Когда Лариса узнала о моем твердом решении заняться бизнесом, причем под непосредственным руководством ее отца, она искренне обрадовалась и даже по этому поводу устроила небольшой семейный фуршет при зажженных свечах и задернутых шторах.

– Теперь наконец-то у нас появятся собственные деньги! Нам больше не придется просить их у папы, – возбужденно сказала она, демонстративно выставляя на сервировочный столик коллекционную бутылку выдержанного французского вина, и тут же добавила: – Мы навсегда перестанем зависеть от его настроения.

– Ну, это вряд ли, – резонно не согласился я. – Так или иначе, но предоставив мне ту или иную должность, Василий Николаевич наверняка станет контролировать все мои действия. Он не только будет знать, где и какую работу я выполняю, но и будет в курсе моих доходов.

– Это уже сущие пустяки, – повеселевшим голосом сказала Лариса. – В любом случае у нас вполне подходящий повод для того, чтобы откупорить бутылочку самого дорогого вина в мире!

– Так уж и самого дорогого? – недоверчиво хмыкнул я. – Ты имеешь хоть малейшее представление о том, сколько стоит настоящее французское вино?

– Ну ты-то, замороженный на Кольском полуострове, откуда можешь знать, сколько оно стоит? – вспылила Ларочка.

Мне захотелось ее словестно умыть.

– Во всяком случае, как я тебе уже неоднократно говорил, смотрю телевизионные новости и регулярно читаю свежую прессу, – ответил я.

У Ларочки от негодования загорелись щеки. Видимо, она поняла, что я пытаюсь ее опустить.

– Последнее время вижу у тебя в руках лишь порнографические журналы, – не без ехидства подколола она.

Я услышал издевательский смех и решил достойно ответить на ее грубость.

– Разве моя вина в том, что ты больше ничего не выписываешь? Если не ошибаюсь, то это не меня, а тебя интересуют всякие «Плейбои» и тому подобные журналы. Впрочем, как и вся «желтая» пресса, – с не меньшей подковыркой произнес я. – В твоей квартире невозможно найти ни одной серьезной книги, ни одну мало-мальски порядочную газету.

– В нашей квартире.

– Хорошо. Пусть будет в нашей, – согласился я.

Мне хотелось щегольнуть перед Ларисой некоторыми познаниями в области виноделия, поэтому я тут же продолжил неоконченную речь:

– Относительно спиртных напитков, моя кисонька, смею заметить, что самая дорогая бутылка французского вина, обнаруженная в замурованном Парижском подвале, была продана за сто пять тысяч фунтов стерлингов!

Ларочка снисходительно посмотрела на меня, но все ж таки решила взять верх.

– Это вино приобрел сын американского миллиардера Малькольма Фарбса в декабре 1985 года, – на одном выдохе уточнила она.

Некрасиво так говорить про женщину, но Ларочка именно скорчила презрительную гримасу. Она окинула меня таким негодующим взглядом, что, честно говоря, мне стало не смешно. Я понял, что перещеголять ее в этом вопросе мне вряд ли удастся.

– Можешь мне не верить. Твои проблемы, – обиженно произнесла она. – Но я предлагаю тебе самый что ни на есть настоящий «Мутон Ротшильд» урожая 1945 года! А относительно того вина, который был продан в 1985 году, еще спорный вопрос.

– Это почему же?

– Много различных слухов. Есть некоторая неясность…

– По-моему, все предельно ясно, – воспротивился я.

– Дело в том, мой милый котик, что упомянутую тобой бутылку Фарбса необдуманно выставили на всеобщее обозрение. Ее хранили не в винном погребе с определенной температурой, а под стеклом, освещая галогенными лампами.

– Ты хочешь сказать, что его не смогли сохранить и оно испортилось? – догадался я.

– Буквально через одиннадцать месяцев, из-за нарушения теплового режима пробка высохла до такой степени, что провалилась в бутылку.

– Другими словами, ты пытаешься убедить меня в том, что это вино вообще не было настоящим?

– Я не могу заявить со стопроцентной уверенностью, но действительно ходят различные слухи…

– Возможно, ты права, – сказал я, усомнившись в собственной правоте. – В каждом столетии были, есть и будут свои прославленные аферисты.

– Насчет аферистов тебе виднее! Это ведь ты у нас специалист в данной отрасли познаний.

– Намекаешь на пачку пятитысячных купюр, которую мне подбросили…

– Не только намекаю, а кричу во весь голос, – твердо заявила Ларочка. – А вот насчет вина, о котором ты упомянул…

– Я уже понял, что ты о нем наслышана. Уверен, несмотря ни на что, все равно будешь отстаивать свою точку зрения.

– А как же иначе? Ведь было оно действительно настоящим или поддельным, теперь, при всем желании никто и никогда не узнает!

– По-моему, ты явно недооцениваешь современные технологии. Насколько мне известно, даже проводятся международные специализированные конференции с участием признанных экспертов мирового виноделия.

Этим высказыванием я невольно посеял зерно сомнений в ее голове.

– Во всяком случае, можно сказать наверняка, что содержимое этой уникальной бутылки стало самым дорогим уксусом в мире, – уклончиво ответила Лариса.

Я многозначительно пожал плечами. Разумеется, в этом я не мог с ней не согласиться.

– Кисонька моя! Насколько успел узнать характер и привычки твоего любимого папулечки, могу допустить, что ты выставила на сервировочный столик самое что ни на есть настоящее выдержанное французское вино, – простодушно подметил я. – Только его название мне ни о чем не говорит. Я не коллекционирую дорогие вина, и к тому же из меня не получится хороший дегустатор. Извини, но это от природы, либо дано, либо нет! Единственное, в чем я неплохо разбираюсь, так это в откупоривании винных бутылок.

Лариса наигранно отшатнулась. Собравшись с мыслями, взъерошила мои волосы.

– Ты у нас прирожденный алкоголик? – хмыкнула она. – Наверное, до знакомства со мной всю бурную молодость откупоривал в Мурманске дешевый портвейн? За тобой нужен глаз да глаз, а иначе у меня в перспективе маячит незавидное будущее. Того и гляди родной муж начнет прятать спиртное в бачке унитаза.

– К чему такие крайности? Просто знаю, что для откупоривания различного вида бутылок, а также в зависимости от марки вина существуют особые индивидуальные правила, – с твердой уверенностью заявил я.

– Например, какие?

– Молодое красное вино лучше открывать за несколько часов до его употребления.

Я заметил в Ларочкиных глазах промелькнувшую искру интереса. Видимо, она убедилась, что я имею понятие не только о дешевом портвейне.

– Таких тонкостей действительно не знала. Как-то не задумывалась над подобным вопросом. При необходимости винные бутылки для меня всегда откупоривают мужчины. А собственно, в чем фишка? – спросила она.

– При взаимодействии с воздухом его вкус и аромат становятся более выразительными и насыщенными.

– А если это вино многолетней выдержки?

– Такое вино практически сразу отдает свой ароматный букет. Поэтому лучше откупоривать бутылку непосредственно перед тем, как разлить ее содержимое по бокалам. К тому же, – нарочито подчеркнул я, – если такое вино подают в ресторане, то бутылку обязаны принести в специальной корзине.

– Знаю, – поспешно вставила Лариса. – Она должна лежать этикеткой кверху.

– Причем пыль с такой бутылки не стирается.

– По-моему, за исключением горлышка?

– Скорее всего…

Я меланхолически пожал плечами, но не удержался от того, чтобы не съязвить:

– Во всяком случае, такую бутылку не станут трясти, как осеннюю грушу, а вообще постараются как можно меньше двигать.

Я понял, что попал в точку, и решил блефовать.

– Если бы ты действительно принесла элитное французское вино…

Лариса не позволила мне договорить.

– Чтобы тебе было проще понять, позволь кое-что объяснить, – словно извиняясь, сказала она. – Имей в виду, что я всего лишь констатирую факты…

– Да, пожалуйста, если не трудно, – съехидничал я. – Мне очень интересно послушать.

– Эта бутылка вина была продана на аукционе в Беверли-Хиллз более чем за двадцать тысяч…

– Не слишком внушительная сумма для самого дорогого вина, – заносчиво произнес я.

– Более двадцати тысяч евро, – не без гордости произнесла Лариса, посмотрев на меня уничижительным взглядом. Чтобы окончательно сбить мою спесь, Ларочка как бы между прочим подметила: – Папеньке она досталась совершенно случайно. Он терпеть не может винные напитки и признает только качественную водку. Поэтому, без лишних раздумий, подарил мне эту бутылку, но с тем условием, чтобы я сохранила ее до самого торжественного случая.

– Но тогда не понятно, почему ты не выставила ее на праздничный стол в день нашего венчания? – поинтересовался я.

В моем голосе появились вкрадчивые нотки.

– Да я про нее совсем забыла, – ничуть не смутившись, ответила Ларочка. – Может, для тебя раритет, а для меня это вино не представляет никакой особой ценности.

Она произнесла эти слова с таким неподкупным пафосом, что я отбросил в сторону все нелепые подозрения, обвиняющие ее во лжи.

– Разумеется, сногсшибательная стоимость этой бутылки для тебя не представляет никакого значения. Ведь ты не вложила в ее приобретение ни одного медного пятака. Чужие деньги ничего не стоят!

– Почему чужие? Это были деньги моего отца.

– Не хочу спорить. Но все ж таки давай лучше не будем открывать эту бутылку, – резко возразил я, не решаясь прикоснуться к столь уникальному и дорогостоящему вину. – Лучше отнеси ее, пока не разбила!

– Твое дело… – обидевшись, промурлыкала Лариса. – Я хотела устроить скромный семейный праздник.

– Но не с бутылкой выдержанного французского вина за двадцать тысяч евро, – возбужденно выкрикнул я. – У меня в голове не укладывается такая астрономическая сумма. Для любого нормального человека это же целое состояние.

– Лично тебе какое до этого дело?

– В принципе, никакого дела нет.

– В таком случае расслабься, – посоветовала она. – Живи проще…

– Но я еще не отработал у Грохотова ни единой минуты.

– Что из того?

– Не знаю, что меня ожидает в ближайшем будущем.

– Счастливая беззаботная жизнь!

– Может, и так, но нельзя исключать некоторые невыясненные нюансы.

– Какие именно?

– А что если мне эта работа не понравится?

– Зато тебе понравятся деньги, которые ты будешь получать!

Я машинально посмотрел в сторону окна. Там при открытой фрамуге мягко колыхались шторы. Сшитые из итальянской ткани, они чудесно гармонировали с основным дизайном гостиной комнаты.

– Да мало ли какие проблемы или же непредвиденные обстоятельства могут возникнуть? – вернувшись к неоконченному разговору, продолжил я. – Возможно, вообще придется отказаться от полученного предложения!

– Мой папа слов на ветер не бросает. Если он решил взять тебя в свою компанию, то останешься доволен.

– В компанию? – раздраженно пробурчал я. – Интересно было бы узнать, в какую именно компанию?

– Вероятно, в компанию по продаже импортных иномарок, – неуверенно пояснила Лариса.

– А я почему-то подумал, что в компанию бандитов и уголовников!

Ларочка недовольно покачала головой. Я понял, что ненароком перегнул палку. Мне ничего не оставалось, как ретироваться в срочном порядке.

– Прости милая, – поспешно произнес я. – Признаю, что с моей стороны это была нелепая неуместная шутка.

У Ларисы на лице появилась довольная улыбка.

– Конечно, я тебя прощаю, мой шалунишка, – с хитринкой в голосе сказала она, но тут же серьезно предупредила: – В следующий раз лучше сначала как следует подумай, прежде чем произнести вслух подобную глупость! Как любит говорить мой отец: «За гнилой базар можно и ответить!»

Для того чтобы полностью реабилитировать себя в ее глазах, мне пришлось крепко обнять Ларочку и в течение получаса добросовестно исполнять свой супружеский долг. Не скажу, что это было мне неприятно или хотя бы обременительно, но особого удовольствия при этом я не испытывал. Лариса перестала быть для меня желанной загадочной женщиной и не возбуждала с прежней дикой страстью. Более того, я не только охладел по отношению к ней, но и вдоволь насытился повседневной семейной жизнью. Я истосковался по свободе. Мне хотелось все бросить, встать и уйти, но мысли о Василии Николаевиче Грохотове не давали покоя. Я ни на секунду не сомневался, что этот криминальный авторитет только и ждет, когда я допущу какую-нибудь малейшую оплошность. Скорее всего, желание всеми правдами и неправдами избавиться от меня было у него гораздо сильнее, чем мое желание порвать всякие отношения с его дочерью и вернуться к разгульной холостяцкой жизни.

– Я в который раз замечаю, что ты постоянно куда-то удаляешься, – прикрывая наготу махровым халатом, укоризненно сказала Лариса. – Ты вроде бы рядом со мной и в то же самое время где-то далеко за линией горизонта.

– Всякий здравомыслящий человек способен отложить в сторону любые, даже самые важные дела, но он не может не думать. Хочу сделать для тебя что-то хорошее, возвышенное, но ничто стоящее не приходит на ум, – солгал я, преднамеренно скрывая от нее истинную причину моей задумчивости.

– Ты делаешь настоящие чудеса в постели. Можешь не сомневаться, это дорогого стоит, – поцеловав меня в кончик носа, прощебетала Лариса.

– Не трудно быть хорошим любовником, особенно если находишься в постели с такой пламенной женщиной, как ты, моя любимая кисонька, – мгновенно отпарировал я.

– Это все хорошо, – пристально посмотрев на меня, сказала Ларочка и тут же спросила: – Но что будем делать с бутылкой французского вина?

– Убери в бар. У нас еще будет более достойный повод, для того чтобы откупорить «Мутон Ротшильд» урожая 1945 года, – благоразумно посоветовал я. – Сейчас обойдемся бокалом домашнего вина или фужером самого простого шампанского по двести рублей за бутылку.

– Ради тебя мне ничего не жаль, но если ты принял решение, то пусть будет по-твоему, – торжественно провозгласила она. – Какое шампанское лучше, сладкое или полусладкое?

– Без разницы! – натянуто улыбнувшись, ответил я. – Даже самое лучшее шампанское ничто по сравнению с нектаром твоих мягких пухленьких губ.

Ларочка вновь поцеловала меня в кончик носа.

– А все ж таки это здорово, что у нас наконец-то будут свои, кровно заработанные деньги, – возбужденно сказала она.

На ее лице внезапно отразилось плохо скрытое самодовольство.

– Кто бы спорил? Нет ничего лучшего, как получать кровно заработанные деньги, – согласился я, стараясь приглушить крик моей любвеобильной души, исстрадавшейся по прежней свободе, в которой преобладали молоденькие ни на что не претендующие девушки.

– Пока приготовлю колотый лед и шампанское, погладь, пожалуйста, мою любимицу, – попросила Лариса.

– С превеликим удовольствием! Ведь я тоже успел полюбить это дивное создание…

– Приятно слышать. Мне почему-то казалось, что ты не слишком хорошо к ней относишься.

– Глупости, – поспешно возразил я. – Когда приходится выбирать между двумя кисками, конечно, отдаю особое предпочтение только тебе.

С этими словами я откинулся на спинку кресла и обаятельно улыбнулся.

– Как только вернусь, постараюсь во всех красках расписать тебе прелести самостоятельной независимой жизни, – сказала Лариса.

Она окинула меня лукавым взглядом и, слегка приподняв халатик, преднамеренно оголив стройные соблазнительные ножки, почти полушепотом произнесла:

– Если ты, мой шалунишка, будешь хорошим мальчиком, то сегодня я подарю тебе бурную незабываемую ночь.

Прежде чем выйти из гостиной, Лариса с особой осторожностью подала мне мэнскую кошечку, даже не подозревая с каким наслаждением я бы свернул шею этому бесхвостому клубку мурлыкающей шерсти.