Притворяться пьяным меня учил один старичок, профессиональный шулер.

Около полуночи я, пошатываясь, переступил порог «Флигелька» и направился к стойке, старательно обходя столики и бормоча невнятные извинения.

— Добрый вечер, сэр, — приветствовал меня уже знакомый хорек. — Плимут со льдом?

Я молча уставился на какую-то бутылку позади бармена, а затем, моргая, перевел бессмысленный взгляд на него.

— Да, кажется, здесь я уже был, — проговорил я заплетающимся языком. — У тебя хорошая память, дружок. Хороший плимут — это то, что нужно. Прекрасно. Именно то, что нужно. Спасибо тебе огромное. Ты отличный парень, и заведение у вас классное.

— Спасибо вам, сэр.

Он поставил передо мной стакан и сделал движение, собираясь отойти, когда я медленно произнес:

— Завтра, завтра, завтра.

— Сэр?..

— Знаешь ли… Кстати, как тебя зовут?

— Альберт.

— Так вот, Альберт, это строчка из одного стихотворения: завтра, завтра, завтра. Потому что хватит ждать завтра. Я заработал кучу монет за этот месяц и хочу потратить их се-год-ня. Кучу проклятых долларов.

— Поздравляю, сэр.

— Спасибо, спасибо. Ты хороший парень, Альберт, ты меня понимаешь и мы с тобой поладим. А моей благоверной стерве — ни ши-ша, ты понял? Она никогда не узнает, где я… А где я?

Задав этот вопрос, я крутанулся на табуретке, присматриваясь к обстановке. Давешняя пианистка переоделась в еще более смелое платье. Узкие полоски ткани, спускаясь с плеч, едва прикрывали соски. Не обнаружив ничего более интересного, я продолжил свои излияния:

— А-а, «Флигелек», как же, узнаю. Где я только сегодня не был, друг мой. И везде я искал со-бе-сед-ни-ка, но никто, никто меня не понял, только ты, Альберт, меня понимаешь. Потому что всех интересуют деньги, деньги, только деньги. А если человеку тоскливо и одиноко… Ты понял, да?

— Что ж, деньги есть деньги. Счастья за них не купишь, а вот утешение… Знаете, сэр, у меня несколько раз так было: приходит в бар девушка, и я вижу, что это порядочная девушка, а не какая-нибудь там… Просто у нее неприятности, и ей тоже хочется тепла, хочется кому-то рассказать. Разве я позволю, чтобы к такой девушке пристал бездельник, альфонс из тех, что здесь ошиваются? Да никогда! Но если я вижу, что серьезный, порядочный джентльмен, вроде вас, сэр, тоже нуждается в утешении, в тепле, — тогда другое дело. Почему бы им не побыть вместе? Поверьте, сэр, когда мне удается вот так вот помочь людям найти друг друга, я… я просто счастлив. Повторить, сэр?

— Что? Ах, да, повторить. Но ведь сейчас здесь нет такой девушки, так что не о чем и говорить, — уныло заключил я, принимаясь за второй коктейль.

— Как сказать, сэр, может быть, вас судьба привела ко мне? У нас тут есть одна официантка, у нее, бедняжки…

Я не пожелал услышать, что стряслось у бедняжки и почему она нуждается в утешении. Энергично замахав руками, я заставил бармена замолчать.

— Что случилось, сэр?

— Ничего. Просто я вспомнил. Один парень сегодня в… Да где ж это мы с ним сидели? Черт с ним, неважно. Он сказал, что тут у вас бывают три его подружки и я могу с ними познакомиться, их зовут… — я глубоко задумался, но через секунду «вспомнил». — Их зовут Тами Вестерн, мисс Барнтри и мисс Делл… Фамилию забыл.

Теперь Альберт походил на хорька, почуявшего опасность. Ему потребовалось время, чтобы оценить ситуацию, поэтому он покинул меня и занялся двумя другими клиентами. Обслужив их, он подошел ко мне и тоном, не допускающим продолжения разговора, заявил:

— Ни одной из этих дам здесь сегодня не было.

— Альберт, что случилось? Я тебя чем-то обидел?

— Вы спросили о других посетителях, я вам ответил, вот и все.

Я положил ладонь на стойку и раздвинул пальцы так, чтобы он увидел двадцатидолларовый банкнот.

— Ты так любишь помогать людям, Альберт, так помоги и мне.

К моему удивлению, некоторое время он колебался, но потом кивнул, и деньги исчезли из-под моей руки. Внимательно осмотрев бар, он перегнулся через стойку и негромко заговорил:

— Послушай, приятель, я не знаю, что ты хотел купить за свои деньги, но от меня получишь добрый совет. — Его манеры претерпели существенные изменения. — Не знаю, что у тебя на уме и какой дурак нашептал тебе эти имена, но лучше всего поскорее забудь их. За этими девками — Вестерн, Барнтри и Уайтни — присматривают такие ребята, что… Ты следишь за моей мыслью?

— А почему тот парень сказал, что с ними можно договориться?

— Если ты не идиот, забудь и о парне, и об этих шлюхах! За пятерку ты получишь скромную, чистенькую девушку, которой надо малость подзаработать. Не хочешь? Ну, если тебе нужно что-нибудь особенное, то бери вон ту, что сидит за пианино. Редкая штучка! Но это уже обойдется тебе в двадцатку, понял? Что молчишь?

— Завтра, завтра, завтра.

— Господи, спаси, опять за свое!

— Но тот парень сказал…

— Ты мне не веришь — и зря! — досадливо поморщился бармен. — Я тебе добра желаю!

Я вытащил еще одну пятерку и протянул ему.

— Знаешь, Альберт, что-то я расклеился. Сегодня буду спать один. А завтра мы с тобой продолжим этот разговор, о'кей?

— Завтра, завтра и завтра? — ухмыльнулся Альберт.

Через несколько минут, растянувшись на одной из своих роскошных кроватей под сенью зеркал, я обдумал все, что удалось узнать за день. Меня слегка озадачивало, что на такую лакомую добычу, какую я изображал, никто не клюнул. Впрочем, девушки могли быть заняты — с исчезновением Тами-Эвы, если ее еще никем не заменили, работы у них прибавилось. Они могли быть в круизе или отсиживаться после очередного дела. А может быть, они вообще временно прекратили операции после расправы с Тами, опасаясь, не успела ли она их выдать.

Ее воскрешение, должно быть, хорошенько встряхнуло их. Я почти не сомневался, что ее выдал тот самый бармен, к которому она собиралась обратиться. Не сомневался я и в том, что она не назвала наших с Мейером имен и не сказала им, где хранятся деньги. Если у нее хватило самообладания не закричать, когда она летела с моста, только чтобы досадить Терри, то теперь, зная, что второй раз они не ошибутся, она должна была испытывать горькое злорадство при мысли, что до ее денежек им не добраться.

Я несколько колебался в выборе следующего шага. Хорошо было бы, конечно, разыскать Эвиного бармена, но на это могло уйти много времени. С другой стороны, меня весьма заинтриговали ее пять минут на кухне. Если тайник находится там, то не составит труда найти его. Впрочем, может быть, это уже сделал Грифф? Интересно, что он сделает, если опять наткнется на меня?

В пять минут третьего я позвонил дежурной и попросил разбудить меня в половине пятого. Вряд ли Грифф встает так рано.

На этот раз я старательно закрыл за собой дверь. В квартиру я попал через раздвижные двери, ведущие из гостиной во дворик, ну а во дворик — через забор. Пришлось приложить некоторое усилие, и двери разъехались с жалобным скрипом. Я прошел в кухню, плотно прикрыл за собой дверь, опустил жалюзи и только тогда включил свет.

Где она могла устроить тайник так, чтобы добраться до него меньше, чем за пять минут? По-видимому, ей не пришлось ни двигать мебель, ни развинчивать трубы. Плита? Пусто. Холодильник? То же самое. Полки и шкафчики? Чересчур просто, но все же посмотрим. Посудомоечная машина?

Осматривая ее, я обратил внимание, что два болта на задней крышке перепутаны и закручены не до конца. Значит, Грифф побывал и здесь. Но только нашел ли он что-нибудь?

После посудомоечной машины я осмотрел раковину и табуретки, а затем, встав на одну из них, — навесной шкафчик, до которого нельзя было дотянуться снизу. Нигде ни следа чего-нибудь подозрительного. Не слезая с табуретки, я начал осматривать потолок. Над раковиной висела круглая лампа дневного света, основание которой винтом прикреплялось к потолку. Не слишком надеясь на успех, я вытащил винт. Лампа повисла на металлическом тросике. Запустив руку в открывшееся квадратное отверстие, я нащупал пакет, завернутый в папиросную бумагу.

Через минуту, вернув лампу на прежнее место, я стоял у окна. Свет я погасил, жалюзи открыл, и солнце, выглянувшее из-за Атлантики, осветило четыре пакета разной толщины. Сквозь папиросную бумагу просвечивали купюры: двадцатки, сотни, пятерки. Я не стал пересчитывать деньги и, засунув пакеты за пазуху, заторопился к выходу.

Открывая ворота, я услышал шорох за спиной, но было уже поздно. Мгновение спустя у меня перед глазами поплыли золотые и алые круги, колени подогнулись, и я очутился на земле. Он вовсе не собирался убивать меня, удар был грамотно нанесен справа, повыше уха.

Было уже достаточно светло, чтобы я смог безошибочно узнать нападавшего. Впрочем, никого другого я и не ожидал увидеть. Без темных очков он выглядел еще хуже, чем в них. Держался он, надо сказать, вполне профессионально, на безопасном расстоянии от меня, хотя всем своим видом напоминал разъяренного дикого слона. Полностью отождествить его со слоном мешал тяжелый люгер, дуло которого смотрело мне прямо в глаз. Кроме того, я не мог не оценить изысканной простоты, с которой он заманил меня в ловушку.

— Опять дали не тот ключ? — осведомился Грифф.

— Что-то чересчур тщательно ты заботишься об этой квартире.

— Я даже провел сигнализацию, — довольно ухмыльнулся он. — Теперь, если туда кто заходит, у меня звонит звоночек. Я уже неделю сижу тут, жду гостя. Правда, вчера ты сумел обвести меня вокруг пальца с этими ключами. Я-то думал, что это будет кто-нибудь, кого я знаю. А теперь подымайся, хватит загорать. Встань лицом к воротам на расстоянии вытянутых рук. Руки не отрывай. Поближе ко мне. Еще чуть-чуть. Хорош.

Толстые пальцы пробежались по моему торсу, и тут он допустил первую ошибку. Его так заинтересовали пакеты, найденные у меня под рубашкой, что он не стал проверять карманы брюк. Порой даже полиция совершает такие промахи.

— Правую руку держи на месте, а левой аккуратно расстегни рубашку и достань все, что ты там припрятал. Не торопись. Брось их на землю. Молодец.

Затем он похлопал меня по животу, убедился, что все в порядке, и велел мне отойти на несколько футов. Краем глаза я видел, как он, переложив люгер в левую руку, быстро собрал пакеты и засунул в нагрудный карман.

— Так где же, черт побери, они были?

— В кухне, на потолке, под лампой.

— Пятьдесят часов я ковырялся в этой вонючей дыре, а ты пришел и взял. Когда эта сука сказала тебе?

— Она не говорила. Просто я не такой тупой, как ты, Грифф.

— Я, может, и тупой, но не настолько, чтобы обращать внимание на твои шуточки. Тем более, что шутить тебе осталось недолго. Мне плевать, кто ты и откуда. Меня волнует только, как чисто доиграть эту партию. Усек? А теперь медленно, медленно открой ворота и иди. Дойдешь до своей машины, открой пассажирскую дверь, сядь, а потом перелезешь на свое место, и учти: дверь в квартиру взломана, везде твои отпечатки. Я имею полное право пристрелить тебя, и любой суд меня оправдает. Так что без глупостей.

Если имеешь дело с профессионалом, не следует вступать с ним в пререкания. Обычному человеку, чтобы выстрелить в себе подобного, нужно сначала разжечь себя до определенной степени. Профессионал стреляет не задумываясь.

Пару минут спустя я сидел за рулем своего форда. Грифф расположился рядом, привалившись к дверце и не снимая палец со спускового крючка.

— Ну, что, поехали, птенчик? Заводи свой драндулет, выезжай на шоссе и поверни на юг. Сильно не разгоняйся, не больше тридцати пяти.

— Далеко поедем? — покорно спросил я.

— Там поглядим.

Когда мы проехали около мили, я как бы невзначай спросил:

— Во второй раз Терри участвовал?

— Его не было. Не отвлекайся.

— Может быть, ты совершаешь ошибку, Грифф?

— Ты свою уже совершил. Закройся.

Вскоре он велел мне замедлить ход. Прибрежная полоса в этом месте суживалась. Дождавшись момента, когда на шоссе не было ни одной машины, он распорядился развернуться, затем свернуть направо. Проехав несколько десятков футов по песчаной дорожке, мы обогнули рекламный щит, возвещавший, что этот участок продается или сдается внаем, и остановились. Щит надежно защищал нас от посторонних глаз.

Оранжево-красный шар солнца уже целиком выкатился из-за Атлантики. Не допустив ни единого промаха, он заставил меня выйти из машины и повел между дюн к морю. Наконец он нашел ложбинку, окруженную дюнами и грудами водорослей, которая его удовлетворила.

— А теперь ты медленно ляжешь на спинку, головой сюда, — указал он.

— Послушай, уж не думаешь ли ты…

— Заткнись. Это ты должен был думать, прежде чем лезть не в свое дело. В этой игре ставки высоки. Так что ложись и не чирикай. Тебя найдут здесь с дыркой в голове и люгером в правой руке. Я даже пальну потом из твоей руки в сторону моря, так что с парафиновым тестом проколов не будет. В твоей машине я не наследил. Выстрелы скроет шум прибоя, никто нас здесь не видит. А я разденусь до плавок и тихонечко побреду по песочку, собирая ракушки. Может, вот такой я любитель ракушек? Так что давай, располагайся, — нетерпеливо закончил он.

— Дай мне хотя бы выкурить сигарету.

— Нет у меня сигарет, отстань.

— У меня свои есть.

— Не ной, мне некогда. А то придется по жаре тащиться. Ложись, кому говорю! А впрочем… Черт с тобой, кури. Это будет еще естественней: прежде чем покончить с собой, выкурил последнюю сигарету.

Делая вид, что ищу сигареты, я похлопал себя по нагрудным карманам, а затем быстро сунул правую руку в карман брюк. Кобура сработала безотказно.

Я выстрелил, одновременно отпрыгнул в сторону, упал на бок, перекатился на живот и приготовился выстрелить еще раз, но этого не потребовалось. Он упал навзничь и теперь пытался дотянуться до своего люгера, застрявшего дулом вниз в песке в футе от его правой руки. Я подполз к нему на коленях, держа пистолет наготове, и отфутболил люгер подальше. На груди справа у него расползалось кровавое пятно, в горле что-то клокотало, и розовые струйки стекали изо рта на песок.

— Будь ты проклят, ублюдок! — прохрипел он, злобно косясь на меня налитыми кровью глазами. — Как это я сразу не раскусил тебя. Господи, у меня внутри все разрывается…

— Где сейчас Терри?

— Пошел вон, подонок.

— Ты не так уж тяжело ранен, Грифф. Как только ты ответишь на пару вопросов, я отвезу тебя в больницу.

Слегка повернув голову, Грифф выплюнул большой сгусток крови.

— Анс Терри, — прошептал он, прикрыв глаза. — Он и его сука Уайтни. Моника Дей.

Внезапно он широко раскрыл глаза и запрокинул голову. Тело несколько раз судорожно дернулось, ноги заскребли по песку. По-видимому, пуля разорвала легочную артерию. Это не должно было продлиться долго. Действительно, через несколько секунд он замер и вытянулся.

Я встал с колен, спрятал пистолет в кобуру и осмотрелся. Милях в полутора от меня какая-то семейка энтузиастов уже гуляла по пляжу. Две большие фигурки и две маленькие.

Первым делом я возвратил сверток с деньгами на прежнее место. Некоторое время я размышлял, не стоит ли попытаться выдать это за самоубийство, но отверг эту идею: никакой идиот не станет стрелять себе в правую верхнюю часть груди.

Пошарив глазами вокруг, я обнаружил обломок доски. Орудуя им, как лопатой, я принялся рыть яму в самом глубоком месте ложбины. Через полчаса, подняв голову, я заметил, что полоумное семейство продвигается быстрее, чем я рассчитывал, и уже находится в опасной близости. К счастью, яма была уже почти готова. Проверив карманы убитого, я подкатил его к краю и столкнул туда лицом вниз. Подцепив доской люгер, я тоже перенес его в яму. Следующие десять минут я носился по площадке, как угорелый, подгребая песок, ссыпая его в яму, утаптывая и снова подгребая. По-моему, по производительности меня можно было сравнить с небольшим бульдозером. Завершив свой каторжный труд, я поднялся на ноги, вспотевший, обессиленный, с обломанными ногтями.

Семейство мирно удалялось по направлению к мотелю. Вероятно, приближалось время их завтрака.

Перекопав песок на месте, где первоначально лежало тело, я уничтожил следы крови и в последний раз осмотрел ложбину. Ничего подозрительного. Ничего, что бросалось бы в глаза. Конечно, ветер мог за один день свести на нет все мои труды, но мог и навалить сверху еще несколько тонн песка.

Отряхнувшись, я побрел к машине, сел за руль, подъехал к повороту и, улучив момент, когда поблизости не было машин, выехал на шоссе.

Ввалившись в свое зеркальное обиталище, я осознал, что совершенно не помню, как добрался до мотеля. Было уже около девяти. Интересно, обнаружила ли уже звонкоголосая подружка Гриффа его отсутствие или, ублажив в последний раз своего владыку, она спокойно спит и соседняя подушка еще хранит отпечаток его головы?

Статистика утверждает, что ежегодно исчезают около сорока тысяч человек, многие — бесследно. И ничего, жизнь продолжается.

Его коллеги, видимо, решат, что он нашел деньги Тами-Эвы и предпочел исчезнуть, не поделившись с ними.

Щелкнув замком и для верности накинув цепочку, я отправился в ванную. Вычистив пистолет, перезарядил его и вставил в кобуру. Затем занялся подсчетами. Вдобавок ко всему, Эва была слаба в арифметике: в свертках оказалось не тридцать две, а двадцать восемь тысяч восемьсот шестьдесят долларов. Для верности я пересчитал два раза, отложил восемьсот шестьдесят на текущие расходы, а остальные завернул в грязную рубашку и запер в шкафчике.

Только после этого я позволил себе стать под душ и немного расслабиться. Долго-долго стоял под прохладными струями, смывая с себя все впечатления прошедших суток, а потом растянулся на кровати.

Вот и все. «Мак-Ги сделал свое дело, Мак-Ги может уйти». Почему бы и нет? Еще одна операция по спасению имущества. Только вот заказчик мертв. Да и сам я должен был сейчас валяться на песке с простреленным виском, пока кто-нибудь не наткнулся бы на тело несчастного самоубийцы. Вместо этого я уношу в клювике изрядную добычу и теперь могу наслаждаться жизнью весь следующий год.

Наслаждаться и думать о том, что где-то неподалеку банда подонков потрошит очередную жертву. Ибо нет никакого сомнения в том, что, избавившись от слабого звена, они воспрянут и примутся за свой доходный бизнес с удвоенной энергией.

Моника Дей. Откуда, черт возьми, мне знакомо это имя?

Анс Терри. Анс — Ансельм, Ансел? Я не знаю о тебе ничего, кроме того, что ты отъявленный сукин сын и умеешь убивать людей голыми руками.

Грифф тоже умел.

Да и я умею. И от того, что я делаю это при помощи оружия, легче не становится.