Игра у Вишнякова не заладилась с первой же минуты. Он и сам понял, что игру сегодня провалил. Но нельзя же было вот так просто подойти к тренеру и сказать – не ставьте меня, я в растрепанных чувствах! Еще, чего доброго, за голубого примут!

А с чувствами между тем действительно было неважно. Эти проклятые менты выбили его из колеи так основательно, как давно никто не выбивал. Он уж и отвыкать стал от этой российской беспардонности, тем более что криминала никакого за ним никогда не числилось, а тут на тебе! Только что ногами не пинали.

С другой стороны, характер у него такой, что вряд ли бы он чего им сказал, если бы его так круто не зажали. Этот мент с насмешливыми глазами знал, что делал. Не очень понятно, чего далась им эта старая история. Ну, набили ему морду, подумаешь. Он уж и сам почти забыл эту обиду. Что-то они такое намекали, будто кто-то опять мстил за грубость на поле. Глупо это. Игра есть игра. Чего после драки кулаками махать? Хотя, с другой стороны, характеры тоже у всех разные. Бывает, что человек зло в душе долго носит и ждет подходящего случая, чтобы отомстить. Правда, чаще это все опять на поле случается. Ну, бывает кое-что и вне поля, конечно. То на судью давление оказывают, то игрока прижмут, если он не в ту команду переходить собирается. Футбол – это ведь огромные деньги, и тот, кто этими деньгами крутит, убытки нести не хочет.

Но если брать его, Вишнякова, случай, то там совсем другое было. Там его не за бабки, а за моральный фактор вздули. Может, со своей стороны, они и правы были, но будь тогда Вишняков потрезвее и сойдись они один на один, вряд ли бы он позволил так с собой обращаться. Всему есть предел. Но жестокие презрительные слова, которые ему, избитому, валяющемуся в грязи, высказал тот мрачный тип, так похожий на арбитра, запали Вишнякову в душу. Он еще не все их повторил настырному менту. Было там сказано и такое, что Вишняков даже близкому человеку не повторил бы. Тогда он, правда, в их смысл не вникал, а мечтал о том, чтобы встретиться с обидчиком один на один. Ну, пьян был, задело за живое… Наутро-то даже с распухшей мордой в первую очередь подумал о контракте. А того гада постарался забыть, выкинуть из головы. Но вот что странно, после этого случая Вишняков намного сдержаннее стал на поле. Может быть, заграница тому была причиной, а может быть…

В общем, разбередили менты старые раны, и игра у него не заладилась. Все его передачи шли в ноги сопернику, обводка ему не давалась, отобрать мяч у чужих нападающих чисто тоже не мог – то и дело бил по ногам. Он видел, как благородная физиономия тренера, сидящего на скамейке в своей технической зоне, постепенно делается багровой, и понял, что на второй тайм он уже не выйдет.

Он кое-как доигрывал первую половину встречи и за минуту до конца даже получил неплохую передачу от Кевина, правого защитника. Была возможность прорваться по краю, и он рванул, напрягая все жилы, но за мячом все равно не успел – перед самым его носом тот выкатился за линию ворот, и Вишняков с разгона тоже выкатился, врезался в рекламные щиты и распугал фотокорреспондентов. Вот тут оно и случилось.

Полный досады на себя и на весь мир, злой, потный, в перемазанной грязью и травяной зеленью футболке, опустив голову, он стал подниматься, и тут перед самыми его глазами полыхнула фотовспышка. Он поднял голову, злобно оскалился и увидел прямо перед собой деловитую физиономию фотокорреспондента – коротко остриженные волосы, серые мрачноватые глаза, упрямая складка губ, твердая линия челюсти. Вишнякова словно ударили. Он отшатнулся и боком пошел обратно на поле, не в силах оторвать взгляд от этого неприятного, странно знакомого лица. В какое-то мгновение глаза журналиста торжествующе сверкнули, и Вишняков вдруг совершенно четко вспомнил этого человека. Это ведь про него он рассказывал накануне настырному менту! Это он с приятелем бил его в темной подворотне несколько долгих месяцев назад! Он думал, что Вишняков не запомнит в темноте его лица, но Вишняков запомнил. Зрение у него и память всегда были будь здоров.

Но ведь этот человек был судьей! А теперь он стоит с фотоаппаратом на бровке и щелкает кнопкой – сменил профессию? Вишняков встряхнул головой, будто отгоняя наваждение, и побежал к центру поля. На бегу он еще раз оглянулся, и ему показалось, что чертов судья смеется ему вслед.

Как и предполагал Вишняков, на второй тайм его не поставили. Тренер ничего ему не сказал, но так топорщил усы и так поджимал губы, что никаких сомнений не оставалось – он был крайне недоволен Вишняковым.

Но того это даже не расстроило. Из головы у него не выходила волевая ненавистная физиономия. Человек, который оскорбил его, унизил и чью обиду он вынужден был проглотить, чтобы не испортить карьеру, как ни в чем не бывало ходит по земле, чувствует себя прекрасно и даже имеет наглость снимать Вишнякова на пленку для своего идиотского репортажа. Отчего-то это казалось Вишнякову самым обидным.

Против обыкновения, он не остался досматривать матч со скамейки запасных, чем вызвал новое неудовольствие со стороны тренера, но Вишнякову было уже все равно. Он сделался словно одержимый. Все сплелось в его голове, как некий липкий ком, – давняя обида, притязания ментов, плохая игра, самоуверенный папарацци, нацеливающий на него, валяющегося в грязи, объектив… Вишняков был рассудительным человеком, но сейчас в нем что-то сломалось. Ему невыносимо захотелось доказать тому гаду-судье, что он жив и здоров, несмотря ни на что, и еще хотелось сделать так, чтобы судье тому пришлось кусать локти.

Теперь Вишняков уже жалел, что не спросил у ментов их координат. Если они интересуются этим типом, то вот он, под руками! Подходи и бери его тепленьким! Может, и в самом деле он замешан в чем-то серьезном. Это было бы большой удачей – сдать его ментам. О, с каким легким сердцем улетел бы он тогда в Шотландию!

Сначала Вишняков просто метался тигром по раздевалке, в бессилии сжимая кулаки, но постепенно его смутные мечтания стали обретать конкретную форму. Он остановился и задумался всерьез. А в конце концов, почему бы и нет? Он не иностранец, а полноправный гражданин России. Если милиция может кантовать его, когда ей вздумается, почему бы и ему не стукнуть на этого гада, если представился удобный случай? Только куда же обратиться? К ментам, которые стоят тут в оцеплении? Их волнуют фанаты, безумствующие на трибунах. В лучшем случае они вежливо выслушают Вишнякова и пообещают все проверить. Обещанного три года ждут, как говорится.

Нет, нужно связаться с теми нахальными операми, которые зажали его вчера в машине. Эти своего не упустят. Но как это сделать? Они ему не назвались, и номер машины он, дурак, не запомнил. Постой, кажется, тот, что постарше, назвал в какой-то момент своего товарища Барановым! Это может сработать. Нужно позвонить в дежурную часть и спросить, как найти Баранова.

Вишняков побежал искать телефон. Найдя, набрал номер и, услышав стандартный ответ: «Дежурная часть, старший лейтенант такой-то слушает…», выпалил:

– Ага, я по важному делу звоню! У вас такой опер работает – по фамилии Баранов. Мне он позарез нужен. Я человека нашел, которым он интересуется, понимаете?

– Баранов-Баранов… А, ну, конечно! Есть такой опер. А в чем дело? Какой такой человек? Вы прежде всего сами назовитесь!

– Я… Ну, это неважно! Короче, они вчера со мной беседовали – Баранов и еще один, крепкий такой, в черном костюме. Он на нем еще, как на корове седло, сидит… В общем, им был нужен один человек, но я не знал, где он, а сейчас знаю.

– Тем более! – рассердился дежурный. – Назовите себя, скажите, где находитесь, что за человек, где вы его обнаружили… Что я буду Баранову докладывать?

Вишняков растерялся. Огласки ему не хотелось. Он надеялся, что дежурный предпримет меры, чтобы задержать фотокорреспондента без его, Вишнякова, участия. Но, кажется, этот номер не проходил. Видимо, в дежурной части не слишком-то доверяли анонимным звонкам.

– Ладно! – махнул рукой Вишняков. – Короче, моя фамилия Вишняков. Я сейчас на «Локомотиве», ну, понятно, да? И этот тип тоже на «Локомотиве» – он за южными воротами стоит, фотографирует. В общем, в газете он какой-то работает. А как его зовут, я не знаю, но вы так скажите – Баранов все поймет.

– Я передам, – сухо ответил дежурный. – Но когда это будет, не знаю. Сначала нужно вашего Баранова найти. Скажите, как с вами связаться?

– Да никак со мной нельзя связаться! – в отчаянии воскликнул Вишняков. – Я в шотландской команде играю! Мы улетаем сегодня после матча, понятно? А он кончается, между прочим, через пятнадцать минут. И этот артист тоже отсюда свалит! Где его потом искать? Вот если бы вы прямо сейчас подъехали – я бы вам его показал, а вы бы его арестовали.

– Ну, гражданин! Для ареста у нас веские основания должны иметься! – солидно ответил дежурный. – По случайному звонку мы никого арестовывать не будем. У нас сейчас не тридцать седьмой год!

«Ага, а вчера что-то никто про это не вспоминал! – с обидой подумал Вишняков. – Что же делать?»

– Я могу номер своего мобильного вам сказать, – вспомнил он. – Найдете Баранова – передадите.

– Ага, вот это дело, – обрадовался дежурный. – Диктуйте!

Вишняков продиктовал свой номер и с беспокойством посмотрел на часы. Одиннадцать минут до окончания матча. Когда начнется столпотворение на выходе, ловить будет поздно. И Вишняков решился.

– В общем, тогда скажите Баранову, что я за ним следить буду! – объявил он. – Матч кончится, а я за ним, за корреспондентом, значит. Посмотрю, куда он поедет.

– Годится! – легко согласился дежурный, который обрадовался, что еще одна гора с плеч свалилась. – Если есть такая возможность, то конечно… А я как свяжусь с Барановым, сразу про вас скажу. И номерок ваш сообщу, не беспокойтесь!

На том и окончился разговор. Вишняков, уже одетый, с сумкой через плечо, вышел через служебный выход на поле. Пышущая гневом багровая физиономия тренера, яростно вздыбленные его усы не вызывали желания разговаривать с этим джентльменом на отвлеченные темы. Вишняков подошел к менеджеру команды, с которым был в неплохих отношениях, и предупредил, что с командой обратно не полетит, а задержится еще на сутки.

Менеджер высоко поднял брови. Он даже на поле перестал смотреть.

– Извини, Алекс! – сказал он ему сочувственно. – Твой английский… Может быть, я тебя неправильно понял?

– Правильно ты меня понял, Джон, правильно! – нетерпеливо повторил Вишняков. – Дела у меня тут. Семейные! Семейные, понимаешь? Я должен их сделать! Прилечу завтра за свои деньги.

– Но это… Это не по правилам, Алекс! – важно сказал менеджер. – Контракт… В контракте сказано…

– Послушай, Джон, мне очень нужно тут задержаться! – с жаром сказал Вишняков. – Днем позже, днем раньше – какая разница? Все проблемы я беру на себя. Объяснишь тренеру. А я пошел, мне срочно надо…

И, уже не обращая внимания на отчаянные знаки менеджера, на удивленные взгляды товарищей по команде, сидевших на скамье запасных, Вишняков быстро пошел вдоль трибун по направлению к южным воротам.

Он дошел до них вместе с финальным свистком. Но еще прежде он увидел, что интересующий его человек выбрался из толпы фотографов за воротами и стал быстро удаляться, вскоре смешавшись с толпой самых нетерпеливых болельщиков, которые, не дожидаясь конца матча, покидали стадион. Вишняков прибавил шагу. Ему пришлось туго – народ уже повалил с трибун валом, да к тому же ему сильно мешала спортивная сумка. Он испугался, что упустит фотографа.

Никто не узнавал Вишнякова. Это немного задевало его – всего полтора года его нет в Премьер-лиге, а все уже забыли его. А ведь было время, во всех газетах пели ему дифирамбы, и фотографии его тоже не были редкостью. У него брали автографы.

Нет, автографы он раздавать не собирался, но если бы ему сейчас уступили дорогу, то это было бы как нельзя кстати. Однако об этом можно было только мечтать. И пробиваться, прикладывая все силы. Он забыл про вежливость и стал распихивать всех подряд, отвоевывая каждый сантиметр. Несколько раз ему даже пообещали набить морду. Но, видимо, сказались долгие часы тренировок – Вишняков сумел опередить многих и значительно продвинуться в очереди и вырвался наконец на свободу. Правда, на самом выходе его активность вызвала неудовольствие ментов в оцеплении, и они пригрозили врезать ему палкой, если он не угомонится. Пришлось стиснуть зубы и потерпеть еще несколько секунд.

Когда в рассеивающейся толпе Вишняков попытался отыскать своего фотографа, то это ему, разумеется, не удалось. Глаза разбегались от обилия человеческих лиц. К счастью для Вишнякова, большинство этих лиц светилось довольством – как-никак всыпали этим шотландцам по первое число, – поэтому особой агрессивности никто не проявлял.

Вишняков перешел на бег и обогнул угол стадиона. И почти сразу же увидел фотографа. Тот садился в серую «девятку» – левое заднее крыло у нее было слегка помято. Вишняков завертел головой в поисках такси. На его счастье, совсем рядом вдруг нарисовалась белая «Волга» с шашечками. Не обращая ни на кого внимания, Вишняков вломился на переднее сиденье и категорически приказал:

– Погнали! Плачу двойной тариф!

Таксист посмотрел на него одобрительно и только спросил:

– Куда едем?

– Вон за той тачкой, – пояснил Вишняков. – За помятой. Только с таким расчетом, чтобы он нас не заметил.

– Годится, – хмыкнул таксист.

Они поехали. Вишняков, подавшись вперед, впился глазами в серую «девятку», ускользающую от них в бесконечном потоке машин. Он еще не решил, что делать дальше. Главным сейчас было не упустить машину. Вишняков сильно из-за этого волновался, хотя, как сказано, не очень представлял себе, что будет дальше. В общем-то, он надеялся, что к тому времени объявятся опер Баранов со своим нахальным напарником и сумеют как-нибудь испортить жизнь бывшему судье.

– Личные дела или по службе? – немного погодя спросил таксист.

– Личные-личные, – с неохотой ответил Вишняков. – Старый должок хочу получить.

– Понятно, – сказал таксист и после небольшой паузы заметил с некоторой тревогой: – Вы только сгоряча не убегите сразу, а то случается, когда клиент спешит, так и расплатиться иногда забывает.

– Не волнуйся, – сердито ответил Вишняков. – Не убегу. Мне главное знать, где он причалит. Да и номер машины не помешало бы узнать.

– Это надо поближе подъехать, – покачал головой таксист. – Может догадаться.

– Ничего он не догадается, – самоуверенно заявил Вишняков. – Ему и в голову не придет.

Таксист на это ничего не сказал, но начал маневрировать, и на одном из перекрестков они остановились уже прямо за серой «девяткой», так что Вишняков без труда смог прочитать ее номер. Ему даже пришла в голову мысль позвонить снова в милицию и сообщить этот номер дежурному, но потом он подумал, что слишком суетится, и постеснялся звонить.

Между тем они уже не менее получаса мотались по московским улицам за серой «девяткой», и конца их путешествию, казалось, не будет вовсе. Это начинало Вишнякова озадачивать. Первоначально он полагал, что фотограф поедет в центр, в редакцию какой-нибудь газеты, потом решил, что газета отменяется, так как рабочий день окончен, и он едет домой. Но вместо этого фотограф принялся кататься по городу, переезжая из одного района в другой безо всякой видимой цели. Он нигде не останавливался, кроме как на перекрестках, когда на светофоре загорался красный. Вишняков не мог понять, что происходит. Таксист оказался проницательнее. В какой-то момент он неодобрительно покосился на своего пассажира и буркнул:

– Ну и долго мы еще будем кататься? Ясно ведь, он нас засек. У вас что, бабок немерено?

– Да будут тебе бабки! – с раздражением ответил Вишняков. – Мне надо знать, где этот гад живет, понятно?

– Так ведь смеркается уже, – резонно заметил таксист. – А если он всю ночь будет кататься? У меня аж голова кружится! Ты решай что-нибудь. Еще десять минут, и я встал, понятно?

По тому, как решительно заговорил водитель и как внезапно перешел на пренебрежительное «ты», Вишняков понял, что свою угрозу тот исполнит. Земляки-таксисты – народ капризный.

– Ладно, потерпи еще немного! – попросил Вишняков. – Вроде он напрямую поехал. Может, сейчас остановится.

Выехав на Алтуфьевское шоссе, серая «девятка» действительно прибавила газу и покатила, никуда не сворачивая, в направлении Кольцевой. Таксист больше ничего не говорил, но по его мрачному лицу было видно, что терпение у него вот-вот кончится.

К счастью, вскоре произошли долгожданные перемены. То ли фотографу надоели бесконечные гонки, то ли он все-таки приехал туда, куда ему было нужно, но он вдруг сбросил скорость, свернул с шоссе и остановил машину у гаражей, располагавшихся на небольшом пустыре. В жилых кварталах уже зажигались окна. Небо над пустырем было густо-синего цвета. Фотограф открыл дверцу и вышел.

– Так, я пошел! – заторопился Вишняков, доставая из кармана бумажник. – Сколько с меня сдерешь, шеф? Ты евро принимаешь?

– Евро так евро, – мрачно сказал таксист. – С тебя, как с европейца, шестьсот возьму.

– Ты охренел, что ли? – выпучил глаза Вишняков. – Имей совесть!

– А я откуда знаю, может, ты киллер наемный? – нахально сказал таксист. – Или наркоделец? Я, может, из-за тебя жизнью рисковал и репутацией? Гони бабки, пижон, а то разговор другой будет!

– Ну ты шакал! – с отвращением сказал Вишняков. – Ладно, подавись! Времени у меня нет, а то бы я с тобой тоже по-другому разговаривал!

Он швырнул водителю деньги, и тот немедленно прибрал их в потайной карман.

– Всего хорошего, господин сыщик! – насмешливо бросил он вслед выходящему из машины Вишнякову. – Берегите себя!

Он тут же развернулся и, сверкая огнями, умчался. Вишняков плюнул от злости и огляделся. Несмотря на близость жилых кварталов, пустырь с несколькими рядами гаражей производил довольно зловещее впечатление. Здесь было темно и пустынно. За глухими каменными коробками топорщились черные пятна густого кустарника. Кое-где над гаражами светились одинокие фонари, ослеплявшие своим назойливым, лезущим в глаза светом. Серая «девятка» стояла на прежнем месте, но хозяина ее нигде не было.

«Вот положение! – подумал Вишняков. – И какого хрена я сюда забрался? Шестьсот евро! Нехило погулял! Команда небось уже в аэропорт катит. Тренер из штанов, наверное, выпрыгивает. Штраф теперь наложат, а то и еще что-нибудь похуже».

Ему и самому затея со слежкой уже представлялась абсолютным идиотизмом. Он не понимал, что на него нашло. Должно быть, культурная европейская жизнь подействовала на него расслабляюще, и после столкновения с неласковой родиной у него случился нервный срыв. Сейчас Вишняков чувствовал себя опустошенным и уставшим. Ко всему прочему начинало давать о себе знать недовольство тем, как он сегодня играл на поле. С такой игрой ему надолго обеспечена скамейка запасных, а уж о продлении контракта и думать нечего. Как он правильно сделал полтора года назад, когда спрятал свои амбиции подальше и все внимание сосредоточил на карьере! И какую глупость он сморозил сегодня! А виноваты только менты, которые своим нахрапом и бесцеремонностью выбили его из привычной колеи, разворошили воспоминания, заставили еще раз пережить былое унижение и направили все его мысли в единственное русло – отомстить. В результате он стоит в незнакомом районе, совершенно один, до гостиницы добираться не меньше часа, а что будет, когда он вернется в Шотландию, даже не хочется и думать. И опера, которые вчера готовы были из штанов выпрыгнуть ради того, чтобы узнать, в кого он плюнул полтора года назад, сегодня про него начисто забыли. Нет, положение исключительно идиотское!

Вишняков даже растерялся, когда подумал, что будет, если он сейчас вдруг встретится наконец со своим старым обидчиком. Ну, даст в морду. Стоит ли такое удовольствие шестисот евро – вот вопрос.

Как бы то ни было, но что-то нужно было решать. Вишняков забросил сумку на плечо и неуверенно подошел к серой «девятке», потрогал зачем-то пальцем зеркало возле передней дверцы. Машина как машина – не слишком хозяин о ней, видно, заботится. Кресла вытертые, на переднем стекле небольшая трещина. Не слишком много, должно быть, платят за репортажи с зеленого поля. Интересно, почему этот гад сменил денежную профессию судьи на шебутную долю газетчика? Хотя судьям тоже приходится нелегко – об этом Вишняков был наслышан. Давление на них оказывается серьезное, и его плевок на поле по сравнению с этим давлением – просто детские игрушки. Вообще странно, что тогда ему за эту почти невинную шалость разбили рожу. Опер-то в правильном направлении мыслит – не зря он спросил про Лукошкина. Может, у судей договоренность какая имеется – прессовать тех, кто их на поле обидел? Да нет, чушь какая-то – ничего подобного Вишняков до сих пор не слышал. Судей избивали, это было, а вот чтобы судьи…

Задумавшись, он и не заметил, как к нему сзади неслышно подошел человек, и опомнился только тогда, когда в ребра ему вонзилось что-то жесткое и холодное.

– Ну что, мечтал со мной встретиться? – холодно прозвучал за спиной знакомый голос. – Не всегда это хорошо, когда мечты сбываются. Садись в машину и не рыпайся! У меня трудное положение, и стрелять я буду без размышлений.

Вишняков похолодел. В коленях появилась предательская слабость. Все мысли вихрем улетели куда-то – голова его была совершенно пуста. Не осталось даже сожалений. Он послушно забрался на переднее сиденье, запихал под ноги сумку. Судья-фотограф быстро обошел машину, держа Вишнякова под прицелом, и сел за руль.

– Ты не смотри, что я пистолет спрятал, – сухо сказал он, заводя мотор. – Рыпнуться не успеешь, как я тебя к праотцам отправлю. Я – человек решительный, ты помнишь, наверное.

«Куда же он меня везет, сволочь? – бессильно подумал Вишняков, когда городские огни понеслись им навстречу. – Вот влип. Тот раз у него хоть пушки не было. А теперь хана. Теперь он меня прикончит. Иначе зачем я ему? И зачем только я с ним связался? Он же сумасшедший, это ясно. За это, наверное, и из судейского корпуса поперли».

– Ты для чего за мной гонялся, чудо морское? – спросил, играя желваками, судья.

Отрицать очевидное было глупо, но ответить на такой вопрос тоже было нелегко. Пока Вишняков собирался с мыслями, судья сказал:

– Думаешь, заделался звездой европейского уровня и все тебе подвластно? Возможности неограниченные, преград никаких, так, что ли? Кстати, играл ты сегодня отвратительно. Как тебя в команде держат, не представляю. И все-таки какая причина, что ты за мной от самого стадиона волочешься? Чем я тебе так понравился?

«А ведь он ничего не знает! – вдруг сообразил Вишняков. – Ну, конечно! Откуда он может знать про ментов, а тем более про то, о чем мы говорили? Ах, я дурак! Надо закончить дело миром и с концами. Гори он синим огнем, этот судья!»

– На одного человека показался похожим, – объяснил он вслух. – Но теперь вижу, что обознался.

– Ничего себе обознался! – презрительно сказал судья. – Ты пол-Москвы проехал ради малознакомого человека? Что ты мне мозги полощешь? Правду говори!

«Эге! А может, он все-таки знает? – засомневался Вишняков. – Нет, вряд ли. Подозревает просто. Действительно подозрительно выглядит, что я за ним так упорно гонялся. Просто так не гоняются. Нужно вескую причину предъявить, чтобы подозрения отвести».

– Ладно, чего уж там, – сказал он мрачно. – Узнал я тебя.

– Правда? – удивился судья. – Мы вроде раньше не встречались. А я не звезда футбола, чтобы меня в лицо узнавали.

– Да ладно! Чего дурочку гнать? Не встречались! Я на всю жизнь запомнил, как вы с дружком меня отпинали. И слова твои про сорную траву и все такое. Чего же ты сейчас от своих слов отказываешься, если ты такой правильный?

Судья странно посмотрел на него и повернул руль направо. Они помчались по тихой улице, где движения почти не было. Но направление судья выдерживал все то же – на выезд из Москвы. Вишнякову это направление не нравилось все больше и больше.

– Ну что же, ты прав, – неожиданно сказал судья. – От своих слов отказываться некрасиво. Я и не отказываюсь. Просто у меня сейчас положение такое, близкое к критическому. Приходится дуть на воду. Поэтому очень мне не нравится, что ты взялся меня преследовать. Вдруг спохватился! А вдруг в нашем мире ничего не бывает…

Впереди показались огни Кольцевой. Вишняков заволновался. Куда он его везет? За Кольцевой – леса. Закопай там человека, и до весны не найдут. Как же договориться с этим чокнутым?

– Знаешь, давай разойдемся по-хорошему, – предложил он своему спутнику. – Зачем тебе лишние неприятности? Я хотел тебе в глаза посмотреть – думал, может, ты испугаешься. А испугал ты меня. В общем, ничего мне от тебя не нужно, считай, я все забыл…

Они выехали на шоссе, и одновременно в кармане у Вишнякова запел мобильник. Его словно током обожгло – звонить ему тут никто не будет, только опер Баранов. И как некстати он это делает! Или, наоборот, это его последняя надежда?

– Дай сюда телефон! – железным голосом произнес судья.

– Зачем? – попытался протянуть время Вишняков.

– Дай сюда! – с угрозой рыкнул судья.

Руки у Вишнякова сделались точно ватными. Но он постарался собраться с духом, унял дрожь и протянул судье трубку. Одновременно он нащупал ручку дверцы и медленно стал давить на нее.

Судья сделал строгое лицо и поднес мобильник к уху.

– Алло! Слушаю! – сказал он. – Что? Кто это? Баранов? Вы ошиблись номером, любезный!..

Он с отвращением швырнул трубку в раскрытое окошко и ожег взглядом Вишнякова.

– Кто такой оперуполномоченный Баранов?! – почти закричал он. – Почему он тебе звонит?!

Вишняков решился. Он надавил на ручку и, точно парашютист, вывалился в открытый люк. Он врезался в асфальт, перевернулся несколько раз и, уже окровавленный, окончательно теряя сознание, рухнул в кювет.