«Ах, бедняжка, — подумала Кили, целуя Эбби в лобик, — тебе придется ночевать не дома».

Ее бывшая свекровь все не открывала дверь, и Кили еще раз нетерпеливо нажала кнопку. Ей нужно было успеть в институт Бленхайма, чтобы повидаться с врачом Дилана, и она очень торопилась.

Что за черт?! Кили нахмурилась. Машина Ингрид стояла перед входом. Да и вообще непохоже на нее — дать слово, а потом не оказаться на месте. Кили повернула ручку, и дверь подалась.

— Ингрид?

Игрушки Эбби были выставлены на середину гостиной, словно ждали ее. Свет не был включен, но телевизор работал. Все было готово к их появлению, только самой Ингрид на месте не было.

Кили вошла, укачивая Эбби.

— Ингрид! Это Кили. Вы здесь?

Ей вдруг стало страшно. В последнее время старуха выглядела неважно. Она часто бледнела и покрывалась испариной. «Но она позвонила бы, если бы заболела, — сказала себе Кили. — Может, пошла к соседке?»

Она отодвинула штору и выглянула в окно. В сгущающихся сумерках один за другим вспыхивали огоньки в соседних домах. И вдруг из ванной до нее донесся надсадный кашель, переходящий в рвоту.

— Ингрид! — воскликнула она.

Звук повторился, потом в туалете спустили воду. Кили хотелось броситься на помощь Ингрид, но она помедлила, не желая смущать свою бывшую свекровь, и осталась ждать в гостиной.

— Ингрид, с вами все в порядке?

Ответа не было, но через минуту Кили услыхала шаркающие шаги в коридоре. Ингрид медленно вошла в гостиную и ухватилась за спинку стула.

— Ингрид, что случилось? — в тревоге спросила Кили. — У вас ужасный вид!

— Боюсь, я не смогу сегодня присмотреть за Эбби, — еле выговорила Ингрид. Ее лицо было пепельно-бледным, подбородок дрожал. — Мне очень жаль тебя подводить, но я чувствую себя неважно. Тебе надо съездить к Дилану?..

— Ничего страшного, — поспешила заверить ее Кили, хотя понятия не имела, что ей делать. Потом она вспомнила про Николь Уорнер. — Я попрошу девочку, нашу соседку, посидеть с ней. Она мне сама говорила, ей нравится работать няней.

— Вот и хорошо, — рассеянно пробормотала Ингрид.

Вдруг она ахнула и согнулась пополам. Кили посадила Эбби на пол и бросилась к ней.

— Что с вами? Говорить можете?

Ингрид выпрямилась, держась одной рукой за живот, а другой за спинку стула. Ее лицо стало смертельно бледным, на лбу выступил пот, но она отмахнулась от Кили.

— Я справлюсь. Поезжай, тебе надо торопиться. Со мной все будет в порядке.

Тяжело дыша, Ингрид облизнула губы. Даже в полутемной комнате Кили заметила на них кровь.

Комната Дилана в институте Бленхайма представляла собой нечто среднее между спальней в общежитии колледжа и тюремной камерой. Узкая койка с оранжевым байковым одеялом, письменный стол и окно с решеткой серо-стального цвета. О том, что это медицинское учреждение, напоминала лишь примыкающая к комнате ванная справа от входа. Кили остановилась в дверях, держа в руке пластиковый пакет с покупками. У нее сердце закололо при виде решетки на окне. Пытаясь сохранить нейтральное выражение лица, она посмотрела на сына. Он сидел на краю койки; под глазами у него были черные круги, на шее — марлевая повязка.

— Здравствуй, мой родной, — сказала Кили, входя в комнату.

Она поцеловала его и осторожно опустилась рядом с ним. Дилан поднял голову и бросил на нее скорбный взгляд.

— А, это ты, — прохрипел он, его голос напоминал пересыпающийся гравий.

Кили решила не обижаться.

— Я так рада тебя видеть, — сказала она, — рада, что ты на ногах, а не в постели. — Ей хотелось обнять его, но она видела по его лицу и позе, что он не в настроении. Он снова ей не доверял! «Всему свое время, — напомнила она себе. — Не надо ему ничего навязывать». — Прости, что я опоздала. Они тебе передали, что я звонила?

— Нет, — угрюмо ответил Дилан.

— Бабушка заболела. Мне пришлось везти ее к врачу. Разве они тебе не сказали?

Дилан покачал головой.

— Я думал, ты забыла.

— Бог с тобой, как я могла забыть?!

— А как бабушка?

— Она поправится, — ответила Кили. — У нее просто… ей стало плохо от одного лекарства, которое она принимала. Неужели они тебе ничего не сказали?

— Нет, — пожал плечами Дилан. — Ты уверена, что она поправится?

— Да, конечно, — решительно подтвердила Кили. — Черт, я же их просила все тебе передать!

Дилан как будто не разделял ее возмущения.

— Ты привезла мои вещи? — равнодушно спросил он.

— То, что разрешили, — вздохнула Кили. — Гостинцы запрещены, радио тоже. Но я привезла тебе портативный плеер и диски.

— Спасибо, — сказал Дилан.

— Ты уже говорил с доктором? — спросила Кили.

— С доктором Стоувером? Да.

— Ну, и как все прошло?

— Нормально.

— Я хочу сама с ним поговорить, — сказала Кили. — Хотела прямо сегодня, но бабушка… Может, завтра.

— Когда я смогу вернуться домой?

Кили нахмурилась. Она уже успела рассказать Лукасу о визите социального работника, о ее враждебности, намеках и угрозах. Лукас заверил ее, что перевернет небо и землю, чтобы вернуть Дилана домой, но Кили вынесла из встречи с ним убеждение, что для этого потребуется чудо.

— Скоро, — ответила она уклончиво. — Я точно не знаю, когда именно. Узнаю точнее, когда переговорю с доктором.

Дилан уныло повесил голову.

— Родной мой, пойми, им необходимо какое-то время понаблюдать за тобой. Они хотят удостовериться, что ты не…

— Не повторю попытки? — напрямую брякнул Дилан.

Кили хотела отмахнуться от его слов, сделать вид, что она вовсе не то имела в виду, но вдруг сказала себе: «Кого ты дурачишь?»

— Все верно, — подтвердила она. — На этот раз нам просто повезло.

— Я больше не буду, — устало пообещал Дилан.

— Дело не только в тебе, Дилан. Они считают, что тут есть и моя вина… Я плохо заботилась о тебе.

— Это не твоя вина…

— Нет, это правда, Дилан. И мы оба это знаем. Я тебя не слушала. Я была так поглощена собственным горем, что не обращала на тебя внимания… и я могла тебя потерять. Это моя вина.

Дилан не стал с ней спорить. В комнате воцарилось мрачное молчание. На сердце у Кили лежал тяжелый камень. «Он винит меня, — подумала она. — Он больше никогда не будет мне доверять, что бы я ни делала. Он всегда будет помнить, что я его предала. Он будет знать, что на меня нельзя положиться…»

— Тебе удалось что-нибудь разузнать? — вдруг спросил Дилан, прервав поток ее горьких мыслей. — Про ворота?

Кили взглянула на сына, и волна благодарности затопила ее сердце — благодарности за неиссякаемую детскую веру.

— Я над этим работала целый день. Чем больше я об этом думаю, тем яснее понимаю, что эти ворота открыл кто-то посторонний. Марк не мог проявить такую небрежность. Не такой он был человек. Представляешь, сегодня я опять нашла их открытыми!

Дилан удивленно взглянул на нее.

— Кто же их открыл?

— Эвелин Коннелли. Она искала теннисный мячик и оставила воротца открытыми.

— Само собой. Старая кошелка! Может, и в тот раз это была она?

— Я думала об этом, — призналась Кили. — Она все отрицает.

— Ты никогда не узнаешь, — безнадежно вздохнул Дилан.

Кили схватила его за плечи.

— Не смей сдаваться! Я же не сдаюсь! И не сдамся. Никогда. Ни за что.

Дилан вяло кивнул, видимо, потеряв интерес к разговору.

— Как Эбби?

— С ней все в порядке, милый. Она скучает по своему братику.

— Да уж, конечно! — пробурчал он, но слабая улыбка осветила на миг его мрачное лицо.

— Сегодня за ней присматривает Николь Уорнер, потому что бабушка заболела.

— Николь Уорнер? — недоверчиво переспросил он.

— Ты ведь ее знаешь?

Дилан пожал плечами.

— Я знаю, кто она такая.

— По-моему, она очень славная девочка. Сама предложила присмотреть за Эбби. Она очень беспокоится о тебе.

— Она небось думает, что я псих в клетке.

— Это неправда!

— Нет, правда! Меня же пичкают лекарствами… для психов. Их тут называют «духоподъемники». Клево звучит? Влезаешь в подъемник, нажимаешь волшебную кнопку — и взлетаешь.

— Кто это прописал? Доктор Стоувер?

Дилан кивнул.

— Я все об этом разузнаю, — мрачно пообещала Кили.

Внезапно из коридора донесся душераздирающий вопль. Кили вздрогнула и повернула голову.

— Тут это обычное дело, — успокоил ее Дилан. Он провел здесь всего восемь часов, но уже чувствовал себя закаленным ветераном. — Дурдом как-никак!

— Мне сказали, что на этом этаже только дети, — возразила Кили.

— Ну да, дети. Придурки, — пояснил он. — В основном тут наркоманы да девчонки с анорексией. Ну, эти… которые голодом себя морят.

— Тебе здесь не место. Я вытащу тебя отсюда, милый. Клянусь тебе. — Она понятия не имела, как ей удастся это сделать, но все-таки поклялась. — Ты, главное, скорее поправляйся.

Раздался резкий стук в дверь.

— Всем посетителям покинуть помещение! — приказала надзирательница в зеленой униформе.

— И что ты собираешься делать сегодня вечером? — спросила Кили, подхватив сумку. — Будешь музыку слушать?

— Можно пойти в общую комнату, кино посмотреть. С другими психами.

— Не говори так, милый! — умоляюще попросила она.

— Да ладно, они не так уж плохи. Крикунов здесь не слишком много.

— Ну хорошо, родной. — Она ласково обняла его. — Я завтра вернусь.

— Как скажешь.

Как только Кили оказалась за порогом, бодрая улыбка сошла с ее лица. На сестринском посту она спросила, нет ли хоть какой-нибудь возможности повидать доктора Стоувера.

Дежурная медсестра подняла на нее равнодушный взгляд.

— Он уже ушел. На экстренный случай у нас есть дежурные врачи. Можете оставить ему сообщение на автоответчике. Доктор Стоувер или его секретарь с вами свяжется. Это неотложное дело?

Кили смотрела на медсестру, остро ощущая собственное бессилие перед этой бюрократической стеной. «Будь осторожней, — напомнила она себе. — Не делай резких движений. Неотложное ли это дело? Нет. Разве только для меня. Просто весь мой мир рушится у меня на глазах».