Флинн побрился, принял контрастный душ — сперва горячая вода, потом холодная, потом снова горячая, — переоделся в свежее белье и почувствовал себя настолько бодрым, что даже сделал ответный ход слоном на f5.

Без десяти десять Тейлор подал им в комнату завтрак. Полную супницу горячего куриного бульона, яйца всмятку, тосты и чай.

Коки, приволакивая ногу, вошел в комнату. Он тоже побрился. Волосы у него были мокрые. Глаза немного прояснились. Нижняя губа отвисала больше обычного.

— По крайней мере, — сказал Флинн, — у меня нет причин подвергать допросу в связи с этим делом губернатора Кэкстона Уилера и Уолтера Марша. — Он покачал головой. На этот раз обошлось. — Впрочем, как знать, как знать…

Коки взглянул на шахматную доску.

— Та-а-ак… — Флинн довольно потер руки. — Что может быть лучше куриного бульона на завтрак!

— Мне он ни к чему.

Прежде чем притворить за собой дверь, Тейлор сказал:

— Зайду за вами примерно в одиннадцать тридцать, инспектор Флинн.

— Обязательно. — Флинн придвинул стул к столу. — И смотри не забудь сапоги и куртку!

Коки брезгливо и осторожно придвинул к себе тарелку и смотрел на нее, как смотрит котенок на оставленную им лужицу.

— Над нами учинили расправу, Коки. Они расправились с нами! Думаю, главной особенностью правящего класса является их умение… управлять. Они должны управлять, что тут поделаешь. Как рабочий класс должен прежде всего работать…

Коки следил за тем, как Флинн наливает ему в миску куриный бульон.

— Сдается мне, что я не выдержу этой поездки сегодня на джипе, Френк. Мало того, что пил вчера с Хевиттом, так еще этот Рутледж насовал какой-то дряни в кофе.

— Ты останешься здесь. Посидишь, пораскинешь мозгами. А я пойду выслеживать этих охотничков в лесу. — Флинн налил себе бульона. — А что еще остается делать… Мы же не можем вызвать полицию штата и показать, что трупа в наличии не имеется. Ешь бульон!

Стоило Коки только заставить себя попробовать ложку, и он, уже не останавливаясь, выхлебал все до конца.

Чтобы отвлечься от неприятных мыслей и не портить ни себе, ни другу аппетит, Флинн неумолчно болтал за едой:

— Знаешь, вполне возможно, Тейлор тот человек, который нам нужен. Он чужак, он не из этой шайки полудурков. В свое время судья Лодердейл приговорил его к трем годам заключения за четырехкратное двоеженство. А потом устроил парня сюда на эту обезьянью работу. Тоже своего рода наказание за нарушение закона. Мучил его своей музыкальной шкатулкой, доводил этим маршем. Как только такое в голову могло прийти, сделать музыкальную шкатулку орудием пытки?!

— Так выходит, это Тейлор спрятал шкатулку Лодердейла в кладовой?

— Ну вот, мыслительный процесс уже начался! Съешь еще тостик, Коки. Да, очень вероятно, что он. А сегодня утром эта самая шкатулка стояла на рояле. Ты, случайно, не помнишь, вчера вечером она там была?

— А тебе кажется, что была? Что ж, может, ты и прав. Как бы там ни было, есть все основания подозревать именно Тейлора. Поднялся по лестнице из гимнастического зала на веранду босой. Ступал тихо, бесшумно. Прокрался в музыкальную комнату, одним прыжком оказался у Лодердейла за спиной. Руки у него сильные, тренированные. Чуть не оторвал Лодердейлу голову с помощью обыкновенной бельевой веревки. А после быстренько и тихонько ускользнул обратно в гимнастический зал, который находится прямо под музыкальной комнатой. Обе двери, и на веранду, и в музыкальную комнату, были открыты.

Коки не сводил с Флинна глаз. Тот опустошил миску с бульоном и принялся за яйца.

— Но к чему было Тейлору убивать Хаттенбаха?

— Зависть, мой друг. Элементарная зависть. Тейлор рассказал мне, что в тюрьме его обследовал врач-психиатр. Женщина. И она поставила ему диагноз: гиперсексуальность. К вашему сведению, лейтенант Конкэннон, этот наш приятель Тейлор имел одновременно девять жен! Хочешь, верь, хочешь, нет, но ровным счетом девять. И именно из-за этого и работает здесь. Чтоб оградить себя от дальнейших фатальных ошибок того же сорта, чтоб снова не оказаться перед алтарем рука об руку с очередной дамочкой и не твердить: «Согласен, согласен!» И тут возникает Хаттенбах. Привлекательный, молодой, он тоже пользуется успехом у женщин. Они так и слетаются к нему, точно мухи на мед, и он одерживает одну победу за другой. Но Хаттенбаху хватило ума ограничиться только одной женой. Впрочем, не уверен, что это было столь уж мудро с его стороны, выбрать в жены холодную бессердечную женщину, сущую, по правде говоря, стерву. И вот представь, лежит наш обреченный на воздержание Тейлор в холодной каморке для слуг и прислушивается к разговорам господ. И слушает те же разговоры о бесконечных любовных подвигах Хаттенбаха, когда подает к обеду отварную рыбу. Ну, неужели, скажи, у него не возникнет при этом искушения оторвать голову этому ловеласу?

— Да, — с готовностью ответил Коки.

Флинн сделал вид, что не заметил поспешности, с которой последовал ответ.

— Ну а Клиффорд? — спросил после паузы Коки. — Ведь он тоже весьма привлекательный молодой мужчина. Почему бы Тейлору не завидовать и ему тоже?

— Последние полгода Клиффорд отсутствовал. Был на Ближнем Востоке. А Тейлор работает здесь всего девять месяцев. Однако, следуя этой логике, мы должны были бы предупредить Клиффорда, верно? Ты что, яйца не будешь?

— Что-то не очень хочется.

— Ешь, — Флинн отодвинул миску, стоявшую перед Коки, и выложил ему на тарелку пару яиц. — Осознай наконец, чем пожертвовали для тебя курочки! Своим потомством!

— В данный момент меня больше беспокоит мое состояние, — сказал Коки.

— К слову, о Клиффорде. К числу женщин, с коими женатый Хаттенбах делился жаром своих чресел, принадлежит и незамужняя сестра Клиффорда Дженни. Сам он твердит, что сей факт ничуть не оскорбляет его чувств. Но брат есть брат. И все братья — люди разные.

— А что мог иметь Клиффорд против Лодердейла?

— Не знаю. Он, насколько я понимаю, дружил с Эшли и являлся одним из инвесторов, вложивших деньги в «Эшли комфорт инкорпорейтед». Кстати, мне показалось, что Бакингем был недоволен Клиффордом. Наблюдал из окна за одним маленьким инцидентом. К тому же губернатор Бакингем доводится Клиффорду дядей.

— Ничего себе! Не компания, а какой-то клубок змей! — С этими словами Коки брезгливо отодвинул от себя тарелку с яйцами.

— Яйца здесь совершенно ни при чем, Коки. Так что выбрось эти мысли о змеях и прочих ползучих гадах из головы и ешь! Не думай больше о змеях!

Коки поднялся со стула и заковылял к шахматной доске.

— Нет, наиболее вероятный кандидат все же Эшли, — продолжал размышлять вслух Флинн. — Клиффорд утверждает, что Хаттенбах без всякого предупреждения взял да изъял вложенные им средства с банковских счетов фирмы Эшли, причем выбрал для этого самый неподходящий момент. Ну чем не мотив для убийства? К тому же в недрах этого курятника, называемого клубом, разрабатывается реорганизация «Эшли комфорт инкорпорейтед». И Лодердейл очень старался — подозреваю, небезуспешно — выжить Эшли из бизнеса. Тоже мотив для убийства.

— А Уэлер? — спросил Коки. — Он вроде бы человек со стороны. И не член клуба.

— Он человек, который все обо всех знает. Все связи, все ходы и выходы. Он один из главных душеприказчиков Рутледжа. Именно он, как я понимаю, заправляет всей его финансовой и деловой империей. И как знать, в какие игры при этом играет…

Коки двинул по доске какую-то фигуру.

А затем вернулся к столу, сел и заметил:

— Кстати, и Д'Эзопо тоже вроде бы посторонний. Не член.

— А что, тоже мысль! — сказал Флинн и выпил первую чашку чаю. — Вообще, это, конечно, нечто! Представь, комиссар полиции Бостона вдруг оказывается убийцей! Вдруг выясняется, что это он, взяв в сообщники Тейлора, организовал убийство Лодердейла. Еще один чужак… Стоит раскрутить такое дельце, и тебе вряд ли будет когда светить полная пенсия, Коки! О, кстати, вспомнил! Надо позвонить Гроуверу. Узнать, проверил ли он ту машину.

— Доброе утро, Гроувер. Рад, что застал тебя на работе в понедельник утром.

Перед тем как набрать номер, Флинн взглянул на шахматную доску и отметил, что Коки пошел ферзем на el.

Ответом Гроувера было какое-то невнятное хмыканье.

— Ну, как продвигается дело Хирама Голдберга?

— Потратил целую уйму времени. Несколько часов.

— Сочувствую.

— А это означает, что я не получу майку члена лиги!

— Что у тебя, маек, что ли, нет?

— Майки члена лиги — нет, инспектор.

— О, понимаю.

— И сами знаете, как на это смотрит комиссар.

— Последний раз, когда его видел, он был весь в поту и страшно нервничал.

— Что?..

— Так как же посмотрит на это комиссар?

— Я имел в виду комиссара Д'Эзопо.

— Это я понимаю.

— Просто вы его плохо знаете, Френк.

— По всей видимости, действительно не очень хорошо.

— А его от вас просто воротит, как и всех остальных нормальных полицейских. Профессионалов, настоящих сыщиков. Он, как и все, считает вас чокнутым, вот! Прямо так и говорит, этими самыми словами. Сам слышал, на пикнике в День труда.

— Я там не был.

— Ну, ясно, не были. Наверное, вас просто не пригласили, вот и все.

— Наверное.

— Потому что вы — не наш человек, Френк!

— Слава Всевышнему за это.

— Потому что никто никогда не понимает, что это вы такое городите. Мало того, что не понимает, к тому ж еще просто не слышит. Все время бубните себе под нос. А если кто и слышит, так не понимает. Все эти ваши дурацкие шуточки и намеки…

— Гроувер…

— Ну вот, пожалуйста! Почему это вы все время называете меня Гроувером, а? Мое имя — Ричард Томас Уилен. И друзья зовут меня Диком.

— Замечательно. Очень выразительно.

— И вы не поднимались по служебной лестнице, как все остальные нормальные люди! И комиссар никогда бы вас не повысил! Он вообще не желает иметь с вами никаких дел.

— Чем меньше, тем лучше.

Гроувер недоуменно умолк.

— Что значит лучше?

— Знаешь, Гроувер, ты последний на свете человек, с которым охота говорить в тяжелый день, понедельник. К тому же еще с утра.

— Короче, если бы вы знали нашего комиссара лучше, то давно бы поняли, что нет для него ничего важнее, чем братская солидарность всех офицеров полиции!

— Ну, нет. Есть кое что еще поважнее. В данный момент.

— А что? Что именно?

— Стремление выбраться из зыбучих песков.

— Что это вы, черт возьми, городите? — Похоже, Гроувер разозлился уже не на шутку. — Вот всегда вы так, инспектор! Вечно говорите какими-то загадками, чтоб ни один нормальный человек не понял! И лично я не вижу тут ничего смешного!

— Ты лучше расскажи мне о комиссаре… Дик, вроде бы так тебя теперь прикажете назвать?

— Комиссар очень положительно относится к таким вещам, как лига по игре в боулинг. Говорит, это помогает укрепить между полицейскими чувство локтя. Даже один раз сам приехал и играл с нами. Вы-то никогда не приедете!

— Боюсь, что нет, Гроувер. Грохот раздражает. Стоять на дорожке с шаром… это все равно что дирижировать оркестром из грома и молний.

— Чего? О чем это вы, инспектор? Дирижировать громом?

— Именно, Гроувер. Громом и грозой не дирижируют.

— Ну неужели не надоело говорить загадками, черт побери! Да вы тут нас всех с ума сведете, инспектор! Я вам втолковываю о комиссаре, а вы — о каких-то громах и грозах!

— Обычно они формируются во впадинах.

— Чего?..

— В низинах, Гроувер!

— Прощайте, инспектор!

— Нет, погоди, Гроувер. Сперва скажи мне, кто сбил Хирама Голдберга, ехавшего на велосипеде.

Гроувер испустил долгий тяжкий вздох.

— Ну, съездил я на Фэарвью, 212…

— Все-таки съездил?

— В дом Уилларда Мэтсона, владельца той машины, что угнали в субботу вечером. А потом, в воскресенье, нашли неподалеку от дома этого самого Мэтсона.

Гроувер умолк, ожидая реакции. Флинн бросил в трубку:

— Ну и?..

— Ну и прождал несколько часов, потому как этот Мэтсон вернулся домой только в начале десятого. Точнее, в девять двадцать. Они с женой ездили в больницу, навещать ребенка.

— Что с ребенком?

— Не знаю.

— Ты даже не спросил?

— Бог ты мой, ну при чем тут ребенок, инспектор?

— Выясни.

Еще один тяжкий вздох.

— Ну и я осмотрел машину Мэтсона.

— Мэтсон нервничал, как тебе показалось?

— Ну и на крыле и на правом переднем бампере оказались вмятины. И правая передняя фара разбита.

— Дальше!

— И Мэтсон сказал, что, очевидно, эти самые угонщики и повредили автомобиль.

— Стало быть, он признал, что повреждения свежие.

— А чего ему оставалось делать? Мы же могли опросить соседей…

— Верно. Так ты конфисковал у него машину?

— Только этим и занимался до часа пятнадцати сегодняшней ночи, инспектор.

— И все это время находился рядом с машиной?

— И с ней, и с Мэтсоном. Дело в том, что мне пришлось зайти к ним в дом, позвонить.

— Ясно…

— До часу пятнадцати!

— И теперь ее осматривают судмедэксперты?

— Да.

— И пока от них ничего?

— А чего вы хотите, Френк? Ведь сейчас только одиннадцать пятнадцать утра, понедельник.

— А ты случайно не выяснил, были ли они знакомы, этот Мэтсон и Голдберг, а?

— Я выяснил, что Мэтсон — школьный учитель. Преподает в седьмом классе местной средней школы.

— Да, это открытие. Стало быть, ты спросил, чем он зарабатывает на жизнь, верно?

— Он черный.

— Черный школьный учитель. Ювелир-еврей… Полагаю, они могли познакомиться на митинге Дочерей американской революции.

— Нет, не думаю, что они были знакомы.

— Когда будет готов отчет судмедэкспертов?

— Они не сказали.

— Потому что ты не спрашивал.

— У меня вопрос к вам, инспектор.

— Ага… — протянул Флинн. — Наконец-то в тебе проснулась искорка интереса к работе!

— Мне нужен конкретный ответ.

— Так ты всерьез занялся этим расследованием?

— Не расследованием, а исследованием. Как вы относитесь к ведьмочкам с кремом?

— Что?

— К ведьмочкам с кремом. Ну, знаете, такие тонюсенькие сандвичи, которые украшают слоем мороженого. Машины, производящие этот продукт, страшно дороги, но если засадить за это дело несколько офицеров…

— До свиданья, Гроувер.

— Но, инспектор, комиссар Д'Эзопо считает работу кулинарного комитета очень важной. И если вы не хотите сотрудничать с…

— Перезвоню тебе позже, Гроувер. — И Флинн бросил трубку.

Затем выбрал яблоко из пакета, который принес вчера Коки, и подошел к шахматной доске.

— Так-так… — пробормотал он. — Наш Гроувер только и знает, что твердить: «Что?», но ведь и я делаю то же самое. И мы с Гроувером с трудом понимаем друг друга, как это бывает, говорят, с англичанами. Что?

И он пошел королевой на b6.

Коки тут же сделал ответный ход — конем на d2.

— Вижу, ты тут недаром время терял, успел все обдумать.

Тейлор постучал в дверь и вошел. Через руку у него была перекинута охотничья куртка, в другой он держал пару грубых резиновых сапог.

— Вы готовы, сэр?

— Готов ли я трястись по горам на джипе и встретиться с шайкой злодеев, минимум один из которых является убийцей, а все остальные вооружены? — Флинн пошел конем на d7. — Да, готов!