— Гроувер… — буркнул в телефонную трубку Флинн. Он набрал номер коммутатора в здании архива на Крейджи-Лейн и вежливо попросил соединить его с сержантом Ричардом Т. Уиленом, но, услышав, что к телефону подошел сам сержант, назвал его просто «Гроувером», той кличкой, с которой никак не мог смириться сам сержант Уилен.
В связи с чем Гроувер не удержался от тяжкого вздоха.
— Да, инспектор? Вы что, сегодня не приедете?
Было уже около одиннадцати утра. В отличие от Гроувера, Флинн редко ходил по воскресеньям на службу.
У входа Уэлера и Флинна встретил Тейлор. Охранник позвонил из своей будки и предупредил об их появлении. Тейлор сообщил, что завтрак ждет Флинна в его комнате.
А затем двинулся к лестнице, ведущей наверх, показать Флинну его комнату. Но вместо того чтоб последовать за ним, Флинн приотворил дверь в главную гостиную и заглянул.
У камина сидел в кресле совершенно голый костлявый старик и читал. В мерцающих отблесках пламени эта странно белая кожа и крупные синие вены на ногах, казалось, были высвечены мертвенным сиянием неоновых ламп.
Стоявший за спиной у Флинна Уэлер еле слышным шепотом произнес:
— Это Венделл Оленд. Он не любит носить одежду.
— А кто он такой, когда ее носит?
— Один из основателей крупной адвокатской фирмы. С доходом в миллион долларов в год.
Возле бара пристроился сенатор Данн Робертс — все еще в костюме для рыбалки и одних носках. При первом же взгляде на него Флинну стало ясно, что Робертс в лоскуты пьян. С тем же успехом этот человек мог сидеть где-нибудь в заплеванной подворотне, в трущобах.
— Похоже, что сенатор пропустил завтрак, — заметил Флинн.
— Ну… не совсем.
На другом конце комнаты сидели за покерным столом четверо. Мужчины играли в карты, серьезно, сосредоточенно. В синеватых отблесках пламени Флинн успел заметить, что игра идет на деньги и что самыми мелкими на столе купюрами были стодолларовые банкноты.
— Понятное дело… Тихое воскресное утро за городом, — пробормотал Флинн.
Войдя в свою комнату, он обнаружил, что на столе его ждет не чашка чая или кофе, а серебряный чайник с кипятком и пакетиком травяного чая, а также половинка грейпфрута и французский тост.
— Очень заботливо с вашей стороны, — сказал Флинн Тейлору. — И как давно вы здесь работаете?
Флинн опустил пакетик с чаем в кипяток.
— С весны.
— А откуда родом?
— Из Нью-Йорка.
— Скучаете, наверное? Уж больно глухие места, словно вымерло все.
Тейлор с готовностью ухмыльнулся:
— С каждой минутой все глуше. И вымирают помаленьку.
Только тут Флинн заметил следы присутствия Коки. На журнальном столике стояла шахматная доска с фигурами.
Белая пешка Коки пошла на е4.
Флин взял черную пешку и тоже пошел — на е5.
— Желаете что-нибудь еще, сэр?
— Лишь сделать пару телефонных звонков. После завтрака.
— Понял, сэр. Сперва наберете семерку, услышите гудок и набирайте нужный вам номер.
И вот Флинн, покончив с завтраком, позвонил Гроуверу.
— Меня тут вызвали по одному делу. — Прозвучало это не слишком убедительно.
— Отправились в одну из этих ваших загадочных поездок, да, Френк?
У Гроувера, несомненно, имелись собственные объяснения таинственным исчезновениям Флинна. Сам Флинн понятия не имел, в чем они заключались, но в одном был уверен твердо: ему недостает достоверности и воображения.
Будучи сам не в состоянии придумать сколько-нибудь убедительное объяснение своим отлучкам, он никогда не осмеливался спросить Гроувера, что тот думает на сей счет.
— Да, отправился в небольшое путешествие, — сказал Флинн. — И да, довольно загадочное.
— Не сомневаюсь.
— Со мной лейтенант Конкэннон.
Флинн услышал в трубке насмешливое фырканье.
— Я, знаете ли, как-то не заметил его отсутствия.
— Вот что, Гроувер, я очень заинтересован в расследовании этого вчерашнего дела о наезде на Тремонт-стрит.
— Похоже, вы в этом одиноки.
— Ты что же, хочешь сказать, что сам не заинтересован? Что на данный момент удалось выяснить?
— Старик ехал на велосипеде, и его сбила машина, двигающаяся по шоссе в южном направлении со скоростью около восьмидесяти в час. Пострадавший скончался на месте. Женщина, свидетель происшествия, не может описать ни машину, ни водителя. Говорит, что страшно перепугалась и запомнила только одно — что машина не остановилась.
— Вообще не остановилась? Даже не сбросила скорость?
— Даже не сбросила скорость. Просто промчалась через перекресток на бешеной скорости.
— Сомневаюсь, чтоб человек мог сбить старика на велосипеде, потом переехать его насмерть и не заметить, что произошло. Сколько человек было в той машине?
Гроувер снова, похоже, начал сверяться с рапортом о происшествии.
— Только водитель. Женщина в этом уверена. «Видела в машине только одну голову», — вот что она сказала.
— Мужчины?
— Да, она так считает, но не слишком уверена. Было темно…
— Странное время суток для подобного происшествия, Гроувер. Очень странное.
— Чего тут странного?
— Большая часть дорожных происшествий происходит совсем поздно, после того, как бары закрываются на ночь, разве не так? И потом, часто ты видел стариков, разъезжающих на велосипедах по городу после наступления темноты?
— Ну вот, снова завели свою шарманку, инспектор! Столкнулись двое каких-то идиотов, один при этом погиб, а вы готовы вытрясти душу из всего департамента полиции. Поставить всех на уши.
На секунду Флинну действительно захотелось поставить на уши Гроувера и как следует его потрясти. Наверняка внутри обнаружилась бы не душа, а полный вакуум.
— Хочешь сказать, Гроувер, — медленно начал он, — что смертью какого-то там велосипедиста вполне можно пренебречь? Что виной всему лишь неосторожность пострадавшего, вызвавшая несчастный случай?
Обычно Флинн не слишком уверенно использовал подобную терминологию, поскольку сам плохо понимал смысл этих мудреных формулировок. Но, говоря с Гроувером, ничуть не стеснялся в такого рода выражениях, потому как знал: Гроувер еще более туманно представляет себе их значение.
— Вы что же, собираетесь расследовать это дело по телефону, инспектор?
— Возможно, что и собираюсь, — буркнул в ответ Флинн. — С твоей посильной помощью.
— Но я приглашен на кулинарный конкурс среди управления полиции. В отель «Ленокс», инспектор. Сперва там состоятся соревнования, затем — грандиозный прием с ленчем.
— Полагаю, Гроувер, тебе прекрасно известно мое трепетное отношение к кулинарному искусству полицейских. И о моей давнишней мечте, чтоб мастерство их не ограничивалось приготовлением одних тако.
— Вам не нравятся тако?!
— Ты составил список всех угнанных вчера автомобилей? Вчера, после восьми пятнадцати вечера?
— Что?.. Нет.
— Но разве это не первое, что следовало бы сделать? — возмутился Флинн. — Разве в течение часа-двух после дорожно-транспортного происшествия люди обычно не начинают звонить и сообщать, что у них угнали машину? Так или нет, я спрашиваю?
— Но инспектор, если вы считаете, что это так уж важно… почему бы вам самому не приехать?
— Перезвоню позже, Гроувер. Надеюсь, что к тому времени ты найдешь машину, числящуюся в розыске, с прилипшими к ней фрагментами старика и его велосипеда.
Затем Флинн позвонил Элсбет и продиктовал ей номер своего телефона в клубе «Удочка и ружье».
Коки вошел в тот момент, когда Флинн наливал себе последнюю чашечку чая и раскуривал трубку.
— Тебя покормили, Коки? Наверняка тебе досталась вся копченая сельдь, да?
— Нет, французский тост, — сказал Коки и подошел к столику с шахматной доской. — Дуайт Хаттенбах. Возраст двадцать девять лет. Состоит в первом браке. Жена, Кэрол, в девичестве Крепш, является дочерью известного адвоката из штата Нью-Йорк. Богат, владеет недвижимостью, участвовал в банковских и политических играх. У Хаттенбахов двое детей: сын Дуайт, которого они называют Айком, и дочь Мэри. Хаттенбахи, как ты, наверное, знаешь, выходцы из очень богатой и известной семьи. Один из дядьев Хаттенбаха служит послом. Сам Хаттенбах закончил школу искусств при Виргинском университете, затем активно занялся политикой, менее активно — бизнесом. Это его первый срок в конгрессе США. И он успел разработать лишь один законопроект, связанный с загрязнением окружающей среды.
— Ты хочешь сказать, такой парень должен был получить юридическое образование?
— Не знаю. Получившие академическое образование законники далеко не всегда становятся первоклассными адвокатами… Играл в теннис за Виргинский университет, был превосходным гандболистом. И еще играл на трубе.
— Так он еще и музыкален? На какой трубе? Классической или в джазе?
— Ему нравилось играть в марширующих оркестрах. Появлялся на разного рода политических мероприятиях со своей трубой и присоединялся к маршу. Четвертого июля он в качестве участника парада обошел несколько городов своего округа. И всю дорогу играл на трубе.
— Просто отличный прием для молодого политика, которому нечего сказать, — проворчал Флинн.
По молчанию Коки он понял, что тот завершил свой отчет.
— Ты у меня просто чудо, Коки. Как удалось тебе выяснить все это?
Коки пожал правым плечом.
— Позвонил Дафни в архив. Она по воскресеньям работает.
— Что ж… — Флинн запыхтел трубкой и выпустил длинную струю дыма. — Скажи-ка, Коки, а не кажется ли тебе странным, что молодой двадцатидевятилетний конгрессмен, приехавший на уик-энд на охоту, первым делом распаковал чемодан, аккуратно развесил все брюки и пиджаки в шкафу, разложил все рубашки, нижнее белье и носки по отдельным ящикам комода, затем вынул лезвие из станка и не заменил новым, аккуратно завинтил крышечку на тюбике с пастой, оставил на письменном столе непочатую бутылку хорошего шотландского виски, а на тумбочке — «Записки федералиста», причем без всяких пометок, и после всего этого вышел в ночь?
Сидевший за шахматной доской Коки обернулся к Флинну правой стороной лица, чтоб тот мог видеть его улыбку.
— Нет, все же это странно, тебе не кажется? — заметил Флинн.
Коки сказал:
— Никак не мог найти здесь коммутатора.
Флинн покосился на телефонный аппарат, стоявший у постели.
— Думается мне, что в доме, где собираются все эти важные шишки, коммутатор просто необходим.
— Согласен, — кивнул Флинн. — А кстати, Коки, ты не знаешь, кто улетел на вертолете?
— Уолтер Марш.
— Будем считать, отправился купить свежую газету. — Флинн надел пиджак. — Думаю, Рутледж уже давно меня дожидается. Надеюсь, на сей раз ему есть что сказать, и он скажет. — Затем, взглянув на Коки, склонившегося над доской, Флинн спросил: — Ну давай, пошевеливайся, ходи!
Коки пошел пешкой на d4.
Флинн съел его пешку.
Коки пошел конем на f3.
— Ага… — Флинн сунул трубку в карман пиджака. — Дашь мне время подумать?
— Сдается мне, инспектор, то будет одна из самых необычных партий.