Однажды холодным октябрьским вечером, когда миссис Кроул уже закрывала свою дневную торговлю, мечтая о кружечке чего–нибудь горячего, в конце рыночного ряда появился Гибби, шагая своим прежним пружинистым, лёгким шагом вольного пастуха. Он подошёл к миссис Кроул сзади, положил руку ей на плечо, изрядно её напугав, и знаками показал ей, что она непременно должна пойти с ним. Миссис Кроул поспешно заперла дверь лавочки и вместе с Гибби направилась к Висельному холму.

Переходя дальний конец длинной улицы, она бросила печальный взгляд на переулок, в котором когда–то жила, и тяжело вздохнула, подумав о том, как всё изменилось. Но сразу вслед за этим в её сознании, как адский туман, всплыли воспоминания об ужасном времени среди матросов, окончившимся жуткой смертью чёрного Самбо. Правда, это было так давно; с годами она всё больше и больше осознавала всю мерзость своей тогдашней жизни и теперь вспоминала те события как нечто невероятное, страшное, невыносимое, в чём она сама никак не могла принимать участия. Потом она вспомнила свои скитания и бездомную нищету, когда её единственной радостью (конечно, кроме стаканчика виски) был ночлег под гостеприимным стогом сена или на куче соломы в углу чужого амбара. Наконец, она припомнила своё отчаянное путешествие на плоту, когда ей чудом удалось избежать гибели в беснующейся воде. И вот, после всего этого она идёт себе по улице рядом с маленьким сэром Гибби, старым другом, который всегда оставался верным, а теперь ещё и стал совсем взрослым и сильным. Она спросила себя (или её спросил какой–то внутренний голос), почему всю жизнь на неё сыпалось столько бед.

Почему провидение уготовило ей столько несчастий? Совесть ответила ей, что все её беды начались из–за того, что она упорно продолжала зарабатывать себе на пропитание, продавая виски, даже когда начала чувствовать, что это нехорошо и неправильно. Так она сама пристрастилась к выпивке. Пусть она никогда не валялась пьяной на грязной улице, но и сейчас порой укладывалась в постель, упившись ничуть не меньше своих прежних покупателей.

Мороз пробрал её до самых костей. Ей казалось, что сам воздух наполнен острыми прозрачно–голубыми иголками жгучего холода, которые пребольно кололи всё её тело. Как она опустилась! Что подумала бы о ней покойная тётушка? А что если это не просто мороз, а холод приближающейся смерти? Как это страшно — веками лежать в гробу, с землёй во рту, всё время безнадёжно тоскуя по стаканчику виски! Тут на память ей пришёл стих откуда–то из Нового Завета о том, что Божье Царство «не для пьяниц». Она всегда верила в Бога, сказала она себе, но сколько бы ни говорили проповедники о том, что спасение даётся только по вере, она знала точно: умри она сегодня, дорога ей одна: в адское пламя. Вон и миссис Меркисон выглядывает из окна своей лавки! Её в городе всё так же уважают и почитают. Интересно, а где бы оказалась миссис Меркисон, умри она сегодня ночью? Ну, по крайней мере, никто из знакомых не пожелает ей вечного проклятия. А вот умри старая тётка Кроул, так многие (в том числе и мистер Склейтер) подумают, что будет только справедливо, если она в тот же час окажется в огненной геенне!

Тут они завернули во двор старого особняка Гэлбрайтов.

«Должно быть, маленький Гибби хочет привести меня к покаянию, — подумала про себя миссис Кроул. — Сейчас он покажет мне, где умер его отец и в какой нищете они оба жили, — а всё из–за моего виски и из–за моей лавки! И ведь я всегда его привечала, чтобы он приходил почаще! Наверное, теперь Гибби хочет, чтобы я бросила пить. Что ж, сейчас я и сама пью меньше, чем раньше, и не прочь была бы совсем оставить это проклятое виски, пока ещё жива!»

Тем временем Гибби вёл её наверх по тёмной лестнице. Добравшись до широкой, похожей на залу площадки, он открыл какую–то дверь, и миссис

Кроул смущённо отступила в безмолвном изумлении. «Наверное, здесь меня дожидается эта благородная дама, жена священника!» — лихорадочно подумала она. Неужели её снова оскорбят и унизят? Она гневно оглянулась на своего спутника, но его улыбка успокоила её, и она шагнула внутрь.

Это была почти что роскошная комната, убранная в сдержанных, но глубоких тонах и выглядящая несколько старомодно из–за внушительной, величавой мебели. В камине пылал жаркий огонь, на столе горели свечи, а сам стол, застланный белой скатертью, был накрыт на двоих. Гибби закрыл дверь, поставил возле огня кресло для миссис Кроул, уселся сам, вытащил свой блокнот и написал: «Не хотите ли Вы стать моей экономкой? Я буду платить Вам сто фунтов в год». Он передал написанное миссис Кроул и ждал, что она ответит.

— Господи Боже мой, сэр Гибби! — воскликнула она, в испуге вскакивая с кресла. — В своём ли ты уме? Разве нищая старуха вроде меня может хозяйничать в таком богатом доме? Да ещё в таких отрепьях? От этого самому сатане смешно станет, а ведь он смеётся раз в сто лет!

Гибби поднялся и, взяв её за руку, повёл к двери в соседнюю комнату. Там оказалась спальня, так же роскошно убранная, и если до сих пор миссис Кроул только удивлялась, то теперь она была просто поражена. Здесь тоже был разведён огонь, на комоде горели свечи, на полу стояла ванна, наполненная горячей водой, а на кровати красовалось платье дорогого чёрного шёлка со всем необходимым бельём и прочими мелочами, от воротничков, манжетов и перчаток, до нарядного чепца и пары крепких туфель. Всё это Гибби купил сам, умело пользуясь теми знаниями, которые приобрёл, расхаживая по магазинам вместе с миссис Склейтер, и советами её портнихи, которой он доверил свою тайну и которая охотно взялась ему помочь. Знаками он показал миссис Кроул, что всё здесь к её услугам, и вышел.

Как во сне, она повиновалась странному и быстрому стечению обстоятельств, но всё же успела придти в себя достаточно для того, чтобы одеться с особой тщательностью. К тому же, она не была ни настолько порочной, ни настолько уродливой, чтобы не получить от этого изрядного удовольствия. Глядя на её восторг при виде черепахового гребня, щёток с ручками слоновой кости и огромного зеркала, можно было подумать, что она с рождения была самой настоящей благородной леди, но только теперь ей чудом вернули привычную роскошь её юности.

Она появилась в столовой примерно через час. Казалось, что из спальни вышла совсем другая женщина, настолько разительна была совершившаяся в ней перемена. Она вошла, не улыбаясь и не краснея, а вытирая с глаз счастливые слёзы, как ребёнок, который не может понять и вместить внезапно свалившегося на него блаженства. Я не осмеливаюсь даже предположить, что подумала бы миссис Склейтер при виде этой «ужасной женщины», которую Гибби умудрился одеть не менее богато и изящно, чем одевалась она сама. Это и вправду был чудесный наряд, и оба они были безмерно им довольны. Миссис Кроул вошла в спальню пристойно одетой работницей, а вышла оттуда величавой дамой, на которую было приятно посмотреть и которая пыталась теперь оправиться от поразительного, но счастливого сюрприза. Гибби был настолько удовлетворён её внешним видом, что несмотря на всю свою взрослость и новообретённое положение, с восхищением затанцевал вокруг неё со свечой в руке, грозя подпалить её шёлковое великолепие. Но ничего страшного не случилось, и он, поставив свечу на стол, снова, как в детстве, заплясал от радости, как всегда завершив свой буйный танец стойкой на одной ноге.

Затем они уселись за простой и вкусный ужин, тоже приготовленный Гибби. Когда они подкрепились, Гибби встал, подошёл к стоявшему в углу бюро, и принёс оттуда лист бумаги, на котором было ясно и чётко написано: Я обязуюсь исполнять всё, что потребует от меня сэр Гилберт Гэлбрайт, пока его приказания не противоречат моей совести, и согласна на то, что если я хоть раз попробую виски, он немедленно отошлёт меня безо всяких дальнейших объяснений.

Гибби протянул эту бумагу миссис Кроул. Она прочла написанное и оглянулась в поисках пера и чернильницы: она боялась, как бы Гибби не подумал, что она колеблется. Гибби принёс ей всё необходимое, она подписала этот договор, и они скрепили его крепким рукопожатием.

Затем Гибби провёл её по всему дому. Сначала он показал ей свой кабинет и спальню, а потом чердак, который так и оставался нетронутым с того самого дня, когда там умер его отец. Там он выразительно посмотрел на неё, желая сказать: «Видите, до чего доводит людей виски?», но её совесть истолковала его взгляд иначе: «Видите, до чего Вы довели моего отца?» Далее они спустились на этаж ниже, и миссис Кроул увидела несколько пустых спален, только что отделанных и заново покрашенных, с двойными окнами, во внутренние рамы которых было вставлено матовое, непрозрачное стекло.

Знаками он дал ей понять, что поручает ей как следует обставить эти комнаты, по возможности покупая мебель у миссис Меркисон. Вернувшись в гостиную, он рассказал ей о своём замысле, объяснив, что обставил дом таким образом потому, что не хочет больше оставаться бездомным бродягой, которому некуда пригласить других таких же странников и пришельцев. Он принёс с комода лежавшую на нём Библию и открыл Книгу Исход, где говорилось: «Пришельца не притесняй и не угнетай его, ибо вы сами были пришельцами в земле Египетской». Миссис Кроул снова вспомнила свои скитания по деревенским дорогам и ночи, проведённые под открытым небом.

Тем временем Гибби дал ей понять, что она должна с почётом и радушием принимать любого гостя, которого он приведёт к ней в дом. Для себя самой она может нанять служанку, если, конечно, хочет, но помогать ему ухаживать за гостями должна будет сама — во имя Сына Человеческого. Она охотно согласилась на эти условия, но и слышать не желала о другой прислуге: чем больше ей будет работы, тем лучше, сказала она. Завтра же она продаст лавочку, товары и всю мебель на своём чердаке. Однако Гибби сам забрал у неё ключи и от лавки, и от чердака. Далее он настоятельно попросил её никому и никогда не рассказывать о том, для чего он отстроил этот старый дом: если людям станет известно, чем он занимается, пояснил он, вся его задумка пойдёт прахом и ему придётся полностью от неё отказаться. С этими словами он провёл её на нижний этаж и показал ей незаметную дверь, ведущую прямо в нищий домик, примыкающий к особняку сзади. Именно через эту дверь он будет приводить и уводить своих гостей, чтобы они не догадались, где им довелось переночевать. Затем он попросил миссис Кроул прочитать ему вслух сто шестой псалом и, когда она закончила, откланялся, пожелав ей спокойной ночи и пообещав вернуться в особняк, как только начнётся новый семестр, то есть через неделю; до тех пор он останется в доме Склейтеров.

Оставшись одна в этом великолепном доме, убранном так, как будто в нём, не покладая рук, трудились самые добрые на свете феи, миссис Кроул прежде всего пошла и хорошенько осмотрела себя с ног до головы — кстати, в том же самом зеркале, которое когда–то помогло Доналу сделать неприятное открытие о своей внешности. Но в отличие от Донала миссис Кроул осталась довольна всем, что увидела. Ей не понравился только цвет своего лица. Нужно будет немного поздороветь и поправиться, решила она про себя. Она была счастлива почти до боли. Снаружи был Висельный холм, тёмный, мёрзлый и жалкий, по которому она шагала лишь несколько часов назад, продрогшая, подавленная и погружённая в мрачные мысли, — чтобы попасть в тепло, великолепие и блаженный уют. Маленький сэр Гибби сделал из неё настоящую леди! Ах, если бы бедный сэр Джордж мог всё это увидеть и порадоваться вместе с ними!

Только одного недоставало миссис Кроул для того, чтобы её новый дом окончательно превратился в райский сад: перед сном ей страшно захотелось усесться возле очага и выпить стаканчик виски.

Только тут она впервые вспомнила про данное обещание и подписанное ею обязательство, и её передёрнуло — не от желания его нарушить, а от ужаса при мысли, что придётся его исполнять, причём безо всякой помощи. Да и кто ей поможет? Нет ничего проще, чем пойти и купить бутылку виски. Всего–то и надо, что добежать до знакомого переулка, где она когда–то держала свою лавочку и где, несмотря на все старания мистера Склейтера, до сих пор содержалось питейное заведение. В кармане старого платья лежала вся её дневная выручка. Да и кто об этом узнает? Вот когда сэр Гибби сам поселится в доме, у неё уже не будет возможности выпить тайком от него. А пока что надо воспользоваться оставшимся временем. Ей не нужно больше бояться, что она зайдёт слишком далеко: всё равно скоро придётся бросить выпивку окончательно и навсегда. Так почему бы не устроить себе одну–единственную последнюю вечеринку, чтобы как следует распрощаться со старым и добрым приятелем по имени Виски? Что бы она без него делала, ночуя в грязной придорожной канаве или стремительно несясь по волнам Даура на шатком плотике? Привычная жажда, как бес–искуситель притаившаяся возле её внутреннего уха, шептала ей всё это, дразня и маня её за собой.

Но тут у неё перед глазами встало лицо Гибби, и она подумала, как страшно он огорчится, обмани она его доверие. Как безвозвратно низко она готова была опуститься! И это после всего, что он для неё сделал! Нет, даже если виски покажется ей небесным блаженством, а неутолимая жажда — огненной геенной, она всё равно не станет этого делать. Миссис Кроул стремительно подошла к двери, заперла её, вынула ключ и положила его под Библию, из которой она недавно читала сэру Гибби. Может быть, она и могла бы найти для себя лучшее занятие, чем снова приняться разглядывать себя в зеркале, но в тот вечер это помогло ей отвлечься от мыслей о выпивке, и укладываясь в свою новую пышную постель, она оставалась не только трезвой, но и неосквернённой грехом куда хуже пьянства.

Когда через неделю сэр Гибби явился в свой дом, там его встретила честная женщина, сдержавшая своё обещание.