Среда.

Солнце поднялось достаточно высоко, чтобы испарилась утренняя роса, и заставило Флетча остановить лошадь и снять тенниску.

И тут же боковым зрением он уловил среди деревьев на склоне холма блеснувшее в лучах ветровое стекло. Доскакав до подножья холма, Флетч обнаружил уходящий вверх проселок и двинулся по нему. После очередного поворота он натянул поводья.

На дороге застыл автомобиль.

Рядом, на спине, с бегущим изо рта ручейком крови, лежал мужчина, которого он искал, тот самый, в джинсовом костюме, что спрашивал миссис Лири о приезде Уолтера Марча, с коротко стриженными курчавыми седыми волосами.

Он был без сознания.

А другой мужчина, не кто иной, как Фрэнк Джиллис, опустившись на колено, подозрительно смотрел на Флетча, держа в руках бумажник первого.

– Доброе утро, – поздоровался Флетч.

– Кто вы? – спросил Джиллис.

– Моя фамилия Флетчер.

Джиллис вновь занялся бумажником.

– Работаете здесь?

– Нет.

– Что тогда? Остановились в отеле? Хендриксе?

– Да.

– Вы журналист? – в голосе Джиллиса послышались нотки изумления.

– Время от времени, – Флетч стер пот с живота. – А вы – Фрэнк Джиллис.

– Попали в самую точку.

Многие годы Фрэнк Джиллис колесил по Америке, выискивая и вынося на суд телезрителей самые невероятные сюжеты, касающиеся, главным образом, истории и традиций жителей тех или иных регионов, находя горячий отклик в их сердцах. И когда Америка начинала сомневаться в себе, репортажи Фрэнка Джиллиса становились тем тонизирующим средством, что улучшало, пусть всего на несколько минут, настроение американцев. Возможно, в самые тяжелые дни благодаря этим репортажам нация выдержала и нашла в себе силы вновь обрести уверенность.

– Кажется, вы только что кого-то оглушили. Джиллис поднялся и бросил бумажник на грудь лежащего мужчины.

– Да, но догадайтесь, кого именно. Слезьте с лошади. Подойдите поближе и приглядитесь.

Джиллису было за пятьдесят: добродушно улыбающиеся глаза, двойной подбородок.

Флетч спрыгнул на землю, подошел, ведя лошадь на поводу. Посмотрел на лежащего на земле мужчину. Лицо оказалось гораздо моложе, чем ожидал увидеть Флетч. Совсем молодое лицо, никак не сочетающееся с седыми волосами.

– Мой Бог, – ахнул Флетч.

– Думаете правильно.

– Уолтер Марч.

Джиллис огляделся, уперев руки в боки.

– Почему вы уложили его?

– Не люблю людей, которые швыряют мне в лицо горящие сигареты, – он провел рукой по левой щеке. – Я ударил его лишь один раз.

– Вы его знаете?

– Откуда? Я подошел к нему, чтобы спросить дорогу, – великий исследователь современной Америки застенчиво улыбнулся. – Я заблудился. Парень стоял у машины, скручивая сигарету. Я глянул ему в лицо и остолбенел. «Боже мой, – воскликнул я, – как же вы похожи на...» Лицо его столь внезапно исказилось, что фразу я не закончил. А он закурил и спросил: «На кого же?» Тут я ответил: «На Уолтера Марча». В следующее мгновение сигарета полетела мне в лицо, а я инстинктивно ударил его, – Джиллис посмотрел на лежащего. – Только один раз.

– Удар у вас отменный, – похвалил Джиллиса Флетч. – Как хорошо, что я не курю.

Голова лежащего дернулась, потом – левая нога.

– Как его зовут? – спросил Флетч.

– Если верить водительскому удостоверению, Молинаро. Джозеф Молинаро. Удостоверение выдано во Флориде.

Как и номерные знаки автомобиля, отметил Флетч.

– Парню только двадцать восемь лет. Джиллис пристально посмотрел на лежащего.

– Тело молодое. Возможно, вы правы. Тут глаза Молинаро открылись, он настороженно глянул на Джилисса, затем на Флетча.

– Доброе утро, – поздоровался Флетч. – Вы, я вижу, решили вздремнуть перед завтраком.

Молинаро приподнялся на локтях, лицо его скривилось от боли. Бумажник сполз с груди на землю.

– Не торопитесь. Десять секунд уже прошли. Глаза Молинаро затуманились, и он вновь упал бы на землю, не подхвати его Флетч.

– Давайте подниматься. Вам сразу станет лучше. Он помог Молинаро встать, подождал, пока тот вытрет кровь с губ, посмотрел на свою руку.

Потом Молинаро зло глянул на Джиллиса. Он отбросил руку Флетча, отошел к автомобилю, сел на бампер.

– У вас дурные манеры, – пояснил Джиллис. – А я вспыхиваю, как порох.

– Вас зовут Джозеф Молинаро? – спросил Флетч.

Мужчина переводил взгляд с Джиллиса на Флетча. И молчал.

– Вы – родственник Уолтера Марча? – спросил Фрэнк Джиллис. Молчание.

– Вы – его сын? – уточнил вопрос Флетч.

Взгляд мужчины упал на дорогу, переместился на кусты. Он пренебрежительно фыркнул.

Джиллис смотрел на Флетча.

Под ухом Флетча жужжал комар. Флетч поймал его на лету.

Джиллис прогулялся к своей лошади, стоящей в десятке шагов, вместе с ней вернулся на прежнее место.

– Вы – сын Уолтера Марча. Отсюда такое сходство. Вы убили его?

– С какой стати мне убивать его? – спросил Молинаро.

– Вот и скажите нам, – предложил ему Джиллис.

– От мертвого мне пользы нет, – пробурчал Молинаро.

Глаза Джиллиса сузились, но он промолчал.

– А какая вам польза от живого? – спросил Флетч. Молинаро пожал плечами.

– Всегда есть надежда.

Вновь последовала томительная пауза. Молинаро поднес руки к голове, потер виски.

Молчание прервал Флетч.

– Послушайте, Джо, мы оказались здесь не для того, чтобы арестовать вас, – он прикинул, стоит ли говорить Молинаро о том, что полиция разыскивает его. Возникла у него и другая мысль: а не сообщить ли капитану Эндрю Нилу о местонахождении Молинаро? – Мы здесь даже не потому, что хотим написать статью.

– Значит, наткнулись на меня случайно? – с усмешкой спросил Молинаро.

Джозеф Молинаро мог быть в отеле в тот час, когда убили Уолтера Марча.

Он разговаривал с миссис Лири, массажисткой, в воскресенье утром, а Марча убили днем позже.

Не вызывало сомнений, что Джозеф Молинаро – близкий родственник Уолтера Марча.

– Какая вам была бы польза от живого Уолтера Марча?

– Я написал ему три или четыре вежливых письма с просьбой о встрече. Мне было тогда лет пятнадцать, – пальцы Молинаро осторожно коснулись челюсти. – В девятнадцать, захватив с собой все сбережения, я работал в прачечной, поехал в Нью-Йорк, жил в ночлежке, осаждая ее секретаршу, чтобы добиться аудиенции. Сначала я назвал собственную фамилию, потом много других, вымышленных. Но ничего не добился. Он то покидал город или страну, то участвовал в важном совещании, – у Молинаро дернулось лицо. – Я даже купил костюм и галстук, чтобы прилично одеться, когда он соблаговолит принять меня.

– Он был вашим отцом? – спросил Джиллис.

– Так мне всегда говорили.

– Кто говорил? – последовал вопрос.

– Мои дедушка и бабушка. Они воспитывали меня. Во Флориде, – Молинаро уважительно глянул на Джиллиса. – Я даже не видел вашего кулака.

– Естественно, – кивнул Джиллис. – При нокауте никто не видит кулака.

– Вы занимались боксом? Профессионально?

– Меня учили играть на рояле, а не махать кулаками.

Молинаро попытался покачать головой и скривился от боли.

– Старый козел.

– Вы снова хотите не увидеть мой кулак? – поинтересовался Джиллис.

Молинаро повернулся к нему.

– Вы – Фрэнк Джиллис, телерепортер.

– Мне это известно, – ответил тот.

– Я видел вас по телевизору.

– Почему вы сами скручиваете сигареты?

– А вам что до этого?

– Для здешних мест необычно. Вы работали на юго-западе?

– Да. На коневодческом ранчо, в Колорадо. Однажды я прочитал, что Уолтер Марч купил газету в Денвере. Оставил работу и поехал в Денвер. Целыми днями простаивал у здания редакции. Наконец, как-то вечером, в семь часов, он вышел из дверей. В сопровождении трех мужчин. Я побежал к нему. Двое мужчин придержали меня, здоровенные громилы, третий открыл дверцу автомобиля.

– Он видел вас? – спросил Флетч. – Ваше лицо?

– Он посмотрел на меня, прежде чем залезть в кабину. И еще раз, через заднее стекло, когда автомобиль тронулся с места. Три или четыре года тому назад. Сукин сын.

– Джо, я же просил вас более не ругаться, – нахмурился Джиллис.

– Ну, есть у тебя незаконнорожденный сын. Что в этом плохого? – Молинаро возвысил голос. – О Боже! Даже в средние века здоровались с незаконнорожденными сыновьями.

Стоя на лесной дороге в нескольких километрах от Плантации Хендрикса, Флетч думал о том, что Уолтер Марч выгнал Кристал Фаони с работы, когда та пожелала родить без мужа. И вообще, «аморальность поведения» журналиста являлась в «Марч ньюспейперз» едва ли не наиболее часто встречающимся поводом для увольнения.

– Ваш отец был очень жестким человеком, – заметил Флетч.

Молинаро прищурился.

– Вы его знали?

– Когда-то работал у него. Однажды виделся с ним. Провел в его кабинете пять минут. Возможно, те самые, которые требовались вам.

Молинаро продолжал смотреть на Флетча.

– Вы приехали в Виргинию, чтобы встретиться с ним?

– Да.

– Как вы узнали, что он будет здесь?

– Президент Ассоциации американских журналистов. Конгресс. Прочитал об этом в газете. «Майами герольд».

– С чего вы взяли, что он примет вас радушнее, чем в прошлый раз?

– Он стал старше. Возможно, помягчел. Я не терял надежды.

– Почему вы не сняли номер в отеле? – спросил Джиллис. – Почему прячетесь в лесу?

– Вы смеетесь? Сами-то сразу узнали меня. Я намеревался держаться подальше от отеля. Пока не найду способ пробиться к нему.

– Вы пытались связаться с ним на Плантации Хендрикса? – полюбопытствовал Флетч.

– В понедельник вечером, по радио, я услышал о его смерти. Собственно, из этого сообщения я узнал, что он действительно приехал. Попытался что-нибудь выяснить. Но безрезультатно.

– С этим все ясно, – кивнул Джиллис. – Но почему вы до сих пор здесь?

Молинаро бросил на журналиста полный ненависти взгляд.

– Завтра церковная панихида, вот почему. Джиллис вскочил в седло. А Флетч, похоже, еще не утолил свой интерес.

– Джо, кто ваша мать?

В ответ он получил лишь еще один ненавидящий взгляд.

Вскочил в седло и Флетч.

– Джо, ваш отец полагал себя моралистом. Выдумывал собственные законы, которых и придерживался, не взирая на беду, что они несли остальным. И, подозреваю, вы вполне смогли бы обойтись без того, что хотели получить от вашего отца.

– Это ваше надгробное слово? – с горечью спросил Джозеф Молинаро.

– Полагаю, что да, – кивнул Флетч.