Капитан Анастасия и ее дочь украшали корабль к Рождеству. Эверетт, поглядывая на них в открытую дверь камбуза, в полном соответствии с сезоном готовил горячий шоколад, помешивая его палочкой корицы. В углах и закоулках кухонных шкафчиков ему открывались все новые чудеса.

Сен карабкалась по стремянкам, развешивая фонарики и бумажные гирлянды, а капитан Анастасия подавала ей украшения и указывала, куда их прикреплять. А еще они разговаривали. Разговаривали так, словно их никто не слышит. О Рождестве и о том, какие для кого приготовлены подарки, и какие подарки они купили сами для себя. О погрузке и о том, не устроить ли себе небольшой отпуск после Берлина — рейс предстоял в Берлин. О том, какой это замечательный город и сколько там разных развлечений. О том, что из-за ветреной погоды на корабле ощущается качка, о портовых новостях, о рассказах доны Мириам и прочих сплетнях. Они говорили не как капитан с пилотом и даже не как мама с дочкой, а как две подружки. Эверетту приходилось то и дело напоминать себе, что капитан Анастасия моложе, чем ему показалось вначале — может быть, ей совсем немного за двадцать.

Палочка корицы застыла в воздухе. На Эверетта вдруг обрушилась ностальгия. Он даже ухватился обеими руками за край стола, чтобы не упасть. Глазам стало мокро. Для Сен с капитаном здесь — их дом, их семья. А у него — только закуток с гамаком. Его семья в комнате на двадцать втором этаже Тайрон-тауэр, а еще — в двух километрах отсюда, в другой вселенной. Семья разбита на части. Он сам ее разбил, чтобы снова собрать вместе. Иначе было нельзя, но они-то этого не знают. Теджендре узнать просто неоткуда; ему о мирах известно только то, что позволяет Шарлотта Вильерс. А мама знает только, что двое мужчин в ее жизни пропали в течение недели. Нужно скорее действовать, пока «Эвернесс» не отправилась в Берлин. Рождество — самое время. Все празднуют, бдительность ослаблена. Он уже все продумал. Для каждого на борту «Эвернесс» нашлась задача по его или ее специфическим способностям, и для самого дирижабля тоже. Только прежде надо прийти к капитану Анастасии в каюту, так, чтобы Сен не подслушивала за перегородкой, и сказать: «Мне нужна ваша помощь». Придется объяснить, что именно требуется, иначе «Эвернесс» не сможет ему помочь. А капитан, ясное дело, ответит: «Ты просишь меня рискнуть своим кораблем, командой и дочерью?» А он сможет сказать только: «Да, прошу». И на такую просьбу даже сам Эверетт себе не ответил бы согласием.

Громко тикали часы. Макхинлит, наказанный вместе с Шарки запретом покидать корабль до самого отлета, вчера занимался закупками гелия через Газовое управление — государственную монополию, поставляющую газ для дирижаблей. Спрашивать надо в ближайшее время. Эверетт боялся этой минуты. Он уже весь извелся. Продолжая размешивать горячий шоколад, он чуть не уронил коричную палочку, внезапно услышав собственное имя.

— Мистер Сингх!

Капитан Анастасия зовет! Эверетт понес ей дымящуюся кружку. По сообщениям Дансфолдской метеостанции, над юго-восточной частью Англии установился антициклон, принеся с собой ясную, безветренную погоду и резкое падение температуры. Эверетт проспал ночь весь закутанный у себя в гамаке, а утром счищал иней с иллюминатора. Шарки и Макхинлит надели на себя по сто одежек и все равно тряслись от холода за работой. Шарки надзирал за портовыми грузчикми, доставлявшими на борт контейнеры, и при помощи блок-крана равномерно размещал груз относительно центра тяжести дирижабля. Макхинлит под палубой возился с системой распределения электроэнергии, всякими там измерителями напряжения и обводными кабелями, сопровождая свои труды комментариями с характерными интонациями, которые всегда звучали так, словно он ругается. Холод добрался даже до жилых отсеков. Сен была одета в серые шерстяные колготки и просторный свитер, длинные рукава натянула почти до самых пальцев, а шею обмотала шарфом. Единственное теплое место было в камбузе, полном пара. Капитан Анастасия отхлебнула обжигающий шоколад с привкусом корицы и блаженно закрыла глаза.

— Мистер Сингх, ваш шоколад чертовски хорош! Что это в нем такое жгучее добавлено?

— Перец чили, — ответил Эверетт. — Одна щепотка. Я такой пил в одном кафе в Сиэтле.

— Вот вам задание, мистер Сингх. Приближается Рождество, нужно приготовить для команды бона манджарри. У вашей пенджабской бабушки не найдется рецептов индейки? Прогуляйтесь-ка до рынка на Ридли-роуд, гляньте, что там хорошего. И побольше овощей наберите! Сен только дай волю, вообще будет есть одно мясо да сладости.

— Неправда! — возмутилась Сен. — Я люблю овощи! Ну, так, в общем.

— Свежие, зеленые и по сезону, мистер Сингх.

Капитан Анастасия отсчитала несколько купюр из бумажника, похожего на шкатулку фокусника: складывается и так, и этак, а если перевернуть, еще и третьим способом, открывая все новые отделения и кармашки — чем дальше, тем больше. Инфундибулум.

— Если не хватит, для меня у всех торговцев Хакни открыт кредит, но лучше бы все-таки держаться в рамках. Знаете первый закон аэриш?

— «В долг не бери и взаймы не давай»? — предположил Эверетт.

— Мудро, мистер Сингх, но нет — все гораздо прозаичней. Наличные правят миром.

* * *

Перья лука-порея, длинные, прямые, пыльного голубовато-зеленого цвета. Темно-зеленая, почти до черноты, итальянская капуста сафой. Картофель — восковой, он лучше сочетается с другими овощами, а мучнистый больше годится для жарки. Эверетт уже прикидывал план обеда. Репчатый лук — без него готовка немыслима. Он перебрал десяток разных видов луковиц, от приплюснутых, словно тюрбан, до совсем крошечных, для маринада, и в конце концов купил два фунта мелких темнокожих польских луковиц — они пахли даже сквозь бумажный пакет.

— Вот эти покрупнее, за ту же цену. — Сен держала бледную испанскую луковицу размером со свой кулак.

— Слишком крупные. Одна вода и никакого аромата. Большие — не обязательно хорошие.

— А по-моему, чем больше, тем лучше!

Корень имбиря. Чеснок. Много чеснока. На Ридли-роуд можно было купить все, что душа пожелает. Каждый день, каждый час Эверетт узнавал что-нибудь новое о жизни Хакни. Вот этот рынок, например, — одно из самых удивительных открытий. Пройти мимо таверны «Небесные рыцари» с заколоченными окнами, потом пробраться через лабиринт газовых труб, арматуры и газгольдеров… Не то удивительно, что рынок, — просто он был один и тот же в обеих известных Эверетту вселенных. В его родном Лондоне весь рынок — полторы улицы ларьков и прилавков, главным образом карибских, против станции «Далстон». В этом Лондоне — настоящий восточный базар, где торговцы всевозможных национальностей и цветов кожи заполонили все арки, кульверты и закоулочки большого железнодорожного узла. Торговля шла и в тоннелях, и в огромных, как собор, сводчатых залах, выстроенных под кирпичными виадуками. Еда и одежда, книги и хитроумные электроприборы, скобяные товары и кухонная утварь, и подозрительно дешевые инструменты. Посуда и хозтовары. Игрушки болтались вдоль прилавков, точно висельники в дни массовых казней, рулоны тканей громоздились высоченными стопками — нижние совсем сплющивались под тяжестью верхних. Женщины неторопливо пили чай за столиками, а над головой то и дело проходили поезда, сотрясая рынок до основания, так что звякали чашки с блюдечками, а капли влаги, просочившись сквозь цементные швы огромных арок, срывались с наросших за долгие годы сталактитов и шлепались на головы покупателям. Здесь обитатели порта встречались с прочими лондонцами, все перемешивались между собой и отчаянно торговались. Городская мода сталкивалась с самыми пиратскими нарядами аэриш, а общепринятый английский и все его вариации — с наречием палари. Эверетт бродил между прилавками, расспрашивал продавцов, перебирал овощи, взвешивал на руке, принюхивался и приглядывался, нет ли какого изъяна, пытался сбить цену и шел дальше.

— Как ты их различаешь? Лук и есть лук, а картошка — это картошка, — жаловалась Сен.

Ей было скучно.

— Ага, а губная помада — губная помада и есть, но ты же с каждого тюбика крышечку снимаешь!

— Это совсем другое. Это шопинг.

— А мы сейчас что делаем?

— Просто еду закупаем. — Сен ненадолго задумалась. — В твоем мире все оми умеют готовить?

— Я бы по-другому спросил: разве в вашем мире ни один оми не умеет готовить? Меня папа научил.

— Ах, папа…

— И что?

— Ничего. Просто… Странные вы.

— А что такого? Базовый навык выживания. А ты лучше умрешь с голоду посреди рынка, потому что не знаешь, что делать с сырыми продуктами?

— Я с голоду не умру, — заявила Сен. — Я обаятельная, все так говорят. Расскажи про своего папу, Эверетт Сингх. Мы вроде как его спасать должны, а я про него знаю только, что он ученый, и его похитили нехорошие злодеи, и он болеет за какую-то пижонскую команду под названием «Тоттенхэм Хотспур». А, и еще он тебя научил готовить.

— Моего папу зовут Теджендра.

— Видишь, ты даже этого не рассказывал!

— Ты тоже не говорила, как зовут твоего папу.

«И вообще молчишь о нем, как кремень, и о других родственниках тоже. Живы они хоть или умерли?»

— Хм… Ну, мы сейчас говорим о твоем папе, — ответила Сен, нисколько не смутившись. — Пойми, если уж я должна участвовать в его спасении, должна же я что-нибудь знать о том, кого мы спасаем!

— У него пенджабское имя. «Сингх» значит «лев». Очень распространенная фамилия в Пенджабе. Пенджаб значит «пять рек», пятиречие. Он находится в северо-западной части Индии. В моем мире часть его территории принадлежит Индии, а часть — Пакистану. Когда Пакистан отделился от Индии, много народу погибло. Миллионы. Совсем плохое было время. Не знаю, что в вашем мире творится в Индии. Папина семья жила в деревне между пятью реками, в самой середине. Они еще до его рождения переехали в Лудхияну. Папа родился в Индии, но уехал оттуда, когда ему было пять лет, поэтому говорит без акцента. Ну, только если волнуется, немножко акцент слышно. У папы были три брата и две сестры, все они выросли в квартире над азиатским супермаркетом в Уолтемстоу. Получается, восемь ближайших родственников, кроме того парочка незамужних теток и еще дядя недавно женился. И все в одном доме. Понимаешь, в Индии пенджабцы — вроде аэриш. Они постоянно орут, ссорятся, мирятся, то празднуют, то дерутся. Живут на полную громкость. А вот про папу ты бы даже сразу не догадалась, что он пенджабец — он невысокий, худой и всегда о чем-нибудь думает. А вот если на него посмотреть на стадионе Уайт-харт-лейн во время Дерби Северного Лондона… Или когда он говорит о физике — о том, что никто, кроме него, не понимает, а для него это так важно, что он весь как будто светится.

Как тебе рассказать о папиных родственниках? Вот я опишу, как моя бабушка, бебе Аджит, и мои дяди и тети стали бы встречать Рождество. Они всегда его отмечают, хоть и не христиане, потому что пенджабцы обожают праздники. У них тебе не пришлось бы жевать какую-то старую жесткую индюшку. Нет уж, это не настоящая праздничная манджарри. Пир — так пир, как будто король с королевой придут в гости. Бабушка всегда говорит: если уж приглашаешь гостей, принимай их как принцев.

Эверетт окинул взглядом мясные ряды. Пухлые и округлые, словно аппетитная попка, индюшки, гуси с головой, засунутой под длинное костлявое крыло, ломти говядины с пряностями, распространяющие благоухание корицы, нашпигованные чесноком окорока. Вдруг на глаза попались фазаны, развешанные попарно — петухи с курочками.

— Давно ваши фазаны висят?

— По нынешней погоде — дней девять, — отозвался торговец, коренастый жизнерадостный дядька с коротко остриженным седеющим ежиком волос.

Эверетт приподнял одного фазана и понюхал.

— Мы их получаем из поместья лорда Аберкромби, — прибавил торговец.

— Сколько за четыре штуки?

Торговец назвал цену. Эверетт поторговался и сбил немного. Расставшись с частью банкнот, полученных от капитана Анастасии, он отправился дальше, держа в руках два пакета, из которых торчали длинные, невероятной красоты хвостовые перья.

— А сейчас бебе Аджит спросила бы: что самого роскошного можно приготовить из фазанов? Что-нибудь такое зимнее и прекрасное, прямо по-королевски? Я бы сказал, нечто вроде мург махани, только из фазана, и, может быть, немножко кулинарной позолоты сверху. Блюдо красноватое — значит, нужно к нему что-нибудь зеленое, для контраста. Ну, лук-порей у нас уже есть, и кудрявая капуста. Нужен еще рис для плова, обжаренный в масле и сверкающий, как драгоценные камни, и обязательно хлеб — для пенджабца без хлеба и еда не еда. А еще бебе Аджит сказала бы: к хорошей беседе нужны сладости, и стала бы искать что-нибудь такое, вроде кунжута, и кардамона, и розовой воды, и топленого масла гхи…

За этими разговорами Эверетт шел все дальше в глубь рынка, постепенно наполняя сумки. Выйдя из крытых рядов, они попали в путаницу переулков, выходящих на Далстон-лейн. Здесь были прилавки с тканями и одеждой, здесь продавали шляпы, и головные платки, и теплые шарфы, и целые рулоны ситца с набивным рисунком, шифона, шерстяной материи и тафты.

— Еще одна завершающая подробность, — объявил Эверетт, оглядывая длинный ряд прилавков.

Продавцы, укутанные в толстые пальто и шарфы, в перчатках с обрезанными пальцами, горбились над кружками с чаем.

— Нельзя подавать еду принцу, если стол накрыт как для нищего. Значит, нужна скатерть. Я знаю, на дирижабле всякий лишний вес должен быть оправдан — значит, ищем нечто очень красивое и легкое, как перышко. Вот вроде этого!

Магазинчик, торгующий сари, находился возле самой Сесилия-роуд — там, где пространство рынка переходило в собственно территорию порта. Хозяйка магазина, пожилая тамилка, хрупкая, как птичка, была одета в одно из продающихся у нее сари, с толстой вязаной кофтой и меховыми сапогами. Хозяйка сложила вместе ладони в приветственном жесте. Эверетт ответил тем же.

— Бона! — сказала Сен.

Хозяйка извлекала на свет одно сари за другим. Легчайшая ткань, развернувшись, словно знамя, плавно опускалась на руки Эверетта. Сен схватила белоснежное сари с золотой каймой и приложила к себе. Тамилка показала ей, как обернуть себя материей. Сен в сари долго вертелась перед зеркалом и строила себе рожицы.

— Бонару-у!

В конце концов Эверетт выбрал черное сари с серебряным узором, и оно отправилось в сумку, к другим покупкам. Теперь у них было все, что нужно к Рождеству. Фазаны, итальянская капуста, специи и топленое масло из молока буйволицы, сари и рис басмати. И еще осталось пятнадцать шиллингов.

— Тебе, может, кажется странным: что общего между пенджабским рождественским обедом и моим папой? А это весь он. И я. Ты с ним никогда не встречалась, но, наверное, думаешь, он такой тихий и заумный, и я знаю, ты считаешь, я не настоящий оми, — понятия не имею, кстати, кто такой этот «настоящий оми», — но так уж получилось, что у нас в семье все делается с размахом, будь то рождественское угощение или физика множественной вселенной. Поэтому я и оказался здесь, в вашем мире. Я просто не мог поступить по-другому. Вся моя кровь, до последней капли, требовала этого.

В кои-то веки у Сен не нашлось ехидного комментария. Она кусала губы и отводила глаза, вороша носком сапожка разбросанные по мостовой апельсиновые корки и афишки рождественского представления, а потом заключила Эверетта в пахнущие мускусом и серым шерстяным свитером объятия и крепко-крепко поцеловала в щеку.

— Эверетт Сингх, ты настоящий оми! Ты очень даже зо.

Сен почувствовала, как Эверетт напрягся, и резко оттолкнула его.

— Ты что? Разве я тебе не нравлюсь?

— Там Иддлер.

В своих странствиях по Большому Хакни Эверетт не раз видел издали здешнего крестного отца и потому сразу узнал. Наверняка Иддлер тоже замечал его и Сен, обходя свои владения. Случай с Шарки поумерил его агрессию — слухи в порту расходятся быстро, как эпидемия гриппа. Иддлер затаился на время и затаил обиду. Однако сейчас он не таился — шел смело и открыто. Женщина, идущая рядом, придавала ему храбрости.

— Он не один.

— Его придурки только для смеха.

— Это не ван Флит с Эвансом.

Эверетт узнал имена Утробного типа и Голландца тогда же, когда познакомился с врагом в лицо.

Сен оглянулась.

— Ой, караул…

Возле Иддлера стояла Шарлотта Вильерс — высокая, стройная, в чернобурке, сапогах на высоком каблуке и голубовато-серых перчатках. Ярко-красные губы выделялись на бледном от холода лице, точно у вампира. Рядом с ней Иддлер казался особенно приземистым, будто жаба в скверно пошитом костюме. За спиной Шаролтты Вильерс выстроились с десяток «миссионеров». Их шлемы на улицах Хакни выглядели смешно, зато резиновые дубинки совсем не казались смешными. Шарлотта Вильерс двигалась по Сесилия-стрит решительными шагами, словно никакая сила во вселенной не могла ее остановить. Встречные разбегались, как от цунами.

— Сейчас ты мне скажешь «давай, пошли отсюда», — буркнул Эверетт.

— И скажу. Пошли отсюда!

Сен юркнула за магазинчик, где они купили сари, и там свернула в арку, где хозяйка магазина держала товары. Эверетт побежал следом, волоча сумки с фазанами и прочими покупками. Краем глаза он заметил, что «миссионеры» пустились бегом. Шарлотта Вильерс шла все так же печатая шаг, неторопливо и неумолимо.

Сен проскочила между высоченными, до самого свода арки, металлическими стеллажами. На полках лежали рулоны душистого шелка и муслина. Дверь в глубине вела в коридор с уборными, а оттуда — в чайную. Там отогревались за чаем замерзшие женщины, поглядывая на укрепленный высоко на стене крошечный телевизор с большущей линзой. Выскочив наружу, Сен стала пробираться на Сандрингем-роуд, стараясь держаться позади лавчонок.

— Тут можно пройти насквозь, а эти нас в жизни не найдут, — сказала она, ныряя в кладовку, полную мохнатых, пыльных мотков шерсти.

— Тьфу, пакость! — охнула Сен, выбежав через другую дверь на улицу.

Они оказались на небольшой площади в том месте, где Амхерст-роуд выходит к Далстонскому шлюзу на реке Ли. Позади вода. Вперед, между ними и Андре-стрит — еще «миссионеры», а возглавляет их таинственный клон Шарлотты Вильерс. Их удивительное сходство было еще заметнее в косых лучах по-зимнему низкого солнца, светившего поверх электромастерских на Амхерст-роуд.

— Ненавижу сюрпризы! — крикнула Сен. — Так, давай сюда!

Она, кажется, знает наизусть все пожарные лестницы в Ист-Энде, подумал Эверетт. Железная лестница спустилась с галерейки третьего этажа пакгауза, с трех сторон замыкающего отводной канал.

На середине подъема Сен остановилась.

— Что ты их тащишь? Бросай все!

— Я больше нигде не найду четырех фазанов за четыре фунта, — ответил Эверетт, вцепившись в сумки.

Сен мотнула пушистой головой, и они стали карабкаться дальше. Двое кьяппов осторожно полезли вверх. Лестница скрипела под тяжестью взрослых мужчин. Остальные во главе с человеком, которого Эверетт про себя называл Шарлем Вильерсом, следовали за ними по мостовой.

— Жаль, у вас тут нет веб-сайта под названием «Киноштампы», — пропыхтел Эверетт, цепляясь за перекладину.

— Побереги силы! Мало тебе, что сумки лишние тащишь? — огрызнулась Сен.

— Там собраны разные сюжетные ходы, которые без конца повторяются в фильмах, и в книгах, и в комиксах. Один такой прием называется «Загнать на дерево». Это когда положительные персонажи, убегая от погони, залезают на крышу, и тогда отрицательным остается только окружить их и ждать, пока они спустятся. Как собаки загоняют кошку на дерево.

Теперь и Сен увидела, как из-за угла пакгауза появилась Шарлотта Вильерс со своим отрядом. Иддлер исчез, честно выполнив работу проводника. Он, наверное, был единственным человеком, знающим все закоулки порта не хуже Сен. Шарлотта Вильерс что-то проговорила в воротник, и трое кьяппов заняли позицию у второй пожарной лестницы, со стороны Андре-стрит.

— Кошка на дереве, говоришь, мистер Киноштамп? Иди лучше за мной!

Сен влезла на перила, а оттуда через водосточный желоб забралась на крышу. Эверетт последовал за ней, держа одну сумку в зубах, а другую повесив на локоть. Сен показала вперед: между виадуками рынка виднелся подъемник, пристроенный к стене очередного пакгауза.

— Давай, пошли! — скомандовала Сен.

Подъемник был самый примитивный, какими пользуются кровельщики во время работы: просто платформа и лебедка. Путь к спасению.

— Откуда ты знала? — спросил Эверетт.

— Аэриш всегда смотрят вверх, а земляные крысы — никогда. Это у нас такой секрет.

Заскрипела лебедка. Платформа дернулась, и Сен рванулась вперед, но пока она добежала, подъемник ушел вниз. А внизу стоял Иддлер. Он усмехнулся, глядя на Сен, и шутовским жестом отдал ей честь.

— Киноштампы, говоришь? — поддел Эверетт и сразу почувствовал себя мелочным и подлым.

Не дразниться надо, а думать. Выход есть всегда.

Тут подоспела Шарлотта Вильерс со своими кьяппами.

— Спускайтесь, будьте так любезны, — приказала она. — Я за тобой не полезу — как бы каблук не сломать.

— Как она догадалась, что тебя надо искать в городе аэриш? — прошептала Сен.

— Она тебя видела, помнишь, в Тайрон-тауэр? — ответил Эверетт. — Куртка, леггинсы, сапоги и мой мобильник. Не надо быть гением, чтобы сообразить.

— Вы спуститесь, мистер Сингх? — снова крикнула Шарлотта Вильерс.

— Прости, Эверетт, — прошептала Сен.

И тут он услышал шум. Услышал именно в то мгновение, когда беспорядочный топот превратился в размеренный марш. Десятки, сотни портовых жителей, бросив свои дела, вышли на улицу. Эхо их шагов отдавалось от стен виадука, раскатывалось по набережным и причалам, и баржам, дожидающимся своей очереди у Далстонского шлюза. В порту не действовали законы города, полиции и таможни. Здесь было свое правосудие, очень жесткое и неформальное по сравнению с обычным судом, но не менее действенное и справедливое. Так повелось с давних времен, когда на окраине благовоспитанного Лондона появился порт для грузовых воздушных перевозок. Два правопорядка договорились между собой. Договор не был записан на бумаге — всего лишь джентльменское соглашение, но оно строжайше соблюдалось всю сотню лет, что дирижабли парили в небе над сутолокой Хакни. Рынок был буферной зоной, где смешивались лондонцы и аэриш, придерживаясь каждый своих законов. Разделяющая их грань была тонкой и острой, как битое стекло. Шарлотта Вильерс, приведя с собой полицейских, нарушила неписаный закон, и Хакни поднялся на защиту своих прав.

Когда толпа вступила на Площадь Канала, даже ледяная Шарлотта Вильерс на мгновение растерялась. Люди стояли в десять, двадцать рядов, держа наготове бутылки, бочарные клёпки, булыжники и обломки мебели из таверны «Небесные рыцари». Та драка толком не закончилась. Энергия битвы все еще витала на улицах, подобно дыму, и липла на кулаки портовых жителей. Во главе толпы стоял Эд Заварушка — человечек, похожий на терьера, поборник профсоюза, адвокат за барной стойкой (даже если эта стойка была разбита в щепки во время конфликта Бромли — «Эвернесс»), Человек, которому до всего есть дело и всегда надо быть в центре событий — ближайший аналог политика в порту Большой Хакни. Крайне плохо умеет держать себя в руках.

— Стоять! — приказала Шарлотта Вильерс.

Толпа остановилась как вкопанная, а у Эда Заварушки отвисла челюсть.

— Ты, палоне, лучше тут не командуй! — заорал Эд. — Тут тебе не что-нибудь, а Хакни!

Толпа одобрительно загудела.

— Тихо! — сказала Шарлотта Вильерс.

И снова толпа послушалась — так властно прозвучал этот голос. Наступила тишина.

Шарлотта Вильерс шагнула вперед и оказалась лицом к лицу с Эдом Заварушкой.

— Не вмешивайтесь! Здесь дело Пленитуды.

— Да хоть самого Всевышнего! Являетесь сюда с кучей кьяппов, как будто так и надо! Здесь не ваша юрисдикция.

— Искренне рекомендую: не препятствуйте проведению операции, — сказала Шарлотта Вильерс.

При слове «операция» в толпе поднялся ропот. Люди потрясали кулаками, размахивали дубинками и булыжниками. Брошенная кем-то бутылка разлетелась вдребезги у самых ног Шарлотты Вильерс. Та даже не вздрогнула. Миг — и затянутая в серую перчатку рука уже сжимает пистолет. Не тот изящный, словно ювелирное украшение, которым она грозила Эверетту, а черный, компактный, явно иномирного происхождения.

— Так, пошли насильственные меры! Послушай, палоне! — Эд Заварушка, на полторы головы ниже своей противницы, шагнул к Шарлотте Вильерс, выпятив подбородок и гневно тыча в нее пальцем. — Сейчас я отберу твой игрушечный пистолетик и засуну его…

Раздался пронзительный писк. Заболели уши, как будто их кололи иголкой. Сияющий диск ослепительного света надвинулся на Эда Заварушку, и тот исчез, как не было.

— Ой, Всевышний! — ахнула Сен. — Я думала, на самом деле их не бывает.

— Кого не бывает?

— Прыгольверов. Ой, караул! Ой, Господи!

Эверетт не знал, что такое прыгольвер. Тем временем толпа опомнилась и с грозным звериным ревом двинулась вперед. Шарлотта Вильерс хладнокровно навела на людей свое оружие.

— Я могу установить фокусировку любой ширины, — произнесла она.

Толпа остановилась.

— Где Эд? — прокричал чей-то голос.

Потом другой:

— Верни его сейчас же, стерва!

Шарлотта Вильерс улыбнулась.

— Я не могу его вернуть, если бы даже и хотела. Видите ли, я понятия не имею, куда его забросило.

Из задних рядов толпы полетели палки. Булыжники с треском отскакивали от мостовой у ног Шарлотты Вильерс. Бутылки взрывались, словно гранаты. Однако Шарлотту Вильерс ни разу не задело, и пистолет не дрогнул в ее руке.

— Расходитесь, иначе я буду стрелять. Вы хотите снова увидеть своих детей, своих любимых?

— Что это за штука? — шепотом спросил Эверетт, пригибаясь пониже.

— Она не убивает, просто отправляет тебя куда-нибудь, а обратно уже никак.

Между тем на площади ситуация изменилась. Очередная бутылка, крутясь, пролетела по воздуху и попала Шарлотте Вильерс прямо в лицо. Толпа взревела от радости. Шарлотта Вильерс провела рукой по щеке и с изумлением уставилась на окровавленные пальцы. Полицейские бросились к ней, заслоняя от толпы. Под градом разнообразных предметов отряд оттянулся за угол, на Андре-стрит, откуда они и пришли. Несколько портовых жителей, помоложе и похрабрее, кинулись было в погоню, но, помня о возможностях черного пистолетика, ограничились тем, что издали швыряли камни и улюлюкали вслед отступающему врагу.

— Пошли на «Эвернесс», — сказала Сен и, не дожидаясь подъемника, помчалась по крыше к галерее со стороны канала.

— Я так и не понял, что она сделала, — крикнул Эверетт. — Все-таки, что такое прыгольвер?

Сен замерла на коньке крыши, четким силуэтом на фоне угрюмого зимнего неба.

— Это пленитудское оружие. Считается, гуманное. Оно не убивает, а только перебрасывает свою цель в ту же самую точку в какой-нибудь случайной параллельной вселенной. Пиф-паф, и нет тебя. И вернуться не можешь. Ничего себе «гуманное»… Вселенная-то не одна из Девяти… ох, прошу прощения, Десяти, а вообще любая вселенная, сколько их там есть в твоем компутаторе. Вдруг попадешь в такую, где воздуха нет, или окажешься посреди океана, или где-нибудь во льдах, или там, где война идет, да мало ли еще что. Ну, зато тебя не застрелили, ага.

У Эверетта голова пошла кругом. Они с Сен перебежали на другую сторону крыши, спрыгнули на галерею, оттуда — вниз, на улицу, в портовую сутолоку, и все это время воображение Эверетта лихорадочно работало. Шарлотта Вильерс знает, что он здесь, а от Иддлера знает и на каком корабле, и у какого причала. Сейчас она отступила, но скоро вернется и будет действовать еще хитрее. Она не остановится. В следующий раз явится прямо на «Эвернесс» и отряд захватит помощнее, чтобы ее больше не могли унизить. Ждать больше нельзя. Надо как можно скорее поговорить с капитаном Анастасией. Иддлер, Бромли, теперь еще и Шарлотта Вильерс со своей тайной организацией — и все по душу капитана Анастасии. Нужно ей объяснить, что она никогда уже не будет в безопасности в Большом Хакни. Берлин! Эверетт слышал, капитан Анастия говорила Сен о том, как она любит Берлин, как там было весело. Нет, может быть, и Берлин недостаточно далеко. Срочно, очень срочно, раньше, чем планировал, он должен вызволить Теджендру, добраться до портала, захватить Лору и Викторию-Роуз и свалить совсем из Пленитуды. Удрать в такую вселенную, где их не найдут, как будто по ним выстрелили из прыгольвера. Только выбирать не наугад, а заранее все продумать. Очень тщательно. Прыгольвер — что за безумное оружие! На Земле-3, конечно, технология прыжков через портал отработана, но ведь тут — компактный портал Гейзенберга, его можно носить в кармане или в сумочке. Явно нездешнее изобретение. А перемещение всегда случайное или можно его запрограммировать? Что, если подключить прыгольвер к Инфундибулуму? Оружие, способное переместить тебя в любую вселенную? Безумие какое-то! Полный крышеснос. Подумай лучше про капитана Анастасию. Какими словами ей сказать, что ее миру пришел конец?

Эверетт застыл посреди улицы. У него ныли руки и плечи. Почему, в чем дело? Он так погрузился в раздумья, что забыл про сумки с покупками. Продукты для рождественского угощения, которое никто уже не съест. А если их бросить, капитан Анастасия начнет задавать вопросы раньше, чем он успеет придумать убедительные ответы. Ладно, пусть она так и не попробует махани из фазанов, но, может, хоть сари ей понравится.