Кили вышла к почтовому ящику, с грустью глядя на золотистые осенние листья, освещенные неярким солнцем. «Взять бы сейчас Эбби и махнуть куда-нибудь, — подумала она. — Развеяться, позабыть обо всем». В последнее время она вздрагивала при каждом телефонном звонке — ей казалось, что это следователь прокуратуры коршуном кружит над их домом, высматривая добычу. Возвращаясь по дорожке к дому, Кили почувствовала, что ей боязно входить внутрь, — так страшно давила на нее царившая кругом тишина.

Прошлой ночью ей приснился сон: она приехала навестить Дилана в его новой школе. Она сидела за столом в каком-то помещении, похожем на кафетерий. Он был в школьной форме и все время повторял ей, что терпеть не может эту форму и хочет вернуться домой. Во сне Кили никак не могла понять, зачем ей вообще понадобилось отсылать его в закрытую школу (наяву она об этом даже не думала). Другие мальчики молча проходили мимо них, шаркая ногами, и она все спрашивала себя, почему к ним никто не приехал в родительский день. Чувство отчуждения, которое она испытала во сне, было так велико, что от него невозможно было отмахнуться. Ей хотелось забрать Дилана из школы и увезти его домой, но она точно знала, что это невозможно. И только проснувшись, она поняла, что это не школа. Это тюрьма.

Кили покачала головой, стараясь отогнать воспоминание об ужасном сне. «Посади Эбби в коляску и пойди погуляй, — приказала она себе. — Скоро погода испортится, надо пользоваться последними теплыми днями». Но и мысль о прогулке тоже пугала ее. Она всегда чувствовала себя такой одинокой, толкая перед собой коляску по этим тихим, чисто выметенным улицам, где дома так далеко отстояли друг от друга, что вся округа казалось вымершей. К тому же в последнее время она чувствовала себя такой усталой, что самые простые обязанности казались ей неподъемными.

А ведь не только ей было так тяжело! Кили вспомнила о Дилане. В последние дни его приходилось чуть ли не силком поднимать по утрам с постели. Прежде он всегда вставал рано, но сейчас… это было все равно что разбудить человека, впавшего в кому. Кили уверяла себя, что во всем виноваты подростковые гормоны — всем известно, что в этом возрасте детям требуется больше сна. Но она опасалась, что и Дилан тоже страдает депрессией. Увы, всякий раз, стоило ей намекнуть, что ему следовало бы поговорить с психологом или хотя бы со школьным консультантом, Дилан смотрел на нее так, будто она предлагала ему шутки ради положить голову на плаху. Кили понимала, что в один из ближайших дней ей придется проявить настойчивость.

Покормив Эбби, она тут же, на кухне, начала перебирать рекламные письма и каталоги, пришедшие по почте. Ее внимание привлек элегантный буклет, извещающий о специальной распродаже для постоянных клиентов ювелирного магазина Кольера. В этом магазине Марк покупал большинство подарков для нее, и ей сразу вспомнился счет на браслет из дымчатого кварца в золоте. Она собиралась узнать у хозяина, забрал ли Марк свой заказ, но за последние дни столько всего случилось, что это просто вылетело у нее из головы.

— Стоит съездить туда и узнать. Пошли, детка, — обратилась она к Эбби, которая все еще сидела в своем высоком детском стульчике и колотила ложкой по подносу. — Мы едем в город.

Эбби радостно засучила ножками, ее глазки загорелись.

— Девочка моя! — воскликнула Кили, подхватив ее на руки и прижимая к себе, хотя все ее личико было измазано овсяной кашей. — Ты меня просто спасаешь. Честное слово. Раз уж мы все равно отправляемся гулять, заедем посмотреть на уточек.

Теперь она была полна решимости — отыскала счет среди бумаг Марка, взяла бутылочку Эбби, подгузники, пакетик сухариков для уток и засунула все это в большой пластиковый пакет из-под подгузников. Потом небрежно провела расческой по волосам, торопливо накрасила губы, взяла девочку и отнесла ее в машину. Пока она пристегивала Эбби к детскому стульчику и запихивала складную коляску за переднее сиденье машины, малышка с восторженным визгом тыкала пальчиком в прыгающих по деревьям белок.

В тот самый момент, когда Кили забиралась на водительское сиденье, в доме раздался телефонный звонок. Она помедлила. Вдруг это Дилан? Первым делом она всегда вспоминала о сыне. А может быть, это полиция? Или агент по недвижимости — звонит, чтобы назначить новую встречу? Или Лукас с новой кипой бумаг на подпись?.. Если это Дилан, он знает номер ее сотового. Телефон лежал в сумке для подгузников на самом верху. «Все остальное меня не волнует, — сказала себе Кили. — Я ничего не желаю знать! Мы с Эбби едем в город. Кому надо — пусть перезвонят». Она захлопнула дверцу машины и завела мотор.

Старинный очаровательный городок Сент-Винсентс-Харбор выглядел особенно живописно в мягком золотистом свете осеннего солнца. Кили прокатила коляску по главной улице и остановилась у магазина Кольера. Витрина искрилась золотыми часами и драгоценностями на черном бархате. Кили толкнула дверь, и внутри тихо звякнул колокольчик. Реджинальд Кольер, щегольски одетый, в галстуке бабочкой, обслуживал пожилую даму, которая рассказывала ему длиннейшую историю ожерелья, принесенного на реставрацию. Кили терпеливо ждала, пока ювелир уверял клиентку, что починить сломанную застежку не составит труда, прятал ожерелье в пластиковый мешочек и запирал его в выдвижной ящик под стеклянным прилавком-витриной. Наконец он повернулся к Кили.

— Могу я вам помочь?

Кили глубоко воздохнула.

— Надеюсь, что можете. Меня зовут Кили Уивер. Мой муж Марк был вашим постоянным клиентом.

На лице ювелира появилось скорбное выражение.

— Мистер Уивер был очень ценным клиентом, — сказал он. — Такая ужасная трагедия! Примите мои соболезнования.

— Спасибо, — поблагодарила Кили. — Но я пришла спросить вот об этом. — Она положила счет на стеклянный прилавок.

Реджинальд Кольер задумчиво кивнул.

— Да-да, — сказал он. — Разумеется. Прошу прощения, миссис Уивер. Мне следовало предупредить бухгалтерию, чтобы не беспокоили вас этими бумажками в такую трудную минуту. Мне так неловко… просто ужасно. Тут никакой спешки нет. Я прекрасно понимаю, у вас есть более неотложные дела. Мне очень жаль, что это вас расстроило.

— Вы очень добры, — смягчилась Кили, — но, по правде говоря, дело в том, что браслета у меня нет. Я подумала: вдруг Марк оставил его в магазине, чтобы сделать гравировку? Я этот браслет в глаза не видела.

Реджинальд Кольер нахмурился.

— Нет, мистер Уивер забрал его с собой. Это был великолепный браслет, я его хорошо помню. Дымчатый кварц. Квадратные камни изумрудной огранки, оправленные в золото.

— Судя по вашим словам, это очень красиво, — согласилась Кили. — Но у меня его нет. Правда, я еще не обыскала весь дом, решила сначала заглянуть к вам…

— Я не припоминаю никакой гравировки, но позвольте мне проверить. — Ювелир вытащил из-под прилавка гроссбух в черном кожаном переплете и перелистал страницы, исписанные изящным почерком. — Вот, — сказал он. — Мистер Уивер забрал браслет две недели назад. Теперь я вспоминаю. Он мне сказал, что это подарок для вас на годовщину свадьбы.

Кили с трудом сдерживала слезы.

— Я так и думала, — прошептала она. — Он умер как раз накануне нашей годовщины.

— Как это трагично, — вздохнул мистер Кольер. — Должно быть, он его где-нибудь спрятал, чтобы в нужный момент преподнести вам сюрприз. Вы, вероятно, знаете его потайные места? Жены всегда знают. Моя, например, знает. Мне никогда не удавалось ее одурачить.

Кили нахмурилась.

— Нет, я не знаю.

— Может быть, у него в конторе? — предположил ювелир. — Или в сейфовой ячейке?

— У него не было сейфовой ячейки. Но в конторе — может быть. Это мысль. Придется мне там поискать, — согласилась Кили.

— О, я уверен, что браслет найдется. Разумеется, если вы не одобрите выбор мистера Уивера, можете в любую минуту обменять его на другой. Или если хотите его вернуть, мы, безусловно, вас поймем…

— Нет-нет, — решительно заявила Кили. — Это ведь его последний подарок. Как только найду браслет, я буду его хранить как самую бесценную реликвию. — Она улыбнулась ювелиру. — Спасибо вам. Вы были очень добры.

Он дружелюбно кивнул и помахал Эбби, когда Кили развернула коляску и направилась к выходу. Придется искать браслет всерьез. Правда, она уже искала, но ведь не перевернула же весь дом вверх дном! Это была далеко не самая важная из ее проблем.

Перейдя улицу, Кили заметила на углу синий газетный автомат с последним номером местной «Газетт». «Надо бы купить», — подумала Кили и тут, подойдя ближе, разобрала в застекленной витрине заголовок. Кровь сразу прихлынула к ее лицу, сердце подпрыгнуло и болезненно затрепыхалось в груди.

«ТРУДНЫЙ ПОДРОСТОК — ПРИЧИНА ДВУХ РОКОВЫХ СМЕРТЕЙ», — кричал заголовок. Под ним была надпись чуть помельче, но тоже прописными буквами: «ОКРУЖНОЙ ПРОКУРОР ПРОВЕДЕТ УГЛУБЛЕННОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ». Статья, написанная Томом Мерсером, сопровождалась фотографиями. Одна — фотопортрет Марка — была взята из рекламного проспекта его адвокатской конторы. На второй были изображены Ричард и Марк в подростковом возрасте, сидящие в автомобиле с откидным верхом. В последний раз Кили видела эту фотографию в альбоме, лежавшем в гостиной Ингрид…

Она торопливо отыскала в сумке две монетки и сунула их в щель автомата. Через несколько секунд он равнодушно выплюнул один экземпляр. Кили быстро пробежала глазами статью. Имя Дилана в тексте было тщательно обойдено, так как он был несовершеннолетним, но его называли «четырнадцатилетним пасынком Марка Уивера, видного местного адвоката, утонувшего в бассейне возле собственного дома, чья смерть вызывает подозрения у окружного прокурора».

В статье обильно цитировались высказывания Морин Чейз, заявившей, что прокуратура в настоящий момент вынуждена пересмотреть сложившуюся версию смерти Марка Уивера в свете той роли, которую сыграл мальчик в смерти своего родного отца.

Кили вспомнила свой сон, и на нее нахлынула дурнота. Она яростно стиснула в руках газету, словно это была сама Морин Чейз, женщина, которую она даже не знала. «Как она смеет?! — подумала Кили. — Обливает грязью в газете ни в чем не повинного ребенка. Моего ребенка. Моего сына». Слезы навернулись ей на глаза, но она не позволила себе заплакать. Именно этого и добивалась Морин Чейз: использовать свою власть, чтобы унизить их и причинить им боль.

— С меня довольно! — заявила Кили вслух. — Это ей так с рук не сойдет!

Эбби, расслышав сердитые нотки в голосе матери, захныкала, и Кили немного пришла в себя. Ей хотелось сию же минуту отправиться в контору Морин Чейз, прорваться мимо секретарши прямо к ней в кабинет и без обиняков выложить все, что накипело на душе. Но в каком же невыгодном положении она окажется, если будет предъявлять претензии окружному прокурору, таща на буксире ребенка. Что же ей делать? Попросить секретаршу Морин Чейз присмотреть за девочкой, пока она будет устраивать головомойку ее боссу? Кили чувствовала себя беспомощной и раздосадованной.

— Идем, детка, — пробормотала она, направляясь к машине. — Нам пора домой.

«Только не к Ингрид, — добавила она про себя. — Даже разговаривать с ней не хочу. Проклятая болтушка. Выложила все о Ричарде человеку, который решил публично распять Дилана! Надеюсь, теперь она довольна». Она была в таком гневе, что почти не соображала, куда идет. Прекрасный осенний день померк вокруг нее.