На обратном пути Карен то и дело утирала слезы рукой. Когда она выбралась из машины, у нее подкашивались ноги. Слова Дженни звучали в мозгу назойливым рефреном: «Мама сама меня отвезет…»

Дома было темно и уныло. Слава богу, у Карен не было сегодня занятий в танцевальной школе. После ее выкидыша Тамара, владелица школы, перевела Карен на облегченный режим. Хотя, может быть, в такой ситуации лучше было бы не сидеть дома, а работать. Это отвлекло бы Карен, хоть на время избавило бы от мучительных мыслей о дочери, которая в эту самую минуту увлеченно рассказывает о себе совершенно чужой женщине, своей родной матери.

Карен налила себе холодного чая, села на табуретку возле кухонного стола. Она вспоминала прошлое: всякие мелочи, праздники, памятные дни. Когда Дженни было три года, она больше всего на свете любила блины, и несколько недель подряд Карен кормила ее блинами каждый день, на завтрак и на обед. Когда девочка окунала блин в сироп, ее глазенки горели таким восторгом, что ради этого можно было пойти и на нарушение диеты.

Все минувшие годы Карен благодарила судьбу за то, что доход Грега позволяет ей проводить так много времени с дочерью. Сама Карен выросла без отца, мать почти все время находилась на работе. Карен на всю жизнь запомнила чувство одиночества, которое охватывало ее, когда она возвращалась после уроков в пустую квартиру. Мама всегда была усталой, на игры и развлечения сил у нее не хватало. Что касается Грега, то он вырос в семье, где было семеро детей. Мать была так замотана домашним хозяйством, что на каждого из отпрысков времени не оставалось. Она умерла, когда Грегу было тринадцать, и все семейство почти сразу же разлетелось по белу свету, как осенние листья под порывом ветра. Вот почему и Карен, и Грег хотели, чтобы Дженни росла в полноценной семье, чтобы мама все время была дома, и если девочке хочется питаться одними блинами — пожалуйста, нет вопросов!

Даже в последние дни, когда Карен и Дженни почти все время ссорились, в миг, когда Дженни врывалась домой после уроков, швыряя тетрадки и учебники на кухонный стол, Карен испытывала блаженство. Ей было приятно смотреть, как дочь шарит по холодильнику, попутно рассказывая что-то про своих одноклассников и учителей.

Карен вымыла стакан и медленно стала подниматься по лестнице на второй этаж. Она подошла к комнате Дженни и открыла дверь. Комната находилась в самом углу коридора, окна ее выходили во дворик. На ярких голубых обоях играли солнечные блики. В последнее время Дженни жаловалась, что комната выглядит слишком «по-детски», и Карен сшила новые занавески, позволила дочери самой выбрать новое покрывало и наволочки для подушек.

Они вместе отправились в универмаг, и Карен не мешала Дженни подбирать ткань, но в конце концов дочь все-таки спросила у нее совета. Обе остались весьма довольны результатом. Карен смотрела на комнату, казалось, наполненную невидимым присутствием дочери. Дженни утром развесила по местам всю одежду, но под кроватью валялись кроссовки, а на белом письменном столе грудой лежали книги и бумаги. Сбоку на полке были выставлены всевозможные флаконы, баночки и бутылочки — косметические ухищрения, с помощью которых девочки-подростки пытаются избавиться от комплекса неполноценности. «Дженни это совершенно ни к чему, — подумала Карен. — Она даже не понимает, какая она хорошенькая».

Против воли Карен представила, как Линда и Дженни сидят рядом за столиком, такие похожие друг на друга. Она взглянула в зеркало, увидела лицо, не имевшее ничего общего с чертами Дженни — светлые волосы, темно-карие глаза. Вот на Грега Карен была похожа, друзья дразнили их «братом и сестрой». «Она — сестра моей души, — серьезно отвечал на это Грег. — Поэтому нечего удивляться, что мы так похожи». То, что Дженни совсем не напоминает своих приемных родителей, никогда раньше Карен не беспокоило. Тем большим потрясением стало для нее сходство Дженни со своей родной матерью. Видеть это почему-то было больно.

Карен отвернулась от зеркала и увидела, что полученную в подарок музыкальную шкатулку Дженни водрузила на самое видное место. Карен открыла крышку, раздались аккорды «Прекрасной мечтательницы», по зеркалу заскользила игрушечная балерина. «Если бы я подарила ей такое, — подумала Карен, — она сказала бы, что я совсем чокнулась. Но Линда — другое дело».

Снаружи донесся звук подъезжающей машины, и от неожиданности Карен вздрогнула. Она подошла к окну и увидела внизу машину Линды. Вылезла Дженни, прижимая к себе альбом, Линда тоже вышла из автомобиля. Какое-то время они стояли, разговаривая, потом Дженни обняла Линду, и они поцеловались.

У Карен от ревности сжалось сердце. Она уже не помнила, когда Дженни целовала ее в последний раз. Если Карен хотела ее обнять, девочка отстранялась. Почему? Ведь к этой женщине, которую она совсем не знает, Дженни так и льнет. Да, она родила тебя. Но кто тебя убаюкивал, кто тебя лечил, когда ты болела, кто тебя кормил, кто вытирал твои слезы? Настоящая мать — та, кто тебя вырастила. Я всегда считала, что ты мне родная. Неужели теперь ты ко мне относишься иначе?

Словно почувствовав на себе взгляд Карен, Дженни обернулась и увидела лицо в окне своей комнаты. Девочка улыбнулась и помахала рукой. Карен тут же устыдилась своих мыслей, своей ревности и отошла от подоконника. Как можно обижаться на Дженни за то, что девочка придает такое большое значение встрече со своей родной матерью? В конце концов, что в этом страшного? Карен решила, что нужно быть добрее, и со смягчившимся выражением лица подошла к лестнице, ведущей на первый этаж. В это время как раз открылась входная дверь, и Дженни крикнула:

— А вот и я!

— Я здесь, наверху, — крикнула Карен совсем как в добрые старые времена.

Она услышала, как Дженни поднимается по лестнице. Девочка просунула голову в родительскую спальню, где Карен ни с того ни с сего начала наводить порядок в платяном шкафу.

— Привет, — сказала Карен. — Я тут белье раскладываю.

— Привет. Ой, черт! Забыла сказать, чтобы ты не клала мою красную рубашку в сушилку.

— Я повесила ее на веревку.

— Спасибо, мам.

— Как прошла встреча?

— Отлично. Пойду положу альбом на место.

Девочка тронулась к своей двери, и Карен, немного поколебавшись, последовала за ней. Она смотрела, как Дженни засовывает альбом на полку, между книг.

— Значит, вы хорошо провели время?

— Просто превосходно. Все говорили, говорили, не могли остановиться.

— Что ж, это замечательно.

— Это просто невероятно, сколько у нас общего. Трудно поверить.

— Ей понравились фотографии?

— Да, очень. Она все рассматривала снимки, на которых я совсем маленькая. Говорила, что я была очень хорошенькая.

— Это правда.

— Ну, не знаю, — улыбнулась Дженни и достала из сумочки фотографию, на которой Линда была запечатлена с котом.

— Вот, это она мне подарила. Самая последняя из ее фотографий. Кота зовут Пусси.

Карен взяла снимок и посмотрела на Линду: голубые глаза с легким оттенком грусти, мягкая улыбка.

— Хорошая фотография.

Дженни взяла фотографию и сунула ее за рамку зеркала.

— Ладно, когда закончишь, спускайся вниз, поможешь мне резать овощи, — сказала Карен. — Хочу приготовить на ужин твое любимое куриное рагу. — Уже на ходу она обернулась и спросила: — А может быть, ты так сыта, что не хочешь есть?

Дженни покачала головой:

— Нет, я так психовала, что почти ничего не ела. Куриное рагу — это шикарно. Сейчас спущусь.

Улыбаясь, Карен спустилась вниз и начала готовить ужин. Настроение у нее значительно улучшилось, все было почти нормально. Несколько минут спустя, весело напевая, в кухню вошла Дженни.

— Что резать? — спросила она.

— Порежь кабачок.

Дженни взяла нож и принялась за работу. У нее с раннего детства была привычка резать овощи с аккуратностью ювелира. Карен пошутила по этому поводу, после чего наступило сосредоточенное молчание. На улице начинало смеркаться, яркое сияние весеннего дня постепенно тускнело. Карен поглядывала в окно на эту привычную картину с обостренным чувством благодарности: как драгоценны все эти обыденные краски и звуки, улыбающиеся лица тех, кого любишь… Ей не хотелось нарушать воцарившийся мир, но необходимо было задать один вопрос. Глядя в сторону, чтобы Дженни не видела ее лица, Карен как бы между делом спросила:

— Вы еще будете встречаться?

— Конечно, будем. Думаю, мы будем видеться каждый день, пока она здесь.

Карен судорожно вздохнула, но заставила себя улыбнуться.

— Что ж, очень хорошо. Вы сможете познакомиться получше.

— Да, а когда наступят каникулы, я поеду к ней в Чикаго, поживу там немного.

Карен резко обернулась к дочери.

— Как это так? Кто сказал, что ты поедешь в Чикаго?

— Мама, но ведь она живет в Чикаго, — сказала Дженни, недоуменно пожав плечами, словно разговаривала с умственно отсталой. — Естественно, мне придется туда поехать.

— Дженнифер Ньюхолл, одного твоего желания еще недостаточно, чтобы тебе позволили ехать в Чикаго.

— Я уже не маленькая. Ты не можешь мною так командовать. Я имею полное право съездить в гости к своей родной матери.

Ну вот, снова началось. Каждый раз это словосочетание — «родная мать» — заставляло Карен морщиться, хотя возразить на это что-либо было трудно. И тем не менее у Карен было такое ощущение, словно внутри у нее все переворачивается.

— Интересно, откуда ты возьмешь деньги на авиабилет?

Дженни отложила нож и сузила глаза.

— Мы об этом уже говорили, — с торжеством в голосе заявила она. — Она вышлет мне билет. Сама предложила и очень этого хочет.

Открылась дверь черного хода, и в кухню вошел Грег, бросил на столик газеты и ключи от микроавтобуса.

— Привет. Как поживают мои девочки?

Карен и Дженни мрачно смотрели друг на друга, ничего не отвечая.

Грег вздохнул. Он уже привык к тому, что Карен и дочка все время ссорятся.

— Милая, — сказал он, делая вид, что ничего не замечает, — давай поужинаем пораньше. Мне нужно встретиться с клиентами, которым я обещал сегодня вечером дать предварительную смету.

Ответом ему было гробовое молчание. Тогда, поняв, что чему быть, того не миновать, Грег спросил:

— Ну ладно, что тут у вас произошло?

— Ничего. Твоя дочь только что сообщила мне о своих планах на летние каникулы.

— Да! — с вызовом подхватила Дженни. — Когда кончатся занятия, я съезжу к Линде в Чикаго.

— Минуточку, минуточку! — поднял руку Грег.

Но Карен уже разозлилась не на шутку:

— Я тебе вот что скажу, маленькая мисс. Решение здесь принимаешь не ты. Во всяком случае, до тех пор, пока ты здесь живешь.

Глаза Дженни вспыхнули огнем.

— Ну что ж, может быть, я не всегда здесь буду жить. Может быть, я возьму и перееду к своей настоящей матери!

— Не смей нам угрожать! — взорвался Грег.

Дженни выбежала из кухни.

— Немедленно вернись сюда и извинись! — заорал он.

— Не буду! — крикнула в ответ Дженни и взбежала вверх по лестнице.

Грег обернулся к жене, которая с потерянным видом вытирала руки полотенцем.

— Она просто болтает.

Карен покачала головой.

— Нет, — тихо ответила она. — Это серьезно. Именно этого-то я и боялась.

— Нельзя позволять, чтобы она вертела нами, как хочет, — раздраженно бросил Грег, доставая из холодильника банку пива. — Ничего, все утрясется. Эта женщина вернется в Чикаго и забудет про Дженни.

Карен сощурилась, словно ей трудно было сфокусировать взгляд.

— Ты что, ничего не понял? Или тебе все безразлично? Мы теряем свою дочь. Я теряю ее!

— А по-моему, у тебя с мозгами не в порядке. Это все депрессия из-за выкидыша. Если бы не она, ты бы поняла, что все это выеденного яйца не стоит.

— С тобой невозможно разговаривать!

— С чего ты взяла, что мы ее теряем?

— С чего? А с чего мы потеряли своего маленького?

— Это совсем другое, и ты сама это знаешь.

— Другое? Абсолютно то же самое. Все идет прекрасно, а потом вдруг все рушится. В жизни именно так и происходит.

Грег смотрел мимо нее, в сгущающиеся сумерки.

— О чем ты думаешь? — спросила Карен.

— Так, ни о чем.

— Ты ведь знаешь, что я права.

Грег отпил пива и опустился на табурет.

— Я уже ничего не знаю.

— Ужин будет готов через час, — ледяным тоном проинформировала его Карен.

— Хорошо. Пойду умоюсь. А заодно просмотрю кое-какие расценки.

Карен не слушала его. «Это моя проблема, — с горечью подумала она. — Что ж, я сама с нею и разберусь».