Патриция Макдональд

Патриция Макдональд работала редактором в журнале «мыльных опер», любила свою работу и ни на что бы ее не променяла. Но издатели приняли решение закрыть журнал. Тогда один из внештатных авторов предложил вместе написать роман про мир телесериалов. Эта идея показалась ей интересной, к тому же появилось чем заняться, пока она искала работу. Соавторы написали пятьдесят страниц и показали их нескольким литературным агентам. Работа никого не заинтересовала, но впоследствии именно благодаря этой попытке Макдональд познакомилась с агентом, с которым сотрудничает по сей день.

Она написала уже более десяти романов и завоевала любовь читателей многих стран. Ее детективы отличаются необычными сюжетами — с хорошо продуманной интригой. В основе ее романов лежат семейные драмы, хотя сама Патриция Макдональд спокойно и счастливо живет с мужем и дочерью в Нью-Джерси.

 

Глава первая

Девушка была очень худой. Она исподлобья посмотрела на Эмму:

— Оставьте меня в покое. Я устала и больше говорить не могу.

Эмма Холлис с тревогой рассматривала свою новую пациентку. Таша Клейман поступила в Кризисный молодежный центр Райтсмана только вчера. Под тоненьким свитером девушки проступали все ребра наперечет. Щеки у нее запали, глаза ввалились. Эмма вспомнила Айви Девлин и с трудом поборола нараставшую панику. Ты сделала для Айви все, что могла, напомнила себе Эмма. Твоей вины нет — просто было слишком поздно. Но поверить в это никак не удавалось. Эмма до сих пор просыпалась посреди ночи — в кошмарных снах она видела несчастную Айви, которая смотрела на нее с укором.

— Таша, — ласково сказала Эмма. — Ответь только на один вопрос. Что нужно, чтобы ты захотела жить?

— А я не говорю, что не хочу жить, — произнесла девушка безо всякого выражения, слабым, едва слышным голосом, — мне просто надо следить за тем, сколько я ем, потому что я слишком толстая.

Эмма чуть замешкалась — подбирала правильный ответ. В свои двадцать шесть она уже имела докторскую степень по психологии, но это была ее первая работа в должности практикующего психолога. С пациентами работать было куда сложнее, чем заниматься исследовательской работой в университетской библиотеке. Ей порой казалось, что она так и не обрела уверенности, утерянной после того, как полгода назад погибла Айви. Берк Хейзлер, психиатр, возглавлявший Кризисный центр, был согласен с методикой Эммы в отношении Айви. Даже после ее смерти он запрещал Эмме искать в своей позиции ошибки. И уверял, что она сделала все возможное.

— Таша, мы же с тобой обе прекрасно понимаем, что можно заморить себя голодом до смерти. А смерть — это способ убежать от того, что тебя беспокоит. Тебя ведь что-то очень беспокоит, что-то причиняет тебе боль.

По бледной щеке девушки скатилась слеза. Она даже не стала ее вытирать.

— Можно избежать этого иначе — просто поговорить, — настаивала Эмма. — И тогда мы вместе будем искать выход.

Таша затравленно посмотрела на Эмму.

— Я ненавижу себя. А от себя не убежишь, — сказала она. — Я толстая. У меня ничего не получается. У меня нет парня, потому что такую меня полюбить невозможно. Я плохо учусь. Я некрасивая. Моим родителям нечем гордиться.

Родители у Таши были симпатичные, образованные, состоятельные люди. Таша была их единственным ребенком.

— Ну ладно, — вздохнула Эмма. — Расскажи мне про родителей.

После приема Эмма направилась по выкрашенному яркой краской коридору в кабинет доктора Хейзлера. До прихода следующего пациента оставалось еще несколько минут. Эмма вошла в приемную. Джеральдин Клеменс, секретарша Берка, посмотрела на Эмму поверх очков.

— Он у себя? Можно к нему на минутку? — спросила Эмма.

— Сейчас узнаю, — сказала Джеральдин и сняла трубку.

— Здрасьте, доктор Холлис, — раздался голос за спиной Эммы.

Она обернулась и увидела Кирана Фостера — он по четвергам ходил к ней на групповую терапию. Без содрогания на Кирана смотреть было невозможно. Этот семнадцатилетний юноша одевался исключительно в черное, ирокез у него на голове был выкрашен в пронзительно лиловый цвет, а посреди лба красовался вытатуированный «третий глаз».

— Привет, Киран, — ответила она. — Вчера нам тебя очень не хватало.

— Я был занят, — пробормотал Киран.

Киран, которого бросила мать-алкоголичка, жил со своей сестрой и ее преуспевающим мужем и приходил в Центр на амбулаторное лечение. Его опекуны обеспечивали его по высшему разряду, у него была машина, ему покупали всю электронику, какую он только хотел, давали ему крупные суммы на карманные расходы, но в остальном сестра с мужем жили так, будто Кирана вообще не существовало. Киран давно начал баловаться наркотиками, его исключили из школы. Его единственным интересом была игра на гитаре — он сочинял мрачные песни о смерти и увядании.

— У тебя что-то случилось? — спросила Эмма.

— Нет, — ответил он, уставившись в пол.

— Ну что ж, надеюсь, в следующий четверг мы тебя увидим, — сказала Эмма.

— Доктор Хейзлер сказал, что примет вас, — сообщила Джеральдин Эмме. — Проходите.

Эмма открыла дверь и заглянула в кабинет.

— Привет! — сказала она.

Берк Хейзлер поднял глаза и улыбнулся Эмме. Для такого ответственного поста он был непозволительно молод — всего-то тридцать с небольшим. У него были коротко стриженные, зачесанные назад, светлые волосы, грубое, с резкими чертами лицо, которое больше подошло бы боксеру, внимательные серые глаза. Эмма познакомилась с Хейзлером, когда поступила в университет: он был аспирантом и читал вводный курс по психиатрии.

В то время она была от него без ума, а он обращал на нее ровно столько внимания, сколько на прочих студентов. В конце концов он начал ухаживать за Эмминой соседкой по комнате, красавицей Натали Уайт, а впоследствии и женился на ней. Год назад, когда Натали пригласила Эмму к ним в Кларенсвилль, Берк обрадовался, узнав, что Эмма продолжила заниматься психологией. И предложил ей работу в Центре Райтсмана при Университете Ламберта.

Берк показал на кресло у стола, Эмма села.

— Что, сегодня трудно сосредоточиться? — спросил он.

Эмма покраснела — неужели у нее на лице это написано? Она старалась вести себя как настоящий профессионал, но это было нелегко. Завтра у нее свадьба.

— Это мягко сказано, — призналась она.

— Что ж, все вполне естественно. Раз уж ты пришла, скажи, что тебе подарить? Я думал подобрать что-нибудь практичное, например кухонный комбайн.

— Только при условии, что ты придешь и научишь меня им пользоваться, — улыбнулась Эмма. Берк был отличным кулинаром. У его отца было казино в Атлантик-Сити, и Берк в летние каникулы работал там на кухне.

— Значит, договорились, — кивнул он. — Куплю комбайн и проведу мастер-класс. Ну, выкладывай, что у тебя.

— Знаешь, я немного беспокоюсь — меня ведь не будет все выходные. А у меня новая пациентка, Таша Клейман.

— Девушка с анорексией?

— Я не могу ей помочь… После того, что случилось.

Берк кивнул:

— Понимаю. Айви Девлин. Слушай, я попрошу Сариту, чтобы она понаблюдала за Ташей. — Сарита Руис относилась к подросткам ласково и заботливо. — А ты наслаждайся главным днем своей жизни. Совершенно не понимаю, почему вы решили сократить медовый месяц до двух дней. Если бы ты только захотела, я бы дал тебе неделю.

— Нет, нам пока что хватит и этого, — сказала Эмма. — Моя мама дарит нам поездку в Европу, но ее еще надо спланировать. К тому же у Дэвида на следующей неделе интервью с каким-то известным продюсером, поэтому мы довольствуемся Пайн-Барренсом. — Эмма имела в виду триста тысяч гектаров сосновых лесов посреди Нью-Джерси — национальный парк Пайнлендс. — Будем ходить пешком и кататься на каноэ. Мы с Дэвидом это обожаем.

— Вы будете жить в рыбацкой хижине его дяди и тети?

— Ну да.

— Его дядя брал нас туда — когда мы были маленькие, — сказал Берк. Берк и будущий муж Эммы, Дэвид Уэбстер, дружили с детства. — Мы жутко боялись Джерсийского дьявола.

Берк имел в виду ребенка-демона, который, согласно легенде, обитал в Пайнлендсе.

— Я в сказки про монстров уже не верю, — сказала Эмма. — Так хочется просто оказаться с Дэвидом вдвоем.

— Да, это самое приятное, — вздохнул Берк. И взгляд его упал на фотографию рыжеволосой красавицы.

Три месяца назад Берк вернулся из командировки и не нашел жены дома. Полиция обнаружила ее машину под мостом над Смокинг-ривер. Сумочка Натали и ключи от машины лежали на сиденье в салоне. Тело обнаружили только месяц спустя, но в записке, которую Натали оставила, она высказалась о своих намерениях абсолютно недвусмысленно.

Бывшая соседка Эммы была умницей, писала стихи, но ее мучили частые перепады настроения. Эмма с университетских времен помнила, как периоды бешеной активности Натали сменялись приступами депрессии. Когда Эмма приехала в Кларенсвилль, Натали была полна сил. Она только что выпустила сборник стихов, и он получил восторженные отзывы критики, Натали присудили престижную премию Соломона. Ее самоубийство стало сильным ударом и для Берка, и для Эммы.

— Тебе не будет больно присутствовать на свадьбе? — спросила Эмма.

Берк вздохнул.

— Конечно, я все время буду ее вспоминать, но я горжусь тем, что Дэвид выбрал меня шафером. По-моему, мы с Натали ваш брак и устроили.

— Ты совершенно прав. Вы же нас познакомили.

Берк тогда пригласил Эмму на ужин в честь премии Соломона. Настроение у всех было праздничное, Натали блистала остроумием и светилась от счастья. Эмма навсегда запомнила тот вечер — последний, который она провела со своей подругой. И еще запомнила потому, что встретила Дэвида Уэбстера, журналиста из Нью-Йорка. Между ней и Дэвидом, что называется, пролетела искра.

У Эммы запищал пейджер. Она взглянула на экран и сказала:

— Легок на помине.

— Жених? — спросил Берк.

Эмма кивнула и снова посмотрела на часы. Но от одной мысли о том, что внизу, в вестибюле, ее ждет Дэвид, у нее закружилась голова — совсем как полгода назад.

— Спасибо, Берк, — сказала она и встала.

— Ты, главное, не нервничай, — напутствовал он ее. — До завтра.

Дэвид стоял в вестибюле, у конторки, и беседовал с секретаршей. У Эммы при виде него перехватило дыхание. Она была твердо убеждена, что он — самый привлекательный мужчина на свете.

— Дэвид! — окликнула его она.

Он обернулся:

— Привет, родная!

Ему, как и Берку, было тридцать три года, но, несмотря на седину, которая пробивалась в его каштановой шевелюре, и усталые морщинки вокруг карих глаз, выглядел он гораздо моложе. У него был волевой подбородок, ослепительно белые зубы и мальчишеская улыбка. Одет он был, как всегда, в джинсы и кожаную куртку — типичный городской ковбой. Он был индивидуалистом, не признавал никаких авторитетов и объяснил Эмме, что журналистом-фрилансером стал потому, что никогда бы не выдержал рутины офисной работы.

Дэвид много путешествовал, писал для разных журналов. Чаще всего он работал со «Сликером» — глянцевым мужским журналом с молодежным уклоном. Дэвид никогда не рассказывал про своих прежних подружек, но Эмма знала, что образ жизни он вел далеко не монашеский. Сейчас молоденькая секретарша просто пожирала его глазами.

Эмма кинулась к нему, поцеловала его мягкие, требовательные губы. Всякий раз, когда они касались друг друга, Эмма словно чувствовала разряд тока. И она в который раз поразилась тому, как ей повезло.

— Привет, — шепнула она. — Что привело тебя сюда?

— Хочу попробовать уговорить тебя переменить решение. Я насчет ночевки со Стефани. Это так старомодно.

Со Стефани Пайпер, школьной учительницей, Эмма снимала небольшую квартиру в Кларенсвилле. Завтра Стефани должна была исполнить роль подружки невесты. Еще месяц назад Эмма с Дэвидом сняли дом, где и поселились. Но сегодня Эмма решила переночевать на старом месте, устроить девичник перед свадьбой.

— А я такая и есть, старомодная, — сказала она. — Хочу увидеть тебя, только когда пойду по проходу в церкви. Устрой себе мальчишник.

— С кем? — хмыкнул он.

Эмма понимала, что не с кем. Из Кларенсвилля он уехал сразу после школы. Когда она встретила его у Берка и Натали Хейзлер, Дэвид вернулся в Кларенсвилль только для того, чтобы повидать мать, Хелен, у которой было больное сердце. В тот вечер, покидая дом Хейзлеров, Эмма думала, что никогда больше не увидит загадочного красавца-журналиста. Но как только она пришла домой, Дэвид позвонил ей, сказал, что он на вокзале, и позвал поехать с ним в Нью-Йорк, тем же вечером. После минутного колебания она, позабыв про осторожность и правила приличия, согласилась и бросилась на вокзал. Начался сумасшедший роман. Поскольку Эмма жила в одной квартире со Стефани, большую часть времени они с Дэвидом проводили в его скудно обставленной нью-йоркской квартирке, прервав всякие связи с внешним миром, питались исключительно китайской едой из картонных коробочек, вели долгие разговоры и безудержно смеялись. Все шесть месяцев она чувствовала, что любовь диктует свои правила. Но сегодня вечером ей хотелось отдать дань традиции.

— Сходи куда-нибудь с Берком, — посоветовала Эмма.

Дэвид поморщился:

— По-моему, у него неподходящее настроение для мальчишника.

— Ты прав, — вздохнула Эмма. — Так, может, в Нью-Йорк съездишь? Но чтобы завтра в десять утра был здесь как штык.

— Нет уж, отсюда я не тронусь, — усмехнулся он.

— Доктор Холлис! — позвала Эмму секретарша.

Эмма с трудом отвела взгляд от Дэвида, напустила на себя деловой вид.

— Да?

— Это вам. — Секретарша протянула Эмме белый конверт, на котором крупными буквами было написано: «Эмме Холлис».

— У тебя полно дел, — сказал Дэвид. — Не буду мешать.

— Нет, подожди. — Эмма схватила его за руку.

Дэвид помрачнел:

— Это что, очередное послание?

Эмма взяла конверт:

— Не знаю. Выглядит как предыдущие.

Дрожащими пальцами она вскрыла конверт, вытащила листок бумаги. «Ты не понимаешь, как сильно я тебя люблю, иначе не стала бы так меня огорчать и расстраивать».

— Дай-ка взглянуть, — сказал Дэвид и забрал у нее письмо.

Эмма обернулась к секретарше. Сердце ее бешено колотилось, но голос звучал спокойно.

— Откуда это? — спросила она.

— Я нашла его на столе, когда заступила на дежурство, — сказала секретарша. — Что-то не так?

— Нет-нет, все в порядке, — ответила Эмма.

— Вовсе не в порядке, — мрачно сказал Дэвид.

— Ты прав, — тихо согласилась Эмма. — Это уже четвертое.

Все письма были распечатаны на принтере, на обычной бумаге. Когда приходило очередное послание, у Эммы замирало сердце, и следующие несколько дней она приглядывалась к окружающим, пыталась понять, кто ее так пристально изучал, для кого она стала объектом желания. Каждый раз она потихоньку успокаивалась, решала, что все закончилось, и каждый раз приходило следующее письмо. Эмма забрала листок у Дэвида, сунула его в карман.

— Полиция здесь не поможет. Это же не угрозы.

— И что мы будем делать? Ждать, пока этот тип что-нибудь выкинет?

— Возможно, это один из моих пациентов.

— Так это оставлять нельзя, — настаивал Дэвид. — Он тебя преследует.

— Я надеюсь, что все уладится само собой. Меня саму это беспокоит, но, наверное, это издержки профессии. У нас здесь полно ребятишек с проблемами.

— Сомневаюсь, что это кто-то из ребятишек. А если это настоящий псих?

— Психи обычно сами проявляются, — криво усмехнулась Эмма. — Все, давай сейчас не будем об этом думать.

Дэвид вздохнул.

— А вдруг у какого-то недоноска вся квартира обклеена твоими фотографиями? — буркнул он.

— Ревнуешь? — Она легонько пожала ему руку.

Он снова вздохнул, но на этот раз слегка улыбнулся.

— Я единственный недоносок, которому это позволено.

— Никакой ты не недоносок.

Он зарычал и притянул ее к себе. Она засмеялась.

— Слушай, мне на самом деле пора работать.

— Насчет сегодня не передумаешь? Неужели бросишь меня одного?

— Мне так будет спокойнее — если ты действительно будешь один, — поддразнила его она.

Берк представил Дэвида как своего приятеля-плейбоя, и, когда Эмма все-таки завела с ним роман, она думала, что это будет мимолетное увлечение. Теперь все изменилось, и ей было неприятно думать о его прошлом.

— До завтра, радость моя. Завтра мы с тобой будем только вдвоем.

— Знаю, — радостно улыбнулась она.

— Женушка моя…

У Эммы защемило сердце.

— Муженек… — прошептала она.

 

Глава вторая

Гостиница «Дженерал Кроссен» занимала здание, построенное в колониальном стиле: обшитый досками фасад горчичного цвета, ослепительно-белая отделка, кирпичные трубы. Мать Эммы сняла все восемь номеров, хотя Эмма и твердила ей, что гостей на свадьбе почти не будет.

Эмма подъехала к гостинице и увидела, что машина Стефани уже стоит у входа, рядом с фургоном цветочника и грузовичком от ресторана. Предыдущий вечер Эмма со Стефани провели вдвоем, танцевали под любимую музыку, а утром Стефани отправилась к парикмахеру.

Эмма поставила машину, вытащила с заднего сиденья чехол, в котором было ее безумно дорогое свадебное платье. Сама Эмма обошлась бы чем-нибудь поскромнее, но мать уговорила ее съездить в Нью-Йорк. Там они вдвоем устроили поход по дизайнерским магазинам. Но, честно признаться, теперь Эмме и самой не терпелось поскорее облачиться в свадебный наряд.

Она вошла в гостиницу. В углу обшитого деревянными панелями зала стриженный под ежик молодой человек в очках расставлял стулья и пюпитры для джазового трио. Стефани, еще в джинсах, но уже с парадной прической, следила за расстановкой цветов.

— Наконец ты пришла! — вздохнула она с облегчением. — Буфетчик ждет указаний. Я разбираюсь с цветочником. Я думала, эти люди сами знают, что делать. Разве их не для этого нанимают?

— Не волнуйся. Моя мама быстро наведет порядок. Я только что разговаривала с ней по мобильному. У тебя отличная прическа!

— А по-моему, я похожа на школьницу на выпускном балу.

— Очень элегантно, — деликатно сказала Эмма. У нее самой золотистые волосы мягкими волнами спускались по плечам. — Дэвид любит, когда у меня волосы распущены. Что скажешь?

— Ты выглядишь потрясающе. Ты вся светишься. Впрочем…

— Беременные женщины всегда светятся, — закончила за нее Эмма.

Стефани кивнула и взглянула на талию Эммы:

— Будем надеяться, что в свадебном платье тебе тесно не будет.

— Да ладно тебе, — махнула рукой Эмма. — Срок совсем небольшой.

Через четыре месяца после начала их головокружительного романа Эмма обнаружила, что беременна. Она тогда с грустью подумала, что на этом роман и закончится. Всю свою взрослую жизнь Дэвид жил то здесь, то там, практически на чемоданах. И она боялась, что, узнав про ребенка, он поспешит ретироваться. Однако, к ее изумлению, он тут же сделал ей предложение. Он хотел ее, хотел, чтобы у них были дети.

— Ты какая-то подозрительно спокойная, — сказала Стефани. — Неужели ты нисколечко не волнуешься?

Эмма задумалась над ответом, но тут услышала знакомый голос:

— Ну, мне-то оставили фронт работ?

Она обернулась и увидела стройную женщину с платиновыми волосами, в нарядном костюме из букле.

— Мамочка! — И она кинулась к ней в объятия. — Ты роскошно выглядишь.

— Спасибо. Я боялась, что за время путешествия все помнется.

Эмма хотела, чтобы мать и отчим приехали с вечера, но у Рори в Чикаго была важная встреча, которую он никак не мог отменить. Эмма этому не верила. Она считала, что он ее избегает, и причины у него для этого имелись.

— Рори несет вещи?

— Нет, он завез меня, а сам поехал по делам.

Эмма постаралась сохранить невозмутимый вид. Она обожала отца, идеализировала их с мамой брак и свое детство на озере Мичиган, которое казалось безоблачно счастливым. Когда Эмма училась на первом курсе, отец умер, и она тяжело переживала утрату, но еще больше переживала за мать. Через десять месяцев Кей познакомилась с Рори — он был разведен, занимался банковским делом. И практически тут же вышла за него замуж.

Кей с Рори продали пригородный дом и переехали в роскошный пентхаус в центре Чикаго. Эмма кинулась в старый дом, забрала полный грузовик милых сердцу мелочей, которые ее мать собиралась выбросить. Пока что приданое Эммы хранилось на складе в Кларенсвилле, но она собиралась все расставить в их с Дэвидом новом доме.

Кей легко вошла в новую городскую жизнь, передала управление всеми финансовыми делами Рори, который занимался и трастовым капиталом Эммы, и деньгами, которые Кей унаследовала от отца, владельца судоходной компании. Рори Маклин был моложе матери Эммы на пятнадцать лет, и Кей была в восторге от того, что судьба дала ей второй шанс быть счастливой. Эмма всячески старалась радоваться за мать, но однажды, пару месяцев назад, они с Дэвидом пошли ужинать, и она увидела своего отчима за столиком нью-йоркского ресторана «Кьяра». Он обнимал какую-то женщину и, смеясь, шептал ей что-то на ухо.

Эмма застыла от ужаса. И пока она набиралась смелости подойти к Рори и его спутнице, те уже ушли. Эмма никак не могла решить, как ей поступить, и рассказала все Дэвиду, но он посоветовал ничего не рассказывать матери, прежде чем Эмма сама не разберется, что к чему. Эмма все-таки позвонила матери, и Кей бодро сообщила ей, что Рори поехал в Нью-Йорк по делам. Тогда Эмма сказала, что видела Рори в «Кьяре», но не успела подойти — он быстро ушел.

— Ой, когда я ему расскажу, он ужасно расстроится, что не встретился с тобой! — воскликнула Кей.

Да уж, расстроится, так расстроится, подумала Эмма.

— Похоже, все идет нормально, — сказала Кей, оглядев зал. — Насколько я понимаю, это стол для подарков. — Она показала на украшенный цветами стол, где уже лежало несколько коробок в подарочных обертках. — А куда подевался обычай посылать подарки на дом?

— Мам, эти правила давным-давно позабыты, — отмахнулась Эмма.

— Да знаю, знаю, — ответила Кей. — Не обращай на меня внимания. Все пройдет отлично. Ну, девушки, марш одеваться. Я поговорю с буфетчиком и присоединюсь к вам.

Эмма придирчиво разглядывала свое отражение в огромном зеркале.

— Ну, что скажешь?

— Ой-ой-ой! — восторженно воскликнула Стефани. — Фантастическое платье!

Платье было атласное, с открытыми плечами и выглядело действительно роскошно. Цвет был не ослепительно белый, а сливочный. Сидело платье идеально.

— По-моему, мило, — сказала Эмма скромно.

Раздался стук в дверь, показалась голова Кей.

— Доченька! — выдохнула она. — Ты великолепна.

— Спасибо, мама. Как дела внизу?

— Цветы расставлены, в камине горит огонь. А из кухни доносятся умопомрачительные запахи.

— Здорово! — улыбнулась Эмма.

— Стефани, ты тоже чудесно выглядишь. И вообще вы похожи на двух сестричек.

— А я сегодня и чувствую себя, как ее сестра, — сказала Стефани. На ней было платье нежно-оливкового цвета.

Эмма, с нежностью глядя на Стефани, не могла не вспомнить тех своих подруг, которых сегодня с ней не было. Больше всего она, естественно, думала о Натали. И о Джессике, подруге детства, которая жила в Нью-Йорке со своим мужем Крисом.

Рори, в дорогом костюме и очках в черепаховой оправе, постучал в открытую дверь и, заглянув в комнату, воскликнул:

— Эмма, ты само совершенство!

— Спасибо, — ответила Эмма и снова повернулась к зеркалу.

— Дела закончил? — Кей подошла и поцеловала мужа в щеку. — И вообще, какие могут быть дела в такой день?

— Вот об этом я и хотел поговорить с нашей девочкой. Милая девушка, вы позволите нам поболтать пару минут? — обратился он к Стефани.

Стефани смущенно вскочила:

— Я… Да, конечно.

И, приподняв подол платья, засеменила к двери.

Эмма насторожилась. Не станет же Рори раскрывать свою тайну теперь, перед самой свадьбой.

— В чем дело? — спросила она.

Рори откашлялся и полез в карман пиджака.

— Я только что был в твоем новом доме, беседовал с твоим будущим мужем.

— С Дэвидом? — изумилась Эмма.

— Именно поэтому мы и не смогли приехать вчера вечером. Я встречался с нашим поверенным, уточнял кое-какие подробности. — Он достал несколько листков бумаги. — Это брачный контракт, и я очень советую тебе — как посоветовал и ему — подписать его до бракосочетания.

На мгновение Эмма лишилась дара речи.

— Должен признать, он был крайне любезен. И сказал, что если…

— Ты это серьезно?

— Совершенно серьезно, — заверил ее Рори. — Нет ничего серьезнее больших денег.

Кей Маклин в смятении сказала:

— Рори, право же…

— Кей, речь идет о крупной сумме. Будучи попечителем твоего состояния, я просто обязан дать совет. Конечно, нужно было обсудить все заранее, но о свадьбе мы узнали только…

— Это оскорбительно! — возмутилась Эмма.

— Рори, убери бумаги, — попросила Кей. — Моя дочь взрослая женщина, и, если она не хочет…

— Кей, это большие деньги, — сказал Рори.

— Но это мои деньги! — крикнула Эмма.

Рори убрал бумаги в карман:

— Не надо так переживать. Я прошу вас реально смотреть на вещи. Сами знаете, какой в стране процент разводов.

— Рори, иди отсюда! — И Кей подтолкнула супруга к двери.

— Эмма, я хотел как лучше…

Кей выставила Рори в коридор и закрыла дверь.

— Эмма, извини, пожалуйста! Я даже не подозревала о его планах. Надо же, выбрал время!

— Дело не только во времени! — продолжала кипеть Эмма.

— Не сердись. Он заботится о твоем благополучии.

— О моем благополучии? — фыркнула Эмма. — Дэвид, наверное, с ума сходит. Нужно позвонить ему и все объяснить.

Она нашарила в сумке телефон, позвонила домой. Безрезультатно. Тогда она позвонила Дэвиду на сотовый. Он не ответил.

— Расслабься, Эмма, — сказала Кей. — Не будем омрачать такой чудесный день.

— Дэвид наверняка разозлился.

— Это была не твоя идея. Если он тебя любит, то все поймет.

— Если? — воскликнула Эмма.

Кей взяла дочь за руку:

— Конечно же, он тебя любит.

— А вдруг он так рассердился, что не придет?

— Придет. Ты, главное, верь.

Эмма вздохнула. Нет, тайны Рори она раскрыть не могла.

— Мам, понимаешь, мы с Дэвидом говорили про деньги. Он на них нисколько не помешан. Говорит, это мои деньги, и я могу распоряжаться ими, как сочту нужным. Позволь задать тебе один вопрос. Не сочти за бестактность, но у вас есть брачный контракт?

Кей покачала головой.

— Я такая же, как ты. В душе я романтик. И считаю, что, когда выходишь замуж, незачем себя подстраховывать. Главное — верить и надеяться. Без этого никакого семейного счастья не построишь.

Эмма кивнула, но сердце у нее сжалось: перед глазами стоял Рори, целовавший другую женщину.

— Я же вижу, как ты счастлива, — продолжала Кей. — Как ты его любишь. — Она обняла дочь, прижалась щекой к щеке. — Пусть так все и будет.

Эмма спускалась по лестнице, дрожа от волнения. Стефани подала ей букет невесты, и Эмма заглянула в зал. Гости сидели на стульях перед убранным цветами камином.

Перед камином стоял в полном облачении судья Гарольд Уильямсон. Дэвид настоял на гражданской церемонии. Он объяснил Эмме, что не признает религиозные ритуалы. Эмма, конечно же, предпочла бы венчание в церкви, но она уважала его убеждения. Рядом с судьей Уильямсоном стоял Берк Хейзлер в безукоризненном светло-сером костюме под цвет глаз. Но место жениха пустовало.

— Где он? — шепнула Эмма. Букет из белых роз и ландышей дрожал у нее в руке.

— Не волнуйся, — успокоила ее Кей. — Сейчас он появится.

Дэвид передумал, решила Эмма. И закрыла глаза — ей хотелось исчезнуть, укрыться где-нибудь, чтобы ее никто не нашел. Надо было это предвидеть. Он свободный человек, не привык себя ничем связывать. С чего это она взяла, что он в одну ночь переменится? Наверное, он считает, что это она подослала Рори. Но все равно, это слишком жестоко.

— Вот он! — сказала Кей.

Эмма открыла глаза, трепеща от волнения.

Он был в чудесном синем костюме и шелковом галстуке, темные вьющиеся волосы были аккуратно причесаны. Встав между судьей и шафером, он взглянул в дальний конец зала. И, встретившись взглядом с Эммой, сделал вид, что присвистнул от восхищения. Некоторые из гостей рассмеялись.

Эмма покраснела, но все ее тревоги тут же улетучились.

Кей взяла ее за руку:

— Ну что, радость моя, ты готова?

— Да, — прошептала Эмма.

Торжественные клятвы были произнесены, молодые обменялись кольцами, поцеловались и подошли к гостям. Появился официант с подносом шампанского, но Эмма попросила сидра. Они с Дэвидом чокнулись и осушили бокалы. Раздался звон столового серебра — гости добрались до столиков с закусками, где их поджидали фуа-гра, омары и устрицы. Взяв закуски, гости усаживались за столики, накрытые белыми льняными скатертями и украшенные букетами белых орхидей и гардений в прозрачных вазах. Первой к Эмме подошла Аурелия Мартин, лучшая подруга Кей и мать Джессики, лучшей подруги Эммы. Аурелия нежно поцеловала Эмму.

— Тетя Аурелия, — сказала Эмма, — как я рада вас видеть! А где дядя Фрэнк?

Муж Аурелии был значительно старше ее и часто болел.

— Дорогая, он неважно себя чувствует.

— Передайте ему огромный привет. А как Джесси? Она жалуется, что ей надоело лежать в постели.

— Ужасно надоело. Она так расстроилась, что не попала к тебе на свадьбу. Я непременно расскажу ей, какая вы с Дэвидом красивая пара.

— Спасибо.

Эмма взглянула на Дэвида, который подошел к своей матери.

Хелен Уэбстер, болезненно-худая женщина в простом розовом платье, была смертельно больна. Единственной ее надеждой была операция по пересадке сердца, но у нее была редкая группа крови, и потому шансов было немного. Несмотря на свою тяжелую болезнь, держалась она прекрасно и с живым интересом наблюдала за происходящим.

— По-моему, очень милый молодой человек, — сказала Аурелия.

— Он такой и есть, — согласилась Эмма.

— Джесси с ним знакома?

— Пока что нет. — Сколько она ни уговаривала Дэвида встретиться в Нью-Йорке с Джесси и Крисом, он отказывался. Говорил, что не хочет жертвовать обществом Эммы ради других людей. Эмма подозревала, что он боится мнения ее друзей. Но теперь это все не имеет значения. — Они скоро познакомятся.

— Искренне желаю вам счастья, — сказала Аурелия и, легонько коснувшись руки Эммы, вернулась на свое место.

— Можно мне поцеловать невесту?

Эмма обернулась и увидела Берка Хейзлера. Она обвила руками его шею и прижалась к нему.

— Берк, я такая счастливая!

— Ты и выглядишь счастливой. И потрясающе красивой.

Эмма сделала книксен.

— Я только немного беспокоился за жениха, — сказал Берк.

— Я тоже, — призналась Эмма. — Когда я не увидела его в зале, подумала, а вдруг он передумал?

— Такая мысль мне в голову не приходила. Он же не псих, — улыбнулся Берк.

— Спасибо, — смутилась Эмма. — И спасибо за поддержку.

— Жаль, что Натали с нами нет. Она бы порадовалась.

— Мне тоже так кажется, — согласилась Эмма. И пожала ему руку. — По-моему, по-настоящему счастлива она была только с тобой.

— Не буду лукавить, Эмма, порой бывало очень трудно. Но бывало и просто замечательно. Именно это я и предпочитаю вспоминать. — Он снова улыбнулся, но уже с грустью.

— Спасибо, что сегодня ты вместе с нами. Я понимаю, как тебе тяжело. А теперь извини, мне нужно пойти поздороваться со свекровью.

— Давай, — кивнул он.

Эмма направилась к столу, за которым сидели Хелен и невысокая полная женщина с короткими седыми волосами. Берди, двоюродная сестра Хелен, была вдовой. Несколько лет назад она переехала в Кларенсвилль, в дом, где провел детство Дэвид, чтобы ухаживать за сестрой.

— Привет, любовь моя! — сказал Дэвид.

Эмма поцеловала его и, склонившись над Хелен, дотронулась до ее руки.

— Хелен, как вы себя чувствуете?

— Прекрасно, — ответила Хелен слабым голосом. — Жаль только, что Фил не смог приехать. — Старший брат Дэвида, юрист, жил в Сиэтле.

— Мне тоже жаль, — откликнулся Дэвид.

Муж Хелен торговал мебелью и был страстным игроком. Когда он оставил семью, Хелен пришлось несладко: чтобы вырастить сыновей, она работала официанткой. Об отце, Алане Уэбстере, Дэвид всегда вспоминал с неприязнью. Отец, по словам Дэвида, бросил семью в том числе и потому, что боялся быть отцом. Сам Дэвид хотел жить так, чтобы жене и детям было не в чем его упрекнуть.

— Сестренка, можно к вам присоединиться? — спросил коренастый седой человек с тарелкой, полной омаров. За ним шла миниатюрная кудрявая женщина с усталым выражением лица.

— Джон, Тилли! — воскликнула Хелен. — Конечно, садитесь.

— Непременно сядем. Привет, кузина, — сказал Джон и потрепал Берди по щеке.

— Привет, родной, — бодро ответила Берди и, поставив на поднос официантки пустой бокал, тут же взяла новый.

— Эмма, познакомься с моими дядей и тетей — Джоном и Тилли Замски. Это в их домик мы едем.

— Здравствуйте! — Эмма пожала обоим руки. Она слышала много рассказов про добродушного водопроводчика, который пытался заменить племяннику отца. — Огромное вам спасибо за то, что вы нас пригласили.

Джон Замски только махнул рукой:

— Не стоит благодарности. Сам я туда уже не езжу — далековато.

— Он вообще теперь предпочитает валяться на диване, — сообщила Тилли.

— Сколько мы там не были? — спросил Джон у жены.

— Да уже пару лет.

— Дети туда тоже не ездят, — сказал Джон. — Надо продавать домик.

— Так здорово, что вы разрешили нам поехать туда, — сказала Эмма. — В ноябре там, должно быть, замечательно.

— Идеальное время для поездки, — согласился Джон. — Уверен, вам, ребята, там понравится.

Эмма с Дэвидом улыбнулись.

— Обязательно понравится, — ответил Дэвид.

— Хелен, как ты себя чувствуешь? — спросила Тилли. — Наверное, волнуешься.

— Я наслаждаюсь, — ответила Хелен.

— Ты все-таки себя береги, — сказала Тилли.

Хелен улыбнулась бескровными губами.

— Не беспокойся. Я в полном порядке. Вот уж не думала, что доживу до этого дня. Мой младшенький твердил, что никогда не женится. Помнишь, Дэвид?

— Не помню, — без тени улыбки ответил Дэвид.

Хелен покачала головой:

— Мое сердце переполнено радостью. Если оно вдруг перестанет биться, ну что ж… По крайней мере умру счастливой.

 

Глава третья

— Знаешь, я, пожалуй, запрещу тебе водить машину, — сказал Дэвид.

Эмма открыла глаза и зевнула.

— Где мы? — спросила она.

— Почти приехали. В последнее время, стоит тебе сесть за руль, ты тут же засыпаешь. По-моему, это небезопасно.

Эмма улыбнулась и расправила плечи.

— Наверное, ты прав. Это все беременность. Постоянно клонит в сон. Хотя обычно за рулем я бодрствую.

— Обычно бодрствуешь? — с недоверием спросил он.

Эмма рассмеялась:

— Сегодня же день особенный. Я несколько часов назад вышла замуж. Должна признать, это довольно волнующее событие.

Она вспомнила все, что произошло за день. После церемонии, закусок, тостов и свадебного пирога Эмма быстренько поднялась наверх, переоделась в джинсы и куртку, спрятала волосы под бейсболку, и они с Дэвидом, осыпаемые рисом и добрыми пожеланиями, сели в машину.

— По-моему, в целом все удалось, — сказала она.

— Согласен. Ты выглядела сногсшибательно. Я думал, все остальные мужчины при виде тебя лишатся чувств.

— Другие? А ты сам?

— Детка, со мной давно все ясно, — улыбнулся он.

Эмма тоже улыбнулась, но тут же со вздохом сказала:

— Слушай, мне так неловко за всю эту историю с брачным контрактом.

— Не переживай. Рори для тебя старался.

— Рори… — произнесла Эмма с гримасой отвращения.

— Он по-своему о тебе заботится. Во всяком случае, я ему сказал, что все подпишу.

— А я сказала, что не подпишу. Нам это ни к чему, — сказала Эмма.

— Что ж, ты сама так решила.

— Мама сказала, что в брак надо вступать с верой и надеждой. И мне эта мысль понравилась. Несмотря на то, что ее мужу я не доверяю.

— Надеюсь, сегодня ты ей об этом не рассказывала.

— Конечно, нет. Сегодня она была такая счастливая.

Эмма взглянула на свою левую руку, где поблескивало обручальное кольцо.

— Нравится? — ласково спросил Дэвид.

Теперь они — муж и жена на пороге новой жизни. Душа у Эммы пела от счастья.

— Нравится.

— Вот и прекрасно, — улыбнулся Дэвид.

Она посмотрела в окно. Лес пронизывали золотистые солнечные лучи, и сам ноябрьский день переливался золотом.

— Какая красота! — воскликнула она.

Дэвид кивнул.

— И так тихо. Даже не верится, что до Кларенсвилля всего час езды.

— А я раньше и не подозревала, что ты любитель дикой природы.

— Ты еще не раз удивишься тому, какой я разносторонний.

Она тут же с нежностью вспомнила, как он удивлял ее с самого начала знакомства. После первой бурной ночи в Нью-Йорке она думала, что он поспешит вернуться в свой закрытый для посторонних мир. Но утром он разбудил ее, принеся завтрак — свежие булочки и кофе, а потом потащил на уличную ярмарку в Маленькой Италии, где купил ей кольцо с камеей. А когда Эмма сказала, что ей пора на вокзал, он изумленно посмотрел на нее и попросил: «Не уезжай!»

Она до сих пор не забыла, как встретилась с ним взглядом, как по телу пробежала дрожь. Их роман был стремительным. Но не слишком ли быстро развивались события? Безоблачную радость на миг омрачила тень сомнения, но Эмма тут же прогнала ее. Ты стоишь на пороге новой жизни, сказала она себе. Так наслаждайся же! И она, успокоившись, снова стала любоваться пейзажем.

Лес, казавшийся загадочным и таинственным, манил к себе. Она всегда любила походы. Они с отцом ездили по заповедникам, днем плавали по рекам и исследовали окрестности, а вечером разводили костер и любовались звездами. А теперь рядом с ней был Дэвид.

— Ой, смотри, как сверкает вода в реке! — воскликнула она. — Мы здесь будем плавать на лодке?

— Наверное. Домик совсем рядом.

— Как ты помнишь дорогу — ты же здесь столько лет не был?

— Не знаю, — как будто смутился Дэвид. — Наверное, я прирожденный скаут.

— Сколько лет назад это было?

— Не помню, — покачал головой Дэвид. — Давно.

Несколько минут они ехали молча. Метров шестьсот джип подпрыгивал на ухабах, и наконец показалась полянка, где стоял домик. Он был сложен из кедровых бревен, к входной двери вело крыльцо с деревянными перилами. Метрах в ста от него стояли сарай и навес для дров. На козлах лежало каноэ. А за деревьями серебрилась река.

Эмма открыла дверцу и выскочила из машины.

— Дэвид, как здесь здорово! Просто чудо!

— Знаешь, ты хоть и богатенькая девочка, но, оказывается, довольствуешься малым.

— Обещай мне, что спать мы будем у камина.

— Это наша первая брачная ночь. Будем делать все, что пожелаешь, — сказал он. — Здесь только мы с тобой.

Эмма вдохнула свежий воздух.

— Это сказка! Как же приятно оказаться вдали ото всех. Мне здесь безумно нравится.

— Ну что ж, — сказал он, открывая багажник, — сейчас я покажу тебе дом.

Эмма подошла и хотела взять свой рюкзак, но Дэвид ей не позволил.

— Я сам все отнесу. А ты наслаждайся природой.

Эмма с радостным смехом побежала к крыльцу.

— А где ключи? — обернулась она к Дэвиду.

— Дядя Джон всегда держит их под ковриком.

Эмма приподняла старенький коврик.

— Так и есть! — Она вставила ключ в замок и открыла дверь.

— Эй, погоди-ка! — Дэвид поставил сумки, подхватил Эмму на руки и внес в дом. — Позвольте уж, миссис Уэбстер, перенести вас через первый порог, встретившийся на нашем пути.

— Как мило, — просияла она. — А я и забыла про эту традицию.

Эмма открыла дверь. Здесь пахло запустением, как и во всяком доме, где никто подолгу не живет. Мебели в холле было немного — ковер, диван и стул у камина. Рядом с камином стояли весла. Холл делил общее пространство с кухней — там были плита, холодильник и несколько полок. Рядом с раковиной и кухонной стойкой притулились стол и пара стульев.

— Ну что, здесь мало что изменилось за эти годы? — спросила Эмма.

— Пожалуй, почти ничего, — ответил он. — Схожу за сумками.

Эмма проверила содержимое кухонных полок, нашла несколько баночек со специями и какие-то старые консервы.

— Хорошо, что мы привезли продукты, — сказала она Дэвиду, который как раз, с сумками в руках, переступил порог.

— Я отнесу вещи в спальню.

— Я с тобой!

И пошла за Дэвидом в комнату с огромной кроватью.

— Ну что, матрац сейчас перетащим?

— Нет, давай после ужина, — улыбнулась она. — А вот на камине я настаиваю.

— Как пожелаете, мадам, — ответил Дэвид. — У дяди Джона в сарае есть топор. Пойду нарублю побольше дров. Того, что есть, до утра не хватит. Лучше заняться этим, пока не стемнело. — И он продемонстрировал ей свои бицепсы.

Эмма схватила его за руку, поцеловала.

— Ты прав. Иди, мой могучий лесоруб!

Он поцеловал ее и пошел во двор.

— Мы все успеем, — прошептала она, когда за ним закрылась дверь.

Хлопнула дверца машины. Эмма принялась разбирать продукты, устраивая их на полках в пустом холодильнике. В морозилке оказались покрытые инеем банка кофе и коробка с лазаньей. Сколько же времени это здесь пролежало? Она отряхнула коробку и с удивлением увидела, что продана лазанья была в августе этого года. В августе? Наверное, кто-то из детей Замски приезжал. Она хотела выкинуть лазанью, но не решилась. Набрав воды в поддон для льда, она поставила его в морозилку.

Холодильник она забила не полностью, но еды на выходные им должно было хватить. Для себя Дэвид привез пиво, а для Эммы они прихватили со свадьбы две бутылки сидра. С улицы раздавался стук топора — Дэвид рубил дрова. Она выглянула в окно: он поставил полено на пень, размахнулся, и полено с треском разлетелось надвое.

Пойду застелю кровать, решила она. Даже если они перетащат матрац к камину, лучше натянуть простыню заранее. Расправляя простыню, она вдруг обратила внимание, что стук топора стих.

Быстро он управился, подумала Эмма.

Покончив с простыней, она присела на краешек кровати и выглянула в окно. За соснами поблескивала гладь реки, мир погрузился в тишину, и только ветерок шелестел в листве.

Как здесь хорошо, подумала она. И тут скрипнула входная дверь.

— Дэвид! — крикнула Эмма.

Ответа не последовало.

Наверное, ветер, подумала она. Или Джерсийский дьявол. Она встала и откинула уголок покрывала на кровати.

Через открытую дверь она заметила тень, мелькнувшую в комнате.

— Дэвид! — снова позвала она.

Тишина. Эмма затаила дыхание. Не бойся, велела себе Эмма, ты просто не привыкла к тишине. Она расправила одеяло, надела на подушки наволочки.

С Дэвидом так всегда, подумала она. Наверное, пошел за чем-нибудь в лес. Не мог до завтра подождать. Эмма встала и погладила себя по животу. «Ну что, Алоизиус, пойдем поищем папочку?» Алоизиусом она называла своего будущего ребенка.

Выключив свет в спальне, Эмма вернулась в холл. Над плитой горел свет, но все остальное оставалось в полумраке. День был на исходе, и в комнате стало заметно прохладнее. Она открыла дверь и вышла на крыльцо. Нарубленные дрова лежали аккуратной горкой, но Дэвида видно не было. В лесу с каждой секундой становилось все темнее. Не ходи туда, сказала она себе, заблудишься. Он вернется с минуты на минуту.

Она вздохнула и вернулась в дом. На камине стояли две красные свечи, а на столике — два керамических подсвечника. Надо зажечь, решила Эмма. Создать романтическую атмосферу. Она нашла коробок спичек, зажгла свечи, и сразу стало теплее и уютнее. Может, и огонь развести? Около камина в корзине лежало несколько поленьев и бумага. «Твоя мама отлично справится, — сказала она Алоизиусу. — Огонь она научилась разводить, когда была чуть постарше тебя».

Эмма скомкала бумагу и сунула ее в камин. Поверх бумаги она положила несколько тоненьких веточек, а затем сложила шалашиком поленья. Присела на корточки и зажгла спичку. Пламя несколько секунд трепетало, а потом уверенно стало лизать бумагу. Все в порядке, подумала Эмма. Дэвид может мной гордиться.

И тут она вдруг заметила, что свет от свечей исчез — как будто свечи задули. У Эммы замерло сердце. У нее за спиной кто-то был.

— Дэвид? — сказала она и обернулась.

И увидела его. В метре от себя. Он был в фуфайке с капюшоном. Лицо закрывал лыжный шлем — видны были только два глаза за красной окантовкой прорезей для глаз. Эмма застыла как вкопанная. Сердце было готово выпрыгнуть из груди.

— Кто вы? — крикнула она.

Он не ответил. На нем были перчатки, и в руке — топор. Лезвие зловеще поблескивало. Эмма выставила вперед руки — чтобы защитить себя и ребенка. Такого просто быть не может, подумала она. И завопив что было мочи, судорожно оглянулась. Бежать было некуда — он был слишком близко. Топор был занесен.

День у Клода Матиса выдался не из лучших. Прошлым вечером он с пеной у рта уверял свою бывшую жену Холли, что их четырнадцатилетний сын Бобби непременно захочет отправиться с ним утром на охоту, но когда Клод, с головы до ног облаченный в камуфляж, заехал за ним на рассвете, Холли злорадно сообщила, что Бобби спит и вообще намерен отправиться на фестиваль японских мультфильмов.

Клод ехал в сторону леса на своем пикапе, его сеттер Мейджор мирно дремал на заднем сиденье. Клод старался не злиться, но никак не мог взять в толк, почему парню совершенно неинтересно такое по-настоящему мужское занятие, как охота. Ему еще предстоит многому научиться. Клод весь день мрачно об этом размышлял, что, по-видимому, сказалось на его меткости, потому что он несколько раз промахнулся.

Наконец настала пора возвращаться домой. Он брел по лесу, думал о баре, куда заглянет перед сном, и его мысленному взору рисовались сосиски с квашеной капустой и кружка золотистого пива. А еще пытался придумать, как бы повеселить приятелей рассказом про сегодняшний день, не выставив себя в дурацком свете. И тут он услышал пронзительный женский крик.

Клод замер. От этого ужасного крика у него волосы встали дыбом. И тут вопль повторился. Клод учуял запах дыма и сообразил, откуда крик. Ему не раз случалось проходить мимо домика у реки. Вскинув ружье, он помчался туда. Мейджор устремился следом.

Эмме удалось увернуться от первого удара, и топор с оглушительным лязгом врезался в подставку для дров. Думала она только о ребенке. Ребенка надо защитить. Она попыталась подняться, но второй удар ее настиг. На ней был жилет на пуховой подкладке, и он смягчил удар, но все равно бок был задет. Брызнула кровь. Краем глаза она увидела около камина весло и схватила его, пытаясь отгородиться от безумца с топором. Топор врезался в ее импровизированный щит, полетели щепки.

Подреберье раздирала боль — казалось, будто легкие проткнула раскаленная кочерга. Она метнулась к двери, но упала, когда ее настиг очередной удар, пришедшийся на бедро. Она взвыла от боли.

— Что здесь, черт подери, творится?

Эмма и незнакомец в маске обернулись одновременно. В дверях стоял мужчина в камуфляже, с ружьем в руках. Он с ужасом смотрел на них.

— Помогите! — крикнула Эмма.

Охотник замешкался на долю мгновения. Человек в капюшоне, отвернувшись от Эммы, кинулся на охотника и рассек ему лоб. Из раны брызнула кровь, глаза у мужчины стали стеклянными, и он, выронив ружье, рухнул на пол.

— Нет! — завопила Эмма. Безжизненное тело охотника лежало на полу, вокруг растекалась лужа крови. Кошмарный незнакомец выдернул топор из раны и снова двинулся к Эмме.

Теперь он убьет меня, подумала она.

Лица его она не видела, только глаза, за красной окантовкой лыжного шлема. Она подумала о своем ребенке, который никогда не увидит этого мира, и, пока она мысленно молилась за него и за себя, в дом со страшным рыком ворвался сеттер, прыгнул на человека в маске, сбил его с ног и впился зубами в куртку.

— Молодчина! — крикнула Эмма и подползла к ружью. Из ружья она никогда не стреляла. Стреляла только по консервным банкам из отцовского револьвера. Но это не имело никакого значения. Раз оружие есть, она им воспользуется. Незнакомец ударил сеттера по морде рукояткой топора, и пес, взвыв от боли, отпустил его. Мужчина поднял топор, а Эмма — ружье. И спустила курок.

Раздался оглушительный грохот, ружье дернулось назад, вылетела гильза. Нападавший отшатнулся. И Эмме показалось, что она его ранила. Но тут она увидела дымящуюся черную дыру у двери, рядом с которой он стоял. Все на мгновение замерли: и Эмма на полу с ружьем, и сеттер над телом хозяина, и мужчина в маске.

Но Эмма колебалась недолго. Она навела мушку на мужчину, прицелилась.

Мужчина вскинул топор. И тут сеттер опять кинулся на него. Топор пролетел мимо Эммы и воткнулся в пол. Она снова выстрелила, но он выскочил за дверь, захлопнул ее перед самым носом сеттера, который лаял как безумный.

Эмма, дрожа всем телом, склонилась над недвижимым охотником. Пес сердито оскалил зубы.

Помощь, нужна помощь, подумала Эмма. И, вытащив из кармана мобильный, набрала 911.

И тут она разрыдалась так, что почти не могла говорить.

 

Глава четвертая

— Радость моя… — сказал кто-то ласково.

Эмма попыталась открыть глаза. Каждая клеточка тела нестерпимо болела. Даже веки. Она с трудом заставила себя сфокусировать взгляд. И увидела встревоженные глаза матери.

— Мама… — прошептала она.

— Дорогая, ты очнулась! — Кей склонилась над дочерью, поцеловала ее в лоб.

Эмма попробовала кивнуть. Голова тоже болела.

— Который сейчас час?

— Около полуночи. Пришлось дать тебе успокоительное.

— Дэвид… — выдохнула Эмма и, широко распахнув глаза, попыталась сесть. — Мой ребенок…

Кей погладила ее по плечу и нежно подтолкнула назад, на подушку.

— С ним все в порядке. Сделали сонограмму. Плод не пострадал, — сказала она, с трудом сдерживая слезы.

— Слава богу!

Эмма понимала, что потеряла много крови. Придя в себя, она вспомнила пластиковые емкости с кровью, слепящий свет хирургических ламп, людей в халатах и масках. Но ребенок выжил. Их с Дэвидом ребенок. Дэвид…

— А где Дэвид?

Кей посмотрела в угол комнаты, на человека, вставшего со стула. Эмма обернулась в ту же сторону, и сердце у нее радостно забилось. Но тут она узнала в мужчине Рори.

— Как ты, детка? — спросил он. Выражения его лица она не разглядела — мешали его очки в черепаховой оправе.

Эмма не ответила. Губы у нее пересохли и потрескались. Она попробовала облизать их. Кей взяла влажную салфетку, провела по губам дочери.

— Дэвид… — повторила Эмма.

Рори откашлялся.

— Дэвид в полицейском участке, — сообщил он.

— Он помогает полиции расследовать дело, — поспешила добавить Кей.

Эмма попробовала повернуться, но вся левая сторона ее тела горела как в огне.

— Они знают, кто это сделал? — прошептала она.

Кей замялась:

— Пока что нет. Но тебе ничего не угрожает, родная. Тебя никто не обидит. В коридоре ждет лейтенант из полиции штата, она хочет с тобой побеседовать. Ты выдержишь?

— Попробую, — дрожащим голосом ответила Эмма.

— Ну, я пойду, — сказал Рори.

Эмма прикрыла глаза и вспомнила об отце, чей образ уже практически стерся из памяти. И по щеке скатилась одинокая слезинка.

— Миссис Уэбстер?

Миссис Уэбстер, мысленно повторила Эмма и представила себе мать Дэвида. И только потом поняла, что миссис Уэбстер — это она, Эмма. Она открыла глаза и посмотрела на женщину, стоявшую у ее кровати. Лет тридцати, в сером брючном костюме. Заостренные черты лица, проницательные темные глаза и каштановые волосы до подбородка.

— Да, — прошептала Эмма.

— Я — лейтенант Джоан Аткинс из полиции штата. Начальник местной полиции Осмунд попросил, чтобы мы помогли ему расследовать это дело. — Джоан показала ей удостоверение и жетон.

— Лейтенант Аткинс пришла тебе помочь, родная, — сказала Кей.

— Вы пережили страшное потрясение, миссис Уэбстер, — сказала Джоан. Она села рядом с Эммой и несколько мгновений пристально ее разглядывала. Эмма замерла. Вся левая часть туловища у нее была перебинтована, и сквозь бинты проступала кровь. — Я постараюсь вас долго не задерживать, Эмма. Могу я называть вас Эммой?

— Пожалуйста, — едва заметно кивнула головой Эмма.

Джоан достала из сумки ручку и блокнот.

— Эмма, вы знаете, кто это сделал? — начала она.

— Нет, я уже говорила тому первому полицейскому. Нет. На нем были…

— Шлем и капюшон. Может быть, что-то в его облике показалось вам знакомым?

— Знакомым? Нет… Все случилось так быстро…

— Может быть, вы узнали какой-то жест? Глаза?

Эмма попыталась вспомнить.

— Нет… Все происходило так стремительно.

— Насколько я понимаю, утром у вас была свадьба, — сказала Джоан.

Эмма растерянно заморгала. Об этом она успела напрочь забыть. Это было как будто в прошлой жизни.

— Да. Где мой муж? — Сердце бешено забилось. — С ним все в порядке?

— В полном, — ласково ответила Джоан. — Полицейские нашли его около засидки для уток. Говорит, наступил на гнилой настил и провалился. А выбраться смог не сразу. Скажите, не было ли у вас с мужем размолвки до или после свадьбы?

— Да нет, — покачала головой Эмма. — Нет…

Джоан не спускала с нее глаз.

— Не угрожал ли вам Дэвид Уэбстер?

— Дэвид? — изумилась Эмма. И даже попыталась приподняться. — Дэвид меня бы и пальцем не тронул.

Джоан невозмутимо смотрела на нее.

— Эмма, нам надо понять, было ли это нападение случайным или спланированным. Не было ли у кого-нибудь причин затаить на вас злобу? Вам никто не угрожал?

Эмма откинулась на подушку. Она слышала вопрос Джоан, но сосредоточиться было нелегко.

— Нет, — сказала она. Но тут же заколебалась. — Не угрожал… — Мысли путались.

— Не могли бы вы рассказать мне, что произошло в доме?

— Зачем? — испуганно спросила Эмма.

— Быть может, нам удастся за что-то зацепиться, — сказала Джоан.

— Нет, не могу.

Одна мысль о том, что придется все это снова вспоминать, наводила на нее ужас. Голова разболелась еще сильнее. Она закрыла глаза, заставила себя представить этот кошмар. Человек без лица навис над ней, в его руке сверкнул топор. Он кинулся на нее, пытался убить. Потом охотник с ружьем. Мужчина в маске обернулся к нему.

— Нет, нет… — забормотала она. — Тот человек пытался меня спасти.

— Не надо, родная, — стала успокаивать ее Кей. — Не думай об этом.

— Миссис Маклин, прошу вас, — сказала Джоан. — Это очень важно.

Эмма увидела охотника на полу, топор, рассекший ему череп, и кровь, кровь повсюду. Она застонала, боль тисками сжала голову, и ее вдруг начало выворачивать наизнанку. От спазмов еще больше разболелись раны.

— О господи! — воскликнула Кей. — У нее же швы! Позовите медсестру! — Она кинулась за тазиком, а Джоан выбежала в коридор.

Тут же пришли медсестра и врач. Врач, заглянув в карту Эммы, назначил транквилизатор и болеутоляющее.

— Что произошло? — спросил он.

— Она вспомнила, как на нее напали, — мрачно ответила лейтенант Аткинс.

И тут в кармане Джоан завибрировал мобильный. Она отвернулась и поднесла трубку к уху.

— Да!

Звонил Осмунд.

— Муж показания давать отказывается, — сообщил Осмунд. — Он позвонил своему брату-юристу в Сиэтл, и тот вызвал какого-то известного адвоката, который только что явился.

— Ясно, — сказала Джоан.

— У нас нет оснований его задерживать. Так что придется выпустить.

— Ясно, — сказала Джоан. — Я с вами завтра свяжусь.

Спазмы у Эммы прекратились, но лицо у нее было землисто-серое.

— Все, достаточно, — заявила Кей. — Оставьте ее в покое.

— Миссис Маклин, я долго вас не задержу. Я понимаю, как вы обеспокоены.

— Поторопитесь, — сказала медсестра. — Через несколько минут она заснет.

Джоан кивнула и подошла к кровати Эммы.

— Дэвид… — простонала Эмма и туманным взором окинула Джоан. — Где мой муж?

— Он скоро приедет, — ответила Джоан. А про себя подумала: скорее, чем хотелось бы. У нее оставалось совсем немного времени: сейчас возьмется за дело муж, станет убеждать жертву, что не имеет к случившемуся никакого отношения. — Эмма, когда я спросила, не угрожал ли вам кто-нибудь, вы замялись. О ком вы подумали?

— Это были не угрозы. Я просто получала письма… Анонимные.

— Какие письма? — вскинула брови Джоан.

— Вроде как любовные… Но странные.

— Они у вас? — спросила Джоан. — Сколько всего вы получили? Давно это началось? Они приходят на ваш домашний адрес?

Эмма закрыла глаза.

— На работу. Уже… месяца два… Их всего четыре. Я их сохранила.

— Вы не догадываетесь, от кого они?

Эмма покачала головой:

— Не знаю… Может, от кого-то из пациентов.

От пациента? Теперь Джоан была уже не так уверена, что это дело рук мужа. Кей Маклин сказала, что ее дочь — психолог. Работает в каком-то кризисном центре.

— А как бы мне посмотреть на эти письма? — спросила Джоан.

— Спросите у Берка. У доктора Хейзлера. Он мой начальник, — ответила Эмма.

— Спасибо, Эмма. Ну что ж, у вас сейчас главная задача — поскорее выздороветь.

Она встала, собираясь уходить, и тут в палату вошел красивый темноволосый мужчина. Вид у него был потерянный.

— Дэвид! — воскликнула Кей.

— Могу я увидеть свою жену? — спросил он.

Эмма открыла глаза:

— Дэвид!

Джоан посторонилась. И поймала тревожный взгляд миссис Маклин.

— Я остаюсь, — твердо сказала Кей, хотя никто ее уходить и не просил.

Дэвид подошел к кровати Эммы, наклонился ее поцеловать.

— Привет, малышка, — прошептал он.

— Дэвид, где ты был? — обеспокоенно спросила Эмма. — Я так волновалась.

Дэвид опустился на стул и поднес руку Эммы к губам.

— Тихо, родная… Отдыхай. Теперь ты в безопасности. Я буду рядом.

У двери Джоан обернулась. По Эмминым щекам текли слезы. Дэвид нежно их вытер. Джоан, нахмурившись, вышла в коридор.

Сквозь сон Эмма услышала какое-то шуршание и тут же открыла глаза. Сердце ее бешено забилось. Она увидела женщину в больничной форме с подносом в руках.

— Ну вот, завтрак вам принесла, — сказала она. — Просыпайтесь, Белоснежка.

Эмма повернула голову — подушка была мокрой от слез, значит, она плакала во сне. Ее муж сидел на стуле и крепко спал.

— Дэвид, — позвала она.

Дэвид вскинул голову и открыл глаза. Вид у него был сонный и растерянный. Он встретился глазами с Эммой и посмотрел на нее так, будто повстречал призрака.

— Завтрак принесли, — сказала она ласково. И повернулась к медсестре. — Не могли бы вы поставить поднос вот сюда? — Она показала на столик с другой стороны кровати.

— Хорошо. Только вы уж обязательно поешьте. Вам надо сил набираться.

— Поем, — кивнула Эмма, хотя ее слегка подташнивало.

Дэвид потер небритый подбородок, пододвинул стул поближе к кровати и поцеловал Эмму в лоб.

— Как ты себя чувствуешь, малышка?

Эмма легонько дотронулась до больного бока.

— Бывало и лучше. Кажется, я заснула, как только ты пришел.

Дэвид кивнул.

— Мне так хотелось лечь к тебе под бочок, но я боялся, что задену швы. — Он взял ее за руку. — Первая брачная ночь вышла не из лучших.

Эмма грустно кивнула.

— Я так рада, что ты рядом, — сказала она. — Мне было бы очень страшно просыпаться в одиночестве.

— Эмма, я просто не знаю, что и сказать. Я должен был быть с тобой, там, в доме. Я не имел права тебя оставлять.

У нее снова хлынули слезы.

— Это был такой кошмар…

— Знаю, — шептал он. — Я все знаю.

— Я молилась, чтобы ты вернулся.

Дэвид вздохнул:

— Я ужасно виноват. Поверь, я очень страдаю. Если бы можно было все вернуть назад… Я просто шел вдоль реки. За день столько всего произошло. Я любовался закатом. И нашел старую засидку для уток, куда водил нас дядя. Забрался на настил, чтобы полюбоваться рекой, и провалился — доски оказались гнилые. И тут услышал выстрелы. Я изо всех сил пытался выбраться, но ничего не получалось. А когда я наконец оттуда вылез, полицейские уже искали этого мерзавца, а нашли меня.

— Ты его видел? — дрожащим голосом спросила Эмма.

— Кого?

— Его, человека с топором.

Дэвид опустил голову:

— Если бы я его увидел… Он был бы уже мертв.

Несколько мгновений оба молчали. Наконец Дэвид встал и придвинул к ней столик.

— Съешь хоть что-нибудь. Тебе нужны силы.

— Попробую, — ответила Эмма.

Он снял бумажную крышку со стакана с яблочным соком, Эмма сделала глоток.

— Ты смог чем-нибудь помочь полиции? — спросила она.

— Помочь? — язвительно переспросил Дэвид. — Помочь полиции?

— Мне сказали, что ты поехал в участок помочь им.

Дэвид покачал головой:

— В участке меня допрашивали. Как твоего мужа. Я — главный подозреваемый.

— Ты? — недоуменно воскликнула она.

— Мужа всегда подозревают в первую очередь. Я был на месте преступления. На орудии убийства мои отпечатки пальцев.

— На топоре? Но ты же просто рубил им дрова.

— Разве Аткинс вчера не спрашивала тебя обо мне?

И тут Эмма вспомнила, что женщина-лейтенант на самом деле спрашивала, не ссорились ли они с Дэвидом. Не обижал ли он ее. Эмма поморщилась.

— Она спросила, не затаил ли кто на меня зла. Я рассказала ей про анонимные письма.

— Этого делать не следовало, — насупился Дэвид.

— Чего? — удивилась Эмма.

— Не следовало сообщать им никакой информации. Так мой брат посоветовал.

— Это Фил сказал? Когда ты с ним разговаривал?

— Позвонил ему вчера вечером. — Дэвид замялся. — Вообще-то Фил позвонил своему знакомому, адвокату по фамилии Юнгер. Он приехал и забрал меня из участка. Отныне, Эмма, все наше общение с полицией должно происходить через мистера Юнгера.

Эмма жевала тост и не смотрела на мужа.

— Зачем нам адвокат? Нам ведь нечего скрывать.

Он долго смотрел на нее молча и наконец сказал:

— Полиция ищет легкое решение. А легкое решение для них — это я.

— Что за чушь! Мы только что поженились. Мы любим друг друга.

— Ты богата, и у нас с тобой нет брачного контракта, — сказал он. — А деньги — это лучший мотив.

— Да ты что, Дэвид! Какой бред! У них нет никаких оснований тебя обвинять.

— Эмма, ты что, газет не читаешь? Невинных обвиняют очень часто. Нам нужно перестать общаться с полицией.

Эмму била дрожь.

— Нет, я так не могу…

— Ты должна меня поддержать.

Дверь открылась, и в палату вошел седой мужчина в белом халате.

— Ну, как вы себя чувствуете? — спросил он Эмму. — Вы меня помните? Я — доктор Белл, ваш лечащий врач.

Эмма смутилась:

— Боюсь, я мало что помню.

— Это вполне понятно. Вам дали большую дозу успокоительного. Я пришел вас обрадовать: завтра вы сможете вернуться домой.

— Отлично! — воскликнул Дэвид. — Чудесная новость!

— Некоторое время вам будет трудно ходить, — предупредил доктор Белл. — Слишком много швов.

— Спасибо вам за все, что вы сделали для меня и для моего ребенка, — сказала Эмма.

— Это моя работа, — улыбнулся врач. — Вам повезло, что не задеты ни связки, ни сухожилия. Но придется попить болеутоляющее. Я вам выпишу то, что можно принимать во время беременности, главное — не превышать дозу.

Эмма кивнула.

— Медсестра покажет вам, как менять повязки. Вы уж поберегите себя. Не поднимайте ничего тяжелого. Не садитесь за руль. И вообще старайтесь побольше времени проводить в постели. Могу сказать вам одно — вам очень повезло, — улыбнулся доктор Белл.

В понедельник утром лейтенант Джоан Аткинс приехала в полицейский участок Кларенсвилля. Она отправилась к начальнику, Оди Осмунду, и он дал ей в помощь молодого детектива Трея Марбери. Предстояло расследование дела Эммы Уэбстер. Джоан обратила внимание на то, что Трей был самым молодым из здешних полицейских.

— А какое дело вы расследовали до этого? — спросила Джоан у Трея.

Он пожал плечами:

— В основном я занимался водителями, скрывшимися с места ДТП. Прошлой весной погиб старичок профессор из Университета Ламберта. Один сукин сын сбил его и бросил на дороге. Ничем серьезным я не занимался. А хотелось бы.

— Скучать вам не придется, — пообещала Джоан. — Мне нужен человек, который хорошо знает город.

Побеседовав с Марбери, она была приятно удивлена тем, что парень ей достался сообразительный и вопросы задает исключительно дельные. Они вместе вышли из участка.

— С чего начнем? — спросил он.

— Вы знаете, где находится Кризисный центр Райтсмана?

— Разумеется, — ответил Марбери.

— Отлично. Садитесь за руль.

Кризисный центр располагался в сером здании в колониальном стиле. Марбери припарковался на стоянке, и они с Джоан направились ко входу. Нажав на кнопку звонка, Марбери сказал:

— Я был здесь несколько месяцев назад.

— Да? И по какому поводу?

— Жена доктора Хейзлера съехала на машине с моста.

— Сомнительная история?

Марбери покачал головой:

— Поэтесса, вы понимаете. Вся такая возвышенная, интеллектуальная. Похоже, была в депрессии. Правда, тело нашли не сразу, так что мужа помучили. Но оказалось, самоубийство.

Дверь открыла женщина латиноамериканской внешности. Это была Сарита Руис. Она с улыбкой сказала, что доктор Хейзлер ждет их.

— Я провожу вас в его кабинет.

Джоан, войдя в здание, осмотрелась. Несколько подростков смотрели телевизор, кто-то играл на компьютере.

Руис проводила их до двери кабинета доктора Хейзлера.

— Детектив Марбери, — мрачно сказал Берк. — Вот мы и снова встретились.

— Рад вас видеть, — вежливо ответил Трей. — Позвольте представить вам лейтенанта Аткинс из полиции штата.

— Приятно познакомиться, лейтенант, — сказал Берк и пожал Джоан руку. Все сели. — Чем могу вам помочь? — спросил Берк.

— Миссис Уэбстер рассказала нам, что ей на работу приходили странные письма, — сказала Джоан. — Она хранит их здесь. Мы бы хотели их увидеть.

— Моя секретарша проводит вас в ее кабинет, — кивнул Берк.

— Трей, займетесь этим? — сказала Джоан.

Берк вызвал по интеркому Джеральдин, и Марбери вышел.

— Доктор Уэбстер говорила, что показывала вам эти письма, — продолжила Джоан.

— Показывала, — согласился Берк.

— Что вы о них думаете?

Берк нахмурился.

— Это вполне могла быть чья-то навязчивая идея, но обычно такие люди себя проявляют. Если объект любви не отвечает взаимностью, начинаются угрозы. Но в этих письмах никаких угроз не было. Я не в первый раз сталкиваюсь с подобным поведением у подростков с повышенной эмоциональностью.

— А больше ничего подозрительного не было? Может, кто-то за ней следил, подглядывал?

— Об этом мне ничего не известно, — ответил Берк.

— Мне нужен полный список ее пациентов.

— Я вам его составлю, — пообещал Берк. — Лейтенант Аткинс, я должен еще кое-что вам сообщить.

— Что именно? — спросила Джоан.

— Несколько месяцев назад у Эммы была пациентка, страдавшая анорексией. Родители девочки были недовольны методами лечения. Они забрали дочь из Центра, и вскоре она умерла. Отец девочки обвинил во всем Эмму. Пришел ко мне, требовал, чтобы ее уволили.

Джоан вскинула брови:

— Миссис Уэбстер об этом не говорила.

Берк вздохнул:

— Она об этом не знает. Эмма и так была расстроена смертью девочки. Но, на мой взгляд, она действовала совершенно правильно.

— Как зовут этого человека?

— Лайл Девлин. Профессор музыки, преподает в Ламберте. Его дочь звали Айви. Я ни в чем его не обвиняю, но к Эмме у него были серьезные претензии.

— Я непременно с ним побеседую, — сказала Джоан.

В дверь постучали.

— Войдите, — сказал Берк.

Вернулся Марбери. На нем были одноразовые перчатки, и он протянул Джоан конверт, который она взяла, тоже предварительно надев перчатки. Джоан внимательно просмотрела содержимое. Кое-что она зачитала вслух:

— «В моих снах твое лицо сияет, как далекая звезда. Я мечтаю долететь до тебя. Боль моя невыносима. Как ты можешь смотреть сквозь меня, не замечать тайн моей души?» Похоже на настоящую страсть, — заметила Джоан, убирая письма обратно в конверт. — Доктор Хейзлер, вы говорили, что дружите с доктором Уэбстер.

— Они с моей женой познакомились еще в университете. Вместе снимали квартиру. А на свадьбе Эммы я был шафером, — сказал Берк.

— Так, значит, вы дружите и с Дэвидом Уэбстером?

— С детства. Моя семья владеет казино, а его мать была официанткой в одном из наших ресторанов. Я учился в частной школе, но когда бывал дома, всегда торчал на кухне, а мать Дэвида иногда брала его с собой на работу. И мы стали не разлей вода.

— У вас не было причин подозревать, что Уэбстер женился на Эмме из корысти?

— Никаких. Что вы вообще имеете в виду?

Джоан пристально изучала его реакцию.

— Миссис Уэбстер — состоятельная женщина. В случае ее смерти состояние наследует муж.

— Нет, Дэвида деньги не интересуют, — уверенно сказал Берк. — Он бы никогда не обидел Эмму. Дэвид влюблен до безумия.

Джоан взглянула на конверт с письмами.

— Вы говорите это как профессионал или как друг? — спросила она и внимательно посмотрела на него.

 

Глава пятая

Эмма прижалась лбом к стеклу джипа. Пасмурный ноябрьский день приближался к вечеру, голые ветви деревьев чернели на фоне грязно-серого неба. После больницы воздух казался пьяняще свежим.

Первые двадцать четыре часа после операции Эмме было трудно даже пошевелиться — боль отзывалась в каждой клеточке ее тела. Теперь, двое суток спустя, стало немного легче. К ней приходил физиотерапевт, показал, как пользоваться палкой, чтобы свести к минимуму нагрузку на левую половину тела. Но когда Дэвид подъехал к больнице, Эмме стало не по себе — ей страшно было даже подумать о том, что придется забираться во внедорожник. Дэвид вытащил из багажника пластмассовый ящик, который он подставлял, когда помогал матери сесть в его высокую машину. Но физическая боль не шла ни в какое сравнение с тревогой, которая не оставляла Эмму.

Ей повезло, что она осталась жива, повезло, что удалось сохранить ребенка. Она знала, что должна быть благодарна судьбе. Но ее мучил страх. На нее напал маньяк, который до сих пор разгуливает на свободе. Она прекрасно знала, что в этом мире никто не застрахован от насилия, но сейчас жертвой стала именно она, и именно ее кто-то пытался убить.

— Мы почти что дома, — сказал Дэвид.

Она повернулась к нему и через силу улыбнулась.

— Как хочется наконец оказаться дома, — сказала она. — В собственной кровати.

— Наверное, еще несколько дней тебе не стоит подниматься по лестнице. Ты же слышала, что сказал врач. Так что устроим тебе спальню внизу.

За кухней у них была комната для гостей. Дэвид поставил там свой компьютер и назвал ее кабинетом.

— Но я не хочу лишать тебя рабочего места.

— Это же только на время, — ответил он. — Я совершенно не против.

— Ну ладно, но при условии, что ты будешь спать там вместе со мной.

— По-моему, этого делать не стоит. А если я тебя случайно толкну во сне? Не дай бог, швы разойдутся.

— Я не хочу быть одна. Боюсь.

— Радость моя, никто тебя не обидит. Тот, кто на тебя напал, остался в Пайн-Барренсе, подыскивает новую жертву. Бояться совершенно нечего. Все будет хорошо…

— Не будет! — воскликнула Эмма. — Я имею право бояться? Да любой бы, пройдя через такое, боялся бы.

— Извини. Я все понимаю, — сказал Дэвид. — Ты только не психуй.

— Я просто не могу справиться в одиночку.

— Я это понял, Эм. Давай я поставлю там диван.

Эмма заставила себя сделать глубокий вдох.

— Извини, — сказала она. — Я веду себя как ребенок.

Он приобнял ее свободной рукой.

— Ты только что пережила настоящий кошмар. Но как только мы окажемся дома, тебе станет гораздо лучше. Просто постарайся расслабиться.

Эмма смотрела из окна машины на тихие улочки Кларенсвилля. И мысленно представила себе их дом. Он стоял в конце проулка. Она сразу в него влюбилась. Он напоминал пряничные северноевропейские домики — светлая штукатурка, деревянные балки, стилизованные под витражи окна. Она прикрыла глаза, откинула голову. Дома… Дома ей станет гораздо лучше.

— Тьфу ты, черт, — воскликнул Дэвид, свернув к их дому.

— Что такое? — спросила Эмма.

Они въехали в свой тихий проулок, но около дома оказалось множество машин, а рядом с лужайкой толпились какие-то люди. Их поджидали репортеры с микрофонами наготове.

Эмма с трудом справлялась с тревогой.

— Что будем делать? — спросила она.

Словно в ответ несколько репортеров кинулись к джипу. Дэвид ехал медленно, стараясь не смотреть на них. Эмма отвернулась от окна.

Подъезд к дому заблокировал фургон телевизионщиков. Дэвид опустил стекло, чтобы позвать водителя, но в машину тут же сунули микрофон. Он поднял стекло и нажал на клаксон. Эмма зажала уши руками.

Водитель фургона наконец сдал назад, освободив Дэвиду место.

— Гляди-ка! — воскликнул Дэвид, остановив машину около автомобиля, уже стоявшего перед домом. — Это машина, которую Рори берет в аэропорту.

— Да? — попыталась удивиться Эмма. Хотя на самом деле мама почти все время была рядом с ней в больнице.

Дэвид тихонько ругался себе под нос.

— Сиди пока, — велел он. — Я помогу тебе выйти. Они не имеют права переступать границы частной собственности.

Он хлопнул дверцей и обошел машину кругом.

Эмма вылезла, опираясь на его руку, но левую часть ее тела тут же пронзила боль. Она оперлась на палку.

— Эмма, как вы себя чувствуете? — крикнула какая-то женщина.

— Эмма, вам известно что-нибудь про убийцу из Пайн-Барренса? — крикнул мужчина в очках и с микрофоном.

— А вы что скажете, Дейв? — крикнул другой мужчина. — У вас есть соображения относительно того, кто пытался убить вашу жену?

Эмма взглянула на Дэвида. Тот еле сдерживался.

— Дейв, где вы были, когда это случилось? — раздался очередной вопрос.

Открылась дверь дома, и появился Рори в защитного цвета брюках и зеленой рубашке.

— Все, хватит! — крикнул он репортерам. — Эта женщина только что из больницы. Лучше убирайтесь отсюда подобру-поздорову.

Дэвид помог Эмме дойти до крыльца. Кей, ожидавшая их внутри, раскинула руки и нежно обняла дочь.

— Кей, ей нужно поскорее сесть, — сказал Дэвид.

Кей метнула на зятя недовольный взгляд, но дочь из объятий выпустила. Дэвид отвел Эмму к дивану.

— Дейв, нельзя позволять этим людям садиться вам на голову, — сказал Рори.

Дэвид не удостоил его ответом.

— Пойду принесу твои вещи, — сказал он Эмме.

— Эмма, бедненькая, — сказал Рори. — Ты ужасно выглядишь.

— Мне просто больно, — раздраженно сказала Эмма. — Сейчас все пройдет.

Кей, в сером брючном костюме от Кальвина Кляйна, села рядом с Эммой, погладила ее по руке.

— Ой, мама, у меня все болит! — не сдержалась Эмма. У нее по щекам ручьем потекли слезы.

— Бедная моя деточка, — прошелестела Кей.

Утром, в больнице, Дэвид рассказал, что Кей намерена остаться в Кларенсвилле — ухаживать за дочерью.

— Я думала, вы возвращаетесь в Чикаго.

— Мы и собираемся вернуться, — сказала Кей. — Но я хотела убедиться, что ты благополучно добралась до дома. И еще вспомнила, что ваши свадебные подарки так и остались в гостинице. Я привезла их сюда. — Она показала на груду перевязанных ленточками коробок, сложенных у камина.

— Спасибо за заботу, мама, — ответила Эмма.

Вернулся Дэвид с сумками и понес их наверх. Эмма улыбнулась ему. А потом положила ладонь на живот и прикрыла глаза.

— Родная, сделать тебе чаю? — предложила Кей.

— Нет, спасибо, мне и так хорошо, — ответила Эмма.

Подошел Рори, присел на ручку кресла.

— Не так уж тебе и хорошо, — сказал он. — Судя по тому, что наговорили врачи твоей маме, это чудо, что ты жива.

— На самом деле я жива только потому, что Клод Матис кинулся ко мне на помощь. И погиб из-за своей доброты. — Эмма грустно покачала головой. — Я хочу помочь его семье. У него сын-подросток. Нужно оказать мальчику финансовую поддержку. Переведите деньги с одного из моих счетов.

— У тебя еще будет время сделать это — когда поправишься, — сказал Рори.

— Семья понесла утрату. Прошу тебя, займись этим, — сказала Эмма.

— Ну хорошо, хорошо, — кивнул Рори. — Считай, что это уже сделано.

Кей потерла свои руки с безупречным маникюром.

— Эмма, мы с Рори считаем, что тебе будет лучше поехать с нами в Чикаго. Мы будем за тобой ухаживать.

— Мама, это мой дом, и мне хорошо здесь, — ответила Эмма.

Кей с Рори переглянулись.

— Что это за недомолвки? — с негодованием воскликнула Эмма.

— Да так, ничего. Мне просто было бы спокойнее, если бы ты была с нами, — сказала Кей.

— Обо мне позаботится Дэвид.

— Мы не слишком хорошо знаем Дэвида, — сказала Кей.

— Мама, Дэвид — мой муж, — резко ответила Эмма.

— Позволь высказать мужскую точку зрения, — вступил в разговор Рори. — Многие мужчины относятся к беременности совсем не так, как женщины. Они начинают вспоминать про то, как были свободны, как жили, не отвечая ни за что и ни за кого. Вполне возможно, что и у твоего мужа немного изменилось отношение к браку.

У Эммы отвисла челюсть.

— О чем это ты?

— Я просто рассказываю о том, что говорит полиция, — ответил Рори.

— Да как ты смеешь? — возмутилась Эмма. — Уж кто бы говорил!

Рори невозмутимо смотрел на нее. Кей не обратила внимания на слова дочери. Она потянулась к руке Эммы. Эмма сжала руку в кулак.

— Поедем домой, Эм, — продолжала уговаривать ее Кей. — Побудешь с нами, пока его не арестуют. Дай мне возможность за тобой поухаживать.

— Эмма, мы просто хотим тебя защитить, — настаивал Рори.

— Я никуда не поеду. И ваша защита мне не нужна.

— Доченька, тебя же чуть не убили! — воскликнула Кей.

— Это был какой-то маньяк из Пайнленда, — прокричала Эмма. — А не мой муж!

В глазах у Кей блестели слезы.

— Родная, прошу тебя! Позволь тебе помочь.

Спустился Дэвид, сердито посмотрел на Кей и Рори.

— Мы не нуждаемся в вашей помощи. Извините, но я подслушал ваш разговор. Мне не нравится, когда меня оскорбляют в моем же доме.

— Дэвид, — вступилась за мать Эмма, — мама не имела в виду ничего плохого.

— Ты с ними согласна? Хочешь с ними уехать? — воскликнул Дэвид. — Если так, пожалуйста, езжай.

Рори встал.

— Кей, полагаю, нам пора.

— Доченька, умоляю тебя… — взмолилась Кей. — Позволь мне хотя бы нанять тебе сиделку.

— Мама, все в порядке. Я сама справлюсь.

Кей потянулась к дочери. Эмма вся сжалась.

— Я буду безумно волноваться. Ты хотя бы звони.

— Со мной все будет хорошо, — прошептала Эмма. — Уезжайте спокойно.

Она не стала их провожать. Не могла смотреть на мать.

Дэвид запер за ними дверь и вернулся в гостиную.

— Где у нас простыни? — спросил он, избегая ее взгляда. — Хочу постелить постель.

— Дэвид, прошу тебя, не обижайся на них. Мама просто очень напугана.

— Наверху в комоде?

— Да, — ответила она. — Ты на меня злишься?

— Нет, — рявкнул он и тут же сказал мягче: — Нет. Ты отдохни.

Эмма прилегла на диван. Дэвид был прав. Даже если мама с Рори так о ней беспокоятся, они не имели права приходить сюда и чуть ли не обвинять Дэвида. Особенно Рори. Его самоуверенность ее злила. Она так стиснула кулаки, что ногти впились в ладони. Ладно, хватит травить душу, велела она себе. Подумай о чем-нибудь другом.

Она взглянула на груду свадебных подарков. Наверное, нужно их распаковать. Эти люди хотели выразить свою любовь. Она и в больнице чувствовала их поддержку. Ей посылали цветы, заходили проведать. Она взяла самую маленькую коробку и стала развязывать ленту.

Карточки не было, но, развернув белую с золотом бумагу, она увидела коробку из «Келлермана», дорогого ювелирного магазина на Мэйн-стрит. Коробочка была легкая. Наверное, серебряная подставка для яиц, подумала она. Но как только открыла коробку, в нос ей ударил неприятный запах. Разворачивая папиросную бумагу, она уже понимала, что делает это зря. Но было поздно.

В папиросную бумагу было завернуто серебряное блюдечко в форме раковины. А на нем лежало окоченевшее тельце — это была дохлая мышь с открытыми глазами-бусинами.

За окнами викторианского особняка кто-то играл на пианино. У дома рядом с пикапом стояла «мазда» с откидным верхом. Лейтенант Джоан Аткинс постучала в дверь. Рядом с ней стоял Трей Марбери. Дверь открыла высокая полная блондинка с густо подведенными глазами. На ней была прозрачная кофточка с глубоким декольте и тесные джинсы, которые никак не красили ее расплывшуюся фигуру. Она лениво улыбнулась и высоким, нежным голосом сказала:

— Добрый день.

— Миссис Девлин? — спросила лейтенант Аткинс.

— Да, это я. — Говорила она не очень четко, но спиртным от нее не пахло.

Взгляд у нее был блуждающий. Либо транквилизаторы, либо снотворное, подумала лейтенант Аткинс не без сочувствия. Мать, потерявшая ребенка, вряд ли может справиться с горем без лекарств.

— Я лейтенант Аткинс, полиция штата. Это детектив Марбери из полиции Кларенсвилля. Нам нужен ваш муж.

— А в чем дело? Что случилось? — испугалась женщина.

— У нас к нему несколько вопросов. Ваш муж дома?

— Дома. Он у себя в кабинете.

— Прежде чем я поговорю с ним, — сказала Джоан, — не могли бы вы сказать мне, где был ваш муж в субботу вечером?

— Что? — озадаченно спросила женщина.

— Это очень простой вопрос.

— В субботу вечером? Не помню. — Джоан видела, что блондинка действительно пытается вспомнить, но не может. — У меня с памятью плоховато, — призналась миссис Девлин.

Игра на пианино прекратилась, и в коридоре появился мужчина.

— Риса, кто пришел? — спросил он.

— Это из полиции, — хмуро ответила она. — Они хотят знать, где ты был в субботу вечером.

Мистеру Девлину было за сорок, у него были жесткие черные волосы с проседью, очки в металлической оправе.

— В субботу мы взяли в прокате итальянское кино, ты что, забыла?

— Да, точно. Ты был дома.

— А в чем дело? — спросил Девлин.

— Вы профессор Девлин? — сказала Джоан. — Я лейтенант Аткинс из полиции штата. Это детектив Марбери. Мы можем с вами побеседовать?

— Пожалуйста, — пожал плечами Лайл Девлин. — Проходите. Извини, Риса. Пройдемте в зимний сад.

Джоан с Треем прошли следом за ним в комнату со стеклянными стенами и плетеной мебелью. Там же стоял рояль.

— Присаживайтесь. — Они сели в кресла, а Девлин — на табурет у пианино. — Итак, чем я могу вам помочь? И почему вас интересует, что я делаю по вечерам?

— Мистер Девлин, насколько нам известно, вы недавно потеряли дочь, — сказала Джоан.

Девлин помрачнел.

— Вы пришли поговорить про Айви?

— Извините, что затронула больную для вас тему, но, кажется, вы склонны считать, что в смерти Айви виновата доктор Уэбстер. Прежде она звалась доктор Холлис.

— Ах да… Это на нее напали в Пайн-Барренсе?

Джоан пристально посмотрела на Девлина.

— Была предпринята попытка убить миссис Уэбстер. Она чудом выжила.

— Какое это имеет отношение к Айви? — спросил Девлин.

— У нас есть сведения, что после смерти дочери вы были весьма враждебно настроены по отношению к доктору Уэбстер. И даже угрожали ей.

— Кто вам это сказал? — бесстрастно спросил Девлин.

— Это так?

Лайл Девлин отвернулся.

— Наверное, я дал волю своим чувствам. Я обезумел от горя.

— Почему вы обвиняли доктора Уэбстер? — спросила Джоан.

— Детектив, у вас есть дети? — спросил Девлин вместо ответа.

Джоан прикусила губу. Лайл Девлин ей не нравился. Это было интуитивное ощущение, но вопрос ее рассердил. Подозреваемые, уверенные в собственном хитроумии, всегда пытались переманить ее на свою сторону. Мы с вами, детектив, разве мы оба не… И далее в том же духе.

— Почему вы обвиняли ее, мистер Девлин?

Девлин сложил руки на груди и вздохнул:

— Как я могу это объяснить, лейтенант? Анорексия — это страшное испытание для родителей. Ребенок наотрез отказывается есть. Жена готовила ей все самое вкусное, уговаривала. Все перепробовала. Мы отвели ее к доктору Холлис, когда окончательно отчаялись. Я действительно ее обвинял, но мне нужно было кого-то винить.

— Но вы же наверняка показывали дочь и другим врачам, — вступил в разговор Трей.

Девлин вздохнул:

— Вы правы. Но доктор Уэбстер была последней. Мы забрали Айви из Центра потому, что сочли методы доктора Уэбстер неприемлемыми. Состояние дочери ухудшилось, и в больницу она попала слишком поздно.

— Сочувствую, — искренне сказал Трей.

— А теперь вы не считаете, что за случившееся ответственна доктор Уэбстер? — спросила Джоан.

Девлин посмотрел на нее в упор:

— Моя дочь умерла от анорексии, и я не смог этого предотвратить. Я виню в этом себя.

Девлин, очевидно, разобрался сам с собой и мог внятно объяснить свою позицию. Но все же неприязнь к Эмме Уэбстер у него сохранилась — в этом Джоан была совершенно уверена.

— Итак, вы утверждаете, что в субботу вечером, между шестью и десятью, вы были дома?

— Я был дома с семьей, — мрачно сказал Девлин. — Жена ведь подтвердила.

После того как вы объяснили ей, что надо сказать, подумала Джоан. Она встала, Трей тоже поднялся.

— Ну что ж, спасибо, что уделили нам время.

Девлин тоже встал.

— Моя жена принимает транквилизаторы. Смерть Айви ее подкосила. Из-за лекарств у нее ухудшилась память.

Джоан с Треем вышли на улицу.

— Ну, что скажешь? — спросил Трей, открывая дверцу машины.

Джоан оглянулась на дом Девлинов. На пианино никто уже не играл.

— По-моему, он что-то скрывает, — сказала она.

Эмме снилось, что ее кто-то преследует, когда раздался звонок в дверь. Она застонала — заныли швы. Ночью она спала плохо, несколько раз просыпалась. Дэвид встал с дивана и пошел открывать. Эмма снова прикрыла глаза. Лежала и думала о коробочке, которую открыла вчера вечером, об ее отвратительном содержимом. Она тогда вскрикнула, и Дэвид опрометью скатился с лестницы — прибежал к ней на помощь. Морщась от отвращения, он взял коробку и выкинул мышь в кусты. А саму коробочку вместе с серебряным блюдечком швырнул в мусорный бак. И, вернувшись, велел Эмме перестать об этом думать. Легко сказать — перестать…

Дэвид вернулся в их импровизированную спальню. Он был босиком, в одних пижамных штанах.

— Кто пришел? — спросила Эмма.

— Твоя сиделка, — хмуро ответил он. — Она ждет в прихожей.

— Сиделка? Какая сиделка?

Дэвид оглянулся.

— Сиделка, которую наняла твоя мать.

Эмма запахнула халат.

— Пойду поговорю с ней.

— Поднимусь наверх переоденусь, — сказал Дэвид. — А ты отошли ее. Нам здесь посторонние ни к чему.

Он отправился наверх, а в комнату вошла невысокая седая женщина с короткой стрижкой. На ней были джинсы и кроссовки, на плече — рюкзак.

— Доброе утро, — сказала она без тени улыбки. — Я — Лизетта Слокум.

— Рада с вами познакомиться. Но это какое-то недоразумение, — сказала Эмма. — Меня никто не предупредил о вашем приходе.

Женщина смотрела на нее холодно и невозмутимо.

— Я — сиделка. Меня наняли ваши родители — ухаживать за вами.

— Но я не так уж и больна, — сказала Эмма.

— Мне поручено вас охранять. У меня черный пояс по тейквондо.

— Зачем меня охранять? Со мной муж!

Вернулся Дэвид.

— Ну, вы все выяснили?

— Мисс Слокум… — начала Эмма.

— Лизетта. Зовите меня Лизетта.

— Лизетта, не могли бы вы выйти на минутку? Мне нужно поговорить с мужем.

Лизетта удалилась, но начать разговор они не успели, потому что зазвонил телефон. Дэвид снял трубку и раздраженно рявкнул:

— Алло!

Но тут же выражение его лица изменилось.

— Невин, как дела? — спросил он тем особым тоном, которым беседовал только с Невином Макголдриком, редактором «Сликера». — Свадьба прошла прекрасно. Все отлично. Какие у нас планы?

Да уж, все отлично, с грустью подумала Эмма.

— Да, конечно… — сказал, слегка замявшись, Дэвид. — Конечно… Непременно буду. Пока.

Закончив разговор, он сказал:

— Это был Невин. Звонил по поводу интервью с Бобом Читемом, продюсером из Лос-Анджелеса.

— Когда это будет? — взволнованно спросила Эмма.

— Вообще-то сегодня. Он хочет, чтобы я съездил в Нью-Йорк, встретился с этим парнем за ланчем. Я тут же вернусь.

— Ты хочешь оставить меня одну? — воскликнула Эмма.

— Ну что ты! Может, Берди сможет подъехать. Мама побудет одна.

— Берди? Она слабая старая женщина. Что она сможет сделать, если он вернется?

— Кто? Этот тип в лыжном шлеме? Родная, это был какой-то псих, который случайно напал на тебя. Надо постараться изжить страх.

— Откуда ты знаешь, что это была случайность? А если я — его цель? Ты забыл про письма, которые мне приходили? И этот кошмарный подарочек… — Эмма бросила на него сердитый взгляд: — А Невин не мог бы поручить это кому-нибудь другому? Он разве не знает, что произошло?

Дэвид нервно пригладил волосы.

— До Нью-Йорка эти новости, кажется, не дошли.

— Почему ты ему ничего не рассказал? Меня же чуть не убили.

— Непременно расскажу, — сказал Дэвид. — Только Невина не интересуют мои проблемы. Его интересует, возьму я интервью или нет.

— Это обязательно нужно сделать сегодня?

— Поверь, я бы и сам предпочел другой день. Но этот продюсер будет в Нью-Йорке только день или два.

— Ну что ж, поезжай, — обиженно согласилась Эмма. — А я скажу Лизетте, что ее услуги мне все-таки понадобятся. Она хотя бы знает приемы самообороны. Хорошо, что мать обо мне позаботилась.

— Ты хочешь сказать, что я о тебе не забочусь?

Эмма пропустила это мимо ушей.

— Пожалуй, я позвоню лейтенанту Аткинс насчет этого… свадебного подарка. Мне всю ночь снились кошмарные сны про эту коробочку. Надо известить полицию.

— Дорогая, ты что, забыла, о чем говорил мистер Юнгер? Мы ведь договорились, что не будем общаться с полицией.

— Я ни о чем таком не договаривалась. Мне нужно позвонить.

— Эмма, они же уверены, что это моих рук дело.

— Так пусть поймут, что искать надо в другом месте, — она стояла на своем.

— Поступай как знаешь. Пойду собираться.

Эмму обидела его резкость. Она спустила забинтованную ногу с кровати. Каждое движение было для нее мучением.

— Куда это ты направляешься? — спросил Дэвид.

— Мне надо принять лекарство, — сказала она.

— Я принесу.

— Я не хочу зависеть от тебя, — упрямо буркнула она.

Он окинул ее долгим взглядом:

— Ну, спасибо…

 

Глава шестая

Ноющие суставы говорили Оди Осмунду, начальнику местной полиции, о том же, о чем говорило и потемневшее небо. Приближалась буря. Ветер трепал листву деревьев, окружавших поляну у дома Замски.

Оди знал, что многие из начальников полицейских участков не захотели бы передавать дело полиции штата. Но у него не было ни людей, ни технического обеспечения, чтобы грамотно провести расследование. К тому же о Джоан Аткинс отзывались как об отличном детективе.

Ленту, отгораживавшую место преступления, еще не сняли. Оди поднялся на крыльцо, зашел в дом и, морщась, оглядел залитую кровью комнату.

Он уже не первый раз приходил сюда, пытался представить картину преступления. Похороны Клода Матиса были назначены на завтра, а Оди еще толком не знал, кого ему надо арестовать.

Убийства в Пайн-Барренсе были редкостью. В прошлом году один парень напился и пристрелил в баре двоюродного брата. Да еще за последние несколько лет пара домашних потасовок закончились смертью. И еще Шеннон О'Брайен, хорошенькая ирландская девушка, исчезла однажды вечером, отработав смену на бензоколонке. У ее дружка-наркомана было алиби, и Оди не смог его опровергнуть, но он был уверен, что это было не случайное исчезновение.

Скрипнула половица. Оди вскрикнул и выхватил оружие.

— Не стреляйте, — раздался женский голос.

Оди обернулся и увидел в дверях женщину с короткими черными волосами, без косметики, в клетчатой рубашке, джинсах и заляпанных грязью ботинках. Во дворе Оди разглядел гнедую лошадь, привязанную к дереву.

— Вы уж извините, — сказала она, — но я увидела машину. Это вы начальник полиции?

— Я, моя фамилия Осмунд, — нахмурился Оди. — А вы кто?

— Меня зовут Донна Татл. Мы с сыном живем в старом доме Фиоре. Это следующий дом вверх по дороге.

Женщина вошла в комнату. Оди попытался ее остановить, но не успел.

— Господи! — воскликнула она. — Вот несчастные!

Оди со вздохом оглядел комнату.

— Давайте пойдем на улицу, — сказал он сурово и повел ее к двери. — Здесь не самая приятная обстановка.

Донна Татл глубоко вздохнула.

— Вообще-то я крепкая, — сказала она. — Мой муж был охотником. — Она посмотрела куда-то вдаль. — Всегда мечтал, вот выйдет на пенсию и поселится здесь. Бутч работал пожарным в Трентоне. Погиб на пожаре — рухнула крыша.

— Искренне сочувствую, — сказал Оди. — Миссис Татл, так, говорите, вы живете неподалеку? В субботу вечером вы были дома?

— Да, была, — энергично закивала Донна Татл. — Мы с сыном оба были дома. Нас приходил опрашивать один из ваших. Правда, не сказал, что случилось. Просто хотел знать, может, мы видели или слышали что-нибудь.

— А вы слышали? Какой-нибудь шум?

— Да ничегошеньки. Даже выстрелов. Наверное, ветер дул в другую сторону. Полицию, правда, услышали. Эту сирену ни с чем не спутаешь.

— Да уж, — вздохнул Оди.

— Но новости-то до нас дошли. Поэтому я сюда и заглянула. Сегодня утром по радио все снова рассказывали — из-за завтрашних похорон, и тут я задумалась.

— О чем? — спросил Оди.

— Там сказали, что молодые приехали на медовый месяц, а жених вроде не бывал тут с детства.

— Ну да, — согласился Оди.

— Так вот, несколько месяцев назад, уж не помню, то ли весной, то ли в начале лета, я видела здесь парня. Я поздоровалась и спросила, не купил ли он дом. А он сказал, мол, нет, это дом его дяди.

— Дяди? — заинтересовался Оди. — Вы ничего не перепутали?

— Нет, — сказала Донна, — и когда я сегодня утром услышала, что он тут с детства не бывал, я подумала, что как-то это странно.

— Он нам сказал, что не был здесь много лет, — вспомнил Оди. — Впрочем, у него где-то на Западе живет брат. Он назвал свое имя?

Донна Татл наморщила лоб.

— Назвать-то назвал, но я не запомнила.

— Вы не могли бы поехать со мной в участок посмотреть несколько фотографий?

— Да, конечно.

— Я снова поговорю с ним. Посмотрим, будет ли он и дальше отрицать, что приезжал сюда. Спасибо, миссис Татл.

— Рада была помочь, — сказала она, отвязала лошадь и забралась в седло. — Надеюсь, вы его поймаете.

— Обязательно, — пообещал Оди, и на душе у него посветлело. — Да, кстати, он был один?

— Я больше никого не видела, — пожала плечами Донна Татл.

После отъезда Дэвида Лизетта сделала Эмме перевязку, а попутно рассказала историю своей жизни. Ее муж погиб в автокатастрофе, когда ей было двадцать пять, замуж она снова не вышла, детей у нее не было. В этой местности она поселилась недавно и надеялась когда-нибудь пожить на покое во Флориде. По просьбе Эммы она поднялась наверх и принесла ей кое-какую одежду — на случай, если Эмма решит переодеться.

Читать сил не было, и Эмма тупо сидела у телевизора. Лизетта занималась уборкой. От болеутоляющего Эмму потянуло в сон, а когда она проснулась, обед уже был готов и Лизетта собиралась сменить Эмме постельное белье.

— Мы на нем проспали всего одну ночь, — сказала Эмма. — Вовсе не обязательно его менять.

— Об этом уж позвольте судить мне, — сказала Лизетта, отправилась в спальню и вернулась оттуда с ворохом простыней. — Где у вас стиральная машина?

— В подвале. Зря вы так беспокоитесь.

— Не люблю сидеть без дела, — сказала Лизетта.

Энергичная Лизетта отправилась вниз. Эмма принялась бродить по дому. В кулаке у нее была зажата бумажка с телефонным номером полицейского участка. Как только за Дэвидом закрылась дверь, она переписала его из телефонной книги.

Она понимала, что Дэвид чувствует себя как в осаде, что ему неприятны подозрения полицейских. Но Эмма знала, что прежде всего должна позаботиться о собственной безопасности. И защитить своего ребенка. И все же она несколько раз снимала телефонную трубку и клала ее обратно. Понимала, что он обидится, если она обратится в полицию за его спиной.

Но Эмма была уверена, что этот «свадебный» подарочек — важная улика. Возможно, это поможет оправдать Дэвида, успокаивала она себя. Она все-таки позвонила, и ей сообщили, что лейтенанта Аткинс сейчас в участке нет. Эмма оставила сообщение секретарю и повесила трубку.

Ее мысли снова и снова возвращались к кошмарному подарку. Чем дольше он пролежит в мусорном баке, тем труднее криминалистам будет его исследовать. А если пойдет дождь, коробка размокнет. И она заставила себя встать.

Она причесалась, собрала волосы в хвост на затылке, погляделась в зеркало и чуть-чуть подвела глаза, подкрасила губы. А потом надела черное свободное платье, которое купила с расчетом на последние месяцы беременности. Она подошла к лестнице в подвал.

— Все в порядке? — раздался снизу голос Лизетты.

— Да, в полном, — слабым голосом ответила Эмма.

Опираясь на палку, она добрела до мусорного бака, подняла крышку и вытащила коробочку из «Келлермана». Мыши там уже не было, только серебряное блюдечко.

Эмма с тоской посмотрела на свою машину. Коричневая «тойота» Лизетты перегородила ей дорогу. Эмме запретили садиться за руль, и вообще она сегодня должна была оставаться дома.

Она вернулась в дом, вызвала такси. Коробку из «Келлермана» положила в бумажный пакет, взяла из шкафа пальто. Оно оказалось слишком тяжелым для нее. Несколько мгновений она стояла в нерешительности. Но тут вспомнила про синюю пуховую куртку, которую Рори подарил ей на Рождество. Она висела в шкафу в кабинете, который стал на время ее спальней.

Только она взялась за ручку двери, как Лизетта открыла дверь изнутри. Эмма вскрикнула.

— Я как раз перестелила постель, — сказала Лизетта. — Так что можете прилечь отдохнуть. А мне надо пропылесосить дом.

— Отлично, — сказала Эмма.

Очень кстати. Пылесос будет гудеть, и Лизетта не заметит, что Эмма ушла. Она подошла к столу, написала записку: «Просьба не беспокоить». В дальнем углу дома уже заработал пылесос.

Эмма приклеила скотчем записку на дверь кабинета и тихонько вышла из дома. Такси уже ждало ее на улице. Она, еле сдерживая слезы, уселась на заднее сиденье.

— Мне нужно в магазин «Келлерман», на Мэйн-стрит, — сказала она. — И будьте добры, подождите меня.

Молоденькая продавщица брезгливо наморщила носик.

— Что у вас такое с коробкой? — спросила она.

— Ее случайно выкинули в мусорный бак, — ответила Эмма.

— Это и по запаху понятно, — сказала продавщица, рассматривая грязную коробку, стоявшую на стеклянной витрине.

— После свадьбы все было вверх дном, — попробовала оправдаться Эмма. — Карточки не было, а я хотела бы знать, кто сделал мне этот подарок — чтобы поблагодарить.

— Коробка довольно потрепанная, — сказала продавщица. — Наши гораздо ярче. — Она показала ей новенькую, сверкающую белизной коробочку. — Видите?

— Да, вы правы, — согласилась Эмма. — Эта успела пожелтеть.

Продавщица вынула из коробки серебряное блюдце-ракушку и, рассмотрев его, покачала головой:

— Мы такими не торгуем.

— Но это куплено у вас, — возразила Эмма.

— Может, купили где-то еще, а сделали вид, что это из «Келлермана». Такое бывает. Покупают в дешевом супермаркете и кладут в нашу коробку.

— Блюдце серебряное. Такими в супермаркетах не торгуют.

— Ну, значит, это с какой-нибудь распродажи.

Эмма вдруг почувствовала сильную усталость.

— Так, значит, таких у вас нет? А раньше были?

Девушка позвала лысого мужчину в галстуке-бабочке, который чистил перьевой щеточкой хрусталь.

— Харви, у нас были в продаже такие блюдца? — Она показала на серебряную ракушку.

— Конечно, — ответил он. — Мы торговали ими много лет. И перестали закупать где-то год назад. Откуда оно?

— Мне его подарили, — сказала Эмма. — Но карточки не вложили.

— По-видимому, вам подарили уже дареное… — сказал мужчина.

Эмма кивнула:

— Что ж, спасибо за помощь.

Она убрала блюдце обратно в коробку и, опираясь на палочку, медленно вышла из магазина и с трудом уселась в такси.

По дороге домой Эмма думала, что бы такое соврать Лизетте. Та наверняка забеспокоилась, увидев, что ее подопечная куда-то подевалась. Но когда такси подъехало к дому, она с удивлением обнаружила, что коричневой «тойоты» Лизетты у дома нет.

Эмма, превозмогая боль, поднялась на крыльцо, открыла дверь.

— Лизетта! — позвала она.

Ответа не последовало. В доме было тихо. Только слышно было, как на улице шелестит в листве ветер. Эмма заперла дверь и попыталась убедить себя, что бояться совершенно нечего. Она зажгла свет в гостиной и пожалела о том, что Дэвида нет дома.

Эмма надеялась, что Лизетта хотя бы оставила записку. Но не было ни записки, ни рюкзака Лизетты. Дверь в кабинет была открыта, и у Эммы тревожно забилось сердце. Ее листочек «Просьба не беспокоить» был сорван. Наверное, его сняла Лизетта, поняв, что Эмма ускользнула из дома. Эмма оглядела коридор и заметила, что листок валяется на полу. Она неуклюже наклонилась, подобрала его, разгладила ладонью. Лизетта, конечно, рассердилась.

Эмма понимала, что виновата, но не хотела об этом думать. Когда же вернется Дэвид? Она была по-детски обижена на него за то, что он оставил ее одну. Лизетты теперь тоже не было. На душе скребли кошки. Эмма никак не могла унять тревогу.

Сколько ей придется ждать? Ей вдруг безумно захотелось позвонить Дэвиду. Эмма набрала номер его мобильного, но он оказался отключен. Разумеется — он выключил его на время интервью. Неужели они до сих пор сидят в ресторане?

Наверняка Невин знает, как с ним связаться. Но Дэвид не хотел посвящать Невина в свои личные дела. Да плевать ей на Невина. Ей срочно нужен муж. Эмма знала, что номер Невина есть у Дэвида в записной книжке. Она посмотрела на столе, но книжки не обнаружила. И полезла в ящик стола. Но он не открывался.

Может, что-то там застряло, подумала Эмма. И двумя руками попыталась выдвинуть ящик снизу. Безрезультатно. Ящик оказался заперт. Что ему понадобилось запирать? Эмма начала злиться. И нервно подергала ручку. Ладно, забудь про ящик, велела она себе. Это тебя не касается.

Зазвонил телефон. Эмма вздрогнула от неожиданности и торопливо нажала на кнопку.

— Алло!

На другом конце провода молчали. Она слышала чье-то дыхание.

— Алло! Кто это?

Но трубку повесили. Эмма испугалась, она поняла, что даже в собственном доме не может чувствовать себя в безопасности. Молчание в телефонной трубке. Запертый ящик письменного стола. Исчезновение сиделки. Ветер усилился, и ветки кустов скреблись о стекло. А все ли окна закрыты? Но пройти по всему дом и проверить окна у нее не было сил.

Мне нужна помощь, в панике подумала она. И стала перебирать в уме знакомых. Позвонила Стефани, но попала на автоответчик. Наверное, она еще в школе.

Эмма раздраженно бросила трубку. Хотелось забиться в истерике. Но она попыталась рассуждать здраво. Надо проверить, все ли окна заперты. Мало ли кто захочет забраться в дом. Эта мысль испугала ее, она вскочила со стула, прихрамывая, добралась до кухни. Из глаз лились слезы. Дэвид, где же ты? Она перегнулась через раковину, подергала окно. И тут вдруг услышала, как у нее над головой что-то скрипнуло. Она резко обернулась.

В доме кто-то был. Наверху. Он уже здесь. Эмма представила себе, как человек в маске спускается по лестнице. Она метнулась к телефону, набрала 911.

Оператор тут же передал вызов патрульной машине, предупредил, что дежурный полицейский где-то поблизости, и посоветовал выглянуть в окно. Она попыталась рассмотреть, что происходит снаружи. И вдруг увидела свет фар, а через несколько секунд раздался стук в дверь.

Эмма, не выпуская из рук телефонную трубку, доковыляла до двери, посмотрела в глазок. На крыльце стоял молоденький полицейский. Она впустила его.

— Спасибо, что так быстро приехали!

— Это наша обязанность, мадам, — ответил он. — Вы считаете, что в доме есть посторонние?

— Да, наверху. Будьте осторожны. — Эмма прошла за ним в гостиную.

У лестницы полицейский включил фонарик. Сердце у Эммы готово было выпрыгнуть из груди. А когда у нее в руке зазвонил телефон, она от неожиданности вскрикнула. Нажав на кнопку, она рявкнула:

— Алло! Кто это?

— Эмма? — раздался обеспокоенный голос. — Это Берк.

— Берк… — с облегчением выдохнула Эмма. — Слава богу!

— В чем дело? Как ты там?

— У меня здесь полиция. Кто-то проник в дом.

— Где Дэвид? — спросил он.

— Дэвида нет дома.

Берк несколько мгновений молчал.

— Сейчас приеду, — сказал он.

— Спасибо, — шепнула Эмма, но он уже повесил трубку.

— Мадам! — Полицейский стоял наверху. — Окно в ванной комнате открыто.

— Как это? — удивилась Эмма. — Значит, кто-то залез в окно? Я слышала скрип.

— Здесь никого нет.

Эмма молчала. Лицо у нее пылало. Она тяжело опустилась в кресло и сказала:

— Прошу меня извинить. Я зря вас побеспокоила.

 

Глава седьмая

В окна на кухне Берка Хейзлера стучал дождь. Эмма сидела в удобном кресле, положив ноги на скамеечку. В руке у нее был стакан минералки. Эмма потихоньку успокоилась. Берк приехал к ней, предложил заказать ужин на дом и ждать Дэвида, но у Эммы случился приступ клаустрофобии — она готова была отправиться куда угодно, лишь бы не сидеть дома. Тогда Берк предложил оставить Дэвиду записку и поехать к нему.

— Ты уж меня извини, Берк, — сказала она. — Я как тот мальчик, который все кричал: «Волки! Волки!» У меня нервы на пределе.

— Да не волнуйся ты. Я рад, что хоть чем-то могу тебе помочь.

Берк стоял у плиты, отпивал вино и мешал в кастрюле спагетти. На соседней конфорке булькал соус. На нем был дурацкий фартук с надписью «Поцелуй повара». В кухне было тепло, Эмма приняла болеутоляющее, и ее немного клонило в сон.

— Ты совсем не похож на повара, — улыбнулась она.

Берк погляделся в никелированную лопатку.

— Почему? Потому что у меня морда бульдожья?

— Вовсе она у тебя не бульдожья. Знаешь, а я помню, как ты у меня преподавал на первом курсе. Я тогда влюбилась в тебя по уши.

— Да неужели? — изумился Берк.

— Ты был такой умный, такой загадочный. Мне казалось, что и я тебе нравлюсь, но ты соблюдаешь дистанцию между студентом и преподавателем. А потом ты стал встречаться с моей соседкой.

— Я сразу обратил на тебя внимание, Эмма. И всегда считал тебя удивительно хорошенькой.

— Да ладно тебе! С Натали я ни в какое сравнение не шла. Она была сногсшибательна.

— Я действительно считал, что преподавателям не следует близко общаться со студентами, но Натали было наплевать на правила и условности, — сказал Берк. — Когда я пытался ей что-то объяснить, это было все равно что махать красной тряпкой перед носом у быка. Для нее слова «нет» не существовало.

Эмма почувствовала легкий укол ревности.

— Так она первая обратила на тебя внимание?

— Она обрушилась на меня как лавина. Почему это тебя так удивило?

— Да просто… просто она знала, что ты мне нравишься. Я с ума по тебе сходила, — призналась Эмма.

— Знаешь, если это тебя утешит, скажу честно: за эти годы я не раз пожалел, что поддался соблазну, — вздохнул Берк.

Эмма заметила, как погрустнел ее гостеприимный хозяин. И решила сменить тему:

— Давай я хотя бы на стол накрою. А то сижу тут сиднем.

Берк снял со стены поднос и положил на стол.

— Ни в коем случае! На стол она накроет! Да тебе и из дому-то не стоило выходить.

— Я очень надеюсь, что на следующей неделе смогу выйти на работу.

— Эмма, не торопись!

— Берк, мне уже осточертело сидеть и думать о том, что случилось. К тому же проблемы моих пациентов помогут мне отвлечься от своих собственных.

— Давай обсудим это через пару дней, — твердо сказал Берк.

Берк накрыл ей на подносе, а себе на кухонном столе. И поставил перед Эммой полную тарелку. Он сел и поднял бокал.

— За твое скорейшее выздоровление, — сказал он.

Эмма поднесла стакан к губам и улыбнулась.

— Спасибо, что спас меня. Здесь, с тобой, я чувствую себя гораздо лучше.

— Ну и отлично. Ешь давай.

И они принялись за еду.

— Потрясающе вкусно! — похвалила Эмма.

Берк улыбнулся.

— А что говорит полиция? Как идет расследование? — спросил Берк.

— Адвокат посоветовал нам как можно меньше общаться с полицией. Они подозревают Дэвида.

Берк понимающе кивнул:

— Пока не нашли тело Натали, они постоянно допрашивали меня. Практически преследовали. Но тебе обязательно нужно с ними побеседовать. К тому же, когда я отдал лейтенанту Аткинс твои анонимные письма, она очень ими заинтересовалась. А еще я сказал — надеюсь, ты не будешь против, — что им непременно надо поговорить с Лайлом Девлином.

Эмма отложила вилку:

— Лайл Девлин — это отец Айви?

— Меня спросили, не угрожал ли кто тебе. Я тебе об этом не рассказывал, но после смерти Айви Девлин примчался ко мне, рвал и метал.

— Он обвинял меня? — спросила Эмма.

— Я не хотел тебя расстраивать. Ты и без того ужасно переживала.

Эмма побледнела.

— Ты одобрил мои методы лечения.

— Я этого не отрицаю. И сам говорил об этом Девлину. И все же полиции следовало об этом знать.

Эмма кивнула и снова взялась за еду, но аппетит почему-то пропал. У нее снова потекли слезы, и она стала утирать их салфеткой.

— Эмма, дорогая, извини… — сказал Берк.

Эмма покачала головой:

— Тебе не за что извиняться. Наверное, я просто очень устала. — Она посмотрела за окно, на дождь. — Надеюсь, с Дэвидом все в порядке.

— Он поехал в Нью-Йорк на машине? — спросил Берк.

— Нет, на поезде.

— Как он мог оставить тебя в таком состоянии?

— Вообще-то я была не одна. Мама наняла мне сиделку. Но я сбежала, и она, наверное, обиделась и уехала. Когда я вернулась, ее уже не было.

— Странно, — заметил Берк. — А завтра она вернется?

— Понятия не имею. Может, попросит перевести ее на другое место.

Берк озабоченно взглянул на Эмму.

— И куда же ты отправилась одна? — спросил он.

— Это довольно неприятная история… — Эмма вкратце рассказала об отвратительном свадебном подарке.

— Господи! — воскликнул Берк. — Это что, очередное послание твоего поклонника? Ты выяснила, кто это прислал?

Эмма покачала головой.

— В «Келлермане» такие штучки теперь не продаются. Уже больше года. Вообще-то вещица довольно красивая — серебряное блюдце в форме раковины.

— Большое?

— Да нет, — ответила Эмма. — Как раз… для мышки.

Берк странно посмотрел на нее.

— Нам дарили такую на свадьбу, — сказал он.

И тут раздался громкий стук в дверь. Берк встал, но дверь открылась сама.

— Дэвид! — воскликнула Эмма.

Волосы у него были мокрые, с кожаной куртки ручьями лилась вода.

— Я смотрю, вы тут уютно устроились, — сказал он. — Я получил твою записку, Эмма. Что ты здесь делаешь? Тебе нельзя выходить.

— Это долгая история. Мне пришлось звонить в службу спасения…

— В службу спасения? — воскликнул он. — Зачем?

— Мне показалось, что в доме кто-то есть. Оказалось, что просто ветром захлопнуло дверь, но я перепугалась. А тут как раз позвонил Берк. Он приехал и забрал меня.

— А что случилось с Лизеттой? — спросил Дэвид.

— Она уехала. Я же сказала, это долгая история.

— У дверей ждет машина. Поехали домой. Если ты хочешь поехать завтра на похороны, тебе непременно надо как следует выспаться.

— На какие похороны? — спросил Берк.

— Ах да, я совсем забыла… — сказала Эмма. — Ты прав. — Она с трудом встала. — Похороны Клода Матиса. Того охотника, который пытался меня спасти. Да, я непременно туда поеду.

Дэвид обернулся к Берку.

— Спасибо, что присмотрел за ней, — сказал он.

— Да, Берк, огромное тебе спасибо, — сказала Эмма. — Ты мне так помог!

— Всегда пожалуйста, — улыбнулся Берк.

— Как прошло интервью? — спросила Эмма, когда они выехали на улицу.

— Отлично, — ответил он.

— Отлично? — повторила она с упреком. — И это все?

— Слушай, мне и так трудно вести машину под дождем.

— Отлично… — буркнула она.

Остаток пути они провели молча. Дэвид едва видел дорогу: дворники не справлялись с потоками дождя, заливавшего машину.

Когда они наконец подъехали к дому, Дэвид просил Эмму не торопиться, хотел помочь ей выйти, но она выбралась сама и раскрыла зонтик. Сделав несколько шагов, она почувствовала у себя на талии его руку. Ей хотелось прислониться к нему, но она не могла. Слишком уж разозлилась на него.

Дома она переоделась в халат.

Дэвид вышел из ванной, вытирая голову полотенцем.

— Принести тебе лекарства? — спросил он.

— Сама возьму, — холодно ответила она. И, стараясь не морщиться от боли, проковыляла на кухню. Вошел Дэвид в пижамных брюках, достал из холодильника пива.

— Хочешь? — предложил он и ей.

— Нет, — ответила она. — Ты что, забыл, я же беременна.

— Ах да. Извини.

Она добралась до спальни, села на кровать и уставилась на намокшую повязку. Поменять ее сил не было.

Через несколько минут появился Дэвид с бинтами.

— Помочь тебе?

Эмма вздохнула с облегчением и бросила на него быстрый взгляд.

— Это было бы здорово, — сдалась она.

Дэвид присел на корточки и стал разбинтовывать ногу. Эмма наконец немного расслабилась.

— Лизетта тут все буквально вылизала, — сказал он.

— Да, — согласилась Эмма. — Она очень тщательно все делала.

— Так объясни, что случилось. Она просто взяла и ушла? Сказала хотя бы почему?

— Понимаешь, я вызвала такси и поехала в «Келлерман», хотела узнать, вдруг им известно, кто купил эту серебряную ракушку.

— Эмма, ты что, с ума сошла? Поехала в таком состоянии?

— Я не хочу это обсуждать. Поехала и поехала.

Дэвид только покачал головой.

— Ты что-нибудь узнала?

— Нет. А когда я вернулась, ее уже не было. Ни рюкзака, ни машины. И тут меня охватила паника.

— И ты позвонила в полицию, — продолжил он.

— Не сразу. Я ждала, когда ты вернешься.

— Извини, что задержался. Так что же произошло?

— Поднялся сильный ветер. Потом кто-то позвонил и дышал в трубку.

— Это пустяки. Наверное, не туда попали.

Она замялась. Ей было трудно продолжать.

— Я хотела найти тебя. Решила позвонить Невину и стала искать твою записную книжку. Зачем ты запер ящик письменного стола?

— Разве он заперт? — нахмурился Дэвид.

— Мне показалось это странным, — вызывающе сказала она.

Он прищурился, и она поняла, что перешла границу. Это ведь его стол, а она в нем рылась. Он имеет право на свое личное пространство.

— Наверное, я запер его, чтобы при переезде ничего не вывалилось, — сказал он.

Это объяснение она приняла с радостью.

— Да, конечно.

— Если тебя это так беспокоит, я найду ключ.

— Нет-нет. Это твой стол. Мне не стоило и спрашивать. — Ей было стыдно за свою навязчивость. — Дэвид, извини, пожалуйста.

Он холодно посмотрел на нее:

— Если ты мне не доверяешь, у нас с тобой ничего не получится.

— Конечно, я тебе доверяю! — воскликнула она.

— Надеюсь, — сказал Дэвид и собрал в кучку старые бинты.

В церкви собрались все, кто хотел попрощаться с Клодом Матисом. Эмма с Дэвидом приехали пораньше — не хотели обращать на себя внимания, но, когда Эмма вошла, по церкви пронесся шепот.

Друзья Клода много про него рассказывали, и у Эммы несколько раз подступали к глазам слезы. Она пыталась представить, каким был этот человек, который погиб, придя ей на помощь. Мейджора, пса Клода, тоже пустили в церковь, и он лежал у ног сына Клода, Бобби.

После службы Эмма подошла к сыну Клода и его бывшей жене.

— Прошу прощения, — сказала она. — Я — Эмма Уэбстер. Я хотела сказать вам, как искренне я переживаю смерть Клода.

Бывшая жена Клода Холли была бойкой дамочкой в джинсах, туфлях на шпильках и красной куртке.

— Я знаю, кто вы, — сказала она. — Ваш отчим сообщил, что вы хотите дать нам денег. Это очень мило с вашей стороны. Право слово, они нам очень пригодятся. Бобби, это та самая женщина.

Мальчик-подросток в мешковатом черном свитере устало посмотрел на Эмму. Он держал на поводке пса. Мейджор сидел тихо, и взгляд у него был тоскливый.

— Бобби, твой отец был очень храбрым человеком, — сказала Эмма. — Он погиб, спасая меня и моего будущего ребенка от верной смерти.

Мальчик пожал плечами, но в глазах блеснула гордость за отца. Дэвид тоже пожал мальчику руку, пробормотал слова соболезнования, а потом протянул руку и потрепал Мейджора по холке. Тот угрожающе зарычал.

— Мейджор, молчать! — одернул его Бобби. — Не любит чужих, — объяснил он.

Дэвид отступил на шаг.

— Извини. Эмма, нам пора.

— Мейджор… — Эмма протянула руку к сеттеру.

Тот истошно залаял. Эмма застыла на месте, глядя, как пес рвется с поводка.

— Мейджор, молчать! — крикнул Бобби.

Эмма прижалась к Дэвиду. Мальчик вытащил пса на улицу.

Репортеров у церкви было не меньше, чем желавших проститься с покойным. Один из фотографов бросился к Эмме.

— Все, хватит! — крикнул ему Дэвид. — Оставьте мою жену в покое! — И, видя, что их никто не хочет пропустить, Дэвид толкнул одного из журналистов. Тот стал громко возмущаться, и тут как из-под земли возник начальник полиции Оди Осмунд.

Не обращая внимания на репортеров, он загородил Эмму от толпы и повел к машине. Рядом с патрульной машиной их ждала лейтенант Джоан Аткинс в синем брючном костюме и туфлях на низком каблуке.

— Здравствуйте, лейтенант, — сказала Эмма.

Дэвид взял ее под руку.

— Пойдем, дорогая.

Оди Осмунд положил руку на плечо Дэвиду.

— Мистер Уэбстер, не могли бы вы уделить мне несколько минут?

— Зачем я вам? — спросил Дэвид.

— Я бы хотел, чтобы вы поехали со мной к домику и показали, каким путем вы шли до засидки на уток, — ответил Оди.

— Мой адвокат посоветовал мне не общаться с вами.

— Мистер Уэбстер, вы только что побывали на похоронах Клода Матиса. Я должен найти его убийцу. Неужели вы не считаете себя хоть чем-то ему обязанным?

— Прошу меня извинить, но я действую согласно своим правам, — сказал Дэвид.

Осмунд бросил взгляд на лейтенанта Аткинс, которая пристально наблюдала за происходящим. Дэвид взял Эмму за руку:

— Пойдем к машине.

Они направились к джипу, а Осмунд и Аткинс пошли следом. Дэвид открыл дверцу, достал пластмассовый ящик. Эмма забралась на переднее сиденье, он убрал ящик и сам собрался сесть в машину.

Джоан Аткинс преградила ему дорогу. Она улыбалась, но взгляд ее был холоден.

— Мистер Уэбстер, я бы на вашем месте все-таки побеседовала с начальником полиции. Мне все равно нужно поговорить с вашей женой.

— Она не желает с вами беседовать, — ответил Дэвид.

— Вообще-то она сама изъявила это желание, — сказала Джоан.

Дэвид побледнел. И, заглянув в салон, спросил Эмму:

— Это правда?

— Я хотела рассказать ей о свадебном подарке. — Под его укоризненным взглядом она покраснела. — Я тебя об этом предупреждала.

— Прекрасно. Рассказывай. Я тебя подожду.

— Дэвид, прошу тебя! Они правы. Мы должны это сделать хотя бы в память о Клоде Матисе. И нам незачем прятаться за спину адвоката.

— Они загоняют нас в угол, Эмма, — покачал головой Дэвид. — Они знали, что ты именно так и будешь себя вести.

— Так вы едете, мистер Уэбстер? — спросил Осмунд. — Лейтенант Аткинс может поехать следом на вашей машине.

Взгляд у Дэвида был ледяной. Он швырнул ключи Джоан Аткинс и пошел к патрульной машине.

Лейтенант Аткинс села в джип, вставила ключ в зажигание.

— Ваш муж чем-то недоволен, — сказала она Эмме.

— Он в полном порядке.

— Так что там со свадебным подарком? Я вам перезвонила, но трубку никто не снимал.

Эмма рассказала ей про серебряную раковину и дохлую мышь.

— Мне нужно будет забрать эту коробку. Хотя, боюсь, следов там уже не осталось, — сказала Джоан.

Эмма не ответила. Они молча ехали следом за патрульной машиной. Эмма с замиранием сердца смотрела в окно. Пейзаж был ей уже знаком. Когда они остановились на полянке, Эмма заявила:

— Я в этот дом больше не войду.

— А вам и не надо, — сказала Джоан.

Осмунд остановил машину, они с Дэвидом вышли и направились в лес. Эмма со вздохом откинулась на спинку кресла. Лейтенант Аткинс барабанила пальцами по рулю. А потом повернулась к Эмме:

— Эмма, я вот что хотела вам сказать. Жены всегда думают, что хорошо знают своих мужей. Спросите любую женщину, она расскажет, что нравится ее супругу, с кем он дружит, чем увлекается.

Эмма отвернулась и посмотрела на реку.

— Эмма, я когда-то была замужем. Если бы меня спросили, может ли мой муж меня обидеть, я бы сказала: нет, никогда! А потом в один прекрасный день он поднял на меня руку.

— Наверное, это было ужасно, — сочувственно сказала Эмма.

Джоан слегка покраснела.

— Было. Я вам это рассказываю только для того, чтобы вы поняли всю серьезность своего положения. Я не знаю, что вам рассказывал Дэвид о своем визите в полицию, но он отказался проходить тест на детекторе лжи. Это было еще до появления адвоката.

Эмма уставилась на дом. За деревьями поблескивала река. Идиллический пейзаж. Эмма вспомнила незнакомца с топором. Это был не Дэвид. Это был кто-то, кто живет в этих лесах. Кто знает, как здесь прятаться. Они не там ищут.

— Почему невинный человек отказывается пройти тест на детекторе лжи? — продолжала Джоан.

Эмма встретилась с ней взглядом.

— Этому может быть множество объяснений. Начать с того, что эта методика небезупречна. И суд этих результатов во внимание не принимает. Почему вы так упорно хотите обвинить моего мужа?

Джоан Аткинс посмотрела на Эмму в упор:

— Эмма, ваш муж привозил вас сюда раньше?

— Нет. Он сам не бывал здесь много лет.

— Он и нам то же самое говорил, — сказала Джоан. — Но это не так. Он был здесь совсем недавно.

— Не был! — воскликнула Эмма.

— Одна из местных жительниц с ним разговаривала.

У Эммы сердце готово было выскочить из груди. Она помимо своей воли вспомнила лазанью в морозилке, вспомнила дату выпуска — август этого года. Из леса вышли Дэвид и Осмунд. Дэвид что-то говорил, а полицейский хмуро его слушал.

— А если он тут и был? — сказала она. — Что с того? Может, ему нужно было просто побыть одному. А сказать об этом он забыл.

— А может, у него был свой план, — сказала Джоан. — Сами его спросите.

 

Глава восьмая

Дэвид почти враждебно смотрел на Джоан Аткинс.

— Мы оказали вам максимум содействия, — сказал он. — Теперь позвольте нам уехать.

— Ну же, — сказала Джоан. — Спросите его.

— О чем? — Дэвид уставился на Эмму.

Джоан холодно смотрела на него.

— Когда вы в последний раз здесь были?

— Вам это отлично известно, — отрезал Дэвид. — Моей жене совершенно незачем снова через все это проходить. Ни к чему ей все эти воспоминания.

— Когда вы были здесь раньше, до нападения? — спросила Джоан.

Дэвид наморщил лоб.

— Точно не скажу… Когда мне было лет десять.

— Это не соответствует имеющимся у нас сведениям.

— Ну, может, лет двенадцать, — сказал Дэвид. — Можете привлечь меня к ответственности.

— У нас есть свидетель, который видел вас совсем недавно.

Эмма не сводила с него глаз.

— Что за свидетель? — возмутился он.

— Вполне надежный свидетель, — вступил в разговор Оди Осмунд. — Вы, наверное, просто забыли рассказать нам о своем недавнем приезде.

У Эммы тошнота подступила к горлу. Она оперлась о машину, чтобы не потерять равновесие.

— Ну все, достаточно, — сказал Дэвид. — Я сыт по горло. И моя жена тоже.

И, не говоря ни слова, он подсадил Эмму в салон. Лейтенант Аткинс отдала ему ключи. И джип, поднимая столб пыли, выехал на проселочную дорогу.

Эмма с тоской смотрела на Дэвида.

— Ну, что еще? — спросил он.

— Почему ты солгал полицейским?

— Про что?

— Про то, когда ты был в домике.

— Ты сама стала говорить как полицейский. — Дэвид поднял руки. — Ну хорошо. Можешь мне не верить.

— Ты слышал, что сказала лейтенант Аткинс? У них есть свидетель.

— Эмма, она все это придумала. Она пытается настроить тебя против меня, и у нее это получается! — воскликнул Дэвид.

— Она сказала это, потому что думает, что ты лжешь. Если ты был там, скажи об этом.

— Да не было меня там! Почему ты им веришь? Они пытаются меня подставить, и ты им в этом помогаешь.

— Так, значит, это я во всем виновата?

— Тебе моего слова недостаточно? Ты — моя жена. Я люблю тебя. Мне нужно, чтобы ты мне верила. Неужели я прошу слишком многого?

Дэвид вышел из комнаты.

Эмме стало стыдно за свое упрямство. В его словах был смысл. Свидетель мог и ошибиться. Она подошла к столу, посмотрела в окно и села на стул. Ее взгляд упал на ящик письменного стола, и она машинально потянула за ручку.

На этот раз ящик открылся легко. Значит, он успел его отпереть. Она заглянула внутрь: обычная ерунда — скрепки, резинки, карандаши. И у нее мелькнула тревожная мысль. Если он там держал что-то, что действительно хотел скрыть, значит, он успел это перепрятать.

И тут она задумалась о том, как она себя ведет. Что с тобой такое, Эмма? Почему ты подозреваешь мужа в неведомых грехах? Он тебя любит. Ты сказала, что доверяешь ему. А сама слушаешь все, что говорят полицейские, превратилась в жену, которая позволяет себе шарить в вещах мужа. Все было так, как он сказал. Запер ящик перед переездом.

Она собралась закрыть ящик, но тут обратила внимание на кольцо для ключей. На нем был один ключ и пластиковая рамка, на которой было написано «Сарай». А с другой стороны была вставлена ее фотография, которую сделал Дэвид. Там она была в бейсболке и комбинезоне. Она затаскивала в сарай садовую мебель. Милая фотография. Он специально вставил в рамку именно ее, чтобы Эмма не забыла, от чего этот ключ. Она задвинула ящик и встала.

Взгляд Эммы упал на телефон, и она подумала о матери. Как было бы здорово словно по мановению волшебной палочки оказаться в Чикаго, где о ней бы снова заботились как о ребенке. Она бы даже Рори вытерпела.

И тут телефон зазвонил. Эмма сняла трубку.

— Родная моя, — сказала Кей Маклин, — я знаю, ты на меня сердишься, и я тебя нисколько не виню, но я просто не могла тебе не позвонить.

— Мамочка, а я как раз думала о тебе.

Кей радостно засмеялась:

— Ну, это нормальная телепатическая связь между матерью и дочерью.

— Точно, — улыбнулась Эмма.

— Как у тебя дела? — спросила Кей. — Как ты себя чувствуешь? Сиделка пришла? Я знаю, ты просила меня не вмешиваться в твои дела, но…

— Она была здесь, — осторожно сказала Эмма.

— Была? А сейчас она что, не здесь? Мы же наняли ее на неопределенный срок.

— Она рассердилась за то, что я ушла из дома, не предупредив ее.

— Эмма! Она же должна была за тобой ухаживать.

— Знаю, мама. И ценю твою заботу. Знаешь, мне очень бы хотелось поехать к тебе.

— Правда? Эмма, так давай, приезжай. Я буду безмерно счастлива. — И тут она осторожно спросила: — Дорогая, что случилось?

— Да ничего особенного. Просто нервы сдают.

— Тогда садись на поезд и приезжай. Ты выдержишь дорогу?

— Думаю, выдержу. — Эмма решилась. — Мама… я приеду ближайшим поездом.

— Отлично, родная. Мне очень хочется, чтобы ты была рядом.

— Спасибо, мама!

— Я люблю тебя, солнышко, — сказала Кей.

Эмма повесила трубку и посмотрела через окно на беспросветно серое небо. Надо поскорее отсюда выбраться. Взять с собой только самое необходимое. Тяжелого она ничего поднять не могла.

Эмма достала из шкафа легкую дорожную сумку, сунула в нее ночную рубашку, хлопковую майку, легкие брюки. А потом доковыляла до ванной — взяла зубную щетку, бинты и лекарства.

Эмма вернулась в спальню и увидела там Дэвида. Он стоял и смотрел на ее сумку.

— Это что такое? — спросил он.

Эмма не ответила. Просто молча сунула туалетные принадлежности в сумку.

— Эмма!

— Ты мне солгал.

— Ну вот, снова здорово. Как мне тебя убедить? Не был я в домике.

— Я не про домик, — сказала она. — Ты солгал про ящик письменного стола. Сказал, что запер его, когда мы переезжали.

— Так оно и было.

— Нет! — Она подошла к ящику, вынула ключ. — Это видишь? Ты сфотографировал меня в тот день, когда мы переехали.

— И что из этого? — воскликнул он.

— А то, что если ящик был заперт до того, как мы переехали, то как на ключе оказалась рамка с моей фотографией?

Дэвид уставился на нее.

— Ушам своим не верю. Может, ты мне еще права зачитаешь? Работаешь на полицию?

Эмма покраснела.

— Ты второй раз за день сравниваешь меня с полицейскими, — сказала она, застегивая молнию на сумке.

— Извини, но я чувствую себя как в осаде. Это же просто ящик письменного стола. Ты уезжаешь из-за ящика? Мое преступление состоит в том, что я его запер?

Она шагнула к двери, но он преградил ей дорогу.

— Подожди, — сказал он, — выслушай меня.

Она остановилась, но стояла молча, не глядя на него.

— Ну ладно. — Он присел на краешек кровати. — Есть кое-что, о чем я, наверное, должен был тебе рассказать. Мне стыдно об этом говорить.

Эмму била дрожь.

— О чем речь?

— Эмма, когда мы познакомились, я встречался с другой женщиной. — Он тяжело вздохнул. — Ее зовут Конни. Она стюардесса. Она считала, что у нас с ней все серьезно. Наверное, я сам был в этом виноват. Но когда я увидел тебя, я понял, что ты — женщина моей жизни, и бросил Конни. Я постарался ее не ранить, но она некоторое время меня преследовала. Писала мне какие-то бессмысленные, можно сказать, безумные письма. Очень страстные.

Эмма не сводила с него глаз.

— Так в ящике были письма этой женщины?

Дэвид кивнул.

— Сам не знаю, почему я их сохранил. Когда ты заговорила о ящике, я понял, как глупо поступил. Понимаешь, если бы их нашли полицейские, они бы сделали неверные выводы…

— И ты от них избавился.

— Вчера вечером. Никакой женщине не понравятся рассказы про бывшую подружку мужа. Тем более, если на ее след выведет полиция. Ее письма были действительно безумными. Разбитое сердце, оскорбленная гордость… Я решил, что незачем ее в это втягивать.

У Эммы раскалывалась голова.

— Моя жизнь, жизнь нашего ребенка в опасности, а ты думаешь о том, как защитить эту женщину? А тебе не приходило в голову, что это она пытается меня убить?

Дэвид покачал головой:

— Эмма, это была не Конни. Она не проявлялась уже несколько месяцев. Она даже не знает, что я женился.

— Как я могу тебе верить? В твоей жизни слишком много тайн.

— Это в моей жизни много тайн? — изумился он. — А в твоей?

— Что ты имеешь в виду? — в свою очередь изумилась она.

— Ничего, — ответил он с вызовом. — Забудь об этом.

Эмма поставила сумку на кровать.

— Нет уж. Ты сам начал. Давай, выкладывай.

— Ну ладно. Я имел в виду вас с Берком.

— Нас с Берком? — Она не верила собственным ушам.

— Ты знала его еще в университете.

— Я действительно знаю его с университета. И что из этого?

— У тебя ведь был с ним роман, да? — спросил Дэвид.

— Роман? Нет, не было. — Эмма покраснела — вспомнила о признании, которое сделала Берку прошлым вечером. — Я его не интересовала. Ты что, забыл — он женился на моей соседке.

— А когда ты приехала к ним в гости на уик-энд, он тут же предложил тебе работу.

— Ну, это потому… — начала она.

— Почему? Потому что у тебя был огромный опыт?

Эмма совсем смутилась. Вопрос был простой, но ответить на него ей было трудно.

Дэвид окинул ее победным взором.

— А может, причиной было то, что у него была сумасшедшая жена, с которой он был несчастен, и он решил возобновить ваш роман? Но тут вмешался я.

— Дэвид, ты напридумывал бог знает что, то, чего никогда не было. Я тебе говорю чистую правду.

— А я тебе не верю, — сказал он. — Ну как, нравится тебе это?

Эмма просто не могла подобрать слов. А потом кинула на него гневный взгляд.

— А, я поняла. Ты специально все это разыграл, чтобы меня проучить.

— Разыгрывают обычно, чтобы повеселиться, — сказал он с горечью.

Эмма снова взяла сумку.

— Насколько я поняла, в одном мы сошлись. Ничего веселого в этом нет.

— Ну ладно, хватит тебе, — сказал он. — Я просто хотел доказать свою точку зрения. Разумеется, я тебе верю. Куда ты собралась?

— Я уезжаю, Дэвид. К маме. Пробуду у нее несколько дней.

— Эмма, ты не можешь так поступить… — Договорить он не успел, потому что зазвонил телефон. Он снял трубку и рявкнул: — Алло! — Несколько секунд он молча слушал, а потом протянул трубку Эмме. — Ни за что не догадаешься, кто это.

Эмма взяла трубку, Дэвид вышел из комнаты.

— Алло! — сказала она.

— Эмма, это Берк. Может, я не вовремя?

Эмма зашла в палату, где лежала Таша Клейман. Мать Таши, Нелл, сидела около кровати дочери, а ее отец, Уэйд, пристроился в углу. Берк позвонил Эмме сказать, что Таше стало хуже и она отказывается разговаривать с кем-либо, кроме Эммы. И, несколько раз извинившись, попросил Эмму навестить девочку.

Уэйд встретил Эмму радостным возгласом, но, заметив, как она опирается на палку, сказал:

— Господи! Бедная вы бедная!

Таша повернула голову:

— Доктор Холлис! Что с вами?

— Я оказалась жертвой преступления, — ответила Эмма. — Вообще-то я еще не собиралась на работу, но я очень беспокоюсь за тебя, Таша!

Таша слабо улыбнулась.

— Спасибо, — прошептала она.

— Я бы хотела сегодня с тобой поработать, — предупредила ее Эмма.

— Я попробую, — сказала Таша.

Нелл, которая не сводила глаз с изможденного лица дочери, взмолилась:

— Попробуй, Таша, попробуй!

Уэйд подставил Эмме стул, она села.

— Давайте поговорим о разочарованиях, — сказала она.

Оди Осмунд подъехал к старому дому Фиоре. Домик был никудышный, с покосившейся крышей, которая давно нуждалась в ремонте. Рядом стоял сарай. Оди поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Хозяйской машины во дворе не было.

На стук никто не ответил. Оди попытался заглянуть в окно, но сквозь грязные стекла ничего не разглядел. Плоховато ухаживают за домом, подумал Оди. Наверное, будь муж жив, все было бы по-другому.

Он нетерпеливо осмотрелся. Может, она в сарае? Он пошел к сараю, увитому диким виноградом. И услышал, как кто-то свистит.

— Миссис Татл! — позвал он.

— Кто это? — спросил низкий голос.

— Полиция, — ответил Оди. — А вы кто?

Из сарая вышел подросток в серой толстовке и бейсболке. В руках у него был гребень, такими расчесывают лошадиную гриву.

— Я здесь живу, — сказал парень, устало глядя на Оди.

— Ты сын миссис Татл?

Парень кивнул.

— Как тебя звать-то?

— Сэм.

— Сэм, я хотел поговорить с твоей матерью.

— Нету ее. В Трентон уехала. Насчет страховки за отца. А зачем она вам?

— Она помогает мне в расследовании одного дела, — ответил Оди. — А позвонить ей можно?

Подросток насупился.

— Нет. У нас был мобильный, а теперь нет. Мама говорит, он нам не по карману.

— Понятно, — вздохнул Оди. — Когда она вернется?

— Наверное, завтра. Или сегодня поздно вечером.

— Передай, что приезжал начальник полиции Оди Осмунд. Пусть позвонит мне.

Занятие вышло удачным. Уэйд под конец сказал даже, что жалеет о том, что задерживался допоздна на работе, вместо того чтобы проводить время с дочерью. Таша бросила на него удивленный взгляд.

Выходя из палаты, Эмма не смотрела по сторонам — не хотела объяснять, что с ней приключилось. Но поговорить с Берком было необходимо. Она подошла к его кабинету, из которого кто-то вышел, но кто, Эмма даже не посмотрела.

— Эй! — сердито окликнул ее выходивший. — Погодите-ка!

Эмма подняла голову. Перед ней стоял мужчина в кожаной жилетке, кожаных сапогах и очках в металлической оправе.

— Мистер Девлин? — удивилась она.

— Удивляться тут нечему. Я вам сейчас повторю то же самое, что сказал ему. — Лайл Девлин показал на кабинет Берка. — Как у вас хватило наглости после того, что вы натворили, еще и полицию на меня насылать?

— Я ничего такого не делала… — попыталась возразить Эмма.

— Что здесь происходит? — взволнованно спросила Джеральдин.

— Вы еще пожалеете! — заявил Девлин, тыча пальцем в Эмму. — Вы за все заплатите. Какую жестокую ошибку я совершил, доверив вам свою дочь!

— Я позову охрану, — слабым голосом сказала Эмма.

Из кабинета выглянул Берк. Увидев Эмму, которая стояла, вжавшись в дверной косяк, он кинулся на мужчину:

— Я же сказал: убирайтесь отсюда!

— Никакая охрана тебе не поможет, дорогуша! — сказал Девлин Эмме. После чего развернулся и вышел.

Берк обеспокоенно взглянул на Эмму.

— Ты как? Пройди, сядь.

— Со мной все в порядке, — уверила его Эмма. — Чего это он так завелся?

— Полиция допрашивала его в связи с нападением на тебя. Ему припомнили, как он тебе угрожал. И он вышел из себя. Он совсем не хочет, чтобы вспоминали то, что было. Ну, как прошло занятие с Ташей?

Эмма ответила, что отлично, и пообещала встретиться с девочкой, как только вернется из Чикаго.

— Ты едешь в Чикаго? Думаешь, тебе это по силам?

— Всего на несколько дней. Надоело быть в центре внимания. Еду к маме.

— Береги себя. Отдыхай и набирайся сил. — Берк поцеловал ее в щеку. — Ты нам всем очень дорога.

Вокзал Кларенсвилля находился неподалеку от Университета Ламберта. Такси остановилось рядом с центральным входом, и Эмма вошла в здание вокзала. На одной из скамеек спал, тихонько похрапывая, какой-то студент. Через окно Эмма увидела на платформе пару подростков в надвинутых на глаза вязаных шапках — они катались на скейтбордах.

Она подошла к окошку кассы. Кассир устало пробормотал:

— Ох уж эти детки! Прошу прощения, мисс. — Он вышел из кассы, прошагал до двери на платформу и, открыв дверь, крикнул: — Убирайтесь отсюда со своими досками!

Подростки громко расхохотались, но покатили к парковке.

— Слезайте, несите свои доски в руках! — крикнул кассир.

И, сердито хмурясь, он вернулся на место.

Эмма купила билет и вышла на платформу — до поезда оставалось несколько минут.

На платформе никого не было. Начинало темнеть, зажглись фонари.

Эмма хотела было присесть на лавочку, но она так нервничала, что сидеть не могла. И подошла к краю платформы.

Вдалеке показались огни поезда, послышался стук колес, и экспресс дал гудок — сигнал, что он здесь не останавливается.

Эмма отступила на шаг от края платформы. И краем глаза заметила, как мелькнула какая-то тень. По платформе несся на скейтборде один из подростков в мешковатом свитере и черной вязаной шапке. Кассир будет вне себя, подумала Эмма. Скейтбордист мчался ей навстречу, махал руками, что-то кричал ей, но слов она разобрать не могла.

— Что? — спросила она. Он мчался прямо на нее, и она благоразумно отступила еще на шаг назад, но тут же почувствовала, как чьи-то руки уперлись ей в спину и толкнули ее вперед. Она споткнулась и закричала, но свисток поезда заглушил ее крик. Эмма летела вперед, на рельсы, и ее слепили фары экспресса.

 

Глава девятая

О господи, в отчаянии подумала она. Мой ребенок!

И тут вдруг Эмму отдернули назад, оттащили, едва не задушив, за ворот накидки. Она подалась вперед, замахала руками и упала на бок. Вдоль платформы несся поезд, мелькали освещенные вагоны.

— Вы в порядке? — спросил, наклонившись над ней, скейтбордист.

Это он успел подскочить сзади, он дернул ее за накидку. Ее спасла его мгновенная реакция. Эмма, потрясенная тем, что осталась цела и невредима, не могла выговорить ни слова. Только молча кивнула.

К ним подбежал мужчина в плаще, который только что вышел вместе со своей спутницей из здания вокзала.

— Что ты с ней сделал? — накинулся он на подростка.

— Да ничего, — огрызнулся тот.

Мужчина склонился над Эммой, приподнял ее.

— Давайте я вам помогу.

Скейтбордист спрыгнул с платформы и умчался в сторону автостоянки.

— Придурок, — пробормотал мужчина. — Больно он вас?

— Это не он, — прохрипела Эмма. — Кто-то пытался… столкнуть меня под поезд.

— Нарочно? — нахмурился мужчина.

— Мой ребенок… — воскликнула Эмма. — Что с ним будет? — Она зарыдала. — Я беременна…

— Линда! — позвал мужчина жену. — Где твой мобильный? Звони в службу спасения.

Джоан Аткинс примчалась на автостоянку у вокзала, когда там уже были и машина «скорой помощи», и несколько патрульных машин. У вокзала толпились репортеры, но на страже стоял полицейский и никого не пропускал. Джоан показала свой жетон и вошла внутрь.

Джоан заметила Трея Марбери, который говорил по мобильному, и помахала ему рукой. Тот мрачно кивнул.

Эмма лежала на каталке — медики пытались остановить кровь, хлынувшую из раны на боку. Она взглянула на Джоан и едва слышно сказала:

— Лейтенант Аткинс…

Джоан легонько пожала ей руку.

— Эмма, что стряслось?

В глазах у Эммы стояли слезы.

— Извините… — пробормотала она и махнула рукой. — У меня нервы на пределе.

Джоан посмотрела на Трея. Тот закончил говорить по телефону и направился к ним.

— Что удалось узнать? — спросила она.

— Кто-то толкнул ее под поезд, но парень-скейтбордист удержал ее, не дал свалиться на рельсы.

Джоан поморщилась.

— И где этот скейтбордист?

— Его сейчас ищут наши ребята.

— Хорошо, — кивнула Джоан и взглянула на Эмму. — Расскажите мне все, что можете. Как вы здесь оказались?

Пристальный взгляд Джоан действовал на Эмму успокаивающе.

— Я ждала чикагский поезд. Собиралась к матери. И тут увидела приближающийся экспресс и паренька на скейте. Он пытался меня предупредить. А я ни о чем и не догадывалась. — Эмма всхлипнула, но тут же постаралась взять себя в руки.

— Ничего страшного, — ласково сказала Джоан. — Все уже позади.

Врач «скорой помощи» толкнул каталку вперед. Опять больница, с тоской подумала Эмма.

У входа в здание вокзала послышался шум. Трей вел под локоть паренька в шерстяной шапке и мешковатом свитере.

— Зачем вы меня толкаете? — возмущался подросток. — Я ничего плохого не сделал.

— Эмма, это тот молодой человек, о котором вы говорили? — спросила лейтенант Аткинс.

Эмма вгляделась в насупленное лицо скейтбордиста.

— Да, — ответила она. — Ты меня спас, — сказала она парнишке.

— Да чего там, — буркнул он.

— Его зовут Джош, — сообщил Трей.

— Джош, ты молодец, вовремя сориентировался, — сказала Джоан. — А теперь ответь на один очень важный вопрос. Ты разглядел человека, который хотел столкнуть доктора Уэбстер под поезд?

— Она доктор? — спросил паренек.

— Отвечай на вопрос.

— Я видел, как он подошел сзади, хотел ее столкнуть.

— Как он выглядел? — спросила Джоан.

Джош пожал плечами:

— Да не знаю… Он был в темных штанах, фуфайке с капюшоном и в лыжном шлеме. С красным вокруг глаз.

У Эммы перехватило дыхание. И грудь сдавило — будто на нее рухнуло тяжеленное бревно.

— Что еще? — продолжала Джоан. — Какого он был роста?

— Больше я ничего не запомнил. Все же быстро было.

— Ну, хорошо. Оставь свое имя и адрес патрульному. Возможно, нам придется еще разок с тобой побеседовать.

— Спасибо, Джош, — прошептала Эмма ему вслед.

Джоан посмотрела на Эмму и сказала серьезно:

— Вы понимаете, что после случившегося шансов на то, что нападение в Пайн-Барренсе было случайным, нет?

Эмма ничего не ответила. Она все прекрасно понимала.

— Лейтенант, нам пора ехать, — напомнил врач.

— Да-да, — ответила Джоан. — Эмма, я пошлю с вами нескольких полицейских. Они будут дежурить в больнице.

— Спасибо, — чуть слышно прошептала Эмма.

К каталке подошли двое полицейских. Эмма лежала неподвижно. Каталку повезли к выходу.

Когда ее спускали со ступеней, Эмма обратила внимание на огромные освещенные окна в здании напротив вокзала. В одном из них она увидела двух студентов. Парень с контрабасом, девушка со скрипкой у плеча. По-видимому, они репетировали.

Здание музыкального факультета, подумала Эмма. Его окна выходят на платформу.

— Наш маленький пациент чувствует себя превосходно, — сказал врач, отключая УЗИ-сканер. — А вы?

— Уже лучше. Доктор Вайс, можно мне домой?

Он с сомнением посмотрел на ее свежие повязки.

— А за вами есть кому ухаживать? Да, кстати, к вам пришли. Вы в состоянии принять посетителя?

— А кто это? — спросила Эмма, но доктор Вайс уже вышел.

Неужели Дэвид? — подумала она. Нет, если бы Дэвид узнал, что она здесь, и приехал, полицейские, которые ее охраняют, тут же отправили бы его в участок. Эмма повернула голову и взглянула на занавеску, отделявшую ее отсек от коридора.

Из-за занавески появилась Стефани в синем шерстяном костюме, который ей очень шел.

— Боже ты мой! Эмма, как ты, дорогая? — Она нежно поцеловала Эмму в лоб. — Я ехала из Трентона и обо всем услышала по радио. Пыталась дозвониться Дэвиду, но он не отвечал, и я помчалась сюда.

— Меня хотели столкнуть под поезд.

Стефани стиснула руки на груди.

— Да знаю я… — Она присела на пластиковый стул у кровати. — Что говорят полицейские? Что это тот же тип, из Пайн-Барренса?

Эмма кивнула.

— Да. На нем был капюшон и лыжный шлем. Кто-то желает моей смерти. — Ее передернуло. — Лейтенант Аткинс подозревает моего мужа.

Стефани рассеянно погладила Эмму по руке.

— Почему ты молчишь? — спросила Эмма. — Ты тоже так считаешь?

— Я ничего не считаю. Просто думаю.

— Так расскажи, о чем думаешь.

— Мне очень нравится Дэвид, — сказала Стефани с грустью. — Он отличный парень. И вы выглядите такой счастливой парой…

— Господи, да мы только что поженились! Зачем ему было бы убивать меня прямо в день свадьбы?

— Не знаю. Может, он решил, что ошибся… Или у него есть любовница.

— Стефи, ты что? Ведь речь идет об убийстве!

— Эмма, я не хочу никого обвинять, но у тебя большое состояние. И в случае твоей смерти обогатится только один человек.

— Деньги его не интересуют! — воскликнула Эмма.

— Деньги интересуют всех.

— Я понимаю, ты говоришь вполне здравые вещи. Но я просто не могу такого себе представить! Не прошло недели, как мы поженились. Поклялись любить и оберегать друг друга до самой смерти. И теперь все вокруг пытаются меня убедить, что человек, которому я доверила свою жизнь, может оказаться убийцей.

— Эмма, ты же его почти не знаешь. События развивались так стремительно!

— Это отнюдь не значит, что я ошиблась. Дэвид меня любит.

— Любит? Тогда почему его нет здесь, рядом с тобой?

— Не знаю, — ответила Эмма со слезами на глазах.

— Ой, Эмма! — смутилась Стефани. — Ну хорошо, а кто тогда? У тебя нет врагов.

Эмма помолчала и сказала:

— По-видимому, есть. У меня в центре была одна пациентка, она умерла от анорексии. Ее отец во всем обвинил меня и поклялся мне отомстить.

— Но почему? Почему он обвинил тебя? Когда анорексия доходит до последней стадии, уже…

Эмма замялась.

— Понимаешь, в ходе лечения я стала подозревать, что он вынуждал ее вступать с ним в сексуальные отношения. Познакомившись с родителями, я заметила, что мать — женщина полная и, можно так сказать, сексуальная. Сначала я подумала, что анорексия — это реакция на образ матери, но потом стала думать, что девочка таким образом демонстрировала, что не годится, так сказать, на роль собственной матери.

— И как ты поступила?

— Я поговорила со своим начальником — с Берком. Он, как и я, счел, что ее нужно показать врачу. Гинеколог, который специализируется на сексуальных домогательствах, согласился ее проконсультировать. Отец, узнав об этом, пришел в ярость.

— И ее не осмотрели?

— Нет, осмотрели. С разрешения матери. Врач не нашел никаких подтверждений нашей версии. Отец забрал ее из центра, и через несколько недель она умерла.

— Ты думаешь, ты ошиблась насчет отца?

— Может быть. Но растлевать можно по-разному. — Эмма грустно покачала головой. — После истории в Пайн-Барренсе полиция его допрашивала. Он был вне себя. Сегодня я встретила его у нас в центре, и он накинулся на меня. А когда меня увозили с вокзала на «скорой», я обратила внимание, что здание музыкального факультета, где он работает, находится как раз напротив вокзала.

— И какое это имеет отношение к случившемуся?

— Он мог заметить меня на платформе и прийти туда.

— Пожалуй, ты права, — кивнула Стефани.

— А лейтенант Аткинс зациклилась на Дэвиде, — сказала Эмма. — Она уверена, что это Дэвид, и никто другой.

Стефани наморщила лоб.

— А твою пациентку звали случайно не Айви Девлин?

— С чего ты это взяла? — тут же спросила Эмма.

— Эмма, я же преподаю в средней школе. От анорексии умирает не так много подростков. Сестра Айви учится у меня.

— Боже мой! Теперь я буду мучиться. Мне не следовало тебе этого рассказывать.

— Почему? Ты же не рассказала мне, что она тебе говорила.

— Все равно, мне не надо было ее обсуждать.

— Алида, сестра Айви, была очень застенчивой девочкой. А вскоре после смерти Айви стала приходить в школу накрашенная, в коротеньких маечках, не прикрывающих пупок. Стала этакой секс-бомбочкой.

— Угу… — буркнула Эмма.

— Что «угу»? Многие семиклассницы так одеваются.

— Знаю. Но меня настораживает то, что это случилось именно сейчас.

— Думаешь, теперь отец домогается ее?

— Стефи, я действительно не имею права это обсуждать.

— Нельзя допустить, чтобы это сошло ему с рук, — задумчиво сказала Стефани. — Я попробую поговорить с Алидой. Я ее учительница, может, она мне доверится.

— Стефани, прошу тебя, не лезь в это дело. Мне вообще следовало молчать. Я просто не в себе.

— А если девочка страдает? — воскликнула Стефани.

— Да пойми ты, Алида может рассказать родителям, что ты задаешь странные вопросы. А если Лайл Девлин действительно опасен? Обещай, что ты не…

К ним заглянул доктор Вайс.

— Эмма, если вы подпишите заявление, вас выпишут прямо сейчас.

— Отлично! — обрадовалась Эмма.

— Есть кому вас забрать?

— Я отвезу ее домой, — сказала Стефани.

— Спасибо, Стефи, — поблагодарила ее Эмма.

Когда доктор Вайс ушел, Стефани помогла Эмме встать и надеть платье — оно было грязное, в пятнах крови.

— Приедем домой и все выстираем, — пообещала Стефани. Она причесала Эмму, чуть-чуть подрумянила ее бледные щеки.

— Ну что ж, — сказала Стефани, забрав сумочку Эммы и ее сине-зеленый плащ, — поехали.

Эмма послушно уселась в кресло, и Стефани покатила ее к двери. Юный полицейский, дежуривший при входе в отделение «скорой помощи», увидев их, вскочил. Стефани протянула ему заявление на выписку.

— Мне надо связаться с начальством, получить инструкции, — сказал он и, переговорив по рации, сообщил: — Я вас провожу. А потом раз в час будет заезжать патруль.

— Отлично! — сказала Эмма. — Спасибо.

Они проехали мимо лаборатории и приемного покоя. А когда въехали в вестибюль, Эмма воскликнула:

— Дэвид!

У лифта стоял Дэвид — в руках у него был поднос с кофе.

Дэвид обернулся и с тревогой посмотрел на Эмму. Двери лифта медленно открылись, но он, поставив поднос на столик, кинулся к Эмме.

Полицейский достал дубинку.

— Прошу прощения, вы знаете этого человека? — строго спросил он Эмму.

Эмма увидела Дэвида, и вся ее обида испарилась.

— Это мой муж, — ответила она. — Дэвид, что ты здесь делаешь? Полиция тебя обыскалась.

— Ищет? А что стряслось?

— Меня чуть не столкнули под поезд, — сердито буркнула Эмма.

— Что? — воскликнул он. — О господи! — Он сжал руки Эммы так крепко, что она поморщилась.

— Тот же самый тип в лыжном шлеме. Я стояла на платформе, а он подкрался сзади. Меня спас мальчик на скейтборде. Я пыталась с тобой связаться, но ты не подходил к телефону.

Полицейский что-то говорил в рацию.

— Ты цела? Ребенок цел?

— С ними обоими все в порядке, — холодно сказала Стефани. — Я везу Эмму домой.

— Это моя вина, — сказал Дэвид. — Я не должен был тебя отпускать. Я должен был быть с тобой. — На него было больно смотреть. — Кто же тебя преследует?

— Не знаю, — вздохнула Эмма. — А что ты делаешь в больнице?

Он взъерошил волосы.

— Я здесь уже несколько часов. Маме стало хуже. Берди позвонила и сказала, что маме трудно дышать.

— Только этого не хватало! — обеспокоенно воскликнула Эмма. — Как она?

— Состояние стабилизировалось. Но врачам пришлось повозиться. Я вышел за кофе для Берди.

— Сэр, я получил приказ сопроводить вас в участок, — сказал полицейский. — Немедленно.

— Это какое-то недоразумение, — вскинулась Эмма. — Мой муж все это время находился в больнице.

— В полиции разберутся. Сэр, прошу вас следовать за мной.

— Вы хотите меня арестовать? — возмутился Дэвид.

— Если придется, — ответил полицейский. — Идемте, сэр.

Дэвид затравленно посмотрел на Эмму:

— Извини, Эм.

Он протянул к ней руку, но полицейский уже вел его к выходу.

— Стефи, это какая-то ужасная ошибка, — расстроенно сказала Эмма.

— Поехали, — ответила Стефани. — Полиция разберется. А нам в больнице торчать нечего.

 

Глава десятая

Когда они добрались до дома Эммы и вышли из машины, их окружили репортеры.

— Эмма, что случилось? — крикнул один из журналистов.

— Он снова напал? — крикнул другой.

— Как вы себя чувствуете?

— Оставьте ее в покое! — крикнула Стефани. Полицейский, который их сопровождал, раскинул руки, чтобы отодвинуть толпу.

Когда они вошли, Стефани закрыла дверь и привалилась к ней спиной.

— Господи! Эмма, это настоящий сумасшедший дом.

— Ты держалась великолепно, — похвалила ее Эмма.

Обе улыбнулись и вдруг расхохотались. Веселиться было особенно нечему, но им была необходима разрядка.

— Может, расскажете, что вас так насмешило?

Эмма отскочила в сторону, Стефани вскрикнула. В дверях гостиной стоял отчим Эммы.

— Как ты сюда попал?

— Твоя мать дала мне ключ, — невозмутимо ответил Рори.

— И ты запросто явился сюда, без предупреждения? — возмутилась Эмма.

Рори молча развернулся, прошел в гостиную и спокойно сел в кресло. Эмма недоуменно покачала головой.

— Пойду сделаю чай, — сказала Стефани.

Эмме ничего не оставалось, кроме как пройти в гостиную.

— Рори, почему ты здесь? — строго спросила она.

— Я был в Нью-Йорке по делу, и мне из Чикаго позвонила твоя мать. Ее очень обеспокоил ваш последний разговор.

— Я позвонила ей и предупредила, что передумала и не приеду.

— Ты сделала это уже из больницы, — напомнил ей Рори.

Эмма покраснела.

— Тебе и это известно?

— Разумеется, я позвонил в полицию. Нет, твоей матери я этого еще не рассказал. Лучше уж ты сама сообщи ей, что все в порядке. Ведь с тобой все в порядке? И с ребенком тоже?

— Да, все отлично.

— И, насколько я понимаю, твоего супруга отправили в участок?

— А тебе только этого и хочется, да, Рори?

— Так да или нет?

— Когда на меня напали, Дэвид был в больнице. Со своей матерью. Жаль тебя разочаровывать, но он тут ни при чем.

Рори поправил галстук.

— Эмма, я знаю, ты меня недолюбливаешь. Но твоя мать тебя обожает, а я хочу, чтобы она была счастлива.

— Да неужели? — хмыкнула Эмма. В ней вскипала злость, и она вдруг поняла, что лучше уж выяснить все прямо сейчас. — И поэтому ты встречаешься с другими женщинами?

— Дорогая, сядь и успокойся. Ты беременна. Ты в состоянии стресса.

— Не уходи от разговора, — сказала она, но на диван все-таки присела.

— От какого разговора? — спросил он.

— Я видела тебя в Нью-Йорке, в «Кьяре». Ты целовался с какой-то женщиной.

— Жаль, что я тебя не видел. Почему ты не подошла?

— Не хотела тебе мешать.

— Ты ничему бы не помешала. Я бы с удовольствием вас познакомил. Шарлотта тебе понравилась бы. Собственно говоря, это моя первая жена.

— Жена? — изумилась Эмма.

— Первая жена. Я очень ее любил, но она ушла от меня.

— А теперь что? Передумала и решила вернуться?

— Она ушла от меня к женщине, ветеринару из Флориды.

Эмма побледнела.

— Не смущайся. Я это пережил, а потом встретил твою мать. С ней мне лучше. Мы с Шарлоттой оказались в Нью-Йорке одновременно. Отлично понимаю, ты надеялась, что уличила меня, что тебе будет что рассказать матери…

— Я только сказала, что видела тебя издали.

— Кей знает про Шарлотту, — махнул рукой Рори. — Эмма, нам с твоей матерью повезло, что мы нашли друг друга.

— Извини, — пробормотала Эмма. — Я не хотела тебя обидеть.

— А я и не обиделся, — улыбнулся Рори. И тут же посерьезнел. — Кей сказала, что сиделка ушла и больше не появлялась.

— Ну да. Она разозлилась и ушла.

— Я позвонил в агентство. Диспетчер впервые от меня услышал, что мисс Слокум ушла.

— Они ничего не знают? — удивилась Эмма.

— Нет. Они сказали, что будут звонить ей домой.

— А если ее там не окажется? Может, сообщить в полицию?

Рори покачал головой:

— По-моему, ты стала чересчур мнительной. Взрослых людей считают пропавшими без вести, если они отсутствуют хотя бы несколько суток. И все же это какая-то странная история.

— Странная, — согласилась Эмма.

Вошла Стефани с подносом.

— Кому чаю? — спросила она.

Рори встал:

— Мои дорогие, я бы с удовольствием посидел с вами, но меня в Нью-Йорке ждут дела. Эмма, как будем решать вопрос с твоей безопасностью?

— Пока что со мной побудет Стефани — до возвращения Дэвида. И полицейский патруль обещали присылать каждый час. Они будут следить за домом.

— Вряд ли этого достаточно. На твою жизнь покушались уже дважды. Полиция должна организовать постоянную охрану, а не просто ездить вокруг дома. Если они этого не сделают, надо нанять телохранителя.

— Наверное, ты прав, — вздохнула Эмма. — Я займусь этим.

— Мы с Кей позвоним завтра. Да, кстати, бумаги по фонду для сына Матиса готовы. — Рори достал документы из кожаной папки и протянул Эмме. — Если ты их подпишешь, я заберу их и пущу в ход.

— Хорошо. — Эмма просмотрела документы, подписала их везде, где была поставлена галочка. — Спасибо, что взял это на себя.

— Всегда рад помочь.

В этот момент открылась входная дверь, и на пороге возник Дэвид.

— Дэвид! — обрадовалась Эмма.

Она попыталась подняться, но он тут же сам кинулся к ней, обнял, прижал к себе. Эмма почувствовала, как уходит напряжение.

— Что там было? — спросила она, подняв на него глаза.

— Ничего особенного. Меня отпустили. У меня алиби на весь день. Я не хотел унижаться до ответов на их вопросы — вот для этого и нужен адвокат. Чтобы не выставлять себя на посмешище. — Он обернулся. — Привет, Рори! Не ожидал тебя увидеть.

— Я уже ухожу, — сказал Рори.

Дэвид взглянул на Стефани.

— Спасибо, что присмотрела за Эммой.

— Мне это было только приятно, — сказала Стефани.

Рори убрал бумаги в портфель.

— Береги Эмму и моего будущего внука, — напутствовал он Дэвида.

— Постараюсь, — ответил тот.

— Я, пожалуй, тоже пойду, — сказала Стефани. — А ты, Эмма, уж выспись как следует.

Когда они вышли, Эмма откинулась на спинку дивана. У нее кружилась голова, навалилась усталость, но она была счастлива, что пришел любимый муж.

Эмма хоть и устала, но ее неудержимо тянуло к Дэвиду, и они осторожно, чтобы не растревожить Эммины раны, занялись любовью. После чего она забылась глубоким сном. Но часа через три почему-то проснулась. И повернулась — хотела прижаться к Дэвиду и, согревшись с ним рядом, заснуть снова. Однако одеяло было откинуто, и Дэвида в кровати не было.

Сон как рукой сняло. Эмму охватила паника. Успокойся, велела она себе. Наверное, пошел в туалет. Она прислушалась, не шумит ли вода, но в доме стояла звенящая тишина.

— Дэвид… — прошептала она. Ответа не последовало.

Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Не бойся, приказала она себе. Может, у него бессонница, и он ушел, чтобы ненароком ее не разбудить. Может, сидит внизу, смотрит, приглушив звук, телевизор. Но паника не проходила. А если он исчез — как сиделка? Вдруг его нет в доме?

Она понимала, что нужно встать и все проверить. Но она боялась даже шелохнуться.

И тут она вспомнила про нож. После того как они занимались любовью, Дэвид пошел на кухню — попить. И вернулся с ножом, который на всякий случай сунул под матрац.

Эмма нащупала нож, вытащила его. Через силу спустила ноги с кровати, натянула халат. Свет включать не стала: если случилось худшее, если враг пробрался в дом и напал на Дэвида, ей лучше оставаться в темноте.

Она на цыпочках вышла в коридор. С ножом в руке перегнулась через перила, попыталась заглянуть в гостиную. Где ты, Дэвид? Ты обещал не оставлять меня одну.

Хватит, велела она себе. У тебя разыгралось воображение. Дэвид здесь, в доме. Спустись и посмотри. Но ее пугала одна только мысль о лестнице. И тут вдруг краем глаза она заметила какое-то движение в недоделанной детской. Виден был только угол комнаты, но на дорожке лунного света мелькнула тень.

Стиснув нож, она сделала несколько шагов. И разглядела босого мужчину, который сидел в кресле. Он был к ней спиной, но она тут же узнала мужа. Он был в футболке и пижамных штанах и сидел, наклонившись вперед, закрыв глаза руками.

Эмма сунула нож в карман.

— Дэвид! — окликнула она его.

Он вскрикнул и, опустив руки, обернулся к ней.

— Что случилось, родной? — спросила она, подошла к креслу, присела рядом, положила руку ему на колени. — Тебе плохо?

— Да все нормально. Просто заснуть не мог.

— Мне показалось, что у тебя что-то болит, — сказала она.

Он потрепал ее по руке.

— Все хорошо.

— Почему ты сидишь здесь?

— Вниз я не пошел, потому что не хотел оставлять тебя наверху одну.

Эмма кивнула. Она чувствовала, что ему не по себе.

— Так много всего произошло, — сказала она. — Я так сосредоточилась на себе, что чуть не забыла про тебя. Ты о маме беспокоишься?

Он рассеянно посмотрел на нее. И пожал плечами.

— Разумеется. Но без пересадки сердца все это неизбежно.

— Понятно, — кивнула она. — Просто у тебя был такой расстроенный вид.

— Этого ты не должна была видеть, — сказал он нежно. — Ты должна была спать без задних ног.

— Пожалуйста, не надо, — взмолилась она. — Не выключай меня из своей жизни. Мне страшно смотреть, как ты мучаешься. Давай договоримся рассказывать друг другу, что у нас на душе.

Глаза Дэвида поблескивали в лунном свете.

— Не надо тебе этого знать.

— Надо, — решительно ответила Эмма, но сердце тревожно екнуло.

Дэвид вздохнул, взял ее за руку.

— Ты очень хороший человек, — сказал он. — Любой мужчина был бы счастлив иметь такую жену.

— Что ты имеешь в виду?

— Эмма, тебе не надо было выходить за меня, — покачал головой он. — Из меня не получится хорошего мужа. И отца.

Его слова были как нож в сердце.

— Не говори так! — воскликнула она.

— Ты сама попросила рассказать, о чем я думаю.

— Все совсем не так! Ты прекрасный муж. Просто вокруг нас творятся ужасные вещи. Это кого угодно выбьет из колеи. — Но в ее словах все равно сквозила тревога. — Тебя давно мучают такие мысли? — спросила она.

— Всегда, — ответил Дэвид. — Отец не смог вынести присутствия детей. Он ушел, когда мне было два года. Мамы дома почти не бывало — ей приходилось работать с утра до ночи. А брат терпеть не мог со мной сидеть. Знаешь, как он забавлялся? Кидал в меня горящими спичками. Или брал меня куда-нибудь, например в кино, и там оставлял.

— Дэвид, как только этот кошмар закончится, тебе станет лучше, — сказала Эмма. — Многие из тех, у кого было несчастное детство, становятся отличными родителями. Они очень стараются — потому что понимают, как это важно.

Он молча смотрел на нее.

Господи, прошу тебя, подумала она. Не допусти, чтобы он меня оставил, дай ему понять, как сильно он мне нужен.

— Пойдем-ка спать, — сказала она. — Тебе нужно как следует отдохнуть. И мне тоже.

Утром она проснулась и взглянула на мужа. Он полулежал, облокотившись на руку, и пристально смотрел на нее.

— Привет, — шепнула она. — Как ты себя чувствуешь?

— Лучше. Ты уж извини за вчерашнее, — сказал он.

— Извиняться тут нечего. Хорошо, что ты успокоился.

— В каком-то смысле — да. Но за тебя я все равно волнуюсь. Сегодня мне опять надо в Нью-Йорк. Еще одна встреча — но я ее отменю. Достаточно будет телефонного разговора.

— А может, тебе лучше поехать? Развеешься, придешь в себя.

— Нет, одну я тебя не оставлю, — ответил Дэвид.

— И что ты будешь делать? Возить меня на работу? — усмехнулась она.

— Ни на какую работу ты не пойдешь.

— Дэвид, но я хочу работать! Не могу же я сидеть здесь и ждать… сама не знаю чего. Особенно после вчерашнего.

— Тебе нужно отдохнуть, — настаивал он.

— Мне нужно чем-то себя занять, тогда я быстрее поправлюсь, — улыбнулась она.

— С тобой без толку разговаривать, — мрачно буркнул он.

Эмма поджала губы.

— Дэвид, теперь мы точно знаем, что меня выбрал мишенью какой-то маньяк, и поэтому мне надо жить иначе. Я не могу постоянно рассчитывать на окружающих. И жить, оглядываясь по сторонам, тоже не могу. Придется носить при себе пистолет.

— Пистолет? — вскинулся он. — Ну, это уже чистое безумие. Я думал, речь идет только о телохранителе.

— Будем надеяться, что полиция его предоставит, — сказала Эмма.

— Не рассчитывай, — покачал головой Дэвид. — Вчера вечером я спросил, какую защиту тебе могут обеспечить, но начальник полиции сказал, что в бюджете нет на это денег. Но я наведу справки.

— Вот и отлично. А я все-таки похожу с пистолетом.

— Ты хоть знаешь, как им пользоваться?

— Меня отец научил — в детстве, когда мы с ним ходили в походы. Мы стреляли по консервным банкам.

— Эмма, мне это не нравится, — сказал он.

— Дэвид, какой-то человек пытается меня убить. И ничто не мешает ему предпринять еще одну попытку.

— Не говори так! — воскликнул он. — И вообще, чтобы обзавестись пистолетом, нужно время. Его так просто не купишь.

— Пистолет у меня есть, — сказала Эмма.

Дэвид обвел взглядом комнату — словно видел ее впервые.

— Пистолет здесь?

— Нет. Ты же знаешь, у меня на складе лежат кое-какие вещи. В том числе и то, что мама хотела выбросить, когда они с Рори переезжали в Чикаго.

— И пистолет там?

— Я в этом практически уверена. Это папин.

— Эмма, я просто не знаю, что и сказать.

— А я знаю, — сказала Эмма и спустила ноги с кровати.

— Что ты собираешься делать? — спросил он.

— Я же тебе сказала: я не намерена сидеть и ждать, когда маньяк нападет еще раз. Я собираюсь работать. И собираюсь забрать со склада пистолет.

Дэвид довез ее до Центра Райтсмана, проводил до кабинета, помог снять плащ. На ней была песочного цвета юбка и свитер в тон. Волосы она заплела в косу.

— Ты чудесно выглядишь, — сказал Дэвид, целуя ее. — А теперь выслушай меня, пожалуйста. Одна отсюда никуда не выходи. Никуда. Позвонишь мне, и мы с тобой поедем на этот склад.

— Ладно, — пообещала она.

— Я сейчас попрошу Берка, чтобы к тебе приставили кого-нибудь из охраны.

Эмма поцеловала его на прощание. Он уже собрался уходить, и тут послышался чей-то низкий голос:

— Доктор Уэбстер здесь?

В дверях возник Киран Фостер — весь в черном, с лиловыми волосами и с гитарой.

— Привет, Киран, — сказала Эмма. — Рада тебя видеть.

Дэвид недовольно оглядел подростка, который вошел и сел у стола Эммы. Эмма послала мужу воздушный поцелуй, и он вышел. Киран не обратил на это никакого внимания.

— Хочу показать вам свою новую песню, — сказал он.

Эмма улыбнулась. Она знала, что раньше Натали по просьбе Берка знакомилась с творчеством пациентов центра. И говорила, что у Кирана неплохие стихи. Киран тогда этим безумно гордился. Но Натали была настоящим поэтом, поэтому ее мнение имело вес.

— Я в этом плохо разбираюсь, — сказала Эмма. — Но послушаю с удовольствием.

Стефани давала классу домашнее задание, и тут как раз прозвенел звонок.

— Оставьте тетради на партах, я сегодня вечером проверю ваши сочинения.

Поднялась обычная суета — ребята переговаривались, собирали вещи. Стефани подошла к худенькой светловолосой девочке:

— Алида, можно с тобой поговорить?

Алида Девлин устало посмотрела на Стефани. На губах у нее была помада в тон розовой прозрачной кофточке, завитые волосы собраны в хвост, челка падала на сильно подведенные глаза.

— Я не отниму у тебя много времени. Присядь.

Алида со вздохом уселась за парту, вытащила из сумки фиолетовый маркер и стала разрисовывать обложку тетради.

— Что я сделала не так?

— Ничего, все в порядке, — сказала Стефани, садясь напротив нее.

— Тогда почему вы меня оставили?

Стефани замялась:

— Я знаю, у тебя был очень нелегкий год. Я знаю про твою сестру. Я не хочу поднимать эту тему — понимаю, как тебе тяжело. Я просто хотела спросить, ходишь ли ты к психологу.

Лицо Алиды приняло настороженное выражение.

— Папа говорит, что психология — это ерунда, — ответила она, продолжая рисовать на обложке.

— Когда в семье случается несчастье, взрослые часто так переживают, что не могут сами помочь своим детям. Иногда полезно пообщаться с человеком со стороны.

— Зачем?

— Просто рассказать про свои проблемы, — сказала Стефани. — Особенно если дома не все ладится.

— Что вы имеете в виду? — спросила девочка, не поднимая головы.

— Бывает, что, потеряв ребенка, родители начинают винить друг друга. А если родители… ищут утешения в других детях, может возникнуть… нездоровая ситуация.

Алида перестала чиркать маркером и уставилась на Стефани — она словно не поняла ни слова из того, что ей сказали.

— Алида, я хочу только сказать, что ты можешь поговорить со мной. О чем хочешь. Вот и все.

— Теперь я могу идти? — спросила Алида.

— Разумеется, — ответила Стефани. Она чувствовала себя глупо.

— До свидания, — попрощалась Алида.

— До свидания, — ответила Стефани.

Она вздохнула и посмотрела на часы. У нее оставалось время проверить несколько сочинений. И она стала собирать тетради с парт. Тетрадь Алиды привлекла ее внимание.

На обложке фиолетовым маркером было нарисовано треугольное личико, круглые глаза, две точки вместо носа, конский хвостик. И вверх шло облачко — как в комиксах.

А в этом облачке Алида написала: «Помогите!»

 

Глава одиннадцатая

Выслушав мрачную балладу Кирана, Эмма отправилась на встречу с Ташей Клейман и ее родителями. Уэйд и Нелл удивили ее — они были исполнены желания изменить все так, как посоветовала Эмма. И у Эммы забрезжила надежда. Тут еще появилась Сарита Руис — принесла на подносе ланч.

— Вчера она съела кусочек сэндвича, — шепнула Сарита Эмме. Эмма про себя улыбнулась.

В сопровождении охранника, которого приставил к ней Берк, Эмма вернулась к себе в кабинет. Как только она открыла дверь, зазвонил телефон. Эмма сняла трубку.

— Эмма, — сказал Берк, — ты мне срочно нужна. Не могла бы ты зайти ко мне?

— Конечно, — сказала Эмма и повернулась к охраннику. — Нас вызывает начальство.

Когда Эмма вошла в приемную Берка, Джеральдин многозначительно закатила глаза. Охранник занял место на стуле, а Эмма пошла в кабинет Берка. Он сидел за столом, а напротив Эмма увидела Стефани.

— Стефи, что ты здесь делаешь? — удивилась Эмма.

За Стефани ответил Берк:

— Мисс Пайпер, основываясь на полученной от тебя информации, решила изучить семью Девлинов.

— Стефи, я же просила тебя этого не делать, — поморщилась Эмма.

— Я не упоминала ни твоего имени, ни этого центра, — сказала Стефани. — Я просто побеседовала с одной из своих учениц. Объяснила, что волнуюсь за нее, и сказала, что, если она захочет поговорить, я всегда к ее услугам.

Берк протянул Эмме тетрадь с сочинением.

— Взгляни на это.

Эмма увидела нарисованную маркером рожицу.

— «Помогите»? Это Алида Девлин написала? Ты не спросила у нее, что это значит?

— Я не знала, как поступить. И решила обратиться к специалистам. Посоветуйте, как мне себя вести.

В больничной палате были две женщины. Одна — худая и бледная старушка — лежала под капельницей, а вторая, тоже в возрасте, краснолицая и на вид пышущая здоровьем, громко похрапывала в кресле.

— Прошу прощения… — Джоан Аткинс дотронулась до плеча той, которая спала в кресле.

Берди вздрогнула и инстинктивно схватилась за сумочку. Моргая спросонья, она уставилась на Джоан и Трея Марбери. Ее седые волосы были растрепаны, от нее пахло спиртным.

— Это миссис Уэбстер? — спросила Джоан, показав на спящую женщину с капельницей.

— Да, — кивнула Берди. — А вы кто?

— Я лейтенант Аткинс из полиции штата. А это детектив Марбери. Вы, наверное, миссис Теобальд?

— Да, это я. Я ее кузина. Ухаживаю за ней. — Берди уселась поудобнее. — Я бы предложила вам присесть, но…

— Совершенно необязательно, — сказала Джоан. — Я хотела спросить вас про вчерашний день.

— Вы насчет Дэвида? Меня вчера вечером уже спрашивали. Сюда заходил еще один детектив.

— Это был я, — сказал Трей.

— С вашего позволения я хотела бы кое-что уточнить. — Когда Дэвида Уэбстера привезли в участок, Джоан как раз вызвали в Ньюарк, по другому делу. — Миссис Теобальд, вчера днем вы неотлучно находились при миссис Уэбстер?

— А как же, — ответила Берд. — Никуда не выходила.

— А ее сын Дэвид Уэбстер?

— Я уже говорила вот этому. Я позвонила Дэвиду, потому что не могла ее разбудить. Он помог мне доставить ее сюда.

— В котором часу это было? — спросила Джоан.

— Где-то в половине четвертого. Точно, не позднее четырех.

— Мистер Уэбстер остался в больнице?

— Ну да. Просидел в больнице до девяти.

— И вы все это время бодрствовали?

— А как же. Бодрствовала, конечно.

— Больницы нагоняют сон, особенно если ты устал.

— На меня — нет.

— Может быть, вы принимаете какие-нибудь лекарства со снотворным эффектом?

— Никаких, — уверенно ответила Берди.

— Миссис Теобальд, вы только что спали.

Берди поскребла подбородок.

— Ну, если и задремала, то на минуту-другую.

Джоан пристально посмотрела на нее:

— А вчера вы не спали?

— Нет, конечно! — возмутилась Берди. И тут ее уверенность иссякла. — Разве что подремала чуток.

Джоан вскинула брови. Трей Марбери вздохнул.

— Значит, — продолжила Джоан, — вы не можете утверждать, что мистер Уэбстер находился здесь с половины четвертого до девяти? Он ведь мог выйти, пока вы спали.

— Я такого не говорила. Насколько я знаю, он был тут. И что вы к нему привязались? — вскинулась Берди. — Такой хороший мальчик.

Берк открыл дверцу своего серебристого «лексуса», бросил на переднее сиденье почту.

— Скинь все это на пол, — сказал он.

Эмма удивленно посмотрела на него. Дома и на работе он был очень аккуратен. А в машине у него лежало несколько еще не вскрытых конвертов со счетами и банковскими извещениями.

— Ты, кажется, запустил свои дела, — сказала она.

Берк вздохнул.

— В последнее время мне трудно бывает сосредоточиться, — признался он.

Эмма попробовала переложить кипу писем на заднее сиденье, но ей было больно поворачиваться.

— Я их подержу на коленях, — сказала она.

— Зачем я это делаю? Наверное, окончательно спятил, — пробормотал Берк, выезжая со стоянки на улицу.

— Вовсе ты не спятил. Ты просто позволяешь себе то, чего другие начальники не позволяют.

Берк покачал головой.

— За такие дела я могу и места лишиться. — Он покосился на Эмму. — Ты не волнуйся, я не передумаю. Это действительно важно.

Эмма кивнула.

— Ты знаешь, куда ехать?

— Тут недалеко.

Эмма устроилась поудобнее и, взглянув на конверт, лежавший сверху, удивилась:

— От коронера?

Берк взглянул на конверт:

— Уже пришло?

Эмма взяла письмо:

— Да. Кто-то умер?

— Натали, — мрачно ответил он.

— Я думала, кто-то из пациентов, — смутилась Эмма.

— Я хотел ознакомиться с результатами вскрытия. После того, что случилось с тобой, я стал думать…

— Что ее убили? — нахмурилась Эмма.

— Это, конечно, вряд ли возможно… — пожал плечами Берк. — Но я теперь ни в чем не уверен.

— Берк, в записке все было сказано довольно ясно.

— Верно, — согласился он. — Но мне все время кажется, что я чего-то недоглядел. Слишком внезапно у нее изменилось состояние. Обычно бывал какой-то толчок…

— Берк, не мучай себя, — сказала Эмма. — Она и раньше предпринимала подобные попытки. С человеком, который живет с мыслью о самоубийстве, ничего не сделаешь.

Берк не ответил.

— Вот мы и приехали, — сказал он, показав на дом с арочными окнами.

От Стефани они знали, что Алида должна быть на занятиях драмкружка, и это было самое удобное время поговорить с матерью Алиды наедине. У дома стояла только одна машина — мини-вэн.

— Ну что ж, пошли, — сказала Эмма.

Шторы во всех окнах были опущены, и дом выглядел пустым и мрачным. Эмма постучала в дверь. Внутри работал телевизор. Эмма постучала еще раз, настойчивее, крикнула: «Есть кто-нибудь?» Риса Девлин не отзывалась.

— Давай обойдем двор, — предложил Берк. — Может, она в саду?

Проходя мимо полуподвала, Эмма заглянула в окно. За стеклом оказалась кухня. Полная блондинка в джинсах и кофте с глубоким вырезом сидела за столом, заставленным грязной посудой. Перед ней возвышалась огромная коробка с мороженым, и она ела мороженое ложку за ложкой.

Эмма постучала в окно, женщина вскочила, испуганно посмотрела на Эмму. Эмма помахала ей рукой. Женщина открыла окно.

— Миссис Девлин, извините за вторжение. Я стучала в дверь, но безрезультатно.

— Я вас не слышала, — смутилась Риса Девлин. — Телевизор работает слишком громко.

— Мы с доктором Хейслером хотели с вами поговорить.

Женщина тревожно посмотрела по сторонам:

— Если муж придет…

— Мы ненадолго. К нам приходила учительница Алиды.

— Что с Алидой? — воскликнула женщина.

— С ней все в порядке, — успокоила ее Эмма.

— А я уж испугалась. Проходите. — И Риса махнула рукой в сторону входной двери.

Эмма с Берком прошли вслед за хозяйкой по коридору — думали, что в гостиную. Но Риса Девлин привела их в спальню, принадлежащую, вне всякого сомнения, девочке-подростку. Везде плакаты с фотографиями певцов, артистов, спортсменов, кровать с цветастым покрывалом, стол, стул, белый секретер. Риса предложила Эмме стул, а сама прилегла на кровать.

— Прошу меня извинить, — пробормотала она. — Я ужасно устала.

— Устраивайтесь, как вам удобно, — сказала Эмма.

— Это была комната Айви. Я часто сюда захожу.

— Значит, вам здесь легче, — сказала Эмма, хотя прекрасно видела, что этой несчастной женщине должно быть плохо везде. Она явно пыталась глушить свою тоску лекарствами.

— Зачем вы пришли? И почему не пришла учительница?

Эмма взглянула на Берка.

— Миссис Девлин, — сказал он, — большое вам спасибо, что вы согласились нас принять. Я понимаю, что, когда Айви была у нас в Центре, мы поставили вас в неловкое положение. И знаю, что ваш муж до сих пор на нас сердится.

Глаза женщины наполнились слезами:

— Вы старались помочь Айви. Хотя, возможно, и ошибались.

— Учительница сегодня говорила в школе с Алидой, — начала Эмма.

— Она хорошо учится, — сказала Риса.

Эмма кивнула.

— К ней нет никаких претензий. Просто учительница думает, что у девочки сейчас тяжелый период.

— Конечно, — печально согласилась Риса. — Она ведь совсем недавно потеряла сестру.

— Учительница заметила, что Алида очень изменилась, — продолжала Эмма. — Девочка кажется взрослее своих лет. Учительница посоветовала ей обратиться к психологу, но Алида сказала, что отец будет против. Стефани Пайпер обратилась к нам — хотела узнать наше мнение.

Риса безучастно смотрела на Эмму. Казалось, она потеряла нить беседы.

— Так в чем проблема?

Берк нахмурился.

— Миссис Девлин, мы уже приходили к вам, просили вашей помощи, и вы ради дочери готовы были сдвинуть горы.

По лицу у Рисы Девлин потекли слезы.

— Это не помогло, — выговорила она.

Берк протянул ей тетрадь Алиды:

— Во время разговора с мисс Пайпер Алида рисовала вот это.

Риса села в кровати и взяла тетрадь. Она смотрела на рисунок так, словно это была фотография трупа, трупа близкого человека, давно пропавшего без вести. В глазах у нее были узнавание, ужас, тоска.

— Она явно старается скрыть свои переживания, — сказала Эмма. — Вы не догадываетесь, почему она так написала?

Риса молча покачала головой. Руки у нее дрожали.

— Миссис Девлин!

Несчастная женщина подняла голову. Выражение ее лица изменилось.

— Я не хочу проходить через это снова, — сказала она. В голосе появилась решимость, взгляд прояснился.

Берк протянул стакан минералки Эмме, которая удобно устроилась на диване в его гостиной.

— Я не ожидала от нее такой реакции, — сказала Эмма.

Берк сел в широкое кожаное кресло.

— Я и сам не знал, чего ждать. Риса Девлин кажется такой…

— Отрешенной, — договорила за него Эмма. — Но у нее есть сила воли. Хотя, конечно, бедная женщина была раздавлена смертью Айви… — Эмма вдруг насторожилась. — Берк, ты ничего не слышишь? Там кто-то ходит или мне только кажется?

Берк нахмурился и показал глазами на заднюю веранду. Эмма кивнула. Тогда он встал и зажег уличный свет. У стеклянных дверей стоял Дэвид и смотрел в комнату.

— Дэвид! — воскликнул Берк и открыл дверь.

— Дорогой, что ты здесь делаешь? — удивилась Эмма.

— Хотел посмотреть, чем вы тут занимаетесь.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Берк.

Дэвид не удостоил его ответом и молча вошел. Его жена полулежала на диване, на ковре валялись ее сапоги.

— Уютно устроились, — процедил Дэвид. — А я поехал в Центр за тобой. Никто понятия не имел, где ты. Неужели ты не понимала, что я буду волноваться?

— Ой, Дэвид, извини! Совсем забыла тебе позвонить. Мы ездили к жене Лайла Девлина.

— Это еще зачем? Тебе надо держаться подальше от этого типа. Почему ты ее туда повез? — набросился Дэвид на друга.

Берк поморщился.

— Дэвид, это дело еще не закончено. Мы тебе все расскажем, и ты сам поймешь, что мы не могли поступить иначе. Принести тебе что-нибудь? Бокал вина?

— Не хочу я никакого вина. Я хочу отвезти свою жену домой.

— Дэвид, это я во всем виноват, — сказал Берк. — Я не сообразил, что ты будешь волноваться.

Эмма поставила стакан на столик.

— Берк, если кто и виноват, то только я. Дэвид, поверь, это была очень важная встреча. — Эмма сунула ноги в сапоги, одернула юбку. — Я тебе все расскажу по дороге на склад.

— На какой склад? — возмутился Дэвид. — Смотри, уже ночь на дворе.

— Ты обещал отвезти меня туда после работы. Это много времени не займет.

Дэвид покачал головой.

— Ну пожалуйста! Ты же знаешь, я не могу сама сесть за руль!

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросил Берк.

— Не лезь, — огрызнулся Дэвид и повернулся к Эмме. — У тебя ключ с собой?

— Да, в сумочке.

— Ну ладно, поехали.

— Спасибо! — Эмма чмокнула его в щеку. — Берк, завтра увидимся на работе.

Склад находился у реки — неподалеку были мусороперерабатывающий завод и контора компании по водоснабжению. Рабочий день уже закончился. Фонари освещали ряды металлических контейнеров.

Дэвид остановил машину, помог Эмме выйти из машины.

— Мы ведь ненадолго? — спросил он.

— Да, — кивнула она. — Идем.

— Это здесь, — сказала Эмма и вставила ключ в замок. Дэвид взялся за ручку, поднял дверцу. Эмма включила свет, под потолком тускло загорелась лампочка. Она заглянула внутрь и с тоской подумала: «Зачем я храню все это барахло?»

Когда мать во второй раз вышла замуж, Эмма решила, что сохранит вещи, знакомые ей с детства. Но теперь, глядя на коробки с игрушками, на сломанную лошадку-качалку, на заплесневевшую палатку, она понимала, что все это ей больше не нужно.

— Господи, сколько мусора, — буркнул Дэвид.

— Это не мусор, — обиделась Эмма.

— Разве я сказал «мусор»? — саркастически заметил Дэвид. — Я хотел сказать «сокровища».

— Вот так-то лучше, — улыбнулась она.

— И как ты здесь что-нибудь найдешь?

— Я отлично все здесь знаю. Только ты не мешайся.

И, тяжело вздохнув, Эмма пробралась в глубь контейнера. Ей была нужна коробка с надписью «Белье».

— Только сама не поднимай. Швы разойдутся. — Дэвид подошел к ней. — Давай я достану.

Эмму немножко злило, что он ее торопит.

— Дэвид, не говори под руку. Обещаю, ничего тяжелого я поднимать не буду.

— Ну ладно, — хмыкнул он. — Подожду у двери.

Эмма, осторожно передвигая коробку за коробкой, нашла нужную в самом низу. И стала доставать знакомые с детства вещи: старые наручные часы отца, маленький телескоп, фотографию, где они вдвоем с отцом любуются нанизанным на прут уловом. Она долго всматривалась в счастливо улыбающиеся лица.

Дэвид вдруг вскрикнул.

— Что такое? — спросила Эмма.

— Наступил на один из ваших бесценных рыболовных крючков, — ответил он.

— Ну, уж прости, — улыбнулась Эмма. — Присядь. Я нашла коробку, так что уже скоро.

На самом дне в старенькой замшевой кобуре лежал отцовский «смит-вессон». И патроны — тоже в замшевом мешочке.

Снаружи снова донесся крик Дэвида. Опять на что-то наступил, подумала Эмма. Она достала несколько патронов, вытащила из кобуры пистолет, зарядила его.

— Дэвид, я готова! — гордо сообщила она и обернулась.

У двери стоял Лайл Девлин.

Его круглые очки в металлической оправе поблескивали в свете фонаря. Руки он держал в карманах.

— Что вы здесь делаете, мистер Девлин? — крикнула она. — Где мой муж?

— Насколько мне помнится, я предупреждал, чтобы вы не лезли в мои дела, — сказал он.

Эмма спрятала пистолет за спину.

— Мне вам нечего сказать.

— Сначала вы подослали ко мне полицейских. Они пришли и заявили, что подозревают меня в нападении на вас.

Эмма не отвела глаз, но промолчала. Сердце тревожно сжалось. Где же Дэвид?

— Но на этом вы не успокоились. С полицией ничего не вышло, и вы отправились к моей жене. Из-за какого-то рисунка вы обвинили меня в том, что я не отец, а чудовище.

— Дэвид! — крикнула Эмма.

— Вы меня преследуете. Вы меня донимаете, а потом еще спрашиваете, что я здесь делаю!

— Я ничего не… — попыталась возразить Эмма.

И тут Девлин вынул руки из карманов, взялся за дверцу контейнера и потянул ее вниз.

— Что… Что вы… — Дверь стала медленно опускаться. — Прекратите! — закричала Эмма и стала пробираться к выходу.

Девлин тянул дверь вниз. Она была уже на уровне его пояса. Через несколько мгновений она захлопнется, и Эмма останется внутри.

Эмма видела только его ноги. Дрожащей рукой она навела пистолет и выстрелила.

Раздался пронзительный вопль. Девлин зашатался. Эмма успела подобраться к двери и подставила под нее лошадку-качалку.

Девлин, продолжая орать, схватился за раненую голень.

Эмма сунула пистолет в карман, схватилась за ручку двери и, морщась от боли, стала поднимать дверь. Наконец ей удалось выбраться. Девлин катался по асфальту.

Она услышала стон, обернулась и увидела Дэвида, распластанного на дорожке.

— Дэвид! — Она опустилась на колени, и он с трудом сел, держась за голову. — У тебя кровь!

Он посмотрел на свою руку.

— Что произошло? — спросил он.

— Это Девлин. Он пытался закрыть меня в контейнере.

— Господи! Я даже не видел, как он подошел. — Он взволнованно посмотрел на Эмму. — Как ты? Что он тебе сделал?

— Ничего, — ответила она. — Но я его подстрелила.

— Подстрелила? — изумился Дэвид.

— Вон он. Я попала ему в голень.

Дэвид наконец заметил воющего от боли Девлина. И обнял жену.

— Ты у меня умница. Так этому подонку и надо.

 

Глава двенадцатая

Свет в доме Девлинов горел только в одном зашторенном окне. У крыльца стоял синий мини-вэн. Джоан Аткинс постучала в дверь.

— Миссис Девлин! — крикнула она. — Это лейтенант Аткинс и детектив Марбери.

В доме стояла тишина, и она постучала снова.

— Миссис Девлин, вы дома?

Через несколько секунд Риса Девлин открыла дверь.

Джоан с трудом узнала ту женщину, которую видела в прошлый раз. На ней был темный пиджак, застегнутый на все пуговицы. Взгляд ее был строг и сосредоточен.

— Что вам угодно? — спросила она.

— Нам нужно с вами поговорить. Ваш муж ранен. Он в больнице. Под надзором полиции.

— Его ранили? — изумленно переспросила Риса.

— В голень. Сейчас он в операционной — удаляют пулю. Вы позволите войти? Мы бы хотели поговорить с вами.

— Входите, — пожала плечами Риса. — Но у меня мало времени — я собираю вещи. Нам надо успеть в аэропорт.

Джоан и Трей прошли за ней в дом. В коридоре уже стояло три чемодана.

— Куда вы отправляетесь? — спросила Джоан.

— В Висконсин. Там живут мой отец и братья. — Она подошла к лестнице. — Алида, ты готова?

— Вы с мужем поссорились? — спросила Джоан.

— Откуда вам это известно? — нахмурилась Риса.

— В вашего мужа стреляла доктор Уэбстер. Он напал на нее, и ей пришлось обороняться.

— Вы полагаете, это он пытался ее убить?

— Мы не знаем. Доктор Уэбстер сообщила нам, что ваш муж работает напротив вокзала, где ее пытались столкнуть под поезд, но мы пока что не нашли ту студентку, с которой он, по его словам, занимался в это самое время. А что касается первой попытки, то вы нам сказали, что в тот вечер смотрели вместе с ним итальянский фильм. Это правда?

Риса Девлин вздохнула:

— Про фильм я помню смутно. И не могу поклясться, что это было именно в тот вечер.

— Подскажите, где вы берете напрокат кассеты? — вмешался в разговор Трей. — У них должно быть все записано.

— В «Блокбастере», — напрягшись, вспомнила Риса. — На Шелби-стрит.

— Миссис Девлин, а зачем к вам приезжала доктор Уэбстер? — спросила Джоан.

— Она вам не рассказала? — устало сказала Риса.

— На это нужно ваше согласие.

Риса задумчиво покачала головой.

— Я не буду это обсуждать. Не хочу, чтобы имя моей дочери трепали по всем газетам. Нет, мы уезжаем отсюда. Алида! — крикнула она. — Спускайся. Нам пора.

— Миссис Девлин, вы не можете вот так взять и уехать. Если вам известно, почему ваш муж напал на доктора Уэбстер, вам придется дать показания в суде.

— Что сделал папа? — послышался сверху девичий голосок.

Все подняли головы. На лестнице неподвижно стояла Алида в мешковатом свитере.

— Спускайся, дорогая, — сказала Риса. — Нам надо ехать.

Алида не пошевелилась.

— Что случилось?

— Твой отец в больнице, — ответила Риса. — Его ранили.

— Это все из-за меня? — побледнела Алида.

— Что ты, детка, конечно, нет, — успокоила ее мать.

— Алида, а почему ты решила, что это из-за тебя? — спросила Джоан.

— После того как приходили эти два врача, родители жутко поссорились. Папа кричал.

— Все, больше ничего не говори, — вмешалась Риса.

— Ты сказала, что я в этом не виновата, — сказала девочка матери.

— Да, детка, ты ни в чем не виновата, — со вздохом сказала Риса.

— Алида, в чем было дело? — ласково спросила Джоан.

— Папа делал со мной всякие вещи, — дрожащим голосом сказала Алида. — Говорил, чтобы я знала, как себя вести, когда у меня появится парень.

Риса Девлин понурила голову.

— С обеими дочками… Он делал это с обеими. Моя Айви заморила себя голодом. Она хотела исчезнуть… скрыться от него. Про это мне говорила доктор Уэбстер, но я ей не поверила. — Она разрыдалась. — Сегодня они показали мне рисунок, который она сделала, и до меня наконец дошло. Я была слепа! Он перекинулся на Алиду.

Алида опрометью слетела с лестницы, обняла мать, уткнулась лицом в ее пиджак.

— Мамочка, не плачь! Поедем к дедушке. Поедем скорее, пока он не вернулся.

— Прошу вас, дайте мне ее увезти! — взмолилась Риса.

Джоан задумалась.

— Напишите заявление и можете ехать. Надеюсь, вы понимаете, этим дело не кончится. Мне нужно будет еще раз с вами побеседовать.

— Понимаю, — кивнула Риса.

— Ну хорошо. Составим заявление, и наш сотрудник отвезет вас в аэропорт. Вы не будете возражать, если мы осмотрим дом и проверим содержимое компьютеров?

Риса оглядела свой дом.

— Все в вашем распоряжении, — ответила она.

Журналисты звонили так настойчиво, что Дэвиду пришлось отключить звонок в телефоне. В новостях только об этом и говорили. Преподаватель университета Лайл Девлин ранен и находится в больнице. Полиция собирается допросить его в связи с нападением на Эмму Уэбстер и убийством Клода Матиса в Пайн-Барренсе, а также намерена обвинить его в развратных действиях по отношению к собственным дочерям. Дэвид наконец выключил телевизор.

— Разве такое возможно? — сокрушенно покачала головой Эмма.

— Он больной человек, — сказал Дэвид.

Она осторожно дотронулась до повязки у него на голове.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— Голова, конечно, болит, — признался он. И тут же добавил с улыбкой: — Зато я думать забыл про ранку от крючка.

Она поднесла его руку к губам и поцеловала. Они оба сидели в халатах, на столе стояла коробка с остатками заказанной ими пиццы.

— А ты как? — спросил он. — Получше?

— Вроде да.

И тут раздался стук в дверь. Эмма вжалась в угол дивана. Дэвид встал.

— Никак не угомонятся! Пойду их разгоню, — устало сказал он и пошел к двери.

Послышались чьи-то голоса, и в гостиную вошла лейтенант Аткинс.

— Как вы себя чувствуете, Эмма? — спросила она.

— Спасибо, лучше.

— Новости вы наверняка знаете. Как только Девлин поправится, мы заключим его под стражу. У нас для этого достаточно доказательств. В его компьютерах мы обнаружили немало подтверждений тому, что он вступал в контакт с девочками-подростками. А его дочь дала письменные показания.

— А что насчет нападений на Эмму? — спросил Дэвид.

— Разумеется, мы допросим его и по этому поводу, — ответила Джоан.

— У вас есть какие-то сомнения? — спросил Дэвид.

Джоан задумчиво посмотрела на него. Ее насторожило то, с какой готовностью он хочет свалить все на Девлина.

— Собственно говоря, сегодня вечером Девлин вашу жену и пальцем не тронул, — сказала она.

— Что вы такое говорите! — возмутился Дэвид. — Он же пытался запереть ее в контейнере. И напал на меня.

— Я знаю. Но пока что у нас нет доказательств того, что он имел отношение и к другим нападениям.

— Я же говорила вам, что здание музыкального факультета находится напротив вокзала, — напомнила Эмма.

— Я про это помню. Возможно, он станет нашим главным подозреваемым. — Джоан вздохнула. — Но поймите, Эмма, заслужил это Девлин или нет, но вы использовали против него оружие. Полагаю, это будет расценено как самооборона, но вам, Эмма, все равно придется предстать перед судом. А сейчас я пришла конфисковать оружие.

— Этот пистолет мне нужен! — возмутилась Эмма. — Он принадлежал моему отцу.

— У вас нет на него разрешения. Но вы не волнуйтесь, вы получите его назад.

— Ну хорошо, лейтенант, — вздохнула Эмма. И, встав с дивана, подошла к секретеру, достала из него незаряженный пистолет и протянула его Джоан.

— Спасибо, — сказала Джоан. — Все, не буду вам мешать, отдыхайте.

Эмма проводила ее до дверей. А когда вернулась в гостиную, Дэвид сметал со стола крошки и убирал тарелки.

— Это несправедливо, — сказала она.

— А я даже рад этому, — признался он. — Впрочем, сегодня вечером твой пистолет был как нельзя кстати.

— Хоть на этом спасибо, — улыбнулась она.

Они вместе отнесли остатки ужина на кухню.

— Пойду приму душ, — сказал Дэвид. — А ты, — он погрозил Эмме пальцем, — не смей смотреть новости.

Когда из душа послышался шум воды, Эмма задумалась о том, как ей придется преодолевать лестницу наверх, в спальню. Утром она смогла спуститься, но на это ушло немало времени и сил.

Когда она была на четвертой ступени, зазвонил телефон. После нескольких звонков включился автоответчик и раздался мужской голос:

— Дэвид, это Боб Читем. Извините, что подвел вас с интервью. Мне пришлось по делам задержаться в Калифорнии. Я ваш должник. Обещаю все исправить, когда снова окажусь в Нью-Йорке.

Эмма стояла на лестнице, уставившись на телефон. А потом медленно стала спускаться.

Вскоре в гостиную вернулся Дэвид. Вытирая волосы полотенцем, он подошел к Эмме.

— Я — медведь! — сказал он Эмме, которая сидела на диване перед выключенным телевизором. — Где будем спать, наверху или внизу? Я готов тебя отнести.

Эмма не ответила. И не подняла на него глаз.

— В чем дело, родная? — нахмурился он. — Плохо себя чувствуешь?

Эмма посмотрела на его чисто выбритое, посвежевшее лицо. У Дэвида был совершенно невинный вид. Внешность бывает обманчива, напомнила она себе.

— Тут звонили, пока ты мылся в душе, — сказала она. — Звонил Боб Читем.

Дэвид поджал губы и опустился на диван.

— Вот как… — сказал он растерянно.

— Он извинялся за то, что отменил интервью.

Дэвид вздохнул.

— И где же ты был? — холодно спросила она.

— Я поехал в Нью-Йорк. Я тогда не знал, что интервью не состоится. Это выяснилось, уже когда я пришел в ресторан.

Она вспомнила, как была напугана, когда вернулась из «Келлермана». Вспомнила, как протяжно выл ветер, как непонятно куда исчезла сиделка.

— И ты решил остаться там на ланч?

— Нет, конечно. Невин позвонил в ресторан. Сказал, чтобы я взял другое интервью. У одного французского писателя, который на следующий день улетал назад в Европу. Так что я взял такси и помчался в Гринич-Виллидж.

Эмма молча смотрела на него.

— Эмма, я же все равно был в Нью-Йорке. И не мог ему отказать. Невин попросил о помощи.

Эмма встала и потуже запахнула халат.

— Почему ты мне сразу не рассказал? Зачем надо было лгать?

— Ты вообще не хотела, чтобы я уезжал. И если бы я признался, что вместо того, чтобы мчаться домой, взял другое задание…

Она медленно пошла к нижней спальне, сняла халат, легла. Она слышала, как Дэвид проверяет замки, выключает свет.

Через несколько минут он вошел, погасил свет, сел на кровать. Она повернулась к нему спиной. Слышно было только их дыхание.

— Я должен был тебе все рассказать, — вздохнул он и положил руку ей на плечо. Она убрала ее. — Эмма, послушай… Я понимаю, это звучит глупо, но я не хотел тебя расстраивать.

— Ты мне солгал, Дэвид. Пожалуйста, встань с моей кровати. Мне так неудобно лежать.

Дэвид со вздохом встал и пошел к дивану.

— Эмма, я собирался тебе все рассказать, когда вернусь. Думал, что ты с сиделкой и я приеду и объясню, что планы изменились.

Эмма молчала.

— А когда оказалось, что сиделка исчезла и ты сидишь у Берка, я решил, что не буду ничего усложнять.

— Это все отговорки.

Дэвид плюхнулся на диван и уставился в потолок.

Через несколько минут Эмма обернулась и посмотрела на него.

— И о чем ты думаешь? — спросила она.

— Думаю о том, что ты права. Именно этим я и занимаюсь. Нахожу отговорки. Все, что угодно, лишь бы правды не говорить. Боюсь, такая у меня сущность, — сказал он глухо. — Я пытался тебе объяснить, что ты совершила ошибку, выйдя за меня замуж. Я знал, что ты будешь об этом жалеть.

— Я не говорила, что жалею об этом, — сказала Эмма.

Дэвид дотянулся до нее, тронул за плечо.

— Ты даже представить не можешь, как ты мне нужна, — прошептал он. — Я очень постараюсь стать тебе хорошим мужем. Слава богу, хоть арестовали человека, который тебе угрожал.

— Лейтенант Аткинс этого не говорила, — возразила Эмма.

— Это Девлин. Кроме него, некому. И теперь я знаю, что ты в безопасности.

— Может быть…

— Я в этом уверен. Все закончено. Ты сама в этом убедишься.

Через несколько минут его дыхание стало ровным. Как будто в их мире все встало на свои места. Его благодушие ее рассердило. Спит себе спокойно. А чего ему не спать? Лайла Девлина арестовали. Бояться больше нечего.

Но к ней сон все равно не шел.

На следующее утро Джоан Аткинс приехала в полицейский участок Кларенсвилля в десять утра. Она подошла к автомату налить себе кофе и заглянула к детективам.

Трей оказался за своим столом. Рядом сидела девушка в очках.

— Доброе утро, лейтенант, — поздоровался проходивший мимо патрульный.

— Доброе утро, — ответила Джоан.

Услышав ее голос, Трей поднял голову. И подошел к автомату с кофе. В руках у него был листок бумаги.

— Доброе утро, лейтенант. Вот, ознакомьтесь.

— Что это? — спросила Джоан и прихлебнула кофе.

— Здесь говорится, что Лайл Девлин взял кассету в тот самый день, когда напали на Эмму Уэбстер. На следующий день он кассету вернул.

— Понятно, — кивнула Джоан.

— Видите вон ту девушку у моего стола? Это Оливия Прово.

— Студентка Девлина? — Джоан отставила чашку и подошла к девушке. — Мисс Прово? Я лейтенант Аткинс из полиции штата. Мы вас искали. Где вы были?

— Я не знала, что вы меня ищете, — ответила девушка.

— Мы справлялись у вашей соседки по комнате, у ваших преподавателей. Никто не знал, где вы.

Оливия закатила глаза.

— Я провела ночь с парнем.

— Прошу прощения, — сказала Джоан. — У нас к вам всего один вопрос. Где вы были во вторник между половиной пятого и половиной седьмого?

— У меня были занятия с профессором Девлином.

— Во время занятий профессор Девлин выходил из класса?

Оливия задумалась.

— Вроде нет… Точно, не выходил. Я работала над сольным номером для зимнего концерта. Я играю на виолончели, и он замучил меня с восьмушками.

— Вы готовы подтвердить это под присягой? Оливия удивленно вскинула брови:

— Разумеется.

Трей Марбери шепнул Джоан на ухо:

— Это еще не все. Дежурному поступил звонок из агентства — одна из сиделок с понедельника не появляется. Говорят, что в последний раз ее направили в дом Эммы Уэбстер.

Эмму разбудил телефонный звонок. Она открыла глаза и увидела, что Дэвид сидит на диване и что-то шепчет в трубку. Закончив разговор, он обернулся к ней.

— Я тебя разбудил? Извини.

— Ничего страшного. Кто звонил? — спросила она.

— Берди, из больницы. Маму в час дня выписывают, и мне нужно отвезти ее домой. Но я не могу оставить тебя одну.

— Да ничего страшного. Девлин больше не нападет.

— Вчера я занялся поисками телохранителя. Нашел одного парня, он раньше был профессиональным футболистом, а теперь занимается как раз этим. Он предоставил рекомендации, я все проверил. Репутация у него отличная.

— Спасибо.

Утром Эмма и сама не понимала, почему так разозлилась вечером. Да, лгать про интервью ему не стоило, но это не было коварным обманом.

— Так, может, я позвоню ему? — предложил Дэвид.

— Знаешь, я все равно пойду на работу, — сказала Эмма. — Сегодня четверг, у меня днем занятия с группой. А потом ты приедешь и меня заберешь.

— Только пусть с тобой ходит охранник. На всякий случай.

— Ладно. На всякий случай.

После занятий Эмма подошла к Кирану.

— Я рада, что ты пришел, Киран, — сказала она.

— Угу, — буркнул он и остановился. — Вы уже уходите, доктор Уэбстер?

— Да, — ответила Эмма. — Я пока что работаю неполный день.

— Вас подвезти? — спросил он и зарделся.

— Ты на машине? — удивилась она. У большинства пациентов прав не было — из-за проблем с алкоголем и наркотиками.

— Да, — ответил он. — У меня своя тачка.

— Спасибо, Киран, но за мной должен заехать муж. — Эмма взглянула на лиловые волосы и третий глаз. — Ты только не гоняй слишком быстро, — напутствовала его она.

 

Глава тринадцатая

В крохотный кабинет Оди Осмунда заглянула Донна Татл. На ней была камуфляжная куртка с коричневой рубашкой.

— Сын передал, что вы заезжали, — сказала она. — Я хотела позвонить, а потом решила — лучше приеду.

— Миссис Татл! — обрадовался Оди. — Хорошо, что вы пришли. Садитесь, пожалуйста. Я хочу показать вам одну фотографию. Как у вас сегодня с памятью?

— Все в полном порядке.

— Я сейчас вернусь.

Оди отправился в общую комнату, нашел на столе Джина Ревера пакет с шестью фотографиями, среди которых был снимок Дэвида Уэбстера и снимки еще пятерых, не таких красавцев, но немного на него похожих длинноволосых брюнетов.

Он принес конверт к себе в кабинет, разложил фотографии на столе.

— Миссис Татл, посмотрите внимательно, нет ли здесь того человека, которого вы видели у дома Замски?

Донна Татл с достоинством кивнула — она чувствовала себя добропорядочным гражданином, готовым послужить правосудию. Наклонившись к столу, она внимательно рассмотрела каждый из снимков. Оди заметил, что фотографию Уэбстера она разглядывала дольше других. Повертев снимок в руках, она сказала Оди:

— Вот красавчик, а? Прямо кинозвезда.

— Вы его видели? — спросил Оди.

Донна хихикнула.

— Его. Такое лицо нескоро забудешь. — Она еще раз скользнула взглядом по остальным фотографиям и покачала головой. — Да, еще вот что. Вы спросили, был ли он один, и я ответила, что никого больше не видала.

— И что же?

— Что-то мне показалось не так. И тут вспомнила: на веревке я видела женский лифчик и трусики. Их вроде как постирали и повесили сушить.

Оди шумно выдохнул и откинулся в кресле.

Дэвид подал Эмме руку — помог спуститься со ступенек. А потом помог сесть в машину.

— Как твоя мама? — спросила она, когда он выехал со стоянки.

— Я отвез ее домой, — сказал Дэвид. — Она приняла меня за Фила.

— Правда? — сочувственно сказала Эмма. — У нее сознание путается?

— Когда я уходил, Берди уже подливала ром в кофе.

— Твоей маме в кофе? — встревожилась Эмма.

— Да нет, себе. Хотя маме, может, и не повредило бы. Ее сердце нужно стимулировать. Это временная передышка.

— Родной, мне очень жаль…

Дэвид пожал плечами:

— Может, она еще продержится.

Эмма покосилась на мужа. Она понимала, как ему обидно, что мать приняла его за брата, как он беспокоится за ее шаткое здоровье. Ее всегда восхищало, как он стоически держится, но теперь она подумала, а что, если и это все обман? Прошлой ночью он признался, что избегает говорить правду. Сможет ли она когда-нибудь понять, что у него на душе?

Когда Эмма с Дэвидом свернули к себе в проулок, было около пяти часов, и небо начало темнеть. Увидев у дома полицейскую машину, Эмма раздраженно застонала.

Из машины вышли лейтенант Аткинс и детектив Марбери. Дэвид вздохнул, остановил машину, помог Эмме выйти.

— Нам нужно поговорить с вами обоими, — сказала Джоан. — Давайте пройдем в дом.

— Конечно, — кивнула Эмма.

Дэвид молча прошел в гостиную.

— Ну, что теперь, лейтенант? — спросил он, когда Эмма села.

— У нас несколько новостей. Во-первых, алиби мистера Девлина подтвердилось. Полиция больше не подозревает его в нападении на вашу жену в Пайн-Барренсе и на вокзале, — сухо сообщила Джоан.

— Что? — воскликнул Дэвид. — Вы его отпустили? Вы же видели, что он сделал со мной. И что пытался сделать с Эммой.

— Он все равно находится под арестом — за развратные действия по отношению к собственной дочери.

— Его алиби не вызывает сомнений? — спросила Эмма.

— Никаких. Это был не Девлин.

Эмма взглянула на Дэвида. Он нервно взъерошил волосы.

— Это еще не все. Нам поступило заявление о пропаже Лизетты Слокум, сиделки, которая…

— Да, я знаю, — сказала Эмма. — Вы нашли ее?

— Да, мы ее нашли, — мрачно сказала Джоан. — Мертвую, в багажнике ее машины, на стоянке у автовокзала.

— Боже мой! — воскликнула Эмма и почувствовала, как подкатывает тошнота. Дэвид подошел и сел рядом.

— Мы пока что не знаем, как она умерла. Ждем заключения коронера. Но в последний раз живой Лизетту Слокум видели у вас дома, доктор Уэбстер. У нас есть версия, что человек, который пытался вас убить, пришел сюда, но вместо вас обнаружил Лизетту. Где вы были, когда она исчезла?

— Я поехала в центр города, — сказала Эмма. — А когда вернулась, ее уже не было. И решила, что она ушла — обиделась, что я уехала, не предупредив ее.

— Мы потеряли драгоценное время, потому что не знали, что ее исчезновение связано с вами, — сказала Джоан.

— Вины моей жены в этом нет, — вступился за Эмму Дэвид.

— А где вы были в тот день, мистер Уэбстер? — спросила Джоан.

— В Нью-Йорке, брал интервью, — ответил Дэвид.

— Нам нужны координаты человека, у которого вы брали интервью, — сказал Трей.

— У меня нет его телефона. Он сейчас в Европе.

— Как некстати, — заметила Джоан Аткинс.

— Вы можете позвонить моему редактору. Он подтвердит. Я беседовал с французским писателем Бернаром Вебером.

— Мне нужны время и место, — сказала Джоан строго. — Попрошу вас сообщить их мне немедленно.

— Если вы будете разговаривать со мной в таком тоне, — сказал Дэвид, — мне придется вызвать своего адвоката.

— Дэвид, прекрати! — воскликнула Эмма. — Забудь про адвоката. Ответь на вопрос. Эта несчастная женщина, она погибла. — Он метнул на нее сердитый взгляд, но ей было наплевать. — Зачем все усложнять еще больше?

Дэвид пошел к себе в кабинет, через минуту вернулся и протянул полицейским листок бумаги.

— Вот, беседуйте с кем хотите. Только от нас отстаньте.

Джоан убрала бумагу в карман:

— Следствие еще идет, мистер Уэбстер. Доктор Уэбстер, прошу вас ни под каким видом не покидать штат, ваша жизнь в опасности. Я очень советую вам нанять охрану. Круглосуточную.

— Мой муж нашел телохранителя. Мы ему позвоним.

Джоан, прищурившись, посмотрела на Эмму:

— По-моему, это не самое мудрое решение. Местная полиция посоветовала бы вам компетентного специалиста.

— Нам ваши советы не нужны, понятно? — бросил Дэвид.

Джоан обернулась к нему, смерила его взглядом:

— Я разговаривала с вашей женой. Позвоните в участок. Дежурный вам поможет. — Она кивнула Трею, и они ушли.

Дэвид обхватил голову руками.

— Я снова стал главным подозреваемым. Они твердо решили завести на меня дело.

— У тебя паранойя, Дэвид. На время смерти мисс Слокум у тебя железное алиби. К тому же есть шанс, что обнаружат следы ДНК, которые приведут их к другому преступнику. Постарайся не психовать.

— Легко сказать — не психовать! — фыркнул Дэвид. — Особенно когда полицейские шьют мне дело и твоя жизнь в опасности.

Тут вдруг зазвонил телефон, и они оба подскочили от неожиданности. Дэвид снял трубку.

— Да, мистер Осмунд, — кисло сказал он. — Вы хотите побеседовать с моей женой?

Несколько секунд он внимательно слушал, потом удивленно посмотрел на Эмму.

— Да? Сегодня вечером? Где вы предлагаете встретиться?.. Да, мы приедем… Хорошо.

— Что случилось? — спросила Эмма, как только он повесил трубку.

Дэвид сел с ней рядом.

— Звонил Осмунд. Сказал, что в Пайн-Барренсе снова произошло нападение. Все то же самое. Лыжный шлем и так далее.

Эмма вскрикнула и прикрыла рот ладонью.

Дэвид кивнул и тут же усмехнулся:

— Но на сей раз его, кажется, поймали.

— Неужели нельзя немного потерпеть? Дорогая, мы почти на месте, — сказал Дэвид.

— Теперь мне окончательно ясно, что ты никогда не был беременным, — сказала Эмма.

— Ну хорошо, хорошо. Скоро будет бензоколонка. Там есть туалет. А я заодно заправлюсь.

— Спасибо, родной. Я так надеюсь, что это тот самый тип и нашему кошмару придет конец.

— Хотелось бы верить, — хмуро сказал Дэвид. — Меня смущает только одно: он ведь прицельно метил в тебя. Вспомни хотя бы случай на вокзале.

Эмма вздрогнула.

— Такое не забудешь. Но шанс все-таки есть.

— У нас с тобой все будет хорошо, — сказал Дэвид. И вдруг улыбнулся той самой улыбкой, от которой у нее всегда становилось светло на душе.

— Жду не дождусь, когда мы с тобой заживем как раньше.

— Я тоже, — кивнул Дэвид. — Ну вот, приехали.

На Пайн-Барренс опустился вечер, и Эмма очень надеялась, что это последний вечер, который ей суждено провести здесь. Она огляделась кругом. Над бензоколонкой склонялись сосны, их силуэты чернели на фоне вечернего неба.

На стене висел плакат с фотографией пропавшей без вести девушки и красовалось объявление: «У обслуживающего персонала денег при себе нет». К автомобилю подошел мужчина в надвинутом на глаза капюшоне. У него не хватало нескольких зубов.

— Чем могу помочь?

— Наполните бак, — сказал Дэвид.

Эмма спросила:

— Извините, у вас туалет работает?

— Да, мадам, — ответил он, бросив на нее пристальный взгляд. — Пользуйтесь сколько угодно.

Эмма выдавила из себя улыбку.

— Спасибо. — Она взяла сумочку и вылезла из джипа.

— Хочешь, пойду с тобой, посторожу? — предложил Дэвид.

— Давай, — улыбнулась Эмма. — Место какое-то неприятное.

Они подошли к зданию бензоколонки, Эмма вошла в дверь с надписью «Для дам». Вошла с замиранием сердца, но, когда включила свет, с облегчением увидела, что все чисто убрано.

Эмма заперла дверь. На стене висела та же самая фотография пропавшей девушки. На сей раз Эмма прочитала, что там написано. Несколько месяцев назад пропала некая Шеннон О'Брайен. Она работала на этой бензоколонке. Отработала свою смену и исчезла в неизвестном направлении. На расплывчатой фотографии была изображена рыжеволосая девушка. Всех, кто имеет хоть какие-то сведения о мисс О'Брайен, просили связаться с начальником полиции Оди Осмундом по указанному телефону.

Эмма взглянула на часы. Они добирались сюда довольно долго, и, увидев телефон начальника полиции, она решила позвонить ему и предупредить, что они скоро будут. Она вымыла руки и, достав из кармана мобильный, набрала номер.

— Полиция, — ответил женский голос.

— Я хотела бы поговорить с начальником полиции, мистером Осмундом. Это говорит Эмма Уэбстер.

— Может быть, вас связать с кем-нибудь еще? Начальника нет на месте.

Эмма нахмурилась:

— Быть такого не может. Мы встречаемся с ним сегодня вечером, у вас. Я просто хотела его предупредить, что мы скоро приедем. Может быть, вы проверите, он, наверное, у себя.

— Говорю вам, его нет, — сказала женщина. — И сегодня не будет. Сегодня торжественный ужин в честь его внука, который получил премию. Оди говорил об этом весь день.

— Но меня вызвали на опознание…

— За это отвечает Джин Реверс. Подождите минутку.

У Эммы колотилось сердце. На том конце трубки слышались приглушенные голоса. Наконец женщина снова обратилась к Эмме:

— Джин говорит, на сегодня никакого опознания не назначено. Он вообще не знает, о чем речь.

Лицо у Эммы пылало.

— Слушайте, я — Эмма Уэбстер. На меня напали в тот вечер, когда убили Клода Матиса.

— Ах да! Как вы себя чувствуете?

— Отлично, — ответила Эмма. — Начальник полиции Осмунд позвонил моему мужу и рассказал о последнем нападении. Сказал, что этого типа задержали. И будет опознание.

— Никакого нападения не было, — сказала женщина. — Миссис Уэбстер, это какое-то недоразумение. Поверьте, если бы произошло нападение, я знала бы об этом.

Эмма отключила телефон и задумчиво уставилась на плакат на стене.

Дэвид подергал ручку двери.

— Эмма, с тобой все в порядке? — спросил он. — Почему ты так долго?

 

Глава четырнадцатая

Эмма уставилась на ручку двери так, словно это была гремучая змея.

— С тобой все в порядке? — твердил Дэвид. — Эмма, почему ты не отвечаешь?

У Эммы пересохло во рту.

— Все в порядке, — через силу выговорила она.

— Поторопись, родная. Нас ждет Осмунд.

У Эммы подкашивались колени.

— Сейчас-сейчас, — крикнула она и открыла кран.

Она пыталась разобраться. Осмунд ее не ждет. Ее никто не ждет. Все это ложь. Звонил не Осмунд. Дэвид сказал, что Осмунд, но это был не он.

— С кем ты разговаривала? — спросил Дэвид.

— Ни с кем, — ответила она. — Я уже выхожу.

Она не знала, то ли плакать, то ли кричать. Ситуация очевидная. Выхода нет. По ту сторону двери стоит человек, который решил ее убить. Ее и ребенка. Дэвид! Неужели это Дэвид? Тот Дэвид, которого она поклялась любить всю жизнь? Нет, этого просто быть не может. В голове мелькали чужие лица, все о чем-то предупреждали. Нет, подумала она. Он меня любит. Он на такое не способен. Она оперлась о раковину, почувствовала, как свело живот. Нет!

И тут Эмма вынырнула из моря обуявшей ее паники: ее осенила мысль. А что, если Дэвид и сам жертва мистификации? Что, если тот, кто хотел убить ее, заманил в ловушку их обоих? Собственно, разговаривал Дэвид с Осмундом недолго, голос знал не так уж хорошо.

Да, наверняка все так и есть. И на душе тут же стало легче. Но ненадолго.

Ну давай, подумала она, веди себя как полная идиотка. Доверься ему. Считай, что все знаешь и понимаешь лучше полицейских — потому что любишь своего мужа и веришь ему, несмотря ни на что.

Дэвид снова подергал за ручку.

— Эмма, что происходит? Что-то с ребенком? — крикнул он.

Эмма взглянула на свой живот. Да, подумала она, с ребенком. Ребенок в этой истории единственное совершенно безвинное существо. И над ним нависла смертельная опасность. «Алоизиус, я должна тебя защитить. Я отвечаю за твою жизнь. И поэтому доверять могу только себе».

Как ни странно, эта мрачная мысль ее успокоила.

Надо попросить помощи, подумала она. У лейтенанта Аткинс. Она порылась в сумочке, отыскала карточку, дрожащей рукой набрала номер. На третьем звонке включился автоответчик. Вот черт, подумала она.

— Лейтенант, это Эмма Уэбстер. Я в Пайн-Барренсе. У меня неприятности, — прошептала она, надеясь, что шум воды заглушит ее голос и Дэвид ничего не услышит. А потом позвонила еще в службу спасения и, когда оператор ответил, прошептала: — Помогите! Кажется, муж хочет меня убить.

— Где вы находитесь? — спросил оператор.

— На бензоколонке.

— На какой бензоколонке?

— Не знаю, — растерялась Эмма.

— Я вас не слышу… Какой адрес? Вы говорите по мобильному?

— Да. Он рядом, за дверью, — прошептала Эмма.

— Эмма, что с тобой? — крикнул из-за двери Дэвид. — Я сейчас взломаю дверь.

Эмма прервала разговор и сунула мобильный в сумку.

— Все в порядке, — сказала она, выключая воду. — Я выхожу.

Она распахнула дверь и посмотрела в глаза Дэвиду. Они показались ей совершенно чужими, глазами незнакомца. Раньше Эмма думала, что знает это лицо, эти глаза. В них она столько раз видела отблеск тех же чувств, которые испытывала сама, глядя в эти глаза, она клялась в любви и верности. Сердце заныло, но разум взял вверх. Она вспомнила, что поставлено на кон. Доверяй только себе, снова подумала она.

— Все нормально, — сказала Эмма. — Просто что-то нервы разыгрались.

— Я сейчас зайду в магазинчик, расплачусь, и мы тут же поедем.

— Ладно, — кивнула она. Ему надо заплатить за бензин. А ключи он, скорее всего, оставил в машине. Сесть за руль она может — и плевать, разрешают это врачи или нет. Сейчас речь идет о жизни и смерти.

Дэвид взял ее под руку.

— Пойдем вместе, — сказал он. — Не хочу оставлять тебя одну.

— Я лучше подожду тебя в машине. Что-то меня подташнивает.

— Это, наверное, от запаха бензина. Пойдем внутрь. Ты же и когда не была беременная, ненавидела запах бензина.

Он все про меня знает, подумала она. Знает, что я пью кофе с молоком и без сахара, сплю на боку, люблю ландыши и ненавижу запах бензина. Как же так можно — хотеть убить человека, все привычки и слабости которого ты знаешь наперечет?

Как она ни упиралась, он повел ее ко входу в магазинчик. Оставалось либо закричать, либо постараться убежать. Но кто ей поможет? В магазинчике была одна кассирша. Может, она ей поможет?

— Идем, — сказал Дэвид. — Да что с тобой, Эмма?

— Ничего, — через силу пожала плечами она. — Все в порядке.

Крепко держа ее за локоть, он подвел ее к кассе. Кассирша, прижав телефон щекой, что-то бормотала в трубку и, приняв от Дэвида квитанцию, даже не подняла на них глаз. У Эммы упало сердце. Она огляделась по сторонам и заметила в углу светящуюся табличку «Выход».

— Пойду возьму минералки, — сказала она, высвободив руку. — Может, тошнота пройдет.

— Я принесу, — сказал он.

— Платите наличными или карточкой? — буркнула кассирша.

— Я сама схожу, — сказала Эмма.

И, не дожидаясь ответа, пошла по проходу, мимо пакетиков чипсов, печенья, салфеток. Она подошла к холодильникам и сделала вид, что выбирает себе воду. А на самом деле смотрела на табличку «Выход». Под ней висело написанное от руки объявление: «Только для персонала».

Эмма вздохнула. Решайся, велела она себе. И быстро прошмыгнула туда, нырнула в коридор, где слева была дверь в уборную, и увидела дверь на улицу.

Только бы она не была заперта, подумала Эмма. Господи, молю. Она нажала на ручку, и дверь с лязгом открылась. Эмму заметил вышедший из уборной заправщик.

— Эй, туда нельзя! — рассерженно крикнул он, когда она ринулась в вечернюю тьму.

Эмма неслась по зарослям бурьяна, спотыкалась о пустые пластиковые бутылки и жестянки из-под газировки, которыми была усеяна площадка за магазином. Она, радуясь тому, что вечер выдался лунный, мчалась к ближайшей рощице.

Она понимала, что времени у нее совсем немного, еще минута-другая, и Дэвид помчится за ней. Почему же это оказался Дэвид? Эта мысль терзала ей душу, но она тут же себя одернула. Думай, как тебе действовать! Скройся в роще. А потом еще раз позвони в полицию.

Выбиваясь из сил, она добралась до деревьев. Она задыхалась — и от страха, и от усталости. Штопаный бок ныл, лицо горело. Прячась за деревьями, она шла вперед.

Со стороны бензоколонки донесся крик. Дэвид отправился на поиски. Не паникуй, велела себе Эмма. Оттуда он твоих шагов не слышит. Она вытащила мобильник, дрожащим пальцем нажала на нужные кнопки. И молила бога, чтобы на этот раз Аткинс ответила.

— Алло!

— Лейтенант Аткинс? — прошептала Эмма.

— Говорите громче, я вас не слышу. Кто это?

— Это Эмма Уэбстер, — сказала Эмма громче. — Я в опасности.

— Я получила ваше сообщение. Где вы? — спросила Джоан.

— Я прячусь в роще где-то в Пайн-Барренсе.

— Какого… Где именно в Пайн-Барренсе?

Эмма пожалела, что совсем не обращала внимания на дорожные указатели.

— Точно не знаю. Здесь неподалеку бензоколонка.

— Какая бензоколонка?

Эмма выгнула шею, но увидела только вывеску магазинчика.

— Не знаю… — У нее перехватило дыхание. Дэвид вышел на задний двор и громко звал ее.

— Обратитесь туда, вам помогут, — взволнованно сказала Джоан. — Скажите, что вам грозит опасность.

— Не могу, — ответила Эмма. — Он там.

— Кто там, Эмма? Ваш муж?

Эмма промолчала.

— Свидетельница, которую нашел Осмунд, выбрала из шести фотографий фотографию вашего мужа, сказала, что он несколько месяцев назад приезжал в тот самый домик с женщиной. Это ведь были не вы?

Эмма с трудом сдерживала слезы.

— Нет, — прошептала она. Она, вся дрожа, смотрела, как Дэвид обходит двор.

Почему ты так поступил со мной? — подумала она.

— Эмма, подскажите, как вас найти.

— Не знаю, — прохрипела Эмма. И тут вдруг вспомнила. — Лейтенант, там висит объявление. О том, что пропала девушка, которая работала на этой бензоколонке. Шеннон О'Брайен.

— Умница! — воскликнула Джоан. — Придется несколько минут подождать, но вы будьте на связи. Мы едем за вами.

— Спасибо, — прошептала Эмма. Она не спускала глаз с Дэвида, который остановился и смотрел на рощу, где она пряталась. Он не видит меня, успокаивала себя Эмма. Но не успокоилась. Потому что Дэвид направился в ее сторону.

Она сунула телефон в сумку и побежала напрямик, ломая ветки. Швы стали кровоточить. Она понятия не имела, куда бежит, петляла между деревьями, сворачивала то в одну сторону, то в другую, кругом была темнота. Как лейтенант Аткинс сможет ее найти?

И тут впереди, за ветками сосен забрезжил огонек, и Эмма от радости чуть не потеряла сознание. Это было чье-то жилье. Там кто-то был. Теперь Эмме будет где переждать, пока не приедет полиция. Господи, подумала она, дай мне туда добраться.

Не обращая внимания на боль, пронзившую бок, Эмма продиралась сквозь гущу деревьев, рукой расчищая себе дорогу. Она постепенно приближалась к свету и вдруг поняла, что больше не слышит криков Дэвида. Либо он преследует ее молча, либо оставил эту затею. Но у нее не было времени размышлять. Огоньки все приближались. Она собрала остаток сил и подумала о ребенке.

Наконец она выбралась на полянку. Однако дом выглядел не слишком обнадеживающе. Даже при лунном свете было заметно, насколько он ветхий и обшарпанный. Сквозь грязные стекла пробивался мутный свет.

Эмма растерялась. И тут вдруг услышала слабое ржание из сарая с жестяной крышей. Лошадь! Мысль о лошади успокаивала. Животные они ласковые, они никого не предают. Она решила, что не будет стучаться в дом, а укроется в сарае.

У тебя паранойя, ругала она себя. Да, судя по всему, люди, которые здесь живут, небогаты, но это отнюдь не значит, что они не помогут. К тому же они любят животных. А это — добрый знак. И она собралась было постучать в дверь, как вдруг услышала, как скрипят по гравию колеса. Заметив свет фар, она тут же передумала и нырнула в сарай, спряталась за стогом сена.

Лошадь, стоявшая в сарае, посмотрела на нее большими ласковыми глазами и зафырчала.

— Тс-с! — сказала ей Эмма и, нашарив в сумке телефон, поднесла его к уху.

— Лейтенант Аткинс? — прошептала она.

Звука не было. Эмма нажала на все кнопки, раздраженно потрясла аппарат. И тут услышала, как подъезжает машина. Посмотрев наружу, она поняла, что спряталась как раз вовремя. На полянку въехал их джип. Из машины вышел Дэвид, поднялся на крыльцо, постучал. Он оглядывался по сторонам, словно чуял, что она где-то рядом. Эмма отступила вглубь сарая.

Через минуту она услышала два мужских голоса. Она снова посмотрела в щелку. Дэвид разговаривал с пареньком в бейсбольной кепке, надвинутой на глаза. Его силуэт выделялся на фоне дверного проема. Дэвид что-то настойчиво говорил, размахивал руками. Парень позвал мать, но ответа Эмма не разобрала.

Голоса стихли, и она услышала шаги Дэвида. Неужели он идет обыскивать сарай? У Эммы так колотилось сердце, что она с трудом дышала. Вдруг хлопнула дверца машины, заработал мотор. Джип двинулся в лес, к дороге.

Слава богу, подумала Эмма. Он уехал. Мы спасены! Она положила ладонь на живот. «Ну вот, теперь мы с тобой знаем, что в доме женщина, пойдем и попросим у нее помощи», — сказала она своему ребенку.

Эмма осторожно вышла из сарая и, держась в тени, подошла к дому, постучала.

Дверь распахнулась. На пороге стояла Донна Татл.

— Слава богу! — сказала Эмма. — Извините за беспокойство, но я в отчаянном положении. Мне нужна ваша помощь… — И тут она остолбенела.

— Какой сюрприз! — сказала женщина, смерив ее ледяным взглядом.

Эмма, не веря собственным глазам, помотала головой. И, схватившись за косяк, чтобы не упасть, выговорила:

— Ты жива?

— Мне это снится, — пробормотала Эмма. К глазам подступили слезы. — Натали, это ты? — Эмма пыталась понять, что происходит. Это была Натали, но не та, прежняя. Ее рыжие волосы были выкрашены в черный цвет, на ней была бесформенная клетчатая рубашка. Но она была жива, и Эмма кинулась к ней. Объятия Натали были сдержанными.

— Глазам своим не верю! — покачала головой Эмма. — Подумать только — мы встретились здесь, в этом богом забытом месте!

Натали не улыбнулась.

— Это не случайно, — сказала она. — У дяди Дэвида дом чуть дальше по этой же дороге. Полагаю, ты направлялась туда?

Эмма немного удивилась, что Натали известно, где дом дяди, но значения этому не придала. Она любовалась подругой, радовалась невероятному счастью — она вновь видела ту, кого считала умершей.

— Нат, а ты понимаешь, что все думают, будто ты погибла?

— Отлично понимаю, — с вызовом бросила Натали.

— Что произошло? Тебе удалось выбраться из машины, которая упала в реку?

Натали беспокойно покосилась на полянку.

— Пойдем в дом, — сказала она. И когда Эмма вошла, плотно прикрыла дверь.

Эмма разглядывала старинную подругу. Стройное, гибкое тело, чью красоту не могла скрыть даже мешковатая одежда, точеное лицо, перламутровая кожа, которая светилась даже при тусклом свете лампочки.

— Нат, почему ты здесь прячешься? Если ты передумала кончать жизнь самоубийством, стыдиться тут нечего. Так здорово, что ты жива! Возвращайся домой. Берк так переживал. И мы все тоже.

— Я совсем забыла, какая ты, Эмма. Непоколебима как скала. Непосильных проблем для тебя не существует.

Эмма почувствовала в тоне Натали издевку, но сострадание все затмило.

— Позволь мне отвезти тебя домой. Я помогу тебе!

— У тебя у самой проблемы, — сказала Натали.

У Эммы сжалось сердце:

— Что тебе об этом известно?

— Видишь ли, нападение в день твоей свадьбы случилось здесь, совсем рядышком, — сказала Натали.

Эмма была так потрясена встречей с Натали, что на время забыла про то, что ее собственная жизнь в опасности.

— Это правда, — сказала она. — Дэвид только что был здесь. Ты его видела? Он, наверное, не узнал тебя. Он… пытается найти меня.

— Ты прячешься от него? — спросила Натали.

— Да. Кажется, именно он и пытается меня убить. Это долгая история. Честно говоря, кошмарная. А кто открыл ему дверь?

— Один мой друг, — сказала Натали.

— Он назвал тебя мамой.

— Я ему не мать, — сказала Натали.

— Тогда почему…

— Так проще, — резко сказала Натали. — Расскажи поподробнее, Эмма. Если ты хочешь сбежать от мужа, могла бы просто исчезнуть — как это сделала я.

— Зачем мне исчезать? — воскликнула Эмма. — Ни за что! Я не собираюсь скрываться всю жизнь. Пусть с ним разбирается полиция.

Натали бесстрастно рассматривала подругу.

— Ты и сама у нас настоящий полицейский, — сказала она. — Пытаешься поддержать закон и порядок.

На сей раз было очевидно, что это оскорбление.

— Я хотя бы понимаю, что правильно, а что нет, — сказала Эмма. — Ты ведешь себя неправильно. Берк, бедняга, страдает, думает, что ты умерла. — И тут ее пронзила неожиданная мысль. — Погоди-ка! Берк же опознал тело.

— Великий психолог! — презрительно фыркнула Натали. — Он поверил в то, во что и должен был поверить. Он прочитал мою записку, увидел мою машину. Когда нашли рыжеволосую утопленницу в моей одежде, он решил, что это я и есть. Труп успел разложиться.

— Но если это была не ты, то кого же он опознавал? — спросила Эмма.

— Это не имеет значения. Ты ее не знаешь, — раздраженно отмахнулась Натали. — Она работала на местной бензоколонке.

Эмма вспомнила фотографию, которую видела только что. Та рыжеволосая девушка, которая исчезла, отработав смену.

— Шеннон О'Брайен? — воскликнула Эмма.

— Молодец, Эмма, — устало бросила Натали.

— Ты хочешь сказать, это ты ее утопила? Натали, не могла же ты…

Взгляд Натали был холоден и безразличен.

— Она была наркоманкой. Когда я нашла ее, она валялась на обочине. Вот тогда мне и пришла в голову эта идея. Я поняла, что будет лучше, если меня сочтут мертвой. Ведь жизнь поэта Натали Уайт так и так кончилась. Моя жизнь была полным кошмаром. Я решила, что самоубийство хотя бы пробудит интерес к моему творчеству.

— Жизнь кончилась? О чем ты говоришь? Ты поднялась до таких высот! Получила медаль Соломона.

Натали недовольно помотала головой:

— У меня бы ее отобрали. Моя репутация рухнула бы. Я не собиралась отправляться в тюрьму. Другого выхода не было.

— Я тебя не понимаю, — сказала Эмма.

— Ну, извини, — с издевкой сказала Натали. — Я думала, Дэвид тебе все рассказал. У популярности есть и обратная сторона. Видишь ли, весной случилось дорожное происшествие. Был сбит насмерть один старик. Университетский профессор на пенсии.

— Да, припоминаю. Виновный скрылся, да?

Натали пожала плечами:

— Но остался свидетель. Один парень следил с камерой за своей любовницей. Он заснял и ДТП, но полицейским ничего не сказал — боялся, что жена узнает. А когда увидел меня по телевизору, сразу признал. Он меня шантажировал.

— Это была ты? — изумилась Эмма. — Ты была за рулем?

— Это был всего лишь старик, — бросила Натали.

— Как ты можешь так говорить! — возмутилась Эмма.

— А как можешь так говорить ты? — Натали метнула на нее гневный взгляд. — Девочка из образцовой семьи! Ты и представить себе не можешь, что мне пришлось пережить.

— Все я отлично представляю, — с отвращением сказала Эмма. — У тебя было жуткое детство. Все отлично знали, как ты настрадалась. Я это много раз слышала. И много раз тебя утешала. Никто не знает, что тебе пришлось пережить? Да ты никому не давала про это забыть.

— Сука ты, Эмма! — Натали со всей силы толкнула Эмму. Эмма рухнула на грязный пол, а Натали выхватила из кожаных ножен, висевших у нее на поясе, охотничий нож. И, не дав Эмме подняться, толкнула ее в бок. У Эммы разошлись швы, бок заливала липкая кровь. Эмма, ловя ртом воздух, зажала рукой бок.

— А ну, вставай! — орала Натали.

Эмма наконец увидела, что взгляд у нее безумный.

Эмма вспомнила про парня в бейсбольной кепке, которого видела на крыльце. Кто он и куда делся? Может, он все еще здесь? Может, она может обратиться за помощью к нему?

— Вставай! — рявкнула Натали и ткнула Эмму в плечо ножом. Эмма с трудом поднялась на ноги. Натали приставила Эмме нож к горлу. — Шагай! — велела она.

Они прошли через грязную кухню в спальню, где были только неприбранная кровать, стул с высокой спинкой и письменный стол.

— Садись, — приказала Натали и выдвинула стул на середину комнаты. Эмма села, Натали достала из ящика стола моток веревки и привязала Эмму к стулу.

Эмма пыталась не прижимать руки к телу.

— Зачем ты это делаешь? — воскликнула она. — Я никогда тебя не обижала. Все эти годы я была тебе другом. Даже в день свадьбы я жалела о том, что тебя нет рядом.

— Да что ты? — сверкнула глазами Натали. — Я тоже жалела, что пропустила этот спектакль.

На Эмму вдруг накатила волна страха:

— Погоди-ка… Ты сказала, что про сбитого старика мне мог рассказать Дэвид.

— Но он ведь не рассказал! — Натали мерзко усмехнулась. — Он хранил нашу тайну.

— Какую тайну?

— Ну, соображай. Как ты думаешь, к кому я могла обратиться за помощью?

— К своему мужу, — ответила Эмма. — К Берку.

Натали закатила глаза.

— Как же, к Берку… К этому святому? О да, он бы мне, конечно, посочувствовал.

— Берк тебя обожал.

— Жена-поэтесса! Звезда его мирка. Блестящая красавица, которой нужна легкая психологическая поддержка. Он бы не смог смириться с мыслью о том, что его сокровище — убийца. Нет, я рассказала обо всем другу. Другу, с которым я встречалась для полуденных радостей в том домике, где ты намеревалась провести медовый месяц.

— Ты и Дэвид…

— Да! — сказала Натали.

Эмма не могла дышать — не хватало воздуха. Она представила себе Дэвида там, с Натали — двух тайных любовников, предающихся запретной страсти в том самом доме, через порог которого Дэвид перенес ее на руках. В домике, где над ней был занесен топор. Там, где он пытался ее убить.

 

Глава пятнадцатая

Глаза у Натали сверкали.

— Ты ведь ничегошеньки не знала, да? Не знала, что он мой. Что он любит меня.

Дверь спальни распахнулась, на пороге возник парень с перекошенным от злости лицом. Он снял бейсболку, Эмма увидела лиловый ирокез и татуировку в виде третьего глаза.

— Прекрати! — завопил он. — Прекрати рассказывать о нем так. Его здесь нет, он тебе не поможет. Он уехал. Это я тебя люблю!

— Киран! — потрясенно воскликнула Эмма.

— Убирайся, — буркнула Натали.

— Ты — моя. Ты сама так говорила. Говорила, что ты — моя! Так почему же ты все время твердишь о нем?

— Успокойся. Давай поговорим не здесь, — сказала Натали.

— Я сделал все, что ты хотела. Зачем тебе надо меня мучить? Я думал, мы уедем отсюда. Зачем ты ее впустила? Зачем рассказала ей?

— Она должна знать. Она думает, что я лгу.

Киран покачал головой.

— Ты обещала больше о нем не вспоминать. — Он развернулся и выскочил из спальни.

— Киран! — крикнула Натали и бросилась за ним. — Мальчик мой, не надо!

Эмма слышала их голоса в гостиной и изо всех сил старалась разобрать слова.

— Конечно, люблю, мальчик мой, — шептала Натали.

— С меня хватит! — возмущался Киран. — Когда все это кончится?

И вдруг в соседней комнате все стихло. Что там такое, подумала Эмма. Киран, этот несчастный, запутавшийся паренек, неужели он с самого начала знал, что Натали жива? Эмма вспомнила, как он всегда был одинок, вспомнила его полные болезненной тоски стихи.

Как они оказались здесь? В этой богом забытой хижине? У Эммы голова шла кругом, но одно она знала наверняка. Ситуация сложилась неуправляемая и опасная. Первым делом надо было отсюда выбраться.

Телефон остался в сумке, у входа — там, где Натали на нее набросилась. Да и связи здесь нет. Нужно было придумать, как сбежать. В спальне было одно окно с частыми переплетами: похоже, его годами не открывали. Надо решать проблемы постепенно, напомнила она себе. Сначала — избавиться от веревок.

Она вспомнила о своем еще не рожденном ребенке, которому надо было дать жизнь. «Алоизиус, я не позволю им убить нас». Она напрягла все мышцы, раздвинула руки, веревки немного ослабли. Потом то же самое проделала ногами. Сколько времени на это уйдет? — подумала она. — И сколько у меня есть времени?

Эмма пыталась ослабить веревки, дело продвигалось медленно, было трудно и больно, она все время прислушивалась к шепоту и крикам, доносившимся из соседней комнаты. И тут ее осенило. Если попробовать накинуть веревки на столбик у кровати, может, их удастся перетереть. Упираясь в задние ножки стула, она добралась до кровати.

Она тревожно взглянула на дверь, но ее, кажется, никто не услышал. Ну, давай, велела себе Эмма. Она приподнялась вместе со стулом и попробовала накинуть руки на столбик у кровати. Но она не могла видеть, что находится у нее за спиной, поэтому промахнулась и повалилась на пол. Она лежала на боку, все тело нестерпимо болело.

— Она упала, — услышала Эмма голос Кирана.

— Ну и черт с ней! — сказала Натали.

У Эммы брызнули слезы — от боли и бессилия. В нос лезли комки пыли из-под кровати, она задыхалась. Невидящим взглядом она смотрела на груду одежды, валявшуюся под кроватью. Кофта с капюшоном и еще что-то. Эмма узнала эту вещь не сразу. Вязаный лыжный шлем. Черный, с красным ободком вокруг прорезей для глаз.

Эмма отшатнулась и еле сдержала крик.

«Я сделал все, что ты хотела», — сказал Киран.

Что же ты сделал, Киран? Это ты пытался меня убить? Или Натали? А что насчет Дэвида? Мысли путались. Эту одежду надевал кто-то из них троих.

Она подумала о двоих в соседней комнате. Одного она считала своим пациентом, другую — подругой. Эмме стало дурно — люди, к которым она относилась с теплом и заботой, копили ненависть к ней. Ты этого не заслужила, сказала она себе. Не дай им себя сломить. Подумай о ребенке.

Отталкиваясь ногами, она отодвинулась от кровати и перевернулась на бок. Стул ударился о стену, и все тело пронзила острая боль. А потом она осторожно стала ползти назад, пока стул не уперся, и тогда она медленно поставила стул вертикально. Наконец она вернулась в вертикальное положение.

Снаружи послышался знакомый звук. Ржание. Оно повторилось несколько раз. Может быть, лошадь заметила кого-то чужого? Неужели ее нашла полиция? И Эмма с надеждой посмотрела в окно.

Посмотрела и чуть не вскрикнула. Она увидела за стеклом мужское лицо, знакомые карие глаза, с ужасом смотревшие на нее.

— Стойте! — воскликнула Джоан Аткинс. — Что это?

К поисковой партии присоединился Оди Осмунд — диспетчер вызвал его с торжественного ужина. Вместе с шестью полицейскими он встретился с Джоан Аткинс и Треем Марбери на бензоколонке, которую описала Эмма. Служащий показал им заднюю дверь, и они взялись за поиски.

Оди был уверен, что она оставила хоть какой-то след. Далеко ли может уйти раненая, беременная женщина? Несколько человек пошли пешком, а Оди, который отлично знал местные проселочные дороги, сел за руль.

Трей сидел сзади, а Джоан — на переднем сиденье, рядом с Осмундом. Включив фары, они поехали по лесу. Каждые десять секунд Джоан звонила Эмме, но ее телефон был вне зоны доступа.

И тут вдруг Джоан что-то увидела.

— Вон там! — закричала она.

Оди нахмурился.

— Это дорога к домику дяди Дэвида, — сказал он. Ему показалось, что он разглядел что-то среди деревьев.

— Это свет? — спросила Джоан. — Свет в доме?

Оди покачал головой:

— Не похоже. Слишком тусклый.

— Правда, — согласилась Джоан. Свет был еще слабее, чем от обычного фонарика. И, в отличие от фонарика, он оставался на месте. Словно горела одна слабая лампочка. — Пойдем посмотрим, что там, — предложила она. — Дело одной минуты.

Оди съехал на обочину, выпрыгнул из машины, зажав в руке свой длинный фонарь. Джоан с Треем пошли по тропинке.

— Эмма! — кричала Джоан. — Вы нас слышите?

Свет шел откуда-то из-за поворота. Подойдя поближе, они увидели машину.

Она стояла под сенью деревьев. Передняя дверца была открыта. Свет шел из салона. В машине никого не было.

Джоан осторожно подошла поближе. Машина с распахнутой дверцей ее насторожила. Почему хозяева бросили автомобиль в таком виде? И вдруг она услышала чей-то голос. Вернее, слабый стон.

Эмма, подумала она.

Оди помчался на голос.

— Кто здесь? — крикнул Трей. — Миссис Уэбстер, это вы?

Автомобиль оказался серым «лексусом» последней модели. На заднем окне наклейка Центра Райтмана. Подойдя к машине, они увидели, что дверца не закрывается, потому что у порожка лежит человек, наполовину вывалившийся из салона.

Джоан приподняла тело. Лицо Берка Хейзлера было почти неузнаваемым, все в крови, взгляд полуоткрытых глаз был тусклым.

— Доктор Хейзлер! — воскликнула Джоан. — Что с вами? — Похоже было, что его жестоко избили и усадили на водительское место. А под тяжестью тела дверца открылась. Или он сам ее открыл, пытаясь выбраться.

Оди вытащил рацию, вызвал подмогу.

— Доктор Хейзлер, держитесь, — сказала Джоан. — Помощь скоро будет.

Ответа не последовало. Дыхание у Берка было слабым.

— Что с вами случилось? — ласково спросила Джоан, не очень рассчитывая на ответ.

Веки Берка задрожали.

— Натали… — прошептал он.

— Так звали его жену, — сказал Трей. — Которая покончила собой.

— Она жива… — прошептал Берк. — В лесу… Помогите Эмме…

Эмма с трудом подавила крик. Дэвид, подумала она. Он поднес палец к губам — дал ей знак молчать. Она умоляюще посмотрела на него, и он кивнул. Он вернулся. Почему? Что заставило его вернуться? Она тоже кивнула и быстро обернулась к скрипнувшей двери.

Когда она увидела, как они вошли, сердце тревожно забилось.

— Как ты здесь очутилась? — сурово спросила Натали.

Эмма бросила гневный взгляд на женщину, которую когда-то любила, которую искренне оплакивала.

— Я видела одежду под кроватью.

Натали не стала притворяться, что ничего не поняла.

— Надо было все выкинуть. Это мне больше не понадобится.

— Это ты пыталась меня убить. Почему? — спросила Эмма.

— Чтобы засадить его за решетку. Это мой прощальный привет предателю.

— Вы оба с Дэвидом были предателями, — сказала Эмма.

Натали пожала плечами.

— Тебе мало было быть богатенькой девочкой, ты решила забрать то, что было моим. Дэвид был моим.

— Не говори так, — пробормотал Киран.

— А сиделка? Ее вы за что убили? — воскликнула Эмма.

— Сиделку убил Киран, — сказала Натали.

— Не рассказывай ей! — закричал Киран.

— Почему? Она все равно умрет и никому не расскажет. Он должен был похитить тебя, но дверь открыла сиделка. Киран запаниковал и ударил ее. Получилось не слишком гладко, но…

— Ты была рада, что я это сделал! — воскликнул Киран.

— Киран, почему ты так поступил со мной? — сказала Эмма. — Мы с тобой столько раз беседовали в Центре. На групповых занятиях…

Натали расхохоталась:

— Он и Берка убил. Он делает все, что я скажу.

— Берка! — У Эммы сжалось сердце.

— Берк почему-то заподозрил, что я жива. Как это пришло ему в голову, не представляю.

Эмма вспомнила конверт с результатами вскрытия в машине Берка.

— Берк ошивался около дома Замски. И я случайно на него наткнулась. Хорошо, что рядом оказался Киран.

— Натали, тебе плевать на то, что происходит со всеми остальными, да? — спросила Эмма.

— На меня ей не плевать. Мы с ней уедем. И не расстанемся никогда, — сказал Киран.

Эмма с грустью посмотрела на него:

— Киран, неужели ты этому веришь? Она же тебя просто использует, а потом возьмет и вышвырнет.

У него в руке был нож. Натали стояла сзади. Он с болью в глазах обернулся к ней.

— Это неправда! — воскликнул он.

— Она врет! — закричала Натали.

— Киран, для тебя еще не все потеряно. Не делай того, что она говорит, — сказала Эмма. — Скоро приедет полиция. И тогда уже будет поздно.

Он обернулся к Эмме, она посмотрела ему в глаза. В них промелькнул страх. Всего лишь промелькнул, но Эмма не хотела упускать шанс.

— Она не любит тебя, Киран, — сказала Эмма. — Она никого не любит.

— Она меня любит! Когда я показал ей свои песни, она сразу поняла, что я гений.

— Киран, мне больно тебе это говорить, но она смеялась над твоими песнями. Говорила, что они примитивные и убогие.

Киран округлил глаза и недоверчиво покосился на Натали:

— Ты же говорила, что я гений.

— Она все придумывает, — сказала Натали. — Не слушай ее.

Киран развернулся и влепил Эмме пощечину.

— Ты врешь! — воскликнул он.

— Не вру, — возразила Эмма. Щека у нее горела.

— Чего ты ждешь? — воскликнула Натали и, выхватив у него нож, замахнулась им.

— Натали, ради бога, оставь это мне, — сказал Киран.

— Если ты не можешь, я это сама сделаю. Тебе слабо, да?

— Я все могу и все сделаю, — сказал Киран. — Отдай мне нож.

Натали взяла нож в обе руки.

— Ну что, Киран, силенок не хватает?

— Хватает! — И он попытался ее обнять.

Натали не подпускала его к себе — размахивала ножом во все стороны.

Киран ухитрился схватить ее за запястья.

— Я люблю тебя! Без тебя мне жизни нет, Натали. Конечно, я убью ее для тебя.

Натали устало опустила нож. Киран, стоя спиной к двери, притянул Натали к себе. Она, не выпуская ножа, обняла его. Киран уткнулся лбом ей в плечо.

Натали смотрела на дверь.

— Дэвид! — вдруг закричала она.

Киран отступил назад. Глаза его гневно сверкнули. Он оттолкнул Натали, и нож упал на пол. Он схватил Натали за горло и потряс.

— Нет! — кричал он. — Прекрати! Прекрати мечтать о нем!

Дэвид вбежал в комнату с лопаткой для монтажа шин в руке и огрел ею Кирана по спине. Тот вскрикнул и зашатался.

Дэвид не медлил. Он снова ударил Кирана по плечу, задел щеку. Тот рухнул на пол.

Натали не сводила глаз с Дэвида.

Дэвид наклонился и поднял нож. Киран лежал без сознания, на щеке проступал кровоподтек. Дэвид выпрямился. Эмма с замиранием сердца смотрела на него. Он взглянул на Натали, повернулся к Эмме, перерезал веревки и протянул нож ей. И тут Натали все поняла. Она кинулась на него, стала колошматить его кулаками.

Дэвид поднял лопатку.

— Натали, не заставляй меня тебя убивать. Если я ударю тебя этой штукой, тебе не выжить.

Натали замерла, отступила на шаг. Эмма подняла нож — она была готова, если понадобится, вонзить его в Натали. Но Натали не обращала на нее внимания. Она не сводила глаз с Эмминого мужа.

— Как ты узнал, что я здесь? — спросила она.

Дэвид холодно смотрел на нее:

— Я искал Эмму. Когда мне открыл дверь этот парень, он показался мне знакомым. И потом, уехав отсюда, я вспомнил, где его видел. Мальчик с глазом на лбу. Центр Райтсмана.

— Дэвид, я рассказала Эмме про нас. Она не знала.

Дэвид покраснел.

— Рассказывать тут нечего, — сказал он ледяным тоном. — Это была бессмысленная связь.

— Бессмысленная? Ты же любил меня! — воскликнула она.

— Я никогда тебя не любил, — сказал Дэвид.

— Нет, любил! — крикнула Натали. И метнула на Эмму исполненный ненависти взгляд. — Все никак не мог мной насытиться!

— Я не желаю этого знать, — сказала Эмма.

Дэвид покачал головой:

— Ты сбила старика. А потом вышла из машины, удостоверилась, что он мертв, и уехала.

— Ты был с ней, когда это случилось? — спросила Эмма.

Дэвид покачал головой:

— Нет. Я узнал, только когда ей позвонил человек с видеозаписью. Я тогда уже повстречал тебя и порвал с ней, но она позвонила, умоляла помочь. Сказала, что может положиться только на меня.

— И ты помог? — спросила Эмма.

— Я сказал, что она должна пойти в полицию, — сказал он. — Или это сделаю я.

— Тебе было на меня наплевать! — воскликнула Натали.

— Натали, ты убила человека, — сказал Дэвид.

Натали затрясла головой:

— Не строй из себя праведника! Скажи правду, Дэвид! Ты хотел, чтобы я сдалась полиции и не мешала тебе жениться на богатой наследнице. Неужели ты думал, что я тихо уйду с твоей дороги и тебе все сойдет с рук? Я просила тебя о помощи, а ты меня предал. Разве это не преступление?

Снаружи послышался шум моторов — подъехали машины. Хлопали двери. Эмма слышала, как Осмунд созывает своих людей. Она понимала, что нужно радоваться, но на нее напало оцепенение.

— Полиция приехала, — сказала она.

Дэвид грустно посмотрел на Эмму. Но она отвела взгляд. И тогда он снова взглянул на Натали:

— Твои преступления куда тяжелее. Но скажи это моей жене, которая отказывается на меня смотреть. И моему лучшему другу, которого я предал.

— Берк мертв, — сказала Эмма. — Они убили его.

— Нет! — воскликнул Дэвид и побледнел.

— Натали, он делал тебе только добро. Он был готов на все ради тебя.

— Он держал меня пленницей в своем упорядоченном мирке, с его теориями, его лекарствами. С фартуками «Поцелуй повара». Я умирала, живя с ним. Я говорила это тебе в нашу первую встречу. Помнишь?

— Дэвид! — ужаснулась Эмма. — О господи!

— Помню, — сказал Дэвид. — Помню, что я тогда подумал: мой друг Берк слишком хорош для тебя. Подумал, что мне нужно с тобой расстаться и больше никогда не видеться.

— Но ты не смог! — торжествующе воскликнула Натали.

— Не смог, — покачал головой Дэвид.

В дверь застучали.

— Полиция! — закричал Оди Осмунд.

— Входите! — крикнула в ответ Эмма и крепко сжала в руке нож. — Мы здесь!

— Спаси меня, — шепнула Натали Дэвиду и перешагнула через тело Кирана. Ее щеки алели, алебастровый лоб был усеян бисеринками пота.

Эмма посмотрела на него и подумала, как же мало она его знает. Он был невозмутим.

— Ни за что, — произнес Дэвид. — Я не спас бы тебя, даже если бы мог.

С полицией, врачами и журналистами им удалось разобраться уже далеко за полночь. Натали отправили в тюрьму — без права выхода под залог. Кирану оказали медицинскую помощь и тоже отправили за решетку. Берк лежал в интенсивной терапии, но был в сознании. Он рассказал полиции, как заподозрил, что Натали жива, когда Эмма показала ему серебряную раковину, которую получила в подарок на свадьбу. Результаты вскрытия подтвердили, что он опознал не ту женщину. И он отправился на поиски жены. За что и поплатился. Дэвид и Эмма дали показания. Потом им пришлось долго отбиваться от репортеров. И наконец они оказались дома.

Дэвид отпер дверь и держал ее открытой, пока Эмма не вошла. Она доковыляла до гостиной.

— Садись, — сказал Дэвид.

Эмма так устала, что не было сил возражать. Она подошла и села в углу дивана.

— Принести тебе что-нибудь? — спросил он.

Она покачала головой.

— Такое ощущение, что нас здесь не было много лет.

— Пожалуй… — согласился он.

Она пристально посмотрела на него:

— У тебя были подозрения?

— Никаких, — ответил он. — Стыдно признаться, но я начал думать, что это Берк.

— Берк? — переспросила она.

— Я не знал, кого подозревать. Эти письма к тебе на работу. Я решил, что он узнал про нашу связь с Натали. У меня начиналась настоящая паранойя.

— Бедняга Берк, — вздохнула Эмма.

— Врачи говорят, он быстро придет в себя.

Эмма покачала головой:

— Как тут придешь в себя? Такой удар. Предательство…

Они помолчали.

— Не знаю… — сказал Дэвид. — Нам всем надо прийти в себя.

— Я тут подумала, — сказала она, — поеду-ка я к маме в Чикаго, поживу у нее.

— Зачем? — спросил он, смотря прямо перед собой.

— Потому что мне нужно уехать.

— От меня… — сказал он.

— Просто уехать, Дэвид. Давай не будем ссориться. Я очень устала.

— От нашего брака, — сказал он с укором.

— От какого брака? — вскинулась она.

И тут она посмотрела ему в глаза. Она поняла, что обидела его. И в некотором смысле даже порадовалась. Она посмотрела на свои руки.

— Я тебе очень благодарна за то, что ты приехал за мной. И я не виню тебя в том, что пыталась совершить Натали. Она больна, и вообще она человек жестокий. Я обязана тебе жизнью, Дэвид. Я никогда этого не забуду.

— Что ж, я тронут, — с горечью сказал он. — Особенно учитывая, что ты считала, будто это я пытаюсь тебя убить.

Эмма вскинула голову.

— А что бы ты подумал на моем месте? — спросила она. — Я не могла рисковать жизнью нашего ребенка. Если ты обиделся, что ж, извини. Но у меня не было другого выхода.

— Знаю, — ответил он.

Они сидели рядом, но напряжение только возрастало. У Эммы ныло сердце. Ей хотелось сказать ему об этом, но она решила, что он воспримет это как попытку примирения. И напрасно.

— Я не могу понять, как ты мог стать любовником жены своего лучшего друга.

Дэвид поморщился, но не отвел глаз.

— Мне захотелось, — сказал он.

У Эммы перехватило дыхание.

— Отлично, Дэвид, — бросила она.

Дэвид тяжело вздохнул.

— Я мог бы сказать, что она меня соблазнила, но я не подросток. Я хотел ее, и я подумал… Не знаю… — Он выдохнул. — Мне бы очень хотелось рассказать тебе, как я мучился. Но в конце концов пошел на это.

— Он был твоим другом.

— Он мне был скорее братом. Между нами всегда было соперничество. В детстве я ему завидовал. Кстати, этим я себя не оправдываю.

Эмма молчала.

— О чем еще ты думаешь? — спросил он.

— Тебе мало этого? — воскликнула она.

— Нет, не мало. Но это не все.

Ей не хотелось говорить, потому что в глубине души она подозревала, что Натали лгала. Но даже ложь иногда занозой сидит в сердце.

— Она сказала, что ты все еще любишь ее. Хотя и женился на мне.

Дэвид смотрел на нее в упор, ждал, когда же она наконец поднимет на него глаза. Наконец их взгляды встретились.

— Ты в это веришь? — спросил он.

Она ничего не ответила.

— Я не собираюсь рассказывать тебе про наш роман с Натали, Эмма. Мы с тобой не мазохисты. Теперь ты поняла, что она за человек. Как ты можешь думать, что я люблю ее?

— Но ты же хотел ее так, что ради этого предал друга.

— Я вел себя как свинья, — сказал он.

— А со мной? Что у тебя было со мной?

— Эмма, ты же прекрасно знаешь, что было. И что есть. Не могла же ты все забыть! Я ведь не актер.

Эмма вспоминала дни и ночи, проведенные с Дэвидом. Вспомнила, как сливались воедино их тела, души, сердца.

— Я все знаю. Просто я на тебя злюсь. За то, что ты оказался не таким, каким я тебя представляла.

— Ты представляла меня идеальным? — спросил он.

К глазам у Эммы подступили слезы, и она не стала их сдерживать.

Дэвид вздохнул.

— Знаешь, когда ты стала получать эти безумные письма, мне в какой-то момент показалось, что я узнаю стиль Натали. Но я понимал, что Натали мертва. Я даже представить себе не мог, что она способна на такое.

— Так это ее письма были в запертом ящике стола?

Дэвид кивнул:

— Да. Я с ней порвал, но она все равно продолжала забрасывать меня письмами. Они действовали… завораживающе. Хотя в них было что-то отталкивающее.

— Могу себе представить.

— Эмма, все кончено. Тебе незачем ехать к матери. — Он пододвинулся к ней поближе, осторожно приобнял ее. — Нам надо начать все сначала. Надо готовиться к рождению ребенка. Нам надо доказать, что Натали не смогла разрушить нашу мечту.

Эмма покачала головой.

— Я ведь не очень все это умею, — сказал он. — Всю жизнь я презирал отца. А сам вел себя точно так же, как он. Я всегда уходил, никогда не оставался. Но когда я поклялся любить тебя вечно, я говорил искренне. Я клялся тебе и нашему будущему ребенку.

Его лицо было совсем рядом, он ловил ее взгляд. Она посмотрела в сторону, в темноту за окном, подумала о весне — весной родится их ребенок. Она ждала этих долгих весенних вечеров.

— Ты спал с ней после того, как мы встретились?

— Нет, — ответил он.

Да… Нет… Что это доказывает? Как узнать правду?

— Эмма, я не предавал тебя. И никогда не предам.

— Могу ли я тебе верить? — Она посмотрела на него.

— Этого я тебе сказать не могу.

— Поклянись, — сказала она. — Поклянись жизнью нашего ребенка.

Дэвид заколебался. И покачал головой:

— Нет, не буду. Не впутывай сюда ребенка. Это касается только нас с тобой.

Она сама удивилась тому, с каким облегчением она выслушала эти слова. И поняла, что поставила перед ним невыполнимое условие. Да, возлюбленные клянутся друг другу в верности. Но родитель, отец, не станет клясться жизнью своего ребенка. Отказавшись исполнить ее просьбу, он убедил ее в том, что можно попробовать начать все сначала. Возврата к безоблачному счастью, которое было в день их свадьбы, быть не может. И ей придется смириться с этой потерей.

Эмма вздохнула:

— Я, наверное, все-таки поеду к маме. Это мне поможет. Мне надо подумать.

— Нет, Эмма. Думай здесь. Я не буду тебе мешать. Но сейчас нам не стоит разлучаться. — Он взял ее за левую руку, на которой поблескивало обручальное кольцо. — И в радости, и в горе.

Она смотрела на свою руку, лежавшую в его руке.

— Так мы обещали друг другу.

— Мы заслужили немного радости, — сказал он. — Начнем сначала?

Она задумалась. Он оказался не тем принцем, которого она ждала. Она, конечно, знала, что ждать принца глупо. Но все равно надеялась.

Он поднес ее руку к губам.

— Эмма, у нас все получится, — сказал он. — Если ты простишь меня и дашь нам шанс, у нас все получится. У всех троих. У тебя, меня и нашего ребенка.

— У всех троих, — повторила она и представила младенца, мирно посапывающего с ней рядом.

Ей очень хотелось верить, что у них будет настоящая семья. Поэтому она и вышла за него замуж. Их жизнь не будет идеальной, но именно такой жизни ей и хочется. И начинать лучше с прощения. Она еще колебалась, но выбор уже был сделан. Она протянула руку, легонько погладила его по щеке. И молча помолилась о том, чтобы им досталось хоть немного счастья.