Во вторник шестого мая я был в Тампе, в отеле «Терраса», где получил номер, заполнив анкету на имя Роберта Мартина. Пиджак я держал под мышкой, белая сорочка приклеилась к спине, покуда я поднимался на два с половиной этажа, отделявших автостоянку от вестибюля. Я был уверен или почти уверен, что мне передали бы записку от Винса, если бы случилось нечто непредвиденное. Но никто ничего для меня не оставлял.

Мальчик-служитель оставил чемодан и вышел, прикрыв дверь за собою. Мне не оставалось теперь ничего другого, как ждать. Я выехал в субботу утром и потратил на дорогу в тысячу шестьсот миль три дня. По пути часто дождило. В Тампе было жарко и душно, как в парилке. К счастью, в номере был кондиционер.

Я попытался читать газету, купленную в вестибюле, но не мог сосредоточиться и начал вышагивать по номеру туда-сюда, от окна к столу и обратно, прикуривал одну сигарету от другой и бросал после пяти затяжек. Я проклинал Винса, заставлявшего себя ждать.

Те двенадцать дней, что прошли после отъезда Винса, были странными. Лоррейн и ее родители рассчитывали, что я вернусь к моей бессмысленной работе, как только «опомнюсь». Но я получил последний причитавшийся мне чек и внес его на тощий счет в банке. Затем отправился искать место. Джордж Ферр, один из лучших подрядчиков в городе, заявил, что с радостью взял бы меня к себе. Это предложение было столь лестным, что я, пожалуй, мог бы теперь принять вызов моей дражайшей половины. Оно, правду говоря, превосходило мои ожидания. Я сказал, что хотел бы подумать и чти вскоре сообщу ему о моем решении.

Домой я пришел слегка оглушенный. Но тут послышался голос Лоррейн: , — И что ты теперь собираешься делать? Слоняться по дому? А на что мы жить будем?

— У меня свои планы.

— Прелесть какая. У него свои планы, видите ли. Моя мать была здесь. Она говорит, папа ужасно зол на тебя. Они оба не могут понять, как это можно было просто плюнуть на все — после того что он для тебя сделал. Она даже плакала!

— Лоррейн, оставь меня в покое.

— Но что ты будешь делать?

— Я уеду.

— Куда? Куда, ради всего святого?

— Навещу знакомых. Возможно, удастся собрать какую-то сумму, хотя бы для начала.

— Кто тебе даст денег?

— Мне еще отказываться придется. Слушай, Лорри, почему бы тебе не взять пузырек чего-нибудь крепкого и не подзакосеть где-нибудь мирно и с удовольствием? Ты же видишь, мне не до тебя.

— Я имею право знать, что меня ожидает!

— Никто и никогда этого не знает. Никто никогда по-настоящему не знает, что его ждет.

— Смотрите-ка, он еще философ!

Я старался бывать дома как можно реже. Лоррейн становилась окончательно невыносимой.

В пятницу, накануне отъезда, поддавшись безотчетному побуждению, я зашел в телефонную будку невдалеке от своей вчерашней конторы и позвонил Лиз. Она сказала, что Э.Д, как раз нет на работе и она может выйти ко мне. Мы устроились в ближайшем кафе, и она торопливо начала рассказывать мне, как плохи дела: фирма, по ее словам, дышит на ладан. Несмотря ни на что, радоваться я не мог. Как-никак, «Строительная компания Э.Д.Мэлтон» какое-то время была частью моей жизни, и мне вовсе не улыбалось беспомощно наблюдать, как старый узколобый упрямец разрушает ее.

И собеседница моя загрустила.

— Мне будет тебя не хватать, Джерри. Я серьезно. Ох, какая же у нас тоска! А что ты надумал?

Я что-то соврал: хлопочу насчет новой работы, ищу капитал, чтобы возобновить свое дело.

— А и правда, если бы ты снова был сам себе хозяин, Джерри! Может, тебе пригодилась бы и старательная секретарша вроде меня?

— Лоррейн для начала выцарапала бы мне глаза, если бы я пригласил тебя.

— Это тебя волнует?

Мы вступали на ту почву, где раньше бывать не отваживались. Я ответил на ее взгляд и сказал:

— Нет. Может быть, это относится скорее к прошлому.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Предположим, я тебя слегка обманул и не хлопочу насчет места. И заводить свое дело я тоже не спешу. Она наморщила лоб — это у нее так мило получалось.

— Что-то я тебя не пойму.

— Не все тебе могу объяснить. Пока. Но представь, что у меня вдруг появятся деньги. Очень много денег.

— Это было бы прекрасно — для тебя.

— Я должен теперь уехать на пару дней. Может быть, вернусь уже богатым.

Мне показалось — она что-то поняла, точней — начала догадываться; озабоченность появилась у нее на лице.

— Но ведь ты… ты не собираешься делать глупости?

— Нет. Дело абсолютно верное.

— Для чего ты мне это рассказываешь?

Ее рука была рядом с чашкой. Я потянулся через стол.

По ее глазам понял, что сжал руку чересчур сильно, но она не жаловалась. Я еще никогда ее так не касался.

— Если все получится, мы вдвоем могли бы исчезнуть навсегда.

— А куда бы мы…

— А все равно куда.

Она смотрела через меня, поверх меня, в пустоту. Кончиком языка провела по нижней губе.

— Жизнь так тосклива, Джерри. И становится все тоскливее.

— А потом мы все это легализуем. Немного позже.

— Мы еще поговорим обо всем. Забери сперва все эти деньги.

Я отпустил ее руку. Она отпила глоток кофе. Через край чашки она глядела на меня. Потом поставила чашку на блюдце и улыбнулась мне такой грешной, такой виноватой улыбкой, что у меня вдруг захолонуло сердце.

— Забирай их, — повторила она шепотом. — И потом мы поговорим обо всем.

Мистер Роберт Мартин, развалившись на продавленном матраце, глазел на отсветы неоновой рекламы и автомобильных огней, пробегавшие по потолку, слышал сквозь уличные шумы музыку ресторана, девичий смех и монотонный храп соседа за стенкой.

В двадцать минут третьего зазвонил телефон. Я схватил трубку. Винс сказал, что сейчас придет. Он вошел пружинистым шагом — загорелый, статный и, конечно, ухмыляющийся. На голове у него была соломенная широкополая шляпа, глаза скрыты темными очками. Когда я запер за ним дверь, он кинул на постель сверток, подошел к столу и уставился на переполненную пепельницу.

— Немножко нервничаем, а?

— Ах, кончай! Будь оно все проклято!

Он развернул пакет и бросил мне шоферскую фуражку. Я примерил. Она оказалась на полномера меньше, чем нужно, но если нахлобучить поглубже, то сойдет.

— А где твой серый костюм?

Я открыл шкаф. Он взглянул на меня оценивающе.

— О'кей. Купим еще темный галстук, и тогда костюм можно будет принять за униформу. Он снял шляпу, сорвал очки и бросился на кровать.

— Наш герой прибывает завтра, рейсом 675, в три часа пополудни.

— Ничего не изменилось? Никаких неожиданностей?

— Если ты и дальше будешь задавать подобные вопросы, ты меня просто обидишь. Я взял машину напрокат. Рауль воображает, что я в Сан-Пауло. Кармела свое дело знает. Завтра в три часа по тамошнему времени — здесь будет уже четыре — генерал получит сообщение о заговоре. Все вместе доставляет мне ужасное удовольствие. И это весьма прибыльное удовольствие, Джерри.

— А что теперь?

Он вскочил на ноги, подошел к столу, достал план города. На нем был прочерчен маршрут. Я изучил его досконально, не упуская ни единой подробности.

Мы спустились вниз. Лимузин стоял на месте. Это был черный, выпущенный года три назад «крайслер». Мы сели в него, проехали до аэропорта, вернулись тем же путем в город. Винсент держал в руках план города и, поглядывая на часы, говорил мне, сколько времени ушло на тот или иной отрезок пути. Проехать к больнице оказалось несколько сложнее. Пришлось вернуться и повторить все сначала, и теперь я сделал всего две ошибки. На третий раз все прошло гладко. Следующий тур: мы стартовали с того места, где я припарковывал свою машину, ища кратчайшую дорогу к универмагу, где предполагали встретиться, а оттуда — к 301-й улице. Она, в свою очередь, должна была вывести нас на север. Здесь все оказалось проще, никакие повторы не понадобились.

Когда в больнице начался вечерний прием посетителей, мы вошли в здание боковым, запасным входом, через который мне предстояло назавтра покинуть больницу уже с деньгами. Мы поинтересовались, где тут можно выкинуть мусор. Винс внес в план некоторые уточнения. Машину он получил в центре Тампы. Он считал, что ее следует сдать и честь по чести закрыть арендный договор; мне пришлось с ним согласиться. Он купил флакончик бензина, — секундным делом будет снять с дверцы «крайслера» герб, который он намеревался приклеить прямо перед прибытием самолета.

Мы расстались в десять вечера. Я спал плохо. Утром я надел белую сорочку, темный галстук, серый костюм. Позавтракал в отеле, снова поднялся в номер, взял дорожный чемодан, сверток с фуражкой, отнес в машину и запер.

Через три минуты появился Винс в черном «крайслере». Я сел за руль. Мы еще раз проехали вчерашним маршрутом, засекая время. Двадцать восемь минут плюс две минуты на дорожные неожиданности нужно, чтобы доехать от аэропорта до больницы. Еще три минуты спустя я с деньгами должен буду сидеть уже в своей машине. В обязанности Винса входило избавиться от фуражки, стереть с дверцы лимузина герб, сдать его в прокатную фирму, пробежать шесть кварталов. Мне же для того, чтобы доехать до большого универсального магазина, требовалось десять минут. Остается еще двадцать. Куда девать это время? Договорились, что я буду разъезжать по этим кварталам — так, чтобы он меня мог видеть и в случае надобности вскочить в машину по пути. На все вместе мы выделили тридцать три минуты. Если самолет не опоздает, то в 16.15 мы выедем из города и двинемся на север.

Чемодан Винса лежал пока в «крайслере». В половине первого мы закусили сандвичами и выпили кофе. Генеральная репетиция прибавила мне уверенности. Теперь я знал, что могу это сделать. Винс наметил контейнер для мусора, в который ему предстояло выбросить фуражку.

Мы проехали к стоянке. Я отогнал машину к больнице. Винс на черном лимузине ехал следом. Его чемодан из «крайслера» переместился в мою машину, после чего я ее запер. Это была спокойная улица. Он смочил краденый герб чуждой нам страны и приклеил его к дверце черного лимузина. Я надел шоферскую фуражку. Винс устроился на заднем сиденье «крайслера». Мы подъехали к аэропорту и остановились в стороне от главного входа. Он достал шприц, наполнил его мутноватой жидкостью. Затем пристроил шприц за спинкой правого кресла — так, чтобы можно было мгновенно его достать.

— Ты знаешь точно, какая нужна доза?

— Конечно. До семи вечера он не очухается. Кроме всего прочего, сеньор Сарагоса довольно нетверд в английском, а консульство к этому времени уже закроется, ведь они будут ждать другого рейса. А вдруг возникнет не вполне понятная паника…

— Теперь все зависит от того, сядет ли он с тобой в машину.

— Сядет. Об этом я позабочусь, дорогой друг. Положись на меня.

— Мне все еще не верится. Такие деньги…

— Подожди, — вот когда они окажутся у тебя в руках… — Он взглянул на часы. — Остается шесть минут.

В аэропорту было шумно, суетно. Взлетали и садились один за другим самолеты. В салоне сделалось душно, как в хлебной печи. Мой костюм промок от пота. Тесная фуражка давила так, что голова начинала болеть.

— Подъезжай! — скомандовал Винс.

Я поехал к входу, заняв главный подъездной путь. При этом я миновал стоянку, развернулся и, как и было предусмотрено, встал сразу слева у дверей, через которые выходили пассажиры. Было без десяти три. Винс вышел из машины. К нему подошел служитель аэропорта.

— Послушайте, здесь запрещено стоять. Винс улыбнулся ему, слегка наклонился и обрушил на него целую лавину испанских фраз.

— Не знаю, дружище, что ты там бормочешь, но машину у входа ставить нельзя.

Винс, ослепительно улыбаясь, похлопывал по крылу «крайслера» и повторял:

— Diplomatiko! Diplomatico! Oficial! Второй служитель — или охранник? — подошел к ним и сказал примирительно:

— Да ладно, Гарри. Этим чудилам вроде бы разрешено встречать тут своих.

И они отошли.

Винс направился в здание. Через пять минут он вернулся один и сказал:

— Все в порядке, беби. Я звонил только что. Мне сообщили, что сеньор Сарагоса прилетает только вечером, в 20.15.

Это утешало. Значит, машина консульства здесь не появится.

— А самолет не опаздывает?

— Опаздывает. На несколько минут. — Винс посмотрел в небо. — Ага, должно быть, это он.

И он потрепал меня по плечу. Белые ровные зубы блеснули. Он повернулся и снова прошел в здание аэропорта.

Минуты текли. Я не упускал из виду огромные двери. Я словно бы вернулся в те времена, когда мы лежали в кювете, вздрагивая от гула вражеских грузовиков, подходивших бесконечно длинной колонной.

Винс вышел. Рядом с ним был приземистый человек в темном костюме и в светлой соломенной шляпе, человек с бледным треугольным лицом, тяжелыми скулами, с маленьким красным ртом и запавшими глазами. Он нес плоский небольшой чемоданчик и папку. Винс с видимым усилием тащил большой черный металлический кейс с хромированными уголками. Хром местами слез, и видны были пятна ржавчины. И на самом кейсе я успел заметить несколько вмятин.

Винс что-то горячо объяснял, нелепо жестикулируя свободной рукой. Человек казался подавленным и напуганным. Шаги его все замедлялись. Винс, казалось, поторапливал его. Я выскочил наружу, обошел машину, как и намечалось, открыл заднюю дверцу. Затем направился к Винсу и принял у него металлический кейс. Я покачнулся, когда он оттянул мне руку. Точно там, внутри, был свинец.

Низенький произнес резко:

— Momento! Alto!

Стойте, мол. Это даже я понял, но никак не реагировал на его слова. Открыл переднюю дверцу, поставил черный кейс на сиденье, захлопнул дверцу. Человечек, мне показалось, пожал плечами и подчинился. Получилось!

И тут я увидел двух субъектов, спешащих к нам. Два крепких молодца в спортивных рубашках стремительно настигали Винса и Сарагосу. Рука одного из них уже вынырнула из кармана, и в ней сверкнул металлический предмет. Солнце светило и жарило немилосердно.

— За спиной! — крикнул я.

Когда Винс забирался в машину, парень уже стрелял — с десяти шагов. Винс вздрогнул, но устоял на ногах. Инстинктивно, — сказалась его феноменальная реакция, — он успел загородиться сеньором Сарагосой, выставив его перед собой, одновременно он кинул мне:

— За руль, быстро!

Обегая машину спереди, я поскользнулся. Это было как во сне: я бежал изо всех сил, как-то почти не двигаясь с места. И не бежал, казалось, а плыл, рассекая горячую тугую воду. Я слышал еще два выстрела. Слышал какие-то возгласы, топот; одна женщина пронзительно завизжала. Я вскочил в машину, вставил ключ в зажигание, завел мотор.

Преследователи теперь были совсем близко. Я увидел, как Винс, из последних сил схватив Саратосу за брючный пояс и воротник, швырнул его навстречу той паре. Один из них споткнулся, другой резко отпрыгнул в сторону, уклоняясь от живого снаряда, но не удержал равновесия и упал. Когда Винс плюхнулся с размаху на заднее сиденье, я нажал на газ до отказа. Лимузин понесся на визжащих колесах по дуге пандуса. Вдогонку люди что-то кричали, размахивали руками, толстяк — служитель аэропорта пытался преградить мне дорогу, но в последний момент отскочил назад. Я слышал, как Винс на ходу захлопнул заднюю дверцу. Я бросил взгляд в зеркало заднего обзора. Оба громилы бежали за нами. Сарагоса лежал на асфальте, рядом с ним валялись папка с бумагами, кожаный дипломат.

Мы выезжали на шоссе. Я нашел просвет в сплошном потоке машин и, почти не замедлив хода, вторгся в эту гудящую вереницу. Скрежет тормозов, бешеные гудки, раздавшиеся в этот миг, слышны были, наверное, за целую милю. Когда я повернул направо, к городу, на спидометре была цифра 80. Далеко позади завыла сирена. Я притормозил, пропустил мимо шедший навстречу грузовик и свернул налево, чтобы дать кругаля: теперь я уже повторял действия, отрепетированные нами заранее. Я сбавил скорость. Через три квартала пришлось остановиться перед светофором.

Винс лежал в заднем отсеке на полу.

— Очень худо? — спросил я.

— Не знаю. Кровищи тут — словно свинью зарезали.

— Ты не пробовал остановить кровь?

— Бог ты мой, а чем же мне еще заниматься?

— А как там с этим… черт, как его зовут? — спросил я, срываясь с места; потому что вспыхнул зеленый.

— После второго выстрела он, знаешь, обмяк. Думаю, он готов.

— Кто это, к дьяволу… эти двое?

— Если не ошибаюсь, я их видел как-то однажды. Но вот где? Они не от Киодоса. Может, они набрели на такую же точно идею? Ох, проклятие! — Он застонал.

— Куда тебя ранило?

— Справа сверху, возле ключицы. Это была первая. И еще в ляжку.

— Ты сможешь вести машину?

— Конечно, нет! Теперь все придется менять. Я вдруг вспомнил о шоферской фуражке, сорвал ее с головы, бросил на пол.

— Рискнем заехать в больницу?

— В больницу? Но тогда мы проиграли, так ведь? Гони куда-нибудь… Только б кровь остановить. Давай, давай, гони!

Я и без того ехал так быстро, как только мог. Объехал больницу. О счастье! — на стоянке рядом с моей машиной было свободное место! Движение на тихой улочке было сравнительно небольшое. Я перетащил кейс с деньгами в свою машину, вернулся к черному лимузину. В заднем стекле была пулевая пробоина и масса мелких трещин в виде звезды. Я открыл дверцу.

— Сможешь перебраться в мою машину?

— Я должен, — сказал он, морщась. Под загаром его кожа приобрела зеленоватый оттенок. В салоне сладко пахло кровью. Хорошо хоть, что на нем был темный костюм. Левая штанина от крови промокла насквозь. На пиджаке тоже были большие пятна крови, спереди и со спины. Я помог ему приподняться и хотел уже вытащить на руках, но он отстранил меня и, медленно, с прямой деревянной спиной преодолев эти два-три шага, сам забрался в мою машину. Посидев немного с закрытыми глазами, он достал из кармана платок и флакон с прозрачной жидкостью.

— Надо все сделать до конца, — произнес он слабым голосом. — Шприц выбросить. Смыть герб, стереть отпечатки пальцев.

Я спешил как мог. На тротуаре стоял мальчик, внимательно посматривая в мою сторону. Я оставил ключ в зажигании — хорошо бы лимузин украли. Флакон с остатками бензина я вышвырнул в канаву на обочине. Шоферскую фуражку взял, сел с ней в свою машину и помчался к северу, к 92-й дороге.

— Как? Выдержишь?

В зеркале я видел, как он скривился.

— Езжай… Езжай поскорее!

Дорога № 301, на которую мы наконец свернули, вскоре вывела нас из густонаселенных районов. Я взглянул на часы. Почти четыре. А Винса ранили в 15.10. Он скверно выглядит. Я повернул еще раз и остановился в распадке между двумя невысокими холмами. Машину я поставил так, чтобы Винса не было видно тем, кто проезжает мимо. Он выбрался наружу и лег на землю. Я стянул с него брюки. Из круглой ранки на левом бедре и из выходного отверстия, неправильного и рваного, беспрерывно текла кровь. Я открыл чемодан, разорвал на полосы белую сорочку и наложил жгут на обе раны. У меня оставалось еще почти пол-литра коньяка. Я обработал им раны и смочил свернутую в несколько слоев ткань. Разорвав рукава сорочки, я закрепил ими оба жгута.

— Божественный запах, — сказал он.

— Помолчи! Сядь так, чтобы я мог с тебя снять рубашку.

Плечо не так кровоточило, зато рана выглядела еще ужасней. Я думаю, пуля задела ключицу и вышла наискосок. Плечевые мышцы оказались разорваны. Я повторил свои прежние действия, достал из его чемодана чистую сорочку, рукава старой разорвал и устроил перевязь для раненой руки. Затем я натянул на него темно-синие брюки. С помощью домкрата я вырыл в песке неглубокую яму, сунул туда окровавленные тряпки и засыпал землей. После того как Винс дважды глотнул «бурбона» прямо из горлышка, цвет его лица несколько изменился к лучшему.

— Благодарю вас, доктор Джеймсон, — сказал он церемонно.

— Тебе нужен настоящий врач.

— Всему свое время.

— А что нам теперь делать, Винс?

— Забраться куда-нибудь, где можно хоть одним глазком взглянуть на деньги.

— Такая любознательность — хороший признак.

— Твоими бы устами…

— Тогда двинулись.

Я помог ему вернуться в машину, и мы снова выехали на дорогу № 301. Я готов был сделать привал при первой же возможности, но Винс не соглашался: нужно отъехать от Тампы как можно дальше, настаивал он. Шоферская фуражка вдруг вспомнилась мне, — я опустил боковое стекло и выбросил ее в кусты, бежавшие вдоль дороги.

В пять часов я поймал по приемнику передачу из Тампы. Секунд в двенадцать они управились с международными событиями и делами у нас в стране, после чего перешли прямо к тому, что нас интересовало. Шум, оказалось, был поднят ужасный. Скучно они тут жили, видать, до нашего прибытия.

Сеньор Сарагоса мертв, он получил пулю в сердце. Убийцы напали на дипломата, когда тот беседовал с неким незнакомцем у выхода из международного аэропорта, рядом с ожидавшим его лимузином. Незнакомец под градом пуль добрался до машины, и шофер увез его с места происшествия. Убийцы в сине-белом «форде» с местным номером скрылись. Погибший дипломат должен был доставить служебные бумаги консулу своей страны. Убийцы оставили нетронутыми чемоданчик и папку с документами. Человек, подвергшийся нападению вместе с покойным дипломатом, описывался как смуглый, высокий мужчина крепкого телосложения в темно-коричневом костюме, соломенной шляпе и солнцезащитных очках. Предполагалось, что он не говорит по-английски. Консул, с которым удалось между тем связаться, отказался комментировать событие. Полиция взяла под контроль все выезды из города. Разыскивается черный «крайслер» и сине-белый «форд». Затем следовало весьма приблизительное описание убийц, способное скорее ввести в заблуждение, чем навести кого-либо на след.

Когда диктор перешел к новостям спорта, я выключил радио.

— Мы проскочили раньше, чем они заперли все входы и выходы, — сказал Винс.

— Да, похоже на то.

— Держу пари, что консул изображает недоумение. А может быть, ему и притворяться не понадобилось.

— Как так?

— Видишь ли, Сарагоса был ничто, нуль. Думаю, они подозревали, что курьер замешан в каких-то темных делишках. Они вполне могли решить, что тут была стычка между своими. Вор у вора дубинку украл. А нарушение дипломатического этикета с их стороны никто не хочет афишировать. Киодос — другое дело, тот должен быть порядком разочарован. Но и он шума подымать не станет.

Его товар всегда имеет спрос. Он свяжет все это происшествие с поражением заговора Мелендеса. Восстание против Пераля уже провалилось. Странно, что они об этом до сих пор не сказали. Все складывается совсем неплохо, Джерри.

— М-да. Все прямо-таки великолепно складывается! У тебя в шкуре две дырки, человек убит, а эти две гориллы наверняка гонятся за нами. Все хорошо, прекрасная маркиза.

— Ничего, Джерри, ты знай верти баранку. Лишь бы лошадка бежала…

Наигранная бодрость его тона прямо-таки резала слух. Я хотел сказать ему об этом, но не сказал.

Когда начались шестичасовые новости, мы проехали Окалу. Я немного опоздал, и маслянистый голос вступил на полуфразе:

« ..из страны поступают отрывочные известия, однако уже известно, что генерал Пераль с помощью войск, верных режиму, одерживает верх над повстанцами. В столице сегодня вечером объявлено чрезвычайное положение, жителям запрещено покидать свои дома. Из достоверных источников получены сведения, что группа заговорщиков во главе с Мелендесом арестована и брошена в тюрьму. Штаб-квартира повстанцев, расположенная на отдаленной гасиенде Мелендеса, хотя и не захвачена еще, но полностью окружена, и капитуляция если не произошла, то ожидается с минуты на минуту. Мы не раз говорили об опасностях, которыми чреваты подобные беспорядки для свободного мира. Видимо, и здесь имели место козни коммунистов, инспирировавших попытку переворота в дружественной нам стране. Стало известно, что группа Мелендеса на протяжении многих месяцев готовила оружие для нападения, и только благодаря случайности правительство было своевременно извещено о грозящей опасности».

— Вот ведь как можно заблуждаться, — заметил Винс. « ..только что нами получено еще одно известие — о личной секретарше Мелендеса, Кармеле де ла Вега. По-видимому, узнав о готовящемся разгроме восстания, она сегодня утром вылетела на одномоторном самолете из поместья Мелендеса. Не имея пилотских прав, она сделала отчаянную попытку перелететь через границу и приземлиться в городке Виадиад, расположенном двумястами милями южнее. Высказывается предположение, что именно она, будучи лояльной гражданкой своей страны, сообщила генералу Пералю о заговоре, а затем бежала, опасаясь победы Мелендеса и последующей расправы. Или же она рассчитывала просто исчезнуть? Теперь уже никто не ответит на эти вопросы, так как самолет потерпел аварию, а Кармела де ла Вега найдена мертвой».

Сразу вслед за этими словами на нас обрушили рекламу новой зубной пасты. Я выключил радио и украдкой взглянул на Винса. Лицо его точно окаменело. На нем совершенно ничего не выражалось.

— Поскользнулась на ровном месте, — произнес он наконец. — Она всегда была склонна к тому. И ощущения высоты у нее не было. Всегда или слишком снижалась или пыталась садиться, когда еще оставалось метров десять до земли.

— Как долго ты еще сможешь продержаться? — спросил я.

— Ну, теперь уже не очень-то… Недолго, Джерри. Я слишком много крови потерял. И пить хочется.

Остановиться мы решили в Старке, Флорида. Мотель был новый, с иголочки. Уже стемнело. Полная женщина, встретившая нас очень радушно, сообщила, что одна двухместная комната свободна. Я объявил, что тогда мы с другом займем ее. Она ответила, что очень рада. Мальчик покажет нам, где поставить машину, и принесет нам льда.

Я последовал за мальчуганом; он остановился возле двадцатого номера. Мальчик отомкнул дверь, отдал мне ключ и пошел за обещанным льдом. Как только он скрылся с глаз, я помог Винсу перебраться в комнату. Лед, вскоре принесенный мальчиком, я взял в дверях, сунув ему чаевые. Я внес багаж, запер дверь, опустил жалюзи и задернул занавески. В кондиционере что-то жужжало. Винс сидел в единственном кресле. Он выпил подряд пять стаканов воды, и ему как будто полегчало.

— Что будем делать?

— Как договорились.

— Тебе нужно лечь.

— Сначала я хочу видеть, что там у нас. Убедиться, что чемодан набит не булыжниками.

— Ну ладно. Кто бы спорил…

Я опустил чемодан с табуретки на пол. Он был заперт. Я сходил за домкратом, снова изнутри закрыл комнату на ключ, взломал домкратом оба замка и поднял крышку. Содержимое чемодана было прикрыто белой тряпицей. Я сорвал и ее, и тогда мы увидели, что там было.