Передняя дверь распахнулась, и вместе с Мими в дом ворвался порыв холодного ветра.

Саймона охватили мрачные предчувствия. Он подошел к Ярдли и стал рядом с ней. Однако, столкнувшись лицом к лицу с Мими Киттридж, он способен был испытывать и любопытство. Об этой женщине он знал мало, разве лишь то, что она оказывает большое влияние на своих близких. Старожилы божились, что до того, как привести в дом невесту, Джеррид был приветливым и симпатичным пареньком.

Мими окинула Саймона взглядом своих маленьких, зорких глаз, отчего у него зачесались небритые челюсти. Он представил себе, как выглядит со стороны, взъерошенный, пропыленный после недавней игры в футбол. Мими чуть приподняла брови, но тотчас привела их в надлежащий порядок и обратила все свое внимание на старшую внучку. Одним движением руки она сбросила с головы шляпу из меха леопарда, после чего сжала Ярдли в коротком объятии.

— Хэлло, дорогая. Что у вас тут происходит? Кто-то бросил в нашем дворе ужасный старый грузовик.

— Никто его не бросал, Мими.

Не удосужившись выяснить, чей же это грузовик, хозяйка дома обратилась наконец к Саймону, будто только что его заметила.

— А-а, мистер Блай, — пробормотала она, милостиво протянув ему затянутую в черную перчатку руку. — Джеррид был бы доволен, что вы решили нас навестить. Он всегда очень высоко о вас отзывался.

Саймон смотрел на нее, не моргая. Он не сомневался: будь Джеррид жив и обнаружь его сегодня в своем доме, он разразился бы бурей негодования, и старуха не могла не знать этого, но виду не подала. Несмотря ни на что, он не мог не восхититься ее холодной выдержкой и тем, что она ни словом ни звуком не выказала своего раздражения, вызванного явлением в ее дом человека, который грозит делу и чести Джеррида ущербом и поношением.

— У вашего покойного мужа, миссис Киттридж, я многому научился, — сдержанно ответил Саймон.

Они смотрели друг на друга, как дуэлянты, готовые наносить друг другу удар за ударом. Ярдли прервала это напряженное безмолвие.

— Я так рада, что ты вернулась, Мими. Только надо было предупредить о своем приезде, мы бы дождались тебя к обеду. Но еды у нас прорва. Селина запекла окорок и приготовила картофельный салат, так что, если хочешь перекусить, хлопот будет немного.

Стянув перчатки и отбросив их прочь, Мими ворчливо проговорила:

— Ох, детка, вряд ли мне сейчас стоит есть такие блюда. Да я и не голодна, поверь мне. Знаешь, Нью-Йорк я люблю, конечно, но от этого постоянного смога у меня все время была тяжелая голова, а желудок расстроился. Потому я и решила вернуться домой. Надеюсь, у тебя тут все в порядке? — Не дожидаясь ответа, она переключила свое внимание: — Селина, я счастлива тебя видеть, уж и не надеялась вас с Кэйси застать. Опасалась, что ты опять исчезнешь до моего возвращения.

Селина выступила вперед и обняла бабушку, в то время как Кэйси буквально приклеился к ноге Бо.

— Нет, Мими, я тоже очень хотела с тобой встретиться.

Прямодушие Селины, казалось, смутило Мими гораздо больше, чем присутствие Саймона, и он это заметил. Она отклонилась от младшей внучки и поправила на ней воротничок. Затем, явно нервничая, Мими обратилась к Кэйси.

— Ты уже стал такой большой, Кэйси. В самом деле, Селина, вам с этим мальчиком пора наконец осесть на одном месте.

— Я как раз собиралась обсудить это с тобой, — с готовностью ответила Ярдли.

Мими снисходительно улыбнулась.

— Да, конечно, дорогая, но мы поговорим позже. У меня был очень тяжелый день.

Дверь опять открылась, и на пороге появился Харви Миллер, таксист местной киттриджской автокомпании, который тащил целую охапку свертков, кульков и пакетов.

— Куда это положить, миссис Киттридж? — спросил он.

— Оставьте прямо здесь, Харви, — распорядилась Мими.

У Ярдли чуть глаза на лоб не полезли.

— Боже, Мими, ты опустошила прилавки и витрины Нью-Йорка!

Мими слегка рассмеялась.

— Боюсь, что так, дорогая. Разве устоишь перед всеми этими праздничными распродажами. Да и потом, здесь во всем городе невозможно найти чего-то хоть сколько-нибудь приличного. Порой кажется, что в местные магазины свозят устаревшие вещи со всего штата. Подожди, детка, вот увидишь, какой великолепный кашемировый свитер я тебе нашла. Но это все терпит, конечно. Потом…

Харви тряхнул головой и сказал:

— Пойду принесу остальное.

— Есть еще и остальное? — выдохнула Ярдли.

— Я помогу вам, — вызвался Саймон и, пока шел к дверям, явственно чувствовал колкий взгляд Мими, буравивший его спину.

Холодный воздух помог ему оправиться от шока, вызванного нежданным приездом Мими. Ничто — ни ее мысли, ни слова — не могли повредить ему. Но он знал, какое сильное влияние имеет старуха на Ярдли, и это беспокоило его. Он чувствовал угрозу, исходящую от Мими. Неужели он только затем обрел небеса, чтобы явилась эта старая перечница и сбросила его оттуда на грешную и пустую без Ярдли землю?

— Спасибо, мистер Блай, — сказал Харви.

— Не за что. — Саймон вытащил из багажника последние коробки и свертки. — Вижу, приходится вкалывать допоздна, Харви?

— Это последний рейс. Уинни работала на заводе в Уэстране, а пару месяцев назад ее уволили, так что работаю теперь сверхурочно.

— Грустно слышать. А почему бы вам не прислать ее ко мне в офис? Я бы что-нибудь придумал.

— Спасибо, мистер Блай, — несколько огорченно проговорил Харви, — но она уже подала заявление в «Эвергрин Имиджес», вроде бы обещали место, но надо немного подождать.

— Чего ждать? Это же моя фирма. Скажите, пусть приходит прямо ко мне в офис.

— Хорошо, я скажу. Завтра же и придет, — сказал Харви с просветлевшим лицом. — Благодарю вас, мистер Блай.

Внеся багаж в дом, они увидели, что Мими сюсюкает над Кэйси, который уткнулся в колени матери.

Мими была слишком занята, чтобы заметить Харви. Не желая прервать ее общение с правнуком, шофер стоял и терпеливо ждал. Видя это, Саймон достал купюру и вложил ее в руку Харви.

Глаза парня расширились, когда он взглянул на купюру.

— Спасибо, мистер Блай.

— Спокойной ночи, Харви.

Кэйси дичился, и Селина, потеребив ребенка по голове, сказала:

— Не огорчайся, Мими, надо, чтобы он немного привык к тебе.

Мими действительно казалась расстроенной.

— Он бы привык, если бы ты осталась, а так он каждый раз, как ты изволишь нас навестить, будет принимать меня за чужую.

Бо, присутствовавший при этой сцене и ничего не понявший из сюсюканья Мими, простодушно сказал ей:

— Попробуйте, мэм, поговорить с ним по-английски.

В комнате наступила мертвая тишина. Мими, обернувшись, уставилась на Бо. Затем приподняла брови и надменно сказала:

— Я не помню, молодой человек, чтобы мы были знакомы.

Бо поднялся, приблизился к ней и протянул свою медвежью лапу.

— Бо Дженнингс, мэм. Я прихожусь Селине…

— Другом, — договорила за него Селина.

— Мужем, — твердо высказался сам за себя Бо.

Мими переводила изумленный взгляд с одного на другую, затем обратилась к Селине.

— Ну, детка, так кем же он тебе приходится? Я что-то не пойму.

— Да, мы поженились, это так, но… Знаешь, Мими, я бы предпочла обсудить это с тобой с глазу на глаз.

— Так ты, детка, вышла замуж, даже не посоветовавшись со своими близкими? — с укором проговорила Мими. — Впрочем, что уж теперь. Зато мы здесь, в Киттридже, можем устроить нашу свадьбу. Я понимаю, тебе не терпится обсудить со мной свои планы, но после столь утомительной поездки я не особенно хорошо соображаю. Надеюсь, ты извинишь меня? Потом мы вернемся к этому разговору. А пока я бы выпила чашечку чаю, ни на что большее, как приготовить ее себе, меня сегодня не хватит.

— Я приготовлю тебе чай, Мими, — предложила Ярдли.

Мими слабо улыбнулась.

— Спасибо, дорогая, но мне не хотелось бы прерывать ваш вечер.

Взгляд ее при этих словах устремился на Саймона.

— Да я уже собирался домой, — проговорил он и не мог не заметить, как в ее глазах промелькнул довольный огонек. — Завтра рабочий день, вы же понимаете. Так что спокойной ночи, миссис Киттридж, Селина, Бо.

Ярдли повернулась к нему.

— Я провожу тебя до машины.

Саймон открыл перед ней дверь. Когда они оказались одни, Ярдли посмотрела ему в глаза и сказала:

— Спасибо тебе, Саймон.

— За что?

— Ты был так вежлив с Мими. Мне бы хотелось, чтобы вы с ней полюбили друг друга.

— Не многого ли ты хочешь, Ярдли?

— Она была вполне миролюбиво настроена. Сам ведь видел, она даже не вспылила, обнаружив тебя в своем доме.

Саймон удивился, что такая умница, как Ярдли, не понимает столь простых вещей, как окольные пути хитрого человека.

— А ты думала, что она набросится на меня с кулаками? Впрочем, еще неизвестно, как она поведет себя, узнав, как мы с тобой провели последний уик-энд. Одно скажу тебе: она была явно рада, услышав, что я ухожу. Прости, если огорчил тебя, но Мими мне никогда не нравилась. И я никогда не понимал ее. Сама подумай, разве нормальная женщина пошлет свою внучку на преступление?

— Она была доведена до отчаяния, это же надо понимать. И потом, я сама могу отвечать за свои поступки. Ведь это я, а не кто-нибудь другой, пыталась пробраться в твой дом, так что если ты гневаешься, направь свой гнев на меня. Не осуждай ее, Саймон.

— Да мне-то что… Я не особо пострадал от столкновения с ней. А вот с тобой, Ярдли, может сегодня случиться беда. Но ты не веришь, что подобного рода опасность может исходить от кого-то, кого ты любишь.

— Что ты можешь знать о любви? — с усмешкой проговорила Ярдли. — Ведь ты, кажется, большую часть жизни провел в одиночестве, избегая каких бы то ни было привязанностей.

Он тряхнул головой, отбросив назад волосы.

— Если с тобой было иначе, значит, ты и теряла больше. Я признаю в этом смысле только то, что может иметь продолжение.

— Любовь продолжается всегда. Мой дедушка умер, но я все еще люблю его. Как и свою мать.

Он поежился и бросил на нее косой взгляд.

— Выходит, что моя мать, бросив меня, продолжала меня любить? И я должен в это верить? Кстати, дорогая, насчет меня ты ошибаешься. Однажды я любил, во всяком случае, думал так, и это длилось довольно долго. Мы вместе учились в Италии. Несколько счастливых для меня месяцев. И я просил ее руки, но она сказала, что задолго до встречи со мной решила навсегда остаться свободной.

— И ты навсегда закрыл свое сердце?

Они дошли до машины, и Саймон повернул ее к себе.

— Не навсегда, как видишь, — сказал он, чувствуя, как болезненно сжалось его сердце. — Но только до тех пор, пока ты рядом со мной.

— Вряд ли я смогу дать тебе то, в чем ты нуждаешься.

— А я уверен, что сможешь. — Он усмехнулся. — Стоит тебе только прямо сейчас отправиться снова ко мне, в мою постель. Представь, как мне грустно будет вернуться в пустой дом, и пожалей меня.

Ярдли ответила слабой улыбкой.

— Нет, Саймон, я не могу тебя пожалеть. Уж слишком прямо ты выражаешь свои желания.

— Скажи уж, что я тебе надоел, это будет честнее.

Она посерьезнела и сказала:

— Мне было очень хорошо в этот уик-энд. И со мной не так, как с тобой. Я не умею выключать свои чувства. Возникнув и пробудив во мне все самое лучшее, они уже не исчезают, хочу я того или нет.

— Поедем ко мне, Ярдли. Подари мне эту ночь.

Она поежилась.

— А потом что?

— Я прикоснусь к тебе, буду ласкать и целовать тебя — и все остальное утратит значение. Это как радость, которая приходит, когда долго и безрезультатно пытаешься что-то вылепить, мучаешься, злишься, и вдруг стало получаться, форма пришла в соответствие с замыслом. Да ты прекрасно меня понимаешь, милая. Так почему бы нам не слинять отсюда и не порадовать друг друга?

— Нет, Саймон, я не могу пускаться в такие мероприятия. Все бросить и поехать. Ведь мы оба с тобой не того сорта люди, которые живут, подчиняясь лишь сумасбродным импульсам.

Она стояла спиной к его «ягуару». Он обнял ее и прижал к металлу, потом положил руку ей на грудь и почувствовал, как сильно бьется под его пальцами сердце. А Ярдли откинула голову и смотрела на него с таким выражением, которое ставило его в тупик.

— Ты, такая страстная, можешь столь холодно рассуждать? Неужели не чувствуешь, что между нами возникло нечто большее, чем просто чувственное влечение, или, как это формулируют современные ученые, чудесное совпадение химических составов? Мы оба знаем это. Понимаешь, я впервые встречаю подобную женщину. Я даже не знал, что такие на свете водятся.

Склонившись, он ласкал губами ее шею, вдыхая неповторимый аромат кожи. Потом целовал ее в губы, сначала нежно, и она еще могла попытаться воспротивиться и освободиться, но по мере того, как страсть его нарастала, она все больше слабела и скоро ответила на его поцелуй со всем пылом своего сердца.

И вдруг мысль, что какой-то другой мужчина прикасался к ней, заставила его прервать поцелуй и отстраниться. Она не удерживала его, хотя ему и хотелось бы этого. Но что, вообще говоря, мог он обещать женщине, которая всегда имела все? Саймон смотрел в ее широко распахнутые глаза и читал в них чистое и искреннее обожание, которого совсем не заслуживал. Кто она, эта женщина, которая умудрилась найти в нем гораздо больше хорошего, чем он сам в себе находит?

— Ты заставляешь меня испытывать чувства, которые всегда были мне чужды, — прошептал он, и его голос был унесен ночным ветром.

— Знаешь, Саймон, если бы ты мне был безразличен, наша первая встреча не окончилась бы в песчаной яме. Но я тогда и подумать не могла, что мы с тобой в тот же вечер познаем друг друга. Мне кажется, что с нами случилось что-то особое, и если я ошибаюсь, то лучше скажи мне об этом теперь.

Когда она подняла на него глаза, он поцеловал ее с невыразимой нежностью, его пальцы, охватив ее лицо, гладили его, будто изучая эти удивительные линии, потом рука его опустилась к стройной шее. Да, у него были связи со множеством женщин. Но ни одна из них не тронула его так глубоко и сильно, как эта. Он хотел ее теперь, опять, хотел так же сильно, как в их первую ночь. Возможно, даже больше.

— Тогда, на песчаном ложе, все было так, будто я впервые познал„женщину, — сказал он, целуя ее в щеку, в то время как рука его скользнула под ее свитер и гладила кожу, нежную, как свежевыпавший снег. Потом он пробрался к узкой ажурной чашечке ее бюстгальтера, содержавшей в себе нечто столь сладостное, что он не сразу посмел прикоснуться. Но вот рука его проникла под эфемерное заграждение, и он почувствовал, как под его пальцами напрягся и отвердел ее сосок.

Дыхание Ярдли участилось, в глазах появилось таинственное мерцание, и Саймону страстно захотелось овладеть ею прямо здесь, сейчас. Он жадно целовал ее, прижимаясь к ней своим пылающим телом. Возбуждение его достигло наивысшего предела. Ох, если бы уговорить ее поехать сейчас к нему! Уж он бы не тратил время на сон.

— Ты такая теплая и нежная, такая невероятно сексуальная, — прошептал он, — что я не могу противостоять своему желанию. Послушай, Ярдли, поехали ко мне. Ведь нам так хорошо вместе. И будет еще лучше. Я так безумно хочу тебя, хочу, чтобы ты была счастлива сегодня ночью.

Слегка отстранившись, он всматривался в ее лицо, наслаждаясь неповторимой формой полуоткрытых губ, под которыми виднелись безукоризненные зубы. В синих глазах пылал огонь страсти. Он понял, как смертельно боится ее потерять…

И вдруг, совершенно неожиданно, в его сознании всплыло тягостное воспоминание. Тот день он, еще мальчик тогда, провел на улице, играя с приятелями, а потом вернулся в свой дом, который навсегда покинула его мать. Он во всю мощь включил радио, потом телевизор, лишь бы заглушить тишину, которую она оставила по себе, и мыкался по дому, хватался то за учебники, то за еду. Докатился даже до того, что тихо сидел на диване и, закрыв глаза, пытался представить, что живет в большой счастливой семье, которая, ненадолго расставшись, в один прекрасный день вновь соберется в полном составе. Потом шли годы, и Саймон приучил себя к одиночеству, взял за правило никому не верить, ни к кому не привыкать, дабы не потерять нечто, дорогое его сердцу. Он смертельно боялся новых потерь. Но, встретившись с Ярдли, все-таки проворонил тот момент, когда можно было избежать этой угрозы, угрозы потери возлюбленной. Ведь если она покинет его, он вновь провалится в пустоту, и это будет особенно тяжело теперь, когда он чуть было не поверил в возможность счастья.

Тогда, тринадцатилетним подростком, он был слишком серьезным, слишком напряженным. Отец его много работал и не мог уделить достаточно внимания сыну. Фактически он был заброшенным ребенком, бродил по дому в поисках матери и не находил ее. Ждал ее возвращения и не дождался.

Повзрослев, Саймон решил возместить потерю, обзаведясь собственным семейством. Уж он-то позаботится о том, чтобы его семья жила в достатке и не развалилась из-за безысходной нужды. И в этом жизнь его обманула. Сколько же времени прошло с тех пор, как он утратил мечту о собственном семействе?

Он медленно извлек свою руку из-под свитера Ярдли, обнял ее, ощущая пальцами фактуру ткани, под которой трепетало теплое гибкое тело. Потом наклонился и положил голову ей на грудь. Господи, как громко колотится ее сердце!

А она, совсем как ребенка, гладила его по голове. Саймон закрыл глаза, но даже в этой разнеженности пытался понять, почему он так легко поддался ее соблазнительному очарованию? Ох как быстро рухнули все его умственные построения насчет сдержанности чувств! Стоило появиться этой непонятной женщине, как все доводы рассудка разлетелись в пух и прах. Ей тоже, как видно, было нелегко. Она тоже боялась. Неужели того же, чего и он? Возможности остаться с разбитым сердцем и пустыми руками?

И вдруг, будто угадав его мысли, Ярдли заговорила о своем страхе.

— Знаешь, Саймон, я боюсь того, что ты можешь сделать со мной. Физически мы подходим друг другу, вспыхиваем друг от друга, как порох, брошенный в костер. Но вот мы распадаемся, и это недолговечное пламя сразу угасает в тебе. Это меня и пугает, я чувствую, что ты вновь взял себя в руки и охладел. Меня то и дело охватывает страх, что ты вот-вот переменишься. Весь этот уик-энд мне казалось, что именно так и случится после того, как он закончится. Я не считаю, что между нами существуют какие-то барьеры, не понимаю даже, почему я должна убеждать тебя в этом, но твоя вечная настороженность ранит меня, ибо ты сам воздвигаешь между нами барьеры.

Саймон поднял голову и посмотрел на нее.

— Это ты все время пытаешься отгородиться от меня. Назови это барьерами или как угодно. Я ведь слышал, как ты заскрипела зубами, когда мы с Мими встретились в прихожей.

— Момент, сознаюсь, был напряженным. Но я уверена, что ситуация, возникшая из-за статуэтки, наших с тобой отношений не должна касаться. Неужели ты думаешь иначе, Саймон?

— Спасибо, что хоть сейчас поняла это.

— Саймон, я почти способна понять, почему ты испытываешь потребность тиражировать нашу статуэтку. Я вижу, что ты уверен в своей правоте, и восхищаюсь тем, как решительно ты действуешь, осуществляя задуманное. Но у нас есть проблема гораздо более серьезная, чем какая-то фарфоровая куколка. Я живу и всегда буду жить в Киттридже, ничто не заставит меня уехать отсюда, разве что я сама захочу этого. Ты должен смириться с этим. Когда мы вместе, ты не думаешь об отношениях между нашими компаниями. А когда мы расстаемся, ты сразу вспоминаешь о них, и замыслы твои весьма недружественны.

— Это не относится к тебе. Особенно теперь.

— Вот-вот, именно об этом я и говорю. Но моя семья это часть меня самой, как ты не поймешь! Я знаю, что Мими далеко не святая, но она искренне полагает, что при сложившихся обстоятельствах поступает наилучшим образом. Не суди ее слишком строго. Я очень хорошо к тебе отношусь, и мне хотелось бы, чтобы вы с ней нашли общий язык.

— Тебе пора возвращаться. Ты обещала Мими чаю, боюсь, что она ждет его не дождется.

— Доброй ночи, Саймон, — грустно проговорила Ярдли, направляясь к входной двери.

Он взглянул на дом как раз в тот момент, когда в одном из окон задернулась штора. Мими. Она следила за ними.

Ярдли поставила на поднос чайник, чашку с блюдцем, сахарницу, молочник и положила рядом с салфеткой цветок, сорванный ею с клумбы перед портиком. Все это она делала не торопясь, стараясь, чтобы лицо ее успокоилось и не выдало бабушке того огорчения, которое доставил ей разговор с Саймоном.

Она любила этого человека как никого никогда не любила. Более того, по его взглядам и прикосновениям она чувствовала, что он отвечает ей взаимностью. Ох, если бы только он сказал ей, что любит ее, все остальное тогда просто не имело бы значения. Но он не мог или не хотел признаться ей в этом, отчего она чувствовала себя опустошенной. Нет, она не должна давать волю своим чувствам, не будучи уверена, что тоже любима. Безответная любовь представлялась ей чем-то совершенно недопустимым. И она была уверена, что сумеет обуздать свои чувства.

А может, Селина права? Ярдли никак не могла отделаться от этой мысли. Разве не мог Саймон завладеть ее душой и телом только для того, чтобы с большей легкостью достичь своей цели? Иначе говоря, пока она будет таять в его объятиях и предаваться бесплодным мечтам, забросив дела собственной фирмы, он быстренько состряпает все это дельце с распродажей, после чего она станет ему не нужна.

Нет, она должна хорошенько все обдумать и в следующий раз знать, чем можно остановить его. Конечно, она любит его, но не настолько же поглупела, чтобы позволить ему повредить ее компании, имеющей прекрасную репутацию.

В кухню вошла Селина, за которой проворно семенил Кэйси. Она рассеянно взглянула на поднос, который приготовила для бабушки Ярдли.

— И часа не прошло, — раздраженно сказала Селина, — как Мими вернулась домой, а уж взяла меня в оборот насчет свадебных приготовлений, тебя же заставила возиться с ее чаем, спугнув Саймона.

Ярдли мягко взглянула на сестру и постаралась ее успокоить.

— Она опасается, что ты уедешь, так и не позволив ей сыграть тебе свадьбу. Я, по правде говоря, тоже. И Саймона, к твоему сведению, на ночь здесь оставлять я не собиралась.

Селина нахмурилась.

— Ты просто не хочешь меня слушать. Да ей наплевать на меня, просто она хочет устроить представление для друзей, чтобы все знали, какая я порядочная женщина.

— Селина, ты нечасто у нас бываешь, но всякий раз очень строго осуждаешь все поступки и намерения Мими.

Селина пожала плечами.

— Ты не допускаешь, что я и приехала лишь для того, чтобы навестить свою бабушку? Может, мне необходимо с кем-то поговорить. Вас же обеих заботит лишь одно — замужем я или нет. Вы хлопочете о благопристойности моего поведения и о том, что скажут обо мне в обществе, и до откровенного родственного разговора дело просто не доходит. А что я чувствую и переживаю, никому не интересно.

Во взгляде Ярдли на сестру сквозило удивление и озабоченность. Почему возвращение Мими так на нее подействовало?

— Я бы с удовольствием выслушала тебя, но ты же ничего не говоришь. Ты сама знаешь, что я люблю и тебя, и Кэйси, и хочу, чтобы вы оба были счастливы, имея кого-то, кто будет любить вас и защищать от всех жизненных напастей. Ведь ты наверняка думала, что все это может дать тебе Бо, раз согласилась выйти за него замуж. Лично мне кажется, что ты боишься Бо, боишься любви и реальной жизни с человеком, который, по всему видно, дорожит тобой и хочет, чтобы ты зажила с ним стабильной жизнью. Неужели воспоминания о прошлой любви тебе дороже, Селина?

— Ох, и кто это говорит? Тоже мне знаток психологии.

Ярдли не обратила внимания на ее резкость.

— Знаешь, у тебя с Бо нет никаких причин уезжать в Теннесси. Бо найдется работа и здесь, и вы все трое можете остаться. Мы с Мими поможем тебе возвратиться в школу…

— И мы все трое вынуждены будем провести остаток жизни под надзором Мими?

— Вы все трое можете обзавестись собственным домом. Я предоставлю Бо хорошую работу.

Селина бросила на сестру удивленный взгляд.

— Ты собираешься предложить Бо работу? На своей фабрике?

— Почему бы и нет? У него, конечно, может и не быть опыта работы с керамикой, но я сама готова учить его…

Селина расхохоталась, потом потрепала сестру по плечу.

— Я люблю тебя, Ярдли. Это даже забавно, что мы так с тобой сблизились, хотя практически происходим из разных семейств. Мы должны были бы чертовски завидовать друг другу.

— Я и завидовала иногда — и тебе, и папе, и Франческе.

— А знаешь, почему папа уехал из Киттриджа? Он долгое время лишь о том и думал, как бы вырваться на свободу и зажить собственной жизнью. Хотел, чтобы мы росли в реальном мире, а не в маленьком царстве деда, где все имеют правильную работу, правильных друзей, правильных женихов для подрастающих внучек. А папа стремился научить нас независимости и самостоятельности.

— Отец никогда не говорил мне этого.

— Он боялся, что уже потерял тебя, поскольку ты принадлежала Джерриду и Мими. Даже когда твоя мать была еще жива, они всегда старались присвоить тебя, задаривали дорогими игрушками и одеждой, решали, в какой школе тебе учиться.

— Но когда умерла мама, со мной рядом были они, а не отец.

— Ты вот сочувствуешь Мими, потерявшей мужа, а задавалась ли ты когда-нибудь вопросом, что пережил папа после смерти твоей матери? Когда это случилось, папа был гораздо моложе Мими, и он лицом к лицу столкнулся с тем, что остаток жизни должен провести без женщины, которая, как он думал, будет с ним всегда.

— Я была слишком маленькой, чтобы понимать такие вещи. А теперь, когда Мими состарилась и в конце жизни осталась одна, я не могу не сочувствовать ей.

— Приглядывай за ней, Ярдли. Если у вас с Саймоном в самом деле родилась любовь, не позволяй ей встать между вами.

— Прости, Селина, но с этим я как-нибудь разберусь сама.

— Рада слышать. Но вот о чем я хочу попросить тебя, сестренка. Не предлагай Бо, чтобы он работал на тебя. Неужели ты не понимаешь, единственное его желание забрать нас с Кэйси и укатить отсюда подальше. Он уже понял: Мими заботит лишь одно, как бы поскорей благословить нас, а остальное ее трогает мало.

Какое отношение к Мими имеет Бо? — удивленно спросила себя Ярдли. Чем его-то она не устраивает? Может, задела его гордость? Но, не найдя ответа, взяла поднос и направилась к лестнице. Да и что ломать себе голову, все само как-нибудь решится.

Носком туфли, поскольку руки у нее были заняты, она постучала в дверь Мими.

— Входи, дорогая, — отозвалась та.

Ярдли бедром толкнула дверь и вошла. Портьеры были задернуты, в спальне горел свет. Мими в хлопчатой ночной рубашке цвета шампанского сидела в постели, откинувшись на подушки. Без косметики ее лицо на фоне ярких узоров постельного белья выделялось болезненной желтизной. Поставив поднос на столик у стены, Ярдли налила в чашку чай.

— Я приготовила твой любимый, с ароматом корицы.

— Спасибо, милая, — ответила Мими, повыше садясь в подушках. — Я не собиралась еще ложиться, хотела поболтать с тобой, но, кажется, совсем расклеилась в эти дни. Сил хватило только на то, чтобы раздеться и завалиться в постель.

— У нас будет время поговорить. — Ярдли присела на краешек матраца. — Ты что-нибудь приняла от головной боли?

— Ох, приняла. Да только все эти пилюли никогда не помогают. Дорогая, должна сказать, что ужасно о тебе беспокоилась.

— Беспокоилась? — переспросила Ярдли.

— Видишь ли, когда мне сказали, что ты появилась на осеннем балу с молодым мистером Блаем, то я, должна сознаться, была просто шокирована. Все, что этот человек делает, заведомо направлено против нашего семейства. Он последний мужчина на земле, в обществе которого я хотела бы тебя видеть. Но потом я немного успокоилась, поняв, что ты решила очаровать его с тем, чтобы он отказался от своих злодейских замыслов. Я даже ожидала получить от тебя вскорости добрые вести. Но когда открыла сегодня утром газету, то ужаснулась, увидев, что он и не собирается отказываться от своих намерений! Ярдли, только не говори мне, что этот кретин покорил твое сердце.

— Он не кретин, Мими. И потом, я ведь еще до твоего отъезда говорила тебе, что мне не по душе вся эта затея с похищением формы и что больше ни на что подобное я не пойду.

— Ну, хорошо, ладно… Но тогда объясни мне, ради всего святого, что он делал здесь, в нашем доме, сегодня вечером?

— Он привез меня домой.

— Домой? Откуда? И почему это у тебя появились от меня тайны? Ты ведь с малых лет всегда во всем советовалась со мной.

— Да, Мими, мы с тобой всегда понимали друг друга. Надеюсь, и сейчас ты поймешь меня. Саймон весьма заинтересовал меня.

— Но он вовсе не принадлежит к тому сорту мужчин, которые могут тебя интересовать. Он тебе не пара. Правда, глядя на мистера Блая, можно понять твое увлечение, но ты уравновешенный и здравомыслящий человек и не можешь не видеть, что он из себя представляет. Уж взять хотя бы то, что он задумал отомстить твоему дедушке.

— Почему дедушка всячески старался задержать разрешение на учреждение Саймоном собственной компании? Ведь он уже был сильно болен. Не могу понять, с какой стати это его так заботило.

— У нас в городке и так не слишком много работы, а тут, представь, появляется еще и конкурирующая фирма. Твой дедушка был просто…

Ярдли сузила глаза.

— Он был умирающим стариком, почти уже не способным двигаться, разве не так? Ведь это была твоя идея — остановить Саймона?

Лицо Мими приняло выражение, которое подтверждало подозрения Ярдли. Правда бросила ее в дрожь.

— Он где угодно мог основать свое предприятие! Почему обязательно здесь? Это наш город и всегда будет нашим.

— Это не только наш город. Множество других людей живет в нем, и им нужны рабочие места, магазины и все, что нужно для нормальной жизни. С появлением «Эвергрин Имиджес» у специалистов по фарфору появились еще кое-какие возможности, а раньше, если мы сокращали производство, им грозила безработица.

— Мерси, детка. Вижу, он здорово успел запудрить тебе мозги, если ты отворачиваешься от собственной семьи.

— Нет. Я не говорю, что он во всем прав. Но Саймон Блай убежден, что борется за справедливость. Нельзя же, в самом деле, думать только о себе. И почему ты считаешь, что он хуже, чем дедушка?

— Значит, ты намерена спокойно смотреть, как он перешагнет через всех нас? Позволишь ему разрушить репутацию, которую долгими годами тяжкой работы создавали твой дед и прадед? Джеррид оставил компанию в твоих руках, Ярдли, потому что он верил в тебя. Он не сомневался в твоих добрых чувствах к нему и преданности делу. Ты никогда не была такой легкомысленной, как Селина. Подумай, что бы сказал Джеррид, если бы он видел тебя теперь? И если бы послушал, что ты говоришь.

— Есть один способ остановить Саймона. И я сделаю все, чтобы забрать у него сельскую девушку. Но я позабочусь об этом сама, а ты ни о чем не тревожься.

Мими одарила внучку блаженной улыбкой.

— Милая, в тебе так много от Джеррида.

— Я сделаю это, потому что мы в своем праве. Только никогда не проси меня вмешиваться в бизнес Саймона. Этой глупости надо положить конец. Он создал производство, и пусть оно будет.

— Ох, не знаю, дорогая, не знаю. Ты молода и доверчива, а я довольно повидала таких, как Саймон, они приходят и уходят. Нагребут полные карманы денег и думают, что у них уж весь мир в руках. Дерзкие, нахальные и не очень умные, у них недостаточный запас прочности и выносливости, которые потребны, чтобы удержать полученное и построить будущее. Мелькнут, нашумят и исчезают, будто их и не было. Да, не спорю, мистер Блай теперь, как говорится, на коне. Но когда пыль уляжется, он вернется к тому, с чего начал, вернется туда, откуда пришел, и ничем другим не станет, кроме как бездельником без гроша в кармане. Тогда, возможно, ты и поймешь, как я была права.

Ярдли удивленно повернулась к бабушке.

— Мими, я не могу допустить, чтобы Саймон нам досаждал. Но я не собираюсь разорять его. Ему слишком тяжело досталось то, что он создал. И его финансовое положение никак не влияет на мое отношение к нему. Меня не волнует, разорится он или нет.

— А вот его-то это волнует. Я, во всяком случае, не сомневаюсь в этом. С тобой он прекрасно может прожить и на денежки Киттриджей. Не исключаю даже, что это входит в его планы.

Ярдли встала, лицо ее вспыхнуло. Она не могла поверить, что ее бабушка способна на такую грубость.

— Как ты можешь даже предполагать такое?

— Мы с Джерридом, детка, всегда хотели для тебя самого лучшего.

— Саймон и есть для меня самое лучшее. Пожалуйста, прошу тебя, узнай его получше, возможно, твое отношение к нему изменится.

Вдруг Мими поморщилась.

— Что? Тебе плохо? — воскликнула Ярдли.

Все еще морщась, Мими махнула рукой.

— Ничего, детка. Просто спазм.

Ярдли с тревогой смотрела на побледневшее, искаженное болью лицо. Старуха выглядела просто ужасно. Забрав из ее рук чашку, она сказала:

— Тебе надо немного отдохнуть. Поговорить о делах мы всегда успеем. Время терпит.

— Ох, смотри не попадись в силки этого человека, дорогая. Он использовал твоего дедушку, научился у него искусству лепки, а потом обернул это против него же. Неужели ты думаешь, что он и тебя не сможет использовать в своих интересах?

Перехватив огорченный взгляд бабушки, Ярдли не стала возражать, просто помогла ей удобнее устроиться в постели. Любя эту старую женщину, она испытывала чувство вины, что расстроила ее.

— Спокойной ночи, Мими, — проговорила она. — Когда я вернусь, запру дверь на цепочку.

— Ты что, едешь к нему?

— Нет. Мне обязательно надо побывать в офисе. Есть кое-какие неотложные дела. Послушай, ты ведь поговоришь завтра с Селиной, не так ли? Мне кажется, она нуждается в твоем совете, в твоем участии. Она немного не в себе…

Мими взглянула на внучку долгим и скорбным взглядом.

— Эта девочка и родилась немного не в себе. Конечно, я поговорю с ней, дорогая. Вопрос только, станет ли она меня слушать.

Ярдли выключила свет и тихонько прикрыла за собой дверь. Проходя по коридору, она поняла причину своего беспокойства. Если бы Саймон не хотел использовать ее для своего утверждения в обществе Киттриджа, она никогда бы не оказалась с ним на поле для игры в гольф. И ей вдруг непереносима стала мысль, что он и любовь с ней сотворил лишь для того, чтобы заручиться ее деловым расположением.

А иначе почему он до сих пор не сказал, что любит ее? Вот именно, он не говорит ей этого просто потому, что не хочет громоздить лишней лжи. Неужели ее догадка верна? Она вспомнила, как он неожиданно уронил голову ей на грудь, как тотчас расслабилось его напряженное тело. Сердцем она верила ему. Но умом понимала, что они соперники, конкуренты, и борьба на этом уровне — необходимое условие выживания.

Подхватив пальто, сумочку и ключи от машины, Ярдли вышла из дома. Чистое небо над головой было чернее бархата, на нем эффектно сияли и переливались бриллианты звезд. Она включила мотор. Можно прямо сейчас оказаться в постели Саймона. Так трудно устоять против этой мысли! Выехав на пустынную трассу, она вскоре оказалась возле его дома. Искусная резьба на камне и множество стеклянных поверхностей, вмонтированных в современные архитектурные формы. Саймонова крепость на холме. В окнах горел свет. Что он сейчас может делать? Скорее всего, работает.

У ворот Ярдли остановила машину. Позвонить? Откинувшись на спинку сиденья, она перевела дыхание. Нет, она не помчится к нему сломя голову. Нельзя позволить своему сердцу и своей плоти диктовать тебе поступки. Но как трудно им противостоять!

Грант никогда не владел ее душой в такой степени, как овладел ею Саймон. Ее тело никогда не испытывало такого влечения к Гранту, какое оно испытывает к Саймону, и никогда не получало такого удовлетворения, какое давал ей Саймон.

Как ей хотелось оказаться сейчас у него, отдаться его ласкам! Но было нечто гораздо более важное, чем просто физический контакт. Видит Бог, она хочет прикоснуться к его душе, вытащить из той непроницаемой оболочки, в которую он запрятался от всего, что грозит его чувствам, ибо знает, что он вовсе не холодный и не высокомерный, что там, в глубине, он очень добрый и нежный. Она закрыла глаза. Саймон Блай был тем мужчиной, за которого она с удовольствием вышла бы замуж. Тем мужчиной, чьих детей она с радостью вынашивала бы, чтобы потом они вместе, во взаимной любви и согласии, следили за их взрослением.

Она нуждается в большем, чем он может ей дать. Теперь Ярдли особенно четко осознала это.

Развернув машину, она нажала на педаль газа и помчалась в сторону офиса «Коллекции Киттриджей».