Андро и Изабель так и не ложились спать с тех пор, как получили свой контракт. После возвращения из «Георга» они провели предрассветные часы пятницы, обмениваясь трансатлантическими факсами со своими американскими брокерами, с главным агентом суперзвезды Джила Манро, с агентами остальных членов съемочной группы. Когда в Лос-Анджелесе отправились ко сну, уже были решены вопросы о художниках, дизайнерах, осветителях, гримерах, костюмерах, звукооператорах и так далее, а также оговорены многие другие организационные моменты, без которых невозможно начинать производство фильма. До начала съемок оставалось всего шесть недель, и они не могли позволить себе терять ни одной минуты. Андро приготовился лететь в Лондон для встречи с директором агентства по найму киноактеров, поскольку предстояло еще провести несколько кинопроб, в том числе на роли двух главных героев, юных влюбленных Дэвида и Катрионы.

— Но прежде чем уехать, ты просто обязан повидаться с Катрионой Стюарт, — настаивала Изабель, глядя поверх обложки «Филм Бэнг», этой библии шотландских кинематографистов.

Андро нахмурился. Было субботнее утро, и они выглядели вымотанными и усталыми, под глазами обоих легли темные тени. Тихо жужжала кофемолка, стол был уставлен грязными чашками и пустыми картонками из-под молока.

— Зачем? — уточнил он. — Она знает, что я сделал. Что я могу ей сказать после этого?

— Попробуй начать с «извини», — посоветовала Изабель.

— Какой в этом смысл? — недовольно буркнул Андро. — От извинения все, что было, не исчезнет.

— Но и нам от нее никуда не деться, — напомнила Изабель. — Хэмиш Мелвилл вложил в наш фильм миллион фунтов, а она — его представитель. Мы не можем допустить, чтобы из нашего доброго ангела она превратилась в злого гения!

— Тогда пойдем вместе со мной, — мягко предложил Андро. — При тебе она не сможет устроить мне сцену.

— Это исключено, — возразила Изабель. — Ты должен пасть перед ней ниц. Сказать, что совсем не собирался соблазнять ее, но она такая неотразимо привлекательная, что ты не мог устоять и только поэтому зашел так далеко. Немного лести — и все будет в порядке.

— Ты так считаешь? — засомневался Андро. — Я не уверен, что Катриона восприимчива к лести.

— Почему же, она ведь очень доверчива, как ты уже имел случай убедиться, — напомнила Изабель. — Ты обдурил ее один раз, может быть, тебе удастся проделать это вторично.

Андро метнул на нее острый взгляд.

— А ты жестокосердна, Иззи, не так ли? Как, оказывается, немного человеческой доброты и сострадания помещается в твоей маленькой груди.

Иззи засмеялась.

— Оставь в покое размеры моей груди. Лучше пойди попрактикуйся перед зеркалом, чтобы твоя физиономия как следует ее разжалобила. Небольшая репетиция никогда не повредит.

Андро поймал Катриону в дверях — она выходила, чтобы отправиться на заседание к Элизабет Николсон. Девушка едва не вздрогнула, когда вдруг увидела перед собой огромный ворох белых лилий, из-за которых потом появилось бледное лицо Андро.

— Я знаю, что этим уже мало что можно изменить, — сказал он, вручая ей цветы, — но я не мог придумать другого способа, чтобы попросить прощения.

Катриона без колебаний захлопнула за собой входную дверь. Она не хотела, чтобы Андро снова переступил порог ее квартиры; собственно говоря, сейчас ей хотелось одного — чтобы он ушел как можно скорее и как можно дальше. Казалось невероятным, что всего несколько дней назад за этой самой дверью они с упоением занимались любовью, а теперь она с трудом могла заставить себя смотреть на него.

Катриона равнодушно опустила лилии головками вниз, как будто это была метелка для вытирания пыли, и безразлично-деловитым тоном ответила:

— Я понимаю. Что ж, спасибо. Если не возражаешь, я возьму цветы с собой в машину — я уже опаздываю на встречу.

— Означает ли это, что ты меня не простила? — жалобно спросил Андро, спускаясь вслед за ней по лестнице.

Катриона старалась вести себя так, как будто случайно встретила в супермаркете знакомого: «Здравствуйте-Как поживаете-Всего доброго-Извините, я спешу».

— Нет, это означает только, что я тороплюсь, — коротко бросила она.

— Ты должна понимать, что я виноват только отчасти, — продолжал Андро, с трудом поспевая за ней. — Ты тоже должна взять на себя часть вины, ты и Скай.

— Да? Хотела бы я знать, как тебе удалось прийти к такому выводу? — поинтересовалась Катриона.

Они вышли на улицу и начали подниматься к арке, чтобы выйти на площадь перед замком.

— Очень просто: все произошло потому, что Скай так романтичен, а ты так красива. Я совсем не собирался заходить так далеко, но ничего не мог с собой поделать. — Андро попытался забежать вперед, чтобы она могла оценить хорошо отрепетированное выражение невольного восхищения на его лице. — Сама знаешь, что ты ходячее искушение, Катриона. Провокация на двух ногах.

Катриона остановилась. В течение тридцати шести часов ее отношение к Андро претерпело необратимые изменения. Однако она не была склонна во всем винить только его. Благодаря тому, что ей открылась правда про него, Катриона узнала кое-что новое и о себе, и это новое ее отнюдь не радовало.

— Ради Бога! — воскликнула она. — Только не надо морочить мне голову. — Она строго взглянула на Андро глазами, в которых вдруг заблестела сталь. — Даже с учетом Закона о равных возможностях я считаю твою ссылку на смягчающие обстоятельства абсолютно неправомерной. К стыду своему, должна признать, что тебе удалось провести меня насчет любви и нежных чувств, Андро Линдсей, или Гэлбрайт, или как там тебя еще зовут, но что касается секса, тут тебе меня не обмануть. Ты вовсе не был захвачен безудержным и неукротимым порывом страсти, нет, ты холодно и расчетливо выследил и соблазнил меня, чтобы наложить лапы на миллион фунтов Хэмиша Мелвилла. Кстати, я бы отнеслась к тебе с гораздо большим уважением, если бы ты пришел и чистосердечно в этом признался. Вместо этого ты ищешь оправдания, вроде того, что якобы не смог держать себя в руках. Однако я подозреваю, что ты умеешь контролировать свои эмоции, как никто другой, во всяком случае из тех, кого я знаю. И к сожалению, гораздо лучше, чем я! Ты можешь управлять ими, как хочешь, включать и выключать по своему желанию, как водопроводный кран, и мне остается только надеяться, что ты с блеском проявишь свое искусство в будущем фильме — единственном положительном итоге этого достойного сожаления эпизода!

Ее вспышка застигла Андро врасплох. Он увидел новую, незнакомую Катриону — напористую, гордую, решительную.

— Значит, ты не повернешься спиной к нашему проекту? — осторожно уточнил он.

Катриона снова зашагала вперед, небрежно опустив вниз букет, так что великолепные лилии едва не волочились по земле.

— Нет, не повернусь, ведь я уверена, что для Хэмиша это хороший способ вложения капитала. И ты вполне мог прямо и честно обратиться ко мне с этим деловым предложением, а не подсовывать вначале свое неотразимое тело. — Она сделала паузу. — Конечно, если быть до конца честной, я тоже не должна была с такой готовностью на него бросаться. Я даже не знаю, кто из нас выглядит хуже в моральном плане — соблазнитель или соблазненная.

Они дошли до того места, где стояла машина Катрионы. Девушка открыла дверцу и небрежно, как ненужную тряпку, швырнула цветы на заднее сиденье. Когда она села за руль, ей потребовалось несколько попыток, чтобы вставить ключ зажигания. Андро, облокотившись на приоткрытую дверцу, спросил:

— О’кей, теперь, когда ты высказалась, можно считать, что мы помирились?

Катрионе наконец удалось завести мотор.

— Я бы не рискнула называть это примирением, — вяло улыбнувшись, ответила она, захлопнула дверцу и умчалась.

«Веселые Клюшки» состояли из Элизабет, Фелисити и трех других спортивного вида дам различного возраста. Одна из них, Дженет, которую Катриона про себя сразу прозвала «Молодая мамаша», отличалась поистине атлетическим сложением, две другие, постарше, составляли неразлучную и неразличимую пару. Их звали Си и Фи (сокращенно от Селии и Фионы), и они непрерывно поддакивали друг другу и никогда не вступали в спор с остальными. Собственно говоря, они были настолько поглощены болтовней, что, если бы не Элизабет, которая то и дело подсказывала им, что они должны говорить и думать, комитет так никогда и не принял бы ни одного решения. Под ее мудрым и твердым руководством они быстро покончили с текущими делами: составили благодарственное письмо в местную газету, утвердили отчет, рассмотрели вопросы об организации школьных уроков плавания в одном из городских бассейнов, о чемпионате по ориентированию в Пентланде, об итогах юниорского первенства по лыжному спорту и о грандиозном спортивном празднике в Глазго. В разделе «Разное» Элизабет представила Катриону и ее идею о проведении крикетных матчей с участием знаменитостей, после чего сразу же было поставлено на голосование и единогласно принято решение включить Катриону в состав комитета.

— Если у вас есть несколько минут, Катриона, то оставайтесь. Мы вдвоем обсудим некоторые вопросы более подробно, — предложила Элизабет.

Катриона, которая рада была любому поводу, чтобы немного отвлечься, с готовностью согласилась, и после того, как Си, Фи, Дженет и Фелисити, угостившись чаем с гренками, отбыли восвояси, Катриона обнаружила себя сидящей в уютном кресле со стаканом крепчайшего джина с тоником в так называемой «берлоге» Элизабет — маленькой комнате, расположенной в задней части громадного каменного особняка.

— Я знаю, что большинство женщин, которые, подобно мне, остаются в одиночестве, предпочитают продавать фамильные особняки и покупать себе небольшие квартирки, но я не из их числа, — призналась вдова. — Мне нравится здесь, я одна, как последняя горошина в стручке. Вот устроила себе спальню в бывшей комнате для горничных над кухней, там уютно и тепло, и мне не нужно топить в основных комнатах, если только мои дочери не приезжают навестить меня со своими семействами. — Элизабет отхлебнула большой глоток джина и улыбнулась: — А у вас какое жилище?

— Маленькая квартирка с одной спальней, но зато из нее открывается великолепный вид на замок. Это ее главное достоинство, — пояснила Катриона.

— Значит, вы живете одна? — уточнила Элизабет.

— Да. Когда я работала в Пейсли, то мы с другими девушками снимали домик на троих, но, перейдя к «Стьюартсу», поняла, что могу позволить себе выбрать жилье по своему вкусу.

— И вы не чувствуете себя одиноко? Вам не хотелось бы жить с приятелем или с кем-нибудь еще?

— Нет. Я никогда не встречала мужчину, с которым бы мне хотелось жить. Слишком хлопотно, как говорит моя мать, — усмехнулась Катриона, на всякий случай пряча глаза от Элизабет.

Та шумно втянула воздух:

— Да! Хорошего человека найти нелегко. Уж это мне известно — сама я смогла найти только одного.

Катриона сочувственно улыбнулась.

— Вашего мужа?

— Моего последнего мужа, — поправила ее Элизабет. — Старый дурень! Он слишком быстро меня покинул.

— Простите, но я хотела бы задать вам тот же вопрос, что и вы мне, — мягко начала Катриона. — Чувствуете ли вы себя одинокой?

— Чертовски, смертельно одинокой. Но я учусь с этим жить. Я готова поверить, что не каждая женщина нуждается в том, чтобы в ее доме был мужчина, но я до сих пор в этом нуждаюсь и подозреваю, что и вы относитесь к тому же племени.

Катриона удивленно подняла брови.

— Что заставляет вас так думать?

— Интуиция. Я не права?

Катриона пожала плечами.

— Не знаю. Вряд ли можно страдать от отсутствия того, чего у тебя никогда не было, — предположила она и напомнила: — Однако это весьма далеко от проблем гольфа и крикета.

— К черту гольф и крикет. Мы можем поговорить о них и в другой раз. Давайте лучше пропустим по второму стаканчику джина, — сказала Элизабет, опрокидывая в себя остатки первого и жестом предлагая Катрионе сделать то же самое. — И вы расскажете мне, почему, когда вы сегодня приехали, то были похожи на человека, побывавшего под обстрелом.

— В самом деле? — изумилась Катриона.

Элизабет хмыкнула.

— Во всяком случае, следы пуль были видны невооруженным глазом.

— Что ж, во всяком случае, у меня есть основания считать, что и мои выстрелы попали в цель.

— Вот это мне и хотелось услышать, — кивнула возившаяся возле подноса с бутылками Элизабет. — Не давайте этим ублюдкам себя унизить.

— Полагаю, вы никогда никому этого не позволяете, — заявила Катриона, но была удивлена ответным хмурым взглядом хозяйки.

— Никто не защищен от артиллерийского огня, — вздохнула Элизабет, — даже такая старая боевая лошадь, как я.

— Вы не похожи на боевую лошадь, — возразила Катриона, с улыбкой принимая от немолодой женщины новую порцию джина. — Скорее, на маленький военный корабль.

— Мне нравится такое сравнение, — кивнула Элизабет, возвращаясь в свое кресло. — Я сразу кажусь себе хоть и маленькой, но деятельной, сильной и энергичной.

— А вы и есть такая.

— Замените только «энергичный» на «любопытный», и все будет почти правильно, — прокомментировала Элизабет. — И сейчас вы в этом убедитесь. — Поставив стакан, она начала делать руками пассы в сторону Катрионы. — Ну-ка, признавайтесь. Кто в вас стрелял и из чего были отлиты пули?

Катриона колебалась. Она нуждалась в том, чтобы с кем-то поделиться, но Элисон в данном случае не очень подходила из-за явно неодобрительного отношения Джона ко всей этой истории. Элизабет же — незаинтересованная слушательница и не имеет никакого отношения к тому, что Катриона называла для себя «порочным кругом Невисов». Кроме того, она одинока, то есть не станет сразу же делиться услышанным с мужем, она старше и опытнее и, вероятно, сможет дать Катрионе какой-то совет. Но можно ли ей доверять, или признания Катрионы неминуемо станут достоянием и пищей для сплетен всего гольф-клуба?

— Может быть, будет лучше, если для начала я сама расскажу вам все, что знаю, — предложила Элизабет, чтобы поощрить Катриону к разговору. — Мне известно, что Брюс Финли был любовником Линды Мелвилл. Об этом мне сказала Флик, то есть Фелисити. Но вот чего вы не знаете, так это того, что Флик подозревала, будто Брюс изменяет ей с вами.

— Со мной? — возмутилась Катриона. — Почему она так решила?

— Может быть, потому что на первый взгляд вы ни с кем не связаны, а тем не менее выглядите как девушка, у которой непременно должен быть мужчина. Одинокая красота, такая как ваша, вызывает подозрения, особенно со стороны таких уязвимых леди средних лет, как Фелисити.

— Она вовсе не средних лет, — запротестовала Катриона, — она всего лишь на восемь лет старше меня.

— Да, но ее брак уже достиг среднего возраста, и это делает ее уязвимой. Она не уверена, что еще привлекает Брюса, в то время как в его орбиту попадают такие яркие звезды, как вы.

— Но в данном случае она избрала для своих подозрений ложную цель, — сухо заметила Катриона. — Что касается Брюса, то, по-моему, он вступил в связь с Линдой только для того, чтобы доказать, что он еще может.

— Совершенно верно. Я посоветовала Флик черное кружевное белье и одну-две ночи где-нибудь вдали от детей, однако она считает, что уже слишком поздно.

— Брюс должен быть благодарен, что она вообще еще о нем думает.

— Да, она сущее золото, наша Флик. Однако в то время как общее внимание было сконцентрировано на Брюсе и Линде, Хэмиш и Катриона тоже переживали свою собственную маленькую бурю, не так ли? — Элизабет бросила на свою гостью пронизывающий взгляд и вновь приложилась к стакану.

— Не думаю, что Хэмиш был бы счастлив это услышать, — осторожно ответила Катриона. — В особенности если учесть, что ваши предположения базируются только на догадках.

Элизабет покачала головой:

— Нет, не только. Квинни Невис — член нашего клуба. Кроме того, она страшная сплетница, и случилось так, что она посетила театр «Адельфи» в один вечер с вами.

Глубоко вздохнув, Катриона кивнула:

— Да, знаю. Роб Гэлбрайт говорил мне.

Элизабет подняла брови:

— Кто? Ах, да — неуловимый сын и наследник Квинни! А он-то здесь при чем?

Катриона наконец решилась.

— Послушайте, могу ли я вам доверять? — прямо спросила она. — Мне хочется с кем-то поговорить, но я слишком мало вас знаю и не могу сказать, что меня греет мысль о том, что мои личные дела могут стать темой следующей сессии в баре гольф-клуба. Извините, наверно, я кажусь вам очень грубой.

— Напротив, вы рассуждаете вполне разумно. Разумеется, я могу дать вам слово молчать обо всем, что от вас услышу, но вам самой придется решать, верить моему обещанию или нет.

Катриона медлила, наблюдая за Элизабет и думая, кого же ей напоминает собеседница. Джулию Эндрюс, вдруг догадалась она. Нет, не молодую Джулию Эндрюс, поющую и танцующую в «Звуках музыки», а такую, какой она должна была бы быть в шестьдесят. Под простой, грубоватой внешностью в Элизабет чувствовалась такая же привлекательная утонченность, а также надежность, честность и цельность. В школе вы не выберете ее в подружки, чтобы вместе курить под лестницей, но на экзамен или в трудный поход предпочтете пойти именно с ней.

— Предупреждаю, это достаточно длинная и запутанная история, — начала Катриона. — Вы уверены, что она вас заинтересует?

— А вы попробуйте, — посоветовала Элизабет.

Катриона так и сделала и сама удивилась тому, как легко было рассказывать этой женщине с совиным лицом о Хэмише, об Андро и о Робе, о миллионе фунтов и о том отвращении к себе, которым она прониклась в итоге всей этой малопривлекательной истории.

— И в конце концов мне захотелось, — закончила она, — вырваться из этого порочного круга, сказать «Стьюартсу» «прощай» и вернуться на свой остров.

— Да, я понимаю, что привело вас к такому решению, — сочувственно откликнулась Элизабет. — Но в этом случае вы кое-что потеряете — я имею в виду, материально?

— Все, — подтвердила Катриона. — Останусь почти ни с чем. Хотя, конечно, я не могу этого себе позволить, учитывая, что пообещала сестре помочь купить ферму, а для этого я должна оставаться у «Стьюартса».

— Что ж, может быть, вы не должны делать это в спешке, сию минуту, но если вы действительно чувствуете себя как рыба, вытащенная из воды, то можете уже сейчас начать готовить почву, чтобы изменить свою жизнь. Для начала давайте подумаем, как лучше поступить с Хэмишем. Это в первую очередь — после следующей порции джина, разумеется.

— Господи, если я выпью еще хотя бы глоток, то совсем опьянею! — воскликнула Катриона.

— Это идея. Слегка напиться и позвонить Хэмишу.

— Я не могу ему звонить, вот в чем загвоздка:

— Чепуха! Просто позвоните ему домой, и если подойдет Линда, то спокойно попросите его к телефону. Никаких извинений или объяснений, как проповедует старушка Тэтчер. Кстати, это одна из немногих вещей, в которых она права, на мой взгляд.

— Наверно, к телефону подойдет Минто, — вяло улыбнулась Катриона.

— Минто?.. Ах да, я о нем слышала. Дворецкий, не так ли? — фыркнула Элизабет. — Подумать только, эти Мелвиллы держат дворецкого! Поверьте мне, дорогая, ваша дружба с Хэмишем все равно длилась бы недолго. Ни в коем случае, раз он держит дворецкого.

— Я никогда об этом не думала, — хихикнула Катриона, — но, пожалуй, вы правы.

— Разумеется, права, — проворчала Элизабет. — Я же вам говорила. Все, что вам нужно сделать, — это позвонить. Будет гораздо хуже, если он опять явится.

— Вы забываете о банке. Лорд Невис вряд ли оценит как достижение, если Хэмиш уйдет в другой банк только потому, что я попросила его уйти из моей жизни.

— Да, боюсь, что так. Здесь нужна тонкая игра. — Элизабет встала. — Ладно, чтобы планировать кампанию, нам нужно подкрепить мозги. Еще один джин!

— Нет. Если я намерена продолжать пить, то мне нужно что-нибудь съесть, — твердо заявила Катриона.

— Хорошая мысль. Сходим в ближайший китайский ресторанчик, закажем утку с пряностями и рисовой водкой.

— Лучше с зеленым чаем, — поспешно предложила девушка. — Но утка — это грандиозно.

Катриона вдруг поняла, что страшно проголодалась, ведь уже несколько дней она почти ничего не ела.

— Прелестно! — закричала Элизабет. — Мы будем обгладывать утку и обсуждать, как лучше уладить отношения с Хэмишем. Кроме того, мне бы хотелось услышать еще что-нибудь про этого сына и наследника Квинни Невис. Она всегда говорит о нем так, что можно подумать, будто он один на миллион, но я подозреваю, что это обычное материнское преувеличение. Однако не зря говорят, что хороший сын будет и хорошим мужем. — Она лукаво глянула на Катриону, но гостья, проигнорировав намек, передернулась:

— Только не упоминайте миллион, — попросила она. — У меня от этого слова мороз по коже!

Разговаривая с матерью по телефону в воскресенье вечером, Роб подтвердил, что собирается навестить родителей во время пасхальных каникул.

— И еще я обязательно хочу повидаться с дедом, — добавил он. Вы поедете в Глендоран?

— Полагаю, мы приедем туда в воскресенье после обеда и, как обычно, все вместе поужинаем на кухне. Ты же знаешь, как наш старый младенец любит соблюдать все традиции. А почему ты спрашиваешь, дорогой?

Прижав трубку подбородком, леди Невис расставляла цветы в вазе. В другом углу гостиной ее супруг спрятался за «Санди Телеграф».

— Дело в том, что я хочу туда кое-кого пригласить, — сообщил Роб, — конечно, если ты ничего не имеешь против.

— Разумеется, не имею, — заверила его мать, мгновенно навострив уши. — И кто же этот «кое-кто»?

— Одна девушка. Но, если не возражаешь, лучше я сначала узнаю, примет ли она приглашение, а уже потом скажу тебе, кто она. Я сообщу тебе, приедет ли она.

— Мы ее знаем? — Квинни была заинтригована.

— Больше я ничего не скажу. И ради Бога, не говори Андро! — В голосе Роба явственно прозвучало раздражение, и Квинни нахмурилась.

— Андро уже сказал мне, что не приедет на Пасху, — заметила она. — Он слишком занят с этим своим фильмом. Ты ведь еще не знаешь, что он раздобыл деньги?

— Конечно, знаю, мама. Ведь это я готовил их контракт, разве ты не помнишь?

— В самом деле, дорогой? Совсем забыла. Так или иначе, он позвонил Джорджу в банк сам не свой от радости, чтобы сообщить эту хорошую новость. Джордж был потрясен. Мне кажется, он думал, что Андро так никогда и не проявит ни энергии, ни инициативы.

— О нет, он проявил их вполне достаточно, даже с избытком, — заверил Роб. — Собственно, это он нашел решение проблемы с деньгами. Честно говоря, мама, я рад, что он не поедет в Глендоран. Чем меньше мы с ним сейчас будем видеться, тем лучше.

— О-о, дорогой, — простонала мать, — как же я ненавижу, когда вы начитаете ссориться.

— Ну, по крайней мере, мы хотя бы уже не деремся, как в детстве. Передай отцу мои наилучшие пожелания. Скажи, что в субботу я с удовольствием сыграю с ним в гольф, если у него появится такое желание.

— Чудесно, дорогой. Он еще дремлет после сегодняшней игры, но я обязательно ему передам. До свидания.

— До свидания. Скоро увидимся.

Положив трубку, Роб задумался, стоит ли ему немедленно звонить Катрионе. Идея пригласить ее в Глендоран появилась у него сразу же по возвращении в Лондон, однако Роб опасался, что его братец мог навеки отвратить Катриону от желания общаться с его семьей. Будучи тем самым человеком, который открыл девушке глаза на двуличие Андро, он чувствовал себя более чем неуверенно. Не получится ли так, что он сам толкнул ее, заставив совершить головокружительный прыжок, а теперь пытается подхватить, когда она еще не успела приземлиться? Может быть, лучше дать ей время, чтобы она смогла обрести равновесие, прежде чем просить ее решиться на очередной прыжок?.. Однако Робу страстно хотелось исправить то зло, которое сотворил Андро, залечить раны, которые его брат нанес нежному, уязвимому сердцу Катрионы. Воспоминание о ее хрупкой красоте неотвязно преследовало Роба. Его рука нерешительно потянулась к телефону…

Из аэропорта Хэмиш прямиком поехал к Катрионе. Прощаясь с Максом, он на мгновение почувствовал себя виноватым и, глядя в скорбное лицо мальчика, пообещал:

— Я догоню вас через денек-другой. А ты пока тренируйся!

На вопрос Линды, когда точно он присоединится к ним в Цермате, Хэмиш неопределенно ответил:

— В среду или в четверг. Я позвоню вам, когда буду знать.

После разговора с Катрионой он ощущал смутное беспокойство. Врожденная сверхсамоуверенность не давала ему поверить, что она всерьез намерена порвать с ним, как намекнула в пятницу. Еще ни разу в жизни его не бросали и не отвергали, с тех самых пор, как он шестнадцатилетним школьником бойкой болтовней и неотразимой улыбкой начал завлекать девушек в кусты возле танцплощадки. Практически все в конце концов уступали его природному дару соблазнителя и укладывались на капот машины или просто неумело прислонялись к кирпичной стене. Потом, поняв, что активное участие партнерши придает сексу дополнительную остроту, Хэмиш начал искать более длительных и устойчивых связей. К тому времени он уже начал свою блистательную деловую карьеру: делал деньги на том, что скупал дома в окрестностях Глазго и по бешеным ценам сдавал комнаты в них студентам, которые оказались выброшенными на улицу в результате проведенной в шестидесятых годах акции по сокращению мест в общежитиях. Таким образом, уже в ранней молодости у него всегда было место, куда он мог приводить девушек, и машина, на которой он мог их катать. Ни одной девушке даже в голову не приходило бросить Мелвилла ради другого: никто из ровесников не преуспевал так, как он. Только он решал, когда поставить точку, и рвал с очередной девушкой, когда неуемная жажда толкала его на поиски свежей плоти и новых наслаждений. Даже когда его первая жена, Энни, на которой Хэмиш женился, чтобы заполучить долю в процветающем торговом бизнесе ее отца, сбежала с американским дилером, он испытал скорее облегчение, чем досаду, и, получив в качестве извинения Пикассо, решил, что с лихвой компенсировал свою потерю.

И теперь, когда речь шла о Катрионе, только в самом отдаленном, незащищенном уголке его сознания копошились сомнения. Она совсем не похожа на всех остальных его женщин, даже на Линду, которой, несмотря на то, что она женила его на себе и сделала не только отцом, но даже рогоносцем, тем не менее не удалось превратить Хэмиша в послушного и смиренного мужа. Катриона, одна Катриона, была совсем другой — самостоятельной, независимой, гордой, она не хотела его подарков и даже заявила, что может не захотеть его самого, если он всецело не будет принадлежать ей.

Разве не к этому, в сущности, сводится то, что она сказала? Что она не хочет быть второй скрипкой. Хорошо, он может сделать ее и первой, если это необходимо, чтобы удержать ее. Или, по крайней мере, сказал себе Хэмиш, он может пообещать Катрионе, что она станет номером один, а потом, когда она потребует доказательств, может быть, он уже пресытится ею настолько, чтобы, как обычно, самому выступить инициатором разрыва. Закрывая машину, Хэмиш самодовольно улыбался. План готов, и он не сомневался в успехе.

Накануне, после нескольких солидных порций джина и последовавшего за ним рисового вина, Катриона, возвращаясь из китайского ресторана, была вынуждена взять такси. Она завезла домой Элизабет Николсон и, убедившись, что ее машина в целости и сохранности стоит перед особняком Элизабет, отбыла восвояси. В воскресенье днем она пешком вернулась туда, чтобы забрать автомобиль и по дороге немного проветрить мозги.

Остаток дня Катриона посвятила обдумыванию плана, который они с Элизабет накануне разработали. При трезвом дневном свете он выглядел далеко не столь привлекательно, как пропитанной алкоголем ночью.

— Если уж ты так хорошо к нему относишься и хочешь обойтись с ним как можно мягче, — наставляла ее Элизабет, — то лучше всего согласиться уехать с ним на одну ночь, но предупредив, что это в последний раз. И при любом удобном случае переводи разговор на фильм. Убедись, что он понимает — ты искренне считаешь фильм очень выгодным для него вложением. Ты можешь сказать, что постоянно будешь наблюдать за ходом дел, проследишь, чтобы он не упустил никаких дополнительных возможностей, вроде встреч с кинозвездами, просмотров, премьеры — всего, из чего он может извлечь не только выгоду, но и удовольствие. Уверена, все это придется ему по вкусу — ведь это послужит ему отличной рекламой.

В тот момент Катрионе показалось, что это действительно оптимальный образ действий, однако чем больше она думала об этом на трезвую голову, тем меньше он ей нравился. По мере того как приближался час, когда должен был прийти Хэмиш, у Катрионы все сильнее холодели конечности. Сможет ли она, как ни в чем не бывало, отправиться с Хэмишем в какой-нибудь роскошный отель и заниматься с ним любовью в кровати Марии Стюарт, в то время как они оба будут знать, что эта их ночь — последняя? Не будет ли это немного смахивать на ночь королевы Марии с Босуэлом, если бы тем дано было знать, что ему суждено закончить жизнь где-то в датской темнице, а ей — на плахе? Можно ли приятно провести время, если знаешь, что над твоей головой занесен топор?

Хэмиш, светившийся плохо скрытым торжеством, появился ровно в шесть.

— Отныне все будет так, как ты хочешь, — объявил он, жадно целуя Катриону. — Нам не придется больше скрываться, прятаться по углам, выбирать места, где нас никто не знает. Мы будем в открытую появляться на людях и скоро станем почти что официальной парой!

Ошеломленная его словами, Катриона отпрянула назад и подняла на него глаза:

— Что ты имеешь в виду? А как же Линда? А Макс? Ты ничего не сказал им?

Уловив в голосе Катрионы панические нотки Хэмиш поспешил ее успокоить:

— Нет-нет. Мы же договорились, что Макса это не должно касаться. Во всяком случае, сегодня вечером они с Линдой в целости и сохранности прибудут в Цермат, а уже завтра устроят себе лыжный бал на склонах.

— И когда же ты намерен к ним присоединиться? — спросила Катриона, удивляясь происшедшим в нем переменам.

— Дня через два или три, какая разница — отмахнулся Хэмиш, наклоняясь, чтобы снова поцеловать ее.

Охватившее его возбуждение начало постепенно передаваться Катрионе. Его поцелуи становились все более глубокими и волнующими, и она почувствовала приближение знакомых ощущений. Он еще не потерял своей власти над ней, ему удалось разбудить ее чувственность и блокировать все мысли и сомнения. Откуда-то издалека полузадушенный внутренний голос шептал ей слова предостережения, слегка гася пламя, вспыхнувшее от его поцелуев.

— Сейчас, я хочу тебя прямо сейчас, — вдруг сказал он, сжимая ее в объятиях. — Прошло уже столько времени. Я не в силах ждать, пока мы доберемся до отеля. Да и зачем нам ждать? — Он снова и снова целовал ее, его руки начали жадно блуждать по ее телу.

Одурманенная, завороженная, Катриона вдруг словно раздвоилась. Он вновь был тем самым Хэмишем, влечение к которому она почувствовала с первой же встречи, — обаятельным, неотразимым, страстным. Казалось таким соблазнительным просто расслабиться и поплыть по течению, предоставить ему, как опытному кормчему, провести ее сквозь бурный водоворот в озеро блаженной раскрепощенности. Однако под толщей воды скрывались невидимые препятствия, и главными из них были ее собственные моральные устои. Разве сможет она поступить так, как посоветовала Элизабет — поцеловать и убежать?

Но Хэмиш, одержимый своим пылким желанием, по-видимому, не замечал ее колебаний.

— Где мы этим займемся? — похотливо улыбаясь, спросил он. — В кухне, в спальне или в гостиной? Или прямо здесь, в холле, на полу? Катриона, дорогая, я томлюсь по тебе уже несколько недель, которые показались мне месяцами или даже годами. Я думаю о тебе каждый день, каждый час, я целую и ласкаю тебя в моих снах и теряю в ночных кошмарах. Ты чудишься мне на улице среди прохожих, я вижу тебя в окнах пролетающих мимо автобусов и машин, но это никогда не оказываешься ты! Я вижу тебя в своем бокале вина, в тарелке с едой, среди газетных строчек и даже в ветровом стекле, когда веду машину. Ты постоянно присутствуешь в моих фантазиях, в моих мечтах, в самых глубоких и сокровенных моих желаниях. Но фантазии и мечты не могут заменить твое неповторимое, теплое, полное жизни чудесное тело, о моя милая Катриона!

Произнося этот пронизанный чувственностью монолог, он постепенно раздевал ее. Осторожно стащил с плеч Катрионы жакет и зарылся губами в ямочку на ее шее, потом заставил девушку опуститься на ковер и начал расстегивать пуговицы на ее блузке. Между пылкими фразами он сквозь тонкий шелк целовал ее груди. Загипнотизированная его речами, Катриона лежала неподвижно, глядя на шелушащееся пятно краски на потолке и не понимая до конца, сон это или явь. Она не знала, хочет ли она того, что сейчас произойдет, или просто у нее не хватает сил сказать «нет».

— У тебя самое красивое тело из всех, которые я когда-либо видел, — произнес Хэмиш, пожирая ее глазами, и начал расстегивать пояс. — И самая очаровательная, самая пышная, самая яркая в целом мире грива!

В это мгновение зазвонил телефон.