С той самой ночи, когда принцесса покинула его столь внезапно, принцу так и не удалось больше с нею увидеться. Пару раз он различал девушку в озере, но, похоже, по ночам она больше не плавала. Принц сидел на берегу, пел и тщетно высматривал свою нереиду; в то время как она, подобно настоящей нереиде, умирала вместе с озером: угасала по мере того, как убывала вода, увядала по мере того, как пересыхали берега. Когда же, наконец, принц обнаружил, что уровень воды понижается, он изрядно встревожился и растерялся. Юноша взять не мог в толк, озеро ли мелеет потому, что красавица его покинула, или красавица затворилась в покоях из-за того, что озеро гибнет. И принц решил узнать доподлинно хотя бы это.

Переодевшись в простое платье, принц отправился во дворец и испросил аудиенцию у лорда-камергера. Располагающая внешность юноши послужила ему достаточной рекомендацией, а лорд-камергер, человек довольно проницательный, сразу же понял, что ходатайство просителя заключает в себе куда больше, нежели кажется на первый взгляд. А еще он подумал, что положение ныне бедственное, и откуда придет спасение — никому неведомо. Так что лорд-камергер изъявил свое согласие и назначил юношу чистильщиком обуви при королевской дочери. Попросившись на должность столь необременительную, принц поступил весьма мудро: ведь девушка никак не могла запачкать столько же пар, сколько другие принцессы.

Вскорости принц узнал о возлюбленной все, что мог — и едва не обезумел от тревоги. Целыми днями скитался он по берегам озера, нырял во все сохранившиеся заводи, но и после этого бедняге ничего не оставалось делать, как только лишний раз начистить пару изящных сапожек, которая так ни разу и не потребовалась.

Ибо принцесса не покидала комнаты. Плотно задернутые шторы закрывали от нее гибнущее озеро. Но изгнать его из своих мыслей девушке не удавалось и на миг. Страшный образ преследовал ее воображение, так что бедняжке казалось, будто озеро — это ее душа, и ныне пересыхает в ней, сперва оборачиваясь илистой грязью, затем — безумием и смертью. Так терзалась и горевала она, размышляя о перемене и ее кошмарных последствиях до тех пор, пока едва не лишилась рассудка. Что до принца, она о нем напрочь позабыла. В воде общество юноши доставляло ей немало радости, но вне озера принцессе до него и дела не было. Об отце и матери она тоже не вспоминала.

А озеро все мелело. Вот показались первые илистые островки, тускло отсвечивающие на фоне изменчиво мерцающей водной глади. Затем они разрослись до широких грязевых проплешин, что неуклонно росли да расползались; тут и там выступали камни, барахтались рыбы, извивались угри. Люди бродили по дну, собирая нежданный улов и выискивая, не упало ли с королевских барок что-либо ценное.

Наконец озеро почти исчезло; не пересохли лишь несколько самых глубоких заводей.

Однажды гурьба ребятишек оказалась на краю одной из таких заводей в самом центре озера. То было каменное углубление, причем не из мелких. Заглянув туда, дети заметили на дне нечто желтое и блестящее. Один из малышей нырнул — и вытащил золотую плитку, покрытую письменами. Находку отнесли к королю.

На одной стороне плитки значилось:

Для короля и придворных стихи эти прозвучали в высшей степени туманно. Но на оборотной стороне плитки содержалось нечто вроде объяснения. А написано там было вот что:

«Если озеро иссякнет, нужно отыскать брешь, сквозь которую уходит вода. Но при помощи обычных средств ее не заделаешь. Есть лишь один действенный способ: только тело живого человека остановит течь. Спаситель должен вызваться сам, по доброй воле; наполняясь, озеро заберет его жизнь. В противном случае жертва окажется бесполезной. Если нация не в состоянии выставить ни одного героя, дни ее сочтены».