. Она твой ангел-хранитель. – Неопределенно помотал в воздухе рукой. – Знаешь, было бы неплохо, если бы ты на время ушел в тень. Пусть все немного уляжется. Может быть, не стоит сбивать людей с пути истинного?

Я провел рукой по лицу. Откинул голову назад, посмотрел на потолочную плитку:

– Надо дать задание Сабиру, чтобы проверил, кто имел доступ к больничным картам и добытым полицией уликам.

Кривая улыбка снова появилась на его лице.

– Так, между прочим, – как оно, когда из тейзера заряд получаешь?

– Забавно. До сих пор смеюсь – что, не слышно? Ублюдки даже не предупредили.

– Смотри на это как на очередной жизненный опыт. Так вот бывает, когда с поводка срываешься.

* * *

Выглянул из двери, огляделся. Никого. Хорошо. Значит, не нужно объяснять, куда я направлялся.

Транспортный отдел располагался в маленькой комнате на третьем этаже, заставленном рабочими столами и шкафами для хранения документов. Плакаты «СКОРОСТЬ УБИВАЕТ!» и «БЕРЕГИСЬ, МОТОЦИКЛИСТ!» на стенах. «КОРОБКА С БАРАХЛОМ» была на том же самом месте, что и всегда, – в углу, рядом с громадным стальным шкафом, где хранились предупредительные дорожные треугольники и запасные мешки для трупов. Покопался, подобрал пару стикеров и байкерские перчатки. Пошел наверх, в комнату для совещаний.

Комната воняла, как спиртзавод. В дальнем конце стола сидела Элис, склонившись над письмами Потрошителя.

Никаких признаков доктора Дочерти.

Я постучал по столу, Элис вздрогнула. Моргнула, посмотрела на меня.

Слова из нее выходили медленно и осторожно, как будто она им не доверяла.

– Почему ты пытался убежать? – Не совсем пьяная, но близко к этому. – Я не хочу, чтобы меня бросили…

– Сколько виски ты выпила?

– Немного пролила, когда сирена включилась. Громко было, да? Мне показалось, что она очень, очень громко звучала, а потом виски везде пролился, а она не замолкала, а потом дверь выбили, и эти парни ворвались и давай орать: «Где мистер Хендерсон?» А я и не знала… – Почмокала. Нахмурилась. – Я есть хочу или меня тошнит?

Надо признаться, что те, кто мониторил браслеты для Джейкобсона, свою работу знали. Оперативно сработали. И это было плохо.

Система, наверное, сработала быстрее, потому что в тот момент, когда все произошло, мы в полицейском управлении находились…

– Сколько времени прошло? Между сиреной и когда они объявились?

Элис прищурилась:

– Кажется, немного до и немного после.

– Элис, сколько?

– Минуты четыре, пять?

Вот черт, быстро. Наверное, заранее ждали. Не удивительно, что Несс не была счастлива по поводу того, что их отозвали.

К тому же, если Элис и я не будем удаляться друг от друга более чем на сто ярдов, все будет в порядке. Если только они не записывают всю информацию, получаемую с GPS – а они ее, скорее всего, записывают, – похищение и убийство бухгалтера мафии становится значительно более рискованным мероприятием. Но беспокоиться об этом было уже слишком поздно.

– Эш?

Я моргнул. Повернулся:

– Извини, задумался.

Она показала на ксерокопии:

– Я говорила, с этим работать невозможно. Ты нашел оригиналы?

– Нет. Но я знаю, от кого мы всего в одном шаге.

* * *

Старик на написанной маслом картине пялился со стены отдела новостей, нависая над рядами рабочих мест и их обитателями. На противоположной стене громадными серебряными бронзовыми буквами – Касл Ньюз энд Пост, прямо над несколькими настенными часами, показывавшими время разных часовых поясов.

Мики Слоссер не отрывался от монитора, пальцы, не останавливаясь, щелкали и громыхали по клавиатуре. Большой мужчина с широкими плечами, густые баки и очки без оправы. Галстук средней школы Дандаса приспущен, две верхние пуговицы расстегнуты, открывая взгляду конец толстого розового шарфа.

– Отвали.

Я сел на край стола. Выдохнул пару раз. Пот тек по ложбинке между лопатками. Кто-то молотком забивал ржавые гвозди в плоть и кость ступни. А потом вытаскивал их клещами и снова забивал обратно.

Ну, не мог я позволить Элис сесть за руль, так ведь? Пока она хотя бы немного не протрезвеет.

Потребовалось некоторое усилие, но я все же выдавил из себя фальшивую улыбку:

– Да ладно тебе, Мики, зачем так встречаешь старого друга?

– Не могу удостоить это ответом.

– Отказываешься сотрудничать с полицейским расследованием? Мешаешь охоте на серийного убийцу? Ты серьезно?

Он с особенной силой врезал по клавише «Enter». Откатился на стуле назад на полметра:

– А что вы при этом делали?

Ага. Я провел рукой по затылку, собрав в ладонь холодный пот:

– Лен думал, что ты…

– Мне наплевать, что думал детектив, мать его, суперинтендант Леннокс Мюррей. Я тогда не был Потрошителем, и сейчас я, черт возьми, не Потрошитель. – Мики сгреб со стола пустую чашку с коричневыми разводами внутри, встал. – Все еще болит, когда дело к холоду идет.

– Он хотел… – Еще одна попытка. – Иногда Лен заходил слишком далеко. Но только потому, что пытался спасти кому-то жизнь.

Мики оскалился:

– О-о, как благородно с его стороны.

– Да, и я знаю, что он был не прав, но сейчас его здесь нет, не так ли? Его за это закрыли. И я прошу тебя помочь мне найти убийцу.

– Хмпф… – Мики похромал к закутку у боковой стены комнаты, где стоял холодильник и прятался электрический чайник.

Я потащился за ним, стискивая зубы всякий раз, когда моя правая нога ступала на пол, трость в руке дрожала.

Преднизолон, мать его. Пока сюда ехал, четыре таблетки проглотил – даже легче не стало.

– Ты делал копии с оригиналов, так ведь?

У моего плеча возникла Элис, сияя наибелейшей из своих улыбок.

– Элис Макдональд, для меня большая честь встретиться с вами, мистер Слоссер, должна сказать, что я очень большая поклонница вашей еженедельной колонки. Субботние сессии Слоссера – обязательное чтение в моем доме. А ваша работа по делу Потрошителя была разоблачительной, правда, Эш?

Разоблачительной? Я удивленно уставился на нее.

Она передохнула.

– В любом случае, если вы позволите нам поработать с этими копиями писем и конвертов, будет просто великолепно. Громадная помощь. – Элис вытянула вперед руки, как будто держала в них громадный пляжный мяч. – Гигантская.

Мики поджал губы и прислонился к кухонному столу:

– Вы знали, что перед тем как я опубликовал первое письмо, его называли Шотландский Мясник?

Ее глаза удивленно расширились.

– Правда? – Даже несмотря на то, что это было в заметках к совещанию, которые она сама написала.

– Да, Мировые новости дали ему эту кличку после того, как было найдено тело Дорин Эплтон. Ну, было вполне очевидно, что парень, который вскрывает женщин и зашивает им внутрь пластиковых кукол, на одной женщине не остановится, не так ли? Такому человеку нужна хорошая кличка, чтобы люди знали, о ком они говорят, когда найдут еще один труп.

– Не может быть.

– А потом я получил это письмо, не знаю от кого, в нем было написано, что он и есть тот самый парень, который убил Дорин Эплтон. Говорил, что газеты должны прекратить врать про него, что он-де больной и воплощение зла, говорил, что он делал только то, что нужно было делать. И что называть его Шотландским Мясником неуважительно и грубо. И подписался – «Потрошитель».

– Вот это да. – Она подошла ближе. – Значит, если бы не вы, мы бы никогда не узнали его настоящее имя, ну, я не говорю о том имени, которое ему дали при рождении, мы, что совершенно очевидно, этого имени не знаем, я говорю о чем-то более важном, о том имени, которое он дал себе сам.

Мики кивнул:

– Совершенно верно. Кофе хотите?

Я кивнул:

– Чаю хорошо было бы…

– Тебя не спрашивают. – Взял пару чашек, снял с полки пачку кофе без кофеина. – Я два года бегать не мог, ты это понимаешь, а? Два чертовых года.

Я прислонил пульсирующую голову к стене:

– Расскажи мне об этом.

Он бросил в обе чашки по ложке гранулированного кофе:

– Вы, Элис, сахар потребляете или вы и так сладкая?

Она захихикала – на самом деле.

– Две, пожалуйста.

Мики бросил ей в чашку пару ложек сахара, с горкой. Потом нахмурился:

– Вы думаете, что это снова он, так ведь? Вся эта мура на брифингах для прессы – это только для того, чтобы не делать скоропалительных выводов, но вы знаете, что это он. Иначе вы бы не пришли сюда и не несли бы чепуху про копии его старых любовных писем…

Я решил вести себя невозмутимо:

– Пытаемся свести концы с концами.

Он поставил на стол молоко:

– А что случилось с оригиналами? Они были у вас в деле, насколько я помню. Хранились в коробке, в безопасности, в архивах.

Я вздохнул. Пожал плечами на всякий случай:

– Ты знаешь, как бывает. Сплошная юрисдикция и внутренние склоки, одна большая несчастливая семья, задыхающаяся от своей собственной бюрократии. – Вполне возможно.

– Ну а мне-то что?

Элис положила ему руку на плечо:

– Это очень важно.

– Хм… – Налил в чашки кипяток, размешал. – А что, если поговорить о небольшой взаимной выгоде? У меня прямо спина чешется.

– Ну… – Она посмотрела на меня, потом опять на Мики. – Хотите, скажу вам, где была куплена последняя еда Клэр Янг?

О’кей, Джейкобсону это не понравится, ну да и пошел он. Сплошные сдержки и противовесы. А когда это завтра разлетится по всей Касл Ньюз энд Пост, свалим все на констебля Купера. В команде «Я» нет.

Мики протянул ей чашку:

– «Макдональдс», KFC?

Я покачал головой:

– Местная забегаловка, целая куча информации.

Он пожевал внутреннюю сторону щеки. Отхлебнул кофе.

– Думаю, можно будет разыграть это под углом «последнее желание обреченной женщины». «Какой будет ваша последняя еда на этом свете?» Возьмем интервью у нескольких местных знаменитостей… – Похромал к рабочему столу. – Что еще?

– Не будьте жадным.

– Вам эти письма нужны по какой-то причине. Я первый снимаю навар со всего, что из этого получится. Наводка с упреждением за двенадцать часов.

– Возможно. Давайте письма посмотрим.

 

31

На другом конце телефонной линии причмокивал Джейкобсон.

– Несс и Найт очень довольны работой Элис с доктором Дочерти над психологическим портретом. Так что у меня есть по крайней мере один член команды, который выполняет то, что они задумали.

Я взглянул на пассажирское кресло, где она, прищурившись, смотрела на одну из фотографий, которую Мики скопировал для нас. Шесть полноразмерных копий и шесть увеличенных в два раза, судорожный черный почерк расползался по линиям желтой страницы блокнота. И еще один набор, с конвертами. Из угла рта у нее торчал кончик языка, между бровей пролегла складка, палец бегал по словам вперед и назад.

Снаружи дождь хлестал по автомобильной парковке, по четырехэтажному кирпичному жилому дому, по бетонной центральной лестнице, обозначенной как «СЭКСОН ХОЛЛЗ – ЗДАНИЕ “С”». Два других здания скрывались за ним, образуя диагональную линию вдоль края парка Кэмберн Вудз.

Напротив входа припарковано несколько машин, забитых людьми, окна приоткрыты, чтобы выпускать под дождь клубы сигаретного дыма. Телескопические объективы, диктофоны и чековые книжки наготове. Передовая позиция осады.

– Я ей скажу. – Прикрыл рукой микрофон. – Говорят, ты отлично поработала над психологическим портретом.

Она сморщила верхнюю губу, не отрывая взгляда от письма:

– Не имеет ко мне ни малейшего отношения, доктор Дочерти отверг почти все мои предложения.

– Вот как… Но он все равно тебя похвалил.

– Да неужели… – Крепко сжала губы. Маркер впился в бумагу и перечеркнул предложение. – Как мило с его стороны.

Снова к телефону.

– Как там дела у Раскольника?

– Четыре офицера, которых он отшлепал, не стали выдвигать обвинения, ждем, что скажут оставшиеся три. Приказал Сабиру проверить записи системного журнала полицейской базы данных. Он думает, что сможет извлечь из всей этой неразберихи идентификационный номер пользователя.

– Говорил вам, что он лучший.

– Да, пока не сменили тему. Не забудь, что сегодня командный брифинг, в семь вечера. На этот раз никаких извинений, быть обязательно.

Семь часов.

Если Хантли не будет трепаться, останется время доставить труп Пола Мэнсона на свалку к девяти часам. Если, конечно, все заранее приготовим.

– Ни за что не пропущу.

Бросил мобильник в карман:

– Ты готова?

– Хм… Через минуту. – Провела пальцем до конца страницы, выпрямилась. Подняла глаза вверх. Нахмурилась. – Чем больше читаю, тем больше убеждаюсь, что есть в них что-то… странное.

– Что, если не считать того, что они написаны придурком, которому нравится оплодотворять медицинских сестер пластиковыми куклами?

Она не двигалась, просто сидела и смотрела на потолок.

– Элис?

– Власть и контроль. – Сунула письма в большой коричневый конверт, протянула руку и положила его на заднее сиденье. – «Хор власти и контроля» – в этом нет никакого смысла. Я что хочу сказать, ведь контроль – это и есть власть, как ты думаешь?

Я открыл дверь, ухватился за ручку, когда ветер попытался вывернуть ее из петель, и выбрался под дождь. Постоял на здоровой ноге и наклонился за тростью.

– Постарайся выглядеть как журналист.

Мы прошли мимо припаркованных машин, едва помещаясь вдвоем под маленьким черным зонтиком Элис. Дождь тарахтел и бумкал по черной материи.

Видеокамера над входной дверью смотрела на клавиатуру домофона, правда, на линзу кто-то прилепил желтый смайлик. Так что неудивительно, что не было никаких видеоматериалов, когда на кого-то нападали.

Я нажал на кнопку квартиры под номером восемь. Рядом с кнопкой на пластиковой наклейке были напечатаны имена: «МАКФИ, ТОРНТОН, КЕРР и ДЖИЛЛЕСПИ». Имени Клэр Янг на наклейке не было, наверное, она жила в здании «А» или «Б».

Какое-то время ничего не происходило, кроме дождя.

К стеклу скотчем прилеплены несколько плакатов: «СПАСИТЕ НАШ СЭКСОН ХОЛЛЗ!», «БЛАГОТВОРИТЕЛЬНАЯ РАСПРОДАЖА В ПОМОЩЬ СОМАЛИ» и «ВЫ ВИДЕЛИ ТИММИ?» над фотографией рыжего с белой грудкой кота.

Элис ерзала рядом со мной, ее зонт выворачивало и трепало на ветру, сама она опасливо оглядывалась через плечо на гиен, забившихся в свои машины.

– Восемь лет назад Генри говорил что-нибудь про письма? Может быть, у него были какие-то подозрения? Кто-то на периферии расследования, кто использовал помпезные или воображаемые образы в своих отчетах или во время разговора?

– Если честно, от Генри никакой пользы не было. – Я снова нажал на кнопку квартиры. – Элли только что поставили диагноз. Большую часть времени он был пьян. А когда не был, говорил по телефону с ее онкологом. На пресс-конференциях он и Дочерти играли в наставника и студента, но на самом деле ученик волшебника делал всю работу.

Интерком пикнул, и из него послышался низкий голос с рубленым шотландским акцентом, сопровождаемый гулом статического электричества из громкоговорителя.

– Она не хочет видеться с тобой, Джимми, прими это как намек.

Я наклонился к микрофону:

– Это полиция. Хотим поговорить с вами о Джессике Макфи.

– Что, опять? – Это могло быть хорошим знаком. Потом: – Подождите, чертова кнопка заедает…

Элис ухватила крепче ручку зонта, когда ветер попытался вырвать его из рук.

– Кажется, мы больше не собирались говорить людям, что мы полиция?

– Это звучит лучше, чем «Привет, мы, вообще-то, не офицеры полиции, но мы часть команды специалистов, которые вроде как помогают основному расследованию, только нам не разрешают это говорить, потому что наш босс упивается своей властью».

– Верно.

Откуда-то изнутри раздался металлический лязг, эхом откликнувшийся в подъезде.

– Значит, Генри не проводил поведенческий анализ?

– Он половину времени прямо ходить не мог. Хотя и проверял все, что делал Дочерти… По крайней мере, так он говорил.

Она прикусила нижнюю губу, переступила с ноги на ногу. Потом поиграла с волосами.

– Мне кажется, нужно отказаться от психологического портрета и вернуться к самому началу.

На верхней ступеньке лестницы в подъезде появилась пара туфель.

– Я в том смысле, что если доктор Дочерти составил первоначальный психологический портрет и Генри проштемпелевал его, не читая, то совсем не удивительно, что Дочерти просто отрыгнул его для Неусоб-Пятнадцать, потому что он верен тем идеям, которые выдвинул восемь лет назад, просто потому, что думает, что Генри с ними согласился, но никакому серьезному анализу они не подвергались.

Ноги стали спускаться вниз, вместе с ними появились джинсы, потом полосатый топ с бабочками и стразами между полосок, раскачивающаяся грудь в вырезе. Наконец, голова – загар, вишневая губная помада, тени на глазах, собранные в пучок светлые волосы, челка, на шее ожерелье из блестящих стекляшек. Немного расфуфыренная для без двадцати двенадцать вторника.

Элис уронила руки к бокам:

– Нужно взять еще немного виски.

Женщина остановилась с другой стороны двери, прищурившись, посмотрела на нас, голос приглушен стеклом.

– Могу я увидеть ваши документы?

Я извлек свое просроченное удостоверение, она кивнула и нажала на кнопку рядом с дверью. Резкое жужжание. Мы протиснулись внутрь, прячась от дождя. Стояли, капали на коврик.

За нашими спинами стеклянная дверь осветилась вспышками фотокамер – гиены наконец-то поняли, что нас стоило сфотографировать.

Женщина сложила руки на груди, еще больше обнажая ложбинку бюста:

– Вы нашли ее, да? Вы нашли Джессику, и она мертва.

* * *

Медицинская сестра Торнтон отворила дверь спальни и махнула рукой:

– Это спальня Джессики.

В комнате полный кавардак – ящики выдернуты, платяной шкаф пустой, на кровати горы пальто и платьев, брюк и рубашек, в углу комнаты скомканное пуховое одеяло, на нем подушки. Лежавший на полу ковер цвета радуги едва виден.

Она вздохнула:

– Я вчера все прибрала, после того как обыск провели, а сейчас убираться нет времени. Такси в двенадцать приедет.

Я переступил порог. Медленно повернулся на триста шестьдесят. Показал на светлый прямоугольник на стене, обрамленный пылью:

– Это они?

– Нет, это Джессика. Разбила рамку на тысячу кусков, фотографию выдрала и сожгла.

Хм… Пробрался к окну через кучи нижнего белья. Оно выходило на Кэмберн Вудз, густой, темный и блестящий под дождем. Пара тропинок, извиваясь, скрывались в лесном мраке.

– Мисс Торнтон, Джессика не говорила о ком-нибудь, кто околачивался поблизости? Может быть, кто-то заставил ее чувствовать себя неуютно?

– Называйте меня Лиз. Ваши коллеги тоже об этом спрашивали. Из обеих групп. – Она повернулась на каблуках и застучала ими по коридору. В ритм музыке, доносившейся из гостиной.

Элис шмыгнула носом, ткнула носком кеда в валявшийся на полу зеленый джемпер. Хмуро посмотрела на перевернутую вверх дном комнату, голос едва слышен:

– Вернуться к самому началу. Что мы знаем о Потрошителе…

Я пошел вслед за Лиз Торнтон на кухню. Кухня была достаточно просторной, чтобы вместить в себя электроплиту, холодильник с морозильной камерой, небольшой стол, раковину и стиральную машину. Она открыла дверь холодильника, достала маленькую желтую банку тоника. Затем извлекла из морозилки пакет с ледяными кубиками и бутылку водки:

– Хотите немного?

– Не могу, на таблетках.

– Что-то серьезное? – Стакан из шкафа наполовину наполнился кубиками льда.

– Артрит и огнестрельное ранение.

– Печально слышать. – Приличная порция водки, разбавила тоником. – Если вы думаете, что еще слишком рано для выпивки, так я две недели в ночную смену выходила. Для меня сейчас примерно восемь вечера, так что практически это вечерняя рюмочка. – Кивнула на сервант, к которому я прислонился: – Там пакетик кешью есть.

Достал его, разорвал, высыпал в протянутую чашку:

– Она была вашей подругой?

Голые плечи Лиз слегка вздрогнули.

– Почему вы все задаете одни и те же вопросы?

– Потому что это важно, и мы хотим вернуть Джессику.

Вздох, глоток из бокала, закрыла глаза:

– Счастливого мне дня рождения. – Сунула пальцы в чашку с орехами, орехи затарахтели. – Хотели уехать во Флориду на Рождество. Она, Бетани и я. Виллу сняли. – Лиз взяла бокал кончиками пальцев и застучала каблучками в гостиную.

Гостиная тоже была весьма приличного размера. По стенам фотографии в рамках и плакаты, пачка видеодисков рядом с телевизором, книги на полке у окна, выходящего на парковку, два дивана, накрытых клетчатыми накидками, друг напротив друга через кофейный столик, заваленный журналами и кучами всяческого барахла. Из стереосистемы мурлыкал Род Стюарт, рассказывая всем и каждому, что он ничего не понимает ни в истории, ни в биологии, в математике и французском.

Телевизор работал, только звук был выключен. Посреди экрана стоял доктор Фред Дочерти, разговаривал о чем-то с серьезнолицей женщиной в сером костюме. Под картинкой бегущая строка: «В ОЛДКАСЛЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ ОХОТА НА СЕРИЙНОГО УБИЙЦУ * ОКОНЧАТЕЛЬНО ПОДТВЕРЖДЕНО, ЧТО ПОСЛЕДНЕЙ ЖЕРТВОЙ ЯВЛЯЕТСЯ ДЖЕССИКА МАКФИ * СУДЕБНЫЙ ПСИХОЛОГ УТВЕРЖДАЕТ, ЧТО УБИЙЦА МСТИТ СВОЕЙ МАТЕРИ…»

Маленький засранец. Информацию не сливает, все только через официальные брифинги для прессы.

Лиз плюхнулась на диван. Взяла телевизионный пульт, выключила ящик:

– Вам не доводилось спасать кого-нибудь из них? Я помню, как эту несчастную корову к нам привезли, я начинала в кардиологии, а в реанимации всего неделю работала, когда… – Нахмурилась. – Как ее звали, Мэри Джордан?

– Мэри.

– Ее занесли, и повсюду была кровь. Я держала ее за руку, и ее сразу в хирургию отправили… С Джессикой то же самое случится, да?

– Нет, если сможем ее найти. Она говорила о ком-нибудь?

– Пффф… Вы имеете в виду Кэмбернского Дегенерата? – Лиз сделала еще один глоток, бросила в рот пару орешков. – Грязный ублюдок, неделями вокруг болтался. Фотографировал. Однажды поймала его, он в мусорных баках копался, наверное, искал старые трусы или использованные тампоны. Пришлось запустить в него мусорной корзиной со стеклянной тарой, чтобы свалил. – Ухмыльнулась. – Бутылки из-под вина, джина, водки. Надо было слышать, как он завопил, прочь побежал, закрыл руками голову, а вокруг него стекло взрывается.

– Ну что, молодец. А что он еще делал, кроме того что в помойках копался?

– О-о, все как обычно. Этот чертов идиот решил, что лучше всего наблюдать за комнатой медсестер с дерева. Но и раньше мне приходилось звонить в службу безопасности, потому что какой-то извращенец залезал на дерево с телескопическим объективом или с биноклем, пока мы переодевались.

Она наклонилась и достала из-под кофейного столика большую кожаную сумку. Взяла из кучи барахла на столе губную помаду и мобильный телефон, сунула внутрь. За ними последовали расческа, кошелек, ключи, ручка…

– Конечно, секьюрити сразу же сбегались, прогоняли этих засранцев.

– Ну, уже что-то.

Рассмеялась:

– Как бы не так! Если очень повезет, они на следующий день сунут в почтовый ящик бланк, в котором просят сообщить «детали незаконного проникновения».

В дверях появилась Элис. Покачала головой.

Я со скрипом опустился на диван напротив:

– И как, вы давали описание?

В сумке исчезли визитница, складной зонтик и еще одна губная помада.

– В последний раз я еще лучше сделала, я сфотографировала этого грязного извращенца, когда он как-то ночью мотался по автомобильной парковке.

Лиз сунула руку в сумку, достала мобильник. Поиграла с кнопками, протянула мне.

Мужчина, под метр восемьдесят, подходит к «фиату-500», черная куртка-бомбер, черная вязаная шапка, черные джинсы и черные перчатки. Лицо размыто, снято в движении, а камера мобильного телефона при плохом освещении недостаточно быстро действует.

Я прищурился, вытянул руку с телефоном, потом снова поднес к глазам. Может быть, у него очки? Или что-нибудь вроде бороды-усов? Еще раз вытянул руку. Может быть, просто тень от фонаря? Почти невозможно сказать.

На CD-плеере Род затянул «Если ты до сих пор меня не узнала».

– Вы показывали это другим полицейским?

У нее зарозовела шея.

– Те, из первой группы, все время на мою грудь пялились. Я на смену собиралась, стояла, завернутая в полотенце, и чертовски на них злилась… А парни из второй группы, они в Джеймсов Бондов играли. Я… – Посмотрела в сторону, продолжая запихивать вещи в сумку. – Я совсем забыла, что это было у меня в телефоне, только сейчас вспомнила.

Протянул ей мобильник:

– Все в порядке, ничего серьезного, как мне кажется. Можете перебросить картинку на мой телефон?

Дал ей номер, она понажимала на кнопки, все еще не глядя на меня.

– Джессика говорила, что он пару раз шел за ней до работы. И до дома тоже. А потом, наверное неделю назад, он перестал появляться. – Телефон в ее руке пикнул. – Или прятаться стал лучше.

Элис села рядом со мной на диван. Взяла пару видеодисков, повертела в руках:

– Идентификация Борна мне нравится, а Девушка с татуировкой дракона – не очень, вам не кажется, что Дэниел Крейг на обезьяну похож, в этом, конечно, ничего плохого нет, но я нахожу это немного отвратительным…

– Возможно.

Телефон в моем кармане завибрировал, это, наверное, была картинка от Лиз. Я вытащил мобильник, переправил картинку Сабиру, написал:

Подчисть и добавь резкости.

Нужно установить человека на снимке – срочно, – проверь список совершивших сексуальные преступления.

Можешь сделать что-нибудь с этими чертовыми мониторами на ноге???

Элис отложила в сторону видеодиски:

– Фотография, которую Джессика разбила, это был тот самый Джимми, когда вы отвечали на вызов по домофону?

Гримаса, потом Лиз еще отхлебнула из бокала:

– Нет. Джимми – это бывший муж Бетани. Он, кажется, до сих пор не понял, что она больше не боксерская груша для его эмоций. – Взглянула на меня: – Не могли бы вы слегка его припугнуть? Притвориться, что он педофил или еще кто-нибудь?

Мой мобильник снова завибрировал.

Господи, совсем ты не стесняешься, черт бы тебя взял.

От чего помер твой последний раб?

– Он что-то с ней сделал? Ударил ее? Что-нибудь, за что мы можем его задержать?

Лиз выдохнула:

– Не берите в голову.

– Так что же, – встряла Элис, – с фотографией?

– Джессика встречалась с парнем, ну, на самом деле с мальчишкой, из Отдела по работе с персоналом. Даррен Уилкинсон. Приставучий такой и озабоченный. Просто вцепился в нее, как будто она испарится, если он не будет за нее держаться. – Покачала головой и закатила глаза. – И однажды присылает ей эсэмэску, в которой пишет, что больше не хочет ее видеть и что у них все позади. Вот так вот, одной эсэмэской ее бросил. Душераздирающая история, черт возьми.

Я положил мобильник в карман. Сабир, конечно, нытик, но дело свое знает.

– И когда это было?

Между аккуратно выщипанных бровей Лиз появилась маленькая морщинка.

– В прошлый четверг? Нет, в пятницу, точно помню, она хотела пойти в кино, посмотреть новый французский фильм, купила билеты и столик заказала на ужин, нарядилась, и только собралась выходить, как сообщение пришло. Стоит такая, в бюстгальтере, юбка новая, каблуки двенадцать сантиметров, и ругается как сапожник.

И через два дня пропадает.

Лиз засмеялась, негромко, скорее похоже на тихий, слегка прокуренный кашель.

– Я вам скажу, у нее папаша кто-то вроде проповедника, но клянусь всеми святыми, эта женщина могла воздух заквасить, если бы захотела. – Помолчала. – В смысле, может. Не могла. Может.

Элис кивнула.

– Должно быть, это немного необычно. Жить здесь всем вместе. Вы знали Клэр Янг?

– Нет, наверное. Ну да, на работе пересекались или на стоянке. Один или два раза на дне рождения или на новоселье. – Махнула рукой в сторону окна, где дождь хлестал по другим зданиям комплекса. – Знаю, что это немного старомодно, но в жизни здесь единственный бонус – небольшая арендная плата и что-то вроде чувства коллективизма. Понятно, эти мерзавцы хотят все продать девелоперам. Снижение расходов, вашу мать, просто мародерство какое-то. – Покопалась в сумке, вытащила мятый лист бумаги, наполовину покрытый подписями. – Не хотите подписать наше обращение в защиту комплекса зданий? Это…

Мобильник, лежавший на столе, взревел, Лиз схватила его:

– Алло?… Что, прямо сейчас? Нет, нет, уже иду.… Да. – Нажала на кнопку, хмуро посмотрела на черный экран. – Это такси. Мы тут собрались в «Королевского гусара» на карри. Вроде как подарок к моему дню рождения. – Взглянула на Элис, пару раз моргнула, провела ладонью по глазам. На щеке остался след туши для ресниц. – Не хочу без Джессики идти…

Элис наклонилась над кофейным столиком, над стопкой журналов со плетнями и машинами, взяла ее за руку:

– Не идите, если не хочется. Как думаете, что бы Джессика сейчас вам сказала?

Едва заметная хрупкая улыбка:

– Набить брюхо чечевичными лепешками, ягненком в остром соусе и совиньоном, пока из ушей не полезет. И она бы сказала: «Тебе не каждый день исполняется тридцать лет, Лиз, так что наслаждайся моментом».

– Значит, это вы и должны сделать.

Я поднялся с дивана:

– Перед тем как уйдете, дайте мне имя и адрес Джимми. Пусть это будет подарком ко дню рождения от Полиции Шотландии.

 

32

Стена коридора холодила мне спину, холод проникал сквозь мокрую куртку к замерзшей плоти внутри.

– Нет, Макэй. М. А. К. Э. Й. Джимми Макэй, последний из известных адресов – Каузкиллин, Уиллкокс Тауэрз, квартира 50.

Рона повторила все слово в слово, медленно, как будто одновременно записывала.

– О’кей, все поняла. Не беспокойся, когда мы с ним закончим, Джимми на миллион километров не подойдет к своей бывшей подружке.

– Спасибо, Рона.

– Эш? – Откашлялась. – Слушай, мне правда очень жаль, что я сказала Несс, что ты думаешь, будто Потрошитель может быть копом. Я не знала, что это нужно было держать в секрете. Честно.

– Ладно… ты только сделай так, чтобы Джимми Макэй своей тени пугался.

– Договорились.

Дверь в подъезд отворилась, и Элис, пятясь, вышла на улицу. Говорила она при этом слишком тихо, так что с того места, где я стоял, я разобрал всего пару слов. Потом она поклонилась и обняла того, кто стоял в дверях.

Элис снова попятилась, дверь закрылась. Постояла там немного, пошла в мою сторону, пару раз глубоко вздохнула, выгибая спину, потом повернулась и слегка улыбнулась мне. Помахала рукой.

Я, прихрамывая, подошел к ней.

Она провела рукой по лицу:

– Соседи Клэр Янг по квартире зафиксировались на третьей стадии модели Кюблер-Росс, вся квартира как мавзолей. – Отряхнулась. – Прости, что попросила тебя уйти, понимаешь…

– Все в порядке. Я понимаю. Им не нужно было, чтобы какой-то полицейский вторгался в их горе.

– Пффф… – Ткнулась лбом в мою грудь. – Немного нейролингвистического программирования, немного терапевтической беседы, и я почувствовала, как будто пробежала марафон со стиральной машиной на плечах.

Я потер ей плечи:

– Нормально?

Кивнула.

– А найдется что-нибудь поесть?

Я повернулся и повел ее к лестнице:

– Больничная столовка полное дерьмо, но снаружи всегда вагончик стоит, можно перекусить.

Лестница в здании «А» в стекле, а не в бетоне, с одной стороны вид на темные заросли Кэмберн Вудз, с другой – на автомобильную стоянку. И нет журналюг, лежащих в засаде перед входной дверью.

Элис повисла у меня на руке, а я похромал к двери, открыл. Она задержалась под навесом, пытаясь раскрыть складной зонтик.

– А мы можем прогуляться? Отсюда до больницы?

Дождь на улице стих, теперь он отвесно падал крупными каплями, отскакивая рикошетными брызгами от тротуарной плитки и асфальта. Лупил по деревьям и кустам, добиваясь полного подчинения.

– Ты уверена?

– Последние два часа мы только и делали, что пили чай и говорили со страдающими людьми, и от каждого вздоха несло болью и паникой, и да, я знаю, что это звучит мелодраматично, но я пытаюсь думать так, как думает он, когда смотрит на медицинских сестер, а сейчас я устала и просто хочу прогуляться под дождем, а не вариться в ужасе и горе.

– Хорошо…

Она подняла зонтик выше, чтобы и я мог нырнуть под него. Взяла меня под руку и прижалась, чтобы зонт накрывал нас обоих. Мы вышли из-под навеса в дождь.

– Хор власти и боли.

Пошли по тропинке, огибающей здание, у заднего фасада она разделялась в трех направлениях. Направо, к мрачным кирпичным глыбам зданий «Б» и «В», прямо, в Кэмберн Вудз, и налево, вдоль подлеска, где погасшие фонари вздымались, словно кости, в гранитное небо.

На развилке стоял указывавший налево знак: «БОЛЬНИЦА КАСЛ ХИЛЛ *** ОКОЛО ДВАДЦАТИ МИНУТ».

Мы медленно пошли по залитой дождем тропинке, стекавшая от зданий вода маленькими водоворотами закручивалась у красных «конверсов» Элис.

– Местной службе безопасности никто не доверяет, они, кажется, ничего не хотят делать, пока их не заставишь. Я им сказала, чтобы написали что-то вроде официальной жалобы, в том смысле, для чего нужна служба безопасности, если ты не чувствуешь себя защищенным?

– Кто-нибудь рядом мотался, про Клэр спрашивал?

– Никого конкретно. Ну, кроме мужиков, которые любят подглядывать, от них никуда не денешься, особенно если окна комнаты медсестер на лес выходят. Ну, сам понимаешь, мужики есть мужики – Шмыгнула носом. – Без обид.

Здание, в котором жили медсестры, скрылось за пеленой дождя. Впереди высокие стены скрывали блок многоквартирных домов с небольшими садиками. Над покатыми крышами торчали шпили Святого Стефана и Святого Джаспера. И где-то вдали виднелись трубы-близнецы больничного крематория, клубы белого дыма параллельными шрамами пересекали небо.

Единственными звуками были шорох листьев и барабанная дробь дождевых капель по черной шкуре зонта.

– А они не говорили, что кто-то фотографировал? В мусоре копался?

Она отрицательно покачала головой.

Два часа мотались по квартирам, квартира за квартирой, квартира за квартирой, беседовали с до смерти напуганными медицинскими сестрами, и единственная версия, которая у нас была, зависела от детектива-сержанта Сабира Ахтара, компьютерного гения, о чем он сам постоянно заявлял.

Элис посмотрела мимо меня, куда-то в глубину леса:

– Напоминает иллюстрацию из братьев Гримм.

– Забавно, что ты это сказала. Давным-давно жила-была молодая женщина, которую звали Дебора Хилл, и у нее…

– Пожалуйста. – Элис отвернулась. – Только не сейчас. Давай просто… пройдемся.

* * *

Медсестра шмыгнула носом, провела скомканной бумажной салфеткой по ноздрям, отчего ее распухший нос задвигался из стороны в сторону.

– Нет. Ну, вы понимаете… – Пожала плечами, вздохнула. Она была низенькая, с большими лиловыми мешками под глазами, круглое лицо, оттененное капюшоном куртки. Несмотря на дождь, молния была полностью расстегнута, открывая синюю блузу и бедж с напечатанным на нем именем «БЕТАНИ ДЖИЛЛЕСПИ».

Соседка Джессики по квартире. Та самая, которую преследовал бывший муж.

Она кинула в рот кусочек жареного картофеля, прожевала, затем наклонилась совсем близко ко мне и заговорила едва слышным голосом:

– Кругом полно психов, вы меня понимаете? Я не имею в виду людей с проблемами в обучении или душевнобольных, я говорю про тех психов, которые хотят понюхать твои руки, когда выходишь из женской комнаты. Лежал тут как-то один парень, и вот однажды он заорал, что у него боли внизу живота, а когда я простыню с него стянула, он на меня пописал. – Шмыгнула носом. – Сами понимаете – психи.

Очередь за чипсами продвинулась, и перед Элис осталась всего одна медсестра. Мы скрывались под тентом у вагончика. В воздухе стоял запах жареного кляра, горячей картошки и уксуса.

Из этого угла автомобильной стоянки больницу не было видно, ее закрывало здание из песчаника в викторианском стиле, напоминавшее надгробие, где держали людей вроде Мэри Джордан. Там их накачивали лекарствами по самые уши и запирали в комнате с решетками на окнах. За зданием торчала башня, но видны были только два верхних этажа. В окнах горел свет, где пониже – серый и тусклый, а в пентхаусе – теплый и золотой. Там находились отдельные палаты для коммерческих пациентов.

Бетани отломила кусок рыбы, захрустела кляром.

Я кивнул в сторону больницы:

– А что пациенты, кто-нибудь жаловался?

Она прекратила жевать, проглотила.

– На Джессику? О господи, конечно же нет. Она просто блестяще обходилась с мамашами и папашами. Абсолютный профессионал во всех отношениях.

Послышался хруст оберточной бумаги, и мимо прошла еще одна медсестра, лицо перекошено – умудрилась засунуть в рот несколько кусков картошки. Худая, серые волосики зачесаны назад. Сморщенный рот с острыми маленькими зубами – жевала с открытым ртом. Оглядела меня с головы до ног, потом повернулась к Бетани:

– Это твой бойфренд?

Бетани на мгновение сморщилась, потом сменила гримасу на улыбку:

– Я просто говорила этому милому полисмену, какой Джессика профессионал.

– Джессика? Профессионал? – Хмыкнула. Откусила кончик сосиски в кляре, стала жевать и говорить одновременно: – А помнишь миссис Гисборн?

– Джин Макгрютер, не стоит так говорить о…

– Так это о мертвых. Не говори о мертвых плохо. Но ведь Джессика жива. – Медицинская сестра Макгрютер повернулась ко мне: – Не так ли?

Я открыл рот, но Бетани меня опередила:

– А ты видела, что сегодня в утренних газетах напечатали, это просто…

– Чепуха. Полиция свое дело делает. Ты что думаешь, будет лучше, если мы встанем здесь как сосиски в кляре и будем всем говорить, как мы ее любили? – У нее во рту исчез еще один кусок картошки. – Вы уже поговорили с бывшим бойфрендом Джессики?

– Есть причина, по которой я должен это сделать?

Бетани вздернула подбородок:

– Это было просто недоразумение.

– Даррен Уилкинсон. – Глаза медсестры Макгрютер грозно блеснули, и она перестала жевать. – В первую смену после Дня святого Валентина Джессика появилась с синяком размером со столовую тарелку. Цвета спелой свеклы с желтыми разводами. Естественно, в таком виде она не могла иметь дело с роженицами, не так ли? Так что всю следующую неделю пришлось ей документы подшивать, вести статистику и все такое. – Глубоко и притворно вздохнула. – Она, конечно, это объяснила. Играли они в теннис на игровой приставке Даррена, были слегка датые, и все получилось совершенно случайно. А сломанные ребра? Тоже случайность?

– Ты знаешь, она…

– А помнишь, когда он ей зуб выбил? Коренной, в самой глубине. Это постараться надо было, хорошо, что челюсть не сломал.

Бетани захрустела куском рыбы.

– Ее Потрошитель похитил, а не бойфренд. И он никакой не серийный убийца, он в кадровой службе работает.

– Любой парень, который бьет свою девушку…

– Она просто не хотела шум поднимать, это…

– …рыжий ублюдок. Как он мог…

– Так, хватит! – Я поднял руки вверх и включил официальный полицейско-инспекторский голос, который так испугал вчера двух идиотов в патрульной машине. – Я все понял. Он избивал ее. Она об этом не сообщала.

Они попятились. Уставились на меня.

Бетани шмыгнула носом:

– Не надо так делать, мы просто пытаемся помочь.

* * *

Элис прислонилась к двуцветной стене, нижняя половина которой была выкрашена в казенно-зеленый цвет, а верхняя – в цвет магнолии.

– Не надо было мне есть всю эту картошку. – Тяжело вздохнула и ссутулилась. – Всего час поговорила с акушерками, и серьезное несварение желудка… Нет, не у акушерок, это у меня несварение, хотя, я полагаю, и у них оно могло бы случиться, но только никто, кроме меня, не жалуется. А ты как?

Из коридора донеслись вопли и ругань, перемежаемые резкими воплями. Чудо рождения.

– Когда Ребекка родилась, меня рядом не было. Мальчишку покусала собака торговца наркотиками, и я весь день ублюдка выслеживал. Но на родах Кети был. Она была… крошечная. Лиловая вся, орала как резаная, и вся в крови и какой-то слизи. – Попытался рассмеяться, но смех умер, так и не родившись. – О господи, просто порнуха какая-то на тему «Чужого».

Вот так вот возвращаешься в прошлое, когда все было возможно и никто не должен был умирать. В середине грудной клетки образовалась трещина, и каждый вздох причинял жгучую боль. Я откашлялся.

– И как, час несварения дал тебе что-нибудь?

– Все, с кем я разговаривала, боятся Потрошителя. Не идут домой, пока не соберется группа из трех-четырех человек. Парковкой больше не пользуются, потому что видеонаблюдение на ней так и не установили. – Она обняла себя рукой. – Потрошитель превращается в мифологическое чудовище, что-то среднее между Фредди Крюгером, Джимми Сэвилом и Питером Мендельсоном… – Посмотрела на часы. – Если мы будем говорить с бойфрендом Джессики Макфи, потому что поговорить, наверное, нужно, в том смысле, что если он избивал ее, то он, что совершенно очевидно, должен был пройти курсы по управлению гневом, и…

– Который час?

Она еще раз взглянула на часы:

– Четыре без двадцати.

– Ладно, закончим с коллегами Джессики, а потом слегка поджарим бойфренда. Но отсюда нужно выехать в четверть пятого самое позднее, чтобы не опоздать к нашему другу, бухгалтеру мафии.

Элис уставилась на носки своих маленьких красных «конверсов»:

– А можно не называть его нашим «другом», это как-то…

– Мы это уже проходили. Или он, или Хитрюга, помнишь? – Я положил ей руку на плечо. – Я знаю, это тяжело, но… Черт.

Заверещал лежавший у меня в кармане мобильник. Как раз в это время должен был позвонить Сабир, насчет адреса. Вытащил телефон, нажал на кнопку:

– Что тебя задержало?

– Это ты, Хендерсон? – Кто угодно, только не Сабир. Вместо вязкого ливерпульского акцента бурчание жителя Олдкасла.

Посмотрел на экран мобильника: «НОМЕР НЕ ОПРЕДЕЛЕН».

– Кто это?

– Ну ты и детектив, это Мики Слоссер. Ты был у меня в офисе этим утром, помнишь? – Пауза. Шуршание. Снова голос: – Мне тут пришло кое-что, что может тебя заинтересовать.

Молчание.

– Я не настроен в игры играть, Мики.

– Письмо. На желтой линованной бумаге. Подписано – «Потрошитель».

 

33

Небо – как размытая полоска угольно-серого цвета. Кровь сочилась с горизонта, а солнце, покончив с днем, разбросало по мокрым дорогам узоры блестящих пятен.

– Что? – Я закрыл ладонью ухо и повернулся спиной к входу в больницу – мимо проезжала «скорая помощь», и ее вой стихал по мере того, как она исчезала вдали.

На другом конце линии Джейкобсон снова попытался докричаться до меня:

– Несс убедила всех отказаться от обвинений. Мистер Макфи снова свободный человек.

– Молодец. А что насчет Купера, Плохой Билл вспомнил Клэр Янг или Джессику Макфи?

– Насчет этого письма, ты уверен, что журналист не облажается?

– Ну, он же журналист.

– Справедливое замечание. Все равно проверить надо. – Громкость пропала, как будто Джейкобсон отвернулся от телефона. – Купер, скажи ему, что мне говорил.

Что-то заскрипело, потом Купер откашлялся мне в ухо:

– Алло? Да, о’кей, тут вот что, Плохой Билл, он же Уильям Мур. Показал ему обе фотографии, и ему кажется, что он видел Джессику Макфи с высоким рыжеволосым белым мужчиной. Говорит, что насчет Клэр Янг не уверен. Выглядит знакомой, но, может быть, только потому, что часто видел ее в газетах и по ящику.

Ну и хватит об этом.

– Может быть, у него камера видеонаблюдения стоит или что-нибудь вроде этого?

– Сказал, что его никогда это не волновало. Кому нужно, говорит, рисковать и получить мясницким ножом по голове из-за пакета булок для бургера и горстки жареного лука? Профессор Хантли полагает, что похититель вряд ли забрал Клэр Янг с собой, после того как купил ей еду. Она пропала ночью в четверг, а нашли ее ранним утром в субботу. Хантли говорит, что похититель не собирался ее насиловать, в заложниках держал, а в пятницу просто повел на ланч.

Мимо проревела еще одна «скорая», на этот раз в другом направлении.

Я взглянул на часы – без десяти четыре. Скоро нужно будет двигаться.

– А ты…

– Я еще спросил, сколько этих «двойных ублюдочных бургеров» он продал в пятницу между одиннадцатью часами утра и тремя часами дня, так он послал меня.

Придурок.

– Это же бургер-фургон, а не трехзвездочный ресторан. Плати налом, и никаких рецептов. Где он в пятницу парковался?

Молчание.

– Купер?

– Вообще-то…

Я стукнул головой о стену:

– Забыл спросить, да?

– Вы же сказали, что он будет стоять у супермаркета, он там и стоял, и я подумал… что у него там постоянное место. – Откашлялся. – Ну, вроде того.

– Главная фишка бургер-фургона в том, что у этой чертовой хреновины колеса есть. Иди обратно и выясни, где он находился в пятницу во время ланча.

– Простите, шеф…

Значит, теперь я «шеф»? Уже кое-что.

– Все нормально сделал. Иди давай и проследи за деталями.

– Есть, шеф.

– И свяжись с дежурной частью, пусть пробьют по компьютерной системе полиции Даррена Уилкинсона, работает в службе персонала каслхиллской больницы.

– Есть, шеф.

– Свободен.

Кто-то похлопал меня по плечу, я повернулся – Ноэл Максвелл. Оранжевая парка поверх форменного брючного костюма, ярко-белые кроссовки шаркают по мокрому тротуару. Ухмыльнулся, отчего короткая эспаньолка слегка перекосилась. – Ну как, преднизолон помог, все нормально?

Из мобильника донесся голос Джейкобсона:

– А теперь вот что. Это ты утверждал, что работать по старинке, от свидетеля к свидетелю, лучший способ установить контакты? И что ты выяснил?

– Подождите минуту. – Выключил у телефона звук. – Ты достал что я просил?

Ноэл оглянулся, понизил голос до едва слышного:

– Это же, сами понимаете, промышленное качество. В смысле, это не…

– Так ты достал или нет?

Еще раз оглянулся вокруг. Как будто до этого не проверял. Сунул руку в карман и вытащил уголок коричневого конверта:

– У вас наличка?

Я отмусолил шестьдесят фунтов от того, что осталось от сотни, которую мне сунул Джейкобсон, протянул ему. Осталась пятерка и немного мелочи.

Он еще раз оглянулся, сунул мне конверт. Совсем не тяжелый. Вскрыл его.

У него глаза на лоб полезли.

– Не делайте этого здесь!

– Да, как же. Высокий уровень доверия сегодня в мои планы не входит. – На дне конверта лежали два шприца, прозрачные, с оранжевыми крышечками на иглах. Рядом с ними сложенный пополам лист бумаги, на нем текст мелким шрифтом.

– Только обязательно инструкцию прочитайте, ладно? Опасная штука…

В этом-то все и дело.

– Сколько по времени?

Пожал плечами. Еще раз оглянулся:

– От массы тела зависит. Если парень большой и жирный, часа три-четыре. А если целую дозу ребенку вколоть, он никогда не проснется. – Покраснел. – Конечно, если есть такие намерения. Сами понимаете.

Я сунул конверт в карман. Задумался. Нахмурился:

– Кому еще ты медицинские препараты впаривал?

Ноэл несколько раз раскрыл и закрыл рот.

– Я… не знаю, о чем вы говорите, продавать медицинские препараты, зачем мне это нужно? Я вам услугу оказывал, потому что мы с вами старые знакомые.

– Анестетики, гипотензивные средства, дезинфицирующие, шовный материал, клей хирургический? – Все что нужно, чтобы вскрыть человека и вшить ему в живот пластиковую куклу.

Он замотал головой:

– Нет, вы о ком-то другом думаете, я не продаю больничные препараты, я вроде посредника, хороший парень, помогающий старому другу.

– Ноэл, Богом клянусь, я твою прыщавую задницу отсюда до Данди за яйца протащу.

Он попятился, сунул руки в карманы, ссутулился, даже ниже ростом стал.

– Я больше этим не занимаюсь, честно говорю. Может быть, было несколько лет назад, но вы тогда со мной поговорили, и я исправился. Я теперь прямой, как стрела. Совершенно, просто абсолютно честный.

Я пристально посмотрел на него.

Он шмыгнул носом. Еще сильнее сгорбился.

– Ладно, ну, может быть, помог я кое-кому, протянул руку помощи в борьбе с непереносимой болью. Пару раз морфин, несколько пачек амитриптилина, может быть, темазепам, но у них был рассеянный склероз и все такое. Честно.

Молчание.

– Просто попытался стать хорошим гражданином, понимаете? Ближнему помочь.

– А как насчет гипотензивных средств?

Он провел языком по зубам.

– Да на них особого спроса нет. Опиоиды и барбитураты, сейчас это самое любимое блюдо среди продвинутой молодежи Олдкасла… А я бы никогда и не стал, сами понимаете, примерный гражданин, помощь ближнему…

Я подошел к нему достаточно близко, чтобы почувствовать запашок сигаретного дыма и горьковатого лосьона для бритья.

– Хочешь, чтобы мы остались друзьями, да, Ноэл?

Он покачался из стороны в сторону, еще сильнее сгорбился, посмотрел на меня, как нервная оранжевая ворона:

– Мы друзья, конечно… Почему бы нам не быть друзьями?

– Если хочешь, чтобы все было по-старому, тогда вот что тебе нужно будет сделать… Поговоришь со всеми своими приятелями, примерными, как и ты, гражданами, и выяснишь, кто воровал из закромов хирургические расходные материалы. А потом мне расскажешь. – Улыбнулся ему, постаравшись, чтобы улыбка вышла доброй и холодной. – И сделаешь это завтра, к этому же времени.

Он стал еще меньше.

– А если я не смогу? В смысле, ну, вы понимаете, я приложу максимум усилий, вне всякого сомнения, но что, если я буду спрашивать, а мне никто ничего не скажет?

Моя рука опустилась ему на плечо, он вздрогнул. Моргнул.

А я ему плечо сжал, нежно так:

– Давай не будем это пробовать, ладно?

* * *

Женщина из отдела по работе с персоналом улыбнулась нам, правда, улыбка не ушла дальше ее щек. Склонилась над Элис, усаживая нас в пару кресел, обитых кожзаменителем. Кожа у нее была белая, как молоко, длинные черные волосы по бокам, а спереди челка, как будто выстриженная одним касанием ножниц.

– Даррен присоединится к нам в ближайшее время, он разговаривает по телефону. – Сложила руки перед собой. – Так в чем, собственно дело?

Настенные часы у нее за спиной показывали двадцать минут пятого. Все будет в порядке, если не будем рассиживаться.

Я устроился поудобнее, вытянул вперед правую ногу:

– Боюсь, что это касается только нас и мистера Уилкинсона.

На табличке, приверченной посредине раскрытой настежь двери, написано: «МЯГКАЯ КОМНАТА ДЛЯ ПЕРЕГОВОРОВ № 3». Лимонно-желтые стены, пара картинок в рамках, белая маркерная доска, флипчарт на подставке рядом с дверью. Низкие стулья, шесть штук, тоже обитые кожзаменителем, и кофейный столик в круглых прыщах от горячих чашек. Воняло потом и безысходностью.

– Ах… – Улыбка стала слегка натянутой, вокруг глаз появились морщинки. – Боюсь, об этом не может быть и речи. В соответствии с процедурой, установленной в нашей больнице, беседы штатных сотрудников с представителями средств массовой информации, членами семей пострадавших или с полицией должны проходить в сопровождении представителей службы управления персоналом, если эти встречи проходят на нашей территории. – Махнула рукой в сторону двери. – Конечно, если вы решите задержать его и вывести с территории больницы – это ваша прерогатива. Вы собираетесь его задерживать?

– Я еще не решил.

Глаза над натянутой улыбкой похолодели.

– Могу заверить вас, детектив-констебль Хендерсон, что Даррен является весьма ценным членом моей команды. Когда с ним произошел несчастный случай, на следующий день он пришел на работу в девять утра. Это говорит о его преданности делу. – Сложила руки на груди. – И что он сделал, по вашему предположению?

Я посмотрел на нее пристально.

Она покачала головой:

– Он три раза был лучшим работником месяца. И это среди всех сотрудников больницы, не только моего управления. Он добросовестен, трудолюбив, и он на самом деле очень много вложил в наш производственный процесс и внутренний трудовой распорядок.

Элис натянула рукава своего полосатого топа на кончики пальцев:

– С ним произошел несчастный случай?

– Его сбила машина на пешеходном переходе, только и всего. Но на следующий день он был на работе, утром в пятницу, бац, и к самому началу пришел. – Она хлопнула ладонями, резко и сильно. – Так, а как насчет чашечки чая?

Как только она ушла, Элис наклонилась ко мне, голос едва слышен:

– Мы что, правда думаем, что Даррен Уилкинсон – Потрошитель?

– А ты чего шепчешь? У нее щеки зарозовели.

– В смысле, я понимаю, что он работает в больнице, может иметь доступ к лекарственным препаратам и узнать кое-что о хирургическом вмешательстве, скорее всего наблюдая за операциями, и что все жертвы были медицинскими сестрами, и что он работает в службе управления персоналом, а там имеет доступ к личным делам сотрудников, не говоря уже о том, что Джессика Макфи была акушеркой, но… – Между бровей обозначились морщинки. – А, я поняла. Если посмотреть на это таким образом…

– И просто так случилось, что он встречался с одной из жертв? Очень странное совпадение.

– Ну а может быть…

– Судя по информации из полицейского компьютера, ему сейчас двадцать семь. Значит, когда в первый раз нарисовался наш подозреваемый, ему было всего девятнадцать. Как-то не очень совпадает с психологическим портретом, тебе не кажется?

Стрелки настенных часов подползли к четырем двадцати пяти.

Элис обняла себя рукой, потеребила волосы:

– Если он избивал Джессику Макфи, значит, у него были проблемы с контролем, как внутренние, так и внешние, и он считал, что Джессика является его собственностью, и когда она не выполняла то, что он ей приказывал, это его ранило, он воспринимал это как оскорбление… У него не было другого выбора, он должен был наказать ее, я в том смысле, что это не было его виной, он просто хотел сделать ее лучше, и она должна была благодарить его за это. Она должна быть счастлива, потому что он у нее есть.

Элис свела колени и раздвинула пятки, шаркнув подошвами по потертому ковролину.

– Так всегда и бывает, правда, женщины этого просто не понимают, им нужна твердая рука, которая вела бы их в правильном направлении. Им это нравится… Они любят мужчин, которые могут взять на себя ответственность, им нужно, чтобы кто-то показывал им, кто в доме хозяин, как их папы мамам показывали… – Элис пару раз моргнула, потом уставилась на потолок. Снова нахмурилась. – Но похищение, разрезы, куклы пластиковые, а потом импрегнация – это все уже связано с контролем, но только наш парень делает это, потому что он немощен и бессилен в своих повседневных взаимоотношениях.

Я достал мобильный телефон и прочел еще одно сообщение от Купера:

Информация по Даррену Уилкинсону (27) – 14, Файн Лейн, не привлекался, предупреждение за вандализм в 11 лет, недавно подал документы на владение огнестрельным оружием, охотничьим/нарезным.

Ну, про лицензию он может забыть. Черта с два он ее сейчас получит.

– Эш? – Элис сдвинула пятки, скрипнула друг о друга резиновыми носками кед. – Мы не спросили у соседей Клэр Янг – а что, если Даррен был и ее бойфрендом? Что, если он сначала самым романтическим образом обхаживал своих жертв, а потом похищал?

Пожал плечами:

– Вполне возможно.

Она откинулась на спинку стула, бессильно уронила руки вдоль тела.

– Физически подавляя Джессику, избивая ее, он активно демонстрировал свою власть…

Я закрыл сообщение Купера, набрал номер Сабира.

– Господи ты боже мой, теперь-то что? Работаю я над этим, понятно тебе? Держи свои подштанники двумя руками, а мне время нужно, тут все непросто!

– Имя Даррен Уилкинсон ничего не говорит?

Пауза.

– Кто такой этот Даррен Уилкинсон, мать его?

– Мне нужно знать, не всплывало ли его имя в базе данных полиции в связи с основным расследованием по Потрошителю?

– О’кей… – Длинный слюнявый вздох. – Ты выбирай.

– Что значит – выбирай?

– А все это дерьмо, которое ты на меня вываливаешь – найди то, выясни это, – а у меня руки до всего не доходят.

– Сабир, я…

– Нет. Вы там все думаете, что я тут сижу с командой из полусотни человек, но только здесь, кроме меня, никого нет, тебе это понятно? Сижу тут один под кучей дерьма, которое вы на меня свалили. – Из трубки раздался хруст, вроде статического электричества, потом громкое чавканье – не иначе как целая горсть картофельных чипсов. – Так что выбирай, что тебе нужно в первую очередь.

– Только не надо впадать в истерику. Это просто…

Дверь открылась, и в комнату вошла менеджер службы персонала, в руке поднос для напитков с тремя дымящимися пластиковыми чашками.

– Сабир, просто сделай это. Я перезвоню. – Сунул мобильник в карман, а она поставила поднос на кофейный столик.

Элис натянуто улыбнулась, глаза расширились и заблестели.

– А как Даррен ладит с женщинами – коллегами по работе? Он пользуется популярностью?

Менеджер службы персонала на мгновение нахмурилась:

– Я бы сказала – да, пользуется. Он располагает к себе, опрятен, всегда пирожные приносит, если у кого-нибудь день рождения.

– Я не об этом… понимаете, шутки непристойные, вторжение в личное пространство, может быть, что-то вроде запугивания?

– Даррен? – Щеки дернулись, и послышалось что-то вроде смешка, сменившегося кашлем. – Он присоединился к моей команде шесть лет назад. Ему тогда был двадцать один год. Я лично его воспитывала. Он вам не какой-нибудь женоненавистнический неандерталец.

– Хм… – Элис опять занялась своими волосами, постукивая при этом одной ногой по ковролину.

Пластиковая чашка с чаем была обжигающе горяча, и я решил подождать, пока она остынет.

– А как насчет посещаемости? Отсутствия на работе были за последние три недели?

– Нет, даже после того несчастного случая, про который, между прочим, ваши коллеги так ничего и не выяснили. Даррен – примерный работник. И…

В дверь постучали, и в ней появилось разбитое лицо. Один глаз заплыл, с одной стороны лица кожа темная и покрыта царапинами от кончика подбородка до самого лба. Переносицу пересекала ленточка лейкопластыря. Парень стоял на костылях, придерживая одним дверь. Мятая белая рубашка, бледно-голубой галстук. Правая брючина коротко обрезана, открывая на всеобщее обозрение файберглассовый гипс, покрытый сделанными фломастером надписями.

Кто бы его ни сбил, это тачка была значительно крупнее «мини».

Голос у него был мягкий, с пришепетыванием, как будто нескольких зубов не хватало, но акцент жителя Данди все равно прорывался.

– Вы хотели видеть меня, Сара?

Она повернулась на стуле, кивнула:

– Ах, Даррен, вы, как всегда, вовремя. Я просто рассказывала этим офицерам, какой вы у нас ценный член нашей… Даррен, с вами все в порядке?

При слове «офицеры» его здоровый глаз вытаращился, челюсть отвалилась, обнажив четыре или пять ярко-красных неровных дырок на тех местах, где должны были находиться зубы. Попятился.

– Даррен?

Он оглянулся, посмотрел на коридор, как будто собираясь броситься туда. Потом безвольно обвис на костылях. Закрыл глаза и выругался.

 

34

Даррен посмотрел на меня через стол, моргнул:

– Я… – Потеребил край гипса на левой руке. – Это совсем не так. – Шмыгнул носом. – Все не так было.

Было уже без двадцати пять, а мы все еще торчали здесь, и минутная стрелка все ближе подползала к моменту встречи с Полом Мэнсоном.

Элис наклонилась вперед, оперлась локтями на колени:

– Все абсолютно понятно. Вы просто присматривали за ней, не так ли? Она совершала идиотские поступки, а вы были тем, кто должен был убирать за ней. И ее нужно было проучить, так ведь? Нужно, чтобы она делала то, что ей говорили, и тогда, когда говорили.

Он не поднимал головы.

Сара, менеджер отдела по управлению персоналом, прищурилась:

– Хочу заметить, что мне очень не нравится эта манера ведения допроса. Даррен уже сказал вам, что он не избивал Джессику Макфи. Я не понимаю, почему вы зациклились на этом. – Адвоката изображала.

Элис положила руки на стол, ладонями вверх:

– И если она выходила за рамки дозволенного, то, вполне понятно, вам порой приходилось дать ей пару затрещин. Для ее же пользы? Это как с собаками, да? Почему с женщинами должно быть по-другому?

– Могу заверить вас, что Даррен был не только одним из лучших на тренинге по равному представительству полов, он еще и один из «Борцов за равенство» нашей больницы. И все это совершенно неуместно и…

– Давай, Даррен, – я поднял трость и ткнул наконечником ему в грудь, – расскажи нам о том, как на тебя наехали.

Он сжался на стуле:

– Было темно. Я шел через дорогу, и откуда-то выехала машина и сбила меня. Я ее не заметил.

Я еще раз ткнул:

– И где это было?

Еще раз ткнул. И еще раз. И еще.

– Прямо рядом с закусочной на Оксфорд-стрит.

– Когда?

Молчание.

Ткнул его еще раз:

– Когда. Это. Произошло?

– Ой! Я не знаю.

– Пожалуйста, перестаньте тыкать его вашей тростью.

Как бы не так.

– Я проверил по компьютерной базе данных полиции – там нет никаких упоминаний о том, что вас сбила машина на Оксфорд-стрит или еще где-нибудь. Вы что, решили, что об этом не стоит сообщать? С кем не бывает?

Он потупился:

– Мне показалось, что в этом нет никакого смысла. Ну, вы понимаете. Я же машину не видел, и вообще…

– Понятно. – Еще раз ткнул, для верности. – Значит, вас машина подрихтовала. Нога сломана, рука тоже. Выглядите так, будто банда скинхедов на вас удары отрабатывала, и вы решили не сообщать об этом?

– Детектив-констебль Хендерсон, если Даррен сказал…

– Понимаете, Даррен, вы сказали своему начальнику, что были сбиты машиной на пешеходном переходе через Оксфорд-стрит, но только нет там никакого перехода, или я ошибаюсь? – На этот раз я направил наконечник трости ему в ребра, и он сморщился от боли. Отпрянул. Попытался закрыться рукой. Тогда я еще раз это сделал, но с другой стороны груди. Тот же самый результат. – Единственный, кто не бежит в полицию после наезда, это водитель машины. Рубашку снимите.

Сара напряглась:

– Так, мне кажется, мы проявили достаточно терпения. Это абсолютно…

– Не было никакой машины, так ведь? Сними эту чертову рубаху.

Она вскочила:

– Я требую, чтобы вы прекратили. Если вы хотите произвести обыск с раздеванием, делайте это в участке, с соблюдением всех формальностей. А пока… Что вы делаете?

Я наклонился над кофейным столом, схватил его за грудки и дернул посильнее. Пуговицы разлетелись в разные стороны, как крошечные пули, рубаха выскочила из брюк и распахнулась. Галстук едва прикрывал лиловое, красное и желтое месиво на его груди. Синяки покрывали обе стороны туловища, и не четкой линией, которая получается от удара капотом или бампером, а вразнобой, как лоскутное одеяло. И посреди живота прекрасный негативный отпечаток подошвы ботинка.

– Странные шины у этого автомобиля. Больше похоже на сорок четвертый размер, а не всесезонный «Данлоп».

Сара ткнула в меня пальцем:

– Я напишу официальную жалобу вашему руководству. Как вы осмелились подвергнуть моего работника этой унизительной…

– Да ладно вам, пора уже повзрослеть. Никакая машина его не сбивала, просто кто-то выбил из него дерьмо по полной программе. – Я отложил в сторону свою трость. – Почему вы врали, Даррен? Кто вас так напугал, что вы сообщить боитесь о том, что с вами сделали?

Он закусил нижнюю губу, здоровый глаз блестел в свете лампы.

– Ничего не произошло…

– Неужели? – Я стукнул тростью по столику, Даррен вздрогнул. – Вам из-за этого лицензия на оружие потребовалась? Мести захотелось?

Сара вытащила мобильник:

– Я звоню охране. Вы оба…

– Нет! – Даррен схватил ее за руку. – Пожалуйста. Нет. Я… Я не хочу, чтобы скандал начался. Пожалуйста…

Она посмотрела на него:

– Вы уверены, что это то, что вам нужно?

Он опустил глаза и снова стал щипать гипс на руке.

– Можно стакан воды или еще чего-нибудь?

Сара положила руку ему на плечо:

– Конечно можно. – Бросила на меня злобный взгляд. – И больше никаких вопросов.

* * *

Даррен Уилкинсон облизал губы и моргнул, когда за ней с грохотом захлопнулась дверь. Судорожно вздохнул:

– Я… никогда не хотел делать ей больно.

Элис похлопала его по руке:

– Вам нужно было…

– Это просто… – Откашлялся. Снова посмотрел на кофейный столик. – Простите, сначала вы.

– Нет. Что вы хотели сказать?

– Джессика… Она была не такая… – Еще вздох. – Она хотела, чтобы я ее бил. – Впился ногтями в ткань гипса, вырвал оттуда кусочек белой материи. – Я не имею в виду – «она меня об этом просила», в женоненавистническом смысле. Она в буквальном смысле просила. Она в прямом смысле просила бить ее. Я хотел, чтобы мы были нормальной парой, за руки держались, гуляли в парке, но… – Он надул щеки и выдохнул. Вырвал из гипса еще кусочек ткани.

Я пристально посмотрел на него:

– А, так вот.

Молчание.

– Хорошо, Даррен. И что случилось потом?

– В первый раз я подумал, что она хочет, чтобы я ее отшлепал. Ну, понимаете, просто для забавы. Я знаю, что это усиливает формирование гендерного стереотипа и мужскую доминацию, но она сказала, что не надо из-за этого сопли пускать. Она не хотела, чтобы я ее отшлепал, она хотела, чтобы я ее избил.

– Ну и как вы, избили?

Его глаз расширился от ужаса.

– Нет, конечно, я ее не бил! Я не верю в физическое подчинение женщины и во всякую старомодную сексистскую чепуху… Но она не отставала, все приставала ко мне, а потом стала на меня бросаться и вопить мне в лицо… – Даррен отвернулся. – И я сделал это. Ударил ее, я не хотел, просто… И все произошло, она… – Кашлянул. – Вы понимаете.

Элис побарабанила пальцами по столу:

– И она сексуально возбудилась.

– Иногда мне кажется, что она… путала жестокость с любовью. Как будто это было одно и то же. Так и пошло. Ей это было нужно… чтобы чувствовать себя желанной и ценимой, а я… – Он оскалился разбитым ртом. – А я себя ненавидел.

Этому можно было найти сотни тысяч оправданий, вроде тех, которыми пользуются насильники, до смерти избивая свои ненаглядные половинки, но здесь было что-то новенькое.

И пока он размазывал слезы по своему покрытому синяками лицу, я достал мобильник и показал Даррену фотографию, которую мне послала соседка Джессики, Лиз Торнтон:

– Этого человека узнаете?

Он пару раз моргнул, шмыгнул носом:

– Это тот извращенец, который у них в мусорных баках копался, точно? Я однажды за ним погнался. Мы с Джессикой подходили к паркингу, а он у почтовых ящиков терся. Ну, вы понимаете, замки вскрывал или что-то вроде этого… Я крикнул, он бросился бежать, я за ним.

– Вы заметили его лицо?

Даррен покачал головой:

– Темно было. Он забежал в лес, а я не стал за ним бежать, больно мне нужно ножом в живот в темноте получить. Или еще что-нибудь.

Я спрятал телефон:

– Так кто же вас избил?

– Я не могу… – Глубокий вздох. – С лестницы упал.

– И кто-то умудрился вам на живот ботинком наступить, пока вы падали? – Я откинулся на спинку стула и стал пристально смотреть на него, пока он снова не опустил глаза и снова не стал теребить гипс на руке.

– Избили вас в четверг ночью. А в пятницу вы послали Джессике Макфи сообщение, в котором написали, что больше никогда не хотите ее видеть.

Все совершенно очевидно.

Он не поднимал головы.

– Это был ее отец, не так ли? Раскольнику Макфи очень не нравилось, что какой-то безбожник из Данди его дочурку перепахивает.

Даррен поднял голову, раскрыл здоровый глаз:

– Нет! Ничего такого не было, не прикасался он ко мне, это был несчастный случай! Я никого не обвиняю!

* * *

– Прости… – В темном промежутке между нашим краденым «ягуаром» и припаркованным рядом обшарпанным «рено» Элис теребила связку ключей. Еще раз нажала на кнопку электронного замка:

– Раньше работал…

– Дай мне. – Я протянул руку, она отдала ключи.

Многоэтажка воняла гнилыми сорняками, приправленными грязной вонью стоялой мочи. Лужа растекалась во всю длину бетонного пола, углубляясь у лифтов почти до щиколоток, приливная волна раскачивала пластиковые бутылки и пакеты от картофельных чипсов. Относительно сухое место находилось у дальней стены. Даже лестницы были использованы в качестве писсуаров.

Элис сморщила нос:

– Может быть, батарейка новая нужна, или, может быть, можно…

– Или мы просто сделаем вот так. – Я сунул ключ в замок.

– О-о, а я об этом забыла совсем…

Детский сад.

Я со скрипом открыл багажник. Ничего, кроме клетчатого одеяла и потрепанного «СПРАВОЧНИКА АВТОМОБИЛЬНЫХ ДОРОГ ШОТЛАНДИИ» двадцатилетней давности. Достал одеяло, постелил на заднее сиденье.

– Эш, прости, я совсем не думала, что это так много времени займет и…

– Сейчас мы вряд ли сможем что-то сделать.

Вещи, купленные в супермаркете, гремели и брякали, пока я перегружал их в багажник, брезент оставил напоследок, закрыв им все сверху.

– Может быть, если поторопимся, дороги еще в пробках не встанут? Эш?

Я захлопнул багажник.

– Эш?

– Может быть. – Похромал к машине, сел, откинулся на спинку сиденья. Судя по часам на панели, было уже почти пятнадцать минут шестого. Надо было отсюда выбираться, пока еще была возможность.

* * *

Дворники «ягуара» со скрипом елозили по стеклу, размазывая дождь в радужные полукружья, в лобовом стекле отражался блеск габаритных огней машин, длинной очередью уныло тянувшихся по мосту Дандас. Светофоры испускали шары тошнотно-желтого света. Небо черное, как раковая опухоль.

На другом конце линии суперинтендант Несс на мгновение замолчала. Потом:

– Да, я поняла… Так мы что, будем наказывать его за домашнее насилие?

Машина протащилась вперед еще на метр.

– Джейкобсон сказал, что все будет зависеть от вас. У Даррена есть алиби на то время, когда пропала Клэр Янг, а Элис говорит, что он не совпадает с психологическим портретом. Так что, по всей видимости, это не Потрошитель.

Из-за бурчания двигателя голос Элис был едва слышен:

– Спроси ее про письмо.

– А что насчет письма? Что вы Раскольнику сказали?

Из трубки раздалось шипение:

– Мистер Макфи был проинформирован о том, что мы получили еще одно письмо от некоего лица, представляющегося как Потрошитель. Я хотела убедить «Ньюз энд Пост» не публиковать его, но доктор Дочерти полагает, что, если похититель не увидит письмо напечатанным, он может подумать, что мы не воспринимаем его серьезно. Джессика Макфи и без этого находится в большой опасности.

– Вы дадите Раскольнику копию письма?

– Конечно, можно дать ему копию, но завтра утром он все равно его увидит.

Элис махнула мне рукой.

– Нам тоже копия нужна.

– Зайдите в управление, найдете в пакете документов для прессы.

– Можно по электронной почте? Я сейчас занят.

Пауза.

– Что?

– Спросите у Джейкобсона. Мой испытательный срок закончился, вам так не кажется?

Машина еще немного продвинулась вперед. Долгое молчание, прерываемое стоном резины по залитому дождем стеклу.

– Мистер Хендерсон, давайте-ка проясним все окончательно. Как вы красноречиво отметили ранее, вы больше не являетесь офицером полиции. Вы что, серьезно верите в то, что заслужили персональный отчет от руководителя расследования? Если хотите знать, что происходит, двигайте задницей и являйтесь на совещания группы.

Все мы большая и дружная семья.

Поток машин впереди поредел, вырвавшись из бутылочного горлышка с мостом и круговой развязкой на концах.

– Мне наплевать, насколько большой шишкой вы были в криминальном управлении полиции Олдкасла. Хочешь чего-то? Заслужи.

Щелчок, и линия смолкла.

Выдохнул:

– А мне казалось, что я ей нравлюсь.

По крыше «ягуара» барабанил дождь. Отскакивал от капота.

Элис вцепилась в руль, костяшки пальцев побелели.

– А что будем делать, если не успеем вовремя?

– Перейдем к плану Б.

 

35

Посмотрела на меня:

– У нас есть план Б?

Я открыл заднюю крышку купленного мобильника, вытащил сим-карту, заменил на новую. Потом набрал номер, написанный шариковой ручкой на фотографии Пола Мэнсона. Достал блокнот.

– Что за план Б?

– Шшшш… – Показал на мобильник.

На другом конце официальный голос:

– Пол Мэнсон, чем могу быть полезен?

Настало время включить акцент парня из Глазго, Мишель всегда его ненавидела.

– А, привет! Это Грег, из «Транспортной безопасности Спаранет». Извините, мистер Мэнсон, система выдала автоматическое оповещение по вашему «порше». Ничего серьезного, обычная проверка.

– Простите, я не понимаю…

– Не могли бы вы подтвердить местоположение вашего автомобиля? Система нам показывает, что он находится на Лейт-волк, в Эдинбурге.

– Что? – Что-то заскрипело. Потом как будто захлопнули дверь машины. Потом снова голос:

– Она рядом с моим офисом, идиот. Никакой это не Эдинбург, это Олдкасл.

– Вы уверены?

– Конечно уверен, черт возьми. Я сижу в ней.

– Неужели… Ну, простите, что побеспокоили вас, мистер Мэнсон. Счастливой дороги.

Закончил разговор. Сбросил акцент:

– Он сейчас собирается выезжать.

Элис слегка продвинула «ягуар» вперед, и мы оказались совсем рядом с развязкой на Барнет.

– А что, если он уедет?

Я поднял вверх палец:

– План В. Мы приезжаем на встречу с пустыми руками, притворяемся, что убили его, а потом убиваем всех, прежде чем они убьют Хитрюгу.

Вид у нее стал, как будто проглотила что-то горькое.

– Я не…

– Ладно. – Еще один палец вверх. – План Г. Мы выслеживаем миссис Керриган и убиваем ее раньше, чем она сможет убить нас. Спасаем Хитрюгу. И исчезаем в ночи прежде, чем нас начнут искать. Покупаем дом в Австралии, с собакой и бассейном.

Элис поерзала на кресле, изогнула шею, следя за тем, как мини-вэн выруливает направо на развязку. Потом придавила педаль газа и вывела «ягуар» в поток машин.

– Почему во всех планах присутствует убийство?

– Потому что мне кажется, что миссис Керриган не собирается с нами церемониться. Ты видела, что она сделала с Хитрюгой.

Выехали на Дарвин-стрит.

– Должен ведь быть какой-то вариант, при котором никто не умирает… Как тебе план Д? Мы связываемся с друзьями Дэвида из полицейского управления в Олдкасле, появляемся там всей толпой, в том смысле, что миссис Керриган ничего с ним не сделает, когда вокруг столько полицейских, так ведь? Мы ее арестовываем, нам не нужно будет больше убивать Пола Мэнсона, и все будет как у… – Хмуро посмотрела на меня. – Что?

Я постарался не рассмеяться, честно.

– Ты слышала, что она сказала? Откуда нам знать, сколько народу в криминальном управлении прикармливает миссис Керриган? Еще года два назад я бы знал всех. А сейчас?

– Но…

– Единственный, кому можно доверять полностью, это Хитрюга.

Элис пристроила краденый «ягуар» почти вплотную к ехавшему впереди «вольво».

– Но… Мэнсон – бухгалтер мафии, так ведь? Что, если он даст показания на своих сообщников и пойдет по программе защиты свидетелей… или что-нибудь вроде этого?

– И заложит Энди Инглиса? Он до конца недели не доживет. Притормози немного, пока мы ему в багажник не въехали.

Вниз по Дарвин, потом на Фитцрой-роуд. Мимо «Польских деликатесов», «Теско Метро», мимо итальянского ресторана, где Марку Манчини горло перерезали в холодильной камере. И выехали на Салливан-стрит, а дождь шел все сильнее и сильнее с каждой минутой.

Элис сняла руку с руля, схватила меня за руку. Сжала:

– С ним все будет в порядке, правда?

С заднего сиденья ухмыльнулся Боб-Строитель.

Скорее всего, нет.

Пожал ей руку в ответ:

– Все будет хорошо.

Пора перезвонить. Нажал на кнопку повторного звонка.

На этот раз, когда Мэнсон ответил, в трубке слышалось рычание мотора.

– Пол Мэнсон, чем могу быть вам полезен?

Включил акцент:

– Алло, мистер Мэнсон, это снова Грег из «Транспортной безопасности Спаранет». Эхм… Простите за беспокойство, но система опять отслеживает вашу машину в Эдинбурге, она как раз поворачивает на Истер-роуд, рядом с кладбищем. Вы уверены…

– Насколько мне известно, моя машина не оборудована гребаным телепортом, так что нет, я не в Эдинбурге, черт возьми.

– А-а. Хорошо. А где вы сейчас находитесь?

– Бегби-стрит.

Я отключил звук. Показал пальцем на перекресток впереди.

– Прямо туда. Потом первый поворот налево. – Снова включил, пока Элис выполняла то, что ей было сказано. – Вы уверены? GPS четко засекает вас в Эдинбурге, и…

– Я знаю, чем Эдинбург отличается от Олдкасла, черт бы тебя побрал, придурок. Систему свою почини!

– Ох… – Небольшая пауза. Смотрите, какой я кающийся и некомпетентный. – Значит, вы не повернули только что направо, на Альбион-роуд?

– Альбион… У тебя что, с головой не в порядке? Я тебе сказал, я на Бегби, сворачиваю на Ларберт-авеню. Вот. Теперь я на Ларберт.

Снова убрал звук.

– Сейчас налево, мимо винного.

Элис повернула, и «ягуар» выехал на Ларберт-авеню.

– Мне очень жаль, мистер Мэнсон, мы очень, очень серьезно заботимся о вашем транспортном средстве. Вы не могли бы оставаться со мной на связи, пока я решаю эту проблему? Вы все еще на Ларберт?

– А где мне еще быть, черт возьми?

– Направляетесь на север или на юг?

– На юг. Я у светофора на… Блэкфорд-стрит.

Я выпрямился на кресле. На противоположной полосе под светофором стоял серебристый «порше», пропускал кого-то, переходившего через дорогу. Старика, судя по согнутой спине. На улице никого, кроме него, не было, дождь стучал по его плечам и спине, стекал с козырька твидовой кепки. Наказывал за то, что тот осмелился выбраться наружу, когда все сидят по домам.

Отсюда было трудно разобрать, кто находился за рулем «порше», лобовое стекло было залито неоновым светом закусочной, но номера совпадали.

– Все в порядке, мистер Мэнсон, я вас обнаружил. Продолжайте движение. Удачи.

– Придурок. – Дал отбой.

Загорелся зеленый, и «порше» рванул в нашу сторону.

Элис выругалась, закрутила головой в разные стороны:

– Нам надо развернуться…

Ближе.

Сейчас или никогда.

Я наклонился, схватился за руль, вывернул вправо. «Ягуар» рванул через двойную и врезался углом капота в водительскую дверь машины Мэнсона. Визг металла, резкая остановка, мотор смолк.

– О господи… – Элис повернулась, взглянула на меня, глаза розовые и мокрые. – Для чего ты это сделал? Аварию устроил, как ты мог…

– Это не твоя машина, ты что, забыла?

Мэнсон сидел в «порше», вцепившись руками в руль, скалился, губы перекошены, как будто что-то горькое в рот взял. Лицо отвратительного ярко-розового цвета.

За нами кто-то нажал на гудок.

– Опусти стекло и извинись перед джентльменом.

Уставилась на меня:

– Но я не…

– И побыстрее.

Она сморщилась, нажала на кнопку и опустило стекло. В салон ворвался шелест дождя, принеся с собой холодную морось.

Элис прижала к груди кулак:

– О господи, простите, не знаю, что на меня нашло, с вами все в порядке?

В ночи взвыл еще один гудок, потом еще один…

Мэнсон уставился на нее:

– ТЫ ЧТО, СУКА, МАТЬ ТВОЮ, ДЕЛАЕШЬ, А? – На губах запузырились слюни, блестя в свете фар других машин.

Элис подняла руки:

– Простите, мне очень, очень жаль. Я не…

– ИДИОТКА! – Ткнул в нее пальцем. – ЧЕРТОВЫ БАБЫ ЗА РУЛЕМ, ВЫ НАТУРАЛЬНАЯ УГРОЗА ЖИЗНИ, ЧЕРТ БЫ ВАС ПОБРАЛ!

Автомобильные гудки за спиной соединились в хор.

– Мне очень жаль, я не хотела, это было…

– НЕ ТОРЧИ ТЫ ЗДЕСЬ, ПОСРЕДИ ЭТОЙ ЧЕРТОВОЙ ДОРОГИ! ОТЪЕЗЖАЙ ДАВАЙ, БЫСТРО!

Я положил руку ей на плечо:

– Делай, что говорит этот добрый человек.

– О господи, о господи… – С третьей попытки «ягуар» завелся, Элис вывернула руль влево. Машина дернулась вперед, процарапав бок «порше» и издав еще один надрывный визг металла о металл.

– ТЫ ТОЛЬКО ХУЖЕ ДЕЛАЕШЬ, ИДИОТКА ЧЕРТОВА!

Треск, глухой удар, и «ягуар» вырвался на свободу. Элис встала у бордюра, напротив закрытого мебельного магазина. Выключила мотор. Склонилась над рулем:

– Для чего ты это сделал?

В темных окнах магазина снова засверкали огни фар, движение возобновилось.

Я расстегнул ремень безопасности:

– Тебе нужно выйти из машины.

– Эш, он… О господи…

Через дорогу маршировал Мэнсон, руки сжаты в кулаки, зубы оскалены. Черный плащ развевается за спиной, как мантия. Остановился у двери машины, слегка изогнулся, потом раздался глухой металлический звук, как будто он врезал в дверь ногой.

Элис взвизгнула.

– Все в порядке, он ничего тебе не сделает. Брехливая собака не кусает. – Я достал пару синих нитриловых перчаток из походного набора, надел. – Выходи давай.

– О господи… – Подергала ручку двери, глубоко вздохнула и вышла под дождь. Развела руки в стороны и стала, моргая, смотреть на него. – Послушайте, я понимаю, что вы сердитесь, но…

– Я? СЕРЖУСЬ? – Мэнсон навис над ней. Мотнул рукой в сторону своего «порше». – ЭТО ДЕВЯТЬ-ОДИННАДЦАТЬ, АБСОЛЮТНО НОВАЯ! ДА ТЫ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ, СКОЛЬКО Я ЗА НЕЕ ЗАПЛАТИЛ?

– Все вышло совершенно случайно, я просто не…

– ДА ТЫ БОЛЬНАЯ НА ВСЮ ГОЛОВУ!

Я расстегнул ремень безопасности, вылез наружу. Как будто под холодный душ встал – волосы сразу к черепу приклеились, а куртка насквозь промокла.

Зато на тротуаре никого не было.

Проезжавшие мимо машины притормаживали, пытаясь получше разглядеть раздолбанный спорткар. В центре водительской двери громадная вмятина, краска содрана до металла, по всему боку до самого спойлера.

Смятый капот «ягуара», по всей видимости, никого не интересовал.

– ПОНИМАЕШЬ, КТО ТЫ? ТЫ ИДИОТКА!

– Пожалуйста, я не…

– ИДИОТКА!

Мимо протащился фургон «Транзит», потом маленький «фиат».

Я шагнул с бордюра на дорогу, открыл багажник «Ягуара».

– ТАКИМ, КАК ТЫ, НЕЛЬЗЯ ЗА РУЛЬ САДИТЬСЯ!

Коричневый конверт хрустел, пока я выуживал из него шприцы.

Элис попятилась, встала на тротуар:

– Мне на самом деле кажется, что будет лучше, если мы просто успокоимся…

– ЭТО ТЫ МНЕ ГОВОРИШЬ, ЧТОБЫ Я УСПОКОИЛСЯ? ТЫ, СУКА ТУПАЯ! – Потащился за ней, стал орать ей в лицо, руками размахивать. С подола его плаща капала вода, мокрое лицо блестело. – ТЫ МОЮ МАШИНУ УГРОБИЛА!

Я зажал в зубах оранжевый колпачок с иголки.

– ТЫ, МАТЬ ТВОЮ, ЗА ЭТО ЗАПЛАТИШЬ, СЛЫШИШЬ МЕНЯ?

Слегка нажал, и тоненькая струйка прозрачной жидкости, изогнувшись, исчезла в ночи.

– Пожалуйста, это был несчастный случай, я не…

– СОВЕРШЕННО НОВЫЙ «ПОРШЕ» ДЕВЯТЬ-ОДИННАДЦАТЬ, И ТЫ… акх…

Я обхватил его рукой за горло и всадил иголку в шею, прямо под ухо. Нажал на поршень. Надавил ему правым коленом на поясницу, притянул к себе, а сам прислонился к «ягуару». Подержал его в таком положении, пока он махал руками и пытался схватиться за шприц.

Он стал слабеть.

Обмякать.

А потом его руки бессильно повисли, колени подломились, и голова свесилась вниз.

– Заднюю дверь открой.

Элис обняла себя руками:

– Эш, это не…

– Все, что тебе нужно сделать, – это просто открыть дверь, этого никто не увидит.

К тому же машина загораживает.

Она бросилась к машине, открыла заднюю дверь «ягуара».

Я повернулся и сунул Мэнсона внутрь, так что он плюхнулся на пол перед задними сиденьями. Поднял ему колени, чтобы ноги наружу не торчали. Снял с заднего сиденья клетчатое покрывало, набросил на него. Захлопнул дверь:

– Ну вот, тепло и уютно.

Даже если стоять рядом с машиной и смотреть внутрь, никогда не догадаешься, что он там.

Подождал, когда проедут машины, перешел через дорогу к «порше», достал наклейку, которую стащил из комнаты дорожной полиции, и прилепил ее на лобовое стекло. «ПОЛИЦИЯ ПРЕДУПРЕЖДЕНА». Теперь машина могла стоять здесь неделями, а все только и будут стонать по поводу того, что за банда ленивых ублюдков эта полиция Олдкасла.

Можно было возвращаться к плану А.

 

36

Элис переступила с ноги на ногу, оглянулась на «ягуар». Голос чуть громче шепота:

– Он умер?

Я щелкнул болторезом, перерезав еще одно колечко в проволочном заборе:

– Ты пей чай.

Дождь барабанил по ткани ее зонтика. Капли отскакивали и, попадая в свет уличных фонарей, сверкали как фейерверк. На другой стороне паркинга во всей своей ржавой красоте раскорячился «Парсонз Кэш энд Керри»; пара неоновых букв на вывеске была на грани смерти, еще три уже умерли. На мокром асфальте валялась пара крупногабаритных тележек для продуктов, совсем рядом с вагончиком, где мы купили два чая, «Кит-Кат» и вафли с карамелью.

Мусор заплатками прилипал к проволочному забору. Вырвавшиеся на свободу пластиковые мешки. Пакеты от картофельных чипсов. Рваные газеты с выблеванными историями на мокрых серых страницах.

Она отхлебнула из пластиковой чашки, поморщилась:

– Ты уверен, что это…

– Уверен. – Щелк. – И вообще, он не умер, он просто отдыхает. Если верить Ноэлу, наш друг мистер Мэнсон пробудет в отключке еще часа три.

А если придет в себя раньше, все равно никуда не денется.

Щелк.

Закончил.

Должен признать, работа сделана на славу – в проволочной сетке был прорезан аварийный люк такого размера, чтобы сквозь него мог протиснуться не самый большой человек. Слегка замаскируем, и дыры почти не видно.

С противоположной стороны забора виднелось прямоугольное здание, на крыше название фирмы, едва видное через петли проволоки: «ЛАМЛИ И СЫН. ОПТОВАЯ ТОРГОВЛЯ. Осн. 1946». Двор пустой, здание покрыто потеками ржавчины, окна на первом этаже заколочены фанерой. Освещения нет, только тени и силуэты.

Элис встала на цыпочки, вгляделась:

– Не нравится мне здесь. Жуть какая-то.

– Наверное, поэтому миссис Керриган выбрала это место. Чтобы было тихо и волшебно, и удобно труп бухгалтера мафии передавать.

Поднял пару пластиковых мешков, привязал на сетку над дырой. Место отметил.

Выпрямился, открыл багажник «ягуара».

Внутри, в уютном брезентовом гнездышке, лежал Пол Мэнсон. Я целый моток упаковочной ленты извел, пока заматывал ему лодыжки, потом колени, а потом сведенные за спину запястья. Шея стянута веревочной петлей, другой конец веревки привязан к лодыжкам – начнешь дергаться, и все, гаррота.

Все, конечно, о’кей, вот только кляп – рискованная штука. Если он на анестетик плохо среагирует, то может рвотой захлебнуться, но… ничего не поделаешь. Не хотел бы вот так помирать – не отмывал бы грязные деньги для всяких разных гангстеров.

Я откинул край брезента, он захрустел, сунул болторез к остальным приобретениям из строительного отдела супермаркета – не думаю, что Мэнсон сможет до них добраться. Достал кувалду. Короткая деревянная ручка. Кованая головка. Крепкая штука.

В самый раз, чтобы череп раскроить.

Захлопнул крышку багажника, она снова щелкнула.

Открыл сумку Элис, сунул молоток внутрь.

– Так, слушай правила. Первое – если кто-то тебя преследует, врежь ему. Но только если тебя схватят, поняла? И никакой защиты или перехода в нападение. Если тебя преследуют – бежишь.

– Но…

– Никаких «но». Правило второе – не останавливаешься. – Показал на дырку в заборе. – Пролезаешь в нее и бежишь дальше. Потому что как только оторвешься от меня на сотню ярдов, сработают мониторы на лодыжках, и Джейкобсон со спецкомандой примчатся сюда на всех парусах с пушками наизготовку. Это гарантия нашей безопасности.

Она скорчила гримасу и дернулась вперед, как будто призрак ей по попе шлепнул. Достала мобильник из заднего кармана. Он затрезвонил у нее в руке.

Мой сделал то же самое у меня в кармане. Когда я его достал, на экране высветились слова: «ЗАГРУЗКА 20 % ЗАВЕРШЕНА». Тридцать процентов. Сорок процентов…

– Правило третье – миссис Керриган опасна. Она убьет Хитрюгу, убьет тебя, меня убьет – и даже не дернется. Мне наплевать, что она говорит и что она обещает. Ты ей не доверяешь. Просто сваливаешь.

Когда скачалось сто процентов, мобильник пикнул. Текстовое сообщение.

1 прилжн для лод мониторов, 1 прилжн для очищенных фото ( × 3). Продолжаю искать совпадение фотографий в системе.

Ничего по новым вводным в базе данных полиции.

Сабир, конечно, визжит иногда, но дело свое знает туго.

– Правило четыре. Пол Мэнсон – мразь. Он разбогател на наркоте, проституции, насилии, грабежах и убийствах. Не беспокойся о нем и не чувствуй себя виноватой. Миссис Керриган его убьет, рано или поздно. Он уже мертв.

Посмотрел на прицепленные фотографии. Это были разные варианты той самой фотографии, которую Лиз Торнтон переслала мне, когда мы навещали ее, – Кэмбернский Дегенерат, заснятый на парковке рядом с домом, где жили медсестры. Сабир удалил со снимка «фиат», рядом с которым стоял мужчина, и увеличил его лицо.

На первом снимке черты лица были слегка неестественными, цвет кожи задан скорее с помощью алгоритмов и догадок опытного пользователя, а не законами природы. Широкий лоб, круглый нос, мешки под глазами, длинный подбородок, разрезанный тенью. Фотография номер два была обработана в другом режиме. Тени под вязаной шапкой превратились в пару хипстерских очков в тонкой оправе, нос стал тоньше и слегка свернут, как будто его ломали пару раз. На третьей фотографии очки исчезли, зато тень, шедшая вниз от носового дна до кончика подбородка, сменилась на что-то вроде педиковатой эспаньолки…

Вернулся к номеру два. Потом к номеру три. Потом снова два. Посмотрел на три фотографии разом и… Улыбнулся во весь рот.

Элис подскочила, уставилась на мой мобильник:

– Что?

Улыбка превратилась в ухмылку, и я набрал пальцем ответ:

Сабир, что бы о тебе ни говорили, ты просто ЗВЕЗДА, черт бы тебя побрал!

– Что такое? Чего ты веселишься?

Ткнул пальцем в меню контактов, набрал номер Джейкобсона.

Сначала раздался вздох, потом он ответил:

– Если ты звонишь с целью откосить от совещания рабочей группы, то можешь…

– Хотите арестовать кое-кого?

Элис дернула меня за рукав.

– Кого мы арестовываем?

– За Джессикой Макфи постоянно следил один человек, и я знаю, кто он такой.

– Неужели?

– Конечно, можно сидеть на заднице и рассуждать о ходе расследования или оторвать ее от кресла и что-то сделать. – Я похромал к краденому «ягуару». – Интересно?

* * *

Из автомобильного радио сочился голос доктора Дочерти:

– …отличный вопрос, Кирсти. Понимаете, человек, который совершает подобные действия, не представляет себя ангелом-мстителем или рукой Господа, он действует под влиянием ярости и одиночества…

Паттерсон Драйв изгибался вокруг подножия скалы. Вверху, на фоне мрачного неба, виднелись разрушавшиеся старинные укрепления, подсвеченные разноцветными прожекторами. К краю лепились викторианские здания Касл Хилл, словно дети с широко раскрытыми глазами, слишком напуганные, чтобы прыгнуть вниз, и в ужасе смотревшие на грязные дома из песчаника внизу.

Под колесами «ягуара» бурчала мокрая щебенка. Дворники со скрипом и стонами прочищали в дожде грязные полукружья, комментируя интервью доктора Дочерти.

– …конечно. Но, понимаете, Кирсти, психопатология, подобная этой, встречается гораздо чаще, чем вы можете себе представить…

– О’кей. – Я ткнул пальцем в экран мобильника, закрыв диалоговое окно с инструкцией. – Вот как оно работает. Приложение Сабира использует GPS наших телефонов, чтобы определить, как далеко мы находимся друг от друга. Зеленый – значит меньше тридцати трех ярдов. Желтый – от тридцати трех до шестидесяти шести. Потом идет красный. А когда посинеет и начнет мигать, это значит, что головорезы Джейкобсона уже в пути. – Было бы здорово, если бы эту чертову хрень вообще можно было вырубить, но и так лучше, чем ничего.

– …должен признать, что я обладаю достаточным опытом в этой области, и поэтому могу сказать со всей ответственностью…

Я показал на узкий переулок, змеившийся в направлении Кингз Парк.

– Остановись там.

– …серьезно больной человек. И если вы нас слышите, я хочу, чтобы вы знали, что мы можем оказать вам помощь, в которой вы нуждаетесь…

Элис закусила нижнюю губу и сделала так, как было сказано, втиснув машину за ряд муниципальных мусорных баков.

– …профессионалов. Я даже готов предложить свой собственный весьма значительный экспертный опыт для обеспечения вашего…

Она выключила двигатель, прервав Дочерти на полуслове:

– Может быть, стоит сменить машину, что, если кто-нибудь…

– Никто ничего не заметит.

А то, что в багажнике лежит обдолбанный и связанный Пол Мэнсон, так снаружи все равно ничего не видно. Ну, разве что разбитый капот.

Я выбрался под дождь, подождал, когда она сделает то же самое.

Элис заперла машину, потом прижалась ко мне, взяв меня под руку, и накрыла нас своим зонтом. Стояла рядом со мной, пялилась на багажник.

– Ты уверен, что ничего не случится, если мы его там оставим, в том смысле, что если он…

– Никуда он не денется. Три часа, помнишь? – Куча времени, чтобы все привести в порядок. – Как только здесь закончим, сразу заберем «сузуки» и отгоним обе машины в парк Монкюир, твою бросим в лесу. Потом сожжем «ягуар» и быстро сматываемся.

Мы шли по Паттерсон-драйв, резиновый наконечник трости глухо стучал по бетонным плитам. Уличные фонари рисовали на мокром тротуаре расплывчатые желтые пятна. Воняло гниющим мусором и грязными памперсами. Где-то рядом звук телевизора, слишком громкий, орала программа новостей. Из водосточной трубы с бульканьем вытекала вода.

Она откашлялась.

– А что, если миссис Керриган решит не отдавать нам Дэвида? Что, если она будет держать его у себя, будет пытать и нам придется делать для нее разные ужасные вещи?

– Я не позволю ей этого.

С помощью моего друга Боба.

Прошли мимо окна с незадернутыми шторами. Пара мужчин среднего возраста танцевала при свечах медленный танец, в объятиях друг друга и музыки. Из следующей квартиры грохотал «кантри энд вестерн». Потом «хаус»…

Я остановился:

– Вон там.

У обочины стоял большой черный «рэнджровер», серые клочья выхлопных газов тянулись в темноту. Едва мы с ним поравнялись, распахнулась дверь со стороны водителя, и наружу выбрался констебль Купер. Поверх форменной одежды на нем был защитный жилет, в комплекте с дубинкой, наручниками и рацией. Фуражка также была на своем месте, капли дождя шлепали по натянутому на нее пластиковому чехлу.

Натянул на себя желтую флуоресцентную куртку. Кивнул:

– Шеф.

– Что сказал Плохой Билл?

– В пятницу, во время ланча, он припарковался рядом с замком. Там как раз протестный митинг проходил, против попытки муниципалитета закрыть библиотеку Мидмарч. Толпы народа, телевизионщики понаехали, все такое. Сказал, что он там кучу денег заработал.

Я похлопал Купера по плечу:

– Хорошая работа.

Судя по улыбке, расползшейся по его худому лицу, можно было подумать, что я только что предложил его умирающей матери одну из своих почек.

– Спасибо, шеф.

– Как только здесь закончим, займись телевизионными компаниями. Мне нужны все материалы, которые были отсняты на митинге. Не только то, что пошло в эфир, но и те куски, которые вырезали при монтаже. – Ткнул пальцем в здание, напротив которого мы стояли. – Если я не ошибаюсь, Смеющегося Мальчика засняли здесь на пленку, когда он покупал последнюю еду Клэр Янг.

Улыбка стала еще шире.

– Так точно, шеф.

С другой стороны машины клацнула дверь, и появился Джейкобсон. Еще и друга с собой привел – за его плечом возвышалась офицер Бабз, собственной персоной, плечи расправлены, на лице ухмылка. Натянула на руки пару черных кожаных перчаток, разгладила промежутки между пальцами:

– Ну что, мы готовы?

– Думал, ты домой уехала.

– Такое веселье пропустить? Ни в коем случае. – Шлепнула Джейкобсона по спине, отчего тот едва не упал. – Медведь решил продлить со мной договор.

Он оправился, стряхнул невидимую пылинку с груди кожаной куртки:

– Я изучил дело мистера Робертсона и решил, что лучше будет, если мы займемся этим с осторожностью.

Я повернулся на триста шестьдесят, хорошенько оглядев улицу. «Заняться с осторожностью» явно не включало в себя запрос на силовую поддержку у Несс.

Элис снова дернула меня за рукав, приглушила голос почти до шепота:

– Кто такой мистер Робертсон?

Купер первым вошел в подъезд дома. На потолке светильник, плафон усеян телами мертвых насекомых. Бледный грязноватый свет едва высвечивал обшарпанные стены и бетонные ступени. Из останков детской коляски без колес торчали обломки сломанных деревянных стульев. Купер поправил фуражку и пошел вверх по лестнице, Джейкобсон потопал вслед за ним.

Я повернул голову к Бабз:

– Тебе палисадник или задний двор?

– Палисадник. – Потерла кончики пальцев. Нахмурилась. – Нет. Задний двор. Обычно через него свалить пытаются. – Бабз повернулась, прошла через подъезд и исчезла в темноте.

Звук захлопнувшейся двери, и мы с Элис снова остались одни. Она прогнулась назад и посмотрела вверх, в щель между лестничными пролетами:

– Итак… мистер Робертсон?

– Для друзей – просто Алистер. – Подтолкнул ее к выходу на улицу. – Для всех остальных – Скальный Молоток Робертсон.

– Он что…

– Даже очень.

Она раскрыла зонтик, мы спрятались под ним. Я толкнул дверь концом трости, раскрыл настежь.

Элис закрыла глаза. Выдохнула.

– Все в порядке. Скоро все кончится. – Так или иначе.

Она крепче сжала мою руку:

– Не хочу умирать. Что, если миссис Керриган…

– До этого не дойдет. Правило номер один помнишь? Бежишь со всех ног.

– И не хочу, чтобы ты умер.

– Значит, нас уже двое.

Стук в дверь эхом проскакал по лестничной клетке, потом голос Купера:

– МИСТЕР РОБЕРТСОН – ЭТО ПОЛИЦИЯ! ОТКРОЙТЕ ДВЕРЬ!

Элис поежилась. Глубоко вздохнула:

– Ну, Скальный Молоток Робертсон… звучит неплохо.

– ПОСЛУШАЙТЕ, МИСТЕР РОБЕРТСОН, МЫ ПРОСТО ХОТИМ ПОГОВОРИТЬ.

– Давным-давно в одном маленьком городе жил маленький мальчик по имени Алистер Робертсон, а мама и папа его очень любили. А еще они любили грабить почтовые отделения. И однажды…

– Что, в конце сказки он забьет кого-нибудь скальным молотком?

– А, ты ее уже слышала?

– МИСТЕР РОБЕРТСОН? МЫ БУДЕМ ВЫНУЖДЕНЫ ВЫЛОМАТЬ ДВЕРЬ, МИСТЕР РОБЕРТСОН. НЕ УСУГУБЛЯЙТЕ СИТУАЦИЮ!

– Почему в твоих сказках нет плюшевых медвежат и пушистых кроликов?

Я кивнул:

– О’кей. Давным-давно жил-поживал пушистый кролик по имени Алистер, и, когда Маму Крольчиху и Папу Кролика отправили отбывать от восемнадцати до пожизненного, его и маленькую сестренку пришлось поместить в приют. А в этом приюте работал мерзкий плюшевый медведь, который любил баловаться с маленькими девочками-крольчатами…

Наверху раздался грохот. Потом удар. Потом ругань и пронзительный вопль. Потом снова ругань.

Судя по доносившимся звукам, Скальный Молоток Робертсон совсем не стремился помочь Куперу в расследовании.

– Давай. – Я положил руку на спину Элис и подтолкнул ее к дороге. – Думаю, тебе лучше спрятаться за машиной.

Она обеими руками схватилась за ручку зонта:

– Но…

Кто-то заорал, раздался треск, как будто что-то сломалось. Потом что-то упало. И куски перил с грохотом запрыгали вниз по лестничному пролету над нами.

– Все будет хорошо.

Шаги на лестнице. Топают вниз. Приближаются.

Элис попятилась к «рэнджроверу» Джейкобсона.

Дверь распахнулась, и вот он собственной персоной – Скальный Молоток Робертсон. Замер в дверном проеме. Белая рубашка разорвана у воротника, ткань на груди заляпана мелкими красными пятнами. С нашей последней встречи его волосы заметно поредели, а те, что остались, были седыми и стриженными под машинку. Алгоритмы Сабира сделали не самую плохую работу, только с эспаньолкой слегка облажались. Это была не растительность на лице, а глубокий шрам, который шел вниз от ноздрей, рассекал обе губы, делил пополам подбородок и сантиметров десять шел по горлу. На носу криво сидели очки, как у Эрика Морекамбе.

Мои руки, застонав от боли, сжались в кулаки, но я даже попытался улыбнуться:

– Добрый вечер, Алистер. Помнишь меня?

– Ах ты… черт. – Он захлопнул дверь или, по крайней мере, попытался это сделать. Дверь ударилась о конец моей трости, отскочила и снова распахнулась. А он развернулся и рванул к выходу на задний двор. Исчез в мокрой темноте.

Я посчитал до десяти. Потом еще раз до десяти, для надежности.

Подошла Элис:

– Ты что, не будешь его догонять?

– Нет особой необходимости. Но если хочешь, можно и побегать. – Похромал через подъезд, мимо гнездышка со сломанными стульями, мимо кусков разбитых перил, потом толкнул дверь и вышел на задний двор.

Узкое пространство между линиями домов заполняли плешивые островки травы, желтой от света, сочившегося из закрытых шторами окон. Небольшое пространство размером с три парковочных места ограждал деревянный забор, в углу примостился покосившийся сарай, опоры для сушки белья торчали, как часовые. Бельевые веревки между ними провисали под тяжестью полотенец, мокнувших под дождем.

Скальный Молоток Робертсон лежал лицом в траве, правая рука заломлена за спину, он дрыгал ногами и грязно ругался. Колено офицера Бабз вдавилось между лопатками, и, поскольку он не прекращал дергаться, она резко наклонилась вперед – Робертсон захрипел и перестал сопротивляться.

Бабз подняла голову, ухмыльнулась:

– Ох, до чего же я люблю Олдкасл.

* * *

Джейкобсон сидел в кресле, прижимая к правой щеке пакет замороженного зеленого горошка. Купер, как на насесте, скорчился на ручке дивана, к виску прижата коробка рыбных палочек, в каждой ноздре по комку туалетной бумаги.

Скальный Молоток Робертсон стоял напротив камина, кругообразными движениями разминал правое плечо. Руки за спиной, в наручниках. Кивнул в сторону прихожей:

– Вы за это ответите.

Джейкобсон мрачно взглянул на него:

– Это угроза, мистер Робертсон?

– Констатация факта. Новую дверь мне поставите.

– Мы вас должным образом предупредили, прежде чем дверь выбить.

– В сральнике я сидел, мать вашу! Я же вам кричал, только вы не слышали, этот ваш помощник-идиот сразу дверь ломать начал!

В гостиной на стенах полосатые обои, затоптанный ковер, по обеим сторонам камина претенциозные черно-белые фотографии с людьми на мотоциклах. В углу старомодный письменный стол-бюро с убирающейся верхней крышкой, рядом книжная полка, загруженная потертыми книгами в мягких обложках.

Я поднял крышку бюро, она загремела, открывая внутренности. Посредине что-то вроде полки для журналов, а справа и слева от нее несколько маленьких выдвижных ящичков.

Робинсон оскалился на меня:

– Ордер на обыск покажи.

– А он мне не нужен. – Вытащил из центрального отделения кучу бумаг. Полистал. Счета за телефон, счета за газ, отопление, электричество. И все на разные имена и разные адреса.

– Я свои права знаю, и…

– Здесь у тебя полный облом, потому что я не офицер полиции. – Сунул счета на полку, выдвинул один из ящичков. – Рядовым гражданам ордер не нужен, чтобы сунуть нос куда не надо.

Верхний ящик был забит скрепками, канцелярскими резинками, коробками с иглами для степлера и самим степлером.

Он злобно взглянул на Джейкобсона:

– Хотите позволить ему нарушить мое право на частную жизнь?

Джейкобсон отнял от щеки пакет с зеленым горошком и вернул ему такой же злобный взгляд.

– Где вы были вечером в воскресенье, когда была похищена Джессика Макфи?

– Кто такая Джессика Макфи? Никогда про нее не слышал.

Я ткнул пальцем в корзину для мусора, стоявшую рядом с письменным столом, из нее торчал экземпляр Касл Ньюз энд Пост.

– Забавно, потому что сейчас она во всех газетах. И… – Я вытащил квитанцию из пачки счетов, лежавших в бюро, помахал ей в воздухе. – И совершенно случайно счет за услуги мобильной связи на имя Джессики Макфи оказался на вашем рабочем столе. Правда, забавное совпадение?

Он поджал губы, нахмурился. Потом вздернул вверх перерезанный шрамом подбородок:

– Ничего я вам больше не скажу, пока адвоката не приведете.

 

37

Комната мониторинга была забита до отказа. Несс и доктор Дочерти сидели за рабочим столом, уставившись на телевизор с плоским экраном, висевший на стене. На головах у них торчали наушники, из тех, что с маленьким микрофоном, как в колл-центре. Провода от наушников, извиваясь, тянулись к операторскому терминалу. За Дочерти и Несс, сложив руки на груди, сидели суперинтендант Найт и Джейкобсон, и оставалось еще немного места, чтобы мы с Элис могли втиснуться между ними и стеной. Через двадцать минут воздух в комнате наполнился запахом чеснока, уксуса и мяса с истекшим сроком годности, струившимся от кого-то, кому явно требовался дезодорант покрепче.

В нижнем углу экрана мелькали цифры, отмечая время, а Скальный Молоток Робинсон продолжал отказываться от комментариев в ответ на задаваемые ему вопросы.

Объектив камеры был достаточно широким, чтобы захватить его, адвоката и двух офицеров, мужчину и женщину, натасканных на ведение допросов.

Из динамиков телевизора хрипел сильный абердинский акцент. Детектив-инспектор Смит:

– Этим вы себе не помогаете, вам, надеюсь, это понятно? У нас есть ваши…

– Здесь остановитесь. – Адвокат поднял пухлую руку, сверкнув золотыми печатками. Под воротником рубашки скрывалась золотая цепь. Нахмурился. – Мой клиент уже сказал вам, что он не похищал Джессику Макфи. Продолжайте.

Доктор Дочерти, сидя на стуле, наклонился вперед, сложив ладони перед грудью, как на молитве:

– Милли, спросите его об отношениях с матерью.

Детектив слева стукнула костяшками пальцев по крышке стола. Рукава рубашки закатаны до локтей, из них торчат покрытые мускулами руки, на правой татуировка. Базз Лайтер. Каштановые волосы зачесаны за уши.

– Так что, Алистер, часто вам доводилось видеться с матерью после того, как ее посадили?

– Я не понимаю, какое отношение мать моего клиента имеет к…

– Мистер Беллами, если бы вы не вставляли ваши возражения после каждого нашего вопроса, допрос шел бы гораздо быстрее.

– Детектив-сержант Стивен, следует ли мне напоминать вам о том, как сейчас работают законы в Шотландии? Напоминаю, Каддер против Королевского Адвоката, две тысячи десятый год. Перечитайте.

Элис тронула меня за плечо:

– Нужно надворные постройки искать, или он имел доступ к какой-то недвижимости, о которой мы не знаем, где бы он мог устроить операционную и…

– Хотите верьте, хотите нет, – повернулась к нам детектив-суперинтендант Несс, – мы уже об этом подумали. Пока мы тут с вами болтаем, наши люди прочесывают реестр недвижимости и опрашивают риелторские агентства. А сейчас, если вы не против…

Элис захлопнула рот.

– Наверное, это ужасно – становиться взрослым, в то время как ваша мать сидит в тюрьме?

– Сержант Стивен, я не хочу повторяться – давайте продолжим.

– Особенно после того, что она сделала с этой несчастной женщиной. – На экране телевизора детектив-сержант Стивен сунула руку под стол и достала картонную папку. – Вам когда-нибудь показывали, как выглядела Джина Эштон после того, как ваша драгоценная мамочка над ней поработала?

Достала из папки фотографию – она блеснула под светом, и рассмотреть ничего не удалось. Положила ее на стол.

– Должно быть, очень тяжело узнать, что ваша мама была способна на нечто подобное…

Робертсон бросил взгляд на фотографию, сложил руки на груди. Так и остался сидеть, не говоря ни слова.

– Детектив-сержант Стивен, я вас уже предупреждал. Если вы продолжите действовать подобным образом, я направлю официальную жалобу и проконтролирую, чтобы суд узнал о вашем неподобающем поведении во время этого допроса. Про-дол-жай-те.

Элис снова толкнула меня в плечо, потом поднялась на цыпочки, и ее губы почти коснулись моего уха.

– Он не станет на это отвечать. Если он Потрошитель, то к этому моменту он готовился много лет. Он будет просто сидеть и молчать, пока Джессика Макфи не умрет от обезвоживания или голода. Потом его придется освободить, и он никогда близко не подойдет к тому месту, где ее спрятал. Доктор Дочерти никогда не позволит ему заговорить. Если мы сами не сможем ее найти, ей конец.

* * *

Рона показала на дверь:

– Он там.

Здание Главного управления полиции было заполнено звуками вечерней смены. Народ разбирался с дневными бумагами, пил чай и жаловался на ленивых уродов из предыдущей смены. Я остановился, одной рукой придержав дверь, в другой руке у меня был картонный фолдер из пресс-службы.

– Как долго?

Пожала плечами:

– Может, час с небольшим. Мы с Бригстоком пошли на свалку, отдали ему копию нового письма Потрошителя. Не успели оглянуться – с кулаками полез. Здесь теперь. Сидит в приемной зоне.

– Куда-нибудь отводили?

– Кажется, выводили пописать, и все.

Проверил телефон. Приложение Сабира светилось ярко-оранжевым. Если оба будем оставаться на этом этаже, все будет в порядке. Надеюсь, Элис не захочет прогуляться…

Рона толкнула дверь, я вошел в приемную зону. Вдоль стен прикрученные к полу пластиковые стулья, все под контролем дежурного, так что никто никуда не денется. Стены залеплены плакатами – как анонимно сообщить о преступлении, горячая линия для изнасилованных, как обнаружить плантацию марихуаны, террористов и подвергшихся насилию детей.

Раскольник Макфи сидел под большим пробковым щитом, покрытым вырезками из Касл Ньюз энд Пост, – обязательно с фотографиями захваченных партий наркотиков и офицерами, врывающимися в дома мерзавцев.

В комнате еще человек десять, не меньше, – пьяницы, торчки, парочка отвратительного вида старых шлюх. В общем, полный набор. Рядом с Раскольником никто не сидел. Три сиденья влево, три сиденья вправо были пусты.

Рона кашлянула, продолжая следить за коридором:

– Вам, кхм… помощь нужна? Только у меня бумаг целая куча…

Я встал напротив него:

– Уильям?

Он повернул голову, под седыми усами мелькнуло что-то вроде улыбки:

– А, это опять ты.

– Выпьешь чашечку?

Он встал со стула, выпрямился. Люди, сидевшие ближе к нему, отшатнулись, не вставая со стульев.

– Почему ты до сих пор ее не нашел?

Я кивнул на глухую дверь рядом со стойкой дежурного:

– Пойдем.

С третьей попытки набрал код замка, дверь открылась, впуская нас в маленькую комнату. Четыре стула, серый стол, архивный шкаф для документов, на нем стоял электрический чайник. Корзина для мусора, забитая картонками из-под китайской лапши, пакетами от чипсов и контейнерами от еды навынос.

Я положил фолдер на стол, направился к чайнику:

– Видели письмо, которое он послал в Ньюз энд Пост?

Раскольник уселся на одном из стульев, широко расставив ноги, положил руку на спинку стула, стоявшего рядом с ним:

– Воняет здесь.

– Завтра его напечатают, на первой странице. – Включил чайник. Открыл верхний ящик архивного шкафа. – Его все еще исследуют, но графолог сказал, что почерк совпадает с тем, которым были написаны письма восемь лет назад. – Банка с кофе рядом с коробкой чайных пакетиков, несколько чашек, пакет с сахаром и пинта жирного молока. Поставил две чашки рядом с бормочущим чайником. – Вы знали, что кто-то преследовал Джессику?

Молоко пахло нормально, плеснул немного в каждую чашку.

Я повернулся, Раскольник остался сидеть на своем стуле, не двигался. Перед ним на столе лежал фолдер, он его не тронул. Только лицо покраснело, и глаза стали как осколки гранита.

– Кто?

– Мы его арестовали сегодня вечером. Его сейчас допрашивают.

– Она была?

– Нет. Мы продолжаем поиски.

Чайник закипел, заплевался паром.

Он наклонился вперед, положил на стол сжатые в кулаки руки:

– Мне нужно имя.

– Привлекался за жестокое отношение, вымогательство и перевозку наркотиков. – Я разлил по чашкам кипяток.

– Я сказал…

– Доводилось работать со Скальным Молотком Робинсоном? Он обычно работал с Топором Джимми Олдмэном. – Я постучал по подбородку указательным пальцем, рисуя невидимый шрам. – Ну, пока они не разбежались.

Раскольник отвернулся, уставившись на потолок, в направлении допросных комнат. А когда снова взглянул на меня, его плечи обмякли. Он опустил голову:

– Вы просто сброд сосунков…

Стоявшие на столе чашки звякнули.

– Вам известно, что мы нашли ногу, плававшую в воде в Кетл Докс? Анализ ДНК показал, что это была нога Джимми Олдмэна. Патологоанатом сказал, что ее, скорее всего, топором отрубили.

Раскольник протянул руку, взял чашку:

– Как ты можешь быть таким тупым?

– Кое-кто думает, что Джимми сам над собой это проделал. Устроил все так, как будто его убили и расчленили. Решил, наверное, что это единственный способ, с помощью которого он может исчезнуть, и Робертсон не станет его искать. Какой смысл труп преследовать, а? – Я сел на стул. – А я что думаю? Думаю, что Скальный Молоток вышел из больницы, выследил Джимми Олдмэна и на мелкие кусочки его изрубил собственным своим топором.

– Алистер Робертсон работает… работал на меня. Он не похищал Джессику. Вы, придурки, не того человека поймали.

* * *

– Это чертовски важно. – Джейкобсон вышел в коридор, хлопнув за собой дверью комнаты мониторинга, и злобно уставился на меня. Кажется, мороженый зеленый горошек ему не очень помог. Ссадина на щеке покрылась коркой и расцветилась всеми оттенками красного, синего и лилового.

Я поднял трость и уперся в стену резиновым наконечником прямо на уровне его плеча – дорогу ему преградил.

– Это не наш клиент.

– Его видели у общежития медсестер, и он…

– Это не он. Сейчас Скальный Молоток Робертсон – частный детектив, работает на «Джонстон и Генч» из Шортстейна. Раскольник нанял его, чтобы следить за своей дочерью. – Один короткий звонок старшему партнеру, и все, подозреваемого у нас больше не было.

Джейкобсон закрыл глаза, пару раз врезал затылком об стену:

– Твою мать…

– Вот почему он за ней мотался. По мусорным бакам лазил. Квитанции искал и телефонные счета.

Джейкобсон нахмурился, разлепил один глаз:

– Тебе не кажется, что мистер Макфи просто играет с тобой? Сказал, что парень чистый, мы его освободим, а потом узнаем, что его подвесили за большие пальцы и запытали до смерти дрелью со сменными насадками?

– Я только что говорил с парнем, который фирмой управляет. Говорит, что Робертсон у них восемнадцать месяцев работает, судя по бухгалтерским книгам. Последние полтора месяца таскался за Джессикой Макфи по заказу ее папаши. У них есть его отчеты, договор – в общем, всё.

– Тогда какого черта он сидит здесь, как садовый гном, и на все вопросы бубнит «без комментариев»?

Хороший вопрос.

– Робертсон вообще-то не бойскаут, зато Раскольник – придурок психотический. На такого ябедничать не станешь, если не хочешь закончить жизнь самоубийством.

– Идиоты… – Джейкобсон повернулся, сделал пару шагов по коридору, вернулся обратно. – Повтори еще раз.

– Он следил за Джессикой, это так. Но эту слежку ее папаша заказал.

Так и есть, следил за ней. Выяснял, где она была и с кем. А потом ее бойфренда избивают до полусмерти, и парень внезапно решает, что больше не хочет встречаться с Джессикой Макфи. Какое совпадение.

Джейкобсон еще раз боднул стену головой:

– Таким образом, мы возвращаемся на круги своя, черт возьми.

Я опустил трость:

– Не обязательно.

* * *

– …совершенно бесполезная трата времени. – Детектив-инспектор Смит бросил на меня взгляд, затем отвернулся и помчался по коридору, сжимая руки в кулаки.

Детектив-сержант Стивен посмотрела ему вслед, вздохнула:

– Завтра над ним на работе весь народ смеяться будет. – Провела рукой по лбу. Затем кивнула на допросную комнату: – Зайдем?

Запах внутри был точно такой же, как и раньше, – мерзкая смесь из вонючих ног и несвежего дыхания, с добавлением кислятины и пота.

Детектив-сержант Стивен снова уселась на свой стул и потянулась рукой к вмонтированному в стену блоку записи. Вынула пленки, положила на стол.

Адвокат Робертсона поджал губы и хмуро взглянул на камеру в углу. Красные огоньки не горели.

– Это для чего? Моего клиента запугивать? Нас не будут записывать, чтобы вы потом могли ему угрожать?

Джейкобсон сел рядом с сержантом Стивен:

– Вам, несомненно, хорошо известно, что бесполезная трата времени полиции является серьезным правонарушением, не так ли, мистер Робертсон?

Адвокат положил ему руку на плечо:

– Не отвечайте на этот вопрос.

Я занял позицию за Джейкобсоном. Прислонился к стене. Скрестил руки на груди:

– Вы умудрились стать самым плохим частным детективом всех времен и народов.

Молоток Робертсон посмотрел на меня. Стиснул челюсти – шрам, шедший от носа к горлу, потемнел.

– Без комментариев.

– Только тупить не надо. У нас Макфи внизу сидит, он нам все рассказал. Вы шпионили за его дочерью, потом ему докладывали. – Я нацепил на лицо широкую улыбку. – Только приличный частный детектив не позволит, чтобы его заметили все, кому не лень, да еще гонялись за ним, и не один раз, а два.

Адвокат напрягся:

– До тех пор пока вы не включите видеозапись, мой клиент не станет отвечать на ваши вопросы. Это грубейшее нарушение…

– В вас медсестра пустыми бутылками бросалась. Это, конечно, не «Частный детектив Магнум», правда? Нет, серьезно, насколько надо быть тупым, чтобы…

– Я хороший частный детектив! – Робертсон привстал со стула, лицо стало наливаться кровью. – Такое наружное наблюдение должна вести группа из трех человек… Место наблюдения набито потенциальными свидетелями, люди входят и выходят круглые сутки. А я один всем занимался. Шесть недель! – Сделал пару глубоких вдохов и снова сел на стул. – В смысле, без комментариев.

– Не будьте идиотом, ваш клиент у нас внизу сидит. Мы с ним поговорили. Мы все знаем.

Адвокат:

– Мой клиент сказал – «без комментариев».

Джейкобсон наклонился вперед:

– Понимаете, Алистер, – я могу называть вас Алистер, не так ли? «Скальный Молоток» звучит как-то по-американски, вроде как прозвище у рестлера. Нам прекрасно известно, что вы вели наблюдение за Джессикой Макфи. Могу предположить, что вы также вели фотосъемку, не так ли?

Тот не шевельнулся.

– Потому что, если вы вели фотосъемку, вполне возможно, что на одной из этих фотографий находится настоящий Потрошитель.

Я кивнул.

– Мистер Макфи хочет, чтобы вы передали нам все, что у вас есть. И еще он просил передать, что, если вы нас кинете, он сам вами займется. Так или иначе, но мы эти фотографии получим. С одной только разницей – захотите вы попасть в реанимацию или нет?

Скальный Молоток покусал губу, отчего шрам на его лице перекосился. Посмотрел на адвоката.

– Или… – Джейкобсон предупреждающе поднял вверх указательный палец, – мы будем говорить с вами о сопротивлении при задержании и нападении на двух офицеров полиции.

* * *

Пока мы шли по коридору, улыбка Джейкобсона превратилась в ухмылку.

– Мистер Хендерсон, теперь можешь называть меня Медведь. – Потер лапой распухшую щеку. – Так. Получаем фотографии, отдаем в лабораторию, пусть там над ними поколдуют, и потом устраиваем шикарный банкет с китайской едой.

– Не могу. – Я протестующее поднял вверх руки. – Элис это любит, но если я с ней не пойду, наши браслеты перестанут контачить, и появится ваша вооруженная стража.

– О-о. – Джейкобсон слегка нахмурился. – Вы уверены?

– Я бы с удовольствием, но вы сами понимаете… Может быть, завтра?

Если, конечно, миссис Керриган нас раньше не прикончит.

* * *

«Ягуар» пыхтел и трясся, пока его мотор остывал под покрытым вмятинами капотом. Я сунул руку на заднее сиденье, ухватил Боба-Строителя за мягкую голову.

Вокруг заброшенная промзона. Холодный свет уличных фонарей да холодный моросящий дождь – вот и вся наша компания.

Элис провела кончиками пальцев по рулю:

– Может быть, еще не поздно позвонить…

– Это ведь не как в «Охотниках за привидениями». У нас тут – «Кто сам себе помогает, тому помогает Бог». – Липучка в промежности Боба с треском разошлась.

Вытащил пистолет, проверил, стоит ли он на предохранителе, вынул магазин – все еще полный – и вставил его на место. Потом слегка наклонился вперед и сунул пушку за пояс брюк на спине:

– И что нужно делать, если все пойдет не так, как надо?

– Ты уверен, что мне не стоит…

– Уверен.

Вздохнула, еще крепче схватилась за руль:

– Правило номер один – бежать.

– Хорошо. Ты не околачиваешься поблизости, не геройствуешь, не упираешься своими красными маленькими кедами в землю, а тупо убегаешь.

– А ты…

Я показал через лобовое стекло на проход, исчезавший в темноте между оптовым складом и шеренгой разлагавшихся морских контейнеров. Туда, где тени были особенно густыми и темными.

– Через этот проход. Здесь они тебя не заметят.

– А если я…

– Нет. Ты убегаешь. – Я положил ей руку на колено. – Обещай мне.

Она посмотрела на меня, потом снова опустила взгляд на руль:

– Обещаю.

– Идешь к дыре в заборе, которую мы проделали. Не геройствуешь. Не останавливаешься. Не оглядываешься. – Сжал ее коленку рукой. – А если кто-нибудь тебя схватит, бьешь ему по голове молотком.

– Не оглядываться. – Она выпустила из рук руль, взяла мою руку. – И ты, пожалуйста, сделай так, чтобы тебя не порезали, не подстрелили и не избили. И вернись, пожалуйста, живым. Обещай.

– Обещаю. – Я открыл дверь, потом наклонился и поцеловал ее в щеку. Она пахла мандаринами и манго. – А сейчас – быстро, тащи свой зад вон туда, где безопасно.

Она вышла из машины, раскрыла зонтик и растворилась во мраке ночи. Темнота проглотила черные джинсы и куртку, оставив напоследок маленькую белую полоску на подметке ее кед. А потом и полоска исчезла.

Я вышел из машины. Сквозь трещины в асфальте пробивались сорняки.

Пока я, прихрамывая, обходил машину и возился с багажником, дождь барабанил по плечам куртки и стекал с волос за воротник.

Пол Мэнсон уставился на меня, моргнул. Глаза широко раскрыты, мокрые и налитые кровью. Бельевая веревка впилась в шею, кожа вокруг нее вздулась и покраснела.

– Мммммнннффф, ммммммммнннфффнннн!

Над куском клейкой ленты мокрые от слез щеки.

Несчастное дитя.

Наверное, нравится ему эта клейкая лента, весь в нее замотан – и руки за спиной, и лодыжки, и колени. Брезент под ним так и хрустел, пока он извивался в багажнике.

Судя по моим наручным часам, было без десяти девять – больше трех часов прошло с тех пор, как он получил полную дозу коктейля, смешанного Ноэлом. Отличная работа, Ноэл.

Я наклонился и похлопал Мэнсона по залитой слезами щеке:

– Вот что получается, когда воруешь у Энди Инглиса. И о чем ты только думал?

– Ннннннффф! Нннмммммфффннн!

Да, они так все говорят.

– Раньше надо было думать, прежде чем занялся отмыванием денег мафии. Убийства, рэкет, наркотики и проституция. Ты хоть понимаешь, сколько горя и страданий ты помог сотворить? Сколько исковерканных жизней? Ты хоть раз думал об этом, когда возвращался домой, в своей крутой тачке, к своей крутой жене и сорванцу, который ходит в частную школу?

– Нннффф! Нннннгггггнннн нннффффф!

– Ты заслуживаешь все, что тебе уготовлено.

– Ннннннннннннннннгггххх… – Зажмурился, снова слезы потекли.

Быстро обыскал его, потом расстегнул пиджак и выудил из внутреннего кармана, с левой стороны, пухлый бумажник. Пара кредитных карточек, три карты постоянного покупателя, бонусные карты авиакомпаний. Фотография. Он, жена и ребенок на пляже, улыбаются, в каком-то экзотическом месте с пальмами. Несколько счетов. И фунтов двести пятьдесят наличкой.

Оштрафовал его на двести фунтов, чтобы не был таким засранцем, сунул бумажник обратно.

– Ннннгггххххффффнннн…

– Хочешь, угадаю? Тебе очень жаль, да? Умирать не хочешь?

– Ннггххх…

– Если спасу твою несчастную задницу, ты ведь сольешь мне информацию про махинации Энди Инглиса, правда? Распишешь каждую сделку по торговле оружием, по делам с наркотой. Счета назовешь, и в офшорном безналоговом рае тоже. Короче, всё. И в суде это тоже сделаешь.

Глаза распахнулись, брови нахмурились.

– Нннн, ннннммммфф нннгггххххх!

Я наклонился к нему, довольно близко:

– Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, что она прикажет тебя убить, если ты обратишься в полицию. Слишком поздно. Ты понимаешь, почему ты здесь? Да потому, что она уже приказала тебя убить. Или ты будешь говорить со мной – и для тебя все закончится программой защиты свидетелей, или ты этого не сделаешь – и твоя жизнь закончится неглубокой могилкой в лесу. Мне наплевать. Сам выбирай.

Мэнсон снова закрыл глаза, плечи его затряслись, и слезы, слезы. Наверное, многие годы ему казалось, что он неприкасаем. Ведение бухгалтерии – дело чистое, не так ли? Это ведь не банки грабить или коленные чашечки ломать. Просто компьютеры и цифры. Не то что настоящие преступления.

Ублюдков вроде Пола Мэнсона ничто не трогает.

Я вытащил из кармана конверт, достал последний шприц. Снял колпачок с иглы. Слегка нажал на поршень, чтобы выдавить пузырьки воздуха, левой рукой прижал голову Мэнсона к дну багажника.

– Ннннн! Ннниии! Нннннгггфффнннтт!

Да заткнись ты. Она не поверит, если на труп похож не будешь.

Игла вошла ему в шею. Нажал на поршень. Из-под клейкой ленты послышался приглушенный вскрик. Мэнсон дернулся… И обмяк.

Лежал, как большой уродливый сверток, перемотанный упаковочной лентой, с бантиком из бельевой веревки.

В такой упаковке я вряд ли смогу вытащить его из багажника.

Перерезал ножом веревку, развязал удавки на горле и лодыжках.

Гораздо лучше.

Позади меня стук металла о металл.

Мужчина в костюме снял цепь, соединявшую две створки ворот, опустил на землю. За его спиной рокотал большой черный BMW, полноприводный. Дождь превратил свет фар в два мерцающих клинка, отражавшихся в мокром асфальте.

Самое время.

 

38

Парень в костюме подождал, когда его внедорожник проедет на стоянку автомобилей у товарного склада, закрыл ворота и набросил цепь.

Свет фар высветил стену здания оптовиков.

Автомобиль остановился прямо передо мной.

С водительского кресла слез Джозеф. Его левый глаз выглядел еще хуже, чем сегодня утром, он заплыл и стал походить на лиловый грейпфрут. Синяки расползлись по всему подбородку, нижняя губа распухла и треснула посредине. Быстро наклонился к машине, а когда снова выпрямился, в его руке оказалась бита. Решил больше не нарываться на мордобой. Голос угрожающе-хрипловатый, таким обычно серьезные парни говорят.

– Мистер Хендерсон, я полагаю, между нами больше не возникнут недоразумения, с которыми мы столкнулись этим утром?

– Будем надеяться.

Парень, возившийся с воротами, пошел под дождем в нашу сторону. На фоне огней находившегося рядом оптового магазина он казался просто темным силуэтом, пока не подошел к машине. Френсис. Нос разбит в лепешку, к переносице прилеплен кусок бледно-розового пластыря. Вокруг глаз черные круги, как у енота. Макушка перемотана бинтами – это все из-за банки с бобами, не один шов, наверное, пришлось наложить.

Замечательно.

С конца рыжего конского хвоста капала вода, превращая серый костюм в похоронно-черный. Кивнул в мою сторону.

– Шпектор. – Слово вышло слюнявым и каким-то бесформенным.

– Френсис.

Достал из машины черный зонт. Раскрыл, потом распахнул заднюю дверь BMW. Держал зонт над миссис Керриган, пока она выходила из машины на асфальт стоянки.

Миссис Керриган стояла там, под зонтом, и улыбалась мне:

– Мистер Хендерсон, вы здесь. Как приятно. – Показала на краденый «ягуар»: – У вас есть для меня подарочек?

Я не шелохнулся.

– Где Хитрюга?

– О да, вы такой властный! – Кивнула головой Френсису: – Давай сюда дружка мистера Хендерсона.

Хмыкнула. Френсис отдал ей зонт и скрылся за внедорожником. Что-то звякнуло. Потом хрустнуло. Появился Френсис – согнувшись, он тащил, ухватив под мышками, неподвижное тело. Оно было наполовину завернуто в полимерную пленку, на которой виднелись бордовые и ярко-красные пятна. Человек был голый.

Френсис остановился прямо напротив капота BMW, свет фар просветил пластик. Это точно был Хитрюга. Лицо и тело в синяках и ссадинах, бледная кожа покрыта кровью. Марлевая повязка на том месте, где когда-то был глаз.

– Он живой?

Френсис опустил тело на землю, потом сел на корточки и приложил пару пальцев к его шее. Подержал немного, встал и кивнул:

– Еще тикает. – В последовавшей за словами ухмылке не хватало трех зубов. – Еле-еле.

– Ну что, мистер Хендерсон, один заложник есть. Теперь ваша очередь.

Справедливо.

Багажник «ягуара» открылся. Я прислонил трость к бамперу, потом наклонился и ухватил безжизненное тело Мэнсона за грудки. Приподнял, перевернул набок, пока голова и грудь не свесились за край багажника. Ухватился руками за воротник и ремень, вытащил из багажника и положил на асфальт. Оставил лежать лицом вниз, под дождем.

– Бухгалтер мафии, одна штука.

Она встала на цыпочки, посмотрела на Мэнсона:

– Он жив?

– А вы как думаете?

– Может быть, он притворяется.

– Тогда он великий актер, если он вообще актер. – Я ухватился за упаковочную ленту, перетягивавшую руки, и потянул руки вверх, поднимая грудь Мэнсона с земли. Другой рукой схватил его за указательный палец и загнул назад, сильно. Потом проделал то же самое с другим пальцем. Так и продолжил, один за другим. Закончил мизинцем. Он даже не дернулся, вот только когда очнется через четыре часа, болеть будет невыносимо.

– Хотите, сделаю то же самое с другой рукой?

Миссис Керриган осторожно прошла между лужами, капли дождя отскакивали от зонта и блестели.

– Пол Мэнсон… – Остановилась метрах в двух. Облизала вишнево-красные губы. – Переверни его. Лицо хочу увидеть.

Я перевернул его на бок, толкнул. Он растянулся на мокрой земле. Дождь застучал по лицу и по куску ленты, залеплявшей рот.

– Так, так, так, Пол Мэнсон. – Рассмеялась. – Вот так вот бывает, когда человек ведет себя как назойливый наглый мудозвон. Теперь уже не так весело, мать твою?

Я толкнул его ногу носком ботинка:

– Могилка в лесу готова, его дожидается.

– Знаешь, так нехорошо поступать. Я думала, ты его слегка придушишь, привезешь сюда, когда он еще дрыгаться будет, так чтобы я могла оказать ему последние почести. – Она сунула руку в карман и вынула маленький черный пистолет. – Но важен не подарок, а внимание. Правильно?

Вот черт… Я потянулся к пояснице…

Пистолет в ее руке дернулся, яркая белая вспышка обожгла глаза, голова Пола Мэнсона подпрыгнула и снова упала на асфальт.

Звук выстрела эхом отразился от металлического склада.

У Мэнсона в середине лба образовалась темная дырка, а землю под головой забрызгало блестящими кусками и белыми хлопьями. Один глаз открыт, зрачок смотрит влево.

Твою ты мать.

Она опустила пистолет:

– Ну, ты только посмотри на это. Вел бы себя прилично – был бы живой.

У меня под ребрами образовался комок, потом он поднялся к горлу, перекрыв дыхание на пару оглушающих ударов сердца. Потом пропал.

Вот тебе и показания против Энди Инглиса. Как говорится, бегаешь с волками – жди, что рано или поздно тебя укусят. Но, если честно, повезло ублюдку.

И все же… Я прислонился к машине, схватился пальцами за рукоятку пистолета.

Миссис Керриган сделала шаг в сторону, чтобы не попасть в лужу, которая образовалась под тем, что осталось от головы Пола Мэнсона.

– Что с вами, мистер Хендерсон? Вы весь такой шокированный.

– Ничего. Ваши дела, мне-то что…

Она засмеялась, утробным таким смехом, ржала и раскачивалась взад-вперед под похоронно-черным своим зонтом.

– Ах-х-ха… – Вздохнула. Улыбнулась. Вытерла глаза рукавом, пистолет еще в руке. – Не надо быть идиотом – ты что, на самом деле думаешь, что я подпустила бы тебя к бухгалтеру мистера Инглиса? С какого хера? Ты же сразу попытаешься на него надавить, чтобы стучать начал. – Махнула пистолетом в сторону Мэнсона. – Сидела вчера вечером рядом с этим куском дерьма на каком-то благотворительном ужине с боксерами. Он мне все мозги засрал – да какая у него жена красавица, и какой ребенок у него замечательный, и как они друг друга любят. И не хотела бы я посмотреть на их фотографии с отдыха в Испании?

Он что, не бухгалтер Энди Инглиса?

Вот черт.

Просто постороннее лицо.

Твою ты мать.

Комок образовался снова, и мои легкие вывернуло наизнанку.

Пистолет в ее руке вздрогнул еще раз, пробив дырку в груди Мэнсона и оставив шрам на сетчатке моих глаз. А потом еще один. И еще, и от каждой пули тело Мэнсона вздрагивало.

– Мне что, очень хочется смотреть на твои вонючие пляжные фотки?

– Ты сказала, что это гребаный бухгалтер мафии!

Она направила пистолет мне в грудь. Скривила губы:

– Уж не подумал ли ты, что я перестану тебя доставать только потому, что ты из тюряги вышел?

– Ты…

– Не надо на меня сваливать, это ты его ограбил. Ведь ограбил, да? И ты его убил. Сюда привез. Сделал вдовой его несчастную женушку, а замечательного мальчишку оставил без любимого отца. – Отступила на пару шагов. – А теперь приберись здесь. Гильзы собери. Мне что, тебя учить надо? Мы ведь не хотим, чтобы здесь что-нибудь осталось, правда?

Кинула меня. Как последнего идиота.

И я купился.

Не важно, кто нажал на курок, она права – это я его связал и рот заткнул, вколол коктейль из снотворного и анестетиков и притащил на территорию заброшенного склада на окраине, где ему выстрелили в голову. Всё на мне.

Миссис Керриган хохотнула в последний раз, повернулась и направилась к машине.

Я выхватил из-за пояса брюк пистолет:

– Думаешь, это смешно?

Она не остановилась:

– Пора повзрослеть, мистер Хендерсон. Это чертовски смешно.

Мой пистолет рявкнул, выбив кусок из асфальта рядом с ее ногами.

Она застыла:

– Ты серьезно?

– Он надоедал тебе за ужином, и это все?

– Мистер Хендерсон, – она покачала головой, рука с пистолетом опустилась вниз, – вы что, на самом деле думаете, что я такая тупая? Что я просто тусуюсь здесь без всякой страховки, как какой-нибудь Маппет? – Оглянулась. – Джозеф?

Молчание.

– Джозеф, мне нравятся драматические моменты, но уже пора начать действовать. Отдай мистеру Хендерсону ухо его маленькой подружки. В подарочную бумагу упаковывать не нужно.

Я направил пистолет ей в лоб:

– Если он только к ней прикоснется, следующая пуля тебе голову разворотит.

Она вздохнула. Обернулась. Нахмурилась:

– Джозеф?

Где-то вдали взревел мотор мотоцикла – звук растворился в ночи, не оставив после себя ничего, кроме шелеста дождя.

– И где, черт возьми… – Покачала головой. Закрыла глаза, приложила ствол своего пистолета к коже между бровями. – Говорили мне про него, но я и слушать не стала. Нет, дам ублюдку еще один шанс, сказала я. Пусть докажет. Добрая слишком, вот в чем моя проблема. – Опустила пистолет, крикнула: – Френсис! Отрежь ухо этой суке к гребаной матери!

Застонал Хитрюга, он лежал на спине, наполовину обмотанный прозрачной пластиковой пленкой.

По зонту миссис Керриган стучал дождь.

– Френсис? – Вздох. – Твою ты мать, подойди-ка сюда на пару секунд… Ладно. – Дуло ее пистолета снова уставилось мне в грудь. – Не могу найти приличных сотрудников.

Из-за внедорожника появилась темная фигура. Кашлянула.

Миссис Керриган кивнула:

– Наконец-то. А теперь давай заводи свою задницу, а то я быстро изменю свое решение относительно перспектив твоего служебного роста.

Фигура сделала несколько шагов вперед, под свет фар. Высокий, худой, синий джемпер и прилипшая к телу мокрая от дождя белая рубашка. Мокрые волосы липли к голове. Раскольник Макфи.

– Френсис, я больше не буду повторять.

Раскольник поднял правую руку, в сжатом кулаке блестело что-то похожее на кувалду.

– Он занят.

Миссис Керриган обернулась. Рука Раскольника резко опустилась, и тяжеленный молот врезался ей в висок. Во все стороны брызнула кровь, заляпала фары внедорожника. Она еще продолжала двигаться – и так, в полуповороте, рухнула на асфальт, ударившись о него, как мешок с мокрым бельем в прачечной.

Лежала, стонала, правая рука дергалась, все еще сжимая пистолет.

Пам – кувалда упала на землю.

И вроде бы не такая уже и крутая…

Я сделал шаг вперед:

– О’кей, это…

– «Так говорит Господь: производите суд и правду и спасайте обижаемого от руки притеснителя». – Процитировав пророка Иеремию, Макфи наступил ногой на руку, державшую пистолет, и повертел каблуком из стороны в сторону. Пистолет со стуком упал на асфальт. Он наклонился и поднял его. Покрутил в руках. Провел пальцами по стволу. Вздохнул. – Знаешь, никогда не мог понять, в чем привлекательность этой штуки. Обезличенный. Легкий. Дай трехлетнему мальчишке – и он убить сможет. Разве это правильно?

Миссис Керриган закашлялась, потом ее вырвало, потом она попыталась перевернуться на бок. С кончика носа капала кровь.

– Гннггххх…

Я, прихрамывая, подошел поближе, взвел пистолет:

– Так, никому не двигаться.

Раскольник схватил миссис Керриган за волосы, поставил на колени. Запрокинул ей голову вверх, чтобы она смотрела на него.

– Слушай внимательно, милая, потому что повторять я не буду.

Она плюнула в него, пенистым таким комком мокроты, с примесью красного.

– Я… я тебя… я тебя кончу, мразь!

– Эш Хендерсон ищет мою дочь. И пока он этим занимается, он находится под моей защитой.

– Я убью тебя и всех, кого ты когда-нибудь любил! – С каждым словом громче и громче.

Я повертел перед ней пистолетом:

– Мы с тобой еще наши дела не закончили.

– Я ИХ НАЙДУ И…

Раскольник врезал ей кулаком в лицо.

Голова миссис Керриган дернулась назад, закачалась из стороны в сторону. Она потрясла ей, потом снова уставилась на Макфи, кровь капала у нее с подбородка.

– Ты, мразь, лучше убей меня сразу, потому что если ты меня не убьешь…

Он улыбнулся:

– Я знаю, как это работает. Понимаешь, ты и я – мы с тобой одинаковы. Только в разных окопах сидим… – Подмигнул: – А вы как думаете, мистер Хендерсон?

– Она должна умереть. Прямо здесь. И сейчас. И я это сделаю.

Раскольник посмотрел туда, где лежал Хитрюга, распластавшись на спине под дождем.

– А с этим жирным голым парнем что случилось?

– Это все она. Пытала его, глаз вырвала.

– И ты из-за этого хочешь ее убить?

Я развел руками:

– А вы как думаете? Это злобный, мерзкий, опасный для всех кусок дерьма. Оставьте ее в покое, и она, я не шучу, начнет и вас преследовать. Просто нужно ее убить.

Раскольник вздохнул:

– Это совсем не по-христиански, мистер Хендерсон. Левит, глава двадцать четвертая, стих девятнадцатый: «Кто сделает повреждение на теле ближнего своего, тому должно сделать то же, что он сделал: перелом за перелом, око за око, зуб за зуб; как он сделал повреждение на теле человека, так и ему должно сделать».

Миссис Керриган подняла бледное, как воск, лицо:

– Матфей, глава пятая, стих тридцать восьмой: «Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую».

Я приставил ей ко лбу дуло пистолета:

– Урок Библии закончен. Если…

Кулак Раскольника врезался в меня, как встречный автомобиль. Перед глазами вспыхнули и завертелись желтые и черные круги, потом в ушах зашумело, и потом глухой удар – это когда я свалился на мокрый асфальт. Прости меня, Господи…

– Мы разговариваем, мистер Хендерсон. Не надо перебивать.

* * *

Кто-то надавил мне на запястье. Отогнул от рукоятки пальцы, один за другим. Потом давить перестали, меня оставили в покое, только во рту появился мерзкий привкус ржавого металла, проливавшийся из внутренней стороны щеки. Не понимаю, зачем ему была нужна кувалда – его кулак был не хуже.

Я лежал на боку под дождем. Сморгнул крутящиеся перед глазами точки.

Раскольник сунул мой пистолет себе в карман. Снова схватил миссис Керриган за волосы:

– Я очень разочарован – ради прощения Библию цитируешь? Это ниже твоего достоинства. – Встряхнул ее слегка. – Знаешь, я тут небольшое исследование провел, теперь знаю, что ты сделала. Пришло время искупить грехи.

Она оскалилась:

– В аду встретимся.

– Возможно. – Взглянул на Хитрюгу. – Только ты косой должна быть. – В его руке рявкнул ее пистолет. – Помолимся.

 

39

Мгновение тишины, потом начались вопли. Глаза миссис Керриган вылезли из орбит, рот искривился в гримасе над оскаленными зубами. Она сидела на мокром асфальте, обняв руками правую лодыжку, и раскачивалась взад и вперед. Из дырке в туфле капала кровь.

– ААААГГГГХХХХ!

– Я же тебе сказал, что я исследование провел. – Раскольник швырнул пистолет в темноту. – «Обожжение за обожжение, рана за рану, ушиб за ушиб». Напомню: Исход, стих двадцать первый, строфа двадцать пятая. Ты приказала выстрелить мистеру Хендерсону в ногу, и теперь пожинаешь то, что тобою посеяно.

– О ГОСПОДИ, КАК БОЛЬНО!

Дождь стучал по асфальту, сверкал в свете фар внедорожника, прибивал меня к земле.

Он наклонился, снова взял в руку молоток. Мотнул им сначала в мою сторону, потом в сторону краденого «ягуара»:

– Кажется, лучше всего будет снова вернуться к работе, ты так не думаешь?

– ТВОЮ МАТЬ! ГОСПОДИ! АААГГХХХ!

Я подтянул к себе трость, оперся на нее и встал на ноги. Уставился на вопящую фигуру, корчившуюся у моих ног:

– Мы должны ее убить.

– Око за око. – Пнул миссис Керриган носком ботинка. – В следующий раз.

– Она тебя преследовать будет, меня будет преследовать. На наши семьи наедет…

О господи, Элис…

Я повернулся и быстро поковылял – если можно ковылять быстро – прямо по лужам, мимо «ягуара», к проходу между складом и контейнерами.

Если Элис сделала так, как мы договаривались – дала деру, – то нам всем крышка. Как только она удалится от меня на сто ярдов, сработает сигнализация, и сюда на всех парах примчится группа захвата. А тут все в крови, и люди покалеченные валяются.

Вот черт.

Достал телефон, ткнул пальцем в приложение Сабира. Оно слегка подумало, загружаясь, потом пискнуло, и экран окрасился оранжевым. Значит, до того места, где она находится, футов семьдесят.

Я сложил ладони рупором:

– ЭЛИС! – Сделал еще несколько шагов в сторону контейнеров, по направлению к отверстию в заборе. – ЭЛИС!

Экран из оранжевого стал желтым, писк почти прекратился.

Прошел еще немного вперед, в темноту.

– ЭЛИС!

Зеленый.

На земле рядом с контейнерами чья-то фигура.

Джозеф.

Он лежал на спине, одна рука запрокинута над головой, ноги согнуты. Рядом валялась бита, толстый конец покрыт красными пятнами, заметными даже в темноте.

Я взглянул на экран телефона. Зеленый. Она где-то рядом.

– Элис?

Еще два шага вперед, в темноту между контейнерами, между ржавыми стенами едва можно протиснуться. Воняло горелым пластиком и плесенью. Еще пара шагов. Потом еще два шага.

– О нет…

Она лежала на боку, свернувшись в клубок, колени прижаты к груди, маленькие красные кеды нелепо торчат. Обнимала себя одной рукой. Висок пересекала засохшая полоска крови. Рядом раскрытая сумка, молотка не видно.

Ублюдок.

Я встал рядом с ней на колени, убрал с лица мокрые волосы:

– Элис? Ты меня слышишь?

Приложил два пальца к шее под челюстью… Ага, есть – пульс.

Со свистом выдохнул. Наклонил голову, положил ей на плечо. Слава богу.

Потом грудь заполнилась чем-то темным.

Встал, подошел к Джозефу, врезал ногой в живот пару раз. Никакой реакции. Схватил биту:

– Ты, вонючий кусок дерьма.

Бей по ноге, по ногам бей.

Бита едва не треснула от удара, даже в руках отдалось.

Один удар. Второй. Третий. Он даже не крякнул, так и лежал, пока я перемалывал ему кости.

Вмазал последний раз, для надежности, отбросил биту, поднял Элис на руки и похромал к автомобильной стоянке, припадая на правую ногу. Ножи из грязного льда раздирали плоть и кости.

Когда доковылял до машины, ни Хитрюги, ни миссис Керриган там уже не было. Правда, Пол Мэнсон все еще валялся на земле лицом вверх, пулевые отверстия в груди и во лбу блестели, как миниатюрные «черные дыры».

Раскольник стоял на том же месте, где я его оставил, держал в одной руке молоток, в другой – мой пистолет. Вздернул подбородок:

– Она в порядке?

Я положил Элис на заднее сиденье «ягуара»:

– Жива.

– Хорошо. – Подошел к трупу Мэнсона, толкнул ногой. – Забери это с собой. Мне хватит трупов.

Захлопнул дверь, выпрямился.

– А где Хитрюга?

– Жирный голый парень? Я за ним присмотрю. А ты присмотришь за мертвым бухгалтером и за девчонкой. А потом уберешься отсюда и будешь искать мою дочь.

Мой рот наполнился наждачной бумагой.

– Я без него не уйду.

– День рождения Джессики, ей исполнилось пять лет. Праздновали в больнице, рядом с ее матерью. Она едва могла поднять голову с подушки, из рук и носа торчали трубки, но все равно улыбалась нам. Джессика поцеловала ее в щеку и сказала, что мама скоро станет ангелом.

– Послушай, ему нужна помощь.

– Сказала, чтобы мама возвращалась, стала ее ангелом-хранителем и превратила тыкву в карету, а мышей – в лошадей.

– Уильям, ему нужен врач.

Раскольник поднял пистолет:

– Когда ей было шесть, она попросила еще один кусок торта на свадьбе, а когда ее мачеха спросила, зачем ей это нужно, она ответила, что ее мамочка очень любила пирожные и что в следующий раз, когда мы будем навещать ее на кладбище, мы этот кусок ей оставим там.

Я повернулся к нему спиной и стал оглядывать землю вокруг машины. Где, черт возьми, пистолет миссис Керриган?

В глаза лезли пучки травы, заполненные дождевой водой ямы в асфальте и темнота.

– Когда Джессике было семь, умер ее кролик. Она плакала целую неделю, потому что кролики не могут попасть в рай, ведь у них нет души. Успокоилась, когда я сказал, что зато они и в ад не попадут.

Где этот чертов пистолет?

– Она выросла. Стала непокорной. Отвернулась от Господа. Но она все еще моя маленькая девочка.

Как будто у меня есть лишние три сотни, чтобы купить новый пистолет.

– Вот что будет дальше. Я буду держать твоего друга у себя до тех пор, пока ты ее не найдешь. И за каждый упущенный день я буду посылать тебе понемногу от него. И если… – Голос Раскольника на мгновение охрип. – Если она умрет…

– Можно догадаюсь: «Обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб»?

И куда, черт возьми, делся этот гребаный пистолет?

Раскольник наклонился, поднял что-то с земли у своих ног.

– Ты не это ищешь? – Пистолет миссис Керриган. Раскольник вытащил обойму, бросил на землю, пистолет швырнул в другую сторону. Он стукнулся о мокрый асфальт в полуметре от меня.

– Ты ее убил?

– Око за око. Найди мою дочь.

Сел за руль внедорожника. Взревел мотор. Потом BMW сдал назад, развернулся и выехал в распахнутые ворота.

Дождь сочился сквозь куртку, лепил брюки к ногам, каплями стекал с лица.

Свет задних фонарей растворился в ночи.

Ублюдок.

Больше ничего не осталось, кроме огней уже закрытого «кэш энд кэрри».

Не стой без дела. Приберись и сматывайся, пока кто-нибудь не набрал 999 – сообщить, что слышал выстрелы.

Натянул пару перчаток из набора. Взял пистолет. Проковылял к тому месту, где стоял Раскольник, поднял обойму. Осталось четыре патрона.

Вставил обойму в рукоятку, бросил пистолет в пакет для улик. Так, на всякий случай. Ни за что на свете я бы не оставил свои отпечатки на оружии, из которого убили человека.

Открыл багажник «ягуара», вытащил пару мешков для мусора, натянул на голову и плечи Пола Мэнсона, чтобы прикрыть ту кашу, в которую превратился его затылок. Подтащил к машине, сунул в багажник. Встал, уставившись на труп, все еще перетянутый упаковочной лентой.

Убили просто потому, что хвастался своей семьей на благотворительном ужине.

– Знаю, что это не поможет, но все равно прости меня.

Хлопнул крышкой багажника.

* * *

Таблетки сухого горючего воняли парафином. Я разламывал их и бросал на самые сухие куски дерева, которые только смог найти, – палочки и веточки, под ними газета, а сверху ветки побольше. Устроился в канаве за старой каменной стеной, в самой глубине Монкюир Вуд. Наверное, в далеком прошлом здесь была ферма, задушенная впоследствии ветвями буков и сосен. А сейчас – несколько рядов камней, протянувшихся сквозь заросли мертвой крапивы и скорбной ежевики. Место укромное и заброшенное.

Только дождь и темень составляли мне компанию.

Кажется, после смерти Пол Мэнсон здорово потяжелел. Кто бы мог подумать, что четыре маленькие пули так много весят? Я подтащил его и бросил на костер.

Верхняя часть туловища все еще была завернута в мешки для мусора. То, что осталось от головы, прижималось изнутри к черной пластиковой пленке, образуя на ней выпуклость.

По крайней мере, лица не было видно.

Я встал. Потер поясницу.

Взял пятилитровую канистру с метиловым спиртом:

– Я уже попросил у тебя прощения… – Вылил половину на него, подождал, пока жидкость впитается в тело и в землю под ним. Швырнул пару зажженных спичек. Отступил назад и стал смотреть, как разгорается огонь.

Ветки хлопали и трещали, завитки дыма присоединились к синему мерцанию горящего спирта. Потом загорелось сухое горючее, и к синим языкам пламени добавились золотые.

Дерева, конечно, недостаточно, чтобы кремировать тело, но дело не в этом. Нужно, чтобы пламя горело долго и температура была достаточно высокой, чтобы уничтожить улики и ДНК, которые оставили мы с Элис.

Спустя полчаса я забросал все землей и похромал к стоянке машин рядом с дорогой.

На одной стороне дороги стоял «ягуар», на другой – «сузуки» Элис.

Вылил оставшиеся два с половиной литра из канистры на внутреннюю обивку «ягуара», от метилового спирта защипало глаза и во рту запершило. Бросил на заднее сиденье лопату вместе с брезентом, опустил окна и закрыл двери.

На дне коробки осталась последняя таблетка сухого горючего. Бросил на нее зажженную спичку, стал ждать, когда разгорится…

За спиной голос:

– Эш?

Повернулся.

Элис стояла рядом с машиной на подгибающихся ногах, держась рукой за крышу «сузуки».

– Ты очнулась.

Она моргнула, посмотрела на «ягуар»:

– Что…

– Все о’кей, садись в машину. Я приду через минуту. – Из коробки, которую я держал в руке, потянулся дымок. Швырнул ее в водительское окно, спирт вспыхнул с громким хлопком. Сгустки огня вырвались из открытых окон, ввинчиваясь в дождливую ночь.

Огонь на какое-то мгновение высветил стоянку, потом стал затухать, и все снова погрузилось в темноту.

Стянул с рук перчатки и бросил их в огонь вместе с коробкой от сухого горючего. Вспомнил: «Я счет потерял тем случаям, когда мы приезжали на вызов и находили тупого ублюдка, угнавшего машину, лежащим на противоположной стороне дороги с ожогами второй степени и рожей, изрезанной осколками стекла. Окна-то они не опускают, и эта хрень взрывается, как большая бомба».

Вздор, конечно, но на всякий случай я вынул сим-карту, которой пользовался, чтобы позвонить Мэнсону, из моего телефона и тоже бросил внутрь горевшего «ягуара». Вставил другую.

Не осталось ничего, что могло бы вывести на нас.

В свете объятой пламенем машины лицо Элис покрывалось рябью и расплывалось. На макушке у нее вздулась громадная шишка, верх шишки был рассечен и сочился кровью.

– Где Пол Мэнсон?

О’кей.

Потребовалось немного времени, но я все-таки смог выдавить улыбку:

– Договорился, что его включат в программу защиты свидетелей. Будет свидетелем обвинения на суде.

Ее рот искривился.

– Не ври мне!

– Я не вру. Он…

– Эш, я видела, как ты нес его в лес. Ведь он мог дать показания!

Блестяще. Именно этого мне не хватало, чтобы завершить этот чудный денек.

– Это все из-за миссис Керриган, она…

– Ты сказал, что никто не умрет, я тебе поверила.

– Я сделал все что мог, понятно? – Махнул рукой в сторону горевшей машины. – Он лежал там на земле, а она в него выстрелила. Четыре раза. И ухмылялась при этом. – Приговорила к смерти, потому что он надоедал ей за ужином. – Я ничего не смог сделать. – Сгорбился. – Прости. Это моя вина, только моя.

Элис прислонилась к дереву, закрыла руками глаза:

– О господи…

Я откашлялся. Отвернулся, чтобы она не видела моего лица.

– Правило номер четыре: он был бухгалтером мафии. Как только он начал красть у Энди Инглиса, он стал покойником. Никто больше в этом не виноват, только он сам. Он и люди, на которых он работал.

Все ты врешь. Это ты во всем виноват. Как и во всем остальном. Как это было всегда.

 

40

– Тебе лучше?

Элис, прищурившись, посмотрела на меня. Чайное полотенце потемнело, капли воды стекали по ее руке и капали с ладони на липкую поверхность стола.

– Нет.

Единственная парочка, сидевшая в самом дальнем конце заведения под названием «У Буффало Боба», едва слышно переругивалась. Они размахивали руками, скалились и шипели друг на друга, склонившись над жареной курицей, тушеной фасолью и чипсами.

Стены в панелях из темного дерева едва виднелись сквозь цунами из фотографий в рамках и винтажных сувениров. Длинная барная стойка с ручными насосами для пива, неоновая реклама «БАД ЛАЙТ» и «КОКА-КОЛА». Вентилятор под потолком со скрипом наматывал круги. Из динамиков хрипел Брюс Спрингстин.

– Тебе нужно к врачу. Это…

– Я не пойду в больницу.

– …сотрясение мозга, и…

– Пожалуйста, я не… – Вздрогнула. Ткнула вилкой в лежавшие на тарелке ребрышки. – Значит, миссис Керриган тоже мертва?

Женщина в конце бара вскочила, схватила молочный коктейль и выплеснула содержимое в лицо своему спутнику:

– УБЛЮДОК!

Выбежала, хлопнув входной дверью, на автомобильную стоянку.

Через несколько секунд мужчина тоже вскочил и, разбрызгивая розовые капли, бросился вслед за ней. У двери замешкался, натянуто улыбнулся нам:

– Простите… – Выбежал на улицу.

Я макнул кусок картошки в соус из сыра с плесенью, хмуро взглянул на свое отражение в оконном стекле:

– Не знаю. Может быть. – А может быть, Раскольник Макфи разделывает ее у себя на кухне и кидает куски собакам. И себе в рот сует. И грудь у него вся в крови и в шрамах.

Это я должен был с ней разобраться.

Кивнула. Взяла ребрышко. Мясо темное и сочное, а косточка на огне подгорела.

– Извини.

Я сжал ей руку:

– Эй, тебе не за что извиняться.

– Он просто там… оказался, я попыталась убежать, но он меня ударил и… – Косточка стукнулась о тарелку. – Прости меня.

– Все будет в порядке. Нам осталось только спасти Джессику, вернуть Хитрюгу – и все. – Еще раз сжал ей руку. – Ты сделала все, что могла.

– Но…

– Раскольник схватил миссис Керриган, она больше не сможет нас преследовать. С Хитрюгой он ничего не сделает, потому что ему нужно, чтобы мы нашли его дочь. Единственная неприятность, которая случилась сегодня вечером, – погиб бухгалтер мафии.

Она кивнула.

Я откусил кусок бургера, стал жевать его, словно это был промасленный кусок картона.

Просто бухгалтер мафии. А не обычный человек, виновный только в том, что хвастался своей семьей перед убийцей.

Элис снова взяла ребрышко и на этот раз смогла поднести его ко рту.

– Не могу представить, что его жена и сын думают сейчас. Что он сбежал с другой женщиной? Что его схватила соперничающая банда?

Я, не отрываясь, смотрел на чипсы:

– Наверное, лучше об этом не думать.

Элис вздохнула, бросила ребрышко обратно на тарелку и оттолкнула ее от себя:

– Я понимаю, что так всегда случается, когда люди зарабатывают на жизнь, отмывая грязные деньги боссов мафии. – Опустила глаза и стала теребить в руках салфетку. – Но я ничего не могу с собой поделать, мне очень жаль его.

Теперь вкус бургера стал напоминать горелое мясо, маринованное в метиловом спирте. Отодвинул свою тарелку в сторону. Она стукнулась о ее тарелку.

– О’кей. – Положил ладони на стол. – Как будем ловить Потрошителя?

Сунула руку в сумку, достала фолдер. Положила на стол. Вынула из него пачку бумаг.

– Извините? – У края стола возник молодой парнишка, принимавший заказ. Воротник джинсовой рубашки вытерся, жилетка с американским флагом на кармане покрыта жирными пятнами, на именном бедже надпись: «ПРИВЕТ, Я БРЭД *** ХОТИТЕ ЕСТЬ? У НАС ВСЕ ЕСТЬ!» Поверх сальных кудрей криво торчала бейсболка. – Вам принести еще льда? Не проблема, у нас его целая куча.

Элис сняла с головы чайное полотенце, протянула ему:

– Спасибо.

Яйцо у нее на темени уменьшилось в размерах. Теперь это была просто шишка с розово-желтой ссадиной наверху. Джозефу очень повезло, если бы у меня было больше времени…

Брэд сделал стойку:

– Еще выпить принести?

Она кивнула:

– Можно мне большой «Джек Дэниэлз» со льдом? И пинту лагера. И чайник чая.

– Великолепно. «Джек» со льдом, одно пиво и чай.

Брэд смылся, унося с собой капающее полотенце, и Элис в хронологическом порядке разложила бумаги на столе.

Жертвы Потрошителя, спаренные фотографии: поясная, еще до нападения, а под ней – место, где было найдено тело. Слева – Дорин Эплтон, самая первая, потом Тара Макнэб, Холи Драммонд, Натали Мэй, Лора Страхан, Мэри Джордан, Рут Лафлин, Клэр Янг, и самая последняя, Джессика Макфи, – справа.

Потом Элис достала из фолдера фотографии с вскрытия. И копии писем, которые выпросила у Мики Слоссера.

В том числе письмо, которое пришло сегодня.

Она сидела на стуле, качалась взад-вперед, обнимая себя одной рукой, а другой перебирая пряди каштановых волос.

– Ну, что сказать, почерк во всех письмах очень похож. Не идентичен. Наклон букв ярче выражен, петли не самые аккуратные, что является хорошим признаком.

– Правда?

– Вот у тебя почерк тот же самый, что и восемь лет назад? Мой – нет, он с каждым годом только хуже становится, думаю, это из-за того, что мы проводим слишком много времени с компьютером, а не с ручкой и листом бумаги, никто больше не пишет писем, кроме разве что серийных убийц… – Она взяла последнее письмо, прищурившись, вгляделась в него, нахмурилась. Потом полезла в сумку и достала очки: – Так лучше. Точно. Кхм… «Вы скучали по мне? Потому что я по вам скучал. По всем вам. По моим жертвам, по моим преследователям, по моей публике. Я скучал по вам, как скучает утопающий по холодной твердой земле под ногами». – Элис выдохнула. – Не так чтобы очень искусно, как ты думаешь?

– Может быть, он английскую литературу изучает, ты же знаешь, что это за публика.

– «Первая была не из лучших. Слишком слаба, чтобы я мог исполнить свой темный замысел. С ней не пела душа моя. А Джессика совсем другая. Ее крики и проклятия – сладчайшее вино для моего пресыщенного вкуса. А плоть ее – пиршество для меня».

Чай остыл, но я все равно его выпил.

– Беру свои слова обратно, даже для студента-филолога это слишком напыщенно.

– Потом еще хуже. «Она достойна любви, сжигающей изнутри…», «бледная кожа ее грудей вздымалась и опадала, она вдыхала меня в себя, и сердце ее учащенно билось, как у испуганного зайца…», «и очень скоро я всажу мой нож в ее трепещущую плоть, раскинувшуюся передо мной во всей своей наготе. И та священная жертва, которая будет вложена внутрь…». – Элис отложила письмо, побарабанила пальцами по пластиковой поверхности стола. – Это только мне так кажется или он на самом деле описывает порнуху с пытками? Я в том смысле, что ничего подобного в других письмах нет. Те – просто претенциозные, но зато сейчас он вовсю проталкивает сексуальный аспект.

– Секс хорошо продается.

Кончики ее пальцев танцевали вдоль строчки рукописного текста.

– «Бледные выпуклости ее заветных наслаждений взывали ко мне. О, как она умоляла меня насладиться их теплыми запретными объятиями…» Если бы серийный убийца решил послать письмо в Плейбой, то он написал бы именно так.

Я взял самое первое письмо. Оно было написано на следующий день после того, как мы обнаружили тело Тары Макнэб на придорожной площадке для стоянки автомобилей. Никаких упоминаний о сексе, грудях или теплых запретных объятиях. В основном все о власти, контроле и о том, какое неуважение проявили к нему газеты, называя Шотландским Мясником. Никакого секса.

Следующее письмо было написано за день до того, как было найдено тело Холи Драммонд. Содержание почти такое же, как и в первом письме. Как и в следующем письме. И в следующем.

– Может быть, у него не только почерк изменился? Возможно, он стал более честным, рассуждая о том, что им двигало?

– Но он же импотент. Он должен им быть, иначе то, что он делает, просто не имеет смысла. Он не может сделать женщину беременной обычным способом, поэтому он должен взрезать ее, чтобы оплодотворить. Власть питает сексуальную фантазию, он сильный и неистовый, он оплодотворяет женщин… – Она украла у меня кусочек картошки. – Почему он не на виагре или еще на чем-нибудь? Почему бы не проконсультироваться со специалистом по эректильной дисфункции?

Я взял тарелку с чипсами, поставил перед ней. Прямо на письмо о Лоре Страхан.

– Если он импотент, как он умудрился изнасиловать Рут Лафлин?

Элис немного пожевала, не меняя хмурого выражения лица. Взяла еще один кусочек картошки.

– Может быть, с эрекцией у него проблем нет, а все дело в общей подвижности сперматозоидов? – Аккуратно выложила на тарелку семь кусочков картошки, бок о бок, как столбы в заборе. Под ними еще два. Взяла пластиковую бутылку с кетчупом и выдавила по капле на первые четыре. И еще одну каплю на первый кусочек во втором ряду.

– Ты что, хочешь, чтобы мы начали с центров репродукции? Проверить, кто из их клиентов совпадает с психологическим профилем? Мы никогда не получим на это ордер.

Вернулся Брэд с подносом. Если он и обеспокоился снимками с вскрытия и снимками мертвых женщин, то виду не подал. Поставил на стол напитки. Вручил Элис свежее чайное полотенце, набитое кусками льда. Улыбнулся:

– Захотите еще что-нибудь – дайте знать, о’кей?

Элис одним глотком опрокинула в себя «Джека»:

– Повторите, пожалуйста, спасибо.

Едва он скрылся за барной стойкой, она высунула язык и хмуро взглянула на листы бумаги:

– «Глубокоуважаемый босс» или «Из преисподней»?

– Только не это.

– Одно с деталями, неизвестными публике, другое с половиной человеческой почки… Когда доктор Дочерти нарисовался с психологическим портретом?

– Точно не помню. Генри не вызывали до тех пор, пока не обнаружили тело Тары Макнэб на придорожной стоянке. Значит, после Холи Драммонд?

Элис сложила в стопку бумаги, фотографии и письма, отложила в сторону, оставив на середине стола информацию по Дорин Эплтон, Таре и Холи.

– Итак, портрет базировался на этих трех жертвах. – Положила одно письмо рядом с фотографией Холи. Другое рядом с фотографией Тары. – А у Дорин письма не было… – Нахмурилась. – Доктор Дочерти полагает, что это из-за того, что она была просто генеральной репетицией, а что, если он не написал его, потому что ему это не было нужно, я в том смысле, что после того, как газеты начали называть его психом и Шотландским Мясником, он должен был защищать свою честь, а до этого он был вполне счастлив, проделывая свои дела втихомолку.

Вернулся Брэд с выпивкой:

– Пожалуйста.

Она опрокинула ее одним махом, заказала еще.

Его улыбка слегка потускнела.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

Он снова ушел.

Она отхлебнула лагера:

– А что, если ни одно из писем не принадлежит перу Потрошителя? Что, если два разных человека берут на себя ответственность за то, чего они не делали?

– Думаешь, что письма Потрошителя – фальшивка? Не может такого быть, они проштемпелеваны за день до того, как были найдены жертвы.

– Письма говорят о власти и контроле, и еще – взгляните на меня, я такой особенный. А тела говорят о попытке создать жизнь… – Она взяла пару писем и добавила их к стопке на краю стола. – Убери письма с места действия, и вырисовывается совсем другая картина.

Я плеснул себе в чашку свежего чая:

– Нельзя. Письма приходили, и в них была информация, которую только убийца мог знать.

– Или кто-то из следственной группы.

– Это как? Непонятно кто, да еще с машиной времени? Перенесся на пару дней назад и отправил письмо до того, как мы нашли тело?

Она постучала пальцами по фотографиям из морга:

– Но ведь тела рассказывают совсем другую историю… А что, если… – Нахмурилась еще сильнее. – Что, если письма настоящие и в то же время они – фальшивка? И Потрошитель пишет их не потому, что хочет объясниться, а для того, чтобы запутать следы, в том смысле, что он знает, что мы будем пользоваться ими для того, чтобы его поймать, поэтому он пишет фейковые письма, которые не имеют никакого отношения к тому, что происходит на самом деле, чтобы мы искали совсем в другом месте. – Элис откинулась на спинку стула, улыбнулась мне. Сделала большой глоток из пивного бокала. Подавила отрыжку. – Это он, но он нас обманывает.

– Пффф… Как-то уж очень продвинуто, ты так не думаешь? Мне кажется, серийные психопаты не должны быть такими умными.

Вернулся Брэд, в одной руке порция виски, заказанная Элис, в другой – бутылка «Джека Дэниэлза».

– Давайте я ее у вас оставлю. – Подмигнул: – Скидка для персонала. – Явно надеялся на жирные чаевые.

Элис выпила виски, снова наполнила бокал, потом полезла в сумку и вытащила блокнот и шариковую ручку, а Брэд отошел и стал что-то протирать за барной стойкой.

– Нам нужно переписать психологический портрет с самого начала. Не обращая внимания на письма, сфокусироваться на жертвах, телах и процессе.

Нарисовала на листе блокнота девять прямоугольников, вписала в каждый имя жертвы, соединила их стрелками. Еще линии, над ними – кем работали и возраст. Потом еще линии, на этот раз с ключевыми словами: СЕКС, РАЗМНОЖЕНИЕ, ИЗНАСИЛОВАНИЕ, ЛЮБОВЬ, ГНЕВ, БЕРЕМЕННОСТЬ, РЕБЕНОК, ЛЮБИТЕ МЕНЯ!!!

Начала добавлять пунктирные линии и круги.

– По статистике, он должен быть белым европейцем, к тому же все куклы, которые он вшивал в жертв, розовые, а не черные и не азиатского вида, и совсем не потому, что этнических кукол нельзя купить, я их видела в магазинах. И лет ему по меньшей мере двадцать пять – тридцать, потому что к этому возрасту у него было достаточно времени для осознания того, что он бесплоден, и для работы над своими фантазиями. Он властен, сдержан, нарциссичен, невозмутим и весьма уверен в себе на людях, но наедине с собой или дома, с людьми, которые его знают, он бывает очень робким, и у него часто возникают проблемы с установлением социальных связей. – Элис нарисовала в углу страницы что-то вроде соски-пустышки. – Я понимаю, что это нелогично, но инвертированное социальное тревожное расстройство часто сопровождается мыслями о том, что он все время носит маску, что он может контролировать ситуацию, потому что он – кто-то другой. – Элис плеснула себе еще немного «Джека». – Мгновенно это не происходит, над этим нужно работать – с возрастом развивать контроль над собой, становиться специалистом в сокрытии собственного «я», пряча реального себя в присутствии других людей.

Робкий нервный юноша, который превращается в самоконтролируемого психопата, по уши набитого самим собой. Близкий к полиции, он знает, как можно манипулировать следствием. И может отправить нас искать ветра в поле, и сделает это так, как будто это была исключительно наша затея – искать там, где искать нечего.

Я откинулся на спинку стула, побарабанил пальцами по крышке стола.

Кто-то, кто мог написать вводящие в заблуждение письма, а потом сделать так, чтобы именно они выходили на первый план. Кто-то, кто мог оттеснить на задний план все идеи Элис, потому что к нему прислушиваются и…

Ученик колдуна.

«Там есть даже собственная нить повествования. От бестолкового кудрявого помощника до лощеной звезды телевидения в костюме, вы так не думаете? К тому же все мы знаем, что сказал Ницше о звездном небе над нами».

Кто-то вроде доктора Фредерика Дочерти.

 

41

Каретные фонари отбрасывали тусклые золотые круги на стены у входной двери. Над колокольчиком была привинчена небольшая табличка, информировавшая постояльцев о том, что, если они хотят войти в гостиницу после одиннадцати вечера, им следует позвонить. Что я и сделал.

«Пайнмэнтл Хоутел» располагался на полпути вниз по Портер-лейн, минутах в пяти от штаб-квартиры Управления полиции. Бетонно-гранитная туша отеля угнездилась среди крошащегося великолепия таунхаусов из песчаника. В тени прятался большой палисад, засаженный кустами рододендронов и буками, напротив входа стояла «сузуки» Элис.

Сама же Элис таращилась на меня одним глазом – другой был закрыт – и качалась из стороны в сторону, сидя на пассажирском кресле. Изредка моргала. Повозившись с ремнем безопасности, она открыла дверь машины. Надув щеки, выдохнула. Закрыла ладонью рот.

Чудесно. Как раз то, что нужно для регистрации в гостинице, – завалить подъездную аллею непереваренными кусками ребрышек и картофельных чипсов.

Пауза. Ее передернуло, и она кое-как выползла из машины. Едва держась на ногах, прислонилась к колонне у входа. Ухватилась за меня.

– Хххчуспать. – Слова просочились наружу в облаке «Джека Дэниэлза» и соуса для барбекю.

За рифленым стеклом входной двери возникла тень.

– Попытайся не выглядеть так, как будто хочешь заблевать все вокруг, а то нам комнату не дадут.

– Спааать… Великолепно.

Тень заполнила стеклянную панель, клац – дверь открылась.

На меня, моргая, уставился мужчина в шлепанцах и черном кардигане, одутловатое лицо изрезано морщинами. От него несло «Ралгексом» и перечной мятой.

– Чем могу помочь?

– Нам нужно две комнаты.

Он еще сильнее заморгал, переводя взгляд с меня на Элис:

– Понимаю. – Согнул плечи под мешковатым кардиганом, взглянул на чемодан Элис и на мою спортивную сумку. – Вам с вещами помочь?

– Спасибо, не надо.

Элис дернула меня за рукав:

– Двуспальный номер. Я не хочу… не хочу… одна.

– Два номера. Если можно, смежные.

У него в руке возник носовой платок, и его нос издал длинный сопливый гудок.

– Думаю, мы сможем вас разместить. – Затем он повернулся и поплелся в гостиницу.

Клетчатый ковер, стойка регистрации, над ней на стене голова оленя. Стены завешены картинами со сценами охоты и портретами мужчин и женщин в старинных одеждах, все в массивных позолоченных рамах.

Мужчина записал наши имена, номер регистрации автомобиля, данные кредитной карты Элис, потом протянул нам пару ключей от комнаты:

– Завтрак с шести тридцати до девяти тридцати в зале «Балморал». Я бы посоветовал вам приходить туда не позже семи – у нас проживает большая группа офицеров полиции, и после них в буфете обычно ничего не остается. – Ткнул пальцем влево. – И если вы хотите поставить вашу машину на стоянку, это там, за углом, я дам вам жетон на вход.

– Спасибо.

Он покопался под столом. Потом вынырнул с хмурой гримасой на физиономии:

– Готов поклясться, они были где-то здесь… Подождите секунду. – И снова исчез, зашаркав шлепанцами по клетчатому ковру.

Едва он скрылся из виду, я протянул руку и взял со стойки журнал регистрации. Перелистнул на пару дней назад.

Вся страница была покрыта именами копов. Рона была права – здесь зарегистрировалась вся команда из спецподразделения, вместе с Джейкобсоном и его группой.

И в самом конце – доктор Ф. Дочерти, комната 314.

– …была «Любовь среди развалин» и «Дом». Осталось пять минут до полуночи, с вами «Ведьмин час» и я, Люси Роботэм.

Жетон, который дал мне ночной портье, открыл шлагбаум, которые преграждал въезд в паркинг, располагавшийся под чем-то вроде конференц-зала. Я провел «сузуки» между массивными бетонными колоннами и припарковался на первом попавшемся свободном месте. Посидел с минуту в машине, болела голова, ногу пронзало болью.

– …что нам расскажут завтрашние газеты. «Дейли Рекорд» публикует статью под названием «Попался!», рассказывающую об аресте министра экономики Алекса Дэнса за дачу ложных показаний и воспрепятствование осуществлению правосудия…

Еще несколько мгновений, и боль утихла.

– «Пресс энд Джорнал» публикует статью «Родители обеспокоены пропажей Чарли», это о поисках пропавшего недавно пятилетнего Чарли Пирса…

О господи, что за день такой…

– «Индепендент» и «Скотсмэн» пишут о розыске Потрошителя в Олдкасле. А вот «Касл Ньюз энд Пост» посвящает всю первую страницу письму, которое, как они предполагают, было послано убийцей…

Выключил радио. Выбрался из машины. Оперся на трость и поковылял к выходу.

В паркинге мобильник не брал, но едва я вышел на улицу, на экране сразу же появились четыре палочки. Набрал указательным пальцем номер, потом прислонился к стене и стал слушать гудки.

Из трубки загундосил густой, как овсянка, акцент, явно кто-то из Истерхауса:

– Полиция Шотландии, Управление Олдкасла.

– Это ты, Дафна? Эш Хендерсон. Молоток Робертсон все еще у вас?

– Эш, старый пидор, как твоя нога? – Из трубки донесся звук пальцев, бросившихся в атаку на клавиатуру.

– Как будто еж в ботинке сидит. Джо в порядке?

– Этот старый урод свалился с лестницы и сломал ключицу… Нет, я вот смотрю, мистера Робертсона выпустили без предъявления обвинений.

После того, что он сотворил с Купером и Джейкобсоном? Везет же мистеру Робертсону.

– У тебя есть его номер?

– Подожди минутку…

 

42

– …Ты серьезно? Полночь уже!

– Сколько?

Пока я, прихрамывая, подходил к стойке портье, трубка молчала. Потом Молоток Робинсон снова заговорил:

– Сто двадцать в день. Плюс накладные расходы.

– И мне нужен полный расклад по нему, к семи утра. Родители, детство, полиция – в общем, всё.

– Завтра утром? Ты что, не в своем…

– А говорил, что в этих делах неплохо разбираешься.

Ночной портье куда-то испарился, так что я, не торопясь, зашел за стойку и стал рыться в висевших на крючках ключах от комнат. Ключа от триста четырнадцатого номера не было. Это значило, что он, по всей видимости, находится у доктора Фреда Дочерти. В самом низу висел ключ с кожаным брелком, на котором было написано «Мастер».

– Что-то ты немного времени мне даешь, а? – Вздохнул. – Ладно, посмотрю, что можно сделать. Ничего пока не обещаю.

Я снял с крючка мастер-ключ, похромал к лифтам и нажал пальцем на кнопку вызова.

– Когда я разговаривал с твоими работодателями, они мне сказали, что ты не такой бестолковый, как о тебе медсестры рассказывали. Думаю, не облажаешься. Ну а если облажаешься, тогда придется провести с тобой воспитательную беседу. Ты меня понял?

– Я же тебе сказал, что там не было моей вины. Для такой работы нужно…

– И все строго между нами. Никаких проводок через бухгалтерию фирмы. Докладываешь только мне, а если кто-нибудь будет спрашивать, скажешь, что взял пару дней по личным обстоятельствам. Что у тебя вирусная инфекция или еще что-нибудь, сейчас многие болеют.

Дзынь – двери лифта раскрылись, из него полились звуки «Четырех времен года» Вивальди.

– Договорились.

Нажал на кнопку третьего этажа. Пока лифт жужжал и лязгал, поднимаясь наверх, я, зажав телефон между плечом и ухом, натянул на руки пару синих нитриловых перчаток.

– Мне нужно знать, где он бывает, с кем разговаривает, и есть ли у него какой-нибудь гараж или дом загородный.

– Никуда он от меня не денется, как подросток от прыщей.

Дзынь – двери лифта открылись в коридор с полом в клетку.

На стене табличка:

КОМНАТЫ 301–312 *** КОМНАТЫ 313–336

Коридор направо сделал крутой поворот, потом пара ступенек вверх.

– Если увидишь что-то подозрительное, сразу звонишь мне. Ничего не трогаешь, никуда не несешься сломя голову, просто звонишь мне.

– Да, да, я знаю, как…

– Повтори.

Вздохнул:

– Я звоню тебе.

– Хорошо. – Вынул мастер-ключ. Свет из-под двери триста четырнадцатого номера не пробивался, так что доктор Дочерти либо уже спит, либо его нет в комнате. – А сейчас заткнись на пару минут.

Вставил ключ в замок. Повернул, нежно и медленно. Щелк. Тихо-тихо открыл дверь.

Шторы были задернуты неплотно, и через щель в комнату просачивался жидкий желтый свет, обесцвечивавший ее и превращавший цветной ковер в черно-белый.

Постель застелена, на одеяле ни одной морщинки, на одной из подушек меню рум-сервиса. Замечательная комната. И довольно большая, есть еще небольшая тахта и кофейный столик у окна. И ни единого пятнышка.

Снова заговорил по телефону:

– Начнешь наблюдение за «Пайнмэнтл Хоутел» в пять тридцать утра, не позже.

– А к семи полный расклад по клиенту? Ты про сон что-нибудь слышал?

– После смерти отоспишься. – Я закончил разговор и сунул мобильник в карман.

В одной прикроватной тумбочке лежали Библия и фен для волос, в другой – аккуратно разложенные трусы с носками. Узкий выдвижной ящик рабочего стола забит обычной гостиничной дребеденью – листовки, буклеты, папки и все такое. Под кроватью ничего нет. Ванная комната – дезодорант, зубная щетка в пластиковом держателе, зубная паста, нить для зубов, два тюбика геля для волос, флакон с лосьоном после бритья.

В гардеробе прятался красный чемодан на колесиках. Вытащил его оттуда, покопался внутри. В одном углу пакет из супермаркета, набитый грязным бельем, пара книг в сетчатых карманах на внутренней стороне крышки. Над ними весьма вместительное отделение, закрытое на молнию. Аккуратно открыл.

Так, так… Сунул руку внутрь, вытащил наружу три пары черных кружевных трусиков. Следующей на свет была извлечена красная губная помада, потом пара серебряных сережек с синими камешками и с самого дна – бюстгальтер пуш-ап.

Присел на корточки. Ну и что, может быть, по выходным ему нравилось переодеваться и становиться Сьюзан? Ничего это не доказывало. Вещи отправились обратно – туда, откуда их достали.

По-быстрому обшмонал два костюма, три рубашки и плащ, висевшие в платяном шкафу. И спокойно вышел в коридор, как будто ничего не произошло.

Снова запер дверь на ключ.

Постоял немного.

Вряд ли бы Дочерти оставит в комнате что-нибудь компрометирующее, так ведь? Горничная могла бы найти. Да и не так он глуп, кроме всего прочего…

* * *

В ванной комнате смежного номера кто-то блевал, звуки разносились по всему коридору. Элис стояла на коленях перед унитазом, белые носки дергались в такт с приступами.

Она была в номере всего минут двадцать, и он уже напоминал спальню тинейджера. Одежда по всему полу, одежда на стуле, постель смята, на маленьком столе бумаги разбросаны.

Ее носки снова задергались.

– Ты просто стихийное бедствие какое-то…

Поднял джинсы, сложил и аккуратно повесил на спинку стула. Куртку повесил в шкаф, туда же полосатые топы. Поднял разбросанные по полу трусы с носками. Положил в чемодан. Поставил его в угол.

Элис, застонав, появилась в дверях. Розовая пижама застегнута не на те пуговицы. Волосы свесились на лицо. Бррр…

– Ну, и кто теперь виноват?

– Ты где был? Я… мне… нужно было волосы подержать. Я натянул на кровать одеяло:

– Ты выпила пол-литра воды?

– Иду на посадку. – Еле передвигая ноги, подошла к кровати и упала на нее лицом вниз. – Где ты был?

– Нужно было ключи вернуть. Хочешь, чтобы опять плохо стало?

– Бррр…

Ее ноги были как свинцом налиты, пока я переворачивал ее в нужное положение. Накрыл одеялом. Взял мусорное ведро, поставил рядом с кроватью:

– Хочешь, чтобы проблемы с печенью начались, так что ли?

– Бррррр…

– Я так и думал. – Подошел к окну, задернул шторы.

По Портер-лейн ехала машина, фары высвечивали скелеты деревьев.

– Что бы ты сказала, если бы кто-то предположил, что доктор Дочерти – Потрошитель?

– Я бы… я бы сказала… оставить меня в покое… я хочу… умереть.

Голые ветви дрожали, пригоршни дождевых капель разбивались до смерти об оконное стекло.

– Возраст подходит, совпадает по всем параметрам, которые ты задавала, и он как раз внутри расследования, не так ли? Никто не мог забраться внутрь глубже, чем он.

– Это несколько… Он не может быть… Потрошителем… потому что он… придурок.

– А что, психопаты не могут быть придурками?

– Он… он… – Прищурилась на потолок. – Что мы… что мы знаем о его… прошлом? У него есть… мать? Нет, конечно, у него есть мать, но жива ли она, и била ли она его, когда он был маленький, и почему комната кружится, останови ее, пожалуйста!

Я убрал волосы с ее лица, наклонился и поцеловал в лоб:

– У тебя изо рта воняет, между прочим.

– А что, если… что, если это не он? Что, если мы начнем следить за ним… будем следить за ним… а Дэйв…

– Он совпадает с психологическим портретом, который ты разработала. Вот и все. Остальные линии мы продолжаем разрабатывать.

Она махнула рукой на дверь в смежную комнату:

– Оставь… оставь ее открытой.

– Обещаю. – Выключил лампу на прикроватной тумбочке. Сейчас комната освещалась только светом из моей комнаты. – Завтра никакой выпивки, ладно?

– Эш?

– Что?

– Если бы я не увидела, как ты… как ты несешь труп Пола Мэнсона… в лес… Почему… почему ты мне… соврал?

– Когда у Ребекки умерла морская свинка, мы тело спрятали, а потом сказали, что она убежала жить на ферму. Не хотели, чтобы смерть ее огорчила. – Взял в руку трость, поцарапал ногтем указательного пальца лак на ручке. – Наверное, что-то вроде этого.

Молчание.

– Элис?

– Спасибо, что попытался… – Голос чуть громче едва слышного бормотания. – Эш? Если… доктор Дочерти… и есть Потрошитель, тогда… тогда… зачем все начинать сначала… когда столько времени прошло? Восемь… восемь лет… нет, ничего, просто так.

– Спи давай.

– Может быть… может быть, он… Может быть, он по крикам своих жертв соскучился?

 

43

Загорелый парень в костюме махал рукой над картой Шотландии:

– К сожалению, область низкого давления говорит нам о том, что дожди будут продолжаться по меньшей мере до конца недели, и…

– Я выключил звук и подошел к окну. Раздвинул шторы, прижимая телефон к уху.

Сквозь голые ветви буков виднелась раздолбанная «ауди».

– Это ты в синей «истейт»?

Молоток Робертсон хмыкнул:

– С половины шестого. Тебе данные проверки нужны или нет?

– Можешь начинать.

– Доктор Фредерик Джошуа Дочерти, тридцать пять лет, выпускник Эдинбургского университета, степень магистр психологии…

– Что насчет детства?

– Родился в Стирлинге, родители Стивен и Изабелла Дочерти. Трое детей, он средний сын. Старшая сестра погибла в автокатастрофе, когда ему было шесть лет. Младший брат отсидел два года за наркотики с целью сбыта. Фред дважды имел дело с социальной службой, первый раз сломал кому-то руку, второй – за поджог брошенного владельцем дома. Ему тогда восемь лет было.

Из соседней комнаты донеслись жалобы и стенания, перемежаемые руганью и обещаниями никогда больше не пить.

– Над животными не издевался? Над домашними любимцами… что-нибудь вроде этого?

– Нет, я бы об этом узнал. Шесть лет назад женился на Сильвии Бернс, полтора года в разводе. Причины не выяснил – контора адвоката открывается в девять утра, но я покопался в блоге его бывшей жены. Там какие-то проблемы с сексом.

Неплохо парень поработал, если учесть, что на выполнение задания было всего несколько часов.

– Вынужден признать, Скальный Молоток, я поражен.

– Алистер. Скального Молотка больше нет. Его я оставил в тюрьме после моей последней отсидки.

Это точно, оставил.

* * *

– …облава на торговцев наркотиками в Кингсмите, так что не мешайте им часов до двенадцати дня. – Дежурный сержант сверился с записями, заунывный голос снова разнесся по забитой людьми комнате: – Дальше. Чарли Пирс. Одна поисковая группа с собакой отправлена утром в Монкюир Вуд, другая прочесывает Свини. – Повернулся к детективу-суперинтенданту Несс: – Супер?

Она встала, одернула пиджак и взяла в руки пачку бумаг. Макияж не скрывал лиловых мешков под глазами.

– Чарли Пирс в розыске уже двадцать четыре часа, статистически это означает, что мы, по всей видимости, уже приступили к расследованию убийства. Я. Не хочу. Чтобы это. Выплыло наружу, – подчеркнула она. – Всем понятно? Его семье и без нас есть о чем беспокоиться. Узнаю, что кто-то сливает информацию журналистам, испанская инквизиция детским утренником покажется. Детектив-сержант Месси, констебли Кларк, Вебстер и Тарберт, после совещания подойдете ко мне за заданием.

Элис прислонилась к моему плечу:

– Кажется, я умираю…

– Что ты как маленькая.

Сидевший в заднем ряду профессор Хантли достал смартфон, сидел, тыкал пальцами в экран. Доктор Константайн вязала что-то вроде шетландского свитера. Джейкобсон делал заметки в блокноте формата А4.

– Почему ты позволил мне напиться?

– Ты женщина взрослая, и я не твоя мамочка.

Дежурный сержант направил пульт дистанционного управления на висевший под потолком проектор, экран за его спиной заполнило знакомое лицо. Крючковатый нос, высокий лоб, волосы, зачесанные назад.

У меня похолодело внутри.

– Пол Мэнсон, вчера вечером от жены поступило сообщение о пропаже. Скорее всего, залег где-нибудь со своей подружкой, но на всякий случай имейте в виду, о’кей? – Сержант ткнул пальцем в пульт, и лицо Мэнсона сменилось видеофрагментом с камеры наружного наблюдения.

О господи, это нас камера сняла, когда мы его похищали…

Дежурный сержант ухмыльнулся:

– Думаю, вам это понравится.

На экране вовсе не Ларберт-авеню, а кусок дороги с тротуаром под чем-то вроде навеса. Звука нет, только картинка. Камера находится наверху, смотрит вниз на какого-то лысого мужика в халате, курящего сигарету и одновременно болтающего по мобильному телефону.

Мимо проходит медицинская сестра.

– Подождите, сейчас начнется…

Под камерой останавливается черный внедорожник. Пассажирская дверь распахивается, в проеме появляется чья-то фигура. Миссис Керриган. Она падает на землю и остается неподвижно лежать на спине, вытянув правую руку в сторону курильщика.

Мистер Халат бросает сигарету и пятится.

Надо было Раскольнику убить ее, когда возможность была.

Выбегают медсестры. Крутятся вокруг. Беззвучно кричат. Потом появляется кто-то с носилками на колесиках, и ее на них сваливают.

Сержант нажал на кнопку, экран потух.

– Вчера поздно вечером, без четверти десять, некую миссис Мэви Керриган совершенно бесцеремонным образом выбросили напротив отделения реанимации касл-хиллской больницы. Некто выстрелил ей в ногу, а потом вырвал глаз.

Взрыв смеха, кто-то охнул, у кого-то вырвалось:

– Черт побери, кто-то не струсил.

Сержант поднял руку:

– Поскольку рана огнестрельная, больница должна была сообщить нам. Мы, несомненно, будем рассматривать это как серьезное преступление и накажем преступников по всей строгости закона. И никаких разговоров насчет того, чтобы дать парню медаль или выпивкой угостить. О’кей? И без того все непросто.

Несколько человек обернулись и уставились на меня.

Замечательно. Как будто мне только этого не хватало.

И какого черта Раскольник выстрелил ей в ногу? Теперь Энди Инглис будет думать, что я имею к этому какое-то отношение. Сразу после того, как брифинг окончится и прикормленные им офицеры до телефона доберутся.

Несс снова встала:

– Так, закончили смех. Успокоились.

Подождала, пока наступит тишина.

– Потрошитель, или Неусоб-Пятнадцать. Сегодня в три пятнадцать утра поступил звонок на три девятки. – Протянула руку, и дежурный сержант передал ей дистанционный пульт.

Хоть и было больно, но, когда динамики захрипели, я пальцы скрестил. Пожалуйста, только не Джессика Макфи. Только не еще одно заранее записанное сообщение от жертвы со вспоротым животом. Только бы мы успели спасти ее.

Потому что если умрет она, то умрет и Хитрюга.

Женский голос:

– Служба спасения, чем вам помочь?

Отвечавший мужчина едва переводил дыхание, слова получались ломаными и неровными.

– Она пропала! Исчезла. Я… было… когда я вернулся… и она исчезла… помогите найти ее!

– Кто пропал, сэр, это…

– Моя жена. Она пропала… О господи, а что, если он ее похитил?

– Все в порядке, сэр, не волнуйтесь, оставьте мне ваш адрес, и мы вышлем к вам наряд.

– Кэмберн Вью Кресент, дом тринадцать, в Шортстейне. Страхан. Лора Страхан. Она беременна!

– Подождите секунду, пока я отправляю к вам машину. Оставайтесь на линии…

Несс опустила пульт вниз:

– Три патрульные машины объехали весь Шортстейн, передавали по громкой связи описание Лоры. Криминалисты облазили весь ее дом. Думаю, не надо объяснять, какая это трагедия.

Элис потерла лицо руками. Голос хриплый.

– Сосредоточься. Давай же, ты можешь это сделать.

Несс показала пальцем:

– Доктор Дочерти?

Доктор Дочерти поднялся, оправил пиджак:

– Благодарю вас, детектив-суперинтендант. – Повернулся, послал улыбку залу. – Очевидно, мы должны предположить, что Потрошитель начал похищать своих прежних жертв. Мы должны рассмотреть три возможности. Первая. Он чувствует, что его собственности на этих людей угрожают действия, совершаемые Неусоб-Пятнадцать. Копируя почерк Потрошителя, Неусоб-Пятнадцать крадет его стиль, угрожает его наследию.

Элис поерзала на стуле, склонила голову к плечу, лицо исказила гримаса.

– Вторая. Неусоб-Пятнадцать решил предъявить права на это наследие, не только переняв почерк Потрошителя, но и забирая его жертв.

Элис хмыкнула. Потрясла головой.

– Третья. Неусоб-Пятнадцать все это время был Потрошителем, и он пользуется возможностью все за собой подчистить. Избавиться от выживших и начать все с чистого листа. Это вполне увязывается с его нарциссическими верованиями в собственную силу и могущество. – Доктор Дочерти кивнул сержанту, и экран заполнила линованная страница из блокнота с рукописным текстом. – Принимая во внимание письмо, опубликованное сегодня утром в Касл Ньюз энд Пост, это предпочтительный сценарий. Вы заметите, что здесь имеется ссылка на «жертвоприношение», и…

– О-о, ради всего святого…

Доктор Дочерти нахмурился:

– Вы хотите что-то добавить, доктор?

Элис, пошатнувшись, встала, держась руками за спинку стоявшего перед ней стула:

– Для чего ему это делать? Для чего ему избавляться от Лоры Страхан, ведь она его единственная удача.

Дочерти посмотрел на потолок, потом, вздернув бровь, уставился на нее:

– Да потому, доктор, что никакой его удачей она не является. Лора Страхан, Мэри Джордан и Рут Лафлин выжили после операции, так что совершенно ясно, что его коэффициент успешности значительно…

– Лора единственная смогла забеременеть. Оплодотворить женщину куклой-младенцем – вот что самое главное для него, и Лора Страхан…

– Чепуха, беременность Страхан никакого отношения не имеет к Потрошителю. – Улыбка снова вернулась на лицо Дочерти, и голос у него был, как будто он разговаривал с маленьким ребенком. – Восемь лет прошло с тех пор, как он, – Дочерти изобразил пальцами кавычки, – ее, так сказать, «оплодотворил». Довольно длительный период беременности, вам так не кажется?

Элис ущипнула себя за переносицу. Заговорила медленно и отчетливо:

– Да, с позиции нормального, разумного взрослого человека, но вы бы назвали Потрошителя нормальным и разумным? Все дело в предъявлении прав на…

– Знаете, доктор Макдональд, вы уж простите меня за то, что я не разделяю вашей излишней самонадеянности. – Вздернул подбородок. – Потрошитель нацелился на своих прежних жертв. Нужно срочно взять под охрану Мэри Джордан и Рут Лафлин, предполагая, что это еще не поздно сделать.

– Да, здорово, обеспечьте им охрану, но вы упускаете из виду самое главное. Он…

– Я упускаю самое главное? Сядьте, доктор Макдональд, вы ставите себя в неловкое положение.

Элис мрачно взглянула на него:

– Почему бы вам…

– Так, достаточно. – Несс снова поднялась. – Доктор Макдональд, у вас будет возможность высказать ваши сомнения после совещания. Доктор Дочерти, продолжайте.

Элис осталась стоять.

Несс вздохнула:

– Сядьте, доктор.

Она взглянула на меня, плюхнулась на стул. Скрестила руки и ноги. Закусила нижнюю губу.

Дочерти ухмыльнулся, потом улыбка сошла с его лица.

– Потрошитель становится на путь перерождения из маньяка в серийного убийцу. Судя по промежутку времени между исчезновениями Клэр Янг и Джессики Макфи становится очевидным, что следующая жертва будет похищена либо сегодня, либо завтра. А это значит, что мы должны предупредить об этом всех медицинских сестер в городе.

Я положил руку на плечо Элис, она ее сбросила. Сидела, смотрела в пол, на кафельную плитку. Глаза блестели в безжизненном свете подвесных потолочных ламп.

Несс кивнула:

– Детектив-сержант Стивен, свяжитесь со СМИ, пресс-релиз должен быть готов к девяти утра. Дальше. – Вытянула вверх руку с таблоидом.

Половину первой страницы занимали фотографии Клэр Янг и Джессики Макфи, под ними заголовок: «ПОТРОШИТЕЛЬ – ЧОКНУТЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ?»

По комнате разнесся стон.

Чей-то возглас из первых рядов:

– Ради бога, только не снова.

Несс швырнула газету в комнату. Она развалилась в воздухе и упала на головы уже отдельными страницами.

– Каким образом эта гребаная Скоттиш Сан об этом узнала? Здесь всё – пропавшие улики, письма, испорченная база данных в компьютере полиции. ВООБЩЕ ВСЁ!

Желающих ответить не нашлось.

Она ткнула пальцем в направлении задних рядов:

– Мистер Хендерсон.

Я встал:

– Прежде чем вы спросите – никакого отношения к этому не имею.

– Вы говорили, что в базе данных по первоначальному расследованию полный бардак.

– Судя по тому, что говорил мне наш компьютерный парень, с базой данных работать совершенно невозможно, информация не заархивирована, ссылки некорректны. Это не бардак, а просто кошмарный фарс.

– Ну а мой компьютерный парень отследил идентификатор пользователя и догадался, кто за все это отвечает.

О нет… Это будет мой идентификатор, не так ли? Его, по-видимому, взломали, а потом пользовались им, чтобы испортить базу данных. И потом меня во всем обвинить…

Сукин сын.

– Понятно, и теперь вы ждете подходящий…

– Сержант Томас Гринвуд. – Несс воздела руки, как будто собиралась благословить присутствующих.

Еще один общий стон.

Найт и парни из спецотдела просто пожали плечами.

Кто такой, мать его, этот Томас Гринвуд?

Детектив-сержант Бригсток повернулась ко мне с гримасой на лице:

– Он же – Тупой Том, Дремучий Гринвуд и Сержант Томми Пень Дубовый.

Томми Пень Дубовый – тощий полудурок с полным отсутствием здравого смысла и Богом дарованной способностью превращать незначительные проблемы в катастрофы вселенского масштаба. Всех очень интересовало, как он умудрился сдать экзамен на сержанта.

– И кто назначил его ответственным за базу данных?

Несс кивнула:

– Знаете, где сейчас находится сержант Томас Гринвуд? Он не в тех местах, где вспарывают животы медсестрам, он в хосписе в Данди, болезнь Альцгеймера с ранним началом. – Повернулась спиной к комнате. – Так что вычеркните это из вашего списка конспирологических теорий, мистер Хендерсон. Можете садиться.

Черта с два.

– Это никак не объясняет пропавшие улики. Кто-то.

– СЯДЬТЕ НА МЕСТО!

Даже комната задрожала, но я остался стоять.

Элис протянула руку и дернула меня за рукав. Беззвучно прошептала:

– Пожалуйста…

Я уставился в затылок Несс.

О’кей. Только ради Элис.

Сел, скрипнул стулом.

Несс повела плечами, взглянула на экран проектора:

– Информация в этом управлении утекает, как воздух из пробитого легкого. И каждый раз вместе с информацией следствие теряет кислород. Мы задыхаемся, пытаясь вернуть Джессику Макфи. Тот, кто сливает информацию прессе, должен остановиться. Немедленно. Или вы можете считать себя ответственными за ее смерть.

Молчание.

– ПРЕКРАТИТЕ ЭТО ДЕЛАТЬ НЕМЕДЛЕННО.

* * *

– …очень разочарован вашим поведением. – Детектив-суперинтендант Найт склонился над Элис, пока вверенные ему силы, шаркая ногами, тянулись прочь с Утренней Молитвы. Прищурился. – У вас что, похмелье? По вашему мнению, именно так должен себя вести судебный психолог? Так, да?

Она достала из сумки коричневую картонную папку, протянула ему:

– Если вы, хотя бы одним глазком, взглянете на поведенческий анализ, то сможете…

– Ясно, что вы совершенно не вникли в дело и не имеете права критиковать доктора Дочерти, который, в отличие от вас, прекрасно во всем разбирается. Я был готов поддержать инициативу детектива-суперинтенданта Джейкобсона, но теперь мне ясно, что мое доверие было необоснованным.

– Письма Потрошителя не являются…

– Вот так, – он ткнул пальцем в доктора Дочерти, стоявшего в углу рядом с Несс, при этом оба говорили по телефону, – должен выглядеть профессиональный судебный психолог. Не знаю, что это за любительские команды, с которыми вы привыкли иметь дело, но Полиция Шотландии непрофессионализма не потерпит.

– Так, хватит. – Я приложил руку к его груди и слегка толкнул назад. Подальше от лица Элис. – Если у тебя проблемы с людьми, бросающими вызов твоей бесценной маленькой команде, то можешь собирать свои игрушки и проваливать обратно в Страдклайд. И никогда больше не смей разговаривать с Элис в подобном тоне.

Он сверкнул глазами:

– Убери от меня свою руку.

Голос с противоположного конца комнаты:

– Карл? – По направлению к нам с широкой улыбкой на физиономии мчался Дочерти, вслед за ним ковыляла Несс.

Найт отряхнул грудь форменной куртки, как будто я оставил на ней грязные отпечатки пальцев:

– Да, Фредерик?

Улыбка Дочерти стала еще шире:

– Ах, доктор Макдональд, как хорошо, что вы тоже здесь, вам нужно это услышать. Детектив-суперинтендант Несс послала наряды проверить Рут Лафлин и Мэри Джордан. Догадайтесь, что они обнаружили.

Несс кивнула:

– Место, где живет Мэри Джордан, находится под охраной, зато команда, которая приехала проверять квартиру Рут Лафлин, обнаружила, что дверь раскрыта настежь и все перевернуто вверх дном. И сама она исчезла.

– Ну… Элис облизала губы. – Может быть, она…

– Они доложили, что нашли на полу в спальне пластиковый брелок. Маленький пластиковый младенец. И ключ от цилиндрового дверного замка. Он снова ее схватил.

Элис опустила голову:

– Я поняла.

– О, я в этом нисколько не сомневаюсь, доктор Макдональд, просто иногда будет лучше оставить такие дела тем, кто старше и мудрее, как вам кажется?

– Простите. – Она протиснулась мимо них и скрылась за дверью.

Дочерти потер ладони:

– Это не ее вина. Она еще очень молода. Нужен опыт, чтобы заниматься подобными делами.

Несс шмыгнула носом, достала мобильный телефон и пошла прочь:

– Нет, я не хочу говорить с ее мужем, дайте мне старшего поисковой группы…

Пауза. Дочерти подтянул манжеты. Поправил галстук.

– С вашего позволения – мне нужно сказать несколько слов перед камерой, для Скай Ньюз.

Свалил, оставив меня наедине с Найтом.

Найт выпятил грудь:

– Мне кажется, ваше положение очень быстро станет безвыходным, мистер Хендерсон. И для вас, и для вашей подружки, психолога-любителя.

Я встал рядом с ним:

– Единственная причина, по которой ты со своим другом, мистером Мудаком, не валяешься сейчас в углу, подбирая выбитые зубы, заключается в том, что я убийцу должен поймать. – Потрепал его по щеке, она была гладкая и лоснилась. – Но как только я это сделаю…

 

44

Пара люминесцентных ламп, мигавших в пыльном полумраке, щелкали и жужжали. Откуда-то из самой глубины архива, из-за металлических полок, забитых картонными ящиками, доносилось приглушенное бормотание.

Я поковылял в глубь лабиринта.

Налево. Направо. Снова налево, и передо мной возник вынырнувший из-за угла констебль Симпсон. Он затормозил, моргнул и вытаращил глаза. Отдуваясь, прислонился к полке. Живот вздувался при каждом вдохе.

– Хотите, чтобы у меня инфаркт случился?

– Она здесь?

Показал пальцем себе за плечо:

– Следующий поворот направо, потом протесты против подушного налога, потом опять направо. И пожалуйста, будьте с ней вежливы.

Потом шмыгнул мимо меня и исчез в темноте.

Она оказалась в том самом месте, где, по описанию констебля Симпсона, и должна была находиться.

Элис, скрестив ноги, сидела на полу, окруженная открытыми коробками с файлами, рылась в каких-то бумагах. Плечи вздрагивали. Шмыгнула носом. Вытерла ладонью глаза:

– Прости.

– Не надо извиняться, он…

– Детектив-суперинтендант Найт прав.

– Да придурок он. И Дочерти твой придурок.

Еще раз шмыгнула носом:

– Да, я не вникла в дело. Доктор Дочерти сказал, что Потрошитель начал преследовать своих жертв, а я сказала нет. Но он ведь их преследует, правда? Значит, доктор Дочерти прав, а я нет.

Я повесил трость на полку, сел перед ней на корточки:

– А что, если он прав только потому, что он сам это сделал? Что, если он сам их похищал?

Она взглянула на меня, глаза красные и опухшие.

– Что я здесь делаю, Эш? Ума не приложу. Я никчемная и ужасная, и меня не нужно было привлекать к расследованию, и если Генри и доктор Дочерти не смогли поймать Потрошителя, то что говорить… – Ее плечи снова затряслись. – Какие у меня… были… шансы?

– Успокойся, хватит сырость разводить. – Я наклонился и прижал ее к себе. Ее волосы пахли гостиничным шампунем и выдохшимся «Джеком Дэниэлзом». Она прижалась лбом к моей щеке. Я крепко ее обнял. – Шшш… Это посттравматический стресс говорит, а не ты. Может быть, примешь немного МДМА? Или в стрелялки поиграешь на компьютере? Или еще что-нибудь?

– Мне не нужно было…

– Ты самая умная из всех, кого я знаю, и не надо тебе так переживать. – Я отодвинулся, убрал ей волосы с лица. – Дочерти придурок, и незачем больше об этом говорить.

Она снова шмыгнула носом и кивнула. Вытерла с глаз слезы. Слегка улыбнулась:

– Даже похмелье не помогает…

Я сел на пол, вытянул ноги. Кивнул на папки и бумаги:

– И куда мы пойдем отсюда?

Из тени вышел Симпсон, в одной руке кружка, в другой – зеленое бумажное полотенце.

– Вот. – Протянул все Элис. – Чай. И немного имбирного печенья.

Она прижала кружку к груди:

– Спасибо, Элан.

Я удивленно вздернул бровь:

– А моя где?

– Вы не расстроены. И я вам не мальчик на побегушках. – Пихнул ногой стоявший рядом со мной архивный ящик. – Надеюсь, Хендерсон, вы сможете все поставить на место, когда найдете то, что вам нужно. Здесь и без вас сплошная неразбериха.

– Как будто от этого что-то изменится. Твои владения, Симпсон, это просто зона бедствия, тебе должно быть стыдно за себя.

Он оперся локтем о полку:

– И не надо говорить мне про этих засранцев из операции «Тигровый, мать его, бальзам». – Руки взлетели вверх, локти уперлись в бока, пальцы начали извиваться, голос стал выше на пол-октавы: – «Да мы из спецподразделения, нам никакого разрешения не нужно, сам после нас все уберешь – мы ведь такие сексуальные!» Задроты. Трудно, что ли, вынуть ящик, посмотреть, а потом на место поставить? Зачем устанавливать правила, если ни один придурок не хочет их соблюдать?

Я побарабанил пальцами по крышке коробки:

– И кто тут с коробками баловался? Вся команда Найта? Или только некоторые?

Симпсон надул щеки, выдохнул:

– Сейчас посмотрим… Детектива-инспектора Фута несколько раз здесь застал, в ящиках копался, потом детектив-сержант Грол…

– А как насчет доктора Дочерти?

– Пффф… Этот хуже всех. Копается в ящиках, как ребенок в песочнице. И никакого уважения ни у кого вообще. – Симпсон выпрямился. – Ну, как бы то ни было, кое-кому работать пора. – Развернулся и скрылся в лабиринте архивных стеллажей. – И поставьте все на место, когда найдете то, что искали.

* * *

Я вывел «сузуки» с кольцевой развязки на Шортстейн. Поехал вдоль рядов похожих друг на друга домов из недожженного кирпича с черепичными крышами. Переулочки, манерные названия улиц. Лабрадоры и внедорожники. Элис положила руку на пачку бумаг, лежавшую на коленях, чтобы они не упали:

– Я понимаю, что он может исказить психологический портрет, чтобы не было сходства с ним, но…

– И он все время говорит о письмах. Имеет неконтролируемый доступ к архивам. Каждый раз, когда ты с ним не соглашаешься, он поворачивает дело так, как будто ты не знаешь, о чем говоришь, или просто замалчивает твое мнение.

– Но это совсем не значит, что он – Потрошитель. – Улыбнулась мне, сжала руку. – Очень мило с твоей стороны, но не надо делать из него подозреваемого только потому, что он грубо обошелся со мной.

– Я его комнату навестил прошлой ночью, когда тебя ужином рвало. Никаких признаков жизни. Постель нетронутая.

Она перевернула страницу:

– Ну и что… может быть, у него любовница в городе?

– У него в чемодане лежали женские трусы с бюстгальтером. И еще губная помада с сережками.

Свернул налево, на Кэмберн-Вью-авеню. В промежутках между домами росли деревья, их верхушки тянулись к солнцу, пробивавшемуся сквозь серые с розовым отливом облака.

– Но это совсем не значит, что у него не может быть любовницы.

Я искоса взглянул на нее, она заерзала в кресле:

– Ну и что? Трансвеститам тоже нужна любовь.

Выехал на перекресток Кэмберн-Вью. Посреди улицы стояла пара патрульных машин, между ними раздолбанный фургон криминалистов.

– Думал, ты опять начнешь говорить о расстройстве идентичности, и что он носит маску, и все такое…

Она нахмурилась, а я припарковался рядом со второй патрульной машиной.

– Итак, мы должны признать, что в исправленный психологический профиль будет вписываться совсем другой персонаж. И личность, которую он воспроизводит, самым профессиональным образом совпадает с одержимым властью нарциссистом, который разоблачает себя в письмах… – Ее рука потянулась вверх, к волосам. – Мы на самом деле считаем, что он является реальным подозреваемым?

– Пока думаем над этим.

Потеребила волосы:

– Что известно о его детстве?

– Социальную службу к нему два раза вызывали. Один раз за умышленный поджог, и еще раз – потому что показалось, что родители его бьют. Жена с ним развелась из-за каких-то сексуальных проблем, точно пока не знаю. То, что он носит женскую одежду, может вполне являться причиной.

Она еще сильнее нахмурилась, вокруг глаз образовались морщины.

– Умышленный поджог – это типичный индикатор психологических проблем, и если родители его били… Мы можем взглянуть на отчеты?

Я открыл дверь и вылез наружу:

– Над этим уже работают.

Она сунула бумаги в сумку и пошла вслед за мной к дому, который огораживала бело-голубая лента с надписью «ПОЛИЦИЯ». На подходе нас перехватил прыщавый офицер, которого мы встретили в понедельник. Он вытаращил глаза и встал по стойке «смирно».

– Шеф.

– Вы сегодня без пирожков, констебль Хилл?

Его рука взметнулась вверх и стряхнула невидимые крошки с груди желтого флуоресцентного жилета.

– Простите, сэр. – Облизал губы. Потом бросился поднимать ленту ограждения, чтобы Элис могла нырнуть под нее.

Я кивнул в сторону дома:

– Нашли что-нибудь?

Он наклонился ко мне и снизил голос почти до шепота:

– Брелок для ключей с пластиковым младенчиком. Лежал у самой двери во двор.

Другой констебль заставил нас зарегистрироваться, прежде чем войти в дом.

Внутри дома почти все поверхности были покрыты тонкой пленкой серебристой или черной пыли, на фоне которой выделялись чистые прямоугольники – в тех местах, где с помощью липкой ленты снимались отпечатки пальцев. В замке никто не ковырялся, на дереве не было никаких царапин.

Откуда-то сверху громкие голоса.

– Вы не здесь должны находиться, а на улице, ее искать!

– Мы делаем все, что можем, сэр, пожалуйста, вам нужно успокоиться, о’кей? Дышите глубже.

В гостиной тоже никаких следов взлома, да и на кухне. На сушке стояли чашки с тарелками, тоже покрытые порошком для снятия отпечатков пальцев. Окно выходило в сад размером с почтовую марку, в одном углу кормушка для птиц, в другом – сушка для белья.

Снаружи, прямо перед дверью, ведущей во двор, на коленях стоял один из криминалистов, покрывал черным порошком белую пластиковую дверь. В ушах наушники, кивал головой в такт музыке.

Я постучал ему по плечу – он чуть с лестницы не свалился.

– Ох! Никогда так не делай!

– Брелок где?

Он кивнул на металлический контейнер, стоявший посреди комнаты:

– К замку не подходит. В смысле, в замок входит, но не поворачивается.

– А на входной двери пробовали?

– Тоже не подходит. – Сел на корточки. – Вы с мужем поговорить хотите?

– Какие-то следы борьбы? Взлома?

– Нет, все чисто.

– Не забудьте клумбы цветочные на отпечатки проверить. – Пошел в холл. Остановился. Стал прислушиваться к голосам наверху.

– Она его знала. Спустилась вниз, дверь открыла и пошла с ним. Даже не сопротивлялась.

Элис посмотрела на лестницу:

– Она могла знать доктора Дочерти?

– Вы не понимаете – она беременна. Беременна! – Голос стал громче. – А что, если он что-нибудь сделает с нашим ребенком?

– Он был ее психотерапевтом какое-то время после нападения.

Муж Лоры – как его звали? Кристофер, кажется, – появился на верхней ступеньке лестницы. Обе руки сомкнуты на затылке, как будто парень пытался вдавить голову в грудную клетку.

– Он ничего не сделает с нашим ребенком! Вы просто не представляете, как трудно нам было!

У него за спиной возникла женщина в полицейской форме. Флуоресцентная куртка, защитный жилет, черная шерстяная куртка расстегнута, под ней черная футболка.

– Мы просто пытаемся вам помочь. Может быть, у вас есть кто-нибудь, кому вы могли бы позвонить? Друг или родственник?

Кристофер отвернулся от нее, поджал губы… Потом замер и уставился на меня:

– Вы…

Я кивнул.

– Можно с тобой поговорить?

* * *

Я задернул шторы:

– Скай ТВ приехали. – Значит, уже четыре телевизионные бригады, с полдюжины фотографов и целая куча журналистов.

Кристофер сел на край кровати, наклонился вперед так, что грудная клетка опустилась на колени, еще ниже опустил голову:

– Почему бы им просто не уйти отсюда и не начать искать ее?

Элис села рядом с ним, положила руку ему на плечо:

– Ты не виноват.

– Конечно же я виноват. Я должен был охранять ее. Я обещал. – Вздрогнул. – Особенно после того, что случилось в прошлый раз…

Я оперся о подоконник:

– Кто еще знал, что вы здесь живете?

Он поднял голову:

– Никто. Даже мама моя не знает, где мы живем. Мы это место скрывали, как в шпионских фильмах. Лора… – Он снова уронил голову вниз, голос задрожал. – Она не хотела, чтобы нас кто-нибудь нашел.

Элис потрепала его по плечу:

– Кто-нибудь помогал ей справиться с тревожными состояниями? Врач? Может быть, психотерапевт?

– У нее все давно прошло. Она не параноик, она просто… Она просто хотела, чтобы мы были осторожными, вот и все.

Не очень получилось.

Я достал блокнот:

– Когда вы обнаружили ее исчезновение?

Вздох волной прошел по его телу.

– Пару недель мы спали в разных комнатах. Ей было очень жарко, из-за ребенка, хотелось раскинуться на кровати. Часа в три ночи я пошел пописать, у нее в комнате еще горел свет. Иногда она прямо с книгой в руках засыпает, я пошел к ней свет выключить, а ее уже не было. – Он закачался вперед-назад, кровать заскрипела. – Я все обыскал. Ходил по комнатам, свет везде включил. Выбежал на улицу, стал ее звать. О господи…

– Значит, в последний раз вы ее видели…

– Я принес ей чай с ромашкой в одиннадцать, перед тем как лечь спать. – Он схватил край покрывала, обернул его вокруг пальцев.

Элис, сморщившись, посмотрела на меня, потом снова на него:

– Кристофер, я понимаю, что это трудно, но если вы все время будете фокусироваться на том, что произошло, это съест вас.

– А что, если вы не сможете ее найти?

– Мы найдем ее. Но мне нужно, чтобы вы поняли, – из-за того, что в прошлый раз ее изнасиловали и вспороли ей живот, нет причин… Что случилось?

Он напрягся. Выпрямился:

– Изнасиловали?

Элис кивнула:

– Когда ее похитили.

– Ее не насиловали! Кто это сказал?

Элис кивнула, продолжая держать руку на его плече:

– Многие жертвы насилия не говорят об этом своим партнерам. Иногда они чувствуют себя виноватыми, хотя в этом нет их вины, это…

– Она бы сказала мне. – Он снова наклонился вперед. – Между нами нет никаких секретов. И никогда не было.

* * *

Толпа журналистов в зеркале заднего вида расплылась, а потом совсем исчезла, когда мы свернули на Кэмберн-Вью-авеню. Грохотавшая по радио старая песня «Фу Файтерс» закончилась, и в салоне раздалось пиканье.

– Сейчас девять часов, вы слушаете радио «Каслвейв FM». В эфире новости. У нас в студии доктор Фредерик Дочерти. Доктор Дочерти…

Выключил радио.

Элис провела руками по рулю:

– Может быть, он не насиловал ее восемь лет назад?

– Почему это он ее не насиловал? Он же насиловал Рут Лафлин.

Элис вывела машину на главную дорогу, ведшую в Каузкиллин:

– А может быть, он не насиловал ее до тех пор, пока не вколол снотворное?

– А может быть, у него не встал? Или у него не было времени? Или она просто не сказала Кристоферу? Неуместное чувство вины, ты так, кажется, сказала. Или…

В кармане зазвонил мобильник, не мой официальный, а другой, одноразовый. Достал. Нажал на кнопку:

– Да?

Из трубки захрипел голос Раскольника Макфи:

– Ты нашел мою малышку?

– Ищем.

– Тик-так, Хендерсон. Тик-так. Твой жирный друг плохо выглядит.

– Ему нужен врач.

– А мне нужна моя дочь. Помнишь, каково это? Когда знаешь, что какой-то ублюдок ее похитил?

Мимо пронеслись дома и магазины, потом Элис свернула на указателе с надписью «ГОРОДСКОЙ СТАДИОН». Над домами возвышался шпиль Первой национальной кельтской церкви. По лобовому стеклу растеклась дождевая капля.

– Ты меня слышишь, Хендерсон?

– Мы действуем так быстро, как только можем, понятно? Как только что-нибудь узнаем, я тебе позвоню.

– У твоего жирного друга остался один глаз, значит, и два уха ему не нужны, так ведь? Почему бы не отправить тебе одно ухо по почте?

– Мы… – Я закрыл глаза и прислонился лбом к окну. Дорожная вибрация проникла мне под череп. – Я все помню. Мы делаем все, что в наших силах. Так быстро, как только можем. Мы найдем ее.

– Ты все понял.

 

45

Чуть дальше вниз по улице, напротив дома, где жила Рут Лафлин, стояла одинокая патрульная машина, ее синие с белым сигнальные огни вертелись, и попадавшие в их свет дождевые капли превращались в сапфиры и бриллианты.

По идее, напротив этого места должна была клубиться толпа журналистов, но пока там никого не было, если не считать одинокого фотографа из какого-то местного листка.

Вообще-то Лора всегда была популярной. Большинство людей не могли даже имен вспомнить двух других выживших, не говоря уже о четырех других женщинах, погибших восемь лет назад.

Я отошел от окна спальни.

Матрас почти наполовину сполз с двуспальной кровати. У стоявшей рядом с дверью тумбочки выдвинуты все ящики. Двери платяного шкафа раскрыты настежь, вещей внутри нет. Юбки, кофты и брюки разбросаны по полу вместе с носками и трусами. Рамки висевших на стенах фотографий перекошены, стекла в трещинах.

Элис присела на краешек кровати, сплела пальцы рук, ее нитриловые перчатки скрипнули.

– Он убьет Дэвида, как ты думаешь?

– Кажется, по комнате кто-то с бейсбольной битой прошелся.

Я наклонился, поднял с пола плюшевого медведя. Он был совсем древний, серый, меха на нем почти не осталось, грудь вся в заплатках, как у монстра Франкенштейна. Посадил его на комод, прислонил спиной к стене, чтобы на пол не свалился.

В дверь просунул голову констебль в униформе. Большие уши, кривой нос, волосы подстрижены так коротко, что их почти не видно на голове.

– Спустился к соседу снизу. Старый пердун, глухой как бревно, ничего подозрительного не слышал.

– Почему отпечатки пальцев не сняли?

Поднял плечи почти к самым ушам:

– Все криминалисты заняты в доме Лоры Страхан. Придется ждать, пока они там все закончат. Сокращение штатов и все такое.

Элис встала:

– Потрошитель приходит в дом Лоры Страхан, и она уходит с ним, даже не захныкав. Почему здесь не так? Почему повсюду следы борьбы?

Пол в прихожей был завален плащами и куртками. Я, стараясь не наступать на них, прошел в гостиную. Оба кресла опрокинуты. Тот, кто похитил Рут, вырвал подушки из дивана, через прорези в коричневом вельвете торчала набивка. Трехсекционный электрокамин разбит, перед окном на полу валялся телевизор, экраном вниз.

– А что, если Рут узнала его? – Я пошевелил носком ботинка разбитое стекло из фотографической рамки. – Она бы не пошла с ним без сопротивления. Особенно после того, что он с ней сделал.

Из квартиры под нами заревел хеви-метал. Не удивительно, что меломан снизу совсем глухой.

Я медленно повернулся на триста шестьдесят. Хмуро взглянул на развороченный сервант – перед ним на полу валялись разбитые тарелки и листы бумаги.

– Он явно что-то искал. Все сначала обшарил, а потом разгромил.

На кухне то же самое, и в ванной комнате содержимое медицинского шкафчика разбросано по всему полу.

Элис присела на корточки и стала рыться в бутылочках и флакончиках. Хмуро посмотрела на меня:

– Ее антидепрессанты пропали. Она мне сказала, что совсем недавно получила свежие рецепты на нортиптилин. Тут пачки три-четыре должны были лежать.

– На что ему ее антидепрессанты?

– Ну… если смешать нортиптилин с алкоголем, получится очень неплохое успокоительное.

– У него есть доступ к хирургическим анестетикам, зачем ему… Да ради бога, чего еще? – Вынул мобильный телефон, нажал на кнопку: – Хендерсон.

Голос на другом конце линии был тихий и отрывистый, как будто говоривший боялся, что его подслушают.

– Мы попали. Мы все попали, абсолютно!

Я посмотрел на экран телефона. Номер был мне неизвестен.

– Кто это?

– Вам нужно срочно ехать в Каррик Гарденз. Дом Вирджинии Каннингем. Он мертв. Нужно, чтобы наши истории совпадали. О, как мы облажались… – Отключилась.

Я сунул мобильник обратно в карман.

Вирджиния Каннингем, наша дружелюбная беременная соседка, растлительница малолетних.

Элис уставилась на меня:

– Что?

– Понятия не имею. Давай в машину.

* * *

Детектив-констебль Ненова ждала нас у входной двери. Стояла, съежившись, пряталась от дождя. А дождь изливался с мрачного серого неба, утрамбовывая палисадник перед домом.

Оглянулась через плечо, переминаясь с ноги на ногу:

– Мы не виноваты, да и как об этом мы могли узнать? – Ненова облизала губы. – Нужно успокоиться и подумать, что будем делать. Правильно?

Элис посмотрела ей за спину, вглубь дома. Держала зонт двумя руками, а он сотрясался под напором проливного дождя.

– Что-то случилось?

– Конечно случилось, мы в полном дерьме. – Ненова повернулась и потопала по прихожей, дошла до конца, повернулась и пошла в нашу сторону. – Мы ничего не знали, о’кей? Откуда мы могли знать?

Я зашел внутрь. Дверь в гостиную была открыта. Ее напарник, Маккевит, сидел, сгорбившись, на диване, колени сжаты, одна нога дергалась, как будто отбивала ритм «дет-метал». Из комнаты доносился резкий тошнотный запах. Когда мы проходили мимо, парень поднял глаза:

– Мы в этом не виноваты…

Элис захлопнула входную дверь и поставила капающий зонтик в угол:

– Эш, что происходит?

– Понятия не имею.

Ненова повернула за угол, остановилась напротив дверей в ванную комнату и спальню и, поднеся руку ко рту, стала обкусывать кожу вокруг ногтей.

– Нам просто нужно согласовать наши истории, вот и все. Все будет в порядке. Нам просто…

Я схватил ее за руку:

– Что, черт возьми, здесь произошло?

Она сбросила мою руку:

– Мы… – Взглянула на дверь спальни. – Мы пришли, чтобы обыскать дом, может, найдутся другие видеокассеты с записями, или ноутбук, или фотографии детей. Вчера это нужно было сделать, но наше подразделение сократили, еще три офицера заболели из-за стресса, а потом, в конце дня, нас нагрузили, и вообще мы не виноваты!

Господи ты боже мой.

– Что вы нашли?

Она повернула ручку двери в спальню. Толкнула. В холл вырвался знакомый приторный запах. Как у мяса, которое забыли положить в холодильник.

Ненова показала пальцем на платяной шкаф.

Пол заскрипел под ногами, когда я стал осторожно пробираться мимо кровати к открытому гардеробу. В одной стороне шкафа висели рубашки и куртки, в другой – пара длинных платьев. Обувные коробки на полке. Куча туфель и ботинок на дне. Из нее торчала маленькая бледная рука, восковые пальцы скрючены.

У меня в горле встал комок.

Она кого-то убила. Спрятала тело. И все время, пока мы были в доме, мертвый ребенок находился в этом гребаном гардеробе.

Сука…

Руки сжались в кулаки, суставы заныли.

– Звони криминалистам, пусть всю команду сюда направляют. Улицу перекройте. Ребенка сфотографируйте, обойдите соседей, выясните, может, пропал кто-то, и… Что?

Ненова подошла к прикроватной тумбочке, кивнула. Натянула пару нитриловых перчаток, взяла лежавший на тумбочке мобильный телефон. К нему была привинчена небольшая тренога. Откашлялась.

– Он был направлен на кровать, я его проверила. – Взглянула на платяной шкаф. – Это было до того, как мы нашли… – Она включила телефон, пару раз ткнула пальцем в экран, потом перевернула его и передала мне.

На экране пошел видеоклип.

Вирджиния Каннингем в трусах и бюстгальтере, громадный беременный живот давит на пригвожденное к кровати тельце. Под ней извивается маленький мальчик, лет четырех-пяти, не больше.

Из динамика телефона захрипел ее голос, слегка искаженный, – она пела:

– Пускай нам станет страшно, мы не пойдем назад, нам нравятся ужасно чипсы и лимонад…

Обеими руками схватила мальчика за горло, нависла над ним и сжала руки, надавив всем своим весом.

– Мы «Песню храбрую» споем, когда подступит страх, ведь с песней мы не пропадем, она у нас в сердцах…

Ладони мальчишки захлопали по ее голым рукам, нога задергалась, а она все продолжала и продолжала давить, перекрывая ему воздух.

– О всякой нечисти забудь, ей нас не запугать…

Он ударил рукой по ее лицу, она отдернула голову и снова продолжила сжимать руками его горло.

– Мы «Песню храбрую» споем, заставим их уйти…

Руки ребенка обмякли и перестали сопротивляться. Потом вытянулись вдоль тела.

– «Храбрая песня», «Храбрая песня», ее поем, когда мы вместе…

Я сглотнул слюну.

– Когда это было? На камере есть временная метка? Нужно узнать, когда пропал ребенок.

– И если петь ее всю ночь, тогда уходят страхи прочь.

Она выпустила из рук горло ребенка, села, довольная ухмылка растянула лицо. Сделала пару судорожных вдохов.

Потом из крошечного динамика донесся едва слышный стук и приглушенный крик:

– …ЧТОБЫ ЗАТКНУЛАСЬ, МАТЬ ЕЕ!

Мой голос.

Это же я по стене врезал. Не надо никакой временной метки, это было снято, когда мы находились в доме.

И были в соседней комнате, ждали, когда она оденется.

Каннингем сползла с кровати, схватила мальчишку за ноги и вытащила из кадра.

Потом какие-то шорохи и стук, она вернулась на экран, увеличилась в размерах, протянув руку к телефону.

У нее за спиной распахнулась дверь. В комнату вошла офицер Бабз.

– Так, все, хватит. Давай-ка одевайся. Быстро.

Экран потух, потом на нем появились расположенные плиткой кадры видеороликов.

Элис приложила руку ко рту:

– О нет…

Из меня весь воздух вышел, плечи поникли. Мы были совсем рядом…

Ненова положила мобильный телефон на тумбочку.

Я сел на край кровати, уставившись на платяной шкаф. Из кучи обуви торчала бледная детская рука.

– Мы могли его спасти…

Она прошлась рядом с кроватью, вернулась обратно:

– Нужно, чтобы наши показания совпадали, ты согласен? Мы ведь не могли знать. Дом мы не обыскивали – у нас не было времени.

Я должен был приказать Бабз остаться с ней. Сделать так, чтобы она не осталась без надзора. Ведь это я за все отвечал.

Что Каннингем сказала в тот раз, когда сидела на диване в платье для беременных, сжимая и разжимая кулаки и извергая из себя ненависть и пренебрежение?

«Это ты во всем виноват. Вот что я им скажу. Ты. Во всем. Виноват».

Я натянул пару перчаток из комплекта, встал на колени перед платяным шкафом. Брал туфли и ботинки, один за другим, и аккуратно ставил на ковер, пока не увидел детское лицо.

Волосы светлые. Большие уши лопухами. Веснушки ярко выделялись на лице, словно капли чернил на молочно-белой коже. Лицо вроде бы знакомое, но не мог понять откуда… Закрыл глаза. На кого же он похож?

– О, черт…

Ненова подошла ближе:

– Мы в полном дерьме.

Меня ввели в заблуждение светлые волосы. В тот раз, когда мы были здесь, в ванной комнате воняло аммиаком, а рядом с ванной стояла пустая коробка от краски для волос. Она покрасила ему волосы.

Со второго раза смог выдавить слова изо рта:

– Звони дежурному. Скажи, что мы нашли Чарли Пирса.

* * *

– …с глубочайшим прискорбием я вынужден сообщить, что сегодня офицерами полиции в доме на Блэквол Хилл было обнаружено тело Чарли Пирса. Мы информировали об этом его родителей и просим всех в это ужасное время соблюдать их право на неприкосновенность частной жизни.

Дождь хлестал по ветровому стеклу, стучал по крыше «сузуки» подобно тысяче молотков.

– Это была детектив-суперинтендант Несс, с пресс-конференции несколько минут тому назад. А сейчас о спорте. Для Патрика Тистла наступили непростые времена…

Я выключил радио.

Ветер бил в машину, раскачивая ее на рессорах.

По другую сторону цепного ограждения бурлила Кингз Ривер, темная и глубокая, сопротивлялась наступавшим из бухты волнам. Мимо пронеслась одинокая чайка, крылья изогнуты в попытке удержаться на лету.

Элис сидела, обняв Боба-Строителя и положив голову на руль.

Зазвонил мой мобильник, мы оба вздрогнули.

Достал его. На экране высветилось – «БОСС».

Черт с ним, пусть на голосовую почту запишет.

Может быть, часа через два, Джейкобсон поймет намек.

Молчание.

Потом Элис пошевелилась на кресле:

– Он был там все время.

Да. Да, был.

Я потянулся, шейные позвонки хрустнули.

– Нам нужно найти Джессику Макфи.

– Эш, ему было всего пять лет.

– Мы не знали. Откуда мы могли знать?

Она несколько раз моргнула. Шмыгнула носом.

– Он был прав, правда? Детектив-суперинтендант Найт? Я позор для…

– Ты не…

– …и дилетантка. Непрофессиональная. Она держала у себя в доме запуганного мальчишку, и мы в это время были там. Я должна была догадаться. – Элис вытерла рукой глаза. – Я не имею права называться психологом.

– Элис, не надо, о’кей?

– Ничего не могу сделать так, как положено. Надо идти в частную практику. Консультации по семейным вопросам или еще что-нибудь в этом роде, где люди не погибают из-за твоих ошибок…

Вздохнул:

– Ты закончила?

Ответа не последовало.

– Ты не убивала Чарли Пирса, это Вирджиния Каннингем сделала. Ты не прокололась. Ты не экстрасенс.

Тут зазвонил мой другой мобильник, сигнал противный, но я так и не удосужился его изменить.

О господи. Как будто без этого проблем не было.

Достал, нажал на кнопку:

– Да знаю, знаю – тик-так.

– Алло? – Пауза. – Это Эш Хендерсон?

Кажется, не Раскольник.

– Привет, Молоток. Что-то есть для меня?

– Я же тебе сказал – Алистер. Да, есть. У тебя есть адрес электронной почты, куда я могу послать отчеты из социальной службы?

И что тогда? Джейкобсон и его команда узнают, что мы… Да и черт бы с ними. Поздно об этом беспокоиться. Дал ему адрес электронной почты команды Джейкобсона.

– Еще я поговорил с адвокатом, который занимался его разводом. Официально они развелись из-за непреодолимых разногласий, вызванных переутомлением на работе. Она получила половину имущества и алименты.

– А неофициально?

– Миссис Дочерти не вытерпела ролевых игр и порнографии. И это совсем не те ролевые игры, где притворяются эльфами, ему хотелось, чтобы она изображала мертвых женщин с фотографий места преступления, перед тем как любовью заняться. Он даже мазал ее бутафорской кровью.

– Да, ее можно понять.

Элис подняла голову с рулевого колеса, все еще прижимая Боба к груди:

– Что?

– Доктор Фредерик Дочерти питает слабость к мертвым женщинам. – Снова в телефон: – Еще что-нибудь?

– Сейчас он в штаб-квартире управления. Патрульная машина забрала его из гостиницы в шесть сорок пять. Оттуда он не выходил.

Чайка снова вернулась, бледная полоска на фоне черного неба.

– У него есть машина или он пользуется электричкой?

– Получил регистрационные номера на машину. Подожди секунду… – Шуршание.

Пискнул мой рабочий мобильник. Скорее всего, отчеты социальной службы. Вытащил, вызвал электронную почту, протянул мобильник Элис:

– Почитай.

– Извини, что-то Лицензионное агентство сегодня утром зависает… Ага, вот – темно-синий «вольво V-70». Номер сказать?

Я записал номер в блокноте.

– Спасибо, Алистер. Дай знать, если Дочерти куда-нибудь пойдет, хорошо?

– Сделаю. – Закончил разговор.

Я постучал телефоном по подбородку. Так, питает слабость к мертвым женщинам…

Самое время напомнить о себе Ноэлу Максвеллу, посмотрим, что он узнал у своих приятелей – больничных барыг.

Его телефон ответил с десятого гудка.

– Да?

– Ноэл? Это я.

Пауза.

– Ах да, мистер Хендерсон, здравствуйте. Кхм… какое совпадение, я как раз собирался вам звонить.

Еще бы.

– Ну и?

– Осталась пара ребят с ночной смены, я с ними еще не поговорил, но ходят слухи, что кто-то кому-то впарил пару ампул с тиопенталом. Это что-то вроде того… что вы тогда приобрели, только более рискованное, проблемы с дыханием и с сердцем, и все такое.

Я взял блокнот и ручку:

– Кому впарили?

– Я же говорю – я еще со всеми не переговорил, так что это может быть просто пустой треп. Вы же знаете этих ребят…

– Кому, Ноэл, не жди, когда я приду и начну гадать по твоим внутренностям.

– О’кей, ходят слухи, что Боксер впарил эту хрень психиатру, которого по ящику показывали. Ну, вы его знаете, это тот парень, который поймал серийного убийцу, что ребятишек покрошил в Данди.

Доктор Фредерик Дочерти.

– Кто такой Боксер? Имя, адрес, номер телефона.

– Откуда мне адрес его знать? Я ведь не…

– Выясни и отправь мне эсэмэской. – Закончил разговор. Посмотрел на Элис. Ухмыльнулся: – Все лучше и лучше.

Ветер попытался вырвать дверь у меня из рук, пока я выбирался из машины под проливной дождь. Вцепился ледяными когтями мне в лицо и шею, пока я доковылял к водительской двери и прогнал Элис на пассажирское кресло.

Она перелезла через ручной тормоз и ручку переключения скоростей, прихватив с собой Боба-Строителя и мой мобильный телефон.

– Это… интересно.

– Я тоже так подумал. – Двигатель заворчал, разогреваясь, на мгновение заглушил шум дождя. – Ремень накинь.

Она сделала, что было сказано.

– Куда мы сейчас?

– Взламывать и проникать.

 

46

Потолочные светильники рисовали на бетонном полу серые круги, их лампы были недостаточно сильными, чтобы разогнать темноту.

Я еще раз взглянул на номерной знак автомобиля, сверился с тем, что было написано на бумажке, – так, для большей уверенности. Не сказать чтобы гостиничный паркинг был забит синими «вольво», но лучше перестраховаться, чем потом пожалеть. Машина Дочерти стояла в самом дальнем от входа углу, одной стороной почти вплотную к стене, так что между машиной и соседним парковочным местом расстояние было довольно приличное. Наверное, владельцу очень хотелось, чтобы кузов не поцарапали.

Отличная придумка.

Лом с визгом процарапал водительскую дверь, выдирая двойной завиток краски и обнажая металл. Вот так вот.

Паркинг был почти пуст, большинство постояльцев на работе, или на каких-нибудь конференциях либо занимались тем, чем обычно занимаются туристы в Олдкасле в дождливый полдень в среду. Так что здесь остались только несколько хетчбэков и один «рэнджровер спорт», все машины припаркованы рядом с дверью, которая вела внутрь гостиницы.

Элис переминалась с ноги на ногу, все время оглядываясь на вход, скрывавшийся за решеткой колонн.

– Я совсем не уверена, что нам следует это делать, в том смысле, что я понимаю, вся эта хрень, вроде «заставлял жену изображать жертву убийства», выглядит довольно мрачно, но…

– Ты прочла отчеты социальной службы?

– Да, я понимаю, вот только… – Обняла себя обеими руками. – Что, если мы ошибаемся? Что, если это не он?

Я взял ее за плечи, сжал:

– Он должен где-то хранить свой персональный набор для похищений. В комнате он его не оставит – там горничная может найти. И в участке не оставит, Дочерти, конечно, самонадеян, но не до такой же степени. Так что его набор либо в том месте, куда он отвозит девушек, либо в машине.

Мотоциклетные перчатки, которые я стырил в транспортном отделе, оказались слегка великоваты, ну да ничего. Шлепнул ломиком по обтянутой кожей ладони другой руки:

– Никто не идет?

– Нет.

– Хорошо.

Лом врезался в водительское окно, засыпав передние кресла блестящими кубиками стекла. Все четыре лампы аварийной сигнализации загорелись, гудок загудел, сирена заскрежетала. Я провел ломом по краю окна, сбивая остатки стекол, потом сунул руку внутрь и дернул за ручку, открывая капот.

Прихрамывая, подошел к переду машины, поднял капот, сунул зубцы гвоздодера под крышку аккумулятора, отжал. Красная клемма отскочила от батареи, и наступила тишина. Пять секунд. Не рекорд, конечно, но очень даже неплохо.

– Никого нет?

– Эш, а что, если он не Потрошитель, мы…

– Никто не пришел?

Вздохнула:

– Нет.

Открыл дверь машины, наклонился над креслами. Щелкнул крышкой бардачка. Карты, полпачки мятных леденцов, техпаспорт. На полу ничего, и под креслами тоже. В дверном кармане ничего нет.

Отсек для вещей между креслами тоже пустой.

– Если он не Потрошитель, мы просто свалим отсюда, и никто нас больше не увидит. Он вечером придет, подумает, что хулиганы машину попортили. Смотри на это как на расплату за то, что он такой засранец.

Так, сторона водителя. Неопреновый фолдер с компакт-дисками, смесь кантри-вестерна с Филом Коллинзом. Красивые обложки, солнечные очки. Поковырялся в кубиках разбитого стекла под креслом. Наткнулся на что-то твердое. Там что-то лежало…

– Подожди-ка. – Ухватил двумя пальцами, потянул. Синий фолдер с надписью «СОБСТВЕННОСТЬ ПОЛИЦИИ МАНЧЕСТЕРА И ОКРЕСТНОСТЕЙ».

Забит фотографиями с мест преступлений. Одни женщины. Лежали там, где их обнаружили. Смерть у всех была нелегкой. Огнестрелы, ножевые раны, удушения, избиения, перерезанные горла, вспоротые животы. Кровь, кости и страдания. На последних восьми фотографиях жертвы Потрошителя.

Протянул все Элис:

– Все еще думаешь, что это не он? – Открыл заднюю дверь.

За водительским креслом стоял набитый чем-то пакет из супермаркета. Заглянул внутрь. Смятые бумажные салфетки, и запах какой-то подозрительный.

Элис оторвалась от фотографий:

– Что там?

Пакет отправился на место.

– Если использовать технический термин, то это можно назвать «мастурбационные салфетки».

Нахмурилась. Потом сморщила верхнюю губу:

– Бее… Он что, сидел в машине и мастурбировал на фотографии убитых женщин?

– Я же тебе говорил.

Обыскал «вольво» от капота до багажника. Даже коврики резиновые на полу салона поднял и запаску вытащил. Ничего.

– Эш?

Должно быть где-то здесь.

В каком-то месте, к которому можно было бы дотянуться изнутри машины. Где-то, где он легко мог это достать. Но где? Я встал коленями на бетонный пол, стал шарить рукой под креслами, медленно передвигая пальцами по засыпанному осколками стекла коврику.

Только в этих чертовых мотоциклетных перчатках ничего не нащупать. Снял правую, заменил ее на синюю нитриловую.

Элис, свистящим шепотом:

– Эш!

Вот оно – маленький цилиндр. Колпачок от ручки? Достал его, сел на пол.

Ах ты мой красавчик. Оранжевый колпачок от шприца. Точно такой же, как я… Да. Ну, с этим уже ничего не поделаешь.

Это, конечно, не набор похитителя, но какое-то начало уже есть.

Положи туда, где взял, звони Джейкобсону, скажи, чтобы получил ордер на обыск и…

Она схватила меня за рукав, дернула:

– Кто-то идет!

Вот черт.

Схватил лом:

– Говорил, маски нужно было надеть.

Прятаться было бесполезно – если бы кругом машины стояли, можно было бы ускользнуть потихоньку. Но их-то как раз и не было.

По бетону в нашем направлении топал доктор Дочерти, полы плаща развеваются за спиной.

– И КАКОГО ЧЕРТА ВЫ ТУТ ДЕЛАЕТЕ, ВАШУ МАТЬ?

За ним вприпрыжку гостиничный менеджер – сплошное заламывание рук и сверкающая лысина. И вслед за ним – Рона. Углы рта опущены, руки в карманах.

С подкреплением пришел. Еще бы. Наверное, утром этого пидора до участка подбросили. Но как он здесь оказался?

– ПОШЛИ ПРОЧЬ ОТ МОЕЙ МАШИНЫ, ЧЕРТ ВАС ВОЗЬМИ! – Лицо красное, глаза вытаращил.

Я стукнул ломом о пол, оперся на него:

– Где они?

Он остановился метрах в полутора от меня, руку задрал и направил палец мне в грудь:

– Детектив-сержант Месси, немедленно арестуйте этого человека! Он вскрыл мою машину и… ЧТО ТЫ С ДВЕРЬЮ СДЕЛАЛ?

Заметив повреждения, менеджер взвизгнул и еще сильнее стал заламывать руки.

– «Пайнмэнтл Хоутел» конечно же предпринимает все необходимые меры предосторожности, но я вынужден напомнить вам, что мы, к большому сожалению, не в состоянии принять на себя ответственность за причиненные…

– ОНА БЫЛА АБСОЛЮТНО НОВАЯ!

Рона вытянула руки:

– Так, все в порядке, давайте успокоимся. – Посмотрела на лом, на царапину вдоль двери машины, на разбитое стекло, потом снова на меня: – Шеф?

– Тут все так и было, когда мы пришли. Правда, Элис?

– Так и было?.. – Жилы на шее Дочерти вздулись, как будто собираясь лопнуть. – АРЕСТУЙТЕ ЕГО, НЕМЕДЛЕННО!

– Давай. – Я сунул руку внутрь и вытащил горсть фотографий. – А потом мы все пойдем в участок и поболтаем немного, почему у тебя в машине целая коллекция фотографий с убитыми женщинами, на которые ты мастурбируешь.

– Я совершенно не понимаю, о чем вы…

– Вот об этом. – Фотографии ударились о его грудь и разлетелись по полу. – Можешь объяснить?

Он даже не дернулся:

– Я судебный психолог. Это нужно для моего исследования.

– А пакет с мастурбационными салфетками? Тоже исследование?

– То, что я делаю в закрытом пространстве своей собственной машины, вас не касается. – Вздернул нос. – Если честно, доктор Макдональд, я был о вас лучшего мнения. Хотя и не понимаю почему, особенно после того, что произошло в доме Виктории Каннингем.

Элис кивнула, потом положила руку ему на плечо:

– Мне очень жаль, но ваши родители… Наверное, очень непросто было жить в таком окружении.

Он сжал губы. Потом протиснулся мимо меня и захлопнул дверь «вольво». Прислонился к ней. Сложил руки на груди:

– Я сделаю так, что больше никого из вас никогда не пригласят консультантами ни на какое расследование. Ты, – он ткнул пальцем в меня, – вернешься в свою сырую камеру, откуда пришел. – Повернулся к Элис: – А вы больше не имеете права называть себя психологом. Как вам не стыдно!

– Все, что вы делали, никогда им не нравилось, не так ли? Вы пытались снова и снова, но они продолжали вас бить. В этом нет вашей вины.

– КТО ТЕБЕ ЭТО СКАЗАЛ? – С его губ брызнула слюна. Он вытянул руку, как будто собрался схватить ее. Потом остановился. Сжал руку в кулак и снова прислонился к двери машины. Шмыгнул носом. – Детектив-сержант Месси, я требую, чтобы вы выдвинули обвинения против этих людей, против обоих, за то, что они вскрыли мою машину и разгромили ее. И если вы не готовы арестовать их, я предъявлю вам иск о неподобающем поведении.

Что-то здесь не так.

Почему он стоял у задней двери машины? Ведь распахнута была передняя дверь, там были фотографии мертвых женщин, но он эту дверь не захлопнул и перед ней не встал. Что там сзади? Что я пропустил?

Рона состроила гримасу:

– Давайте сделаем несколько глубоких вдохов и…

– Я должен был догадаться! Вот почему вы настояли на том, чтобы идти вместе со мной, не так ли? Ваше откровенно непрофессиональное поведение совершенно очевидно мотивировано неким извращенным чувством преданности. Но я не собираюсь с этим мириться!

Я пошел обратно к «вольво», под ногами захрустело стекло.

– Я требую немедленно его арестовать, детектив-сержант Месси!

Рона ущипнула себя за переносицу:

– Я вас понимаю, доктор, но я уверена – если мы все успокоимся, то сможем обо всем договориться.

Но ведь сзади ничего не было. Я два раза проверил.

Почему он это место охранял, если там пусто?

Элис наклонила голову к плечу:

– Вот почему вы подожгли заброшенный дом. Срывали злобу на мир, который о вас не заботился? Я в том смысле, что вы прекрасно себя чувствовали, потому что все было у вас под контролем. Что вы обладали властью над чем-то после всех лет, когда вы были беспомощны.

Там должно быть что-то, изобличающее его…

Дочерти отряхнул грудь плаща:

– Избавьте меня от ваших неуклюжих попыток психоанализа, доктор Макдональд. Они весьма непрофессиональны. – Достал мобильный телефон. – Итак, детектив-сержант, если вы не выполните свою работу, у меня выбора не остается.

– Да заткнись ты. – Я оттолкнул его и открыл дверь машины.

– Отойди от моей машины!

Схватил меня за куртку. Я положил руку ему на грудь и снова толкнул. Сильно. Он приземлился на задницу рядом с задними колесами, заверещал:

– Он напал на меня! Вы видели!

Что я пропустил?

Так, под креслами смотрел. В карманах кресел тоже. В дверных карманах ничего не было. Под ковриками…

Где же, черт возьми?

Так, он сидит на заднем кресле, рядом с ним на другом кресле фотографии с мертвыми женщинами, в ногах пакет с салфетками.

Должно быть в центральном подлокотнике.

Дочерти встал на ноги.

Открыл. Пара подставок для стаканов. Черт.

Чьи-то руки схватили меня за спину.

Я ударил локтем, резко. Попал. Кто-то хрюкнул.

Должно быть где-то здесь…

Минуточку. Углубление, в котором стоял подлокотник, отделано тканью. Дешевенькой такой. Потерто по краям. Явно не из этой машины.

Из левого угла торчала черная петелька.

– УБИРАЙТЕСЬ ПРОЧЬ ОТ МОЕЙ МАШИНЫ! НЕ ИМЕЕТЕ ПРАВА!

Я ухватился за нее, потянул вверх.

Хруст раскрывающейся липучки, обивка отошла, и показалась кожаная папка размером с лист бумаги формата А4.

Дубленая кожа, красной ленточкой перетянута.

В яблочко.

– Я ТРЕБУЮ, ЧТОБЫ ВЫ ВЫШЛИ ИЗ МОЕЙ МАШИНЫ!

Я выпрямился:

– Рона, надень перчатки и открой это.

У Дочерти из угла рта сочилась кровь. Он снова схватил меня, прижал к машине:

– ВЫ ЭТО ПОДБРОСИЛИ, ЭТО НЕ МОЕ!

– Отцепись от меня, придурок.

Он в ответ замахнулся на меня кулаком.

Мог вместо меня в колонну ударить, она бы быстрее среагировала. Я нырнул вправо, кулак просвистел мимо моего левого уха. Перехватил его руку, вывернул. И снова врезал локтем ему в лицо.

Он отлетел назад и растянулся на бетонном полу, выдувая из ноздрей красные пузыри. Лежал там, стонал.

– Можно еще подождать, Рона, весь день впереди.

Она проскользнула мимо меня, натягивая на руки пару синих нитриловых перчаток. Вытащила папку из того места, где она была спрятана, положила на кресло.

Дочерти задергал руками и ногами, пытаясь перевернуться на бок.

Рона у меня за спиной присвистнула:

– Шеф? Вам точно не надо на это смотреть.

Дочерти встал на колени. Постоял, держась рукой за колонну.

Я шагнул к нему:

– Еще на меня прыгнешь, я тебе руку сломаю. Ясно? Стой где стоишь.

Подошла Элис, заглянула в машину.

Потом отошла от нее, направилась к Дочерти. Не дойдя до него пары шагов, взмахнула ногой и врезала маленьким красным кедом прямо ему между ног.

Он сложился пополам, схватившись руками за промежность, беззвучный вопль разорвал окровавленный рот. Так и стоял, сжав колени и задницей вверх.

– Шеф?

Я повернулся.

Рона показала рукой на папку.

На пачке желтой бумаги лежал скальпель, рядом с ним брелок с младенчиком, маленькая пластиковая коробочка с чем-то вроде дохлых пауков внутри, медальон в форме сердечка, обручальное кольцо… Все, что пропало из архива, лежало здесь.

Неудивительно, что Элис ему по яйцам врезала.

Отвернулась от него, бросилась ко мне. Обняла, зарылась лицом в плечо:

– Мы его взяли!

* * *

Дождь барабанил по дорожке, которая вела к гостиничному паркингу. Сливался в маленькие реки, змеившиеся между густыми зарослями рододендронов, шуршал их листьями. Бетонный въезд пах плесенью и мокрой землей. Я прислонился к нему и слушал телефонные гудки.

Мимо проехала дежурная машина, в которой прибыл доктор Дочерти. Сейчас за рулем сидела Рона, на лице широкая ухмылка, здоровые серые зубы. Психолог сидел сзади, руки в наручниках. Нижняя половина лица в запекшейся крови, которая текла у него из разбитого носа. Злобно взглянул на меня. Потом повернулся и продолжил смотреть через заднее стекло.

Я ему улыбнулся и помахал рукой.

Потом у меня в ухе раздался голос Раскольника Макфи:

– Ну что?

– Кое-кого арестовали.

Небольшая пауза, потом:

– Кого?

– Пока не могу сказать. Но в его машине были вещи, принадлежавшие жертвам. Хотел, чтобы ты об этом узнал, прежде чем в новостях сообщат.

– Где Джессика?

В трубке послышались стуки и шорохи, как будто Раскольник хватался за что-то.

– Бери этого ублюдка и вези в тихое место, а я потом…

– Мы не можем. Здесь ведь не Дикий Запад, мистер Макфи. И это не вечеринка с линчеванием. Мы его возьмем и расколем. – Глубоко вздохнул. – Но на это потребуется какое-то время.

Дождь барабанил по голым ветвям буков.

Я переступил с ноги на ногу:

– Алло? Куда вы пропали?

– Ты думал, что я так буду благодарен за то, что вы его схватили, что сразу возьму и отпущу твоего толстяка приятеля, точно? Прямо вот так вот? Ладно, ты мне только скажи, какой кусок тебе больше нравится? Как насчет уха, которое я тебе пообещал?

– Мне нужно чуть больше времени.

– Тик-так, тик-так. Найди мою дочь, или я начну нарезать ломтики.

 

47

– …совершенно неприемлемо. – Суперинтендант Найт ткнул пальцем в стол. – Мать этого несчастного парнишки просто безутешна.

Я молча уставился на него.

Он одернул полы кителя.

– Очевидно, что Специальная экспертная группа по ведению следствия и оценке результатов не справляется с поставленными задачами и…

– На самом деле? – Джейкобсон вскочил, оперся кулаками на полированное дерево.

– Не знаю, заметили вы или нет, но наша группа только что схватила Потрошителя! И мы не справляемся с поставленными задачами, так что ли?

Элис сидела в дальнем конце стола, склонившись над кучей бумаг, перебирала рукой волосы. Внимания ни на кого не обращала.

Найт выпятил грудь:

– Это никоим образом не извиняет возмутительного отсутствия здравого смысла, проявившегося в том, что всем известный педофил был оставлен наедине с маленьким ребенком! Ради бога, Саймон, о чем ты только думал, оставляя его, – на этот раз палец указал на меня, – за главного в команде?

– Но он…

– По меньшей мере, с ними должен был находиться офицер полиции. Который мог бы действовать в соответствии с правилами проведения оперативных мероприятий, черт бы их побрал!

Джейкобсон оскалился:

– Смерть Чарли Пирса…

– Можно было предотвратить!

Молчание.

Элис оторвалась от бумаг:

– Я могу понять ваше желание накинуться на кого-нибудь, суперинтендант Найт, это просто идеальная психологическая защита, но только контрпроективное самоотождествление – метод не самый надежный.

Он заморгал, уставившись на нее:

– Что? – Вскинул руки вверх. – Понимаете, именно об этом я и говорил!

– Ваша ярость по поводу того, что случилось с Чарли Пирсом, помогает уменьшить беспокойство, которое вы испытываете, ведь именно вы назначили доктора Дочерти консультантом по убийствам и похищениям людей, за что он и отвечал. Вы переходите в нападение, вместо того чтобы принять ответственность за ваши действия.

Найт пару раз открыл рот. Кровь залила его шею и щеки. Кончики ушей покраснели.

– Я не думаю, что это одно и то же.

Джейкобсон ухмыльнулся:

– О да, только мне кажется, что большие начальники с этим согласятся. Хотя на самом деле они, скорее всего, подумают, что это значительно хуже.

– Это не…

– Элис давала отпор Дочерти, оспаривала его выводы, а ты его поддерживал и орал на нее.

– Это совершенно неправильное толкование…

– Подождите. – Я пару раз стукнул ручкой трости по столешнице. – Разве не вы говорили о Фредерике Дочерти, что именно так должен выглядеть профессиональный судебный психиатр? А потом еще что-то о команде любителей и о том, что полиция Шотландии не потерпит непрофессионализма?

Найт закрыл рот. Облизал губы. Глубоко вздохнул. Потом промаршировал к концу стола и протянул руку:

– Я должен извиниться перед вами, доктор Макдональд… Элис. Совершенно очевидно, что доктор Дочерти обвел всех вокруг пальца. Я бы никогда не привлек его к расследованию, если бы имелся хотя бы малейший намек на злоупотребление служебным положением.

Элис отложила маркер и взяла его за руку. Которая была слишком большой для нее. Хотя я бы на ее месте эту руку оттолкнул и в глотку ему засунул. Но она кивнула и руку пожала:

– Благодарю вас.

– Он манипулировал расследованием с самого начала. Даже Генри Форрестер ему поддался. На самом деле никто ни о чем не догадывался.

В кармане звякнул мой неофициальный мобильник. Текстовое сообщение:

Боксер – настоящее имя Ангус Бойл

Кингсмит, Милбэнк Вест, квартира 812

И номер мобильника. Иногда Ноэл Максвелл был не такой уж бестолочью, как казался.

В комнату вошла Несс, сунула мобильник в карман:

– Из Манчестера звонили. Губная помада, серьги, нижнее белье из чемодана Дочерти – это все улики с серии изнасилований с убийством, которые у них на шесть лет зависли. – Она присела на край стола для переговоров, рядом с треугольным устройством для селекторных совещаний, оглядела меня с головы до ног. – Кажется, вы и доктор Макдональд были правы насчет него.

– Он сказал, где находится Джессика Макфи?

– Дочерти все еще общается со своим адвокатом, тот его натаскивает, как правильно говорить «без комментариев».

Я написал печатными буквами на листке из блокнота информацию, которую переслал мне Ноэл. Вырвал листок и отдал ей:

– Ангус Бойл, он же Боксер, работает медбратом в каслхиллской больнице. По всей видимости, именно он продавал наркотики Дочерти.

Несс глубоко вздохнула, наклонила голову к плечу, читая записку.

– Он на суде это подтвердит?

– Может, если вы с ним сделку заключите.

Она прищурилась, искоса посмотрела на меня:

– Спасибо, мистер Хендерсон. Кажется, истории, которые про вас рассказывали, на самом деле похожи на правду.

Элис встала, выпрямилась:

– Я бы хотела сделать несколько вводных замечаний для допроса.

В ответ была получена холодная улыбка.

– Ах да… – Несс бросила взгляд на Джейкобсона. – Несомненно, вы выполнили колоссальную работу, НО – вы слишком с ним близки. И его защита, несомненно, воспользуется тем фактом, что вы ударили его по яйцам, и будет оспаривать ваши оценки и нашу беспристрастность.

– Он умеет манипулировать людьми, он знает, о чем вы собираетесь его спросить, и сможет сделать так, что это будет выглядеть…

– Спасибо, доктор, но здесь мы должны быть абсолютно безупречными. Я не позволю, чтобы какой-то скользкий адвокатишка смог убедить суд признать его невиновным из-за ошибок, допущенных в ходе следствия.

– О-о… – Ее плечи поникли.

Я проковылял к окну. Оцепление из объективов и микрофонов сомкнулось плотнее. «ПОЛИЦИЯ ОЛДКАСЛА СХВАТИЛА ПОТРОШИТЕЛЯ» сегодня вечером будет во всех новостях, а завтра во всех газетах.

Повернулся спиной к прессе:

– А как насчет ДНК?

Найт состроил гримасу:

– Он имел доступ к местам преступления, начиная с третьей жертвы, и ко всем уликам, которые у нас были. Он даже на вскрытиях присутствовал. Даже если мы обнаружим его ДНК, это ничего нам не даст.

– Тогда засуньте его в камеру с хорошими, толстыми звуконепроницаемыми стенами и дайте мне двадцать минут и удлинительный кабель.

Нес ущипнула себя за переносицу:

– Мистер Хендерсон, с какой частью выражения «действовать по правилам» у вас проблемы?

– С той, которая заканчивается смертью Джессики Макфи.

А вместе с ней и Хитрюги.

Стук в дверь. Рона сунула голову в комнату и махнула рукой Несс:

– Босс? Адвокат Дочерти сказал, что он готов сделать заявление. Хотите, чтобы я вывела сюда? – И кивнула на телевизионный экран, висевший на боковой стене.

– Я хочу лично это услышать. Суперинтендант Найт?

Найт пожал плечами:

– Я себе не доверяю, если окажусь в одной комнате с этим маленьким ублюдком.

– Медведь?

Джейкобсон ухмыльнулся:

– Ни за что на свете не пропущу.

– Тогда суперинтендант Найт составит компанию мистеру Хендерсону и доктору Макдональд. Рона, как только установите соединение, присоединяйтесь к команде. Он где-то прячет Джессику Макфи, я хочу, чтобы ее нашли.

Несс промаршировала на выход – спина прямая, подбородок вверх. Джейкобсон вальяжно двинулся за ней, руки в карманах, насвистывал.

Рона взяла пульт дистанционного управления, понажимала на кнопки, и на большом экране появилось изображение из допросной комнаты номер два. Положила пульт на стол. Ухмыльнулась:

– Отличная работа, шеф. Я знала, что вы справитесь.

Я поднял глаза на пустую комнату, заполнившую экран.

– Мы его еще не раскололи.

– Ничего, расколете. – Попятилась к выходу. Подняла вверх оба указательных пальца. – Мне пора, надо поторопить этих…

– Рона, окажи услугу, зайди в психиатрическое отделение каслхиллской больницы и выясни, пожалуйста, навещал ли Дочерти Рут Лафлин или Мэри Джордан, хорошо?

– Экхм… Да, конечно, никаких проблем. – Вышла и закрыла за собой дверь.

Найт взял стул, почти уселся на него, потом снова встал. Откашлялся.

– Может быть, кто-то хочет чаю или кофе?

Вот и говори о проявлении излишней заботы.

Элис обняла себя рукой, другую запустила в кудрявые волосы.

– Если он собирается сделать заявление, то это только для того, чтобы свести все к нашим находкам. Он не собирается признаваться в похищении Джессики, Лоры и Рут, в убийстве Клэр и остальных девушек. Это просто большая ошибка, и он очень сильно об этом сожалеет, но он совсем не тот человек, которого все ищут, – тот человек все еще на свободе, и именно поэтому он поступает порядочно и делает это заявление. Что-то вроде этого.

Я устроился на одном из стульев, стоявших вокруг стола для переговоров:

– Куда он их отвозил?

– Если это дом, то это такое место, которое знакомо ему многие годы, очень трудно организовать операционную, это денег стоит прилично, и времени много потребуется, и нужно быть уверенным в том, что твои инвестиции защищены, в том смысле, что если вдруг кто-то вломится… Они все увидят, к тому же в Олдкасле он не все время, он колесит по стране, помогает полиции вести расследование, почему это место должно быть безопаснее, чем какие-то другие места?

На экране возникла женщина-констебль, за ней следовал доктор Фредерик Дочерти, руки в наручниках держит перед собой. Вслед за ним шла худая женщина в темном костюме. Короткие седые волосы, осунувшееся лицо, острые ярко-красные ногти. Дочерти подождал, когда она сядет, потом втиснулся на стул рядом с ней. Слегка неуклюже, поскольку стул был привинчен к полу, но он справился.

Под глазами расплылись синяки. На переносице пластырь наклеен. Еще один синяк в углу рта.

Бедный малыш.

Констебль заняла позицию за спиной Дочерти, стояла, ковырялась в ногтях – короче, время убивала. Наверное, сотни раз это делала. Выучила заведенный порядок наизусть. Ввести подозреваемого, усадить на стул, и пусть немного попотеет.

Одна минута.

Две.

Пять.

Пятнадцать.

Все это время Дочерти продолжал сидеть тихо-спокойно, только слегка улыбался одной половиной лица. Конечно же местные правила ему тоже были известны…

Наконец вошла Несс, сунула в карман мобильный телефон, села на стул, стоявший рядом с дверью, спиной к видеокамере. Джейкобсон занял оставшееся место, потер руки и приступил к обычной процедуре – дата, время, предупреждения.

Я включил звук.

Адвокат Дочерти достала лист бумаги, сморщилась:

– Мой клиент поручил мне сделать следующее заявление. Ему известно, что внутри следствия возникли определенные разногласия, в связи с которыми сомнительные находки, сделанные сегодня днем, могут получить негативную интерпретацию, но…

– Негативную интерпретацию? – Несс наклонилась вперед, склонив голову к плечу. – Все это было найдено вместе с коллекцией трофеев с…

– Пожалуйста, детектив-суперинтендант, все закончится гораздо быстрее, если вы воздержитесь от ваших замечаний до тех пор, когда я закончу. – Перевернула страницу. – Мой клиент глубоко сожалеет о том недоразумении, которое он непреднамеренно вызвал, изъяв некоторые из вещественных доказательств. Они использовались им с целью более полного понимания неизвестного подозреваемого, которого вы разыскиваете. Он осознавал, что хранение этих так называемых «трофеев» может помочь ему проникнуть в сознание убийцы. Фотографии и вещественные доказательства мастурбации были частью этой попытки, неприятной, но необходимой. Доктор Дочерти заслуживает отнюдь не порицания, но похвалы за то, что вышел за рамки служебного долга, чтобы спасти Джессику Макфи и отдать в руки правосудия убийцу Клэр Янг.

Сидевший рядом с ней доктор Дочерти кивнул, потом развел руки в стороны:

– Детектив-суперинтендант, я понимаю, что мои действия могут выглядеть подозрительными для тех, кто не знаком с методами моей работы. – Слегка улыбнулся и пожал плечами. – Это была моя обязанность – сделать так, чтобы вам и другим старшим офицерам было известно о моей методологии, и с моей стороны ошибкой было то, что я не поставил вас в известность. Приношу вам за это мои извинения. Искренние. – Он сжал закованные в наручники руки. – Но я уверен, что теперь вы понимаете, что это – всего лишь недопонимание. Просто кое-кто очень сильно старался достичь желаемого результата. – Самоуничижительно улыбнулся. – Ради жертв.

Уставившись на телевизионный экран, Найт заерзал на стуле.

– Доктор Макдональд, это что… такие методы работы у судебных психологов?

– Ну, каждый по-своему работает, но я никогда не слышала, чтобы кто-то занимался чем-то подобным, и с какой стати мне об этом говорить, в том смысле, ведь никто вам не скажет: «Эй, попробуй догадайся, что я прошлой ночью делал с коробкой одноразовых салфеток и фотографиями мертвых женщин…» – Ее щеки порозовели. – Я в том смысле, что это конечно же не нормально. Что-то здесь жарко стало.

На экране телевизора Несс барабанила пальцами по столу. Сидела, отбивала дробь, а Дочерти сидел напротив нее в полной неподвижности.

– Вы на самом деле думаете, что мы в это поверим?

Он наклонился, слегка прибавил искренности:

– Я делаю это заявление для того, чтобы следствие не остановилось. Чтобы ваше внимание не отвлеклось от главной проблемы. Потрошитель все еще на свободе. Мы должны перепроверить улики и двигаться дальше.

Джейкобсон покачал головой:

– «Мы» больше нет, доктор Дочерти. – Он достал небольшой пакет для улик и положил его на стол. Сквозь прозрачный пластик проглядывал оранжевый кусочек. Скорее всего, колпачок от шприца. – Потрудитесь объяснить, для чего вы покупали тиопентал у мистера Ангуса Бойла, по кличке Боксер, медбрата каслхиллской больницы? Это хирургический анестетик. – Джейкобсон наклонился вперед. – Вы делали кому-то хирургическую операцию?

Дочерти сморщился и склонил голову. Какой я глупый, как я мог забыть сказать об этом?

Одарил Несс улыбкой:

– Это часть того метода, о котором я должен был вам сказать. В малых дозах он действует как мягкий подавитель сознания. Доктор Форрестер подавлял сознание виски, прежде чем начать работу над психологическим портретом. Доктор Макдональд делает то же самое. После ряда экспериментов я пришел к выводу, что тиопентал подходит мне больше всего. – Еще раз пожал плечами, поднял руки ладонями вверх. – Я могу понять, почему это сбило вас с толку.

Элис подошла к экрану, взглянула на картинку:

– С ней можно поговорить?

Я снял трубку с интеркома:

– Какой у Несс номер мобильника?

Найт сунул руку в карман, достал «Блэк Берри»:

– Она предупредила нас, что доктор Макдональд не может консультировать.

Рука Элис еще крепче вцепилась в кудри.

– Но она совсем не те вопросы задает.

Найт покрутил в руках телефон:

– Мы должны сохранять доказательную неприкосновенность.

Я наклонился к нему:

– Дочерти будет молчать, а Джессика Макфи, Рут Лафлин и Лора Страхан умрут. Они будут умирать от голода и обезвоживания, пока их внутренние органы не перестанут функционировать. А вы будете сидеть здесь и позволите этому произойти?

Не говоря уже о том, что Раскольник сделает с Хитрюгой.

– Это все не так просто, потому что…

– Вы пригласили Дочерти на это расследование. Он здесь из-за вас.

Найт пожевал губу.

– Ладно. – Подошел к столу и набрал номер на интеркоме. Сел на стул.

Динамик забормотал, потом из телевизора донеслось что-то вроде хард-рок версии гимна Шотландии. Несс слегка осела, выругалась, потом вынула мобильный телефон:

– Я занята.

Круто. Я постучал по микрофону.

– Вы задаете неправильные вопросы.

На экране ее спина напряглась, она отвернулась от стола, зашептала:

– Вы понимаете, насколько непрофессионально вы себя…

– Эй, это я, что ли, не выключил мобильник во время допроса? Продолжайте.

Элис склонилась над столом, заговорила громче:

– Вы сказали, что не нуждаетесь в моей помощи, но тот, кто вам советует, делает это неправильно. Все это уже отрепетировано. Каждое вещественное доказательство, которое вы ему предъявите, – у него на все будет объяснение.

– И вы полагаете, что можете это изменить, не так ли?

– Он поставил перед вами непростую задачу – если он все это делал для того, чтобы влезть в голову Потрошителя, то к каким выводам он пришел?

– Я ничего не…

– На людях Дочерти самовлюблен и нарциссичен, но наедине с самим собой он робок и неуверен. Та личность, с которой вы имеете дело сейчас, хочет произвести впечатление. Позвольте ему это сделать. Если мы сможем втянуть его в фантазию о том, что это всего лишь невинное недоразумение, он сможет говорить о том, что сделал, как будто он кто-то другой, и мы воспользуемся этим, чтобы найти его жертвы.

– Спасибо. – Несс прижала телефон к груди. – Итак, доктор Дочерти, если вы сделали все это для того, чтобы лучше понять Потрошителя, скажите нам, к каким выводам вы пришли?

Он повернулся и улыбнулся в камеру:

– Так, так, так. Неужели это доктор Макдональд? Какой прекрасный вопрос.

– Все это «неприятное» мастурбирование над фотографиями убитых женщин, что вам все это дало?

Он не отвел взгляда от камеры:

– Я хочу, чтобы вы знали, доктор, что я не буду подавать на вас в суд за нападение на меня. Я понимаю, что это – простое недоразумение. Под горячую руку. Любой, не владеющий фактами, сделал бы то же самое.

Джейкобсон стукнул по столу:

– Пожалуйста, доктор Дочерти, чему вы научились?

Он оторвал взгляд от камеры:

– Потрошитель – очень сложное животное. Его ненависть к женщинам проистекает из жестокого к нему отношения его матери…

* * *

Комната криминального отдела была забита до отказа. Все сидели на телефонах, вызванивая разные конторы, собирали информацию. Посреди демонстрационной доски висела увеличенная фотография доктора Дочерти в окружении прямоугольников, соединительных линий и вопросительных знаков.

Я присел на край рабочего стола Роны:

– Есть что-нибудь?

Она вынула изо рта шариковую ручку:

– У него целая куча престарелых родственников, владеющих недвижимостью в Каслвью, Блэквол Хилл, Данди и Стоунхэвене. Это все бесполезно, зачем ему разделывать девчонок в Данди, а потом тащиться сюда по А90 и сбрасывать их где-то здесь. Сам понимаешь, это совсем непросто. Мы по всем местам наряды разослали. – Рона покрутилась на стуле, свесив руки вдоль тела. Кивнула на фотографию Дочерти: – Всегда знала, что он скользкий мерзавец… Супер его еще не расколола?

– Сказал, что он брал трофеи из вещдоков для того, чтобы думать, как Потрошитель.

– Надо бы вам присоединиться, шеф.

– Это не кино. Гражданским не позволяют допрашивать серийных убийц.

– Хм… – Кивнула. Вынула ежедневник, открыла на закладке. – Я поговорила с парнем, который заведует психиатрическим отделением в каслхиллской больнице, профессор Бартлет. Кажется, доктор Фредерик Дочерти регулярно посещал Рут Лафлин и Мэри Джордан, когда они там лежали. Месяцев шесть ими занимался, бесплатно.

Вот бедняги. Что он, черт бы его взял, им говорил? Сидел там, раз в неделю, в комнате вместе с женщинами, над которыми так измывался. Глумился над ними? Фантазии свои высвобождал, занимался самоудовлетворением, пока они лежали там, накачанные лекарствами по самые уши?

Я пару раз стукнул тростью по полу. Глянул из окна на черные облака, раскинувшие свои крылья над городом.

Куда, черт возьми, он их отвозил?..

– Свяжись с шутниками, которые камерами наблюдения заведуют, пусть прогонят пленки через систему с автоматическим распознаванием номеров автомобилей за последние четыре дня. Пусть ищут «вольво» Дочерти. Если повезет, у нас будет хоть какая-то наводка, в какой части города искать.

– Чтобы прогнать все через систему, пара дней потребуется. Вы сами знаете, как они работают.

– Пригрози.

– Заметано. – Рона ухмыльнулась. – Хотела вам сказать – вечеринка сегодня вечером. – Улыбка исчезла. – Вы придете?

– Как я могу это пропустить… Вот черт. – Достал неофициальный телефон.

– Хендерсон.

Раскольник Макфи.

– Где моя гребаная дочь?

Я закрыл микрофон рукой, встал:

– Извини, нужно поговорить.

Поковылял из отдела в коридор.

– Мы проверяем адреса, к которым он имел доступ. Скоро ее найдем.

– «По числу сорока дней, в которые вы осматривали землю, вы понесете наказание за грехи ваши сорок лет, год за день, дабы вы познали, что значит быть оставленным Мною». Числа, четырнадцать, тридцать четыре.

– Да ради бога, мы этим занимаемся, о’кей? А теперь пошел на хер и дай мне заниматься моей работой!

Молчание.

– Ты меня слышишь?

Ничего.

– Алло?

Я прислонился спиной к стене, чтобы не очень давило на правую ногу. Пусть расплавленное стекло в костях немного остынет.

– Я помню, как себя чувствовал. Когда пропала Ребекка, мы подумали, что она сбежала. Подумали, что сделали что-то не так. Что были плохими родителями. – Я закрыл глаза, впустил в себя темноту. – Потом, спустя двенадцать месяцев, я получил самодельную открытку с ее фотографией, на ней она сидела, привязанная к стулу. Как только я взял в руки открытку, сразу все понял. Понял, что это он и она не пропала, а мертва. – Пол снова надавил мне на правую ногу, стекло опять задвигалось, его осколки проткнули кожу. Я наклонился вперед, чтобы огонь вспыхнул. Чтобы горел хорошо и не гас. – И еще я понял, что смерть ее не была быстрой. И с тех пор каждый год я получал открытку, на которой было изображено, как он пытал ее.

Голос у Раскольника стал холодным и скрипучим:

– И что бы ты сделал, если бы узнал, что его посадили в камеру, тихую такую и уютную? Что его кормят три раза в день и дают хорошую чашку чаю?

Я бы вырвал ублюдку горло и сделал бы то же самое с тем, кто попытался мне помешать.

 

48

Адвокат Дочерти на экране телевизора вздохнула:

– Мы ведь не собираемся повторять это снова, не так ли? Мой клиент сделал заявление, изложил свои идеи в соответствии с нашей готовностью на этом этапе. Моему клиенту нужен перерыв.

Несс даже не шелохнулась:

– У него только что был перерыв.

Джейкобсон вытянул из папки лист бумаги:

– В таком случае, почему бы нам не взяться за что-то другое. Доктор Дочерти, где вы были вчера между десятью часами вечера и тремя часами утра?

Опять началось.

– В своем номере в гостинице. Принял ванну и читал заметки по делу об изнасиловании с убийством в Бирмингеме, где я оказываю консультационные услуги. Посмотрел немного телевизор, чтобы развеяться, потом пошел спать… в одиннадцать тридцать.

Джейкобсон выпрямился:

– Значит, когда Лора Страхан и Рут Лафлин были похищены, вы находились в своей комнате, один, в кровати. – Поставил палец на лист бумаги, стал водить им из стороны в сторону. – На самом деле? Не хотите немного подумать?

Склонившись над блокнотом, детектив-суперинтендант Найт говорил по телефону, рисуя на странице нечто вроде готического черепа с костями.

– Угу… Да… Нет, сэр, я понимаю, но это была не моя… Да… Нет, полагаю. Это было не… – Кровь уже поднялась у него по шее и стала расползаться по щекам. Он прекратил рисовать каракули в блокноте, провел рукой по лысой голове. – Несомненно, опираясь на прошлый опыт… да, сэр.

Элис прекратила рисовать на демонстрационной доске соединенные линиями прямоугольники, отхлебнула двенадцатилетнего «Гленфиддика», который я конфисковал в криминальном отделе. Потом снова взялась за маркеры.

Я оперся на стол для переговоров, стал смотреть на экран.

– Кончай трепаться и расколи его.

Джейкобсон с самым серьезным видом записал что-то в блокнот.

– Полдвенадцатого…Вы уверены?

– Именно так, детектив-инспектор, там я и находился, пока будильник не разбудил меня в шесть утра.

– Дело в том, что у нас есть свидетель, который утверждает, что в полночь в вашей комнате никого не было. Даже кровать была не разобрана.

Дочерти поджал губы.

Адвокат положила руку ему на плечо:

– Я на самом деле хотела бы настоять на перерыве.

Несс посмотрела на потолок, потом перевела взгляд на Джейкобсона.

– Почему нет. – Он потянулся к записывающему устройству. – Допрос приостановлен в шестнадцать ноль пять.

* * *

Несс села за рабочий стол, потерла лицо руками. Вздохнула:

– Дочерти не хочет колоться. Он слишком часто был по нашу сторону забора, знает, как все работает.

Стены ее кабинета были завешаны лицами – поясные фотографии людей, улыбающихся на свадьбах и вечеринках, на пляже, на днях рождения, на праздничных фотографиях… Ни одна из фотографий не повторялась.

Элис уставилась на фотографию мужчины, стоявшего за барбекю, на фартуке надпись «ПОЦЕЛУЙ ШЕФА», в одной руке щипцы, другой рукой салютует бокалом с пивом.

– Неужели это Тони Хадсон? Расчлененное тело, выброшенное на берег в Каллене?

Джейкобсон сидел, развалившись, на стуле для посетителей, руки сцеплены на животе.

– Рано или поздно мы найдем, где он их спрятал. Для Дочерти будет очень, очень плохо, если это будет поздно и они будут мертвы.

Я сел на стул напротив него. Вытянул вперед больную ногу:

– В старые добрые времена…

– Сейчас времена совсем не добрые, Эш. – Он вздохнул и потряс головой. – Общество наблюдает за нами. Если известный психолог и телевизионная персона доктор Фредерик Дочерти начнет падать с лестницы, люди это заметят. И мы все лишимся работы.

– По мне так лучше потерять работу, чем дать Рут Лафлин, Лоре Страхан и Джессике Макфи умереть, потому что мы позволили ублюдку переиграть нас. Десять минут, в комнате. На нем никаких следов не останется.

Несс фыркнула:

– А что потом? Будем наблюдать, как дело разваливается, а он выходит на свободу, потому что мы нарушили права человека? Нет, спасибо. – Она пару раз моргнула, потом прикрыла рот рукой, скрывая зевоту.

Элис перешла к фотографии женщины в плаще. Блондинка, крупная, рот раскрыт, как будто поет.

– А это Роуз Макгован. Похищена, изнасилована и задушена. – Показала на фотографию в рамке – трое ребятишек в купальных костюмах, рядом с бассейном. – Лиз, Дженет и Грейм Бойл. Их мать зарезала… Это все жертвы преступлений, да?

Несс запрокинула голову, опустила руки вдоль тела:

– Нашли что-нибудь в «озарениях» Дочерти по Потрошителю?

Элис покрутила локон, прислонилась к архивному шкафу и хмуро посмотрела на стену мертвых:

– Многие моменты коррелируются с его собственным детством – жестокая мать, неблизкий отец, в больнице лежал несколько раз. Выражал негодование, занимаясь поджогами, самый опасный совершил еще в детском возрасте… Уклоняется, заявляя, что Потрошитель занят неквалифицированным трудом, но потом сразу же говорит о его заниженной самооценке, которая имеет отношение к совсем другой личности, не к «доктору Дочерти», которого он изображает для окружающего мира.

– Есть что-нибудь, что может помочь нам найти место, где он их прячет?

– Мне очень жаль.

Несс закрыла лицо руками и застонала.

– В том смысле, что, может быть, во время проверки всплывут какие-нибудь заслуживающие внимания адреса, и мы сопоставим их с тем, что он нам сказал, но сейчас этого недостаточно, чтобы выявить что-то определенное… – Элис откашлялась. – Простите.

Джейкобсон ткнул носком ботинка в панель между ножками стола:

– Есть ли какая-нибудь причина, по которой наш знаменитый коллега Найт здесь не присутствует?

Я не стал скрывать улыбку:

– Детектива-суперинтенданта большие начальники вызвали на телеконференцию. Очевидно, обычай нанимать наемных убийц в качестве консультантов противоречит установленному порядку.

Джейкобсон сморщился, мышцы щек задергались. Сдержал смех.

– Какой позор!

– Так, все, – Несс снова уронила руки вдоль туловища, – нечего тут злорадствовать. Старший констебль заинтересовался Вирджинией Каннингем и Чарли Пирсом. – Выдохнула, наклонилась вперед. – Мистер Хендерсон, вы в школе проходили «Песню для умирающего»? Нет? Это стихотворение. Уильям Деннер, кажется. Там про ворона, который, сложив черные, как кровь, крылья, важно прохаживается перед добычей, которую принесла ему темнота, и ждет, когда умирающий испустит последний вздох… Почему, когда я это вспоминаю, всегда о вас думаю?

– Мы не знали, что Чарли был там. Не могли знать.

Она сунула руку в ящик стола и достала пакет для улик. Потом натянула на руку синюю нитриловую перчатку и вынула, взяв двумя пальцами, мобильный телефон. Потыкала пальцем по экрану и показала Джейкобсону.

Из динамика донеслась «Храбрая песня», которую пела Виктория Каннингем.

Когда песня закончилась, Несс сунула телефон обратно в пакет и закрыла его.

Джейкобсон выдохнул:

– Это… плохо.

Я ударил по столу:

– Что еще мы могли сделать? Мы не имели права обыскивать дом, и…

– Знаю, знаю. – Несс покачала головой, стянула с руки перчатку и бросила в мусорную корзину, стоявшую рядом со столом. – Родителей Чарли это просто убьет, когда на суде продемонстрируют. Я уже не говорю о судебных исках. И призывах провести общественное расследование.

Элис сунула руки в карманы:

– Может быть, я поговорю с Вирджинией Каннингем? В смысле, совершенно очевидно, что это она сделала – сама сняла на телефон, когда его убивала, – но, может быть, удастся выяснить, почему она это сделала, и, может быть, это даст родителям Чарли хоть какое-то успокоение?

– Ну… думаю, хуже не будет.

Как только дверь за Элис закрылась, Несс снова ссутулилась. Еще раз зевнула во весь рот. Посмотрела на залежи документов на своем рабочем столе:

– У нас ничего нет – ни свидетелей, ни жертв, улики скомпрометированы, и пока он не признается, мы можем его закрыть только за кражу и попытку повлиять на ход следствия. И через четыре года он выйдет. А мы вернемся к тому, с чего начинали.

Джейкобсон шлепнул ладонями по коленям:

– Нет, не вернемся. Мерзавца держат под арестом, и это уже что-то. Будем держать его взаперти, подадим на продление и найдем его операционную. Со временем. – Джейкобсон встал. – Думаю, команде надо выпустить пар. Мы его поймали.

– Прости, Медведь, но я думаю, что сейчас не самое удачное время, – вздохнула Несс. – У нас три женщины пропали, и они умрут, если мы их не найдем.

Я с трудом поднялся со стула:

– Никто и не собирается праздновать, пока не найдем Рут, Лору и Джессику.

Он приглушил голос:

– Я понимаю, но…

– Сколько у них времени осталось, тридцать шесть часов? Может быть, сорок восемь? У нас нет времени, чтобы заниматься разной…

– Ну, во-первых, умереть от обезвоживания можно только дней через десять. Во-вторых, вы на себя посмотрите. – Посмотрел на нас. – Элизабет, сколько часов вы провели вчера на ногах? Четырнадцать? Шестнадцать? А позавчера? А еще раньше?

Она махнула на него рукой:

– Да не в этом дело. Мы должны…

– Дело именно в этом. Вы умрете стоя, и у нашего Хромого Вундеркинда под глазами такие мешки, которые могут только панде понравиться. И остальная команда в таком же состоянии. Пройдет совсем немного времени, и они начнут ошибаться.

Я врезал тростью по архивному шкафу, он зазвенел.

– Нам нужно найти их.

Несс перевела взгляд с пачки входящей корреспонденции на такую же пачку корреспонденции исходящей, потом на пачки документов, разложенных по всему столу:

– Прекрасная идея, Медведь, но мы не можем.

– Ну я же не говорю, что мы всей толпой должны отправиться в паб за пивом с караоке, я говорю, что команде нужно дать небольшую разрядку. Половину отпустить домой вовремя – для разнообразия. Напишем список заданий и заставим ночную смену их выполнить. А потом вы можете продолжать.

– Но…

– Джессика, Рут и Лора не умрут оттого, что вы пошли домой поспать немного. Если ночная смена что-нибудь нароет, они вам позвонят. А завтра все должны быть подзаряжены и готовы прищучить сукиного сына.

А Раскольник начнет резать Хитрюгу на кусочки.

* * *

Ненова со скрипом подвинула стул, прищурилась на телевизор. Ее напарник, Маккевит, надорвал еще один пакет чипсов, с сыром-луком, и стал метать их из пакета в рот, как промышленный робот. Хрустел, в то время как экран заполнялся Вирджинией Каннингем.

Она села на стул, потом появился ее адвокат и сел рядом с ней. Помятый мужчина в вельветовом пиджаке с кожаными заплатками на локтях. Над левым ухом торчал завиток волос. Достал из портфеля пачку документов и стал в них копаться. На своего клиента ни разу не взглянул.

Элис приложила голову к моему плечу, судорожно вздохнула.

Я потер ей спину:

– Ты в порядке?

Она не подняла глаз:

– Такой длинный день.

На экране детектив-суперинтендант Несс приказала констеблю объявить дату и время, потом кивнула:

– Уверена, вы хотите сделать заявление.

Каннингем провела пальцами по крышке стола. Платье мятое, на белом кардигане не хватает одной пуговицы.

– Я… – Облизала губы. – Я хочу признать себя виновной в похищении и убийстве Чарли Пирса. Я думала об этом и хочу… – Нахмурилась, как будто пытаясь вспомнить что-то. Когда снова заговорила, слова получались мертвыми и плоскими. Репетировала, наверное. – Я не хочу, чтобы его родителям трепали нервы на суде. Они достаточно настрадались.

– Понятно. – Несс посмотрела на адвоката. – И?

Он передал через стол верхний лист из пачки:

– Полное признание вины, подписанное, засвидетельствованное, с проставленной датой. Мы хотим, чтобы это было принято во внимание при вынесении приговора.

Каннингем опустила глаза:

– Я просто… я вроде как хотела попросить прощения за то, что сделала, понимаете, чтобы меня поместили в какое-нибудь место, где я бы могла получить помощь, в которой нуждаюсь. Чтобы мне стало лучше. – Провела рукой по выпирающему животу. – Ради моего ребенка.

Ненова наклонилась вперед, пока ее голова не уперлась в поверхность стола.

– Спасибо тебе, Господи…

Маккевит с хрустом выдохнул:

– Да уж. Знает, что не выиграет, хочет сделку со следствием заключить. – Пожал плечами. – По крайней мере, родители не увидят, как она душит несчастного парнишку. Не знаю, как долго мне все это сниться будет…

Я обнял Элис одной рукой, прижал к себе. Сказал негромко:

– Горжусь тобой.

Она сжала мою руку:

– Как бы я хотела, чтобы…

* * *

Элис поставила сумку на барную стойку в «Голове почтальона». Кто-то приделал к доске для дартса фотографию доктора Фредерика Дочерти, между его глаз торчал одинокий дротик.

Хантли сидел за столом в углу, склонившись над ноутбуком, к которому был присоединен внешний жесткий диск размером с гостиничную Библию. Опирался подбородком на руку, водил головой вверх и вниз, иногда забрасывал в рот горсть жареных орехов и жевал.

Оторвался от экрана, сказал с невозмутимым видом:

– Ну, ну, вернулись торжествующие победители. Полагаю, вы ждете торт и воздушные шарики?

Купер занял позицию в противоположной стороне паба, тоже сидел над ноутом, хмурился, что-то записывал в блокнот. Отложил ручку в сторону. Радостно улыбнулся:

– Шеф, доктор Макдональд! Отличный результат!

Элис покраснела, пожала плечом:

– Вообще-то, это все Эш, я только…

– Гах… – Хантли закатил глаза. – Да, да, ложная скромность, бла-бла-бла. – Стал наклоняться вперед, пока не уперся головой в ноутбук. – Вам так очень даже хорошо, а вот я торчу здесь, не знаю сколько времени, копаюсь в записях с камер наружного наблюдения. И мне не пришлось бы копаться в этом дерьме, если бы вы сделали свою работу так, как надо, и первым делом получили признание от гнусной твари. – Надул губы. – Я вот тут сижу, смотрю, как маленькие зернистые людишки снуют по экрану, и так долго сижу, что, наверное, уже геморрой себе заработал. И еще двадцать часов записей осталось просмотреть.

Купер скрестил руки на груди, бросил на него сердитый взгляд через всю комнату:

– А я, к примеру, видеоматериалы для телевизионной программы просматриваю, но ты же не слышишь моих стонов, правда?

– Видеоматериалы? Для телепрограммы? Да я бы так счастлив был. – Хантли ударил себя кулаком в грудь. – Я просмотрел все записи с Клэр Янг, и записи со всех камер, где пропала Джессика Макфи, и с соседних улиц тоже. И это только современное состояние дел. Медведь хочет, чтобы я занялся историческими исследованиями.

Элис раскрыла сумку и достала фотографии с мест обнаружения, по одной фотографии для каждой из жертв Потрошителя. Разложила напротив пивных кранов.

– И вы не поверите, в каком состоянии находятся старые пленки с камер наблюдения. Одни сгнили, другие мыши объели, целая куча пленок выглядит так, как будто они последние восемь лет под водой пролежали…

Я подошел к нему:

– Дочерти есть где-нибудь?

Экран ноутбука был разделен на три окна, показывавших наблюдаемое место с разных углов. Временные метки откручивали минуты до полуночи. Крошечные люди в ускоренной съемке мотались, подергиваясь, по темным улицам, направляясь домой из пабов и объятий любовников. На какое-то мгновение сохранявшиеся в свете одинокого уличного фонаря.

Хантли поджал губы и почесал подбородок:

– Знаете что? Я вот сейчас подумал, и мне кажется, что я на самом деле видел его в клипе, который смотрел минуту назад. Напротив букмекерской конторы на Донован-лейн, на одном плече мертвая женщина, а под мышкой – Джессика Макфи. Не хотел об этом говорить – это ведь так часто случается в нашем городе, – но вы сами попросили…

– Не будь мудаком.

Хантли вздернул бровь:

– Я не мудак, как вы только что очень грубо выразились. Я – освежающе-стимулирующий.

– Вот и повторяй это для себя.

Элис развернула карту Олдкасла и стала красной ручкой отмечать кружками мусорные свалки.

Я подвинул к ней барный стул:

– Слушай, как ты умудрилась убедить Каннингем сделать признание?

Она хмуро посмотрела на карту, наморщила лоб:

– Должно быть что-то особенное в том, как располагаются места обнаружения тел. Они должны находиться рядом не только с действующими телефонными будками и не только в тех местах, куда может быстро добраться «скорая помощь», я в том смысле, что они должны быть достаточно близко к месту, где проводилась операция, как ты думаешь? Какой смысл всем этим заниматься, искать место, куда «скорая помощь» сможет доехать за пятнадцать минут, если тебе самому целый час потребуется, чтобы туда добраться.

– Что ты сказала Каннингем?

Она снова покраснела:

– Так что нужно идти от того места, где он оставлял их тела. Что находится на расстоянии десяти – пятнадцати минут?

– Кроме больницы?

Она покачалась на стуле. Вздохнула:

– Я сказала ей, что будет несправедливо, если родители Чарли увидят в суде видео с мобильного телефона вместе со всеми. Им от этого станет только хуже. И что каждый раз, когда они подумают о нем, каждый раз, когда они услышат эту песню по радио, они будут видеть, как она его душит.

Вау.

– И это все, она сразу решила во всем признаться?

– Нет, конечно. – Элис снова взяла ручку. – Я рассказала ей о всех тех людях, которым я помогала в тюрьмах по всей стране, с психическими заболеваниями и склонных к насилию, и что мне стоит только сказать им пару слов, и ее жизнь превратится в ад. Ну, допустим, не пару слов, а с десяток, но смысл от этого не меняется.

Она обвела на карте то место, где было обнаружено тело Клэр Янг, захватив Блэквол Хилл и часть Кингсмита.

– Подумала, если миссис Керриган могла это сделать, то почему я не смогу? – Еще один круг, вокруг стоянки машин, где нашли Тару Макнэб. Не отводила глаз от карты. – И прежде чем ты спросишь – нет, я собой не горжусь.

– Зато я тобой горжусь. – Ткнул пальцем в каслхиллскую больницу. – Как насчет этого?

Она посидела, подумала немного.

– Заброшенная операционная?

– Или морг? Больница здесь с семнадцатого века. Каждую сотню лет к ней что-то пристраивали, иногда над старыми помещениями. Бог знает, что там у них внизу. Может быть, оттуда секретные тоннели идут к докам.

– Ну, не знаю… Это прямо как у Дэна Брауна.

– Возможно. – Достал мобильник. – Надо позвонить. – Набрал номер Роны, толкнул входную дверь и вышел на улицу.

От тротуара отскакивали капли дождя, стучали по ограждению из древесно-стружечной плиты на противоположной стороне дороги, по заброшенному шлакоблоку.

– Детектив-сержант Месси.

– Рона, нужно, чтобы ты проверила каслхиллскую больницу. Есть ли там старые операционные или заброшенные морги? Те, что годами не использовались.

– Дай попробую догадаться. Кому-то только что пришло в голову, что эта больница – единственное место, которое находится в зоне срочного вызова «скорой помощи», туда и обратно.

– А-а…

– Я занималась этим на прошлой неделе. Старый морг превратили в музей к какому-то юбилею, так что здесь без вариантов. Есть еще старое крыло хирургического отделения, с семидесятых не работает, но оттуда перед реставрацией все вывезли. Разве что пара лотков остались да утка ржавая. – Зевнула, потом длинный вздох. – К тому же туда регулярно архитекторы и строители таскались много лет.

Ну и хватит об этом.

– Ты домой еще не идешь?

– Нет, мы после работы в «Монах и бочонок».

– Тоже неплохо.

Пауза.

– Вы не придете?

Из дождя вырулил большой черный «рэнджровер» Джейкобсона, свет фар отразился от мокрой дороги. С водительского кресла улыбнулась доктор Константайн. Помахала мне.

Я тоже махнул ей рукой.

– Что по адресам, к которым имел доступ Дочерти?

– Подождите… Точно, все вверх дном перерыли. Послали кинологическую группу в одно место, в Каслвью, и еще в одно, в Стоунхэвен. Ничего. Ждем, когда вернутся из Данди и из Блэквол Хилл, чтобы эту тему тоже закрыть.

– Что-то надежды в голосе нет.

Из трубки донесся странный звук, как будто она засосала воздух через зубы.

– Он не такой тупой, так ведь? Он скользкая тварь, но он совсем не идиот. Знает, что мы привяжем его к этим домам. И отвозил он их в то место, которое никто не знал, кроме него. Может быть, арендовал под вымышленным именем?

Огни «рэнджровера» погасли, с пассажирской стороны вылез Джейкобсон, поднял воротник, достал штук пять пакетов из супермаркета и пошел ко входу в паб.

Арендовал, значит…

Я отошел в сторону, Джейкобсон протиснулся мимо меня. Показал один из пакетов:

– Вина – хоть залейся. – Состроил гримасу. – А Дочерти так и не признаётся. – Зашел внутрь.

Взять дом в аренду. С квартирой не получится, не будешь ведь таскать жертву по лестнице вверх и вниз, обязательно кто-нибудь заметит.

Подошла доктор Константайн, нагруженная упаковками с «Гролшем» и фруктовым сидром. Подождала, пока я открою для нее дверь, встала на цыпочки и поцеловала меня в щеку:

– Совсем неплохо для полисмена. – Тоже вошла в паб.

Нужно что-нибудь уединенное. Подальше от людей…

– А как насчет стоянки для автофургонов к югу от Шортстейна? Две минуты от автострады, через десять минут в любой части города, если пробок нет.

– Вроде того. Фургоны достаточно большие, можно операционную устроить, никто беспокоить не будет, а совсем старые можно за гроши купить. И никто не станет спрашивать документы, если налом заплатишь… Неплохо, шеф, обязательно пошлю туда кого-нибудь.

– А когда закончишь, забудь про «Монаха с бочонком». «Голова почтальона», на Миллен-роуд, напротив того места, где хотели богадельню открыть. У нас тут что-то вроде вечеринки, ты приглашена. Можешь бутылку с собой захватить.

Если повезет, будем праздновать не только поимку этого ублюдка.

 

49

В окно стучал дождь. По улице прошел какой-то мужчина – бейсболка надвинута на уши, сгорбился под натиском холодного ветра. Не остановился. Не посмотрел через дорогу на «Голову почтальона».

Но это совсем не значило, что он за ним не наблюдал.

Снизу донесся звук телевизора, передавали новости. Потом звук убавили, и тишина в крохотной квартирке управляющего стала еще тоскливее. Мебели в ней почти не осталось, кроме маленького стола, двух деревянных стульев – похоже, их позаимствовали из паба – и треснутого зеркала над раковиной в ванной комнате. В спальне стоял сломанный комод. Кухня с древней мебелью, без плиты и холодильника, серые границы из грязи и пыли отмечали места, где они когда-то стояли.

Я снова поднес телефон к уху:

– И?

На другом конце линии в трубку выдохнул Ноэл Максвелл:

– Все еще не в себе из-за морфина и успокоительного.

Парень в бейсболке продолжал идти, пока ночь не поглотила его.

– Ее кто-нибудь навещал?

– Два каких-то злодея пришли в девять утра. Страшные, очень страшные ребята, все в синяках. У одного вся голова в бинтах, как у мумии, другой на костылях.

Скорее всего, Джозеф и Франклин. Живучие оказались.

Ноэл откашлялся.

– Слушайте, насчет Боксера. Вы никому не говорили, что я его заложил? Если парни узнают…

– Когда ее выписывают?

– …мою репутацию, и еще изобьют до полусмерти.

Не приведи Господи.

– Никому я не говорил, понятно? Я спрашиваю, когда миссис Керриган выписывают из больницы?

– Не сегодня. И скорее всего, не завтра. Вы же знаете, как там у них в платных палатах – прямо как в гостинице. Жрачка отличная, вино, лекарства какие хочешь – кто оттуда выписываться будет?

Значит, есть еще в запасе двадцать четыре часа, может быть, сорок восемь. Потом она начнет нас искать… Ей, конечно, захочется самой вырывать нам зубы пассатижами, но в то же время ничто ее не остановит в любое время послать своих псов за Элис и за мной, чтобы убрать нас с горизонта. И держать в холоде и голоде, пока она не будет готова заняться нами.

Парень в бейсболке больше не появлялся.

– Алло?

Я моргнул. Взглянул на мобильник.

– Спасибо, Ноэл.

– Нет проблем. А что за друзья…

Я отключился.

– Эш? – В дверях гостиной стояла Элис, в одной руке бокал, в другой пивной стакан. – Я тебе колу принесла.

– Спасибо. – Холодная, коричневая, сладкая и с пузырьками. И все равно от нее почему-то смертью отдавало.

– Значит, так… Мы заказываем пиццу, тебе хочется чего-нибудь особенного или возьмешь какой-нибудь салат, и вообще, что ты здесь делаешь?

Я повернулся спиной к окну:

– Ничего. Просто дышу воздухом. Про Хитрюгу думаю.

Она посмотрела на папки с делами, разбросанные по расшатанному столу. Жертвы и места обнаружения тел. Результаты вскрытий. Свидетельские показания.

– Ты бы успокоился ненадолго. Отключись минут на десять.

Отколупнул ногтем кусочек лака, оставив на ручке трости белую полоску.

– Он мой друг. И в беду он попал только из-за… Она сделала это с ним из-за меня. Я в полном дерьме, Элис. Я должен был убить ее, когда была возможность.

– Ты не можешь…

– Если бы я это сделал, то Паркер был бы жив. И с Хитрюгой ничего бы не случилось.

И я бы не провел два года в тюрьме. И попал бы на похороны моих девочек. И не стоял бы у окна в ожидании, когда бешеные псы явятся за нами.

И не совершил бы эту ошибку снова.

Элис положила мне руку на плечо:

– Думаешь, она придет за нами? Миссис Керриган?

Выдавил улыбку:

– Нет. Не глупи. Она за Раскольника возьмется. Мы ведь ее пальцем не тронули, правда? Это все из-за него.

Элис посмотрела на меня, моргнула. Попыталась скрыть вздох. Потом кивнула:

– Тебе надо сделать перерыв. Длительные периоды сосредоточенности истощают возможности мозга перерабатывать новую информацию и устанавливать связи. Хватит пятнадцати минут. Спустись вниз, поспорь с профессором Хантли или подразни констебля Купера. Или тупо посмотри телевизор и дождись, когда привезут пиццу. – Вытянула руку и постучала мне пальцем по лбу: – Позволь маленьким серым клеткам немного отдохнуть. Возможно, они чем-то тебя порадуют, когда вернешься.

Я спустился вслед за ней по кривым деревянным ступеням на кухню паба – сплошь запыленная нержавеющая сталь и запах дешевого жира, – потом, через хлипкую дверь, мы вышли в бар. Телевизор на стене все еще показывал «Новости 24». Какой-то жирный парень в костюме отказывался отвечать на вопросы, которые задавала ему ведущая.

– …если вы позволите мне закончить, мне кажется, вы согласитесь, что при нынешнем правительстве финансовые…

Я взял пульт с барной стойки, выключил звук. Джейкобсон стоял у белой доски, бокал красного в одной руке, в другой руке маркер, рисовал прямоугольники и линии, заполнял их плотными блоками маленьких букв.

Доктор Константайн сидела у барной стойки с бутылкой сидра и пачкой чипсов, перебирала фотографии посмертных вскрытий. Посмотрела на меня, скорчила гримасу:

– Трупы жертв проверяли на изнасилование, но ни спермы, ни чужих лобковых волос не обнаружили. Влагалищных кровоподтеков тоже нет. Нет ничего, чем мы можем прижать Дочерти.

Хантли и Купер сидели каждый в своем углу, согнувшись над ноутбуками. Хантли, с банкой джин-тоника в руках, был похож на самоубийцу. Отхлебнул:

– Нельзя ли обойтись без влагалищных кровоподтеков? Кое-кто пытается сосредоточиться…

Пока Элис разбиралась с заказом пиццы, я присоединился к Джейкобсону у белой доски. Она была покрыта названиями дел и кодовыми номерами, все они были соединены линиями с прямоугольником в середине доски, внутри которого маленькими буквами было написано: «ДОКТОР ФРЕДЕРИК ДОЧЕРТИ».

Джейкобсон хмыкнул:

– Он восемь лет полицию консультировал. Восемь лет изнасилований, убийств, похищений и похищенных людей… В скольких из них он виноват?

– Пытка водой следов не оставляет.

Криво улыбнулся:

– Мы уже это обсуждали.

– Просто сказал. Через пятнадцать минут мы бы узнали, где он их прячет, максимум через полчаса. И при этом комар носа не подточит.

– Ах, старые добрые времена…

Я стер схемы с доски:

– Но ведь должны же мы что-то сделать. Улыбка на лице Джейкобсона померкла.

– Что, например?

Мой мобильник завибрировал – новое сообщение. Открыл.

Привет, деревенщина, шотландский мальчик-полицейчик в клеточку.

Попробуй сказать, что я плохо с тобой обращаюсь, – аудиофайлы звонков на 999 в прицепе. Выделил голоса девчонок, убрал их, остались только фоновые шумы, как ты просил.

Есть звуки вроде звонков мобильника на Х-Драммонд wav @ 92 сек и @ 46 сек на M-Джордан wav, хотя и очень слабые.

Не думаю, что это из диспетчерского пункта – может быть, с места, где находилась телефонная будка, или с того места, где он их записывал.

Пытался прогнать электронные шумы через базу данных, ничего не получилось, наверное, потому, что это перезапись записанного на пленку телефонного звонка. Там три слоя шумов, смешанных друг с другом.

Респект и уважуха пожирателям хаггисов.

Сабир Повелитель Аппаратуры.

P. S. Твоя мама передавала привет.

Элис посмотрела на меня:

– Ну?

– Сабир.

– Я про пиццу спрашиваю. Ты с чем хочешь?

– С чем угодно, только чтобы без ананасов. И без анчоусов. – Ткнул пальцем на иконку с приложениями – без толку. Еще одну попытку сделал. – С грибами можно. – Опять ничего. – Хантли, у нас есть еще ноутбуки?

Он распрямился, протер глаза:

– Ннннггх… Можешь этот взять, если хочешь. У меня, кажется, начался офтальмологический кубизм. Бесполезная трата времени, между прочим. Дочерти не стал бы шляться у всех на виду, правда? Нет, он бы худи надел и бейсболку. Спрятал бы лицо. И не ходил бы по улицам, где камеры развешены. Он, конечно, мерзкая серийная мразь, но прекрасно знает, как система работает. – Хантли щелкнул крышкой ноута, потом поднял руку над головой и щелкнул пальцами. – Доктор Макдональд, будьте столь любезны, закажите мне дополнительную порцию пепперони. И немного халапеньо, очень остренького хочется.

Повезло нам.

Я отсоединил внешний диск, сунул ноутбук под мышку. Тепло от него просочилось сквозь рукав, прямо мне в грудь. Опять пошел на кухню, стал подниматься по лестнице.

Мне вдогонку раздался голос Хантли:

– Ты у нас не самый компанейский парень!

* * *

Набрал сообщение Сабира, еще раз проиграл аудиофайлы.

На большинстве из них почти ничего не было, кроме шипения, треска и иногда жужжания. Кроме двух файлов, которые Мэри Джордан и Холи Драммонд были вынуждены записать, перед тем как он вспорол им животы.

Я включил звук динамиков ноутбука на полную мощность, но все равно разобрать что-нибудь было почти невозможно. Правда, были слышны обрывки какой-то мелодии, пять или шесть секунд на М-Джордан. wav, девять секунд на Х-Драммонд. wav. Но тоже слишком размыто и глухо.

Залез в программу видеоконференций, полистал список контактов, щелкнул на SABIR4TEH.

Секунд через тридцать на меня с экрана уставилась круглая физиономия с маленькими круглыми очками на носу. Кожа цвета старого асфальта, на щеках трехдневная щетина. Под глазами мешки. Лысый, и рот слишком большой для такой маленькой головы. Презрительно скривил губы:

– Ты как из фильмов ужасов Джорджа Ромеро.

– А ты на Телепузика смахиваешь, которого на чердаке заперли, чтобы детей не пугал.

Он откинулся на спинку стула, отчего на экране появилось немного свободного места.

– Да, приятель, лесть – не самое сильное твое качество. Что тебе нужно на этот раз?

– Мелодия звонка мобильника. Ты пытался проверять по производителям?

– В наши дни ты можешь поставить на мобильник все, что пожелает твое маленькое грязное сердечко. Загружай с iTunes или у своего провайдера или скачай в Интернете программу и делай собственные мелодии.

– Да, но это слишком примитивно. Возможно, это одна из базовых мелодий старой телефонной трубки.

– Пффф… Это восемь лет назад было. Сейчас все эти трубки старые по определению. Подожди секунду. – Он снова сгорбился, из динамиков донеслось щелканье клавиш. – Вот, кое что нашел, возможно, тебе это понравится. Лови.

Мой телефон завибрировал – новое сообщение. Открыл. Что-то вроде веб-адреса.

– Что это?

– Как-то забрел на сервер вашей местной радиостанции. И угадай, что я там нарыл?

– Что?

– Щелкни на ссылку, тупоголовый.

Попробовал. Ничего.

– Не работает. Можно это на ноутбук сбросить?

– Ах ты боже мой…

Через пару минут на экране появилось окошко с кадрами из видеороликов и бессмысленными именами файлов. Люди в белых футболках и с широкими улыбками на лицах.

– Это сбор пожертвований на железнодорожном вокзале. Помнишь, где ты на задницу шлепнулся, а Потрошитель тебе по этой заднице настучал? Они выложили фрагменты на сайт, а я подсуетился и скачал весь материал, на всякий случай.

Навел курсор мышки на первый файл:

– А я там есть?

– Нет. Там народ в спортивных костюмах, все танцуют, пироги едят, кто быстрее, и ездят на приделанных к полу велосипедах. Есть парочка клевых телочек. Если только тебе потные нравятся… – Нахмурился. – А почему у тебя никто не празднует?

– Потому что мы…

– Поймал этого ублюдка и сидишь один в темноте? Ты уже языком не должен ворочать, приятель. А мне пора забраться на твою мамочку. Она сегодня игривая.

– Мы не можем найти Рут, Джессику и Лору. – Я попытался улыбнуться. – Может, покопаешься немного, нужно найти какую-нибудь недвижимость, которую Дочерти взял в аренду или купил под вымышленным именем, что-то вроде этого. И еще нужно поработать с его кредитными картами, как ты делал с бойфрендом Лоры Страхан. Мы ищем место, где он мог устроить операционную, но наши парни не обладают твоими… уникальными способностями.

Сабир пожевал нижнюю губу.

– Попробую, только это времени прилично займет. – Снова защелкал клавишами ноута.

Я свернул окно с его изображением, выбрал первый видеоклип и включил его. Из динамиков раздался громкий хохот, слегка металлический, искаженный крышей вокзала. Прикрутил звук почти на самый минимум.

Группа молодых людей в спортивных костюмах с эмблемой «Олдкасл Вориэрз» громкими криками поддерживала пожилого мужчину в костюме с галстуком, крутившего педали на стационарном велике. Несчастный пидор выглядел так, будто вот-вот копыта отбросит. Кажется, это был их тренер. В углу кадра тикала временная отметка: 11:10:15, 11:10:16, 11:10:17…

– Вот, ты не думал про фургон или что-нибудь вроде того? Большой «Транзит». Если убрать погрузочную площадку, там можно устроить приличную операционную. Можно свободно перемещаться, потом припарковаться в укромном месте, сделать дело и уехать – и сбросить тело жертвы. И никаких проблем. – Сабир кивнул, отчего у него на экране появились три лишних подбородка. – Или еще лучше, если хочешь убедиться, что они еще живы, когда «скорая» приехала. Делаешь операцию прямо на месте, выбрасываешь жертву через заднюю дверь и сваливаешь. Твои ребята искали следы от шин на местах обнаружения тел?

– Ничего особенного…

Следующий клип. Группа младших школьников танцует под песню Бритни Спирс. Сплошные коленки, локти и глупые ухмылки в камеру. Потом камера наплывает на девчушку с темными хвостиками и улыбкой без двух передних зубов. Медлит. Как будто оператор пробуется на роль кого-то из реестра сексуальных маньяков. 10:31:01, 10:31:02, 10:31:03…

– Да, по мелодии звонка у меня пока все то же самое. Прогнал ее через дюжину самых разных фильтров, поработал с алгоритмами военного назначения, которых у меня и быть не должно. Звонок полифонический, ничем особенным не примечательный, просто никакой. Можно загрузить откуда угодно. Такие есть у «Нокии», «Моторолы», «Сони», «Сименса»…

Следующий клип, интервью с какой-то местной знаменитостью, прославившейся на реалити-шоу по телевизору, а потом полностью забытой. Не сомневаюсь, что парень потом отсидел пару лет за домогательство и владение с целью сбыта. 15:18:42, 15:18:43, 15:18:44…

– Если интересно, называется «Кембриджские четверти».

– Понял. – Записал в блокнот, два раза подчеркнул и поставил в конце пару вопросительных знаков.

Следующий клип. Три молодые женщины улыбаются в камеру, подпрыгивая в такт музыке… Медсестры, наверное, их лица кажутся знакомыми – точно, это соседки Лоры Страхан. Пришли собирать деньги для нее, пока она валяется в реанимации, подключенная проводами к разным аппаратам весом с полтонны. 12:41:58, 12:41:59, 13:00:00…

– Тебе еще что-нибудь нужно, а то я пойду повеселю твою мамочку? Она очень требовательная, ну, ты понимаешь, в сексуальном смысле.

– Ты сам виноват – зачем тебе нужно было ее выкапывать? Надо было оставить там, где мы ее похоронили.

Шум с нижнего этажа стал громче, бормотание телевизора сменилось музыкой.

Потом скрип ступеней, вошла Элис. В руке двойная порция виски.

– Эш? Скоро пиццу привезут, тебе пора… О-о, да это Сабир!

Подошла к ноутбуку и склонилась перед экраном.

– Сабир! – Отхлебнула виски и помахала рукой в камеру. – Мы пиццу заказали. Ты пиццу ешь? Тебе нужно съесть немного пиццы, я тебя сто лет не видела, выпить хочешь?

Он поднял к монитору банку с чем-то кофеиновым:

– Элис. Как там мой любимый персонаж из «Луни Тьюнз»?

Надула губы:

– Надо, чтобы ты его озвучил?

– Нееееет, док, как дела вообще?

Следующий клип. Еще медсестры, столпились вокруг велосипеда, подбадривают невысокую женщину в пропотевшей футболке. Это она жила в квартире вместе с Джессикой Макфи? Она. Юная Бетани Джиллеспи. Предположительно, еще до того, как вышла замуж за фрика Джимми. 12:25:03, 12:25:04, 12:25:05…

Переключился на следующий клип, пока Элис с Сабиром болтали, как две старые тетушки…

Еще один кусок с велосипедом. На этот раз ездока можно было узнать без проблем. На педали нажимала Рут Лафлин, окруженная друзьями и коллегами Джессики. Футболка мокрая, мелькают голые колени, с раскрасневшегося лица стекают капельки пота. 14:12:35, 14:12:36, 14:12:37…

Бедная старушка Рут. Живет, всеми забытая, в какой-то убогой квартире в Каузкиллине, от тени своей шарахается, затерроризированная бандой сопливой малышни. На нее плюют, а она антидепрессанты глотает. И мечтает о том, чтобы врачи позволили ей умереть.

И все из-за того, что я оказался на вокзале, весь в крови, и радар доктора Дочерти засек ее.

Как он смог оттуда выбраться? Прыгнул в электричку, вышел на следующей остановке и взял такси до города? Или просто выскользнул из вокзала через боковой выход? И затерялся на улицах.

Он потом сразу вышел на работу или взял выходной?

Люди на экране начали отсчитывать последние секунды. Рут вскинула руки вверх, улыбнулась, когда они дошли до нуля, и у нее за спиной взметнулся баннер с девизом «ПРЕВРАТИМ МИЛИ В УЛЫБКИ!».

Эту фотографию Несс показывала на брифинге.

Интересно, Дочерти в тот вечер ложился спать с улыбкой на лице? Он ведь снова перехитрил копов. Сделал из нас идиотов. Полная безнаказанность, новая жертва намечена, и только потому, что помогла мне.

А сейчас он снова схватил ее, где-то запер и ждет ее смерти. Ее, Джессики и Лоры. И все снова вернулось в тот день на железнодорожную станцию, когда я позволил ублюдку уйти.

 

50

Элис положила руку мне на плечо:

– Эш, ты в порядке? У тебя такой вид, будто ты хочешь кого-то задушить…

Точно.

Выпустил из руки мышку. Сжал-разжал ладонь пару раз. Глубокий вдох.

– Я в порядке.

Следующий клип. Четыре здоровенных, как игроки в регби, парня в футболках с эмблемой Университета Олдкасла пожирают макаронные пироги. У них за спиной большой электронный секундомер. Выигрывает обладатель самого большого лба. Он трясет кулаками над головой, вертит ею в разные стороны, покровительственно улыбаясь проигравшим товарищам широкой улыбкой идиота.

– О’кей, я сворачиваюсь. Пора, как говорится, дела повидать и людей поделать. – В окошке чата Сабир ткнул сосиской пальца в камеру на экране. – Элис, тащи свою задницу в Лондон, и я тебе покажу, как в цивилизованном мире дела раскрывают. И ты, Эш, расслабься немного. Ночью отдыхать надо. Кровавый крестовый поход от тебя никуда не денется. – Помахал рукой. – Сабир Повелитель Аппаратуры, позвольте откланяться.

Я вышел из системы. Закрыл ноут.

Элис обняла меня за плечи, крепко стиснула. Поцеловала в макушку:

– Он прав. Тебе надо расслабиться.

– Как? – Достал мобильник. Положил на стол. Снова взял. – Хочу позвонить Раскольнику, выяснить, как там у Хитрюги дела. Но если я позвоню, то вроде как соль на рану насыплю, так ведь? Я же еще не нашел его дочь.

– Но ты делаешь все что можешь.

– Правда?

* * *

– …пять, четыре, три, два, один, ноль! – Толпа медицинских сестер вопит, свистит и подпрыгивает, а Рут вскидывает руки вверх. Улыбается во весь рот. И у нее за спиной вздымается плакат «ПРЕВРАТИМ МИЛИ В УЛЫБКИ!».

И все.

Внизу музыка стала еще громче.

Я снова нажал на воспроизведение.

Наклонился вперед и стал вглядываться в экран, сканируя лица людей, стоявших в толпе за медицинскими сестрами. Знакомых лиц не было. Но все же было что-то такое…

Что?

Просто женщина на приделанном к полу велосипеде собирает деньги в помощь своей подруге. В блаженном незнании того, что скоро и ее жизнь будет разрушена.

По лестнице кто-то затопал, дверь со стуком распахнулась, и на пороге, тяжело дыша, нарисовалась Рона с дурацкой ухмылкой на лице. В руке зажата бутылка шампанского.

– Шеф? Мы его взяли. Мы взяли этого ублюдка!

На экране крутила педали Рут, работали ее колени, футболка покрывалась темными пятнами пота. Люди на заднем плане приветственно кричали, улыбались, болтали друг с другом. Со сцены доносилась музыка, но из-за отсчета времени ее почти не было слышно…

Я выпрямился:

– Что, Дочерти?

Рона поставила шампанское на стол рядом с ноутбуком:

– Вы были правы, шеф!

– …четыре, три, два, один, ноль! – Рут вздымает руки вверх. Превращает мили в улыбки.

Слава Богу…

– Они были на стоянке автофургонов?

Нахмурилась:

– Что? Нет… Мы прогоняли номер машины через систему идентификации, как вы сказали, и знаете что? Темно-синий «вольво», зарегистрированный на доктора Фредерика Дочерти, выехал из города в направлении к северу в двадцать два ноль три.

– А он…

– Я тогда вышла на Абердин и на Данди, сказала им порыться в пятничных пленках и прогнать их через систему, начиная с двадцати двух двадцати. – Рона прошлась взад-вперед по комнате, расчесывая пальцами жидкие волосы. – Он приехал в Абердин в половине одиннадцатого. И вот еще что – я попросила прислать мне информацию о всех зарегистрированных преступлениях, совершенных в городе той ночью. Несколько драк, пара краж со взломом, два нападения с целью изнасилования, одно непристойное обнажение и… – Рона достала из кармана сложенный лист бумаги, протянула его мне. – Та-дам!

Это был протокол о правонарушении, совершенном в четыре тридцать утра. Найдено тело полуобнаженной женщины, покрытой кровью, рядом с Мидстокет-роуд. Когда патрульная машина прибыла на место, она была жива, просто находилась под воздействием снотворного. И кровь была не ее, а что-то вроде искусственного состава для театральных постановок. Так что вызвали «скорую» и отправили ее в местную больницу.

На верхней ступеньке лестницы появилась Элис, прижимавшая к груди бокал с виски:

– Эш? Что тут происходит?

Рона облизала губы, вздернула брови:

– Хотите послушать самое интересное? – Достала из кармана еще что-то – распечатка размытой фотографии. – Парень, который вызвал полицию, на мобильный телефон сфотографировал. Кого-то напоминает?

Молодая женщина лежит на спине в неглубокой яме. На бледной коже выделяются полоски черного нижнего белья. Темно-красная театральная кровь покрывает живот, стекает по сторонам. Руки задраны над головой, одна нога вывернута набок. Прямо как у Холи Драммонд.

Я протянул фотографию Элис:

– Он воссоздает убийства.

Она взяла фотографию, нахмурилась:

– А для чего он…

– А теперь контрольный выстрел. – Ухмылка исказила лицо Роны. – Сделали анализ крови жертвы на токсины. Прямо на месте, очень быстро, потому что мы сказали им, что искать.

– Тиопентал?

– Тиопентал.

Элис вернула мне фотографию:

– Зачем ему воссоздавать свои собственные убийства? Он не пытался их убить, он их…

– Правда, здорово? – Рона развела руки в стороны. – Мы его поймали. И я готова побиться об заклад, она не одна такая. Я разослала информацию по всей стране, чтобы искали других женщин, на которых он нападал.

Я, выпрямившись, сидел на стуле. Как будто что-то очень долго давило мне на грудь, и вдруг это…

– Нет. – Я наклонился вперед, потер руками лицо. – Твою мать!

– Шеф?

– Агггхх…

– Эш, ты в порядке?

Я опустил руки:

– Он выехал из Олдкасла в десять с небольшим. Когда он вернулся?

Нахмурившись, Рона посмотрела в блокнот:

– Без десяти четыре. Шеф, я не…

– Лора Страхан пропала между одиннадцатью часами прошлой ночи и тремя часами сегодняшнего утра. Если он был в Абердине, накачивал кого-то снотворным и потом раздевал, он не мог быть здесь и похищать Лору Страхан и Рут Лафлин. – Врезал ладонями по столу, отчего ноут подпрыгнул. – ЧЕРТ БЫ ВСЕ ПОБРАЛ!

Рона насупилась, сжала кулаки:

– Ничего он с ними не делал. – Пнула ногой по стулу, опрокинув его на бок. – Мы его взяли!

Потом пауза, и Элис начала теребить волосы.

– У него есть сообщник, только так он может издеваться над женщинами в Абердине и в то же самое время похитить Рут и Лору. Только если с ним кто-то вместе работает… – Между бровями появилась морщина. – Кто-то, кого он может держать под контролем и кем он может манипулировать, кто-то, кто думает, что они связаны друг с другом, что они особенные и друг друга любят, и все это связано с властью… Кто-то из своих.

Элис выскользнула из комнаты, потом послышался звук ее шагов, спускавшихся вниз по лестнице. Через десять минут она вернулась со своей сумкой. Вывалила содержимое рядом с ноутбуком, взяла карту, развернула. Это была та самая карта, над которой она работала, – вся разрисованная красными кругами, отмечавшими места обнаружения тел.

– Представим, что это диаграмма Венна, круги представляют собой пятнадцатиминутные отрезки времени нахождения в пути, и там, где они пересекаются, мы…

– Это все неправильно. – Рона ткнула пальцем в Каузкиллин и провела им по автостраде. – Он сбрасывает тела ночью или ранним утром, когда дороги свободны. В два часа утра вы город из конца в конец за пять минут проедете.

Элис скисла:

– Ох.

Рона достала ручку из внутреннего кармана, нарисовала «Х» над каслхиллской больницей. Второй «Х» поставила над Блэквол Хилл. – Частная больница. А здесь вот старый санаторий, еще со Второй мировой войны. – Нарисовала «Х» над Беллоуз. – И еще психушка на Альберт-роуд. – Щелкнула пальцами, продемонстрировав обгрызенные ногти. – Где еще, шеф? Где есть хирургические отделения?

– В клиниках общей практики. В тех, что покрупнее, делают небольшие операции.

– Правильно. – Сделала еще несколько отметок на карте.

Это все бесполезно, но что у нас еще есть? Только это да пара едва различимых звуковых файлов.

Дверь открылась, и в дверном проеме встал Хантли. Поправил галстук. В руке джин-тоник. Слова слегка смятые по краям, но нельзя сказать, что говорит неразборчиво.

– Так вот вы где спрятались.

Я снова проиграл первый аудиофайл, включив звук на полную громкость. Снова зазвучала мелодия мобильника, искаженная, хриплая и, по мнению Сабира, доступная на миллионах мобильных телефонов. Она повторялась, поднимаясь вверх и опускаясь вниз, но качество было такое отвратительное, что разобрать мелодию было почти невозможно.

Хантли наклонился над Роной и Элис, смотревших на карту:

– Его Королевское Высочество Медведь Великий послал меня за вами. Сообщить, что la pizza e arrivata. – Посмотрел на меня: – А для тех, кто не знаком с классикой, «жрачку принесли».

Операционные и мелодия мобильника.

Я кликнул на М-Джордан. wav и снова включил файл. Он зашипел и затрещал в окне, открытом рядом с видеофайлом, который я смотрел. Замер на финальной сцене – Рут Лафлин с поднятыми вверх руками. Превращает мили в улыбки.

Почему именно этот файл? Почему я все время к нему возвращаюсь? Что с ним не так?

Хантли подошел к ноутбуку с другой стороны. Стал шикать на нас:

– Давайте вниз, вы же не хотите, чтобы пицца остыла?

Я снова включил файл. Шипение. Треск. Короткий звуковой фрагмент, такой слабый, как будто его и не было.

Хантли шмыгнул носом. Взял мой блокнот. Он был открыт на той странице, где я делал записи, разговаривая с Сабиром.

– Я и не знал, мистер Хендерсон, что вы увлекаетесь кампанологией, это искусство колокольного звона – для общего развития.

Я выдернул блокнот у него из рук:

– Я ведь говорил, что не надо быть мудаком.

– Освежающе-стимулирующим, вы помните? – Ткнул пальцем в блокнот: – «Кембриджские четверти».

– Может, найдешь кого-нибудь другого, кому можно действовать на нервы?

– Специально для вас маленький факт. Вам известно, что Биг-Бен играет вариацию, которая называется «Вестминстерские четверти»? Четыре такта из четырех нот отмечают каждую четверть часа. Отсюда и имя.

Замершая навсегда Рут Лафлин. Руки, поднятые вверх в триумфе победы. В углу замершая временная метка с цифрами 14:13:42. Приветствующая ее толпа медицинских сестер. Счастливые лица за спиной…

Ох. Черт!

Хантли скрестил руки на груди и улыбнулся, глядя на покрытый пятнами потолок:

– Помню, мне как-то пришлось проверить двести мини-Биг-Бенов. Весьма изобретательная группа бизнесменов из Манчестера смешала героин с гипсом и добавила горсть кофейных зерен, чтобы запах отбить.

Четыре такта из четырех нот.

Это был не звонок мобильника.

Я оттолкнул стул и встал. Схватил трость:

– Пошли к Джейкобсону, быстро.

Элис дернула меня за рукав:

– Что случилось?

– Я знаю, где они.

 

51

Опираясь рукой на стойку бара, Джейкобсон вглядывался в карту и водил пальцем по кругу, нарисованному красной шариковой ручкой.

– А этот твой источник надежный?

Я покачал головой:

– На сто процентов? Нет. Но в прошлом он не подводил. Если он скажет, что видел, как Дочерти туда приходил, то стоит попытаться, как вам кажется? – Мой палец уткнулся в карту, к югу от Шортстейна. – Просто подумайте. Место укромное, быстрый доступ к автостраде, оплата наличными, документов не требуется.

Лоб Роны покрылся морщинами.

– Но, шеф, мы…

– Я знаю, ты думаешь, что сначала надо доложить обо всем детективу-суперинтенданту Несс, но это приказ Джейкобсона. Здесь он старший по званию. – Кивнул ему: – Босс?

Он обвел взглядом комнату:

– Все по машинам. Выдвигаемся на местность.

Хантли застонал:

– Но это всего лишь слухи. У него нет никаких доказательств, пицца стынет и…

– Возьми ее с собой. – Джейкобсон указал пальцем на дверь. – Если есть хоть малейшая возможность спасти жертв Дочерти, она пригодится. По машинам. Немедленно.

Хантли снова застонал, потом рассовал по карманам банки с джин-тоником.

– Но… – Рона уставилась на меня. – Мы…

– Ты права. – Похлопал ее по плечу. – Я просто их задержу. – Махнул тростью Джейкобсону. – Вы выдвигайтесь вперед. Элис, Рона и я будем работать над стратегией дебрифинга.

Джейкобсон радостно улыбнулся:

– Я знал, Эш, что ты будешь великолепным дополнением к нашей группе.

И они всей толпой вывалились из дверей паба.

Мгновение.

Два.

Три.

Рона сморщилась:

– Но ведь мы проверили стоянку автофургонов. Всего два пустых места, все остальные за кем-то числятся. Дочерти в аренду ничего не брал.

Четыре.

Пять.

Шесть.

Указал Элис на дверь:

– Проверь, они уехали?

Она вернулась секунд через десять:

– Джессики, Рут и Лоры на стоянке автофургонов нет, так ведь?

– Заводи машину.

* * *

Рона припарковала «сузуки» к обочине. Она так крутила руль, как будто он был раскален докрасна и она боялась обжечь пальцы.

– Экхм… Шеф, мне на самом деле кажется, что мы должны доложить об этом боссу…

В окнах домов горел свет, опускались жалюзи, счастливые семьи готовились отойти ко сну. Всего неделя прошла с Ночи Костров, а какой-то придурок уже установил рождественскую елку. На противоположной стороне в свете уличных фонарей пригорюнились магазины – мясная лавка, продуктовый, чуть дальше – ветклиника. Заколоченные витрины залеплены афишами давно минувших дней. Все запущено так же, как в прошлый понедельник, когда мы проезжали мимо.

Расстегнул ремень безопасности:

– Я бы сначала позвонил, но у меня мобильник сигнал не ловит. Может быть, ты попробуешь, Элис?

Она достала телефон. Хмуро посмотрела на него:

– У меня четыре палочки, может быть, твой… – Потом до нее дошло. – Ах, точно. Нет, у меня тоже нет сигнала. Должно быть, это одно из этих слепых пятен.

– Точно. – Я нажал на дверную ручку. – Между прочим, если мы войдем толпой, то кого-нибудь точно прихлопнут. – Только одному Богу известно, как мне это надоело.

Рона наклонилась вперед, положив голову на руль:

– Мне точно за это не платят. А вдруг что-нибудь случится?

Я вылез под дождь:

– Тогда ты станешь героем, вот в этом не сомневайся.

Волосы сразу промокли. Подошел к багажнику и достал из него лом. Потом, опираясь на него, поплелся через дорогу.

– Эш, подожди, подожди, подожди… – Элис выскочила из машины и бросилась вслед за мной, схватила за руку и раскрыла зонтик. – Разве нам не нужна такая штуковина, маленький такой таран, я в том смысле, что он ведь не оставит их там с незапертой дверью, правда, это будет очень необдуманно, они ведь могут убежать… – Нахмурилась. – Или кто-нибудь может войти внутрь, я полагаю, это будем мы, мы ведь будем заходить?

Не только витрины были заколочены листами древесностружечной плиты, двери тоже были заколочены.

– Ты держись за мной, поняла?

Подошла Рона.

Посмотрела на дом. С кончиков волос капала вода, оставляя на серой ткани костюма темные пятна.

– Выбивать будем или сзади обойдем?

Я пошел вперед:

– Обойдем.

Дорожка привела к заднему фасаду. Вход перекрывал кусок цепи, одним концом приделанный к стене, на другом конце навесной замок. Нырнул под нее, подождал Элис, остановился.

За ветклиникой стоял маленький фургон, побитый и ржавый. Повернут к зданию задними дверями. Я кивнул на регистрационный номер:

– Рона, номер пробей!

– Шеф. – Достала из куртки рацию. – Сьерра Оскар Четыре-Сорок вызывает Базу, срочно пробейте машину, серый фургон «форд-эскорт»…

Я вытянул руку:

– Элис, перчатки есть? Мои все кончились.

Она передала мне пару синих нитриловых перчаток, я натянул их на руки. Подергал двери фургона. Заперто. Задние окна закрашены изнутри.

Дверь ветклиники тоже заперта.

Вернулась Рона:

– Этот фургон официально сдан на металлолом три года назад. В последний раз был зарегистрирован на Кенни Джеймса, недавно скончавшегося.

Все ясно.

Сунул изогнутый конец лома в щель между деревянной дверью и рамой.

Рона переступила с ноги на ногу:

– Шеф, разве нам не нужен ордер?

Отжал, дерево затрещало и расщепилось вокруг замка. Дернул еще раз, и дверь, хрустнув, открылась.

– Когда мы пришли, тут так все и было. Правда, Элис?

Кивнула:

– Наверное, вандалы.

Моя девочка.

Внутри совершенно пустая комната, у одной из стен небольшое возвышение. Темно.

Из открытой двери донеслась музыка, что-то бодрое и попсовое, с ревом барабанов, а вслед за ней понесло химией, хлоркой и дезинфицирующим раствором с запахом хвои и с грязноватым оттенком плесени.

Переступил через порог, кончик лома царапнул крашеный пол. Впереди еще одна дверь, из-под нее пробивается слабый свет. Не заперта. Нажал на ручку, толкнул – музыка зазвучала громче.

Широкий коридор, вдоль стены клетки. Некоторые маленькие, вроде как для кошки, в других могла бы поместиться шотландская борзая. В одной кто-то находился.

Элис схватила меня за руку, сжала:

– Она живая?

В самой большой клетке, на боку, свернувшись в клубок, лежала Лора Страхан, локти плотно прижаты к громадному животу. Огненно-рыжие волосы закрывают лицо. Запястья стянуты серебристой упаковочной лентой, лодыжки тоже. Куском этой же ленты заклеен рот.

Рона застонала:

– Твою ж ты мать…

Элис встала на колени перед клеткой, просунула палец сквозь решетку и дотронулась до лба Лоры.

Та раскрыла глаза:

– Мммммннгггггггхххх!

Элис отшатнулась, шлепнулась на задок и стала отползать, пока не уперлась спиной в стену. Потом судорожно вздохнула и снова вернулась к клетке:

– О господи, мне так жаль, вы в порядке, в смысле, я понимаю, что вы в не в порядке, но теперь все о’кей, вы в безопасности, вы не беспокойтесь, мы вас отсюда вытащим. – Потянулась рукой к засову, запиравшему дверцу.

Я схватил ее за руку:

– Нет.

– Но…

– И говори тише.

Тут нарисовалась Рона:

– Вы что, спятили, эту женщину нужно в больницу…

– Шшш… – Я кивнул Элис, проговорил едва слышно: – Оставайся с ней. Подождите минут пять и выходите через заднюю дверь. Без шума. – Кинул взгляд на клетку.

Лора Страхан в ужасе уставилась на меня, под куском ленты задвигался рот.

– Нннннгггххх мммннфф ггннн, унннффф фгггнннрр!

– Прости, но с тобой все в порядке. Так что прекрати орать, а то тебя весь мир услышит.

– Черт возьми… – Рона снова вытащила рацию. – Вызываю группу поддержки.

– Сделай это на улице. И скажи им, что, если услышу сирены, я вот эту железяку им в глотку засуну. Понятно? А теперь бегом, и без звука.

В коридор выходили четыре двери. Попробовал первую – пустой чулан.

– Шеф? – Рона схватила меня за руку, заговорила хриплым шепотом: – Может быть, подождем, когда приедут? Что, если напарник Дочерти прибегнет к насилию? Что, если он убьет Джессику Макфи?

– Это к Дочерти не имеет никакого отношения. Он, конечно, грязный ублюдок, но он не Потрошитель.

Дверь номер два. Ничего нет, кроме буфета и электроплиты у стены.

Теперь очередь Элис:

– Что ты имеешь в виду, он не… – Глаза полезли на лоб. – Ох… Точно.

Следующая дверь вела в небольшую приемную. Окна заколочены, свет падает из коридора за моей спиной. Стул, прятавшийся в темноте за рабочим столом, в углу ржавая крутящаяся стойка, посреди пола куча мятой полимерной пленки.

Оставалась дверь номер четыре.

Толкнул Элис в бок:

– Я тебе сказал оставаться с Лорой, забыла?

Она посмотрела на меня, моргнула:

– Я с тобой хочу быть.

Еще бы.

Посмотрел на клетки в коридоре. Лора умудрилась встать на колени, поддерживая себя связанными руками. Приложил палец к губам.

Она злобно уставилась на меня.

Точно. Дверь номер четыре.

Слегка приоткрыл ее, музыка зазвучала громче. Потом финал, аплодисменты – и наступила тишина.

– Правда, здорово? Мне так понравилось. Короче, вы слушаете «Каслвейв FM», я Мхаири Риммингтон в программе «Вечернее шоу». Мы в прямом эфире и говорим о поразившей всех новости – доктор Фредерик Дочерти арестован за нападение с целью изнасилования. Но сначала Колин с прогнозом погоды на…

Я толкнул дверь, она распахнулась.

В центре комнаты под ослепительно сверкавшими подвесными лампами стоял стол на колесиках, что-то вроде тележки носильщика.

– …немного солнца, для разнообразия?

Я пару раз моргнул, чтобы в глазах не расплывалось.

– Вынужден вас расстроить, Мхаири, но мне кажется, что область низкого давления останется у нас до конца недели.

На тележке носильщика лежала женщина. Рот и нос закрывала дыхательная маска, присоединенная к стоявшему на полу баллону. Она лежала на спине, одно полотенце закрывало ее бедра, другое – грудь. В промежутке раздутый живот. В комках. Вымазанный оранжевым йодом. Полоса сморщенной кожи пересекала торс прямо под ребрами, другая, посредине, тянулась вниз. Обе сшиты черными нитками, и еще узелки, словно крошечные жуки, оцепеневшие на коже.

Слишком поздно.

– Но к субботе все изменится – к нам приближается арктический холод, температура резко упадет и, вполне возможно, выпадет небольшой снег…

Другая персона, находившаяся в комнате, стояла спиной к двери, мыла руки в раковине из нержавеющей стали. Зеленый хирургический костюм, белые клоги, хирургическая шапочка скрывала грязные светлые волосы.

– Бррр, звучит ужасно, Колин. Давайте немного повеселимся и послушаем REM и их композицию «Shiny Happy People»…

Я зашел в комнату. Протянул руку, выключил радио.

Персона, стоявшая у раковины, замерла. Потом закончила мыть руки. Вытерла их и повернулась. Посмотрела на меня.

– Привет, Рут.

Молчание.

Потом колокола Первой национальной кельтской церкви пробили четверть. Четыре ноты вылетели из-под зазубренного кроваво-красного шпиля. Рингтон Господа Бога.

Она облизала губы.

– Сюда нельзя входить, здесь стерильное помещение.

Я все равно проковылял вперед, обойдя операционный стол.

– Она…

Пальцы Рут зашевелились, обхватывая ручку скальпеля. Нахмурилась:

– Я… – Прикусила нижнюю губу. – Я вам говорила, что они должны были дать мне умереть.

– Я наконец понял, что мне так не нравилось в том клипе, где вы крутили педали на велике. Временная метка показывала два двенадцать. Больше часа после того, как я туда приплелся весь в крови. С вас пот капал, но вы к тому времени на велосипед еще не садились, правда? Вы были потная, потому что убегали. Соврали мне.

– Я вас спасла.

В дверь вошла Элис:

– Все в порядке, Рут. Вы в безопасности, помните? – Ее голос изменился, стал тише. – Вам тепло и спокойно, и все в порядке, вам приятно и безопасно…

Я махнул рукой, чтобы она отошла.

– Что вы сделали? Бросили тренировочный костюм в мусорку? Сунули в чей-то рюкзак? Спрятали в туалете? – Еще шаг вперед, подошел ближе. – Кто еще знал, где живет Лора Страхан? Вы знали – мы возили вас туда. И вы не были для нее чем-то угрожающим, правда? Просто старая подруга, еще одна жертва Потрошителя.

– Я говорила вам… – Скальпель взметнулся вверх, сверкнув в ярком свете ламп.

– Вы работали в больнице, имели доступ к наркотическим веществам, знали всех жертв, а когда вас заперли в психиатрической клинике, зверства Потрошителя прекратились.

– Они должны были позволить мне умереть.

– А потом мы появились, стали искать по городу самодельные операционные, а у вас она уже была, отличная операционная, прямо здесь, и в ней было все что нужно. Вы же волонтерствовали в ветклиниках. Вот почему вы избавлялись от тел ранним утром. Вам было нужно, чтобы отсюда все ушли домой, и потом вы могли начать оперировать.

В коридоре что-то звякнуло, и в комнату вошла Рона:

– Группа захвата уже в пути.

Рут прижала кончик скальпеля к своему горлу. В ее глазах появились слезы, блестящие, как лезвие.

– Не надо!

Пауза, потом Рона убрала рацию:

– О’кей, давайте не будем делать глупости…

– Все, чего я когда-либо хотела, – это быть матерью. Иметь что-то свое и любить…

Мой лом, он же трость, загремел по металлической поверхности пола, оставив на нем приличную вмятину.

– ТОГДА ТЕБЕ КОШКУ ГРЕБАНУЮ НАДО БЫЛО ЗАВЕСТИ!

Она дернулась, на кончике скальпеля осталась капля крови.

– Рут? – Элис появилась с другой стороны операционного стола, показала руки ладонями вверх. – Все в порядке, ты не должна это делать. Лора в безопасности, ты тоже, и еще есть время, чтобы отвезти Джессику в больницу.

– Я совсем не хотела… – Прикусила нижнюю губу.

– Все о’кей. Я понимаю. Шшш… – Голос Элис стал еще тише и спокойней. – Тепло, уютно и безопасно.

– Я просто хотела ребенка, своего собственного.

– Положи, пожалуйста, скальпель. Можешь сделать это для меня, Рут?

Другая рука Рут прижалась к животу, стала опускаться вниз, вдоль линии скрытого под одеждой шрама.

– Ребеночек у меня в животике…

– Давай ты положишь скальпель, и мы посидим вместе, выпьем чаю, и все будет спокойно, уютно и безопасно, и ты расскажешь мне обо всем.

Рука, державшая нож, дернулась.

– Почему у нее все получилось? А у меня не получилось ничего? Я тренировалась. Должно было сработать…

– Разве тебе не хочется, Рут, наконец-то рассказать об этом кому-нибудь? Как будто это больше не ты?

– По справедливости, это мой ребенок. Мой. Я это сделала. Я положила его ей в живот. Он принадлежит мне. – Она сделала глубокий вдох, набрав в грудь воздуха. – ЭТО МОЙ РЕБЕНОК, ТЫ, СУКА!

– Шшш… Просто положи скальпель. Все будет в порядке, вот увидишь.

Рука Рут дрожала. Она опустила ее:

– Это мой ребенок…

– Я знаю. – Элис кивнула. Улыбнулась. – Все кончилось. Ты в безопасности. Никто тебя не обидит.

Рут положила скальпель на стол:

– Мой.

Я кивнул, и Рона достала пару наручников:

– Рут Лафлин, вы арестованы за похищение Лоры Страхан и Джессики Макфи…