Теперь Марсель уже не верил, что обитатели Обреченной умерли давно. Или вообще умерли.

— Думаю, вы, скорее всего, правы, — сказала Келли. Подперев подбородок ладонью, она пристально смотрела на дисплей. Они с утра изучали видеозапись.

По завершении предыдущей экспедиции Марсель был готов ручаться за Келли Колье как за высококвалифицированного члена его экипажа. Эта двадцативосьмилетняя женщина, хоть и чересчур молодая для подобной ответственности, была всей душой предана делу, и он больше не видел смысла отодвигать ее на второй план. Особенно в условиях внезапно возросшего интереса к межзвездным рейсам. Заметно вдруг возросшему количеству сверхсветовых звездолетов, коммерческих транспортных судов и частных яхт, а также кораблям правительства и различных корпораций требовались капитаны и старшие офицеры. Не говоря уже о недавнем расширении штата Патруля, который набирал персонал в связи с прошлогодней гибелью «Мэриголд» и «Ранкосаса» вместе с экипажами. Первый просто-напросто развалился во время подготовки к прыжку в гиперпространство; команда пересела в спасательные гондолы, но, пока они ожидали нерасторопный Патруль, запасы воздуха истощились. У «Ранкосаса» вышла из строя силовая установка, и он лег в дрейф. Связь прервалась, а когда на Земле прочухались, уже поздно было что-либо предпринимать.

Люди, улетающие на новые планеты, сделанные пригодными для обитания, где земли хватало на всех, хотели иметь гарантии безопасности. Поэтому значимость Патруля значительно возрастала. И трудно было предугадать, как далеко зайдет такой отчаянный пилот, как Колье.

Келли изучала подножие одного из горных массивов Центральной Транзитории.

— По-моему, тут все ясно как день, — произнесла она. — Это — дорога. Или это использовали как дорогу.

Марсель подумал, что она выдает желательное за действительное.

— Там все заросло. — Он сел рядом с ней. — Трудно определить. Это может быть старое русло реки.

— Да ты посмотри. Оно поднимается на холм. — Келли прищурилась, вглядываясь в экран. — Но я бы сказала, что с тех пор, как ею пользовались, прошло много времени.

За пять дней, пролетевших с обнаружения первой постройки, они насмотрелись разбросанных повсеместно доказательств обитаемости. Более того, на трех континентах обнаружились руины городов. Эти города были заброшены давным-давно, разрушены глетчерами и погребены под ними. А еще создавалось впечатление, что они были доиндустриальными. Дальнейших объяснений приходилось ждать до тех пор, пока не явится Хатчинс, чтобы собрать команду и отправиться вниз, для более детального осмотра достопримечательностей. Однако на поверхности не оказалось никаких строений или структур, о которых можно было бы сказать, что они господствуют над окрестностями, а снег был не настолько глубок, чтобы скрывать крупные инженерные сооружения. Не удалось обнаружить ни мостов, ни дамб, ни небоскребов, в общем, никаких крупных объектов. Кое-где — руины, выступающие из снега. Плоская крыша, столб, бык от моста.

На острове, названном ими Мёрзлый, они обнаружили круг из камней. В середине бесплодного поля близ бухты Дурных Вестей чернела телега. Совсем рядом с тем местом, где потерпела неудачу экспедиция Найтингейла. Еще они нашли на мысе Огорчений в Темпусе предмет, который мог быть плугом.

Но дорога…

Она тянулась примерно на тридцать километров и, как они заметили, шла от начала речной долины через всю местность вдоль берега небольшого озера, а потом поднималась к подножию одной из гор. (Келли оказалась права: это не могло быть русло.) Дорога быстро исчезала в лесной чащобе, а затем снова выныривала из гущи деревьев рядом с океаном.

Она бежала вдоль основания одной из самых высоких гор, которая вздымалась над лесом почти на семь тысяч метров. Ее северный склон представлял собой ровный спуск от окутанной облаками вершины. Когда яркий рассвет озарил каменную стену, они обнаружили примесь кобальта и окрестили гору Синей.

— Полно достопримечательностей, — заметил Марсель.

Келли пожала плечами.

— Может быть. Мне бы хотелось спуститься и все осмотреть.

— Высадку мы сможем сделать только после прибытия «Уайлдсайда».

Келли сложила руки, и он увидел, что она хочет о чем-то спросить. Но вместо этого она сказала:

— Очень хорошо, что у нас будет археолог широкого профиля.

— Хатч? — Марсель позволил себе улыбнуться. — Она не археолог. Более того, она наша коллега.

— Пилот?

— Ага. Полагаю, больше у них никого не нашлось. Однако она успела кое-где побывать.

Келли кивнула, осторожно посмотрев на него.

— Как ты считаешь, она разрешит мне отправиться с ней?

— Вполне вероятно, если попросишь. Наверное, она будет рада любой помощи. Настоящий вопрос заключается в том, позволю ли я тебе эту высадку?

Келли была привлекательной, высокой девушкой, с темными манящими глазами, гладкой черной кожей и мягкими волосами, ниспадающими до плеч. Марсель знал, что с мужчинами она легко умела управляться, даже не пытаясь пустить в ход свое обаяние. Лишь на самый крайний случай, как она пояснила как-то Марселю. Но сейчас это вышло совершенно естественно. Ее веки трепетали, и она умудрялась смотреть на него снизу вверх даже тогда, когда он сидел.

— Марсель, было передано, что мы обязаны оказывать любую помощь.

— Не думаю, что они имели в виду экипаж корабля.

Келли задержала на нем взгляд.

— Мне очень хочется туда. А ты здесь вполне без меня управишься.

Марсель задумался.

— В посадочный модуль наверняка набьются ученые, — проговорил он. — Нам придется уступить им пальму первенства.

— Хорошо, — кивнула она. — Это разумно. Но если найдется местечко…

Марсель почувствовал неловкость. Он знал Хатч довольно плохо, но достаточно, чтобы доверять ее благоразумию. Эксперты не знали точно, когда Обреченная начнет разваливаться. Помимо всего прочего, там, внизу, водились опасные звери. Однако Келли была взрослой женщиной, и у него не было причин отказывать ей.

— На всякий случай я свяжусь с ней — что она скажет?

***

Когда Марсель сел в соседнее кресло, Бикман был погружен в размышления. Он хмурился, его взгляд был обращен куда-то внутрь, бровь подрагивала. Затем он внезапно очнулся и неуверенно посмотрел на капитана.

— Марсель, хочу вас кое о чем спросить.

— Хорошо, — отозвался тот. Оба сидели напротив панели управления.

— Если внизу и в самом деле что-то или кто-то сумел построить дом или проложить дорогу, не стоит ли подумать о спасательной операции?

Марсель уже начинал задумываться об этом, однако не знал, как практически подойти к проблеме. Каким образом спасти чужаков?

— На «Уайлдсайде» только один посадочный модуль, — ответил он. — Вот так. Как вы думаете, скольких мы сможем увезти на нем? И куда их потом денем? И как, по-вашему, они отреагируют на то, что прикатит целая орава удальцов и попытается их куда-то увезти?

— Если там разумные существа, наш нравственный долг, пожалуй, попробовать спасти хоть кого-нибудь. Что думаешь?

— У вас опыт общения с внеземными формами жизни? — осведомился Марсель.

Бикман покачал головой.

— Признаться, нет.

— Они могут оказаться людоедами.

— Это невозможно. Мы говорим о чем-то или о ком-то, кто прокладывает дороги. — Бикман явно чувствовал себя крайне неловко. — Мне известно, что посадочный модуль небольшой, и у нас он только один. Но мы могли бы взять с собой нескольких аборигенов. Это вполне соответствует тому, чего хочет от нас Академия. — Он был в сером жилете, плотно облегавшем тело, словно было холодно. — Сколько же и самом деле мы можем их взять? Посредством посадочного модуля «Уайлдсайда».

Марсель запросил Билла. На экране замерцали цифры. Одиннадцать пассажиров плюс пилот.

— Такое возможно. Но давайте не будем загадывать, — проговорил он.

Бикман кивнул.

— Пожалуй.

— Забрав нескольких аборигенов, — продолжал Марсель, — мы окажем им медвежью услугу. Мы спасем их, чтобы они увидели, как гибнет их планета. — Он покачал головой. — И еще, это может быть опасно. Как знать, как они отреагируют, когда мы подойдем и скажем: «Привет!» Быстро наладить общение не удастся. Кстати, еще надо, чтобы они могли сохранять свой генофонд.

Бикман с трудом поднялся из кресла и подошел к встроенному в стену экрану, который показывал скопления кучевых облаков и холодные голубые моря внизу.

— Вероятно, нам удастся помочь им с сохранением генофонда. Дадим им, так сказать, второй шанс.

С этими словами он пристально вгляделся в Обреченную.

— Нас об этом не просили, — возразил Марсель. — Академия знает о нашей находке. Если они хотят, чтобы мы провели спасательную операцию, пусть так прямо и скажут.

***

За последующие два дня были сделаны новые открытия: возле реки в Северном Темпусе обнаружили разрушенное здание, которое могло быть складом, в лесу скрывался деревянный частокол, а близ Порта Сомнений в лед вмерзла брошенная лодка. Лежащая на боку, она достигала примерно двенадцати метров в длину и имела мачты. Судя по ее устройству и пропорциям, здешние моряки были заметно ниже людей.

— Смахивает на галеру, — заметила Мира. — Сзади даже есть каюта.

Чианг Хармон согласился.

— Для нас она мала, но — вот же она. Каков возраст льда?

— По-видимому, он здесь с самого начала обледенения. — Она явно имела в виду вхождение системы в облако Киверас. Порт Сомнений, по их прикидкам, три тысячи лет тому назад покрылся крепким льдом, который с тех пор ни разу не таял. Располагался он на дальних северных широтах на восточном берегу Глориамунди.

— К какому еще заключению можно прийти касательно этой лодки? — осведомился Бикман.

— Нос напоминает морского змея, — сказал Чианг. — В ней есть что-то от судов викингов.

— Слу-ушайте, — встрепенулась Мира. — Вот этого я и не заметила! Однако вы правы. У них есть искусство.

С ее точки зрения, этот факт был очень важен. Работая на корабле Академии, она усвоила, что цивилизацию характеризует ее искусство. Попросту говоря, поэтому цивилизация и существует. Кто-то работает в ожидании той поры, когда можно будет наслаждаться самыми утонченными удовольствиями. Мира по секрету поведала как-то Марселю, что люди Бикмана за редкими исключениями «совершенно ограниченные» и настолько жадны до суетных мелочей, что большинство из них так и не научилось наслаждаться. Себя она считала сибариткой в высшем смысле слова.

Мира была одной из самых зрелых людей на борту. По ее собственным словам, она с трудом одолела средний возраст и вышла на другой стороне. Тем не менее она была гибкой, как тростинка, привлекательной и педантичной. Одной из тех счастливиц, над которыми, похоже, оказались не властны пролетевшие годы.

— У них было искусство, — поправил Бикман.

— Если бы мы смогли рассмотреть ее, — произнес Чианг, — возможно, нам удалось бы выяснить, на кого они походили. Нет, правда, нам нужно взглянуть на все это поближе.

Мира кивнула.

— В следующий раз, отправляясь в экспедицию, надо не забывать удостовериться, что на борту есть посадочный модуль.

Она сказала это так, словно сама что-то напортачила, и посмотрела прямо на Бикмана.

Пет Речевски, математик из Осло, пожаловался, что не может понять, из-за чего вся эта суматоха.

— Внизу нет ничего, кроме развалин, — заявил он. — И совершенно ясно, что они очень примитивны. Поэтому мы ничему не научимся от них. — Речевски был маленького роста, остроносый и мускулистый. В его темных глазах редко проскальзывала улыбка. — Лучше бы не тратить на это времени, — продолжал он. — Не отвлекаться всей командой от дела. И еще неплохо бы всем напомнить, зачем мы отправились сюда.

***

Утром прибыл «Уайлдсайд».

— Капитан хочет поговорить с вами, — сообщил Марселю Билл.

Марселю нравилась Присцилла Хатчинс. Ему доводилось работать с ней, и он считал ее компетентной и неконфликтной. Двадцать лет назад, пилотируя корабль, открывший Омега-облака, она стала чем-то вроде легенды.

Когда Присциллу назначили в ту экспедицию, Марсель позавидовал. Тогда он работал на «Космик, Инк.», выполняя каждые несколько месяцев длительные рейсы на Куракуа. Это был опыт, убивающий дух. Платили прекрасно, вдобавок в нем проснулось честолюбие, толкавшее его на поиски возможности подняться на более высокую ступень в этой иерархии. В то время Хатчинс была практически подростком, однако само ее участие в той экспедиции показывало, что профессия пилота стала модной, и это убедило Марселя, что он уже достаточно налетался на регулярных трассах. Прошло несколько месяцев, он уволился из «Космик» и записался в Академию.

Его радовало, что Хатч будет рядом. Забавное совпадение: именно теперь ему предстояло еще раз встретиться с женщиной, сыгравшей, хотя и косвенно, главную роль в его карьере. Если ему придется принимать решения в связи с возможным существованием инопланетян, то здравомыслие Хатч весьма пригодится.

— Проводите ее ко мне, — распорядился он.

Она оказалась чуть ниже его, но достаточно высокой, чтобы соответствовать минимальным требованиям к капитанам. Темные глаза, темные, коротко подстриженные волосы, живое лицо… При ней, где бы она не появилась, становилось светлее. Она приветствовала его широкой улыбкой.

— Марсель, рада снова вас видеть. Насколько я понимаю, вы добились потрясающего успеха.

— Ну, более или менее. По-вашему, надо ждать премии?

— Полагаю, это обычная практика.

— Как много вам сообщили?

— Только то, что на планете имеются доказательства ее обитаемости. Башня. Кто-нибудь из них еще жив, как вы думаете?

— Мы никого не видели. — Марсель рассказал ей обо всех их находках. — Известные нам города расположены примерно здесь и здесь, — указал он, используя изображение на экране. — Короче, все говорит за то, что обитатели планеты сосредоточивались в этих шести местах. Самые крупные города расположены на Южном Темпусе.

Все упомянутое находилось глубоко под ледником. Он не думал, что Хатч удастся провести там раскопки за то время, каким они располагали.

А, собственно, каким?

— Само столкновение произойдет 9 декабря, вскоре после обеда. По нашим прогнозам, приблизительно за пятьдесят часов до этого планета сама начнет разваливаться на части.

Был поздний субботний вечер, 25 ноября.

— Однако мы не можем быть уверены на сто процентов. Не хотелось бы искушать судьбу.

— А что известно о местных?

— Немного. Они низкого роста. Примерно как наши пятилетние дети. И еще у нас есть доказательства, что они населяли четыре континента.

— Где же вы предлагаете нам приземлиться?

— Башня ничем не хуже любого другого места. Похоже, местность там вполне годится для приземления. Но есть минус: это нижняя сторона при столкновении, судя по рассчитанной траектории.

Она заколебалась.

— Вы считаете, что ближайшие несколько дней все будет в порядке?

— Не знаю. Здесь никто не поручится за такого рода предположение.

— Покажите мне, где это.

— В Северной Транзитории…

— Где?

Марсель приказал Биллу вывести более подробную карту.

Хатч посмотрела, кивнула и спросила насчет События.

— Что в точности произойдет? И когда?

— Так-с. Гюнтер… то есть Гюнтер Бикман, глава экспедиции, сказал мне, что условия в целом должны оставаться относительно стабильными до тех пор, пока не начнется разрушение. Однако коль скоро оно начнется, то конец наступит быстро. Поэтому вам необходимо высадиться пораньше. Полагаю, не позже чем за неделю. И не шутите с этим. Высадитесь, соберите артефакты и поскорее уносите ноги.

Еще до катастрофы наверняка начнутся землетрясения, сильные бури и тому подобное. Когда Обреченная пересечет так называемый «горизонт Тернера», атмосфера с нее будет сорвана, океаны разольются, а кора планеты превратится в кашу. На все это вполне хватит нескольких часов. Затем планету покинет ядро и плюхнется в газового гиганта. Как простой кусок железа.

Хатч снова посмотрела на Марселя.

— Ладно. Полагаю, нам не стоит в то время слоняться там без дела.

— Вы надеетесь остаться и наблюдать за этим? За столкновением?

— Зря я что ли сюда приперлась? Разумеется. Лишь бы мои пассажиры не визжали слишком громко.

Долгое время они оба молчали.

— Приятно снова увидеться с вами, Хатч, — наконец произнес он.

Они не виделись почти два года. В тот раз Хатчинс прибыла с Пиннакля и остановилась в доке, а он отправился в рейс с исследовательской группой. Тогда они несколько минут поговорили не о делах — коротко, как сейчас.

Встретиться во второй раз им тогда не удалось. По возвращении их направили в ангар, на семинар по навигации. Марселя тянуло к Хатч, он хотел пригласить ее на ужин и провести вечер вместе. Однако не сложилось. Они неизменно расходились в противоположных направлениях.

Хатч посмотрела на снимки.

— Не такая уж большая эта башня, верно?

Башня была построена из камня, круглая, с восемью окнами, причем все они находились на разных уровнях и выходили на разные стороны. В высоту она достигала двенадцати метров. Однако внизу, у основания, просветка показала еще пятнадцать метров кладки под землей — казалось, эта часть башни была связана с внутренней частью городской стены. Следовательно, существовала вероятность, что в нее попадали непосредственно из города.

Марсель вывел на панель управления два изображения. Одно увеличенное. Другое запечатлело башню во всем ее гордом одиночестве.

— Когда вы думаете начать? — спросил он.

Хатч склонила голову набок.

— Да вот бутерброды завернем — и вперед.

— Хатч, мой номер первый хотел бы отправиться с вами.

Она явно обрадовалась.

— Конечно! Если он хочет, мы с радостью возьмем его с собой.

— Он — это она. Келли Колье. Она человек опытный, и, если у вас возникнут проблемы, окажется очень полезной.

— Учту. У вас на борту больше нет археологов, так?

— Нет. У меня целая куча математиков, врачей и климатологов.

Хатч кивнула.

— А как насчет промышленного лазера?

Марсель рассмеялся.

— Откуда у нас такой?

— Ладно. Но спросить-то я должна была.

— Хатч, еще одно.

— Слушаю.

— Я уверен, вы в курсе того, что у нас нет посадочного модуля. Если у вас возникнут проблемы, я не смогу прилететь за вами.

— Знаю. Но я не боюсь. Я намерена быть очень и очень осторожной.

— Отлично. Сделаете мне одолжение, когда будете там?

— Разумеется.

— Оставьте канал связи открытым. Так я смогу слышать, что происходит.

***

Хатч не стала сразу сообщать Найтингейлу, что с точки зрения Гомес будет неплохо, если он сможет сопровождать группу высадки. У нее были сомнения, что Найтингейлу захочется отправиться с ними, зато была почти уверенность, что, согласившись, он оказался бы чрезвычайно полезным. Поэтому пока что экспедиция состояла из нее самой, Тони и Келли Колье. Требовались два добровольца для охраны и переноски артефактов. Если они сумеют найти какие-нибудь артефакты.

Ей совершенно не нравилась эта часть работы. Ее призывали делать то, в чем она почти не разбиралась, а она достаточно долго и активно проработала в Академии, чтобы знать: любой успех Гомес поставит себе в заслугу, а имя Хатч окажется навсегда опороченным даже из-за малейшего промаха.

Ей вспомнилась гибель Ричарда Вальда двадцать лет тому назад.

Вальда, выдающегося археолога, Хатч везла на Куракуа. Во время длительного испытания Вальда вместе с группой землеформирователей смыло приливной волной. Этот случай стал легендарным. Вальд слишком долго оставался под водой и не ушел даже тогда, когда нахлынула волна. Хатч не удалось его оттуда вытащить живым. Некоторые ставили это несчастье ей в вину, утверждая, что только она хорошо понимала, что происходит, и предостерегла Вальда слишком поздно.

Она подумала: «Не так же ли был избран Найтингейл Академией на роль козла отпущения?»

Но пора было с этим делом разобраться. Она простилась с Марселем, задержалась в кают-компании, чтобы прихватить сэндвич, спустилась к каюте Найтингейла и постучала.

Он открыл и явно удивился.

— Привет, Хатч, — поздоровался он. — Заходите.

Он работал на компьютере. По встроенному в стену экрану проплывало изображение Обреченной. Хатч взглянула: голубые моря, гряды облаков, обширные материки, покрытые льдом.

— Красивая планета, — заметила она.

Рэнделл кивнул.

— Холодная планета. С орбиты они все выглядят очень красиво.

— Рэнди, мне очень жаль, что вам придется задержаться, а не отправиться прямо домой.

— Хатч, — произнес он, сосредоточивая на ней взгляд. — Вы же явились сюда не за тем, чтобы обсуждать летное расписание. Что я могу сделать для вас?

Она протянула ему копию сообщения. Он прочитал, посмотрел на женщину, снова опустил взгляд к бумаге и поднял глаза.

— Это то, чего хочет Гомес, — проговорил он. — А чего хотите вы?

Хатч ожидала решительного отказа.

— Я буду признательна, если вы полетите с нами. Мне нужна любая помощь.

— Кто еще пойдет?

— Первый помощник с «Венди».

— Вот как?

— И Тони.

— Видите ли, неважно, что думает Гомес, — в действительности я не обладаю никакими особыми знаниями. Мне известно, что планета очень опасна, однако любая обитаемая планета опасна. Не мне вам говорить. И я не археолог.

— Знаю.

— Если бы кто-нибудь спросил у меня совета, Хатч, я бы ответил, что обо всем забыл. Держитесь подальше от этого места.

— У меня нет выбора.

— Знаю. Я вам по-прежнему нужен?

— Да. Я буду очень рада, если вы согласитесь отправиться с нами.

***

Марсель удивился, обнаружив, как мало интереса выказывали пассажиры к экспедиции на поверхность планеты. Казалось, раз на Обреченной обнаружились обитатели — обстоятельство, все значение которого осознать было трудно, — должно было проявиться обычное любопытство. Но нет: никого ничто не волновало. Обнаруженная культура явно была примитивной, и, значит, изучать здесь было нечего.

Он понимал, что экзоэкология, занимавшаяся структурами внеземных социумов, — не их область интересов, но тем не менее считал, что ученые захотят спуститься на поверхность планеты ради главной научной находки. Некоторые рискнули заявить, что не прочь полететь, но, когда он отправлял их к Хатч, отказывались. В связи с чрезмерной занятостью. Надо проводить эксперименты. Не могу оторваться ни на минутку. Короче, вы понимаете.

Доброволец оказался один — Чианг Хармон. Марсель подозревал, что он решил отправиться на планету исключительно потому что туда собралась Келли.

Теоретически задача экспедиции была простой: сесть на Малейву-3, сделать снимки, забрать образцы и вернуться. Если встретятся аборигены, их тоже сфотографировать. Хатч не рвалась заниматься спасением обитателей планеты, и Марсель тоже не собирался их беспокоить. Если аборигены сами обратятся к людям и каким-либо образом дадут понять, что нуждаются в помощи, тогда он этим озаботиться. А иначе палец о палец не ударит. Приняв такое решение Марсель несколько раз просыпался среди ночи, однако это казалось всего лишь практичностью.

Существовал и другой аспект этой экспедиции, волновавший его. Он знал, как работает мозг ученого. Команда Хатч спустится туда, посмотрит на чудеса и диковинки и неизбежно обнаружит вещи, которые сложно объяснить. А значит, захочет разобраться в очередном найденном артефакте, во всех других находках. Их ничуть не побеспокоит воображаемое скольжение Обреченной навстречу ее печальному концу, когда они станут умолять Хатч задержаться на этой планете подольше, и если она согласится, затем это повторится снова. До самого последнего часа.

Разумеется, формально Хатч не относилась к ученым. И заявила, что намерена покинуть планету задолго до крайнего срока. Так почему бы не положиться на ее заверения?

***

На «Вечерней звезде» Грегори Макаллистер извинился, покинул «Навигатор» и направился к себе. К нему подошла молодая женщина и спросила, не может ли он уделить ей несколько минут. Он узнал ее, поскольку она тоже была в бистро во время дискуссии о влиянии постмодернизма на русский театр. Женщина сидела чуть в сторонке и молчала, но очень внимательно прислушивалась к беседе.

Поразительная привлекательность этой женщины ничего для него не значила. Макаллистер не увлекался коллекционированием красавиц. Однако умение внимательно слушать произвело на него впечатление, поскольку обычно подразумевало некий талант.

Он не ценил ни состоятельность, ни положение в обществе, а посему его нельзя было покорить очарованием или набором свойств, известным как притягательность. Прожив шестьдесят с лишним лет, он знал, что среди так называемых патрициев столько же хамов и оболтусов, сколько невежественных типов водилось в более низком общественном слое. Он предпочитал считать, что интересует его только интеллект, хотя последний был склонен оценивать по отношению человека к мнениям Макаллистера.

— Меня зовут Кейси Хэйз, — представилась красотка. Порылась в кармане жакета и достала удостоверение репортера. — Я работаю в «Интервебе».

Макаллистер позволил себе мельком взглянуть на карточку.

Она была высокого роста, с внешностью фотомодели, с пышными каштановыми волосами, зачесанными назад по нынешней моде. Одета в серые широкие брюки и темный жакет с бриллиантовой запонкой. Он решил, что перед ним — не обычная журналистка.

— Чем могу помочь? — уклончиво осведомился он.

— Мистер Макаллистер, вы слышали последние доклады о системе Малейвы?

— А-а, касательно руин? Да. Я постоянно слежу за этим, разумеется.

Он замедлил шаг, но не остановился. Она шла рядом с ним, не отставая.

— Мне пришло в голову, — сказала она, — что событие такого рода заинтересовало бы вас. Одинокая башня в глуши.

— В самом деле?

Журналисты всегда видели в нем потенциальный материал для очерка или статьи и уж точно жаждали состряпать сенсацию из любого слова, оброненного им в разговоре. Вот только не угадаешь, когда Макаллистер брякнет что-нибудь возмутительное и шокирует публику или, возможно, оскорбит какую-нибудь общественную группу. Взять хотя бы его последнее замечание в Нотр-Дам, где он получал очередную награду. Тогда он заявил, что всякий, кто искренне желает установления терпимого отношения к любым другим людям, должен для начала отбросить все религиозные установления. Когда один из гостей открыто возмутился, Макаллистер с невинным видом поинтересовался, может ли кто-нибудь назвать хоть одного человека, приговоренного к смерти или изгнанного из дома атеистами по религиозным причинам? Однако будь его оппонент более готов к спору, считал Макаллистер, он напомнил бы ему о прославленной нетерпимости самого издателя.

Но, слава богу, эти люди никогда не были легки на подъем.

— Да, — продолжала она. — Я ваша почитательница с самого колледжа.

К этому она добавила несколько слов о великолепии его трудов, и Макаллистер не стал возражать против продолжения беседы. Но было очень поздно, и к тому же он страшно устал. Поэтому он предложил ей вернуться к исходной теме.

— На Малейве-3 мы обнаружили строения погибшей цивилизации. Но, возможно, некоторые из аборигенов еще живы. — Она ослепительно улыбнулась, намереваясь этой улыбкой стереть у него даже тень сопротивления. — Как вы думаете, каково им? Давно ли они здесь существуют? Неужели нынешняя своеобразная кульминация их цивилизации свидетельствует о том, что вся их история, все, что ими когда-либо совершено, это и в самом деле неважно?

— Юная леди… — начал он.

— Кейси.

— Юная леди, откуда же мне знать? И, собственно говоря, почему это должно меня волновать?

— Мистер Макаллистер, я читала «Раздумья босоногого журналиста».

Это его смутило. «Босоногий» был сборником его ранних эссе, где он бичевал общественную глупость показной мужебоязни. Но сборник содержал и длинное эссе, защищающее весьма странное убеждение, первоначально провозглашенное Руссо, что некоторых знаний, обретенных благодаря разлагающему действию цивилизации, лучше было бы не иметь вовсе. Разумеется, это было написано прежде, чем он осознал ту истину, что декаданс скорее привлекателен.

— Все это совершенно не важно, — произнес он. — Тот факт, что на Обреченной кто-то жил — кто-то, кто знал, как складывать камни один на другой, — похоже, не имеет почти никакого значения. Особенно после того, как и они, и камни отправятся в лучший из миров.

Женщина уставилась на него, и он заметил в ее взгляде решимость.

— Мистер Макаллистер, вы, наверное, удивились, когда я остановила вас.

— Вообще-то нет.

— Мне бы очень очень хотелось…

— Взять у меня интервью.

— Да. Само собой разумеется. Если бы вы могли уделить мне время.

Когда-то он сам был молодым журналистом. Много лет назад. И ему вдруг оказалось трудно отказать этой особенной женщине. Почему? Оказались ли пробита его толстая кожа?

— О чем бы вы хотели со мной поговорить? — осведомился он.

Следовало заранее потребовать от нее вопросы. Однако ему вовсе не хотелось, чтобы пошел слух, будто одному из самых непосредственных мыслителей в мире потребовалось специально готовится к интервью.

— Напомните мне, гм… — Он заколебался, словно забыл, что собирался сказать. — Как, вы сказали, вас зовут?

— Кейси Хэйз.

— Скажите, Кейси, как вы оказались в этом рейсе? Вы заранее предвидели такой поворот событий?

Она склонила голову и упрямо посмотрела на него. Макаллистер подумал, что она ему нравится. Для журналистки она казалась неглупой.

— О нет! — ответила она. — Собственно, я никак не предполагала, что буду работать здесь. Родители подарили мне билет на день рождения.

— Поздравляю, — произнес он. — Вам очень повезло с родителями.

— Спасибо. Признаюсь, что перспектива наблюдать за тем, как одна планета сталкивается с другой, обещает весьма и весьма интересный репортаж. Если мне удастся правильно это подать.

— Посмотрим, что у вас получится, Кейси. А как вы планировали подступиться к этой теме?

— Отыскать одного из самых блестящих в мире издателей и представить публике его реакцию на событие.

«Похоже, эта женщина ничего не стесняется».

Она смотрела прямо на него. Макаллистеру показалось, что он заметил искорку обещания где-то в конце пути, предложение награды, однако приписал это все тому же заложенному природой в самце чувству, которое крепко держало его на месте и не давало стремительно уйти к себе в каюту.

— Может быть, — продолжала она, — мы могли бы побеседовать об этом завтра за ланчем, если вы будете свободны? На «Верхней палубе» очень симпатично.

«Верхней палубой» назывался самый шикарный ресторан на корабле. Кожа и серебро. Свечи. Барочные украшения. На настоящем рояле играют Баха.

— Мне она кажется не вполне удобной, — отозвался он.

— Хорошо, — сказала Кейси. Она была сама уступчивость. — Где бы вы предложили встретиться?

— Спрошу у вас, как у понятливого и смышленого журналиста. Собираясь взять у кого-нибудь интервью о значении «Титаника» или «Ранкосаса», где бы вы предложили побеседовать?

Она смутилась.

— Н-ну, не знаю…

— Поскольку оба судна давно восстановлены и вполне приспособлены для посещений, лучшим местом, безусловно, была бы каюта на самом корабле.

— О! — воскликнула она. И опять: — О! Вы о высадке на поверхность?

Подразумевал ли он именно это? Вполне возможно. Событие подобного рода непременно осветят. И участие в нем не нанесет вреда его репутации. Он, пожалуй, сумел бы правильно интерпретировать события. Мир умников, сентименталистов и моралистов в течение следующих нескольких дней будет переживать нечто необычайное, извлекая уроки из смерти разумных существ. (О том, насколько разумных, эссе, разумеется, упоминать не будет.) Как обычно, это событие будет преподнесено как предостережение от Всевышнего. Ему пришло в голову, что если хоть одно из этих несчастных созданий и в самом деле будет обнаружено, то раздастся душераздирающий вопль негодования, призывающий к отчаянным попыткам спасти его, — возможно, даже на палубах «Вечерней звезды».

«А в самом деле, почему бы и нет?»

— Да, — решительно проговорил он. — Если хотите поговорить об Обреченной, то сама Обреченная — вот место, куда нам следовало бы отправиться.

Она колебалась.

— Не понимаю, как мы это устроим? Туда что, посылают какие-нибудь группы?

Он рассмеялся.

— Нет. Но, уверен, это поправимо. У нас есть два дня. Я посмотрю, что можно сделать.

***

Макаллистер вернулся в свою отдельную улучшенную каюту, запер дверь и опустился в кресло.

Эта журналистка напомнила ему Сару.

Нет, не внешне. Черты лица у Сары были мягче, волосы чуть темнее и не такие пышные. Обе женщины были одного роста, но стоило вглядеться получше, и уловить сходство во внешнем виде становилось очень сложно.

И все же оно существовало.

Наверное, глаза. Но у Сары глаза были зелеными, а у Кейси — голубыми. Тем не менее он узнал этот решительный взгляд и, наверное, еще что-то в ее облике — как она улыбалась уголками губ или как говорила сипловатым мягким голосом, считая, что это работает на нее, — разницы почти не было. Либо просто-напросто разыгралось его неистовое воображение — ведь он отправился в рейс, который, вне всякого сомнения, войдет в историю, и Сара сейчас могла бы быть с ним.

Проведя двадцать лет в беспрестанных нападках на брак — этот институт порока для обоих полов, этот постепенно смыкающийся капкан, — однажды вечером на презентации группы молодых журналистов он познакомился с Сарой. Она пригласила его на ужин, потому что на этой встрече работала, и в число ее задач входило взять у него интервью. В то время он слыл в Америке, наверное, самым известным женоненавистником. Он всегда утверждал, что «великая страсть» быстро изнашивается. И даже установил собственный предел: один год, три месяца и одиннадцать дней.

С Сарой ему не удалось проверить справедливость этих цифр. Спустя восемь месяцев после того, как он встретил ее, через три недели после свадьбы она погибла в кораблекрушении. Его там не было, поскольку, когда это произошло, он работал в офисе «Премьера».

Это случилось давным-давно. И все же не было ни дня, когда бы он не вспоминал и не думал о ней.

У Сары часто менялось настроение: она то казалась мрачной, то веселилась от души, то впадала в раздумья, то громко смеялась. Ее фамилия была Дингл, и она часто говорила, что вышла за него замуж исключительно ради того, чтобы ее сменить, — поскольку, по ее словам, та всегда смущала ее.

Он не мог объяснить, почему в эти мгновения в каюте ему вспомнилась Сара.

Это было просто глупо. Видимо, он старел.

В автобаре он заказал свежесрезанные ягоды земляники и вывел на дисплей библиотечный каталог. Там он отыскал роман Рэмси Таггарта, который давно хотел просмотреть. Таггарт считался одним из его открытий, но начинал плыть по течению. Макаллистер имел с ним беседу и указал, что тот делает не так. Тем не менее последняя книга — отчаянно скучная мелодрама об-адюльтере-в-горах — не свидетельствовала об улучшении. Если тенденция продолжится и в этой самой последней книге, то у Макаллистера не останется другого выбора, кроме как расшевелить его более серьезными мерами. Публичными высказываниями.

Он думал и думал о разговоре с Кейси, поскольку ему казалось, что он упустил какие-то детали. Он не был из числа тех, кого беспокоит мнение других, и все же добровольно согласился на интервью, которое давать ему сейчас было не с руки.

«Почему?»

Постепенно ему стало казаться, что ему хочется спуститься на поверхность Малейвы-3. Побродить среди развалин и проникнуться величием окружающего. Пропитаться до мозга костей ощущением надвигающейся катастрофы. «А что, если остаться на поверхности обреченной планеты и наблюдать за титаническими разрушениями?»

Чтобы уладить эти вопросы, ему нужно было склонить на свою сторону Эрика Николсона.

Николсон, капитан «Вечерней звезды», был человеком небольшого роста, но очень сильным — как физически, так и душевно. К примеру, он гордился своей должностью и расхаживал с высоко поднятой головой, как индюк. Говорил он отстраненно и тихо, словно изрекал божественные заповеди на горах, и не сомневался, что ему внимают.

Согласно расписанию следующего вечера, Макаллистер ужинал за одним столом с капитаном. Это сулило возможность приватно побеседовать с ним о делах. Теперь главным было найти достаточно веские для Николсона причины отправить на поверхность посадочный модуль корабля. С Макаллистером внутри.

Наконец перед ним появилась книга, и он приступил к чтению. Хотя раз или два оглядывал помещение, желая вновь убедиться, что он совсем один.