Если в этот период в Форт-Мокси кто-то и стал настоящей жертвой несправедливости, то именно Джери Тулли. Но заодно Джери получила бесценный дар, и этот дар являлся оборотной стороной несправедливости.
По каким-то-неведомым причинам, так и оставшимся непонятными для легиона осматривавших ее специалистов, Джери росла неправильно, и ее череп никогда не был достаточно просторен, чтобы вместить ее мозг. Следствием этого стало отставание не только в росте, но и в развитии. В ее представлении мироздание являло собой сущий бедлам, капризный и непредсказуемый, где принцип причинности практически не соблюдался.
Удовольствия Джери практически полностью сводились к чему-то осязаемому: улыбке матери, кукле-астронавту, ставшей самой любимой игрушкой девочки, играм с младшими братишками и пицце, (по вечерам накануне выходных). Телевизором она почти не интересовалась и не могла участвовать в играх, интересующих нормальных детей. Она приходила в восторг, когда гость обращал на нее внимание, и была без ума от "Звездных войн", но только увиденных на большом экране, в кинотеатре.
После того как Джим Стейвсант привел Джери домой в тот морозный апрельский день, Джун Тулли сразу ощутила в дочери какую-то перемену, но никак не могла уловить, в чем она состоит. Ощущение было настолько эфемерным, что она даже ни разу не упомянула об этом при муже.
Уже по самой природе своего несчастья Джери не осознавала, чего лишена, и потому ни чуточки не страдала. Эта простая точка зрения служила безмерным утешением ее родителям. Но когда она, замерзая, упала в снег поодаль от Одиннадцатого шоссе, с ней произошло нечто необъяснимое. Она была напугана, но не за свою жизнь, потому что не понимала, что такое опасность. Она была напугана, потому что не знала, где очутилась и где ее дом. Да еще никак не могла согреться.
Вдруг что-то вторглось в ее сознание. Рассудок ее раскрылся, как цветок под солнцем. Она вдруг поднялась в небеса и оседлала ветер, познав упоительную радость, не сравнимую ни с чем известным ей прежде. Она вышла далеко за тесные рамки своих возможностей и представлений.
За эту пару секунд Джери постигла сложную взаимосвязь между теплом и ветром, напряжение между чистыми небесами и набухшими влагой тучами. Она взмывала вверх и пикировала к земле, словно и сама стала ураганом существом, сотканным из солнечного света, снега и крепких ветров.
До самого конца жизни ее убогий рассудок будет цепляться за воспоминания о небесах, когда тьма, хаос и бессилие на время покинули ее. Когда Джери на мгновение уподобилась Богу.
Адам и Макс вернулись в скафандрах, чтобы забрать тело Арки. Два дня спустя они пришли проститься с ним на тихую католическую панихиду, состоявшуюся в церквушке резервации. Священник, урожденный житель Дьявольского озера, произнес древние слова прощания на языке сиу.
Оплакать погибшего пришли и индейцы, и их друзья. Было много привлекательных девушек и девять игроков юношеской баскетбольной команды, в которой Арки был помощником тренера.
Макса уведомили, что от него ждут нескольких слов о происшедшем, как от одного из тех, ради кого Арки пожертвовал собой. Макс достал блокнот, чтобы набросать тезисы. Но когда настало время говорить, лежавший в кармане блокнот был позабыт. Максу не хотелось, чтобы люди думали, будто он без бумажки не может выразить свои чувства к человеку, спасшему его жизнь.
— Арки не знал толком ни Эйприл, ни меня, — стоя перед церковной кафедрой, начал он. — Всего несколько месяцев назад мы были совсем незнакомы. Сегодня мы с Эйприл находимся здесь не только благодаря его мужеству, но и потому, что он не потерял головы даже в предельно трудной обстановке. Наверное, он понимал, что не сможет спасти себя, и потому отдал свою жизнь ради спасения наших.
Макс порывисто передохнул. Слушатели подались вперед, чтобы не пропустить ни слова.
— Впервые переступив порог его кабинета, я обратил внимание, что на стене позади него, на самом видном месте, висит лук. Не скрывая гордости, он объяснил, что это отцовский лук. Лук — оружие воина. Мой отец тоже был воином. И он бы гордился таким сыном. — Голос Макса дрожал. Ему снова привиделась девочка за окном самолета.
Впервые пройдя сквозь Врата вслед за Эйприл, Макс думал, что это воспоминание покинуло его навсегда, но сейчас с холодной ясностью осознал, что оно останется с ним на всю жизнь.
В подобных случаях у племен обеих Дакот и Северо-Запада принято преуменьшать свою скорбь. Вместо оплакивания они превозносят жизнь и деяния духа, облеченного плотью и временно проживавшего среди людей. Во время подобных празднеств проходит и ритуальная раздача подарков членами рода.
В конце церемонии подросток, назвавшийся братом Арки, вызвал вперед Макса, к великому его изумлению.
— Мы кое-что для вас приготовили, — сказал юноша, протягивая Максу длинную узкую коробку, обернутую домотканым полотном. Собрание заинтересованно зашевелилось.
Поблагодарив юношу. Макс открыл сверток. Внутри оказался лук.
— Я не могу его принять! — запротестовал Макс.
Джеймс Ходок встал и повернулся так, чтобы его услышали все.
— Говоря вашими же словами, лук — оружие воина.
Собравшиеся одобрительно загудели.
— Я не воин, — стоял на своем Макс, — я бизнесмен.
— У вас дух воина, мистер Коллингвуд, — улыбнулся губернатор племени. Арки отдал жизнь за вас, и род решил, что луком должны теперь владеть вы. — Заметив, что Макс все еще колеблется, прибавил: — Арки и сам пожелал бы, чтобы лук перешел в ваши руки.
Один из студентов ввел посетителя в кабинет, вопросительно посмотрел на Эйприл и удалился.
— Мистер Асквит? — Эйприл встала, протягивая руку.
— Рад познакомиться, доктор Кэннон. — Асквит вяло пожал ей пальцы. — Не знаю, слыхали ли вы обо мне.
В его интонации сквозила как раз такая доля самоопровержения, что Эйприл сразу догадалась: сам Асквит считает себя отнюдь не второстепенной особой. Разумеется, это тот самый Уолтер Асквит, дважды лауреат Пулитцеровской премии, критик, эссеист, поэт и романист, автор ряда едких социальных памфлетов, самый свежий из которых, "Последние новости из Вавилона", по данным "Нью-Йорк таймс", уже полгода держится на вершине списка бестселлеров. Эйприл вспомнилось, как во время ее учебы в колледже к ним приехал с циклом лекций человек, чья долгая карьера писателя и редактора уже клонилась к закату. Они разбирали асквитовский цикл очерков "Увязшие в варварстве" — серию сокрушительных выпадов против разнообразных литературных деятелей и произведений, в одном из которых сам лектор на мгновение всплывал на поверхность Из небытия, чтобы тотчас же получить между глаз стрелу великого человека. Лектор горделиво показал студентам страницу и строку, где он упоминался, и Эйприл поняла, что эта пощечина стала вершиной его карьеры. Наверное, похожие чувства испытывал брадобрей Данте.
— Мне знакомы ваши работы, мистер Асквит, — отозвалась она. — Чем могу служить?
Про себя же Эйприл подумала, что из этого крупного, одутловатого, сутулого мужчины с седыми волосами, зачесанными на плешь, бросающего короткие, уверенные реплики, получился бы хороший судья.
— Я бы хотел провести некоторое время в Эдеме, — заявил он.
Записав на листке номер телефона гостевой службы, Эйприл через стол протянула его Асквиту:
— Вас с радостью внесут в список.
— Нет, по-моему, вы не поняли. Я уже побывал там. Я хочу вернуться. Честно говоря, я бы с удовольствием разбил там палатку и пожил какое-то время.
Эйприл демонстративно взглянула на часы. Чины и звания уже не производили на нее никакого действия. Возмутительные требования остаются возмутительными, чьи бы уста их ни изрекали.
— Извините, мистер Асквит, вряд ли мы можем позволить...
— Доктор Кэннон, я прекрасно представляю научное значение Купола. Но сомневаюсь, что вы осознаете психологические и философские последствия своего открытия. Человечество, черепашьим шагом двигавшееся вперед, подошло к развилке. Мы ступили в обширный лес. Известный нам мир затаился в предчувствии чего-то нового, но не знает, чем это новое обернется. Потому-то на фондовых биржах и воцарился хаос, потому-то и расхаживают перед Белым домом демонстранты, потому-то Объединенные Нации и схлестнулись в самых пылких дебатах за последнее десятилетие. Когда вы пару недель назад перешагнули бездну, войдя в этот неведомый, новый свет, вы открыли новую эру.
Кто-то должен описать все это. Кто-то должен наделить повседневные события историческим и литературным значением. Мы привыкли считать, что если из всего двадцатого века будут помнить лишь одно конкретное событие, то этим событием будет посадка на Луну. Но... — Асквит посмотрел Эйприл прямо в глаза. — Посадка на Луну — сущий пустяк, доктор Кэннон. Поворотный момент — не столетия, а всей современной истории — настал сегодня. Я знаю, что вы начали приглашать специалистов — математиков, геологов, астрономов и бог знает кого еще. Все это на пользу, это необходимо делать. Но мы нуждаемся также и в человеке, единственной обязанностью которого было бы решать, а каково же значение происходящего здесь. Стоять поодаль, пока остальные измеряют, взвешивают и рассуждают, дабы приложить эти события к прогрессу человеческого духа. — Сложив ладони вместе, он опер подбородок о пальцы. — Полагаю, я как нельзя лучше подхожу на эту роль. Фактически я уже проделал обширную подготовительную работу, имею кое-какие наметки и был бы весьма польщен, если бы меня удостоили честью принять участие в происходящем.
"А он, пожалуй, в чем-то прав", — подумала Эйприл.
— И что же именно вы задумали? Серию очерков?
— О нет, ничего подобного! Я бы предпочел нечто более фундаментальное. Труд всей жизни.
— Позвольте мне поразмыслить об этом. Я свяжусь с вами.
— Рабочее название "Древние берега". — Он протянул Эйприл визитную карточку. — Надо начинать без промедления.
С этим он удалился. Эйприл решила, что согласится на предложение. Подобная огласка ничуть не повредит. Но сначала надо обсудить это с Максом.
Эйприл взялась за оставленные для нее записки. К Пег Молл, их координатору, звонил человек, назвавшийся менеджером рэп-группы "Шелудивый пес". Музыканты хотели дать концерт на гребне Джонсона. Пег сообщала, что они сулили продать двести тысяч билетов.
Когда зазвонил телефон, Макс и Эйприл обсуждали план отправки ремонтной бригады в зал, где погиб Арки. (Это место уже успело стать несравненно более заманчивой целью для исследователей, чем Эдем.)
Эйприл сняла трубку, с минуту слушала молча, потом сказала "спасибо", положила трубку на рычаг и повернулась к Максу.
— Ряд инвесторов формирует корпорацию по управлению путешествиями на все планеты, связанные с Куполом. Нам предлагают три четверти миллиарда долларов за исключительные права.
— Цена растет, — заметил Макс.
— Они называют свою компанию "Небесные туры", — печально усмехнулась Эйприл.
Детройт, 1 апреля (Рейтер)
Газета "Детройт фри пресс" сегодня сообщила, что "Детройтские львы" намерены отправиться в Фарго, Северная Дакота. Согласно анонимным источникам, клуб заключил сделку с Мануэлем Коразоном, главой конгломерата "Прерия Индастриз", и факт продажи будет обнародован завтра. Ожидая одобрения остальными членами лиги, команда в следующем году переедет по новому адресу и будет переименована в "Пришельцев Фарго".
"Прерия Индастриз" специализируется преимущественно на производстве сельскохозяйственного оборудования.
Спецвыпуск программы Ларри Кинга на Ти-эн-ти от 1 апреля. Гость: Дмитрий Полкаевич, получивший Пулитцеровскую премию за "Стальные мечты", аналитическую историю СССР. Тема: новая русская революция. (Обусловленная тогдашними страхами, что в России зреет правый переворот.)
Кинг: Значит, вы не считаете, что вероятно возрождение национализма?
Полкаевич: Ларри, мир меняется прямо на глазах. Правду говоря, в России есть элементы, способные породить свою собственную разновидность фашизма, будь у них такая возможность. Равно как имеются желающие возродить учение Ленина. Но ход истории уже обрек и тех, и других на уход в небытие.
Кинг: Хорошо, я рад это слышать. Позвольте еще спросить, прежде чем мы обратимся к телефонным звонкам: куда ведет нас ход истории?
Полкаевич: Предсказание будущего — занятие рискованное.
Кинг: Да. Но вы же только что заявили...
Полкаевич: Что некоторые тенденции развития общества самоочевидны. Ларри, вы, конечно, следите за развитием событий близ канадской границы?
Кинг: Вы о Куполе? (Улыбается.) Просто не знаю, куда от них деться. Откровенно говоря, на следующей неделе мы планируем провести передачу оттуда.
Полкаевич: Звездный мост — это Рубикон.
Кинг: Для русских политиков?
Полкаевич: О да. И для армянских тоже. И для китайских. Ларри, я мысленно уже не считаю себя просто москвичом или даже русским. Нет, мы с вами теперь граждане Земли. Эпоха государственных границ и правительств, своими мелочными дрязгами сеющих рознь между народами, уходит в прошлое.
Кинг: То есть правительства становятся излишними?
Полкаевич: Да, если речь идет об отдельных правительствах. Я считаю, что скоро мы станем свидетелями возникновения единого мирового сообщества. К сожалению, переходный период будет представлять немалую опасность. Люди склонны презирать свои правительства, но будут сражаться насмерть, чтобы сохранить их. И страхи их не лишены основания. Если мировое правительство окажется деспотичным, куда же от него бежать? Хотя теперь, пожалуй, у нас есть ответ на этот вопрос. (Хмыкает.)
Кинг: Дмитрий, ваша реплика, что вы больше не считаете себя русским, весьма интригует меня. Не могли бы вы чуточку развить эту тему?
Полкаевич: Ларри, теперь мы знаем, что не одиноки во Вселенной. Где-то в ее просторах есть и другие разумные существа, причем совсем близко от нас. Это знание заставит нас сплотиться.
ФБР. СЕКРЕТНО.
КОМУ: Следственному управлению IV
ОТ: Агентурного центра, Мортон, Айдахо
КАСАТЕЛЬНО: ориентировки SIR/27
В данном регионе формируется группа ультраправых с целью захвата входа во внеземное пространство на гребне Джонсона, Северная Дакота. Они намереваются объявить новую планету суверенной территорией, после чего тут же потребовать предоставления ей прав штата.
В приложении А перечисляются активисты группы. Почти все имеющие отношение к руководству состоят на учете. В приложении Б содержатся заявления для прессы и публичные выступления лидера группы Джона Филдера и ее основателя Абнера Райта. Обратите внимание на их озабоченность по поводу того, что Купол находится в руках иностранцев (по-видимому, они имеют в виду сиу), и их недвусмысленное намерение отобрать его силой. Будем информировать по мере развития ситуации.
КОМУ: Директору таможенной службы, Чикаго, Иллинойс
ОТ: Директора регионального пропускного пункта,
Форт-Мокси, Северная Дакота
КАСАТЕЛЬНО: Статуса Купола
Как вам известно, люди покидают страну и входят в нее через так называемую транспространственную дверь на гребне Джонсона. Пожалуйста, сообщите, следует ли считать гребень Джонсона пропускным пунктом в таможенном отношении. Конечно, никто не доставляет грузов, представляющих коммерческую ценность, во всяком случае, насколько нам известно. Но имеются также законы об охоте и рыбной ловле, а также прочие, имеющие в данном случае определенное значение.
Если будет принято решение учредить на месте таможенный пункт, прошу принять во внимание, что это потребует увеличения численности личного состава.
Рейтинг "Проекта сорок" взмыл до небес. Как следствие, критический настрой Старины Билла также воспарил к горним высям.
Среди врагов Билл числил почти всю прессу, либеральных политиков и церкви с левым уклоном, сиречь разнообразные силы, потворствующие моральному падению американского народа. Ему приписывали все мыслимые преступления, но особенно упирали на мошенничество и лицемерие. Его обвиняли в выклянчивании денежных пожертвований, называли религиозным прощелыгой и даже подозревали в неверии в Бога.
Строго говоря, все эти обвинения были далеки от истины. Если начать с конца, то Билл не раздумывал о теологии настолько всерьез, чтобы тревожиться о мелочах, но свято верил, что нелицемерными молитвами каждый может проторить тропку к Господу в палаты. "Не стесняйтесь пользоваться телефоном, — любил повторять он. — Только говорите, не кривя душой, и Бог никогда не бросит трубку".
Он свято верил в собственную непогрешимость, потому что наделял надеждой отчаявшихся, оставшихся без руля и без ветрил, и одаривал отверженных чувством сопричастности. Всякому, кто приходил к нему, кто бродил по разнообразнейшим Синаям своей жизни, духом стремясь к Добровольцам, он приносил спасение, избавление от мук и наставление.
О да, Билл веровал! Господь стоял обок с ним, когда под пение хора и глас труб люди с рыданиями очищались от грехов и клялись исправиться.
И уж наверняка он творил все это отнюдь не ради денег.
Деньги — это хорошо, этого Билл никогда не отрицал. Но всегда считал их естественным побочным продуктом праведных деяний, следования путем Господним, жития по Писанию. Истинным источником его вдохновения служило ликование, вспыхивавшее в душе, когда Билл лицезрел аудитории в англоговорящих странах по всему миру и ощущал их отклик на правду Господню. Он любил покорять их властью Благой Вести, держать их чувства в своих руках и при помощи возвышенной риторики разбивать оковы, привязывающие их не к бытию земному, а к прозаическому быту.
Билл прозревал романтику, таящуюся в повествовании о Боге-изгнаннике, любившем свой народ и пошедшем на римский крест за всех, кто рождался на Свет. Да! Такое люди понимают и любят. А Билла они любят за то, что он сделался частью Благой Вести.
Его вторая передача из Форт-Мокси состоялась во время самого последнего бурана в сезоне. Биллу нечасто доводилось видеть снег в таких количествах, и это зрелище вдохновило его. Глядя на несущиеся за окном снежные хлопья, он постиг любовь Бога к Адаму вопреки ослушанию того. И почувствовал, что сердца людей бьются в унисон с его собственным.
— Но Адам вернулся в сад Эдемский.
— Аминь! — вскричали Добровольцы.
— О Господи, мы нуждаемся в Твоей защите!
— Аллилуйя!
— Дай нам знамение! Покажи неверующим, что стоишь на нашей стороне!
Билл призвал слушателей написать своим представителям:
— Требуйте, чтобы мы покинули запретный край, ибо мы глухи к Его словам! — Слезы выступили у него на глазах. Ветер начал усиливаться. Билл ощутил Присутствие. — Покажи им силу Свою, Бог Авраама. Заклинаю именем Сына Твоего!
Уловив намек, хор запел гимн. Стены задрожали, люди возрыдали, ветер прильнул к зданию. Надежная Аманда Декстер, неизменно закатывающаяся в истерике в кульминационный момент всякого удачного богослужения, провизжала свою безграничную благодарность Создателю и рухнула, конвульсивно содрогаясь.
Они пропели несколько псалмов, пока ветер бился в стекла. Билл ощутил, как в его душе что-то раскрывается, и могущество Ангела Господня входит в него. И снова познал чистейшее ликование от обращения людей на путь Господа. Он влился в Ангела и стал един с ним, направляя ветры, наблюдая, как снег заваливает крышу и ставни, забивает водосточную трубу, укутывает здание, сглаживая острые углы и резкие очертания.
Внезапно он снова оказался в студии-церкви. Орган смолк, а рухнувшие в проходах изнеможденные Добровольцы помогали друг другу встать на ноги, оглашая воздух возгласами "Аллилуйя!", и без сил валились на стулья.
— Восхвалите Господа! — воскликнул побледневший, землисто-серый Марк Мейер, глядя в лицо Биллу. — Вы ощутили это?!
— Да, ощутил, — дрожащим голосом отозвался Билл. Сегодня он отчетливо, как никогда, осознал, что побывал в дланях Всеблагого. И добавил: По-моему, нам было дано знамение. По-моему, нам на самом деле было дано знамение!
Тут он вспомнил о телекамерах. И пока он ломал голову, пошла ли в эфир его реплика, свет погас.
— Проверьте пробки! — крикнул кто-то.
Его люди не придали значения маленькому перебою с подачей электроэнергии и с ликованием продолжали распевать "Победа в Иисусе".
Билл надел радионаушники с микрофоном, чтобы переговорить с Гарри Степлсом, шефом команды техобслуживания.
— Пару секунд, и свет будет, — заверил его Гарри.
В зале царила непроглядная темень. Даже через окна не пробивался ни единый лучик света, из чего следовало, что уличные фонари тоже погасли.
— Всем оставаться на местах, пока электричество не будет включено вновь! — распорядился Билл.
В это время режиссер сообщил, что трансляция прервана, и добавил:
— Но вырубились мы с лязгом.
То есть студия в Уитбурге успела вовремя подключиться и заполнить эфир религиозной музыкой.
Добровольцы только что допели "Иисусе". Они радовались, торжествуя над-темнотой, как и над всем остальным.
В наушниках снова раздался голос Гарри:
— Преподобный, электричество отказало снаружи. Отопление тоже отключилось.
На лестнице заплясали лучи света электрических фонариков.
— Ладно, давайте закрываться и убираться отсюда, — вздохнул Билл. Они разместились в мотелях близ городка Моррис, провинция Манитоба, в получасе езды на север от границы. Билл повернулся к собранию. — Вы отлично справились. Поехали домой.
Добровольцы направились, к дверям, натягивая пальто и сапоги. Билл ждал, беседуя с людьми. Послышался звук открываемой двери.
И тут же грубый мужской голос рявкнул, напрочь разбив настроение всего вечера:
— А это еще что за черт?!
Кто-то захныкал.
За дверью была сплошная снежная стена.
Фрэнк Молл сидел дома, слушая концерт Моцарта, когда свет погас и музыка оборвалась. Сквозь свое витражное окно Фрэнк увидел, что уличный фонарь, установленный прямо перед домом, тоже погас.
Пег вышла из своего кабинета с фонариком в руках и направилась к распределительному щитку.
— Да тут все накрылось, — сказал ей Фрэнк, беря телефонную книгу.
— К сожалению, все наши бригады технического обслуживания в данный момент заняты, — произнес автоответчик электрической компании. Пожалуйста, не кладите трубку. Вам ответят.
Положив трубку, Фрэнк закинул ноги на подушечку.
— Должно быть, обрыв линии где-нибудь.
На улице стоял мороз, но дом был хорошо утеплен.
Они с Пег поболтали в темноте, наслаждаясь передышкой, неожиданно вклинившейся в рутину будней. Потом Ходж Элиот, живущий через дорогу от них, с керосиновой лампой в руках вышел на крыльцо и посмотрел куда-то вдоль улицы.
Зазвонил телефон.
— Фрэнк? — зазвучал в трубке голос Эди Торальдсон. — С домом Кора случилось что-то странное. Мы высылаем взвод.
Речь шла о команде быстрого реагирования, которую Фрэнк некогда возглавлял.
— А что? Что стряслось-то?
— Толком не знаю. Видимо, кто-то погребен. Насколько я знаю, из Кавалера выехала полиция. Я подумала, что было бы неплохо, если бы и ты кинул взгляд.
— Ладно, — озадаченно произнес он.
Пег с тревогой взглянула на мужа:
— Что там?
— Не знаю. Эди говорит, что кого-то погребли. Вот только что это, черт подери, означает? — К этому моменту он уже надел пальто. — Держи дверь на замке.
До дома Кора всего шесть кварталов пути. Фрэнку пришлось пережидать во дворе, пока проедет колонна машин с добровольными пожарными. Потом он задним ходом сдал на улицу и повернул налево. Две минуты спустя он остановил машину у обочины позади толпы, забившей улицу на полквартала от дома Кора. Фрэнк подъехал как раз вслед за командой быстрого реагирования. Кругом густо росла бузина, и разглядеть, что случилось, было трудновато. Зато прекрасно слышен был шум толпы.
В это время подъехала пожарная машина, и толпа расступилась, давая ей дорогу. И тогда Фрэнк наконец-то узрел, в чем дело.
На месте дома Кора, с недавнего времени ставшего Церковью-в-глубинке, высился двухэтажный снежный цилиндр. И венчал его затейливый завиток, будто крем — трубочку с мороженым.