Мачесны раскололся. Хоть я и был уверен, что речь идет о Рэшиме Мачесны, умершем двести лет назад (как и остальные главные действующие лица этой любопытной истории), но все же дал Джейкобу задание связаться со всеми, кто носил эту фамилию.

Их оказалось немного.

Однако никто из них не слышал о Габриэле Бенедикте, никто, не был связан с Сопротивлением, не писал о нем, не был любителем военной истории древности, не собирал исторические реликвии. Получить информацию оказалось не так-то просто, поскольку обладатели знаменитого имени, едва мы начинали расспрашивать их о Сопротивлении, сразу начинали подозревать нас в розыгрыше.

Затем я решил разузнать все, что можно, о самом великом человеке. Но если в случае с Лейшей Таннер проблемой стало отсутствие информации, то с Мачесны, наоборот, можно было утонуть в огромном количестве изокристаллов, книг, статей, научных исследований и прочего. Не говоря уже о работах самого Мачесны. Джейкоб насчитал около ста десяти томов, написанных исключительно о нем, исследующих его дипломатические и научные достижения, и еще большее количество книг содержало ссылки на него.

Рэшим Мачесны был физиком — возможно, самым выдающимся ученым своего времени. Когда разразилась война, большинство его коллег призывало к сдержанности, в то время как он предостерегал о грозящей всем опасности и заявлял о своем намерении поддерживать деллакондцев, насколько хватит сил. Родная планета попыталась остановить его, поставив себя в неловкое положение, из которого она до сих пор не выбралась окончательно, но Мачесны с некоторыми своими единомышленниками сбежал и присоединился к Симу.

Его вклад в дело Конфедерации заключался, главным образом, в дипломатической деятельности. Колоссальный престиж Мачесны помогал убедить нейтральные миры присоединиться к неравной борьбе. Он развернул агитацию на полусотне планет, писал блестящие трактаты, выступал перед всепланетными аудиториями, пережил несколько покушений, во время одной незабываемой экспедиции был даже взят в плен ашиурами и через несколько часов освобожден.

Большинство историков считали заслугой Мачесны то, что Земля в конце концов вступила в войну.

— Джейкоб, мне никогда не удастся просмотреть такое количество материала. Придется тебе. Найди связь. Я попробую подойти с другого конца.

— Что именно искать, Алекс?

— Трудно сказать, ты поймешь, когда наткнешься на это.

— Не очень понятные указания.

Я с ним согласился, попросил его сделать все возможное, и связался с институтом, созданным в память о Мачесны.

Институт Рэшима Мачесны представляет собой настоящий храм, выстроенный в классическом греческом стиле. Сооруженный из белого мрамора, украшенный грандиозными колоннами и статуями, он торжественно возвышается на берегу Мелони. Высеченное из камня изображение великого человека находится в ротонде. На круглой крыше — его заявление Парламенту Токсикона: "Друзья, нашему благополучию угрожает опасность".

В Институте размещалась станция приема астрономической информации, которая служила базой данных для телеметрии, переданной из тысяч обсерваторий, с кораблей Разведки, автоматическими станциями из глубокого космоса и Бог знает, откуда еще. Но главным образом, институт представлял собой музей науки и техники, место, куда люди приходили семьями посмотреть, какова жизнь в цилиндрических мирах, как взаимодействуют компьютеры и пульсар Геркулес Х-1, создавая систему Всеобщего стандартного времени. Еще там была имитация путешествия в черную дыру.

Библиотека и книжный магазин служили хорошими источниками информации о Мачесны. Я хотел просмотреть библиотечные формуляры, чтобы выяснить, пользовался ли библиотекой Гейб, но так ничего и не узнал.

— Давайте проверим материалы вне сети, — сказал служащий. — У нас лучше регистрируются те материалы, которые пришлось получать на руки. Если он вернул что-нибудь с опозданием, мы это узнаем. Если же нет... — Он пожал плечами.

— Не беспокойтесь.

Я обратился туда, надеясь отыскать какого-нибудь эксперта, отвести его в сторону и получить свежий взгляд на проблему. Но, в конце концов, я не смог придумать, как сформулировать вопрос. Поэтому мне осталось лишь подобрать что-нибудь из побочных материалов, скопировать их на чистый кристалл и добавить в досье Джейкоба. Тот сообщил, что из первой связки книг не узнал ничего полезного.

— Я продвигаюсь медленно, чтобы лучше воспринимать прочитанное. Но тебе следовало бы определить параметры поиска.

— Ищи намеки на потерянный артефакт, — сказал я. — А еще лучше, на головоломку, решение которой мог бы подсказать нам доктор Мачесны. Или нечто потерянное, что мы могли бы считать артефактом.

В некотором роде я стал экспертом по Рэшиму Мачесны. На войне он рисковал всем. Научное сообщество накидало ему черных шаров, родная планета возбудила против него судебный процесс и заочно приговорила к двум годам тюремного заключения. Движение борцов за мир проклинало его, один оратор даже заявил, что его имя будет стоять рядом с именем Искариота. Ашиуры доказали его продажность, воспользовавшись его знаниями, чтобы создать усовершенствованное оружие. Против этого обвинения он никогда не возражал.

Мачесны обвиняли в том, что он маньяк, бабник и человек, любящий выпить. Мне он очень нравился.

Хотя я так ничего и не добился. Не было никаких указаний на то, что пропало нечто ценное, и никакой связи с Дамой-под-Вуалью. Это скопление находилось вдали от мест сражений. Никакие бои там не шли, никакие цели не прятались в ее закрученных витках. Стратегический интерес к Даме-под-Вуалью появился совсем недавно, и связан он был с экспансией Конфедерации. Но во времена Сима не существовало никакой причины пролетать сквозь скопление, потому что к сердцу Конфедерации вели более легкие маршруты. Сегодня дело обстояло иначе.

Чейз предложила свою помощь. Я ее принял, передав ей целый мешок материалов для чтения и просмотра. Это тоже не дало существенных результатов.

Когда общество Людика Талино собралось на очередное ежемесячное заседание в "Колландиуме", там присутствовал и я.

Яна Кайбер оказалась права: они собрались скорее на вечеринку, чем на академическое заседание. Беседа в вестибюле изобиловала шуточками, раздавались взрывы смеха, все явно настроились поразвлечься.

Я чувствовал себя почти как в театре. Хорошо одетые люди махали друг другу руками, легко вступали в разговоры. Они совсем не походили на общество, которое можно ожидать, скажем, на собрании местного исторического кружка или друзей университетского музея.

Я обменялся парой банальностей с несколькими дамами и взял бокал с выпивкой. Мы находились в анфиладе залов для заседаний, самый большой из которых мог вместить около трех сотен человек.

У этого общества водились деньги: пушистые ковры, обшитые панелями стены, хрустальные канделябры и электрические свечи, резные книжные полки, картины Мануа и Ромфрета. На знамени в главном зале был изображен Талино, а на подиуме стояла фурия — эмблема Кристофера Сима.

Имелась также выставка работ членов общества: исторические исследования, анализ боев, обсуждение спорных подробностей этой сложной войны. Большая их часть была издана на личные средства, но на некоторых обложках стояли названия крупных издательств.

Над трибуной для выступлений опять-таки висела картина Маркросса "Корсариус".

Повестку дня я прочел на стенде. Членам общества предстояло дать оценку отдельным историческим документам, исследовать взаимоотношения двух людей, о которых я никогда не слыхал, двух таинственных женщин, которые могли знать Талино и, по мнению многих присутствующих, когда-то поссорились из-за его благосклонности, а также рассмотреть некоторые неясные аспекты боевой тактики ашиуров.

В назначенный час стук молотка призвал нас к порядку. Президентом общества оказалась крупная агрессивная женщина, с глазами, напоминающими линзы лазерных орудий. Она приветствовала нас, представила некоторых гостей, немного поболтала о старых делах, одобрила отчет казначея (получена довольно хорошая прибыль) и пригласила на трибуну краснолицего человека, который предложил заслушать представителя ашиуров из Маракаибской Группы.

По наручному интеркому я шепотом спросил у Джейкоба, что это за группа.

— Состоит из отставных армейских офицеров, — ответил он. — Как наших, так и ашиурских, ставит своей целью сохранение мира. Одна из немногих организаций в Конфедерации, членами которой являются инопланетяне. Что случилось? Что там за базар?

Аудитория выражала свое недовольство предложением краснолицего. Тот что-то кричал, стараясь перекрыть шум, но его заглушили. Интересно, существует ли еще какое-либо место в Конфедерации, где так яростно настроены против ашиуров, как в этом святилище Общества Людика Талино?

После вмешательства президента краснолицый с отвращением сошел с трибуны. Раздались радостные крики, быстро сменившиеся смехом и звоном стаканов. Это была игра. Или ритуал.

Президент взглядом успокоила аудиторию и пригласила первого выступающего — высокого, начинающего лысеть мужчину, пытавшегося выглядеть равнодушным к традиционному потоку комплиментов. Когда президент закончила представлять его, он встал со своего места, поднялся на кафедру и прочистил горло.

— Леди и джентльмены, я счастлив провести с вами сегодняшний вечер.

Он слегка выпятил подбородок, приняв позу, которую, должно быть, считал полной достоинства. В действительности же, он был невзрачной личностью, состоящей из локтей и странных углов, с кустистыми бровями и нервным тиком.

— Прошло очень много лет с тех пор, как я был в этих залах. Многое изменилось. Во-первых, спрашиваю я себя, не стали ли мы ближе к войне. Мы, несомненно, приблизились к дестабилизации. Всюду, где я побывал, идут разговоры о независимости.

Он покачал головой и вытянутой рукой, — словно отметал подобную чушь.

— Ну, это все неважно. Сегодня мы здесь вместе, и мне, кажется, что бы ни происходило там, Общество Талино останется оплотом цивилизации! — Его глаза блеснули, он ткнул пальцем в канделябр. — Помню, я сидел вон там...

Я взглянул в указанном направлении, потом перевел глаза на оратора и неожиданно осознал, что видел в зале знакомое лицо.

Я вернулся взглядом к женщине, привлекшей мое внимание. Но нет, я ее не знал, хотя и было что-то узнаваемое в грациозном изгибе шеи, очертаниях скул, или, возможно, в отрешенном выражении лица, а, может, в неуловимой грации, с которой она подносила к губам стакан.

Я знал это лицо, оно было слишком привлекательно, чтобы забыть его.

— ...был совсем молодым, когда впервые прибыл на Окраину. Уже тогда меня завораживали тайны, окружающие жизнь и смерть Людика Талино.

Вот человек, который сражался на стороне Деллаконды против Токсикона, а до этого — против Корморала, а еще раньше — против тусканцев. Имеет почти все награды за отвагу, существующие на его планете. Несколько раз чуть не погиб, а однажды бросился из люка подбитого корабля на помощь раненому товарищу, хотя сомневался, что помощь подоспеет к ним вовремя.

Представляете себе, что это такое — парить там, когда между вами и пустотой нет ничего, кроме тонкой ткани скафандра? Нет троса, связывающего с кораблем, есть только слабый сигнал в наушниках шлема. Поверьте, это поступок не для трусов.

В противоположном конце зала женщина явно знала о моем присутствии: слушая выступавшего, она временами бросала взгляд куда-то в сторону, но ни разу не посмотрела на меня. Кто же, черт побери, эта женщина?

— И как, спросил я себя, такой человек мог покинуть свой пост в критический момент? Единственный ответ — не мог. Должно существовать иное объяснение.

Поэтому, будучи выпускником университета, я воспользовался возможностью приехать сюда, чтобы искать объяснение там, где Талино провел большую часть жизни, самому изучить документы, пройтись там, где ходил он, почувствовать то, что, наверное, чувствовал он в эти последние годы. И, конечно, сразу же по прибытию в Андиквар я посетил Хэтчмор Хаус, место его кончины.

Оратор пошарил под трибуной, нашел стакан и наполнил его водой со льдом.

— Помню, как я стоял возле спальни на третьем этаже, там, где поставлен барьер, и почти ощущал его присутствие. С тех пор у меня было много времени, чтобы проникнуть в истинную суть вещей. А истина в том, что человек, умерший на Окраине сто пятьдесят лет назад и заявлявший о своей невиновности, не был Людиком Талино.

Публика зашевелилась. Женщина, пораженная этим заявлением, посмотрела прямо на меня. Я же, раздраженный ложным утверждением, вдруг вспомнил, кто она! Когда я видел ее в последний раз, она была еще девочкой. Ее зовут Квинда, она приходила со своим дедом в гости к Гейбу.

Уайлер ораторствовал дальше:

— На самом деле это был Джеффри Колм, актер. В свое время Колм играл роль стража в пьесе "Омикар", посланника в "Цезаре и Клеопатре" и гонца в "Троице". Подобная карьера не могла считаться удачной и, конечно, не приносила прибыли. Колм перепробовал множество занятий, в основном выполнял работу для лиц без специальности, финансируемую государством. Поэтому нетрудно предположить, что он искал более серьезное дело, какую-нибудь роль, которая принесла бы ему значительную выгоду.

Он нашел роль Людика Талино.

Вспомните, после Ригеля повсюду царило смятение. Сим погиб, деллакондцы разбиты, война проиграна. Никто точно не знал, что произошло и что произойдет дальше. Планеты Конфедерации и нейтральные миры, которые находились под их защитой, барахтались, стремясь выжить в дипломатическом и военном смысле, и никто не обращал особого внимания на подробности сражения, происшедшего у Ригеля.

Царил хаос. Думали, что Тариен погиб вместе с братом, и некоторые деллакондцы пытались заключить мир с ашиурами. Трудно найти более подходящий момент для появления нового героя!

Уайлер выступал без бумажки, говорил со спокойной уверенностью, размахивая правой рукой перед слушателями, чтобы подчеркнуть каждый свой довод.

— Тогда никто еще не знал, что Сима предали.

Свет померк, вверху за спиной оратора появилось два голографических изображения: смуглые красивые лица, которые природа одарила благородными чертами, одно — бородатое, другое — чисто выбритое. Несмотря на пятнадцатилетнюю разницу в возрасте, они были поразительно похожими.

— Талино — справа. Другой человек — Колм. Это рекламный снимок его роли в пьесе "Глубины".

Изображения исчезли, вместо них возникло третье: человек тоже носил бороду, но в черных волосах появились седые пряди, а в глазах — тревога.

— А это, — объяснил Уайлер, — голография Талино, сделанная после Ригеля. Кто же на них кто? — Он забарабанил пальцами по кафедре и я на мгновение забыл о Квинде.

— Вероятно, Колм понимал насущную необходимость того времени, и возможность сыграть подлинного героя в реальной жизни, должно быть, понравилась ему. Он объявляет себя Талино, единственным уцелевшим, который каким-то образом спасся с "Корсариуса".

Уайлер хихикнул.

— Наверное, он ужасно удивился, когда всплыла история с предательством. Члены экипажа Сима удрали. И не самое ли естественное для публики предположить, что человек, заявивший о своем чудесном спасении, является лжецом? Особенно, если его изложение событий так отличается от официальной версии. Поэтому Колм, надеявшийся пожать плоды героизма другого человека, оказался в роли негодяя. — Так почему же он не отказался от этой роли? Почему не вернулся к прежней жизни? Мы никогда этого не узнаем. Талино мог легко исчезнуть, и никто бы ничего не заподозрил. Но он остался, продолжая играть свою роль, произносил речи на обедах. Возможно, ему было выгоднее играть роль опозоренного героя, чем влачить жизнь актера-неудачника. Но мне хотелось бы выдвинуть гораздо более необычное предположение: Колм играл Талино так хорошо, настолько отождествлял себя с ним, что и в самом деле стал Талино. Он чувствовал себя обязанным защищать присвоенное имя.

Уайлер кратко суммировал немногочисленные доказательства: противоречия в утверждениях, приписываемых Талино — Колму, исчезновение актера примерно в то же время, когда произошло сражение у Ригеля, два заявления лиц, знавших Колма, которые утверждали, что он, действительно, замаскировался под Талино. И так далее.

— Каждый факт в отдельности, — заметил оратор, — стоит немного. Но вместе они приводят к однозначному выводу.

Он огляделся, ожидая вопросов.

— Что случилось с настоящим Талино? — спросила молодая женщина в переднем ряду.

Квинда небрежно повернулась и посмотрела в мою сторону. Казалось, она глубоко задумалась.

— Держу пари, — сказал Уайлер, — что из всех членов экипажа только он остался верным Симу. По моему мнению, он погиб вместе со своим капитаном.

— Не верю ни единому слову, — произнес я в сторону группы стоявших передо мной людей. Один из них, высокий седой человек с отточенной дикцией и осанкой декана философского факультета, обернулся и неодобрительно уставился на меня.

— Уайлер — солидный исследователь, — торжественно заявил он. — Если вы можете доказать его ошибку, мы будем рады вас выслушать.

Засмеявшись, он ткнул локтем одного из своих собеседников и одним глотком эффектно прикончил свой бокал.

— Жаль, — сказала женщина позади нас. — Человек остается и отдает свою жизнь, когда остальные удирают, а что он получил в итоге?

Ее глаза затуманились, и она покачала головой.

Квинда, стоя ко мне спиной, разговаривала с каким-то юношей. Это она, теперь я уже не сомневался. Ее дед Артос Лландмен был коллегой Гейба, но мне не удалось вспомнить фамилию девушки. Я двинулся в ее направлении, с трудом прокладывая себе дорогу. Обрывки разговоров показывали, что не на всех рассказ Уайлера произвел такое же впечатление, как на меня:

"...Избавили его от собственного имущества, чертовски стыдно, ну, я тебе скажу, мы этого не потерпим...", "...чертовски хочется, чтобы они составили свой акт до того, как цена на недвижимость упадет в тартарары..."

— Квинда, — позвал я, подходя, — это ты?

Она резко обернулась с выражением смутной настороженности, которое появляется у людей, когда они встречают знакомое лицо, но не могут вспомнить имя.

— Да, — неуверенно ответила она. — Я так и думала, что знаю вас.

— Алекс Бенедикт.

Она вежливо улыбнулась, но, похоже, не узнала.

— Мы с тобой когда-то ходили смотреть на Мелони. Помнишь? Мой дядя жил в Нортгейте, и вы с дедом иногда приходила к нам в гости.

Квинда слегка нахмурилась, а потом глаза ее вспыхнули.

— Алекс! — выдохнула она. — Это и вправду ты?

— Ты здорово выросла с тех пор, когда я видел тебя в последний раз. Тогда ты была маленьким эльфом.

— Она и сейчас такая же, — вмешался ее спутник. Через несколько секунд он извинился и отошел, а мы перебрались в одну из комнат и ударились в воспоминания о прежних днях.

— Арин, — ответила она на мой вопрос о ее фамилии. — Такая же, как и раньше.

У нее были спокойные зеленые глаза, коротко остриженные волосы, обрамляющие выразительное лицо, и милая уютная улыбка, появляющаяся легко и естественно.

— Мне всегда нравились эти визиты, — сказала она. — В основном, из-за тебя.

— Приятно слышать.

— Я бы тебя не узнала.

— У меня была нелегкая жизнь.

— Нет, нет, я не то имела в виду. У тебя не было бороды. — Квинда сжала мою руку. — Я в тебя тогда влюбилась, — призналась она, слегка подчеркнув глагол, — а потом мы однажды пришли, а тебя уже не было.

— Я уехал сколачивать состояние.

— И удалось?

— Да. В каком-то смысле.

Это было правдой: мне нравилась моя работа, и я прилично зарабатывал.

Квинда ожидала продолжения. Но я промолчал.

— Что ты о нем думаешь? — спросила она, указывая на Уайлера, который все еще разглагольствовал перед группой почитателей.

— Об ораторе?

— О его теории.

— Не знаю, — ответил я. То, что аудитория приняла его всерьез, выбило меня из колеи. — Разве через столько лет можно знать, что произошло?

— Не думаю, — с сомнением произнесла она. — Вряд ли кто-нибудь купится на его историю.

— Одного я уже нашел.

Квинда склонила голову и озорно улыбнулась.

— Наверное, ты не вполне понимаешь истинную природу Общества Талино, Алекс. И я не уверена, что должна разочаровать тебя, хотя меня бы очень удивило, узнай я, что доктор Уайлер сам верит хоть в один из своих доводов.

— Ты шутишь.

Она быстро оглядела комнату и остановила взгляд на полной немолодой женщине в белом жакете.

— Вон там Мэриам Шау. Она может со всей убедительностью доказать, что актер Колм был членом Семерки.

— Ты права, я, действительно, не понимаю.

Квинда подавила смешок.

— О настоящей цели Общества Талино никогда не говорят. Никогда не признают ее.

Я покачал головой.

— Вряд ли это так. Цель Общества изложена на табличке у двери внизу. "Обелить имя и восстановить должное уважение к деяниям Людика Талино". Или что-то в этом роде.

— "Верного штурмана "Корсариуса", — закончила она с притворной торжественностью.

— Так в чем же секрет?

— Секрет, Алекс, в том, что здесь нет ни одного человека, кроме, возможно, тебя и еще двух гостей, появившихся впервые, кто бы принимал все это всерьез.

— Ах, так...

— Слушай, почему ты не рассказываешь мне о дяде? Как поживает Гейб? Ты давно вернулся?

— Гейб был на "Капелле".

Ресницы ее вздрогнули и опустились.

— Мне очень жаль.

— Условие человеческого существования, — я пожал плечами.

Мне было известно, что ее дед тоже умер. Гейб упомянул об этом много лет назад.

— Объясни мне, зачем люди приходят сюда и слушают вранье.

— Я любила Гейба, — сказала после молчания Квинда.

— Все его любили.

Мы перешли к бару и взяли бокалы.

— Не смогу как следует объяснить, — сказала она. — Это фантазия, способ уйти от обыденности и постоять на мостике рядом с Кристофером Симом.

— Разве нельзя сделать это с помощью моделирования?

— Наверное. — Квинда задумалась. — Но здесь, в залах Общества Талино, всегда 1206-й год, и "Корсариус" еще стоит во главе обороны. Мы некоторым образом управляем историей: можем менять ее, делать ее нашей. О, черт, не знаю, как объяснить, чтобы это не звучало бессмысленно. — Она улыбнулась мне снизу вверх. — Мне кажется, что идея Уайлера может быть правдой. Это возможно. И подобная возможность дает нам простор для передвижений по времени Сопротивления и способ стать его частью, понимаешь? — Квинда посмотрела на меня, потом с добродушной улыбкой покачала головой. — Все в порядке, Алекс. Сомневаюсь, что здравомыслящий человек может это понять.

Я не хотел обидеть ее, поэтому ответил, что, конечно, понял и мне это кажется прекрасной идеей.

Если бы я был посторонним, мои слова вызвали бы ее раздражение, а так она решила отнестись ко мне терпимо.

— Все в порядке, — сказала она. — Слушай, мне надо идти к друзьям. Ты вернешься?

— Да, возможно.

Конечно, я имел в виду "нет".

Она понимающе кивнула.

— Может, лучше пообедаем вместе? — предложил я. — Завтра вечером?

— Хорошо. С удовольствием.

Мы договорились о встрече, и я ушел.

Мне удалось найти несколько человек, знавших Джона Кайбера. Он им нравился, но в нем, по-видимому, не было ничего необычного, по крайней мере, ничего такого, что могло бы привлечь к нему внимание Гейба. Лишь двое из них знали, что он пропал.

В Обществе Талино имелся Зал трофеев, куда можно было попасть через один из залов заседаний. Когда я вошел туда, там было полно народа.

Прежде всего взгляд привлекали прекрасные парные портреты Талино и Кристофера Сима. По стенам висели удостоверения и таблички, представлявшие собой награды членов Общества, как я предположил, за достижения в исследованиях: экскурсы в боевую тактику у Гранд Салинас, анализ психологии ашиуров, применительно к мотивам атаки на Пойнт-Эдвард, сборник афоризмов, приписываемых Тариену Симу, и так далее. "Интересно, — подумал я, — что здесь настоящее, а что — лишь иллюзия".

Были еще фотографии мужчин и женщин в сине-голубых мундирах раннего периода Конфедерации, портреты степенных немолодых типов, входивших в число основателей Общества, и большой платиновый кубок — награда команде детей-популяризаторов, спонсором которой было Общество.

На полках стояли и другие трофеи, некоторые из них были украшены изображениями фрегатов или сияющих протуберанцев. На одной особенно заметной серебряной табличке была изображена черная фурия. На ней были выгравированы имена шестидесяти выдающихся членов Общества, избираемых на ежегодных собраниях.

Имелся в Зале трофеев и банк данных с двумя терминалами. Я подождал, пока один из них освободится, и сел перед ним. Это была автономная система, соединенная с банками данных в других частях здания. Ввод осуществлялся голосом или с помощью клавиатуры, ответы появлялись на дисплее. Я отыскал канал "Архивы", ввел имя "Джон Кайбер" и запросил биографические данные. Их оказалось немного:

КАЙБЕР, ДЖОН — ШИФР 367L441.

Его имя и номер, по которому с ним можно связаться по общей сети.

Я спросил о его должности в Обществе Талино. Компьютер ответил:

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИТЕТА ПО ФИНАНСАМ: 1409 — 1410,

ЧЛЕН КОМИТЕТА ПО ПРИЕМУ В ОБЩЕСТВО: 1406 — 1408,

ЧЛЕН КОМИТЕТА НАБЛЮДЕНИЯ: 1411 — 1412,

СОВЕТНИК ФЛОТА, МОДЕЛЬ-ГРУППА, РИГЕЛЬ: 1407,

РАСПОРЯДИТЕЛЬ ЦЕРЕМОНИЙ, НЕОДНОКРАТНО: 1407 — НАСТ. ВР.

ЖЕЛАЕТЕ УЗНАТЬ ПОДРОБНОСТИ?

— Нет. Он когда-нибудь выступал на собраниях?

ДА. ЖЕЛАЕТЕ УЗНАТЬ ПОДРОБНОСТИ?

— Да. Названия выступлений, пожалуйста.

МЕТОД ПРОБ И ОШИБОК У ИМАРИОСА: КОРМОРАЛ РЕАГИРУЕТ — 31.3.02,

БОЕВЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ КРЕЙСЕРОВ КОРМОРАЛА — 27.4.04,

СУМЕРЕЧНАЯ ВОЙНА: ФРЕГАТ СТАНОВИТСЯ ВЗРОСЛЫМ — 30.13.07,

АЛКОГОЛЬ И АШИУРЫ — 29.5.08,

ТАНЦОВЩИЦЫ НА ЭБОНАЕ ПРОИГРЫВАЮТ ВОЙНУ — 33.8.11,

ТАКТИКА МАЛЫХ СИЛ: СИМ У ЭСХАТОНА — 28.10.13,

ПАРТИЗАНЫ ПРИХОДЯТ И ОСТАЮТСЯ: СИМ У САНУСАРА — 29.11.13,

КОРНИ ПОБЕДЫ: ДЕЛЛАКОНДСКАЯ КРИПТОГРАФИЯ — 31.3.14.

ИМЕЮТСЯ ПЕЧАТНЫЕ КОПИИ

— Пожалуйста, дайте копии всех выступлений.

Я прислушивался к едва различимому шороху принтера и ждал, надеясь найти причину того, почему Кайбер отправился вместе с Гейбом. Но в этом болоте разнообразных игр можно ли хоть чему-то верить?

— Компьютер, — спросил я, — бывал ли здесь Габриэль Бенедикт?

ПОЖАЛУЙСТА, ИМЕЙТЕ В ВИДУ, ЧТО ПРИХОДЫ И УХОДЫ РЯДОВЫХ ЧЛЕНОВ, А ТАКЖЕ ГОСТЕЙ НЕ РЕГИСТРИРУЮТСЯ. ТЕМ НЕ МЕНЕЕ, ИЗВЕСТЕН ОДИН СЛУЧАЙ, КОГДА ГАБРИЭЛЬ БЕНЕДИКТ ПОСЕТИЛ ЕЖЕМЕСЯЧНОЕ ЗАСЕДАНИЕ.

— Когда?

ПЕРВОЕ ЗАСЕДАНИЕ В ТЕКУЩЕМ ГОДУ, ПРИМА 30.

— Он пришел один?

ДАННЫЕ ОТСУТСТВУЮТ.

— Присутствовал ли в тот вечер Кайбер?

ДАННЫЕ ОТСУТСТВУЮТ.

— Выступал ли мистер Бенедикт?

НЕТ.

Наверное, в этом заседании было нечто особенное.

— Можно увидеть программу того вечера?

403-Е ЗАСЕДАНИЕ ОБЩЕСТВА ЛЮДИКА ТАЛИНО

ПРИМА 30,1414 20:00

ПРИГЛАШЕННЫЙ ОРАТОР: ЛИЗА ПАРО

"ЗАГОВОР: БЫЛ ЛИ СИМ УБИТ ЗАГОВОРЩИКАМИ ДО РИГЕЛЯ?"

ПЛАНОВЫЙ ОРАТОР: ДОКТОР ЭДМОР КАЙЛ

"ВЗГЛЯД ПСИХОЛОГА НА ЗАПИСИ ТАЛИНО".

ОБЕД: ТЕЛЯТИНА "МАРШАЛ", САЛАТ "ОТВАГА", ОВОЩИ.

До меня вдруг дошло, что я упустил нечто важное.

— Вы сказали, что присутствующие на таких собраниях, как правило, не регистрируются.

ПРАВИЛЬНО.

— Откуда же вам известно, что Габриэль Бенедикт был здесь 30-го Прима?

ПОТОМУ ЧТО ОН КО МНЕ ОБРАЩАЛСЯ.

Вот оно!

— О чем он спрашивал?

ДВА ВОПРОСА. ИНФОРМАЦИЯ О ЖИЗНИ ДЖОНА КАЙБЕРА.

— Видел ли он что-нибудь по этому вопросу, чего вы не показали мне?

НЕТ.

— А второй вопрос?

ОН ЗАПРОСИЛ КОПИЮ РЕЧИ, ПРОИЗНЕСЕННОЙ ДВА С ПОЛОВИНОЙ ГОДА НАЗАД.

— Дайте, пожалуйста, копию этого выступления.

На поднос выпала страничка, и я просмотрел ее.

Трудно понять причину интереса Гейба к этой диатрибе. "Талино предан историей, — говорил выступавший, — и я рад, что есть еще люди, которым небезразлична правда. Время покажет вашу правоту. Талино и его несчастные товарищи пали жертвой обстоятельств, отобравших у них гораздо более ценную вещь, чем жизнь. Во все века не случалось подобной несправедливости. И я спрашиваю себя: удастся ли нам когда-либо исправить эту ошибку?"

Оратор повторил мысль несколько раз, украшая ее подробностями и нагнетая драматизм. Почему она заинтересовала Гейба?

Я перестал ломать голову, когда увидел имя оратора. Хью Скотт.