После матча разразился настоящий ливень. Это было целое светопреставление. Серая мутная стена дождя, потоки грязной воды вдоль тротуаров, бурые фонтаны из-под колес мчащихся как на пожар автомобилей, ветер, раскачивающий деревья и срывающий вывески с магазинов. Мало кому такая погода придется по вкусу, но футбольный арбитр Вьюшков был доволен. Не то чтобы он любил разгул стихии, просто сегодня выдалась такая ситуация, что ливень был ему на руку.

В такую погоду болельщики не станут околачиваться у стадиона и высматривать, как пробирается на автостоянку паршивец-судья. Конечно, существует милиция, и администрация стадиона несет ответственность, и судейский корпус, и все, что угодно, но по морде получить от разгоряченной публики все равно можно. И получить крепко. Болельщики проигравшей команды вообще отличаются необузданным нравом – кто-кто, а уж Вьюшков знал это отлично, шесть лет работал в большом футболе. А команда их проиграла сегодня не только из-за собственной бездарности. Вьюшков собственной рукой приблизил это поражение, сконструировал его, хотя, разумеется, признаваться в этом не собирался нигде и никому. Высосанный из пальца пенальти – такое же интимное дело, как чужая жена. Трепаться о нем на каждом углу некрасиво и неумно.

Угрызений совести Вьюшков не испытывал. Он слишком хорошо знал всю эту кухню, чтобы мучиться. Когда-то он тоже был молодой и пылкий, мечтал о честной игре и торжестве справедливости. Пусть победит сильнейший!

Действительность показала, что сильнейший – это не всегда тот, кто лучше гоняет мячик по зеленому полю. Да и глупо отделять футбол от прочей жизни в стране. Какая жизнь – такой и футбол. Вьюшков не любил плевать против ветра – неблагодарное занятие. К тому же век футбольного судьи короток, о своем будущем тоже нужно было думать. Готовь сани летом, как говорится…

Вьюшков гулкими бетонными коридорами шел к выходу и вспоминал свои первые шаги на судейском поприще. Сюда, в подсобные помещения стадиона, тоже доносился шум дождя – это было похоже на мчащийся по тоннелю экспресс. Жутковатое ощущение, но все лучше рева разгневанной толпы.

Иногда Вьюшков просто не понимал это орущее, охваченное страстями стадо. Футбол как игра переставал существовать, футболисты мельчали, чудес не показывал никто, команды были все как на подбор средние, если не сказать хуже. Кому нравилась такая игра, непонятно. Принимать все это всерьез Вьюшков решительно не хотел. Вот деньги, которые ему платили – официально и неофициально, – это действительно было серьезно. За такие деньги могли и убить. С ним был случай, когда на заре карьеры в одном южном городе перед началом матча «гостеприимные» хозяева свозили его на кладбище. Тогда ему впервые предложили сделать выбор – свежая могила или хрустящие новенькие купюры. Он не стал проверять, шутка ли это, и предпочел взять деньгами. С тех пор он ни разу не пожалел о сделанном выборе. Конечно, у него была своеобразная репутация, но имелись и сильные покровители. В общем, жизнь удалась.

Были в ней свои сложности, но при его опыте обходить острые углы не составляло особого труда. Иногда его отстраняли от судейства, иногда он становился объектом рукоприкладства, иногда им бывали недовольны функционеры из футбольного союза, но все это были дела житейские, ничего особенного в этом не было.

Удивительно, но больше всего нервировали Вьюшкова анонимные звонки по телефону. Было в этих низких угрожающих голосах что-то потустороннее, неприятное, будто звонили они прямо из пекла или с того самого кладбища, которое запомнилось Вьюшкову на всю жизнь.

Например, на прошлой неделе был такой звонок – среди ночи, в кромешной тьме и в похоронной тишине. Вьюшкову как раз снился какой-то скверный сон – должно быть, чересчур плотно поел за ужином. Очнулся мокрый как мышь, с горечью во рту, дрожащей рукой снял трубку. Голос был глухой и равномерный, как шум водопада.

– Арбитр Вьюшков? – спросил голос.

– Ну да, а в чем дело? – с неприязнью сказал Вьюшков, уже предчувствуя, что будет дальше.

– Арбитр Вьюшков, я давно наблюдаю за вашей профессиональной деятельностью, – бесстрастно сообщил голос, – и пришел к неутешительному выводу, что она направлена на уничтожение спортивного духа и самой сути честной игры. Она разрушительна, дальше так продолжаться не может. Я делаю вам последнее предупреждение. Если ничего не изменится, вы будете строго наказаны.

– Какого черта? – храбрясь, сказал Вьюшков. – Кто это говорит?

– Говорит верховный судья, – спокойно ответил голос. – Надеюсь, вы понимаете, насколько все это серьезно?

– Вы идиот, а не верховный судья! – сказал с ненавистью Вьюшков, положил трубку и отключил телефон.

– Кто там еще? – сонным голосом пробормотала проснувшаяся жена.

– Спи! – раздраженно сказал Вьюшков. – Звонят всякие чокнутые! Пожалуй, нужно будет поменять телефонный номер… Надоели пафосные идиоты!..

Номер он, однако, так и не поменял – лень было возиться, да и неприятный голос больше его не беспокоил. Таких было много – желающих припугнуть по телефону. Выйти лицом к лицу рисковали единицы. И все равно телефонные звонки здорово портили жизнь.

Вьюшков представил, какой шквал этих звонков обрушится на него после сегодняшнего матча, и усмехнулся. Сегодня-то он точно примет все необходимые меры – поотключает телефоны, запрет все двери и выпьет перед сном стаканчик виски. Без этого дурацкого льда и тоника. Нормальный стакан виски, безо всяких примесей. Но до этого он еще хорошенько поужинает в своем любимом ресторанчике на Большой Грузинской, как он всегда это делает после напряженного матча, разумеется, если матч проходит в Москве, а не в каком-нибудь медвежьем углу нашей необъятной родины. Выезды Вьюшков не любил – дорога, гостиницы, сомнительные забегаловки… Да и такого надежного тыла за собой Вьюшков в провинции не чувствовал. Все приходило ему на память то южное кладбище. А говорят еще, что плохое быстро забывается!

Вьюшков вышел из бетонного убежища стадиона и торопливо развернул зонт над головой. Потоки воды обрушились на него с таким грохотом, словно кто-то вывалил с неба целый вагон кирпичей. Под ногами кипела вода и змеились пенные ручьи. В такой ситуации главное было поскорее добраться до машины.

Однако Вьюшков предусмотрительно бросил вначале взгляд направо, взгляд налево и только тогда, успокоенный, побежал к своей «Тойоте». Как он и предполагал, в такую погоду желающих караулить у служебного выхода, когда появится подлец-судья, не нашлось. А через три-четыре дня все это уже потеряет свою актуальность.

Он бежал под дождем, заботясь теперь лишь о том, чтобы не слишком сильно замочить брюки – появляться в мокром виде в ресторане было не совсем удобно. В какой-то степени ему все-таки удалось сохранить пристойный вид, он отпер машину и с облегчением прыгнул за руль. Внутри было сухо и мягко, и можно было наконец-то расслабиться. Вьюшков завел мотор и осторожно выехал с автостоянки. Он больше ничего не опасался.

Однако если бы Вьюшков был немного внимательнее, то он мог бы заметить, что почти следом за ним с автостоянки тронулась мокрая черная «девятка». Но даже если Вьюшков и видел это, то не придал такому факту абсолютно никакого значения. Вокруг него, за ним и навстречу, разбрызгивая воду из луж, мчались сотни машин. Дождь заливал ветровое стекло, «дворники» ходили взад-вперед как бешеные, и нужно было очень внимательно следить за дорогой, чтобы не влететь в какую-нибудь дорожную неприятность.

Тем временем черная «девятка» пристроилась в тылу у Вьюшкова и следовала за ним неотступно до самого ресторана. Лишь убедившись в том, что Вьюшков остановил машину и направляется в ресторан, водитель «девятки» принял свое решение.

Он не стал тормозить около ресторана, а проехал квартал до конца, свернул во двор и поставил машину в укромном уголке. Вокруг было пусто – только серые столбы дождя разгуливали по двору, приплясывая на асфальте, сгибая деревья и размывая песок на детской площадке.

Но водителя «девятки» непогода, кажется, нисколько не пугала. Он выбрался из машины и тщательно запер дверцы. Дождь бесновался, прыгая ему на плечи, но водитель не обращал на него внимания. Бесформенный, почти до пят дождевик с капюшоном позволял ему чувствовать себя достаточно комфортно. Заперев машину, этот человек направился пешком обратно – в тот самый ресторан, где решил осесть Вьюшков.

Человеку было на вид около пятидесяти лет. Возможно, его старили борода и усы, и то и другое смоляной черноты, резко выделяющиеся даже на загорелом лице. Однако шагал он бодро, и в движениях его чувствовалась энергия и сила.

Появление этого человека в ресторане слегка напрягло обслуживающий персонал, поскольку из-за дождя сюда и так набилось немало случайного народу, но новый посетитель вел себя достойно и скромно, аккуратно снял свой мокрый дождевик, самостоятельно пристроил его на вешалке и заглянул в переполненный зал.

– Боюсь, места вы сейчас себе не найдете, – обратился к нему хозяин ресторана, который из-за неожиданного наплыва посетителей лично включился в обслуживание. – Не откажетесь подождать у бара?

Новый посетитель посмотрел на него пристальным сверлящим взглядом, от которого хозяину сделалось не по себе, но заговорил очень вежливо, приятным располагающим баритоном:

– Тысячу раз прошу прощения, – сказал он, – но для меня это очень важно. Только что к вам зашел мой старый друг. Я случайно увидел его из машины. Никак не удается встретиться! Что за суетливый город Москва! А у меня как раз сейчас выдалась свободная минута…

– Вы хотите поискать своего друга? – уточнил хозяин.

– Надеюсь, вы мне поможете. Кажется, он ваш постоянный клиент. Вьюшков Сергей Иванович.

– Вот оно что! – многозначительно сказал хозяин заведения. – В самом деле, Сергей Иванович сейчас у нас. Он в отдельном кабинете. Как прикажете доложить?

– Вы лучше сразу проводите меня туда, – предложил гость. – Хочу сделать ему сюрприз.

– Ага, – сказал хозяин, с недоверием взглядывая на незнакомца. – Вообще-то он просил, чтобы его не беспокоили. Сильно устал.

– Могу себе представить, – кивнул бородач. – Однако я нисколько не помешаю. Вы сами в этом убедитесь.

– Ну что же, – хозяин, казалось, был убежден. – Идемте, я вас провожу.

Они прошли через зал, по короткому коридору и заглянули в небольшое темноватое помещение, где за сервированным столом сидел Вьюшков. Он с наслаждением жевал. Вино в бокале отливало рубиновым блеском. По оконному стеклу струились потоки дождя. Цветы, стоявшие в вазочке посреди стола, казались поникшими.

– Здравствуйте, Сергей Иванович! – живо сказал бородач. – Приятного аппетита!

Вьюшков повернул голову, пристально всмотрелся и, не сразу узнав говорящего, сказал довольно равнодушно:

– А-а, это вы… Разве вы отпустили бороду?

– Давно уже! – жизнерадостно воскликнул гость. – А я мимо ехал – вижу, вы заходите… Я на пару слов всего, не возражаете?

Хозяина ресторана снова охватили сомнения – уж очень это все было не похоже на встречу старых друзей. Но Вьюшков, вздохнув, показал на свободный стул и покорно сказал:

– Присаживайтесь, раз уж пришли. Вина?

– О нет, не беспокойтесь! Я за рулем, – сказал бородач и повторил: – Я буквально на пару слов.

При этом он так выразительно посмотрел на хозяина, что тот, приподняв бровь, сделал шаг к двери, предупредительно поинтересовавшись у Вьюшкова, не нужно ли ему еще чего-нибудь.

– Нет, спасибо! – сказал тот. – Все просто замечательно, Валентин Павлович! Большего и желать не стоит.

Хозяин вышел. Вьюшков, избегая встречаться глазами с неожиданным гостем, выпил вина и вытер губы салфеткой.

– А вы ведь тоже за рулем, Сергей Иванович! – ласково сказал бородач. – Не боитесь неприятностей? Тем более такая погода…

Вьюшков поморщился.

– О, вот только не надо читать мне мораль! – в раздражении сказал он. – Ничего я не боюсь. Подумаешь, бокал вина! Между прочим, в цивилизованных странах допускается прием алкоголя за рулем, и вы это отлично знаете.

– Так то в цивилизованных, Сергей Иванович! – вздохнул бородач. – А у нас чревато. Но, собственно, тут я вам не судья. Я о другом хотел поговорить.

– Интересно, о чем же? – вежливо сказал Вьюшков, которому на самом деле было нисколько не интересно.

– Я ведь смотрел сегодня ваш матч, – неожиданно резким тоном произнес собеседник. – Забавно, как получилось – только финальный свисток, и ливень! Удачно закончили.

– Да, повезло, – равнодушно сказал Вьюшков. – Впрочем, как вы знаете, матч состоится в любую погоду.

– Да, шоу должно продолжаться! – со странной интонацией произнес бородач. – Шоу… Слово-то какое! По-нашему-то это как же будет? Балаган?

– Это уж как кому нравится, – с досадой ответил Вьюшков. – Вы вообще-то о чем хотели поговорить?

– А вот об этом как раз. О шоу вашем. О том балагане, что вы устроили на поле. Много получили за ваш липовый пенальти? Ну да, много, наверное… Как-то ведь нужно оплачивать все это – отдельные кабинеты, баранью ногу, вино выдержанное… А честная игра, спортивный дух, надежды болельщиков – это все такие мелочи…

– Э-э, послушайте! – перебил Вьюшков каким-то больным голосом. – Я вас всегда уважал, ваш опыт, талант… Я, может быть, вас своим учителем считаю… Но ведь нельзя вот так огульно… Липовый пенальти! Нужно же исходить из реалий… Наверное, у меня может быть свое мнение? В конце концов, я находился в гуще событий, а вы сидели на трибуне.

– Да ведь даже с трибуны было видно, что пенальти вы высосали из пальца! – с жаром сказал бородач. – По крайней мере, не лгите мне в глаза! Учителем он меня считает! Я никогда никого не учил жульничеству. Никогда и никого!

Настроение у Вьюшкова падало на глазах. Он отложил нож и вилку, потянулся за бутылкой, снова наполнил бокал.

– Послушайте, можно хотя бы аппетит не портить? – сказал он, поднимая глаза. – Это даже некрасиво вот так вламываться посреди обеда, читать нотации… Причем абсолютно незаслуженные! Правила можно трактовать и так и эдак – сами прекрасно знаете. Вам показалось, что пенальти не было, мне показалось, что был… Но на поле-то присутствовал я, а не вы! Мне и принимать решение, а не вам и не кому-то другому. И ни спорткомитет, ни футбольный союз, ни сам Господь изменить этого не в силах. Вот увидите – комиссия признает, что мое решение было верным.

– Смотря какая комиссия, – возразил бородач. – Меня вы не убедите ни за что. Честно говоря, я давно слежу за вами. Смотрю матчи с вашим участием, читаю прессу, справляюсь у сведущих людей. Все в один голос говорят, что вы – самый продажный судья в лиге. С вами всегда можно договориться.

Вьюшков посмотрел на своего визави исподлобья. Тон, каким тот излагал весьма неприятные вещи, крайне Вьюшкову не понравился. Этот старпер вел себя как обвинитель на процессе. «Вообще, какого черта этот маразматик сует нос не в свои дела? – подумалось Вьюшкову. – Что он о себе воображает? Или его кто-то специально надрючивает? Подозрительная история… Откуда он вообще здесь взялся? Случайно он меня увидел, как же! Что можно увидеть в такой ливень? Его кто-то предупредил. Но кто? Неужели Валентин Павлович потихоньку стучит на своих клиентов?.. В наше время можно ожидать чего угодно. Конечно, собака лает, а караван идет, но все равно может получиться неприятность. Попробовать как-нибудь заговорить его, убедить? Да черта с два получится – у него глаза как у чокнутого! Еще бородищу эту отрастил… Вроде я его совсем недавно видел, и никакой бороды не было. Нет, здесь только твердость нужна. Дать от ворот поворот – резко и решительно».

– Ну вот что, – сказал он категорически. – Мое терпение тоже не безгранично. Я уже говорил, что уважаю вас как специалиста и вообще как человека, но у меня есть собственная гордость. Выслушивать эти беспочвенные обвинения даже от вас я не имею никакого желания. Давайте выпьем, поговорим о футболе, пока не кончится дождь, и разойдемся друзьями. А не хотите, так давайте не будем портить друг другу настроение. Я очень устал, и нервы у меня не железные. Могу наговорить лишнего.

– О футболе? – с удивлением спросил бородач. – Что тут можно сказать? Такие, как вы, превратили футбол в предмет грязного торга!

– Ну вот, опять! – с досадой сказал Вьюшков и, мрачно глядя в стол, принялся вертеть в руках вилку.

Его собеседник внезапно тоже замолчал, а после короткой паузы вдруг проговорил совсем другим тоном.

– Хорошо, я больше ни слова не скажу на эту тему. В конце концов, мы взрослые люди, каждый из нас сделал свой выбор… А дождь сегодня ужасный! Просто всемирный потоп какой-то. Вам не кажется, что это некий знак, Сергей Иванович? Апокалипсис?

– Я в этом ничего не понимаю, – буркнул Вьюшков.

– А знаете что – налейте-ка мне и в самом деле винца! – воскликнул бородач. – Может быть, оно согреет мне душу. Винцо, я вижу, отличное.

– Да, вино неплохое, – сдержанно ответил Вьюшков, с готовностью берясь за бутылку.

Перемена темы его обнадежила. «Может быть, выпьет и отвалит, – подумал он. – Не век же он здесь будет сидеть?» Он наполнил пустой бокал вином и приглашающе кивнул головой.

– Ну что же, давайте выпьем за то, чтобы поскорее закончился этот проклятый дождь! – провозгласил он. – От него действительно в голову приходят одни мрачные мысли. Но вот выглянет солнце, и все будет совсем по-другому! Даю вам честное слово!

Он пытался перевести разговор в шутливое русло, но выходило это у него не очень ловко, с натугой. Впрочем, собеседник, кажется, и не обратил внимания на его слова. Он долгим взглядом посмотрел в окно и сказал как бы про себя:

– Да ведь он практически уже и кончился, дождь-то!

Стук капель по стеклу противоречил этим словам, и Вьюшков невольно обернулся. Бородач тут же вытянул вперед руку и просто разжал пальцы над бокалом Вьюшкова. В вино упала какая-то крошечная крупинка. Все это заняло мгновение, и когда Вьюшков повернулся, гость сидел неподвижно, с бесстрастным лицом.

«Он точно чокнутый, – подумал с отвращением Вьюшков и взял бокал. – Несет ахинею, смотрит как сова… Нет, теперь надо держаться от него подальше!»

– Вы оптимист, – сказал он вслух. – По-моему, дождь идет вовсю. Ну, будем считать, что вы заглянули в близкое будущее. Давайте выпьем!

Бородач как робот взял свой бокал и посмотрел его на свет. На его лицо упал багровый блик – точно луч закатного солнца пробился на миг сквозь свинцовые тучи. Вьюшков опустил глаза и выпил вино.

Первый глоток был горячим, как обычно, но потом в груди у Вьюшкова появилось странное ощущение холода, будто он вдохнул хорошую порцию ледяного зимнего воздуха. Внутренности у него онемели. Перехватило дыхание. В кончиках пальцев появился странный зуд. А в следующую секунду Вьюшкова охватил панический страх. Он понял, что с ним происходит что-то неладное. Вцепившись пальцами в край стола, он попытался вскочить на ноги, но непреодолимая чудовищная сила будто притянула его обратно. Выпученными глазами он уставился на бородатое лицо перед собой и поразился тому, каким спокойным оно оставалось в то время, как рядом происходила катастрофа.

Сердце колотилось как бешеное, в глазах темнело. Тело становилось бесплотным, точно желе. Вьюшков все пытался втянуть в себя воздух, но у него не получалось. Внезапно он разучился дышать. И позвать на помощь он тоже не мог, а ему казалось, что крикни он сейчас – и все бросятся ему на помощь, и все пройдет, все наладится, и это наваждение рассеется как дым.

Сквозь меркнущее сознание он услышал слова, которых не понял, но интонации были столь угрожающие, что Вьюшков понял – его приговорили к смерти, и это конец.

– Итак, Сергей Иванович, вы наказаны. Вы уничтожаете футбол, я уничтожил вас. Насколько я понимаю, это справедливо. Остальные должны хотя бы задуматься.

Тело Вьюшкова грузно повалилось набок. Бородач удовлетворенно кивнул и, приподняв край скатерти, тщательно обтер им свой бокал. Затем достал из кармана красную пластиковую карточку, встал из-за стола и аккуратно засунул ее в нагрудный карман мертвого Вьюшкова так, чтобы она выглядывала оттуда на манер пижонского платочка. Покончив с этим делом, он опять кивнул и не спеша вышел из кабинета.

Он пересекал зал, наполненный людьми, как навстречу ему попался хозяин.

– Уже уходите? – спросил он с деланой любезностью. – Я полагал, что вы уйдете вместе с Сергеем Ивановичем.

– Он еще наслаждается вашей изысканной кухней, – скупо улыбнулся бородач, поклонился и зашагал дальше.

Хозяину что-то не понравилось и в этой улыбке, и в тоне, каким были сказаны эти слова. Охваченный непонятной тревогой, он спешно отправился в кабинет.

Едва открыв дверь, он все понял и метнулся назад. Расталкивая официантов, он побежал к выходу, крича на весь ресторан:

– Кто-нибудь! Вызовите милицию! Где тут был этот, с бородой? Его нужно задержать! Немедленно! Это убийца!

Поднялась суматоха. Бородач только что вышел из ресторана. Несколько добровольцев, разгоряченные вином, выскочили под дождь. Не обращая внимания на обрушивающиеся с неба потоки воды, они метались по тротуару, озираясь по сторонам. Хозяин ресторана был активнее прочих, и именно он первым заметил фигуру в нелепом дождевике, заворачивающую за угол.

– Вон он! Держи! – завопил Валентин Павлович и большими прыжками помчался по лужам вдогонку.

За ним побежали еще несколько человек, но быстро остыли и вернулись под навес у дверей ресторана. А Валентин Павлович сгоряча промчался еще метров сто и, совершенно уже промокший, вбежал в какой-то двор.

Возле домов качались и вздыхали мокрые деревья. Дождь барабанил по крышам оставленных под окнами автомобилей. Вокруг не было ни души. Валентин Павлович огляделся по сторонам раз-другой, никого не увидел, с досады сжал кулаки и выругался.

В кармане у него затрезвонил мобильник. Валентин Павлович не стал его доставать, а бросился бегом обратно в ресторан. У него вдруг мелькнула надежда, что его посетитель, возможно, еще жив и был просто в глубоком обмороке.

А человек в дождевике тем временем спокойно добрался до места, где оставил машину, никем не замеченный, сел за руль и стащил с плеч промокший дождевик. Затем, морщась от боли, оторвал накладные усы и бороду, бросил на дождевик и, свернув все в один мокрый ком, запихал под сиденье.

– Теперь можно ехать домой, – сказал он сам себе и завел мотор.

Когда он выезжал со двора, навстречу ему попалась милицейская машина с мигалкой, которая, обдав его водой, промчалась дальше по направлению к ресторану.

– Не стоит так спешить, – негромко заметил человек, покачивая головой. – Правосудие уже свершилось.