Сойдя с автобуса, Рафаэль мгновенно почувствовал взгляд Риты, а потом увидел ее, стоящую в окружении детей у дорожного трейлера, домика на колесах, в котором они жили не первый год. Рита смотрела на него снизу вверх, уперев руки в бока, чуть наклонив голову.

Рафаэль знал, что даже на таком расстоянии Рита отметит изменения в его привычном облике.

Рафаэль положил коробки в пыль на обочине, а затем вернулся в автобус за платьями, индейкой и большой бутылкой водки.

Естественно, водитель не позволил затащить в автобус тележку для покупок. И Рафаэлю пришлось оставить ее на тротуаре у автобусной остановки. Он, правда, надеялся, что на нее кто-нибудь да позарится, и она не вернется в громадный магазин, в котором с ним обошлись не по-людски.

Проезжая через Биг Драй Лейк, ближайший к Моргантауну настоящий городок, с супермаркетами, банками и закусочными, автобус сбавил ход, чтобы объехать три патрульные машины, застывшие на проезжей части у большого винного магазина. Двое полицейских на тротуаре разговаривали с прохожими. Через окно автобуса и витрину магазина Рафаэль видел, что еще несколько полицейских находятся в торговом зале. Толпа у магазина густела на глазах. Тут же кружили подростки на велосипедах.

Рафаэль догадался, что винный магазин ограбили.

К своему несказанному удивлению, в автобусе, по пути из города в Моргантаун, Рафаэль не выпил ни капли. Даже не отвернул крышку полугаллоновой бутылки, подаренной ему Фридо. Пить ему не хотелось. Обычно же, прячась за спинку сиденья, Рафаэль успевал выпить пинту водки. То же самое он мог бы сделать и в этот раз, хотя управляться с маленькой бутылкой куда проще, чем с большой. Но последнюю он воспринимал скорее как приз, а не сосуд для огненной воды. И более всего ему хотелось вернуться в Моргантаун, в чистой новой одежде, отдать Рите платья, увидеть, как просияет ее лицо, раздать детям подарки, а уж потом приниматься за водку.

Когда Рафаэль вышел из автобуса второй раз, Рита, в сопровождении Лайны, уже спешила к нему, поднимаясь по склону холма.

Автобус двинулся дальше, в облаке пыли и выхлопных газов, а Рафаэль помахал Рите рукой.

Потом потянулся, широко расставив ноги, а руками словно пытаясь ухватиться за небо.

От шоссе к низинке, в которой притаился Моргантаун, тянулся грязный, пыльный, не отмеченный ни на одной карте, не замечаемый властями проселок. Съезд с шоссе на проселок не составлял особого труда, но выезд таил в себе немалую опасность. Ибо, как бы не вдавливала нога педаль газа, автомобиль не мог мгновенно разогнаться до скорости основного транспортного потока. Едва ли не каждый год на этом месте гибли люди. Или те, кто хотел выехать на шоссе, или не успевшие затормозить или сманеврировать. Дорожная полиция неоднократно пыталась блокировать поворот на Моргантаун. Поначалу деревянными брусьями, потом рельсами, наконец — громадными валунами. Но рано или поздно жители городка расчищали завал.

Собственно, городом Моргантаун считался весьма условно. Начало ему положила выстроенная из бетонных блоков заправочная станция с магазином, принадлежавшая, вместе со значительным куском земли, старику по фамилии Морган. Умер он, когда Рафаэль был еще ребенком. Ранее автозаправка обслуживала местную двухполосную дорогу. Тут же стояли несколько домиков на колесах, хозяином которых тоже был Морган. В одном из них, стоящем за магазином, и жил он с женой. Из магазина ко всем трейлерам тянулись водопроводные трубы и электрические провода.

Рафаэль помнил, как началось строительство автомагистрали, с каждым днем надвигающейся на них со стороны Биг Драй Лейк. Но, ко всеобщему изумлению, автомагистраль, приблизившись, обошла автозаправку-магазин стороной. Она начала подниматься вверх, врезаясь в склон высокого холма. Прокладывая дорогу, строители сбрасывали камни, ненужную землю и пустые банки из-под пива на Моргантаун. Прежний съезд к автозаправке порушили, строительство нового планом не предусматривалось.

Незадолго до смерти Морган продал сотни акров земли за автозаправкой.

Участок этот превратили в свалку.

В четверти мили от Моргантауна соорудили пандус для съезда с автострады. От него проселочная дорога вела к воротам свалки. Последнюю окружили проволочным забором, теперь протянувшимся на многие мили. Одна секция забора проходила в двадцати метрах от магазина, впритирку с трейлером, в котором когда-то жил старый Морган. И ежедневно, год за годом, грузовики всех видов и размеров, даже бензовозы, сворачивали с шоссе, держа курс на свалку. В сухую погоду — а дождь в Моргантауне шел крайне редко — за каждым из них тянулся длинный шлейф пыли. Разнообразию грузовиков полностью соответствовало и разнообразие отходов. На свалке можно было найти все, что угодно.

Как заграждения, раз за разом восстанавливаемые властями, не воспрепятствовали жителям Моргантауна выезжать на автостраду, так и проволочный забор не стал непреодолимой преградой для тех, кто хотел проникнуть на свалку.

В заборе прорезали дыры. Мужчины, женщины, дети Моргантауна тащили со свалки все, что могло обернуться звонкой монетой.

И хотя изредка кому-то удавалось получить настоящую работу, именно свалка являлась главным источником денег для жителей Моргантауна.

Когда Морган умер, его наследники так и не объявились. И никто не знал, кому же теперь принадлежит бензозаправка. Впрочем, никого это и не интересовало. Здание из бетонных блоков стояло на прежнем месте. Когда грузовичок брата Рафаэля или другой, побольше размером, отвозил на сортировочный узел в Биг Драй Лейк собранный на свалке металлолом, в Моргантаун он возвращался с коробками овсяных хлопьев, иногда со свежими фруктами и овощами, гамбургерами, молоком, пивом, водкой, сигаретами. Если оставались деньги, их раздавали тем, кто собирал металлолом и грузил его в кузов. Продукты переносили в здание из бетонных блоков. Теперь оно более напоминало склад, а не магазин. Люди брали нужные им продукты и оставляли деньги в ящичке всегда открытого кассового аппарата, стоящего на прилавке. Эти деньги в следующую поездку также отправлялись в город и тратились на очередную порцию съестного. Учета, кто сколько взял и что заплатил, не велось. У некоторых жителей Моргантауна, к примеру, у Мамы, не было источника доходов, так что класть деньги в ящичек кассового аппарата она не могла, но ей тоже требовалась еда. Случалось, что мужчины брали водку и сигареты, не удосужившись оплатить их полную стоимость. С такими проводилась соответствующая беседа, после которой они отправлялись на свалку, дабы компенсировать недостачу. Но в целом эта нехитрая система расчетов не давала сбоев.

После смерти Моргана никто не потрудился прогнать их прочь, заявив свои претензии на землю, магазин и бензозаправку. Но прекратилась подача электроэнергии. Никто из них никогда не получал счета на оплату электричества. Ранее они платили Моргану. Попытки собрать деньги и оплатить-таки счет успехом не увенчались. Денег никогда не хватало, а с такими у компании разговор был короток. Без электроэнергии остановились и насосы, качающие воду и бензин.

С той поры автозаправка стала просто «магазином».

«Моргантауном» окрестили поселение в ложбинке жители Биг Драй Лейк. Обитатели же поселения редко пользовались этим наименованием. Морган умер давно, многие его уже не помнили. Было у них и кладбище, к ним регулярно наведывался католический священник из Биг Драй Лейк, но они понимали, что живут отнюдь не в городе.

Да и местные жители называли обитателей лощины «бездомными». Иногда в Моргантаун заглядывали путешествующие на попутках или водители автомашин, которые разваливались буквально на ходу, не в силах одолеть подъем автострады. Некоторые оставались в Моргантауне, пока не находили возможности покинуть его. Другие тут и умирали.

Живущие в лощине не ощущали себя «бездомными». Три семьи занимали большой трейлер Моргана. Остальные жили в других трейлерах и фургонах, стоявших вокруг на спущенных колесах. В лощине хватало и старых машин, в которых путешественник мог переночевать или даже пожить неделю-другую. К примеру, Рита и Рафаэль еще совсем молодыми поселились в маленьком одноосном жилом фургоне, который в грозу привез в лощину какой-то старик. Во время грозы он так и не вылез из машины. Когда она кончилась, никто не подошел к нему, а на следующий день старика нашли мертвым на сиденье водителя. Его похоронили, а машину продали на запчасти. В других случаях, как с Мамой, когда замечалось, что ее жилище очень уж воняет, со свалки приносили огромный ящик. Затем переставляли на новое место, неподалеку от магазина, большую кровать Мамы, столик и накрывали все ящиком. В дальней от кровати стене прорезали дверь, в ближней — окно, чтобы Мама могла смотреть в него, не вставая, наблюдать за играющими в лощине детьми, говорить с проходящими мимо. Когда же Мама ложилась спать, она задергивала занавеску на окне и тяжелый полог между кроватью и дверью. Одну из стен ящика украшала найденная на свалке картина: синее озеро, окруженное снежными вершинами. Снаружи на четырех сторонах ящика чернели буквы: УРБИНА, УРИНА, ТУРБИНА, ТУРИНА.

Рафаэль и Рита — возможно даже, они были близкими родственниками — родились в этой лощине.

Рита первой одолела склон. Отбросила со лба мокрые от пота волосы, посмотрела на покупки Рафаэля, его новые джинсы и рубашку. Затем взглянула ему в лицо.

— Что это?

Рафаэль улыбнулся. Попытался обнять ее.

Рита отступила на шаг.

— Ты не пьян.

— Вроде бы нет.

— Ты всегда вылезаешь из автобуса пьяным. А что произошло с твоими волосами?

— Я подстригся.

— Кто тебя стриг?

Пальцы Рафаэля заработали, как ножницы.

— Парикмахер. Я был в парикмахерской.

— И сколько же тебе это стоило?

— Ничего, — честно ответил он.

Лайна все еще карабкалась по склону.

— А что это за вещи?

Рафаэль поднял два платья, аккуратно лежащие поверх остальных покупок.

— Это тебе. Нравится?

Пальцы Риты коснулись одного платья, второго.

— Очень. На них ценники.

— Я их купил.

— Купил?

— Меня взяли на работу.

— Так почему же ты сейчас не работаешь?

— Начну с четверга. На работу мне надо в четверг.

— Рафаэль, никто не платит за еще не сделанную работу, — резонно заметила Рита.

— Я поработал и сегодня. Потрудился на славу.

— Где?

— На складе. Боссу я понравился. Он щедро заплатил мне, потому что хочет, чтобы я вернулся в четверг.

Рита еще раз оглядела покупки Рафаэля, рассмеялась.

— Индейка?

Рассмеялся и Рафаэль.

— Да. Я купил индейку.

Рафаэль протянул платья жене. Присел, прижал к груди подоспевшую Лайну.

— Лайна, Лайна, Лайна! Давай посмотрим, что я привез для Лайны, — он взял коробку с игрушечным доктором, показал Лайне картинки, где были нарисованы стетоскоп, палочки для осмотра горла, термометр.

Лайна пристально вгляделась в картинку, изображающую мальчика со стетоскопом на шее и зеркалом на лбу.

Сидя на корточках, Рафаэль наблюдал, как Рита прикладывает платья к себе, восхищаясь ими. В ложбине люди отрывались от своих дел, чтобы посмотреть на Риту, Рафаэля и Лайну, не торопящихся уйти с обочины.

Рита улыбнулась ему. Глаза у нее повлажнели.

— Ты сумасшедший.

— Пошли. — Рафаэль поднялся, подхватил две оставшиеся коробки, индейку, бутылку водки. Двинулся вниз по склону.

Рита последовала за ним, неся платья на вытянутых руках, чтобы они не касались тела.

На полпути Лайна поскользнулась и упала, подмяв под себя коробку с игрушечным доктором.

Рафаэль оглянулся.

— Поднимайся, Лайна!

Внизу первым они встретили Нито, брата Рафаэля. С банкой пива в руке, с налитыми кровью глазами. Он уставился на бутылку.

— Эрманито хочет…

Рафаэль рассмеялся.

— Позже, Нито.

Женщина, жившая в трейлере Моргана, не произнесла ни слова. Но глаза ее не отрывались от платьев, которые несла Рита.

Отец Рафаэля вместе с другим стариком сидел в тени, отбрасываемой стеной магазина. Сидели они на шезлонгах, добытых на свалке. Перед каждым стояла пустая водочная бутылка. Из глаз отца текли слезы, он то и дело шмыгал носом.

— Мои зубы, Рафаэль.

Тот остановился.

— Может, мы сможем их вылечить.

— Их надо не лечить, а выдрать. Выдрать, и с концами.

Рафаэль улыбнулся.

— Говорю тебе, что-нибудь придумаем.

— Толку не будет, если оставить корни, — продолжал старик. — Они-то и болят. Что ты можешь сделать, Рафаэль? Ты можешь вытащить корни моих зубов?

Рафаэль пожал плечами.

— Не знаю.

— Ты нашел работу, Рафаэль? — Другой старик пробежался взглядом по покупкам Рафаэля.

Рафаэль кивнул.

— В городе. Мне надо приехать туда в четверг.

— Много ли тебе платят?

— На склад. Но склад особый.

— А нет ли там работы для других?

— Сейчас нет. Я спрашивал.

Они пошли дальше, а вслед несся голос второго старика, делившегося новостями с отцом Рафаэля:

— Рафаэль нашел работу.

— Да, — последовал ответ, — молодые все могут.

— Лайна! Что это у тебя? — спросила Мама через окно, сидя на кровати.

Лайна подняла коробку как можно выше, чтобы Мама могла разглядеть картинки.

— Лайна получила подарок?

Девчушка энергично закивала.

Шагая по пыли, Рафаэль корил себя за то, что не купил подарка Маме. Он мог бы раскошелиться на безделушку для бабушки Риты.

Марту они нашли около их фургона. Она сидела на земле, что-то напевая, не спуская глаз с приближающихся родителей.

Рафаэль опустил коробку с бейсбольной перчаткой, индейку и бутылку водки на землю у открытой двери. А самую большую коробку поставил в пыль перед Мартой, чтобы та могла посмотреть на картинку.

Внушительные размеры коробки, красочная картинка произвели должное впечатление: глаза девочки изумленно раскрылись.

— И Марта получила подарок, — улыбнулся Рафаэль.

— Что это? — Рита заглянула через плечо мужа.

— Музыкальная машина. Тебе надо послушать, как она играет.

Рита рассмеялась.

— Сумасшедший.

Марта коснулась пальчиками края коробки. Убрала руку, вновь положила на коробку, на этот раз подушечками пальцев на клавиши нарисованной музыкальной машины. Вновь убрала. От прикосновения на коробке остались островки пыли.

Рафаэль рассмеялся. Взъерошил волосы Марты. Встал. Взглянул на Риту. Никогда раньше не было у нее такого сияющего лица.

Фрэнки спал на лохмотьях в ящике из-под апельсинов. Ящик стоял в таком месте, где всегда, за исключением раннего утра, была тень. Лохмотья воняли свежей мочой и калом. Кожа у Фрэнки была светло-коричневая. Во сне он казался очень серьезным, задумчивым.

Рафаэль поставил последнюю коробку на угол апельсинового ящика, у ног Фрэнки.

— Это бейсбольная перчатка? — спросила Рита.

— Да.

— Но здесь никто не играет в бейсбол.

— Будут играть, не сомневайся.

— Ты сумасшедший, — в какой уж раз с улыбкой повторила Рита.

Она поднялась по ступеням и вошла в фургон. Подхватив индейку, Рафаэль последовал за ней. Положил птицу в пустую алюминиевую раковину на кухоньке.

— И что я должна с ней сделать? — спросила Рита.

— Приготовь.

— Как?

— Не знаю.

— Рафаэль, у нас нет такой большой кастрюли или сковородки.

— Придумай что-нибудь.

— Придется жарить ее по частям.

— Как ты скажешь.

Повернувшись, он прижал жену к груди. Поцеловал в висок, потом в губы, долгим поцелуем. Наконец она оттолкнула его.

— Ты сможешь принести мне воды?

У самого забора, окружавшего свалку, бил родник, единственный источник воды для жителей Моргантауна.

— Сколько ведер?

— Четыре.

Четыре ведра в такой час означали, что Рита хочет искупать детей и помыться сама раньше, чем обычно.

— Хочешь посмотреть сегодня на закат солнца? — спросил Рафаэль.

Рита улыбнулась.

— Возможно.

Рафаэль отпустил ее.

— Я принесу шесть ведер.

Выйдя из фургона с пустым пластмассовым ведром в каждой руке, Рафаэль огляделся. Лайна сидела на ступеньках, выкладывая из коробки докторские атрибуты. Часть из них уже валялись в пыли. Марта так и застыла, восхищенная коробкой. Похоже, она решила, что подарох — коробка, а не ее содержимое. Коробка с бейсбольной перчаткой упала в ящик из-под апельсинов. Фрэнки по-прежнему спал. В фургоне Рита кашлянула. Тут же кашлянула и Лайна. Марта чихнула. Рафаэль глубоко вздохнул.

Как приятно покупать подарки жене и детям. Сердце его переполняла любовь.