— Знаешь, я, пожалуй, запрещу тебе водить машину, — сказал Дэвид.

Эмма открыла глаза и зевнула.

— Где мы? — спросила она.

— Почти приехали. В последнее время, стоит тебе сесть за руль, ты тут же засыпаешь. По-моему, это небезопасно.

Эмма улыбнулась и расправила плечи.

— Наверное, ты прав. Это все беременность. Постоянно клонит в сон. Хотя обычно за рулем я бодрствую.

— Обычно бодрствуешь? — с недоверием спросил он.

Эмма рассмеялась:

— Сегодня же день особенный. Я несколько часов назад вышла замуж. Должна признать, это довольно волнующее событие.

Она вспомнила все, что произошло за день. После церемонии, закусок, тостов и свадебного пирога Эмма быстренько поднялась наверх, переоделась в джинсы и куртку, спрятала волосы под бейсболку, и они с Дэвидом, осыпаемые рисом и добрыми пожеланиями, сели в машину.

— По-моему, в целом все удалось, — сказала она.

— Согласен. Ты выглядела сногсшибательно. Я думал, все остальные мужчины при виде тебя лишатся чувств.

— Другие? А ты сам?

— Детка, со мной давно все ясно, — улыбнулся он.

Эмма тоже улыбнулась, но тут же со вздохом сказала:

— Слушай, мне так неловко за всю эту историю с брачным контрактом.

— Не переживай. Рори для тебя старался.

— Рори… — произнесла Эмма с гримасой отвращения.

— Он по-своему о тебе заботится. Во всяком случае, я ему сказал, что все подпишу.

— А я сказала, что не подпишу. Нам это ни к чему, — сказала Эмма.

— Что ж, ты сама так решила.

— Мама сказала, что в брак надо вступать с верой и надеждой. И мне эта мысль понравилась. Несмотря на то, что ее мужу я не доверяю.

— Надеюсь, сегодня ты ей об этом не рассказывала.

— Конечно, нет. Сегодня она была такая счастливая.

Эмма взглянула на свою левую руку, где поблескивало обручальное кольцо.

— Нравится? — ласково спросил Дэвид.

Теперь они — муж и жена на пороге новой жизни. Душа у Эммы пела от счастья.

— Нравится.

— Вот и прекрасно, — улыбнулся Дэвид.

Она посмотрела в окно. Лес пронизывали золотистые солнечные лучи, и сам ноябрьский день переливался золотом.

— Какая красота! — воскликнула она.

Дэвид кивнул.

— И так тихо. Даже не верится, что до Кларенсвилля всего час езды.

— А я раньше и не подозревала, что ты любитель дикой природы.

— Ты еще не раз удивишься тому, какой я разносторонний.

Она тут же с нежностью вспомнила, как он удивлял ее с самого начала знакомства. После первой бурной ночи в Нью-Йорке она думала, что он поспешит вернуться в свой закрытый для посторонних мир. Но утром он разбудил ее, принеся завтрак — свежие булочки и кофе, а потом потащил на уличную ярмарку в Маленькой Италии, где купил ей кольцо с камеей. А когда Эмма сказала, что ей пора на вокзал, он изумленно посмотрел на нее и попросил: «Не уезжай!»

Она до сих пор не забыла, как встретилась с ним взглядом, как по телу пробежала дрожь. Их роман был стремительным. Но не слишком ли быстро развивались события? Безоблачную радость на миг омрачила тень сомнения, но Эмма тут же прогнала ее. Ты стоишь на пороге новой жизни, сказала она себе. Так наслаждайся же! И она, успокоившись, снова стала любоваться пейзажем.

Лес, казавшийся загадочным и таинственным, манил к себе. Она всегда любила походы. Они с отцом ездили по заповедникам, днем плавали по рекам и исследовали окрестности, а вечером разводили костер и любовались звездами. А теперь рядом с ней был Дэвид.

— Ой, смотри, как сверкает вода в реке! — воскликнула она. — Мы здесь будем плавать на лодке?

— Наверное. Домик совсем рядом.

— Как ты помнишь дорогу — ты же здесь столько лет не был?

— Не знаю, — как будто смутился Дэвид. — Наверное, я прирожденный скаут.

— Сколько лет назад это было?

— Не помню, — покачал головой Дэвид. — Давно.

Несколько минут они ехали молча. Метров шестьсот джип подпрыгивал на ухабах, и наконец показалась полянка, где стоял домик. Он был сложен из кедровых бревен, к входной двери вело крыльцо с деревянными перилами. Метрах в ста от него стояли сарай и навес для дров. На козлах лежало каноэ. А за деревьями серебрилась река.

Эмма открыла дверцу и выскочила из машины.

— Дэвид, как здесь здорово! Просто чудо!

— Знаешь, ты хоть и богатенькая девочка, но, оказывается, довольствуешься малым.

— Обещай мне, что спать мы будем у камина.

— Это наша первая брачная ночь. Будем делать все, что пожелаешь, — сказал он. — Здесь только мы с тобой.

Эмма вдохнула свежий воздух.

— Это сказка! Как же приятно оказаться вдали ото всех. Мне здесь безумно нравится.

— Ну что ж, — сказал он, открывая багажник, — сейчас я покажу тебе дом.

Эмма подошла и хотела взять свой рюкзак, но Дэвид ей не позволил.

— Я сам все отнесу. А ты наслаждайся природой.

Эмма с радостным смехом побежала к крыльцу.

— А где ключи? — обернулась она к Дэвиду.

— Дядя Джон всегда держит их под ковриком.

Эмма приподняла старенький коврик.

— Так и есть! — Она вставила ключ в замок и открыла дверь.

— Эй, погоди-ка! — Дэвид поставил сумки, подхватил Эмму на руки и внес в дом. — Позвольте уж, миссис Уэбстер, перенести вас через первый порог, встретившийся на нашем пути.

— Как мило, — просияла она. — А я и забыла про эту традицию.

Эмма открыла дверь. Здесь пахло запустением, как и во всяком доме, где никто подолгу не живет. Мебели в холле было немного — ковер, диван и стул у камина. Рядом с камином стояли весла. Холл делил общее пространство с кухней — там были плита, холодильник и несколько полок. Рядом с раковиной и кухонной стойкой притулились стол и пара стульев.

— Ну что, здесь мало что изменилось за эти годы? — спросила Эмма.

— Пожалуй, почти ничего, — ответил он. — Схожу за сумками.

Эмма проверила содержимое кухонных полок, нашла несколько баночек со специями и какие-то старые консервы.

— Хорошо, что мы привезли продукты, — сказала она Дэвиду, который как раз, с сумками в руках, переступил порог.

— Я отнесу вещи в спальню.

— Я с тобой!

И пошла за Дэвидом в комнату с огромной кроватью.

— Ну что, матрац сейчас перетащим?

— Нет, давай после ужина, — улыбнулась она. — А вот на камине я настаиваю.

— Как пожелаете, мадам, — ответил Дэвид. — У дяди Джона в сарае есть топор. Пойду нарублю побольше дров. Того, что есть, до утра не хватит. Лучше заняться этим, пока не стемнело. — И он продемонстрировал ей свои бицепсы.

Эмма схватила его за руку, поцеловала.

— Ты прав. Иди, мой могучий лесоруб!

Он поцеловал ее и пошел во двор.

— Мы все успеем, — прошептала она, когда за ним закрылась дверь.

Хлопнула дверца машины. Эмма принялась разбирать продукты, устраивая их на полках в пустом холодильнике. В морозилке оказались покрытые инеем банка кофе и коробка с лазаньей. Сколько же времени это здесь пролежало? Она отряхнула коробку и с удивлением увидела, что продана лазанья была в августе этого года. В августе? Наверное, кто-то из детей Замски приезжал. Она хотела выкинуть лазанью, но не решилась. Набрав воды в поддон для льда, она поставила его в морозилку.

Холодильник она забила не полностью, но еды на выходные им должно было хватить. Для себя Дэвид привез пиво, а для Эммы они прихватили со свадьбы две бутылки сидра. С улицы раздавался стук топора — Дэвид рубил дрова. Она выглянула в окно: он поставил полено на пень, размахнулся, и полено с треском разлетелось надвое.

Пойду застелю кровать, решила она. Даже если они перетащат матрац к камину, лучше натянуть простыню заранее. Расправляя простыню, она вдруг обратила внимание, что стук топора стих.

Быстро он управился, подумала Эмма.

Покончив с простыней, она присела на краешек кровати и выглянула в окно. За соснами поблескивала гладь реки, мир погрузился в тишину, и только ветерок шелестел в листве.

Как здесь хорошо, подумала она. И тут скрипнула входная дверь.

— Дэвид! — крикнула Эмма.

Ответа не последовало.

Наверное, ветер, подумала она. Или Джерсийский дьявол. Она встала и откинула уголок покрывала на кровати.

Через открытую дверь она заметила тень, мелькнувшую в комнате.

— Дэвид! — снова позвала она.

Тишина. Эмма затаила дыхание. Не бойся, велела себе Эмма, ты просто не привыкла к тишине. Она расправила одеяло, надела на подушки наволочки.

С Дэвидом так всегда, подумала она. Наверное, пошел за чем-нибудь в лес. Не мог до завтра подождать. Эмма встала и погладила себя по животу. «Ну что, Алоизиус, пойдем поищем папочку?» Алоизиусом она называла своего будущего ребенка.

Выключив свет в спальне, Эмма вернулась в холл. Над плитой горел свет, но все остальное оставалось в полумраке. День был на исходе, и в комнате стало заметно прохладнее. Она открыла дверь и вышла на крыльцо. Нарубленные дрова лежали аккуратной горкой, но Дэвида видно не было. В лесу с каждой секундой становилось все темнее. Не ходи туда, сказала она себе, заблудишься. Он вернется с минуты на минуту.

Она вздохнула и вернулась в дом. На камине стояли две красные свечи, а на столике — два керамических подсвечника. Надо зажечь, решила Эмма. Создать романтическую атмосферу. Она нашла коробок спичек, зажгла свечи, и сразу стало теплее и уютнее. Может, и огонь развести? Около камина в корзине лежало несколько поленьев и бумага. «Твоя мама отлично справится, — сказала она Алоизиусу. — Огонь она научилась разводить, когда была чуть постарше тебя».

Эмма скомкала бумагу и сунула ее в камин. Поверх бумаги она положила несколько тоненьких веточек, а затем сложила шалашиком поленья. Присела на корточки и зажгла спичку. Пламя несколько секунд трепетало, а потом уверенно стало лизать бумагу. Все в порядке, подумала Эмма. Дэвид может мной гордиться.

И тут она вдруг заметила, что свет от свечей исчез — как будто свечи задули. У Эммы замерло сердце. У нее за спиной кто-то был.

— Дэвид? — сказала она и обернулась.

И увидела его. В метре от себя. Он был в фуфайке с капюшоном. Лицо закрывал лыжный шлем — видны были только два глаза за красной окантовкой прорезей для глаз. Эмма застыла как вкопанная. Сердце было готово выпрыгнуть из груди.

— Кто вы? — крикнула она.

Он не ответил. На нем были перчатки, и в руке — топор. Лезвие зловеще поблескивало. Эмма выставила вперед руки — чтобы защитить себя и ребенка. Такого просто быть не может, подумала она. И завопив что было мочи, судорожно оглянулась. Бежать было некуда — он был слишком близко. Топор был занесен.

День у Клода Матиса выдался не из лучших. Прошлым вечером он с пеной у рта уверял свою бывшую жену Холли, что их четырнадцатилетний сын Бобби непременно захочет отправиться с ним утром на охоту, но когда Клод, с головы до ног облаченный в камуфляж, заехал за ним на рассвете, Холли злорадно сообщила, что Бобби спит и вообще намерен отправиться на фестиваль японских мультфильмов.

Клод ехал в сторону леса на своем пикапе, его сеттер Мейджор мирно дремал на заднем сиденье. Клод старался не злиться, но никак не мог взять в толк, почему парню совершенно неинтересно такое по-настоящему мужское занятие, как охота. Ему еще предстоит многому научиться. Клод весь день мрачно об этом размышлял, что, по-видимому, сказалось на его меткости, потому что он несколько раз промахнулся.

Наконец настала пора возвращаться домой. Он брел по лесу, думал о баре, куда заглянет перед сном, и его мысленному взору рисовались сосиски с квашеной капустой и кружка золотистого пива. А еще пытался придумать, как бы повеселить приятелей рассказом про сегодняшний день, не выставив себя в дурацком свете. И тут он услышал пронзительный женский крик.

Клод замер. От этого ужасного крика у него волосы встали дыбом. И тут вопль повторился. Клод учуял запах дыма и сообразил, откуда крик. Ему не раз случалось проходить мимо домика у реки. Вскинув ружье, он помчался туда. Мейджор устремился следом.

Эмме удалось увернуться от первого удара, и топор с оглушительным лязгом врезался в подставку для дров. Думала она только о ребенке. Ребенка надо защитить. Она попыталась подняться, но второй удар ее настиг. На ней был жилет на пуховой подкладке, и он смягчил удар, но все равно бок был задет. Брызнула кровь. Краем глаза она увидела около камина весло и схватила его, пытаясь отгородиться от безумца с топором. Топор врезался в ее импровизированный щит, полетели щепки.

Подреберье раздирала боль — казалось, будто легкие проткнула раскаленная кочерга. Она метнулась к двери, но упала, когда ее настиг очередной удар, пришедшийся на бедро. Она взвыла от боли.

— Что здесь, черт подери, творится?

Эмма и незнакомец в маске обернулись одновременно. В дверях стоял мужчина в камуфляже, с ружьем в руках. Он с ужасом смотрел на них.

— Помогите! — крикнула Эмма.

Охотник замешкался на долю мгновения. Человек в капюшоне, отвернувшись от Эммы, кинулся на охотника и рассек ему лоб. Из раны брызнула кровь, глаза у мужчины стали стеклянными, и он, выронив ружье, рухнул на пол.

— Нет! — завопила Эмма. Безжизненное тело охотника лежало на полу, вокруг растекалась лужа крови. Кошмарный незнакомец выдернул топор из раны и снова двинулся к Эмме.

Теперь он убьет меня, подумала она.

Лица его она не видела, только глаза, за красной окантовкой лыжного шлема. Она подумала о своем ребенке, который никогда не увидит этого мира, и, пока она мысленно молилась за него и за себя, в дом со страшным рыком ворвался сеттер, прыгнул на человека в маске, сбил его с ног и впился зубами в куртку.

— Молодчина! — крикнула Эмма и подползла к ружью. Из ружья она никогда не стреляла. Стреляла только по консервным банкам из отцовского револьвера. Но это не имело никакого значения. Раз оружие есть, она им воспользуется. Незнакомец ударил сеттера по морде рукояткой топора, и пес, взвыв от боли, отпустил его. Мужчина поднял топор, а Эмма — ружье. И спустила курок.

Раздался оглушительный грохот, ружье дернулось назад, вылетела гильза. Нападавший отшатнулся. И Эмме показалось, что она его ранила. Но тут она увидела дымящуюся черную дыру у двери, рядом с которой он стоял. Все на мгновение замерли: и Эмма на полу с ружьем, и сеттер над телом хозяина, и мужчина в маске.

Но Эмма колебалась недолго. Она навела мушку на мужчину, прицелилась.

Мужчина вскинул топор. И тут сеттер опять кинулся на него. Топор пролетел мимо Эммы и воткнулся в пол. Она снова выстрелила, но он выскочил за дверь, захлопнул ее перед самым носом сеттера, который лаял как безумный.

Эмма, дрожа всем телом, склонилась над недвижимым охотником. Пес сердито оскалил зубы.

Помощь, нужна помощь, подумала Эмма. И, вытащив из кармана мобильный, набрала 911.

И тут она разрыдалась так, что почти не могла говорить.