Коки, прихрамывая, спускался вниз, а Флинн, услышав телефонный звонок, вернулся в комнату. Звонок раздался, когда он уже закрывал за собой дверь.
— «Хижина лесоруба», — бросил он в трубку. — Место встречи элиты.
— Это ты, пап? В доме сущий бедлам, ничего не слышно!
У Флинна не было ни малейших сомнений на тему того, кто звонит. Он знал, только его девятилетний сын Уинни способен сказать «сущий бедлам». По крайней мере, он был уверен, что Уинни — единственный на свете девятилетний мальчик, который может сказать такую вещь.
— Что случилось, Уинни?
— Ну, понимаешь, Рэнди и Тодд считают, что Дженни слишком много времени проводит в ванной.
— В доме две ванные комнаты.
— Да, но они считают, что Дженни стала слишком много о себе воображать.
— У нее есть к тому все основания, — заметил отец хорошенькой тринадцатилетней дочери.
— Да, но они уверены, что она там строит перед зеркалом разные гримасы. Кокетничает, кривляется.
— Но ведь наверняка они этого знать не могут, верно?
— Есть доказательства! Каждый раз, когда она выходит из ванной, напускает на себя такой вид… ну, словно кинозвезда перед публикой. Ну, ты меня понимаешь. Такое выражение, «смотреть — смотри, а трогать не смей!»
— Короче говоря, снисходительное.
— Да, точно. Ну и вот, Рэнди и Тодд решили, что не желают быть больше публикой. И протестуют.
— И в чем же выражается этот протест?
— Они подкатили пианино к ванной и приперли дверь.
Флинн представил себе эту картину. Как двое его сыновей, близнецы, проделывают все это. И не просто проделывают, действуют оперативно и почти бесшумно.
— Ну и?..
— Ну и Дженни теперь не может выйти.
— В ванной есть окно.
— Да, но оно совсем маленькое и высоко. И потом, из него можно запросто сверзиться вниз, на землю. Ну и Дженни начала кричать и плакать. Говорит, что теперь опаздывает из-за этого на плавание. И знаешь, она не врет.
— Дженни никогда не врет.
— Ну, и тогда за дело взялась мама.
— Хорошо.
— Ничего хорошего. Пол оказался слабый…
— О господи, только не это!
— И одна ножка пианино провалилась и застряла. И пианино заклинило. И Дженни не может выйти. Сидит в ванной и плачет. А Рэнди и Тодд ржут. А мама носится по всему дому, то вверх, то вниз, то на чердак, то в подвал, и кричит, что она, должно быть, повредила какие-то там провода или трубы.
— Послушай, Уинни, а откуда у тебя этот телефон?
— Ну как откуда… Был записан в блокноте, на телефонном столике. И я решил позвонить тебе. Чтоб ты придумал какой-нибудь выход. Должен же быть какой-то выход, па. Весь этот бедлам продолжается уже целый час.
— Неужели мальчики не могут приподнять пианино?
— Говорят, что не могут, па. Только делают вид, что стараются, а сами валяют дурака. Кряхтят, пыхтят, закатывают глаза. И ржут всю дорогу.
— Стало быть, Дженни опаздывает на урок плавания. Из-за того, что к двери ванной придвинуто пианино, верно?
— Так какой же выход, па?
— Но, Уинни, выход прост, как апельсин.
— И что надо делать, па?
— Вы втроем, ты, Рэнди и Тодд, должны приподнять передний край пианино…
— Так, понял, па, что дальше?
— А мама пусть сядет за клавиши…
— Да, пап?
— И играет что-нибудь веселенькое. До свиданья, Уинни, пока.
— Пока, пап!