Саймон позвонил, а затем с досадой пнул ногой нижнюю планку двери, с каким-то суеверным ужасом ожидая, что ему сейчас откроет чуть ли не сам Джеррид. Призрак выскочит и уставится на него гибельным взглядом, как то пугало, что торчит на балюстраде в нескольких футах от дверей. Какого черта его занесло в этот дом? В сделке, которую он заключил с Ярдли, не было пункта, обязывающего его явиться сюда. Ничего себе! Приперся на обед в дом Джеррида Киттриджа!

Вся вторая половина дня была пасмурной, промозглой, словом, просто ужасной. Желтоватый свет едва просачивался из окон дома, в который он пришел. Зато соблазнительные ароматы стряпни проходили, казалось, сквозь толстые стены этого степенного особняка. Но совсем не возможность вкусно поесть приманила его сюда. Он стоял перед дверью, за которой находилась Ярдли Киттридж, как влюбленный подросток, потому что она была самой невероятной, самой интригующей женщиной, которую он когда либо встречал, и настолько поразила его воображение, что он не мог позволить ей вот так вот взять и просто исчезнуть из его жизни. Он хотел держать ее в своих объятиях, хотел видеть ее в своей постели, хотел видеть, целовать и ласкать повсюду, где только возможно.

Она всегда нравилась ему. Но он совершенно не был готов к тому физическому и эмоциональному удару, который она нанесла ему прошлой ночью. Никогда еще не обладал он столь нежным и женственным созданием. Ни одна женщина никогда не потрясала его так основательно, ни одна не оставляла его в столь диком безумии непреходящего желания видеть ее вновь и вновь. Он желал ее так же отчаянно, как желал обрести влияние в обществе и разбогатеть. А то, что она внучка Джеррида, было ехидной ухмылкой судьбы и только усугубляло смятение его чувств. Но Джеррид уже покойник, он не сможет ни спрятать ее, ни заставить от нее отказаться.

Вчера, собираясь на осенний бал, он и вообразить себе не мог, что до такой степени потеряет контроль над собой. Обычно в таких ситуациях он никогда не терял головы и понятия не имел, до какой степени был прав. Ведь вот стоило один раз дать волю чувствам — и остановиться уже казалось невозможным. Он еще мог допустить, что она столь же прельстительна, сколь и прелестна, но совершенно неожиданно был сбит с толку силой ее чувств, если не сказать, страстью. Она перевернула всю его жизнь, и он понятия не имел, что ему теперь со всем этим делать. Атакованный поочередно то резкими замечаниями, то неожиданной нежностью и чувственной притягательностью, он все свои силы бросил на самозащиту. Принялся жаловаться на судьбу, потом опять завелся из-за этой клятой формы, будто от нее зависела по меньше мере его жизнь…

Отбросив волосы назад, Саймон подумал: не уйти ли ему, пока еще не поздно, от этих дверей? Стишком уж настойчиво ворвалась Ярдли в его жизнь, чтобы ждать от этого добра. Уверения, что она не хочет больше иметь с ним дело, только возбудили его желание видеть ее. А она, вместо того чтобы прогнать его, согласилась, чтобы он пришел к ним на обед. Он всегда думал, что его тип женщины — это существо, которое целиком и полностью во всем с ним согласно, а вовсе не фурия, способная вонзить нож в спину, стоит лишь отвернуться. К тому же Ярдли слишком предана Мими и памяти своего деда, чтобы он мог доверять ей. Но хватило одного вечера, чтобы он возжелал разделить с ней все, что имеет. А это, по здравому размышлению, опасно.

Воображение его настолько воспалилось, что в мозгу поплыли образы прошлого. Перед внутренним взором явилась мама, поющая и улыбающаяся, увлекающая его и Гленна в свой танец. Даже в те дни, когда ей нечего было подать на стол, она способна была создать иллюзию, что они переживают самые лучшие времена.

Впрочем, для него это и было лучшим временем. Ведь потом она внезапно исчезла, и дом без нее опустел, лишился голоса и постоянного грохота рок-музыки, передаваемой с утра до ночи местной радиостанцией и принимаемой ее портативным радиоприемничком. А теперь он даже не знал, жива ли она еще. Если жива, то он надеялся, что она встретила человека, способного покупать ей красивые платья и водить на танцы каждый субботний вечер. Саймон помнил ее в вечных линялых джинсах и потрепанных свитерах.

Он пытался простить ей то, что она бросила их, потому что был тогда слишком юным, чтобы понимать, что именно произошло между его родителями. Но она не должна была забирать с собой его маленького братца, навсегда разлучив их. Вот этого он простить ей не мог…

Дверь открылась, и Саймон, вмиг забыв все свои мысли, уставился в красивое лицо Ярдли. Ее золотистые волосы светились под светом лампочки, а синие глаза стали еще синее от темно-синего цвета свитера, подчеркивавшего белизну и нежность ее кожи. Его тело напряглось от одного взгляда на нее. Всю ночь и весь день он пытался убедить себя, что не захочет ее опять, а сейчас вдруг понял, как смешны и нелепы были эти уговоры.

— Я слишком рано? — спросил он, поскольку она все еще молчала.

— Нет-нет, как раз вовремя. — Она отступила немного и добавила: — Проходите, Саймон.

Блай обрадовался тому, что она назвала его по имени, хотя особенной сердечности в ее голосе не было. Он вошел в дом и увидел малыша, неотступно следующего за ней. Дом излучал тепло и смешанные запахи мебельной полировки, горящего дерева и соблазнительных ароматов стряпни, доносящихся с кухни. И все же, несмотря на уют, приветливо зовущие в свои лона кресла, массивную старинную мебель, великолепные бра, украшающие стены, канделябры и вышивки, он чувствовал себя здесь неловко, ни на минуту не забывая, что этот дворец — прибежище Джеррида Киттриджа и его клана. А он-то всегда воображал себе, что такой человек должен жить в некой темной пещере, как великан-людоед. Но великана не было, а была Ярдли, которая смотрела на него, как маленькая птичка, оказавшаяся лицом к лицу с рысью.

— Хэлло, Кэйси, — приветствовал он малыша, выглядывающего из-за нее. — Я тебе что-то принес. — В глазах Ярдли вспыхнула искорка интереса. Он подмигнул ей, чем немало ее смутил. — Это там, за дверью. Сейчас принесу.

Саймон вышел и тотчас вернулся с огромной пустой тыквой, глазастой и ухмыляющейся. Он испытывал некоторую неловкость, что притащил ее сюда. Но смущение его вмиг испарилось, когда он увидел, как восторженно загорелись глаза малыша и как весело тот захлопал в ладоши.

— Селина сказала, что вы обожаете такие вещи.

— Я уже, кажется, говорила вам, что Селина слишком много болтает, так что нечего ее особенно слушать.

— Прямодушие вашей сестры так освежает… Ну, ладно, тогда я вынесу свое подношение за порог.

Ярдли придержала для него дверь. Саймон вытащил тыкву из дома и вернулся, обнаружив, что она стоит все там же и ожидает его. Он тоже постоял, потом сказал:

— Прошу прощения, не сочтите за любопытство, но мы что, так и будем здесь стоять?

Она откинула со лба непослушную прядь волос.

— Нет, что вы! Вы тут устраивайтесь поудобнее, а я пойду помогу Селине на кухне. Могу я предложить вам что-нибудь выпить?

Такая обидно-холодная вежливость.

— Нет, спасибо, не беспокойтесь.

Саймон уселся в кресло и решил, что постарается совсем не думать о том, что произошло между ними вчера. Просто сидел и вдыхал приятные запахи домашней стряпни. Все, что он мог, это следить за Ярдли, восхищаясь ее прелестными движениями, нежным выражением ее лица, когда она разговаривала со своим племянником. Расслабившись, она становилась прехорошенькой. Но, заметив, что он наблюдает за ней, сразу же насупилась, потеряв естественность, которая так красила ее.

Он понимал, что у нее были причины для столь настороженной сдержанности. Их знакомство весьма недружественно началось с ее незаконного вторжения, ей пришлось пережить довольно неприятные минуты его гнева и даже издевки, которые были вызваны ее действиями. А потом эти ошеломляющие, захватывающие дух минуты на поле для гольфа. Его жаркая сила стремилась наполнить своим естеством ее недра. И это желание не покидало его и теперь. Ему никогда уже не забыть ни упоительной радости видеть ее нежные черты, искаженные страстью, ни своей уверенности, что только он смог зажечь в ней эту страсть и заставить ее пережить невероятные мгновения экстаза.

Ох, чего бы он только не сделал для этой женщины, если бы она только позволила ему! Они были бы сказочно счастливы, если бы она преодолела свою приверженность к пережиткам, все еще сохраняющимся в Новой Англии, и то высокомерие высших классов, наличие которого он подозревал в ней. К тому же Мими, вероятно, с самых юных лет вбивала ей в голову, что любовные утехи могут радовать только шлюх, а пристойные женщины просто терпеливо исполняют свой супружеский долг.

Неужели она ненавидит его только за то, что он составил конкуренцию фирме «Коллекция Киттриджей», которая не имела прежде конкурентов? А может быть, просто потому, что он не принадлежит к разряду респектабельных мужчин, выбор одного из которых с удовольствием одобрило бы ее семейство?..

Восседание за длинным обеденным столом с зажженными свечами и ведение неспешного разговора о погоде приводили Саймона в бешенство. Ему бы счесть вчерашнее событие просто приятным приключением и благополучно заняться своими делами, а он метался все утро как сумасшедший и теперь вот приперся сюда.

— Еще картошки, Саймон?

Он поднял глаза и увидел над фарфоровой чашей, в которой исходил паром картофель, улыбающееся лицо Селины.

— Нет, спасибо, я уже сыт. Все было очень вкусно, особенно тушеное мясо. Интересно, кто его приготовил?

Отставив чашу, Селина проговорила невинным голосом:

— Саймон, бросьте притворяться, будто вы не догадываетесь. Да Ярдли превзошла сама себя, готовя воскресный обед.

Та, чуть не поперхнувшись молоком, быстро поставила чашку на стол, после чего воззрилась на сестру. Селина улыбнулась ей как ни в чем не бывало. Ярдли схватила с коленей салфетку, смяла ее и швырнула на скатерть, после чего повернулась к Саймону и раздраженно сказала:

— Все это готовила Селина, я и пальцем ни до чего не дотронулась!

Саймон встретил ее взгляд.

— Но я не для того пришел сюда, чтобы выяснять, умеете ли вы готовить.

Селина встала из-за стола и критически осмотрела Кэйси, сидевшего рядом с ней на стуле с подложенной стопкой телефонных книг. Затем склонилась к нему и развязала тесемки его передничка.

— Ты посмотри только, как ты весь перемазался. Самое время искупать тебя и уложить спать. — Она подхватила его на руки и направилась к лестнице. — Ребята, вы как-нибудь обойдетесь без меня несколько минут?

Как только она скрылась наверху, Ярдли встала, придвинула стул к столу и спросила:

— Саймон, зачем вы пришли?

Голос его прозвучал низко и глухо.

— Если бы я сам это знал. — Он поднялся, отставил стул в сторону и, предприняв длинное путешествие вокруг стола, приблизился к ней. Ему так хотелось хотя бы прикоснуться к ней, что, когда она попыталась отвернуться, он взял ее двумя пальцами под подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. — Вчера кое-что случилось, не правда ли? Кое-что такое, чего уже нам не удастся предать забвению. Ни мне, ни вам. Так что же притворяться? В конце концов, не настолько уж это ужасно, согласитесь, Ярдли. Я не настаиваю ни на чем, если вы не хотите. Но знайте, для меня это было каким-то невероятным чудом.

Ее глаза вдруг переполнились слезами, и он страшно огорчился, что причинил ей боль, это совсем не входило в его намерения.

— Чистое безумие… — прошептала она. — Да, согласна, это было просто восхитительно. Вы пришли затем, чтобы услышать мое признание? Должно быть, вы подумали бы, что я лжива, не сознайся я в этом. Но я не намерена иметь с вами дело только потому, что между нами возникло некоторое плотское влечение. Я хочу выйти замуж, нарожать детей и вступить в учительско-родительскую ассоциацию Киттриджа, я и вернулась сюда, чтобы выполнить все это. То, что произошло вчера, было шагом в неправильном направлении, вот почему я сожалею о случившемся. У нас с вами нет ничего общего, мы не любим друг друга.

— Разве я говорил, что не люблю вас?

— Вы ненавидите мою семью и все, что мне дорого.

— У меня были трудности только в отношениях с вашим дедом. До тех пор, правда, пока вы не перелезли через мою ограду.

— Селина тоже его внучка, однако вы, как мне кажется, симпатизируете ей.

— Да, нам с Селиной нечего делить. — Он придвинулся к ней поближе. — Хорошо. Скажите мне, что прошлая ночь для вас рядовое событие, что такие вещи ничем не могут тронуть вас, и я оставлю этот дом навсегда. Видите ли, Ярдли, моя трудность заключаются в том, что я не понимаю наших отношений. Вы мне не говорите всего, я это чувствую. Но если вы откажетесь говорить со мной, я никогда не узнаю, как вы ко мне относитесь на самом деле.

Ее сердитый вид противоречил тому, что она ему ответила.

— Прежде со мной никогда не происходило ничего подобного. Я даже не знала, что так бывает.

Саймон обрадованно улыбнулся.

— Поймите же, я хочу одного, чтобы это повторялось с нами вновь и вновь. Вы такая страстная, Ярдли, такая красивая, я даже не знаю, чего в вас больше. Я так хочу, чтобы мы были вместе…

— Нет, это невозможно.

Он погладил ее подбородок.

— Ярдли, неужели вы хотите променять все чудеса вселенной на сомнительные радости членства в учительско-родительской ассоциации? Я не верю, что такая женщина, как вы, может искренне говорить подобные вещи.

Дыхание ее участилось, и он заметил легкую дрожь, охватившую ее тело. Боже, как она восхитительно пахнет! Осенний аромат тропических цветов… Он склонил голову и, почти касаясь губами ее макушки, задумчиво проговорил:

— Я пришел сюда с намерением доказать вам, что мною владеет не только желание вновь обладать вами. Но все это, как я вижу, тщетно. Природу обмануть невозможно. С той самой секунды, как вы открыли дверь и я увидел вас, меня не оставляет желание нашей близости, как ни стараюсь себя сдерживать. Я хочу вас. Хочу вас здесь и везде, хочу вас всегда и повсюду буду хотеть. И чувствую, что абсолютно не способен с этим справиться.

— Вы не должны так говорить, Саймон.

— Что, Ярдли, вы предпочитаете ложь? — сказал он, нежно поглаживая ее нижнюю губу большим пальцем. — Вы полагаете, что я смогу забыть прошлую ночь? Да знаете ли вы, сколь редкими и прекрасными качествами обладаете? И какие чувства у меня вызываете? И ваша аристократическая отчужденность, которая временами проявляется, только усиливает их. Я пришел сюда не для того, чтобы сидеть здесь над горшком с тушеным мясом и обсуждать погоду. Мне хочется увезти вас к себе домой и повторить то, что мы сделали вчера, только без песка.

Глаза ее засветились, а губ коснулась легкая улыбка.

— Да уж, песок — это ужасно.

Он улыбнулся ей в ответ.

— Чистые полотняные простыни безусловно подходят для этого гораздо лучше.

Истосковавшийся по ней, он захватил ее губы своими и наслаждался их нежностью. Прижав Ярдли к себе, Саймон углубил поцелуй, ища языком сладостную тайну ее рта. Рука его скользнула под свитер, он приподнял его и коснулся шелковистой кожи, но тотчас остановил себя и резко отпрянул от нее.

Вспыхнувшая и почти бездыханная, она уставилась на него потемневшими и округлившимися синими глазами.

Останавливаться на полпути было не в его обычае, но он собрал все свои силы и отступил.

— Заметьте, я не обещаю вам златых гор и молочных рек с кисельными берегами, вы слишком умны, чтобы верить обещаниям, даваемым в такую минуту. Просто поедемте ко мне, Ярдли. Сейчас же.

Она покачала головой.

— Я и так уже… Нет, Саймон, и не просите.

— Ну что ж, дело ваше, дорогая. В таком случае мне лучше вернуться восвояси. Поблагодарите от меня Селину за превосходный обед. Где тут мой пиджачок, я его захвачу, пожалуй…

— Саймон, простите, если я внушила вам напрасные надежды. Видит Бог, я не хотела этого.

— Ничего, я подожду. Может, вы еще перемените свое решение.

— Никогда!

— Посмотрим. Спокойной ночи, бэби.

Все еще находясь в замешательстве от его поцелуя, Ярдли смотрела, как Саймон забирает с вешалки в прихожей свой пиджак и уходит. Она понимала, что прийти сюда, в дом ее деда, на званый обед было для него совсем не просто. Но она не могла поверить, что он надеялся утащить ее отсюда в свою постель.

Его запах все еще оставался на ее одежде, а губы помнили вкус его поцелуя. Почему она так боится чувств, которые к нему испытывает? Да потому, напомнила она себе, что он оставил ее сердце разбитым вдребезги. А сейчас даже не предпринял особо настойчивых попыток действительно увезти ее к себе. Нет, он решил, что раз уж они поладили, то дело в шляпе и с этим можно и не спешить.

Ярдли должна была бы чувствовать себя несчастной. Однако, разобрав ситуацию по пунктам, она втайне ликовала. Возможно, приглашение женщины в спальню было для Саймона Блая единственным способом, каким он мог изъяснить свои чувства.

Пройдя в столовую, она решила собрать грязные тарелки и приборы. Прекрасно, будет чем занять остаток вечера. Но не успела взяться за первую тарелку, как зазвонил телефон. Зная, что Селина купает Кэйси, она сняла трубку.

— Алло.

— Привет, дорогая. Ну, как прошел бал?

Вот оно! Теперь придется объясняться с бабушкой. Как она и предчувствовала, этого не избежать.

— Бал как бал, Мими. Расскажу подробнее, когда ты вернешься.

— Ну, хорошо, я потому и звоню, чтобы сказать тебе, что немного задержусь. Приехали Бетрэнды, и мы решили остаться здесь на праздники.

Понизив голос, Ярдли сообщила:

— Мими, к нам приехала Селина с Кэйси.

— Ох, вот память! Я собиралась в такой спешке, что забыла оставить тебе записку. Надеюсь, ты хорошо приняла их.

— Конечно, Мими. Но было бы еще лучше, если бы ты была здесь.

— Понимаю, родная, но тебе же известно, что в эти дни мне особенно тяжело оставаться дома. Столько горестных воспоминаний… Знаешь, с тех пор, как я сюда приехала, у меня ни разу не было головных болей.

— Хорошо, я рада, что ты чувствуешь себя лучше. Только не задерживайся там слишком долго. Селина хочет повидаться с тобой.

— Ох, ни о чем не беспокойся. Селина ведь еще не уезжает? Или она торопится?

— Конечно нет. И я рада, что имею компанию. Но есть кое-что, о чем нам с тобой обязательно надо поговорить.

— Надеюсь, ничего такого, что не терпит отлагательства?

— Нет. Это подождет.

— Ты еще не получила форму?

— Нет, Мими, Саймон утверждает, что она принадлежит ему. Разве я могу что-то сделать?

— О Господи, детка. Не сдавайся и убеди его в том, что он не прав. Заставь его думать, что идея вернуть форму принадлежит ему. В конце концов, должен же он понять, что ему не удастся разрушить нашу компанию. Не оставляй этого дела так.

— Нет, Мими, не беспокойся. Желаю тебе повеселиться и хорошо отдохнуть.

Положив трубку, Ярдли призадумалась. Если она действительно дорога Саймону, то с какой стати он будет разрушать ее семейный бизнес, мстя за свои обиды «Коллекции Киттриджей»? Но все же, все же… С чего она взяла, что он намерен путать дела своей фирмы с их личными отношениями? Он хочет затащить ее в свою постель. Но что из того следует? Разве это гарантирует, что их деловой спор разрешится сам собой?

Ярдли отмела образ постели, вызывающий у нее дрожь, ведь она хорошо теперь знала, какое наслаждение может он даровать ей. Интересно, чувствует ли он, как сильно она его хочет? Нет, она отказывается пустить свою жизнь под откос из-за чувственных удовольствий. После истории с Грантом она слишком хорошо знает, что этого допустить нельзя.

Саймон исчез из ее жизни так же внезапно, как и появился. Четыре долгих дня прошли без весточки от него. Ярдли уверяла себя, что весьма довольна этим. Она полагала, что он просто выжидает, когда она сама придет к нему. Ну, в таком случае он здорово ошибается, если думает, что урок минувшей субботы не пошел ей впрок. Она не просто не пойдет к нему сама, на нее не подействует и его призыв, когда бы он ни надумал позвать ее. Он должен понять наконец: она не шутила, говоря, что не желает становиться его игрушкой. Он, очевидно, способен найти себе для развлечения кого-то другого. Пусть это будет кто угодно, хотя бы та хорошенькая брюнетка, с которой она как-то видела его в городе.

О чем, собственно, волноваться? Ей и так хорошо. Мими уехала, зато появилась Селина со своим забавным птенчиком и даже согласилась немного задержаться с отъездом, так что ей, Ярдли, скучать не приходится. Надо будет постараться, чтобы Мими подписала все необходимые бумаги, тогда Селина получит свою долю в прибыли «Коллекции Киттриджей». Ей ведь совсем не помешают несколько лишних сотен долларов, особенно если она решит уехать от них и продолжать свою независимую, свободную жизнь. Но все же нужно попытаться уговорить ее остаться. Правда, Селина отказывается верить, что в ней здесь особо нуждаются. И Ярдли понимала, что сестра не воспримет ее предложение всерьез до тех пор, пока не услышит того же от самой Мими. Вот почему ей хотелось, чтобы бабушка поскорее возвратилась.

В четверг вечером Ярдли застала Селину только что вернувшейся из магазина.

— Купила материи, чтобы сделать Кэйси костюм для Дня Всех Святых, — сообщила она, доставая из сумки отрез оранжевого шелка в рубчик.

— Собираешься сама сшить ему костюм? — спросила Ярдли, огорченная тем, что Селина не позволила ей купить малышу готовый костюмчик.

Но Кэйси, в конце концов, не ее ребенок, а дитя Селины, так что не ей решать проблемы, связанные с его развлечениями.

Доставая из пакета выкройку, Селина сказала:

— А почему бы и нет? — Потом заговорщицки подмигнула. — Может, займешься с Кэйси, пока я раскрою ткань? Сама понимаешь, это не просто — присматривать за ним и одновременно решать столь трудную задачу, как кройка и шитье. А потом мы пойдем куда-нибудь и закажем себе пиццу.

— Прекрасно, — отозвалась Ярдли. — Дай мне только минут пять, я переоденусь.

Она пошла к себе и сменила строгую одежду, в которой была в городе, на старые джинсы, давно уже предназначенные только для дома, и свободный пушистый свитер.

Когда она вернулась, во взгляде Селины промелькнул чертик.

— Тебе я тоже кое-что купила. Сюрприз. Пойди поищи в ванной.

— Ну к чему это, Селина! У меня же все есть. Зачем ты тратилась?

Однако Ярдли все же заглянула в ванную и разразилась смехом при виде сюрприза — коробки с презервативами, возлежащей на полке среди бесчисленных баночек с кремами и флаконов с краской для волос, принадлежащих Мими.

Спустившись вниз, она спросила, уперев руки в бока:

— Надеюсь, ты хоть немного смутилась, покупая сей продукт в столь больших количествах? В таком случае, ты за свой подвиг заслуживаешь благодарности, сестричка.

— Да чего мне было смущаться, я ведь не для себя покупала. Ты же знаешь, я завязала с мужчинами. Так что я объяснила им там, что покупаю это для тебя.

— Ну, спасибо, Селли, удружила! Однако зря старалась, ты ведь видишь, Саймон с прошлого воскресенья ни разу не появился. Впрочем, меня это мало волнует.

— Да он появится, не переживай. Этого мужика надолго не хватит, даже если он и пыжится, внушая себе, как он счастлив, пребывая в гордом одиночестве. Вот посмотришь!

— Даже если он и появится здесь, я вряд ли выбегу ему навстречу с распростертыми объятиями. Его тут никто не ждет.

— Ладно, чего там загадывать, дорогуша. Как будет, так и будет. Я уверена, что все у вас кончится хорошо.

Ярдли повернулась к сестре.

— Действительно, давай оставим эту тему. Скажи-ка мне лучше, с каких это пор ты завязала с мужчинами? Знаешь, ведь мы не говорили с тобой по душам с тех пор, как ты последний раз была здесь. Рассказала бы, где была, что делала. Мне ведь твоя судьба не безразлична.

Прикусив нижнюю губу, Селина покачала головой.

— Ни о чем я не хочу рассказывать. И прошу тебя, ради Бога, не жалей меня. Я заполучила своего Кэйси и совершенно счастлива. Гляди, какой он у меня удачный вышел.

Ярдли внимательно посмотрела на сестру и заметила, что, несмотря на гордо расправленные плечи и бравый вид, глаза у той исполнены неподдельной грусти. Как, должно быть, она одинока, и как это ужасно — сильно любить кого-то, зачать от него ребенка, а потом растить этого ребенка без любимого, который должен был бы разделять с тобой все связанные с этим радости и огорчения.

Глубоко вздохнув, Ярдли сказала:

— Ладно, пойду займусь с Кэйси, а ты принимайся за свое шитье. И все-таки, Селина, хочу тебе сказать, что, как бы ни было тебе сейчас плохо, пройдет время и настроение твое изменится. Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы поверить, что ты до конца жизни хочешь остаться одна. Да, вот еще что, пожалуйста, убери из ванной эту коробку, пока не вернулась Мими.

— Почему ты так боишься, что она обнаружит у тебя явные признаки личной жизни?

— Единственный неблагоразумный поступок — это еще не личная жизнь, Селли. А если я действительно встречу кого-то и полюблю, то, думаю, Мими только порадуется за меня.

Но при этом Ярдли с печалью подумала о том, как далека будет Мими от радости и ликования, узнав, что ее внучка полюбила человека, который одним своим существованием несет угрозу благоденствию их семьи и фирмы.