Двери лифта распахнулись, и Элис Эмери в сопровождении своего сына Билла вышла в коридор третьего этажа медицинского центра Норт-Кейп. Несмотря на ночное время, повсюду сновали полицейские, похожие на спасателей после какой-нибудь катастрофы. Элис уже знала, что произошло. Вечером она сидела у телевизора и вышивала, когда в сводке новостей передали сенсационное сообщение о Греге Ньюхолле и детективе Ференсе. Элис сразу же позвонила в полицейское управление. Один ее знакомый, еще со школьной скамьи, служил там сержантом и охотно сообщил ей все подробности. И вот Элис наконец добралась до госпиталя. Она подошла к стойке регистратуры, и темнокожая медсестра, которую, судя по табличке на груди, звали Вайолет Фишер, спросила:

— Чем я могу вам помочь?

— Я пришла навести справки о состоянии здоровья мистера Ньюхолла. Как он себя чувствует?

— Он пока в операционной.

Элис взглянула на часы:

— Как, до сих пор?

— Вы родственница?

Элис заколебалась:

— Нет, не совсем. Хотя нечто в этом роде. — Она хотела объяснить, кем она приходится Грегу, но передумала. — А могу я встретиться с членами его семьи?

— Они сейчас не хотят никого видеть. Специально об этом предупредили. — Медсестра протянула Элис листок и карандаш. — Можете написать им записку. Я передам.

— Хорошо, — рассеянно пробормотала Элис. — Я просто сообщу им, что я здесь. — Она написала на листке свое имя. — Спасибо.

Элис вернулась к сыну, который стоял, прислонившись к стене. Волосы его были растрепаны, глаза опухли — когда мать позвонила и сказала, что собирается ехать в госпиталь, Билл уже спал. Одна она в столь поздний час ехать боялась и попросила сына, чтобы он ее отвез. Гленда недовольно пробурчала, что старуха совсем с ума сошла, но Билл сразу же согласился: наскоро натянул одежду, сел в машину и заехал за Элис. По дороге она объяснила ему, что произошло. Правда, трудно было разобраться, все ли он понял — судя по всему, Билл еще не окончательно проснулся.

— Ну, что там? — спросил он, видя, что мать закончила разговаривать с медсестрой.

— Он еще в операционной. Жена и дочка никого не хотят видеть.

Билл взглянул на часы:

— Однако долго его там обрабатывают.

Элис кивнула.

Билл показал в сторону лифта:

— Может, поедем?

— Да, наверно.

Он вызвал лифт, они молча стояли и ждали, пока придет кабина. Через несколько секунд раздался писк, двери открылись. Мать и сын вышли из госпиталя, он раскрыл над ней зонтик — дождь все еще накрапывал.

— Надеюсь, он выкарабкается, — сказал Билл, распахивая перед ней дверцу автомобиля.

— Я тоже, — вздохнула Элис, садясь внутрь.

Билл сел за руль, покачал головой:

— До сих пор не могу в это поверить. Когда я начинаю думать о том, сколько всего пришлось перенести нашей Линде…

У него на глаза навернулись слезы.

Мать искоса взглянула на него:

— Жаль только, что ты не проявил жалости раньше, когда она была жива.

Билл смотрел прямо перед собой на забрызганное каплями ветровое стекло.

— Я жутко на нее разозлился. Я ведь не знал ни про отца, ни про этого ублюдка Ференса. Я считал, что Линда поломала всю мою жизнь. Вот о чем я думал, когда увидел ее.

У Элис лопнуло терпение:

— Никто тебе жизнь не ломал. Ты построил свою жизнь собственными руками. Если она получилась не так, как тебе хотелось, ты сам в этом виноват. Что за привычка — обвинять в своих неудачах кого угодно, только не себя! Мне стыдно за тебя, Билл, когда ты так говоришь.

Сын не стал защищаться. Ей показалось, что он вообще ее не слышал.

— Да и что, собственно, плохого в твоей жизни? У тебя хорошая работа, хорошая семья.

Билл медленно покачал головой, не замечая, что по его щекам текут слезы.

— И ведь главное, я знал, что рано или поздно мы с ней помиримся. Сядем рядом, поговорим обо всем как следует, и все будет хорошо. Мне только хотелось ее наказать. А времени, оказывается, совсем не оставалось. У меня так и не было возможности сказать Линде, что…

Элис сердито поджала губы, а Билл опустил голову на руль. Она смотрела на дождь, вспоминала мужа, который все долгие годы совместной жизни хранил свою страшную тайну. А расплачиваться за это пришлось их дочери. Самой дорогой ценой. Как же могла она, Элис, быть такой слепой? Ей ни разу в голову не пришло усомниться в том, что́ Джек рассказывал о своем прошлом. Он был хорошим мужем, поэтому задавать себе лишние вопросы ей просто не хотелось. Так было удобнее. Если же и возникали какие-то сомнения, Элис сама находила объяснение и успокаивалась. Уголки губ у нее задрожали, Элис глубоко вздохнула, взглянула на сына, сочувственно погладила его по плечу:

— Каждый делает ошибки, — сказала она. — Всем нам хотелось бы вернуться назад и что-то исправить в своей жизни.

Карен и ее дочери отвели маленькую комнату, где можно было спрятаться от любопытных глаз. Даже в это ночное время больницу осаждали толпы репортеров. Кое-кто из пациентов, страдавших бессонницей, бродил по этажу, надеясь хоть краешком глаза увидеть семью Ньюхоллов. Карен сидела с закрытыми глазами, но ей было не до сна, она нервно вертела в руках пустую чайную чашку. Дженни то и дело пересаживалась со стула на стул, рассеянно перелистывала старые журналы.

В машину «Скорой помощи», увезшую Грега, их не пустили. Юридически ордер на его арест еще не утратил силу, хотя шеф полиции Мэтьюз лично явился в госпиталь и уверил Карен, что все обвинения будут сняты. Отныне главным обвиняемым станет детектив Ференс, скоро все их мучения закончатся, нужно только подождать.

— Мама! Врач идет! — крикнула Дженни, и Карен тут же открыла глаза.

Обе встали и выжидательно посмотрели на человека в белом халате, вошедшего в комнату. Его рукава по самый локоть были забрызганы кровью.

— Операция закончена? — спросила Карен.

Доктор покачал головой:

— К сожалению, у нас проблемы.

Дженни вцепилась матери в руку.

— Какие проблемы? — спросила та.

— Пуля нанесла значительный ущерб внутренним органам, кроме того, он потерял много крови. Положение усложняется тем, что у раненого высокая температура. Судя по всему, у него воспаление легких. Самое же скверное — это его редкая группа крови: АВ с отрицательным резус-фактором.

— Это плохо? — спросила Карен, стараясь ради дочери, чтобы ее голос звучал ровно.

— В нашем банке крови такой нет.

Карен кивнула, делая вид, что это известие ее совсем не встревожило.

— Мы связались с Бостоном, и нам должны прислать оттуда кровь, — сообщил врач и серьезно посмотрел на Дженни. — А рассказываю я вам все это вот зачем. У дочери часто бывает та же группа крови, что у отца.

— Да-да! — воскликнула Дженни. — Наверно, у меня та же самая группа!

— Мы могли бы сейчас это проверить…

— Она приемная дочь, — быстро сказала Карен.

— Ах, вот оно что… — нахмурился врач.

— Мама, но ведь он мой настоящий отец! — воскликнула Дженни. — Давайте меня проверим.

— Нет! — испуганно сказала Карен. — Девочка совсем ослабла, ей пришлось слишком многое перенести.

Врач озадаченно потер лоб:

— Так она его родная дочь или нет?

Карен заколебалась:

— Да… Родная.

— Я бы не стал задавать такие вопросы, но положение действительно критическое. Какая у нее группа крови, вы знаете?

Карен беспомощно развела руками:

— У нас никогда не возникало необходимости…

— Ничего, со здоровыми детьми так всегда и бывает, — успокоил ее врач. — Давайте не будем терять времени.

Дженни уже сняла свитер:

— Идемте скорей! Я хочу, чтобы меня проверили.

— Милая, только не расстраивайся, если группа крови окажется не та, — сказала Карен. — У тебя ведь может оказаться группа крови Линды, это не исключено.

— Мама, зачем ты мне все это рассказываешь? Я и так это знаю. У нас в школе преподают биологию.

— Так вы даете разрешение? — спросил доктор.

Карен растерянно кивнула.

— Тогда заполните у медсестры соответствующие бумаги. А вы, юная леди, следуйте за мной.

Дженни помахала матери рукой и засеменила за доктором. Карен смотрела дочери вслед, и от боли у нее сжималось сердце. До этой минуты она даже не хотела думать над ужасающей возможностью: очень вероятно, что Дженни вовсе не дочь Грега. Эта мысль возникла у Карен еще тогда, когда она прочитала записку Линды. Скорее всего, биологическим отцом Карен является Ференс — ведь он долго держал Линду в своих сетях. Она была вынуждена с ним встречаться даже в период своего короткого романа с Грегом. Не исключено, что несчастная девушка вообще вступила в связь с Грегом, надеясь таким образом избавиться от Ференса. Должно быть, уже забеременела к тому времени и знала об этом. Ей было известно, что Грег мечтает о собственном ребенке, и она решила этим воспользоваться. Предположения одно страшнее другого вертелись в голове у Карен. Главное, чтобы Дженни ни о чем не узнала. Не хватало еще, чтобы девочка изводила себя мыслью о том, что ее родной отец — чудовище. Однако, похоже, рано или поздно она об этом догадается.

Медсестра заглянула в комнату и сочувственно посмотрела на Карен:

— Ну как вы?

Карен слабо улыбнулась:

— Я в порядке.

Она взглянула на часы и увидела, что после ухода Дженни прошло уже много времени.

— Хотите чаю?

— Я сама. У вас и без меня работы хватает.

Вайолет Фишер рассмеялась:

— Какая там работа. Ночное дежурство у нас называют «сонной сменой».

Карен с благодарностью отдала ей свою пустую чашку.

— Спасибо, я с удовольствием выпила бы чаю.

— Старайтесь поменьше волноваться, — посоветовала медсестра.

Карен кивнула и села на место.

В комнату влетела Дженни, гордо продемонстрировала матери забинтованный локоть.

— Вот, мама, смотри!

— Садись, девочка, садись, — сказала ей светловолосая медсестра, бравшая кровь. — Тебе нужно беречь силы.

— У нас оказалась одна и та же группа крови! — радостно сообщила Дженни. — Ему перельют мою кровь!

На глазах у Карен выступили слезы, она прижала к себе Дженни, и та тоже обхватила ее руками.

— Теперь с ним все будет в порядке, да, мама?

Карен прижалась щекой ко лбу Дженни, погладила девочку по шелковистым волосам.

— Да, теперь все будет хорошо, — прошептала она, чувствуя, что у нее больше не остается сил ни на какие переживания.

Она закрыла глаза и мысленно возблагодарила Господа. Впервые с тех пор, как начался весь этот кошмар, она с радостью подумала о том, что Дженни — плоть и кровь Грега.

— Теперь тебе нужно отдохнуть.

Мать и дочь почти одновременно погрузились в тревожный сон.

Некоторое время спустя их разбудила Вайолет Фишер. Карен встрепенулась, открыла глаза, а Дженни тут же поднялась на ноги и спросила:

— Как он?

— Врач говорит, что вы можете на минуту заглянуть к нему. Но не больше — он еще очень слаб.

Дженни тут же бросилась к двери:

— Мама, пойдем!

Карен медленно поднялась, заправила рубашку в брюки.

— Быстрее! — торопила ее Дженни.

Они последовали за медсестрой по коридору, остановились перед реанимационной.

В первый миг Карен не узнала мужа. Его лицо было белее простыни, со всех сторон к Грегу были присоединены какие-то трубочки, провода. Светлые волосы казались поседевшими, а щетина на лице вне всякого сомнения была седой. Мускулистые, сильные руки лежали безжизненно поверх одеяла. При каждом вздохе из горла Грега доносились какие-то клокочущие звуки, глаза были закрыты.

— Ой, папочка! — пролепетала Дженни, испуганно глядя на неподвижную фигуру.

Грег открыл глаза, затуманенным взглядом обвел стерильно-белую палату, посмотрел на Дженни, и его пересохшие губы дрогнули в едва заметной улыбке.

— Привет, девочка, — прошептал он.

Тогда Дженни подбежала к нему и осторожно взяла отца за руку, боясь повредить какую-нибудь из многочисленных трубок.

— Теперь с тобой все будет хорошо, — бодрым голосом сказала Дженни. — Но тебе нужно отдохнуть. И все-превсе будет хорошо.

Его взгляд был прикован к ее лицу, но казалось, что Грег находится где-то очень далеко. Он судорожно сглотнул, его кадык дернулся.

— Все кончилось, — сказала Дженни, на глазах у нее выступили слезы. — Они знают, что ты ни в чем не виноват. Теперь тебе только остается поправиться.

— Ладно, — прошептал Грег.

Он мучительно медленно повернул голову и взглянул на стоявшую у дверей Карен. Их взгляды встретились.

Сердце Карен сжалось. Она знала, что обида и горечь еще живут в ее душе, но их вытеснила жалость к этому бледному, измученному лицу, такому родному и такому любимому. Карен вспомнила, как лежала на полу, пытаясь прикрыть Дженни собственным телом от пули. Грег появился рядом в самый критический момент. Он был болен, слаб, но все же пытался их спасти. Это был тот Грег, которого она любила.

Дженни погладила отца по голове.

— Поправляйся и возвращайся домой, ладно? — попросила она, голос ее дрожал от слез.

Взгляд Грега стал тревожным, он смежил веки.

Дженни обернулась к матери:

— Ведь правда, мама? Ты ведь тоже этого хочешь, да?

Карен ответила не сразу. У нее было искушение расквитаться с ним за обиду — она знала это. Можно было молча повернуться и уйти. Тогда она отомстила бы ему разом за все. Возможно даже, что в его нынешнем состоянии это было бы равнозначно смертному приговору. Разве бывает месть более сокрушительной?

«И кому от этого будет хуже?» — спросила себя Карен. Ответ напрашивался сам собой. Пора взглянуть правде в глаза, подумала она. Она приблизилась к кровати, и Грег посмотрел ей в лицо. Он изо всех сил старался держаться мужественно, но сил у него было слишком мало, и лицо его предательски дернулось. Карен ощутила жгучий стыд.

— Это правда, — прошептала она. — Ты мне нужен.

А потом сделала то, чего ей хотелось больше всего: наклонилась, взяла его лицо в ладони и поцеловала.