идишь, малыш! — начал Алмаз. — Я так счастлив, что могу петь только чепуху. Ой, папа, представляешь, был бы ты бедным и не было бы у тебя ни кеба, ни старого Алмаза! Что бы я тогда делал?

— Ума не приложу, — отозвался с кровати отец.

— Пришлось бы нам всем голодать, мой милый Алмаз, — ответила мама. Она гордилась сыном куда больше, чем радовалась деньгам. Оба этих чувства заставляли её сердце сжиматься почти болезненно, ведь радость тоже может причинять боль.

— А вот и не пришлось бы! — возразил мальчик. — Я бы стал мести улицу вместо Нэнни, пока она болеет, и эти деньги шли бы не на джин для бабки Сал, а папе на крепкий бульон. Интересно, что будет делать Нэнни, когда поправится. Ведь к тому времени её место точно займут. Интересно, будет она за него драться? Может, стоит ей помочь? Ладно, не буду пока об этом думать. Времени ещё предостаточно. «Знаешь, что у нас случилось?» Интересно, а возьмёт мистер Реймонд меня с собой проведать Нэнни? «Знаешь, что у нас случилось? Вся округа в пляс пустилась — кот на скрипке заиграл, всех на улице собрал!» Ой, мамочка, какой же я смешной! Но я ничего не могу с этим поделать. Я бы и хотел подумать о чём-нибудь ещё, да в голову приходит только «кот на скрипке заиграл, всех на улице собрал!» Интересно, а что делают ангелы, когда очень-очень счастливы — например, когда они целый день ездили с кебом, а вечером привезли своим мамам деньги. Мам, как ты думаешь, они когда-нибудь поют смешные песенки?

— Да, наверно, у них есть смешные песенки, — ответила мама, — иначе они были бы не похожи на людей.

Мамины мысли уже вовсю были заняты шиллингами и тем, какой замечательный обед приготовит она завтра больному мужу, а не ангелами и их песенками, когда она это сказала. Но Алмаз остался доволен таким ответом.

— Ну конечно, — воскликнул он, — они были бы совсем не похожи на людей, если бы иногда не пели чепуху. Только их чепуха, наверно, очень красивая, не то, что моя — «кот на скрипке заиграл, всех на улице собрал!» Как бы мне выкинуть её из головы? Интересно, какую же чепуху поют ангелы? Ведь чепуха — это очень здорово, да, мамочка? Если понемножку то тут, то там, больше для малыша и только чуть-чуть — для взрослых кебменов и мам? Она как соль и перец, что кладут в суп, верно? Ой, а малыш уже крепко спит! Ну что за чепуховый кроха — сколько можно спать! Уложить его, мамочка?

Алмаз продолжал беззаботно болтать. Всё, что рождалось в его счастливом сердечке, тут же слетало с уст и было очень полезным для мамы с папой. Когда он отправился спать, а лёг он в тот вечер рано, потому что устал, как вы догадались, куда больше обычного, он всё ещё размышлял, какие же смешные песенки поют ангелы, когда слишком счастливы, чтобы петь что-то серьёзное. Но прежде чем Алмаз нашёл ответ, он крепко заснул. Да и что тут удивляться, вопрос-то ведь не из лёгких.

В ту ночь ему приснился любопытный сон, и я полагаю, мои читатели захотят о нём узнать. По крайней мере, захотят те из вас, кто, как и я, любит красивые сны, а они им не так часто снятся.

Ему приснилось, как он в сумерках бегает по их старому саду. Он думал, что ждёт Царицу Северного Ветра, но она не пришла. И вот он побежал к задней калитке посмотреть, не там ли она. Он всё бежал и бежал. Сад и наяву-то был достаточно длинным, а во сне оказался просто нескончаемым, и калитка никак не находилась. Он бежал всё дальше и дальше, но прибежал не к калитке, а в необыкновенную страну, не похожую ни на одно из тех мест, где ему доводилось бывать раньше. Там не было ни одного дерева, и вообще не росло ничего выше боярышника, который стоял, весь усыпанный цветами. Земля была заброшенной и сухой, но кое-где зеленела трава, а иногда встречались островки вереска. Страна эта простиралась вокруг насколько хватало глаз. Но хотя она была совершенно неухоженной, среди вереска, где обычно растёт падуб или кусты дрока и ракитника, цвели розы — дикие и необычные — всех мыслимых видов.

Со всех сторон от роз исходило сияние. Ещё там рос ладанник, его цветы каждую ночь опадали, а наутро распускались новые, сирень, чубушник, золотой дождь и ещё много других кустов, чьих названий Алмаз не знал, и повсюду были розы. Он брёл всё дальше и дальше, не зная, где заканчивается эта страна. Возвращаться было бессмысленно, дома нигде не было видно. Но мальчик не испугался, потому что, как вы знаете, Алмаз давно привык к необыкновенному. Наконец он лёг под розовый куст и уснул.

В своём сне он проснулся, услышав детский голос, зовущий: «Алмаз, Алмаз!» Он вскочил, но вокруг всё было тихо. Розовые кусты источали облака благоухания. В воздухе стоял лёгкий розовый туман. Мальчик видел, как запах роз изливается вверх неторопливыми фонтанами и плывёт над кустами, пока не сольётся с тончайшей розовой дымкой, висевшей над всем пустынным местом. Тут снова раздался голос, зовущий Алмаза. На этот раз он шёл откуда-то сверху. Мальчик поднял голову, но увидел лишь темно-синее небо, усыпанное звёздами. Раньше он никогда не видел, чтобы звёзды сияли так ярко, а небо было так близко к земле.

Пока он смотрел ввысь, его окликнули ещё раз. В ту же минуту он увидел, как огромная звезда у него над головой не то мигнула, не то дрогнула, она как будто погасла и тут же вновь зажглась. Алмаз лёг на спину и стал, не отрываясь, смотреть на неё. Ему не пришлось долго ждать, прежде чем звезда снова погасла, оставив в синеве что-то вроде шрама. Не отрывая по-прежнему взгляда от неба, мальчик увидел, как на ее месте высунулось радостное личико с весёлыми глазами. Их обладатель посмотрел на Алмаза, понял, что Алмаз его заметил, и личико мгновенно исчезло. Голос позвал опять: «Алмаз, Алмаз», и звезда вернулась на место.

Мальчик крикнул так громко, как только мог, обращаясь в небо:

— Вот он, Алмаз, прямо под вами. Что ему нужно сделать?

Тут же рядом с первой звездой погасли другие, и множество голосов закричали с неба:

— Поднимайся, поднимайся к нам. У нас так весело! Алмаз! Алмаз!

Затем послышался звонкий и радостный смех, и звёзды вернулись на свои места.

— Как же я поднимусь? — воскликнул Алмаз.

— Обойди розовый куст. Поищи у корней, — ответил первый голос.

Мальчик поднялся и обошёл куст.

За ним оказалось вовсе не то, что он ожидал найти, — там была лестница под землю, лестница из дёрна и мха. И хотя она вряд ли вела на небо, Алмаз умел видеть сквозь внешнее. Голос, скорее всего, звал его спуститься именно по этой лестнице, и он, недолго думая, отправился вниз.

Ступеньки были мягкими и прохладными, со всех сторон лестница обросла мхом, травой и папоротниками. Мальчик долго шёл, спускаясь всё ниже и ниже, пока не услышал журчание и плеск ручейка, и вскоре встретился с ним — он на самом деле встретился с ручейком, который бежал вверх по ступенькам навстречу мальчику. И струился ручеёк легко, словно бежал не вверх, а вниз. Алмаз ни капельки не удивился, что ручей взбирается по ступенькам бок о бок с ним, ему и в голову не пришло, что так не бывает — во сне в этом не было ничего странного. Такие вещи кажутся странными только здесь, в нашем мире. Ручеёк журчал весёлую песенку, и его голос напоминал смех, который Алмаз слышал в небе. Мальчик обрадовался и двинулся дальше. Он спускался и спускался, а ручей всё поднимался и поднимался, пока наконец Алмаз не пришёл к тому месту, где ручей выбивался из-под камня. Лестница закончилась. Вода здесь била ключом, камень под её напором подрагивал и качался, и мальчик решил его поднять. Но камень сам поднялся к руке, подталкиваемый снизу струёй, и, перевернувшись совершенно необъяснимым наяву образом, чуть не упал мальчику на голову. Тот увернулся, и когда камень приземлился, залез на него. Теперь расщелина, из которой била струя, оказалась у Алмаза над головой, с камня он дотянулся до неё и вылез наверх. Он очутился на поросшем травой холме, чьи склоны полого убегали вдаль. Ручей струился по холму и терялся в расщелине. Это всё, что успел разглядеть Алмаз, когда неожиданно рядом раздались радостные крики и смех, и к нему устремилась толпа нагих малышей. Каждый стремился добежать до него первым. За плечами у мальчишек трепетали по два крыла, слишком крошечных, чтобы на них летать. Но ведь крылья предназначены для полёта — и они порхали, словно вот-вот полетят. Когда первые малыши почти добрались до Алмаза, один или два из них упали, и остальные со смехом падали на тех, пока не образовалась весело и шумно копошащаяся куча-мала. По очереди мальчишки вылезали, и стоило одному высвободиться, как он подходил обнять и поцеловать Алмаза. У того сердце готово было растаять в груди от восторга. Когда же с объятиями было покончено, один из них воскликнул:

— Теперь давайте веселиться! — и все с криками разбежались в разные стороны и принялись прыгать и скакать по зелёным склонам. Но каждый раз они возвращались к Алмазу, словно к источнику своего веселья, радуясь ему, точно вновь обретённому другу.

На холме веял ветерок, напоминавший дуновение самой радости. Он подул Алмазу в самое сердце и наполнил его таким счастьем, что мальчик не выдержал, сел и заплакал.

— А сейчас пошли откапывать звёзды, — предложил тот, который казался старшим.

Мальчики снова бросились врассыпную, но вскоре, один за другим, вернулись. Каждый нёс на плече мотыгу, а в руке — лопату. Когда все были в сборе, старший выстроил их и повёл на другую сторону холма. Алмаз поднялся и пошёл за ними.

— Здесь мы и начнём сегодняшнее занятие, — сказал старший. — Идите и копайте.

Веселье кончилось. Мальчики разошлись по одному и медленно бродили, нагнувшись и устремив взгляд в землю. То и дело кто-нибудь из них останавливался, опускался на коленки и внимательно что-то разглядывал, ощупывая и раздвигая траву руками. Кто-то вставал и шёл дальше, а некоторые вскакивали на ноги, нетерпеливо хватались за мотыгу и начинали долбить почву, затем бросали мотыгу, брали лопату и продолжали копать. Потом одни печально забрасывали яму обратно землёй, утрамбовывали её босыми маленькими ножками и шли дальше. А кто-то, долго-долго что-то раскапывая, наконец с радостным возгласом вытаскивал из ямы шар, иногда размером с голову, а иногда не больше кулачка. Снизу шар сиял золотым или синим светом, настолько ярким, что он слепил Алмазу глаза. Шары чаще всего попадались золотые и синие. Когда удавалось найти красный, зелёный или пурпурный, ликование было куда больше. Каждый раз, когда кто-то выкапывал очередную звезду, все маленькие ангелы бросали свои инструменты и шумной гурьбой, приплясывая и хлопая крошечными крылами, собирались посмотреть на неё.

Хорошенько рассмотрев звезду, они опускались на коленки и по очереди заглядывали в образовавшееся окно, но первым всегда пускали посмотреть Алмаза. Позже мальчик мог бы рассказать, что в звёздном окне он видел места и людей, которых хорошо знал, но они были немножко другими — в них появлялось что-то чудесное и прекрасное, а что именно, он не мог описать. Посмотрев в очередное окно, он вставал с ощущением, что сердце того и гляди разорвётся от радости, и — как он сам говорил — не заплачь он тогда, кто знает, что с ним бы случилось.

После того, как все смотрели вниз, звезду аккуратно вставляли на место, сверху чуть присыпали землёй, а лишнюю оставляли лежать рядом как знак, что эту звезду уже нашли.

Вдруг один из мальчиков откопал звезду удивительно красивого цвета — такого цвета Алмаз никогда раньше не встречал. Стоило ангелу увидеть, что это за звезда, он не стал её показывать всем, а протянул соседу и, сев на край проёма, произнес:

— Моё время пришло. Прощайте. Мне пора.

Его сразу же окружили и стали обнимать и целовать, потом все мальчики тихо и торжественно встали поодаль, а их крылья недвижно покоились на плечах. Маленький ангел в последний раз взглянул на товарищей, улыбнулся и кинулся вниз головой в звёздное окно. Алмаз снова первым бросился на землю, чтобы посмотреть ему вслед, но ничего не разглядел.

— Бесполезно, — сказал старший. — Я больше никогда не видел тех, кто туда ушёл.

— Его же не спасут крылья, — встревоженно заметил Алмаз, но спокойствие остальных передалось и ему.

— Ты прав, — отозвался старший. — Он их уже потерял. Так бывает со всеми, кто уходит туда. У тебя ведь нет крыльев, правда?

— Нет, — сказал Алмаз. — У меня их никогда и не было.

— Так уж и никогда? — заметил старший.

— Говорят, — добавил он, помолчав немного, — они возвращаются. Не знаю. Я ещё ни разу не находил звезду того самого цвета. Надеюсь, когда-нибудь повезёт и мне.

Затем ангелы ещё раз рассмотрели звезду, аккуратно положили её обратно и начали на этом месте торжественный танец. Звезде дали имя того, кто её нашёл.

— А вы сможете потом её узнать? — спросил Алмаз.

— Конечно. Мы никогда не забываем звёзды, отворившие дверь.

И ангелы вернулись к своим поискам и раскопкам.

Поскольку у Алмаза не было ни мотыги, ни лопаты, ему оставалось только размышлять.

— Я не заметил ни одной девочки, — наконец произнёс он.

Старший перестал копать, облокотился на лопату, задумчиво потёр лоб левой рукой — все маленькие ангелы были левшами — повторил ещё раз «девочки», и тут его словно осенило. Он снова взялся за лопату, промолвив:

— Кажется, я догадался, о ком ты. Сам я их, конечно, не видел, но, думаю, ты спрашиваешь как раз про них. Мне рассказывали — заметь, я не говорю, что так оно и есть, потому что не знаю наверняка, — так вот, мне говорили, когда мы засыпаем, приходят другие ангелы. Они похожи на нас, но в то же время очень от нас отличаются. Они обходят все звёзды, которые мы уже нашли, и вытаскивают их. Полагаю, мы немножко пачкаем звёзды, когда раскапываем и рассматриваем их, а от туч снизу они иногда тускнеют и меркнут. Говорят, — имей в виду, я сказал «говорят», — эти другие ангелы, как и мы, вынимают и рассматривают каждую звезду, а потом дышат на неё и протирают своими беленькими ручками. Им не приходится мотыжить и копать землю, поэтому их ручки куда нежнее наших. Они улыбаются звезде и вставляют её на место, вот почему звёзды не гаснут.

«Здорово! — подумал Алмаз. — Я хочу посмотреть, как они работают». — А когда вы засыпаете? — спросил он у своего собеседника.

— Когда захотим спать, — ответил тот. — Говорят, — заметь, я сказал «говорят», — когда эти другие — как ты их назвал? Не знаю, так ли их зовут на самом деле, могу лишь догадываться, что они именно те, кого ты имел в виду. Говорят, стоит им подойти близко к нам, и мы тотчас засыпаем. Они живут на западной стороне холма. А никто из наших пока не доходил даже до вершины.

При этих словах он выронил лопату, упал рядом и крепко заснул. Один за другим остальные ангелы выпускали лопаты из обмякших рук и засыпали там, где только что копали.

— Ага! — радостно подумал Алмаз. — Значит, девочки-ангелы совсем рядом. А я ведь не ангел, значит, я не засну, как остальные, и смогу их увидеть.

В ту же минуту он почувствовал, что очень хочет спать. Он изо всех сил боролся с наваливающимся сном: держал веки, руками открывал себе глаза, но всё было напрасно. Ему показалось, что высоко на зелёном холме появился мерцающий бледно-розовый свет, и тут же всё пропало.

Когда мальчик проснулся, ангелы уже потихоньку вставали. Он думал, они снова возьмутся за инструменты, но нет, настало время игр. Сейчас они выглядели ещё счастливей, чем раньше, и стали петь. До этого Алмаз не слышал их песен.

— Наконец-то, — подумал Алмаз, — я узнаю, какую чепуху поют ангелы, когда веселятся. Пусть они не ездят с кебами, зато откапывают звёзды, а это тоже тяжёлая работа, и после неё можно на славу повеселиться.

И он на самом деле услышал несколько смешных ангельских песенок. Для ангелов они были вполне серьёзными, но Алмаз услышал в них только чудесную чепуху. Он изо всех сил старался запомнить слова, внимательно слушая то одного, то другого, то всех вместе. Они всё ещё пели, когда Алмаз с ужасом понял, что просыпается — всё быстрее и быстрее. А вместе с пробуждением мальчик почувствовал, как строчки ангельских песен одна за другой исчезают у него из головы, несмотря на хорошую память. Он старался удержать последнюю, но стоило ему вспомнить следующую, как предыдущая забывалась. Наконец, уже почти наяву он мучительно боролся за несколько самых последних строчек. Он боялся, что умрёт от напряжения, пытаясь сохранить в памяти слова исчезающей песенки, но всё равно, окончательно проснувшись, мальчик уже не был уверен, что правильно их помнил. Получалось что-то вроде:

Только строчки показались Алмазу слишком серьёзными, и он решил, что ангельская песенка была другой.