Я заснула в кресле под завывание бури за окном. Наверху было две спальни, но у огня я чувствовала себя лучше. Время от времени я слышала, как Алекс расхаживает по комнате.

К рассвету метель прекратилась или, по крайней мере, ослабла. Алекс, судя по всему, задернул занавески. Я прошлепала к окну и выглянула сквозь щелочку на улицу. Снег, освещенный падавшим из окна светом, простирался насколько хватало взгляда, сливаясь с серой дымкой.

Я подумала о Викки, которой тоже пришлось пережить нечто подобное, – только она была одна, наедине с тайной, которую ей довелось узнать. И о Дженнифер Келтон: эта же тайна, видимо, довела ее до слез тридцать лет назад.

Кальенте.

«Это не важно», – сказала она про религиозную церемонию на свадьбе ее дочери.

Это уже не важно.

Алекс тихо дышал в кресле. Огонь угасал. Я подбросила в камин еще одно полено. Запас дров уменьшался. Похоже, придется нарубить еще. Будет весело.

Меня вновь разбудил запах бекона. Алекс был в кухне. Я встала и прошла туда, завернувшись в одеяло. Он сидел за столом и смотрел новости.

– Что происходит? – спросила я.

– Кое-что уже произошло.

– Надеюсь, они не вернулись?

– Нет. Все куда интереснее.

Алекс встал и направился в гостиную. Я последовала за ним. Он взглянул на полку, где лежало несколько книг.

– Сплошь дешевые романы, – заметил он.

– Угу.

– За исключением одной. – Он показал на кофейный столик, где лежала открытая книга большого формата. Я посмотрела на Алекса. – Это не простая книга, – добавил он.

Мы сели на диван, и он раскрыл книгу на титульном листе. «Их звездный час» Черчилля.

– Алекс, – сказала я, – мне кажется, на данный момент у нас есть проблемы поважнее.

– Это один из томов его «Истории Второй мировой войны». Ему цены нет.

– Прекрасно. Если выберемся отсюда, сможем заработать кучу денег.

– Чейз, «История» считается утраченной, кроме нескольких фрагментов. А теперь у нас есть целый том. Мало того, в переводе Кейфера. Я покажу тебе и еще кое-что.

Я подумала, что его завтрак стынет, но, когда Алекс был в ударе, не стоило говорить о банальных вещах.

– Взгляни. – Он раскрыл книгу на форзаце. Там стоял штамп «Библиотека администратора». – Эти бюрократы владели ею и даже не знали, сколько она стоит.

– Может, она принадлежала самому Килгору?

– Неужели он настолько глуп? Сомневаюсь.

Остальные утренние новости были самыми что ни есть обычными. Протест против налогов в какой-то Чампике, тройное убийство в Маринополисе. Несчастное происшествие при строительстве убежища на случай вторжения «немых», двое погибших.

Кроме бекона, Алекс ел яичницу и картофель по-домашнему. Я плотоядно посмотрела на него. Он улыбнулся.

– Извини, – сказал он. – Больше не осталось. Но у них есть крупа, что-то вроде овсянки. Можешь попробовать. Выглядит вполне прилично.

– Шутишь?

– В общем, да. На самом деле в кладовой полно продуктов.

Решив, что мне хватит тоста с корицей, апельсинового сока, яичницы и кофе, я передала заказ Келли. Честно говоря, мне не очень понравилось. Трудно сосредоточиться на еде, когда ждешь, что прилетит скиммер, кто-нибудь выйдет из него и поставит тебе ментальную блокировку.

Я не могла поверить, что такое осуществимо. Неужели можно наложить строжайший запрет, не дающий мне поступать по своей воле? У меня совсем не было желания проверять это на себе.

Прямо за окном тянулся обрыв. Я встала, подошла к окну и, приподнявшись на цыпочки, выглянула наружу, но не смогла разглядеть ничего, кроме дерева, росшего почти горизонтально на краю.

– Если будем падать, то с большой высоты, – заметил Алекс.

– Надо бы выйти на улицу и осмотреться.

– Слишком холодно, а пальто у нас нет.

– Можно закутаться в одеяла.

– Нужны еще и сапоги. – Он подцепил вилкой кусочек бекона, положил в рот и откусил от булки. – Здесь некуда идти. Мы на плато.

– И никак не сбежать?

– Точно не уверен, но думаю, что так.

– Если подождать, пока не станет теплее…

– Если мы выйдем наружу и замерзнем, толку не будет. – Он доел булочку и занялся яичницей. – Как я понимаю, ты не сумеешь соорудить что-нибудь вроде передатчика?

– Из деталей головизора? Нет. Сомневаюсь, что вообще кто-нибудь сумеет. Уж точно не я.

– Я так и думал.

– Как по-твоему, сколько у нас времени? До того, как они вернутся?

– Не знаю. Немного. Думаю, им хочется как можно быстрее покончить с этим.

В багаже у нас лежали легкие куртки, но на таком холоде от них не было никакого толку. Я все же надела свою и вышла наружу. В лицо ударил морозный воздух. Плато было маленькое – если бы я была одета как надо и снег не доходил мне до лодыжек, я могла бы пересечь его за пять минут.

Я заглянула за обрыв, не подходя слишком близко к нему. Внизу виднелись клочки земли, поросшие лесом, множество гребней и оврагов, река. На юге – по крайней мере, я решила, что там юг, – возвышалась большая гора. Прямо под нами кто-то двигался – судя по всему, животное. И все. Признаков человеческого жилья нигде не наблюдалось.

Сзади ко мне подошел Алекс.

– Осторожнее, – сказал он.

Появилось какое-то крылатое создание, явно проявлявшее к нам интерес. Я подобрала со снега сухую ветку на всякий случай.

Я решила, что буду каждый день выходить и смотреть с обрыва. Уже на следующее утро я увидела в долине, прямо под собой, пятерых человек, похожих на охотников. Я кричала и размахивала руками, но они даже не оглянулись. Следом за остальными из леса появился еще один. Точно не уверена, но мне показалось, что он поглядел вверх и увидел меня. Я снова замахала и закричала, но он пошел дальше. Подобрав ветку, я швырнула ее с обрыва, достаточно далеко, чтобы ни в кого не попасть. Ветка бесшумно приземлилась среди деревьев, но, видимо, мне удалось привлечь внимание охотников. Они остановились. Я бросила вниз камень, который упал почти в то же место. Один из охотников поднял оружие. Я пригнулась, поняв, что он собирается выстрелить в меня.

Для охоты на Салуде Дальнем использовались бесшумные лучеметы, и я не знала, выстрелил он на самом деле или нет. Но было ясно, что у них отнюдь не дружественные намерения. Глядя им вслед, я боролась с желанием швырнуть в них еще несколько камней.

Случившееся, однако, навело меня на одну мысль. В моем чемодане лежал бумажный блокнот. Достав его, я начала писать на каждой странице: «Помогите. Мы в плену на плато. Спасите». И, подумав, добавила: «Свяжитесь с Робом Пейфером. Вознаграждение гарантировано». Внизу я поставила имя Алекса.

– Что ты делаешь? – спросил он.

– Еще одна попытка. Жаль, что тут нет пластиковых пакетов.

Я поискала, но не нашла ни пакетов, ни резиновых колец, ни пластмассовых контейнеров, ни скрепок для бумаги. В конце концов я просто смяла в комок каждый из шестидесяти двух листков, снова вышла наружу и прошлась вдоль обрыва, пуская их по ветру.

– Что ж, – заметил Алекс, когда я вернулась, – кто знает?..

Внутри дома было довольно уютно. Деревянные стены и обтянутые тканью кресла создавали ощущение старины. Мы поддерживали огонь в камине, хотя в этом больше не было нужды. В гостиной по всей стене тянулись окна, а над головой простирался куполообразный потолок цвета черного дерева. Из кухни открывался великолепный вид, в том числе на долину и гору – вероятно, самую высокую на планете.

Везде стояла мебель исключительно ручной работы. Кресла и диван обтянуты золотистой тканью, на столиках – металлические лампы. В других обстоятельствах я с удовольствием пожила бы в таком доме. Конечно, на лыжах тут не покатаешься и вообще никаким спортом не займешься, но посидеть у окна с хорошей книгой – почему бы и нет?

Сбросив туфли и носки, я снова устроилась перед камином.

– Похоже, – сказала я, – перспективы не слишком радостные.

Алекс уставился на купол потолка.

– Вряд ли тут есть антигравитационные пояса, – заметил он.

О да. Пожалуй, оно и к лучшему, что старая идея из фантастических эпопей оказалась неосуществимой. Хотя в той ситуации мы бы, скорее всего, ими воспользовались – что нам терять?

– Как только согреюсь как следует, – сказал Алекс, – хочу взглянуть, что есть в сарае. Возможно, там найдется что-нибудь полезное.

Полезного нашлось довольно мало: несколько запасных светильников, две лопаты, немного гаек, болтов и гвоздей, резервный калибратор для Келли, сломанный головизор, тридцать-сорок метров провода, две лестницы, коробка потолочных крючьев, несколько цветочных горшков, две банки краски, три чистые кисти и рыболовное снаряжение.

Рыболовное снаряжение.

Вернувшись в дом, мы поговорили о том, не следует ли отключить Келли.

– Она, вероятно, обо всем докладывает, – сказал Алекс.

– Допустим, мы ее отключим. Нет гарантии, что за нами не наблюдают как-то по-другому.

Все же мы сочли идею стоящей и спросили Келли, можно ли ее безопасно отключить.

– Да, – ответила она. – Вы действительно этого хотите?

– Да, хотим.

– Вы уверены?

– Да. Ничего личного.

– Как пожелаете.

Ее лампочки погасли. Для надежности я отсоединила искина от всех источников питания.

– Ладно, – сказал Алекс. – Будем считать, что за нами продолжают следить. Если понадобится сказать что-нибудь, не предназначенное для их ушей, выйдем наружу.

Я посмотрела на снег за окном. Кто-то за это поплатится.

В тот же день с востока прилетел скиммер. Не на шутку перепугавшись, я выбежала наружу и увидела большую белую машину. На фюзеляже была сделанная по трафарету надпись «Завсегдатаи Центра», а также скрипичный ключ и несколько нот. Я замахала руками и закричала.

Скиммер описал дугу и развернулся. Я увидела пилота, женщину рядом с ним и двух ребятишек на заднем сиденье.

Я замахала снова:

– Помогите!

Из дома выскочил Алекс и начал подпрыгивать на снегу.

Один из мальчишек заметил меня, толкнул другого и показал на меня. Оба рассмеялись.

– Есть! – сказала я. – Алекс, похоже, мы спасены.

Я радостно закричала.

Пилот смотрел на нас.

– Помогите!

Пилот приветственно помахал в ответ.

Идиот. Ты что, не видишь, что мы без курток и замерзаем?

Я схватилась за горло, изображая крайнюю степень отчаяния.

Мальчишки снова засмеялись, пилот помахал в последний раз и начал набирать высоту. Мы смотрели им вслед, пока они не скрылись из виду.

Вечером, пока Алекс листал томик Черчилля, я сидела у окна и смотрела на Каллистру – звезду Викки.

Яркая и чистая, она казалась якорем посреди небес, звездой, о которой пишут волшебные сказки, которую показывают детям на дворе. Голубая и прекрасная – маяк, свидетельствующий о том, что в мире все в порядке.