По дороге домой Кили все никак не могла собраться с мыслями. Она не знала, на кого ей больше злиться: на свою бывшую свекровь или на Морин Чейз с ее неслыханной наглостью. С Морин Чейз она еще разберется. Надо только найти кого-то, кто присмотрел бы за Эбби, а потом она пойдет к прокурорше и скажет все, что думает!
Кили мысленно репетировала свою речь, поворачивая на подъездную аллею к дому, и вдруг увидела маленькую белую «Тойоту» Ингрид под баскетбольной корзиной, прибитой к двери гаража. Завидев «Бронко», Ингрид вылезла из машины. Стоило Кили бросить взгляд на лицо старухи, как ее гнев сразу угас. Ингрид была в брючном ансамбле своего собственного производства: просторная блуза с веселеньким цветочным рисунком поверх эластичных брюк, ложившихся складками на темно-коричневые туфли на толстой подошве. При ней была дамская сумочка на цепочке, и она нервно, словно четки, перебирала звенья этой цепочки. Вид у нее был глубоко несчастный.
Кили вышла из машины и, открыв заднюю дверцу, наклонилась, чтобы отстегнуть Эбби. Ингрид решительно подошла к ней, заглянула в машину и увидела на переднем сиденье газету. Ее плечи сразу поникли.
— Я вижу, ты уже купила газету, — заметила она.
Кили молча кивнула, прижимая к груди дочку. Глазки Эбби загорелись при виде знакомого лица, но Ингрид не улыбнулась ей.
— Кили, мне так жаль! Я сваляла дурака. Я понятия не имела. — Подбородок у нее задрожал. — Если бы я только знала, что они собираются так поступить с Диланом…
Кили хотела крикнуть ей в лицо, что надо было подумать о последствиях до того, как говорить с репортером, но заставила себя сдержаться.
— Я знаю, вы ни за что не навредили бы ему намеренно, — сказала она вслух.
Ингрид вскинула голову. В ее светло-голубых глазах стояли слезы.
— Ни за что на свете! Я бы с ним и разговаривать не стала, если бы знала…
— Да, — кивнула Кили, — я понимаю.
— Он меня просто обманул, — продолжала Ингрид. — Как мне теперь смотреть в глаза Дилану?
— Он поймет, — заверила ее Кили. — Он знает, как вы его любите.
— И все-таки я это сделала! О боже, мне плохо…
Ингрид достала из сумочки носовой платок и прижала его ко рту.
— Успокойтесь. — Кили неловко поддержала ее одной рукой. — Дилан не обрадуется, если узнает, что вы довели себя до припадка. Ну как, уже лучше?
Ингрид глотнула воздуха и кивнула. Но она продолжала болезненно морщиться, и на лбу у нее выступила мелкая россыпь испарины.
— Это пройдет, — сказала она. — Уже прошло.
— Вам лучше войти в дом и присесть.
Тут с заднего сиденья машины раздался слабый писк.
— Что это? — оглядываясь, спросила Ингрид.
— Мой сотовый, — ответила Кили. — Он в пакете из-под подгузников. Вы не могли бы его достать, Ингрид? У меня руки заняты.
— Да-да, конечно.
Ингрид наклонилась, вытащила сотовый телефон и прищурилась, разглядывая панель с кнопками. Потом осторожно нажала на продолговатую клавишу в середине и прижала телефон к уху.
— Алло? — спросила она. — Что?.. — Ингрид с испуганным видом протянула Кили миниатюрный аппарат. — Это из школы.
Кили выхватила у нее телефон. Сердце у нее громко колотилось. Доктор Донахью, директор школы Дилана, сухо и кратко сообщила, что Дилан затеял драку в буфете, и потребовала, чтобы она немедленно приехала в школу.
Кили оставила Эбби с Ингрид и всю дорогу до школы спрашивала себя: «Где провести черту? Где проявлять понимание и где прибегать к дисциплинарным мерам?» Она сама когда-то преподавала в младших классах средней школы. Тогда ей все казалось совершенно ясным. Но это было до того, как ее собственная жизнь полетела под откос. До того, как окружной прокурор, полиция и газеты начали травить Дилана, намекая, что именно он был виновником двух смертей. Конечно, ей было неловко оттого, что ее сын ввязался в неприятности в школе. Но, с другой стороны, его ведь тоже можно понять! Она не хотела быть слишком снисходительной к сыну, но и бранить его не могла. Ей хотелось защитить его от всей этой жестокости. Он и без того уже чувствовал себя виноватым. И почему все стараются еще больше ему навредить?!
Кили поставила машину на школьной стоянке, выскочила из нее и поспешно взбежала по ступеням крыльца. Канцелярия за двойными дверями с матовым стеклом находилась в вестибюле прямо напротив входа. Кили открыла дверь, стремительно пересекла приемную и вошла в кабинет, даже не постучав.
Доктор Донахью стояла спиной к ней, обхватив себя руками за плечи, и слушала одного из смотрителей здания, который говорил таким громким голосом, что его было слышно даже в приемной.
— Беннетт говорит, что тот, другой мальчик первый начал, но вот что я вам скажу: у него скверные манеры. Я ему так и сказал. Я сказал: «Тебе бы поработать над своими манерами, сынок». А он и говорит, да еще таким нахальным тоном: «Я вам не сын». Я тогда еще подумал: «Вот и слава богу». Я читал ту статью в газете. Не хотел бы я иметь такого сына. Я еще пожить хочу.
Кили вспыхнула и стиснула кулаки.
— Довольно, мистер Кертис, — сказала доктор Донахью. — Благодарю вас.
— Доктор Донахью, — окликнула ее Кили.
Директриса повернулась к ней. Ее взгляд за стеклами очков в роговой оправе был деловит и строг.
— Я Кили Уивер, мать Дилана Беннетта. Могу я узнать, что случилось?
— Как я уже говорила вам по телефону, миссис Уивер, у нас в буфете произошло… небольшое столкновение. Одного мальчика пришлось отвезти в больницу, чтобы наложить швы на рассеченную бровь.
— С Диланом все в порядке? — быстро спросила Кили.
— Да, Дилан здоров. Это он ударил того мальчика. Ударил его по голове раздаточным подносом, насколько я поняла.
— Господи! — воскликнула Кили. — Это сделал Дилан?
— Это серьезное нарушение дисциплины, — заметила доктор Донахью. — Оно могло стать основанием для вмешательства полиции. К счастью, родители того мальчика не стали выдвигать обвинений. Но я должна сказать вам, миссис Уивер, у вашего сына есть проблемы. Он вспыльчив и не умеет контролировать себя.
У Кили горели щеки. Она восприняла эти слова как критику в свой адрес: стало быть, она плохо воспитала Дилана.
— Мне очень жаль. — Она ощущала потребность объясниться. — За последнее время ему многое пришлось пережить. Перемены в семейной жизни, стресс.
Ей хотелось добавить, что ее мальчик пережил страшную трагедию, но это прозвучало бы слишком мелодраматично, хотя и было правдой.
— Мне известно о том, что пришлось пережить Дилану. Это достойно сожаления, — кивнула доктор Донахью. — Но мы не можем допустить подобных выходок в школе. Мы должны поддерживать порядок.
— Я понимаю, — подавленно вздохнула Кили.
— Я отстранила Дилана от занятий на три дня, — сообщила доктор Донахью. — Самое печальное, что он не раскаялся. Он отказался извиниться.
Кили покачала головой.
— Просто не знаю, что сказать. В последнее время я не нахожу с ним общего языка…
— Я готова признать, что ему сейчас нелегко, — смягчилась доктор Донахью. — Эта статья в газете… Я считаю, что она носила подстрекательский характер. А дети бывают очень жестоки. Одна из девочек, видевших драку, говорила, что другие мальчики дразнили Дилана.
— Я так и знала, — пробормотала Кили.
— Миссис Уивер, я полагаю, вы должны обеспечить Дилану профессиональную помощь. Найти хорошего специалиста, с которым он мог бы обсудить свои проблемы.
— Я уже говорила с ним об этом…
— Пора переходить от слов к делу. Нам, представителям школьной администрации, приходится посещать множество специальных семинаров, чтобы знакомиться с психологическими характеристиками подростков, склонных к насилию. И я с сожалением вынуждена признать, что ваш сын полностью вписывается в этот психологический портрет.
— Это несправедливо! — запротестовала Кили. — Неужели это все из-за статьи в газете? Если так…
— Миссис Уивер, это не имеет никакого отношения к той статье. Вы ведь тоже наверняка слышали о школьных трагедиях, которые случаются по всей стране. Мы наблюдаем один и тот же сценарий, повторяющийся снова и снова. Одинокий мальчик, которого обижают другие ученики, вспыльчивый, несдержанный… Надеюсь, у Дилана нет доступа к оружию?
— Да что вы такое говорите?! — воскликнула Кили. — Ушам своим не верю!
Глаза доктора Донахью вспыхнули.
— Не будьте наивной, миссис Уивер. Не далее как месяц назад один ученик средней школы пригрозил школьной медсестре ножом. В спецшколе для трудных подростков уроки были сорваны из-за угрозы взрыва: один из учеников позвонил и предупредил, что в здании заложена бомба. Все это происходит здесь, в тихом и мирном округе Профит. Я в ответе за безопасность всех учеников этой школы. Всех и каждого. Эта ноша не дает мне спать по ночам. Я не могу рисковать. Когда я вижу, что назревает проблема, мне приходится предполагать худшее. Ваш сын ударил другого ученика по голове. Я не могу ждать, пока он появится здесь с оружием.
Кили смотрела прямо перед собой, дрожа всем телом.
— Миссис Уивер, — уже мягче продолжала директриса, — я не утверждаю, что Дилан способен на что-то подобное. Я лишь пытаюсь застраховаться, чтобы до этого не дошло. Вот почему я вам настоятельно рекомендую консультацию психолога. Лучше переусердствовать в осторожности и предусмотрительности.
— Я понимаю, — кивнула Кили.
— Мы уже не раз рекомендовали родителям услуги доктора Эвана Стоувера из института Бленхайма. Он занимается исключительно подростками. Весьма компетентный специалист. Вот его карточка.
— Спасибо. Я ему обязательно позвоню, — пообещала Кили. — А где сейчас Дилан?
— Он пошел в уборную. — Доктор Донахью бросила взгляд на часы, нахмурилась и выглянула в приемную. — Венди, Дилан Беннетт еще не вернулся?
Секретарша покачала головой.
— Я его не видела.
Директриса задумчиво поджала губы.
— Что случилось? — забеспокоилась Кили.
— Ничего. — Доктор Донахью открыла дверь в коридор и заметила учителя физкультуры со свистком на шее и в новеньких, ослепительно белых, скрипящих на ходу кроссовках. — Мистер Тейлор! — окликнула она его. — Вы не могли бы мне помочь?
Тренер трусцой подбежал к ним.
— Да, разумеется.
— Поищите, пожалуйста, в уборной Дилана Беннетта. Он там… уже довольно давно.
Физкультурник кивнул и завернул за угол коридора.
— Так вы полагаете, что драка произошла из-за статьи в газете? — спросила Кили, нарушив неловкое молчание.
— Думаю, да, — ответила доктор Донахью. — Хотя его задирали и раньше.
— Дилан никогда мне ничего не говорил! — воскликнула Кили.
— Он, вероятно, считает, что у вас и без него довольно хлопот, — предположила директриса.
— Главным образом я беспокоюсь о нем, — призналась Кили.
— Это трудный возраст.
— Поверьте, я знаю. Я сама преподавала в средней школе.
— Значит, вы действительно понимаете, — сказала доктор Донахью.
— Но Дилан ни для кого не представляет опасности! — настойчиво повторила Кили. — Я бы знала, если бы это было не так.
— Именно так рассуждают все родители, миссис Уивер, — устало возразила директриса.
Вернулся учитель физкультуры.
— Его там нет.
— Где же он? — встревожилась Кили.
Тренер поморщился.
— Он сказал одному из ребят, что уходит.
— Как это «уходит»? — спросила Кили.
— Уходит из школы, — озабоченно пояснил физкультурник, всем своим видом давая понять, что сознает серьезность этого нарушения.
Кили растерянно взглянула на директрису. Лицо доктора Донахью помрачнело.
— Ему было велено вернуться сюда. Я дала ему совершенно недвусмысленное указание.
— Почему же он ушел? — воскликнула Кили.
Доктор Донахью подняла бровь.
— Вызов. Открытое неповиновение. Я полагаю, что таким образом он хочет продемонстрировать нам свой протест. Надеюсь, вы понимаете, что подобное поведение недопустимо. Он не имеет права просто так взять и уйти из школы. Мы в ответе за него, пока он здесь, в этих стенах. Вы должны заставить его это понять, миссис Уивер. В конечном счете именно вы в ответе…
Кили признавала правоту директрисы, но сейчас она могла думать только об одном.
— Я должна его найти.
— Миссис Уивер! — строго окликнула ее директриса, но Кили не остановилась.
Она выбежала на стоянку и огляделась. Куда же он мог пойти? Добираться до дому пешком слишком далеко. Обычно Дилан ездил в школу и возвращался домой на школьном автобусе. Или она подвозила его. Кили села в машину и повернула ключ в замке зажигания. Так куда же он мог пойти?
Она начала медленно курсировать по улицам. К счастью, машин было мало, только один из водителей нетерпеливо погудел ей клаксоном, а потом обогнал ее. Небо стало темнеть, прекрасный осенний день помрачнел, и наконец по ветровому стеклу забарабанили первые капли дождя. Кили пристально смотрела по сторонам, стараясь заметить черную кожаную куртку, но среди черных стволов деревьев, лимонно-желтой, золотой и багряной листвы разглядеть что-либо было трудно.
Редкие капли превратились в сплошной моросящий дождь, пока Кили, щурясь, проезжала тихие дома, запертую наглухо церковь, школьную спортплощадку и парк, опустевшие из-за непогоды. «Дилан, где ты? — мысленно взывала она к сыну. — Куда ты ушел?..»
Она позвонила доктору Донахью по сотовому, просто чтобы проверить, не вернулся ли ее сын в школу. Ее соединили мгновенно.
— Пожалуй, нам следует позвонить в полицию, — предложила директриса.
— Нет-нет, не надо, — торопливо прервала ее Кили.
Она прекрасно понимала, что директриса просто хочет подстраховаться и снять с себя ответственность. Но Кили не хотела, чтобы об этом узнал детектив Страттон. Не дай бог, он опять за них примется. Она сама найдет Дилана.
— Дайте мне еще время, — попросила она.
И тут ее поразила горькая ирония ситуации. Это ей следовало звонить в полицию, просить о помощи. Это же ее сын пропал! Но она боялась обращаться за помощью, боялась, что это еще больше оттолкнет от нее Дилана. До чего же это все несправедливо!
Она затормозила перед знаком поворота в парк и подумала, что стоило бы вернуться к дому. Может, Дилана кто-то подвез? Ему было категорически запрещено «голосовать» на дороге, но ведь и самовольно покидать школу ему тоже не разрешалось, а он не послушался. При мысли о том, что Дилан мог сесть в чужую машину, Кили похолодела. Она прямо-таки видела, как какой-нибудь педофил, усмотрев в этом золотую возможность, останавливает машину рядом с ее сыном и распахивает дверцу. «О боже, нет, только не это! Нет!» — взмолилась Кили.
Она медленно направила машину к въезду на шоссе. Ей не хотелось покидать окрестности школы, но она не знала, где еще искать. И тут она заметила какое-то движение под бетонными сваями эстакады. Сквозь исполосованное дождевыми каплями боковое стекло было очень трудно что-нибудь разглядеть, и Кили опустила его, не обращая внимания на хлещущий по лицу дождь. Какая-то фигура жалась к холодному бетону. Бездомный? В понурой фигуре чувствовалось безнадежное уныние и горечь поражения. Она присмотрелась и разглядела обритую голову, кожаную куртку.
Сердце Кили подпрыгнуло, она уже готова была окликнуть сына, но сдержалась. А вдруг он бросится бежать, увидев ее? Кили вывела машину на обочину дороги, заглушила мотор и вышла. Дождь затекал ей за воротник, заливал глаза, пока она пережидала поток машин. Дилан повернул голову, и у нее болезненно сжалось сердце, когда она увидела в его взгляде пустоту и безнадежность. Впрочем, как только он узнал ее, в его лице проступила досада.
Кили перебежала через четырехполосное шоссе и бросилась к нему, протянув руки, но он повернулся к ней спиной.
— Дилан! — вскричала она. — Что с тобой? Я чуть с ума не сошла!
— У меня все нормально, — сказал он. — Что ты тут делаешь?
— Я тебя искала. Что же еще мне было делать? Меня вызвала доктор Донахью, я поехала к ней. И тут учитель физкультуры сказал, что ты ушел из школы.
Он равнодушно пожал плечами.
— Меня же все равно исключили. Наверняка тебе уже сказали.
Кили поежилась и отбросила с лица намокшие пряди волос.
— Милый, что случилось? Доктор Донахью сказала, что ты затеял драку.
— Была стычка в буфете. Подумаешь, большое дело! — проворчал он. — Но они, конечно, всех собак повесили на меня.
— Это ты начал драку? — Кили попыталась взять его за руку, но он увернулся.
— А ты как думаешь?
— Я не знаю. Потому и спрашиваю.
— Ну, ясное дело, это я ее начал! Я о-о-очень плохой мальчик.
— Дилан, прошу тебя, не надо, — устало проговорила Кили. — Просто расскажи мне, что случилось.
— И ты мне поверишь?
— Конечно, поверю.
Дилан поглядел на нее, прищурившись, и покачал головой.
Кили беспомощно смотрела на него. Он был здесь, рядом, но как будто находился за тысячу миль от нее.
— Доктор Донахью говорит, что эти мальчики давно уже приставали к тебе. Это правда?
— Вот это мило! — усмехнулся он. — Все как на допросе в полицейском участке, только разве что на свежем воздухе. Да, кстати, в газете сегодня большая статья обо мне.
— Откуда ты знаешь?
— Все об этом говорят. Я видел ее в мусорной корзине в кабинете директрисы.
— Ей там самое место! — со слезами в голосе воскликнула Кили. — В мусорной корзине.
Дилан снисходительно похлопал ее по плечу.
— Да брось, не вешай нос. Я думал, ты будешь мной гордиться. Я же попал на первую полосу!
Кили отшатнулась от него.
— Дилан, ради всего святого! Я же тебе не враг! Я считаю, что они поступают чудовищно жестоко и несправедливо.
— Да ладно тебе, мам. Признайся, ведь эта статья и тебя заставила усомниться. Ну хоть самую чуточку? — криво усмехнулся он.
Она действительно сомневалась. Она сомневалась, удастся ли ей до него достучаться. Она сомневалась, станет ли он когда-нибудь снова тем ребенком, которого она знала и любила. Он на глазах отдалялся от нее, а она была бессильна и никак не могла его остановить.
Кили покачала головой.
— Дилан, прошу тебя, прекрати. Давай вернемся домой.
— Дом, милый дом! — осклабился он. — Я разве спорю? Давай вернемся.
Он не стал ее ждать и перебежал через шоссе, даже не оглядываясь по сторонам, не опасаясь машин. Кили хотела окликнуть его, но слова застряли у нее в горле. Ей казалось, что чей-то железный кулак стискивает сердце. «Я должна что-то предпринять», — сказала она себе. Она вспомнила о психиатре, которого рекомендовала доктор Донахью, и решила позвонить ему сразу же по возвращении домой. Тяжело признавать свое поражение, но нужно смотреть правде в глаза. Ей требовалась помощь в общении с Диланом.
Кили вспомнила Ричарда. Он так любил сына, так радовался, что Дилан умный, добрый, хорошо воспитанный мальчик. Они с Ричардом часто переглядывались с гордостью и легким недоумением: и откуда у них такой замечательный сын? А теперь этот добрый милый мальчик буквально распадался на куски, и она не знала, как ему помочь. Что бы она ни говорила, он только все больше сердился и замыкался во враждебном молчании.
Кили знала, что с подростками трудно ладить: она проработала с ними много лет. Но сейчас все было иначе. Речь шла о ее родном сыне. Напряжение между ними становилось невыносимым. Ее преследовала мысль, что тут есть нечто большее, чем обычные подростковые комплексы и страхи… и что это ее вина.
Отчаяние, не покидавшее Кили в последние дни, грозило захлестнуть ее, но она не могла этого допустить. Она перебежала через шоссе вслед за сыном, дернула на себя дверцу машины с водительской стороны, но та не поддалась. Ей стало ясно, что Дилан запер все двери изнутри.
Кили сунула руку в карман жакета. Пусто. Ключи остались в зажигании. Она стояла под дождем, дергала дверцу и стучала по стеклу, а Дилан молча смотрел на нее. Его взгляд был бесстрастен, и в голове у Кили промелькнула страшная мысль: «Он оставит меня здесь, под дождем. Он не откроет дверь».
— Дилан, открой! — крикнула она.
Он отвернулся от нее, запрокинул голову на спинку сиденья и закрыл глаза.
«О боже!» — подумала Кили. Тут до нее донесся щелчок открывающихся замков. Она устыдилась своих сомнений и в тот же момент поняла, что именно этого он от нее и ждал. Он знал, что она усомнится в нем, и теперь злорадно торжествовал.
Промокшая насквозь, она открыла дверь и забралась на водительское сиденье. Ей хотелось спросить, зачем он это сделал, но он отвернулся и уставился в окно, словно ее вообще тут не было.