Одна из прискорбных человеческих привычек – игра в загадки, например: “Что я делал, когда это произошло?"

Услышав о смерти Хелены Пирсон в четверг, третьего октября, я без труда реконструировал недавнее прошлое.

Тот четверг был четвертым и заключительным днем законной спасательной операции на море. Мейер отпускал массу шуточек насчет Тревиса Макги, спасателя по призванию, совершающего самую что ни на есть настоящую спасательную операцию, и повторял, что в результате моя легенда станет почти достоверной. Но разумеется, подобные речи были предназначены только для моих ушей.

Фактически все затеял не я. Мейер ввязался в странные проекты: где-то когда-то заинтересовался идеями удравшего с Кубы химика Джо Паласио и уговорил нашего общего друга Бобби Гатри, чертовски славного парня, обладателя насосов, прессов и прочей гидравлики, отправиться вместе к Джо в Майами, где тот обещал устроить миниатюрную демонстрацию своего изобретения в раздобытой каким-то образом старой ванне.

Когда Бобби вполне утвердился в решении уйти со своей постоянной работы, Мейер вложил деньги в небольшое партнерское предприятие, которое они окрестили “Флотационной ассоциацией”.

Потом Мейер, в очередной раз проникшись духом мамаши-наседки, улестил меня безвозмездно оказать услуги и пожертвовать на первую настоящую спасательную операцию мой плавучий дом “Лопнувший флеш” плюс мой шустрый катерок “Муньекита”. Поэтому мне пришлось привести “Флеш” на майамскую верфь, где на борт взгромоздили жуткий здоровущий дизельный насос со специально присобаченными Бобби Гатри добавками в виде неких весьма длинных армированных пожарных брандспойтов, несколько 55-галлонных металлических бочек специально составленной Джо Паласио смеси, подводные дыхательные аппараты, компрессоры, инструменты, паяльные лампы и прочее. Когда я загрузился водой и горючим, взял на борт провизию и спиртное, старичок “Флеш” сел на воду по самое некуда. Несмотря на идеально сбалансированный, широкий, как у баржи, старомодный корпус, он не мог не отреагировать на лишний груз в семь тысяч фунтов, по оценке Бобби. Похоже, “Флеш” здорово обиделся.

– Если он пойдет ко дну, – легкомысленно заявил Мейер, – посмотрим, удастся ли нам поднять его с помощью волшебной смеси Паласио.

И мы пошли вниз по Бискейнскому заливу с “Муньекитой” на прицепе, направляясь к нижним Флорида-Кис. Стартовали рано, двигались не спеша, к последнему лучу солнца ушли довольно далеко по Большому Испанскому каналу, под защитой юго-западного бриза осторожно выбрались на мелководья Аннет-Ки и бросили пару якорей.

Краткосрочный прогноз погоды был хороший, но примерно над островами Лиуорд располагалось подозрительное скопление облаков. До официального окончания сезона ураганов с девичьими именами было еще полмесяца, и вдобавок известно, что эти девицы с визгом гоняют по своему району, не обращая внимания на календарь.

Как я позже узнал, в ту самую субботу, двадцать восьмого сентября, Хелена Пирсон написала мне письмо – под влиянием предчувствия, что не переживет операцию. Запечатанное письмо отослал ее поверенный со своей сопроводительной запиской. И с подписанным чеком.

В тот вечер трое флотационных партнеров на борту стоявшего на якоре “Лопнувшего флеша” страшно нервничали. Привыкший рисковать Мейер пребывал в азартном нетерпении. Перед Джо Паласио маячил шанс начать новую карьеру в приютившей его стране. Бобби Гатри думал о жене и пятерых ребятишках. Всех троих охватывал заразительный энтузиазм, потом одолевали сомнения, мрачность и приступы невеселого смеха. Если все получалось в очень малом масштабе в украденной ванне, совсем не обязательно должно было выйти в канале Хоук во Флоридском проливе, в океане, на глубине в семьдесят пять футов.

Утром мы пошли вниз, на юг, по Большому Испанскому, мимо Ноу-Нэйм-Ки, под постоянным мостом между Байя-Хон-да-Ки и Спэниш-Харбор-Ки. Потом вывели перегруженный “Флеш” на глубину и совершили по медленно вздымавшейся грязной зыби девятимильный переход по курсу приблизительно 220 градусов к одинокому маленькому Лу-Ки. Вскоре мне удалось разглядеть в бинокль красный буй на Лу. По дороге, переключив управление на автопилот, я выбирал быстрейший и наилучший путь бегства, если гром грянет слишком внезапно. Надо как следует раскочегариться и идти чуть-чуть западнее северной стрелки магнитного компаса, градусов на восемь. Если можно будет делать восемь узлов, приведу “Флеш” в канал Ньюфаунд-Харбор минут за сорок, отыщу защищенный от ветра карман в Купон-Байт или поближе к берегу у Литл-Торч-Ки.

Бобби Гатри раздобыл координаты затонувшего в полумиле к юго-западу от Лу-Ки экскурсионного судна. Оно там лежало два месяца. Называлось оно “Бама-Гэл”, принадлежало владельцу отеля из Тампы. Прогулочная яхта стоимостью около девяноста тысяч долларов, построенная всего полгода назад. Сорок шесть футов, фибергласовый корпус, двойные дизели. Владелец отеля с женой и другая супружеская пара отправились рыбачить, и хозяин яхты заработал сердечный приступ, сражаясь с макрелью. Больше никто из присутствовавших на борту не мог связаться по радио с берегом и практически не знал, как пустить судно в ход. Примерно в полумиле впереди шел буксир с тремя баржами, и они решили, что на буксире должно быть радио, по которому можно вызвать вертолет береговой охраны и отправить владельца отеля в больницу. Приятель направил яхту наперерез буксиру, заглушил моторы, и все начали махать руками. Может, думали, что у буксира с баржей есть какие-нибудь тормоза. Капитан буксира старался избежать столкновения, но масса и инерция оказались слишком большими. Передний угол ведущей баржи пробил в корпусе огромную безобразную дыру, команда спустила ялик и быстро сняла людей, прежде чем судно пошло ко дну. К моменту прибытия береговой охраны владелец был мертв, как пойманная и утонувшая вместе с прогулочной яхтой рыба.

Страховая компания выплатила стоимость судна, Мейер получил от нее разрешение, так что спасательная операция должна была принести доход – если бы нам удалось поднять яхту, подцепить на буксир и найти что-то стоящее.

Итак, в то воскресенье я привел “Флеш” в самые надежные из имеющихся возле Лу вод, в бухту в форме вытянутого полумесяца, лежащего на боку, якоря бросил на мелководье поближе к берегу, но так, чтобы при низком приливе не остаться на мели. Мы вывели “Муньекиту” и нашли “Бама-Гэл” приблизительно через сорок минут ныряния и расчетов. Поставили над ней ярко-красный буй, после чего я повел “Муньекиту” вверх по течению, бросил якорь на глубине футов в семьдесят, дал лодке подойти к бую почти до конца якорной цепи длиной в четыреста футов, потом круто застопорил. Нельзя полностью доверять креплению, когда так мало места.

На борту “Муньекиты” было всего две цистерны со смесью, поэтому я нырнул вниз вместе с Джо Паласио осмотреть положение судна. Оно лежало на небольшом откосе, задрав нос, с креном около пятнадцати градусов на левый борт, с хорошо заметной дырой в правом борту почти посередине, ближе к корме. Корпус уже успел обрасти водорослями и зеленой слизью, но еще не слишком пострадал. Мы рассчитывали найти яхту досконально обчищенной от всего, что ребята-ныряльщики могут поднять, но по какой-то нелепой случайности они ее не нашли. В креплениях по-прежнему торчали большие удилища “Файнор” с катушками. Бинокли, спиртное, фотоаппараты, ящики с инструментами, ружье, солнечные очки – все игрушки, механизмы и приспособления, которые люди берут с собой в море, были сложены или разбросаны на кокпите, в каюте, на верхней палубе. Пока Джо занимался изучением люков, внутреннего расположения и размеров помещений, я собирал кучи добра и, дважды дернув линь, отправлял их на белый свет.

Поднявшись, мы обнаружили, что в зеленой сумрачной глубине барахло выглядело гораздо приличнее, чем на палубе катера: все заржавело, размокло и прохудилось.

В понедельник пришли на “Флеше”, бросили якорь над местом крушения и работали целый день посменно, законопатив места, способные, по мнению Паласио, отрицательно повлиять на плавучесть, прорубив несколько внутренних переборок, чтобы обеспечить свободный проток воды через все подпалубное пространство, заколотив изнутри досками большую пробоину в корпусе. Наткнувшись на что-нибудь подходящее, привязывали к линю и поднимали на поверхность.

Погода держалась до вторника, и к полудню Джо удостоверился, что мы готовы к первой попытке. Спустили армированный пожарный шланг, надежно закрепили на месте, пропустив в дыру, прорубленную над ватерлинией в поврежденном борту. Мы не старались восстановить герметичность судна. Паласио это вовсе не требовалось.

Бобби Гатри запустил свою диковинную на вид помпу. Помпа пульсировала, дымилась, воняла, но накачивала через подсоединенный сбоку шланг воду в дыру, откуда она выходила через десятки мелких отверстий там и сям. Паласио жутко нервничал, трясущимися руками подсоединяя шланги поменьше от трех цистерн с разными видами смеси к медным ниппелям большого шланга, тянувшегося к затонувшей яхте. На каждой цистерне стояли датчики и ручные насосы. Как мне объяснил Мейер, смесь номер один вступала в реакцию с водой, повышая ее температуру. Потом с силой нагнетаемые вниз смесь номер два и смесь номер три взаимодействовали с нагретой водой, внутри корпуса разделялись на крупные капли и в более холодной воде образовывали очень легкую пластичную массу из миллионов маленьких капель, полную газов, высвобождающихся в результате их взаимодействия друг с другом и нагретой водой. Паласио велел нам троим качать ручные насосы, а сам прыгал взад-вперед от одного датчика подачи смеси к другому, подгоняя одного и притормаживая другого. Минут через десять, приблизительно в сорока футах вниз по течению, произошло внезапное извержение желто-белых пузырей не правильной формы размером с дыню, которые, взлетев высоко над водой, были быстро унесены легким бризом.

Паласио остановил нас и перекрыл подачу смеси. Гатри выключил большую помпу. Спустившись вниз, обнаружили перегоревший вентилятор на передней палубе. К тому времени как его починили, пора было кончать работу. В среду весь день возникали то одни, то другие проблемы с помпой. Казалось, Паласио вот-вот сорвется и зарыдает.

Днем в четверг все минут сорок работало вроде бы нормально. Рука у меня постепенно наливалась свинцом. Паласио грыз костяшки пальцев. Вдруг Гатри испустил изумленный вопль. Из воды змеей вынырнул шланг, а в следующий миг выскочила большая круизная яхта, так быстро и близко, что к нам на борт выплеснулась волна, окатила нас и залила помпу. Яхта покачивалась, извергая воду, переваливалась с носа на корму, красиво и высоко вздымалась. Мы топали, визжали и хохотали, как идиоты. Судно было битком набито яркими воздушными гроздьями пены, и я старался не думать о собственной глупости, по которой даже не прикинул, что будет, если оно так быстро выскочит прямо под “Флешем”.

Не теряя времени, мы подцепили яхту на буксир. Зыбь усилилась, мне не нравился ветер. В промежутках между периодами мертвой тишины раздавалось жаркое влажное “уф-ф-ф”, похожее на гигантский выдох. Я выстроил короткую процессию:

"Флеш”, естественно, впереди, спасенная “Бама-Гэл” посередине, Бобби Гатри на “Муньеките” в хвосте. Я задействовал пару раций, поскольку нельзя было сигналить Бобби жестами из-за массивного корпуса “Бама-Гэл”. Ему было ведено держать пару дизельных двигателей “Муньекиты” мощностью в 120 лошадиных сил на холостом ходу, чтобы в случае расхождения каравана дать легкий толчок реверсом и вернуть катер в ряд. Я знал, что подвесные моторы могут работать на холостом ходу целый день без перегрева. А если бы мне пришлось остановить “Флеш”, чтобы кого-нибудь пропустить, Бобби не позволил бы катеру врезаться нам в корму.

Лишь в начале субботнего дня мы пришли в Меррил-Стивенс на Диннер-Ки. Пришлось заводить процессию в бухту под неутихающий свист порывистого ветра, который обрабатывал нас в паре с серым проливным дождем. До того я связался через майамский морской коммутатор с одним приятелем, так что нас ждали. Мы застроповали “Бама-Гэл”, ее вытащили из воды, поставили на салазки, втащили по рельсам в один из больших ангаров. С физиономии Паласио не сходила широкая мечтательная улыбка.

Начальник дока выделил слип для “Флеша” и место для “Муньекиты” на небольшой площадке для лодок. Когда мы как следует пришвартовались, бросили якоря, приняли душ, побрились и переоделись, хлестал уже настоящий ливень. В салоне на борту “Лопнувшего флеша” было очень уютно – горели огни, играла музыка, звенел лед в бокалах. Мейер грозил приготовить свой знаменитый бифштекс с соусом “чили”, бобами и яйцами, который никогда не готовился дважды одним и тем же способом. Гатри позвонил жене, обещавшей приехать из Лодердейла забрать его в воскресенье утром. Откупорили найденное на борту “Гэл” виски “Уайлд Терки”, я взялся колоть лед.

Мейер никому не позволял чересчур завышать ожидаемые доходы, постоянно предупреждая: “Минимум надежд, джентльмены”. И мы продолжали обсуждать возможные необходимые меры, и выходило, что на приведение яхты в порядок потребуется максимум пятнадцать тысяч, возврат же составит, как минимум, сорок пять после уплаты брокерских комиссионных.

Лучше всего на свете спорить о заработанном. Приятно слушать шум тропического дождя, ощущать в мышцах боль от тяжелой ручной работы, держать в руке ледяной стакан, чувствовать зарождение жадного аппетита, сознавать, что через пару часов даже булыжное ложе покажется мягким, глубоким, манящим.

Меня звали в едва оперившееся партнерство на условии двадцати пяти процентов. Но рискованные предприятия, пробивающие себе дорогу, не стоит дробить на слишком много частей. Не хотелось и взваливать на себя ответственность, все время помня, что должен работать, оправдывая ожидания других людей. Гордость не позволяла Гатри и Паласио принять мои услуги как чистую благотворительность, поэтому после определенных взаимных торгов мы достигли согласия, что я возьму расписку на две тысячи, которая будет оплачена в течение шести месяцев. Свой доход они собирались вложить в совершенствование оборудования и отправиться на поиски баржи со сталью, затонувшей на глубине примерно в пятьдесят футов сразу на выходе из фарватера Бока-Гранде.

Я растянулся и задремал, больше не разбирая слов, только смутно улавливая сквозь музыку гул голосов, возбужденно обсуждавших проекты и планы.

– Разве мы в свое время не сделали это за полтора часа? Эй, Трев!

Мейер щелкал мне пальцами.

– Что мы сделали? – переспросил я.

– Переход из Лодердейла в Бимини. Они закончили обсуждать дела. Я слишком хорошо помнил тот переход.

– Чуть меньше полутора часов от морского буя в Лодердейле до первой отметки в канале у Бимини.

– На чем? – уточнил Гатри.

Это был, сообщил я ему, “Бертрам-25”, оснащенный для океанских гонок и до того шустрый, что мне приходилось ежеминутно работать дросселями и штурвалом, чтобы он, поднявшись на гребень волны и летя по воздуху, ровно ложился на воду. Только не рассчитай время, только промахнись, сразу перевернешься.

– К чему такая спешка? – полюбопытствовал Бобби.

– Мы встречали самолет, – сказал Мейер.

И я знал, что он в этот момент тоже вспомнил Хелену Пирсон, очень быструю и поганую спасательную операцию несколько лет назад. Мы оба думали о ней, не имея никакой возможности знать, что она уже два дня мертва, не имея никакой возможности знать, что письмо ее ждет меня в Байя-Мар.

Даже не зная о смерти Хелены, я с волнением думал о ней…