– Лев! – В голосе Станислава Крячко послышался откровенный испуг. – Это мы что же, в родную криминальную орбиту духовное лицо затягиваем? Такого уровня… Поймите, это же не сельский дьячок. Нет, это дурацкое совпадение! А если не совпадение, то надо такого пастыря… того… поганой метлой.

– Прекрати, Станислав, – раздраженно среагировал генерал. – Лев-то чем тут виноват? Ну, окажется Бурнов и кто-то из клира в препоганейшем этом деле по уши завязшим. И что? Той самой метлы я в твоих, как и в своих, руках не вижу. Беда в том, что без санкции из самых высоких кабинетов, настолько высоких, что из них Магадан виден, мы на эту публику даже чихнуть не посмеем. Это уровень не мой, ребята. С советником Президента по делам религий я тягаться не могу. Весовые категории разные. Так что, Лев, пока, до выхода на четкий оперативный вектор, ты про этот звонок забудь. Не было его.

– Ну, нет! – улыбнулся Гуров. – Еще как был. Просто по телефону может говорить не обязательно тот, на кого записан телефонный номер. Есть у меня одно предположение. Но согласен: оставим пока это любопытное – гм-м! – совпадение на будущее.

…Без стука в дверь генеральского кабинета не рискнули бы войти даже Гуров с «другом и соратником». Такое было позволено только Верочке.

– Петр Николаевич, тут ко мне в приемную только что гражданина Остапчука два наших опера доставили. Сказали, что по вашему приказу. Доставили, а потом ушли. Хоть бы объяснили, кого и зачем! Я не поняла, он все про какую-то «Тойоту» мне рассказывает, что у него машину угоняли. Затем нашли, но кто-то его еще до этого побил. Нас, случаем, с ГИББД не перепутали?

– Давай его сюда, немедленно; и фотографии – помнишь, я тебе говорил, – буквально взревел Орлов, – они готовы?! Ну ты молодец, как всегда. А этих, которые «потом ушли», я точно в ГИБДД переведу.

В обществе генерал-лейтенанта гражданин Остапчук поначалу несколько растерялся, но довольно быстро пришел с себя. Веер из шести цветных фотографий молодых людей различной наружности он рассматривал долго, не менее пяти минут. Неуверенно перебирал, откладывал в сторону то одну, то другую. Но затем все же указал на фотографию Василия Воробьева.

– Вроде этот, но совсем чтоб точно – не скажу.

Для контроля Остапчуку дали уже не шесть, а пятнадцать фотографий паспортного формата. И снова попадание.

– Значит, он? – спросил Гуров чуть дрогнувшим голосом.

– Вот если бы вы мне его в натуре, живьем показали, я бы точно… Нет, ей-богу, это он, зараза!

Сыщики переглянулись. Желание увидеть Ваську «в натуре» у всех троих было уж никак не меньше, нежели у «тойотовладельца» Остапчука.

– Так, – подвел итог генерал. – Оформляем опознание протоколом, после чего я запускаю розыск этого фрукта на полную катушку. Хотя есть у меня надежда, что к вечеру он сам найдется. Или к утру завтрашнему.

Но не верилось Гурову в такое везение. Мало того, у Льва крепла уверенность в том, что Василий скрывается. Со вчерашнего вечера. Видимо, Николай Иванович почуял, что запахло жареным, и сразу после ухода Льва позвонил сыночку, предупредил его. Так что психологический прессинг, примененный вчера Гуровым, сослужил не самую удачную службу. Но как Лев мог предвидеть события сегодняшнего утра, разговор с Синициной, показания пенсионерки, встречу с участковым Петро, наконец? Кроме того, был в этой ситуации и свой положительный момент: если Воробьев младший и впрямь решил скрыться, то это косвенно подтверждает его возможную вину. Ни в чем не виновные законопослушные граждане скрываться не станут. Плюс появляется неплохой психологический козырь против «народного художника», с которым так и так встречаться придется. Но эту встречу перенесем на завтра, когда ситуация с Василием как никак, а прояснится. Сегодня же…

– Вот что, Петр Николаевич, – сказал Лев, когда за Остапчуком захлопнулась дверь кабинета, – изловим ли мы этого морпеха в обозримом будущем – это один господь ведает. До завтрашнего утра по-любому ждать. Распорядись, чтоб на хвост Воробьеву-старшему немедля посадили наружку из самых грамотных. Да, ты меня понял правильно – с младшего снять, коли нет его в наличии, а на старшего повесить.

– Неужели ты думаешь, что он такой дурак, – несколько удивленно отреагировал генерал.

– Не дурак. Хуже. Для него. А для нас – куда лучше. Самовлюбленный прыщ на ровном месте, – несколько досадливо пояснил Лев. – Ты с ним не встречался. А я имел счастье. Он глубоко убежден, что тупые менты никогда не догадаются о его планах и намерениях, он нас от души презирает. Что меня очень радует. Вот увидишь, он ломанется к сынуле; скорее всего, на калымной тачке, возможно, проверившись по дороге. Но грамотно проверяться не умеет! Почему я и прошу хорошую наружку, пусть Кузьмин за старшего так и остается. Воробьевы ведь икону не продали, не-ет! Художник кинется к сынку, решать гм… насущные проблемы.

– Откуда уверенность, что не продали? – В голосе генерала прозвучали нотки сомнения.

– Не через кого. Не тот уровень. Не те связи. Уверен, что и первые четыре ушли «за бугор», и эта должна была там же оказаться. Но о втором направлении розыска тоже забывать нельзя. Я, признаться, даже не хотел тебе об этой нашей со Стасом задумке рассказывать… Надо срочно свести знакомство с Набоковым, не просто же так нам его столь упорно подставляют. И попробовать с его помощью вычислить, кто ж этим поганым делом занимается. Но для пущей «непреднамеренности» встречи придется нам пойти на… небольшой такой трюк.

– Та-ак, – настороженно протянул Орлов, – что ж это вы, голуби, удумали? После «небольшого трюка» пол-Москвы в дымящиеся руины не превратится, а? То-то я и смотрю, что пан Крячко сегодня уже без гипса. Не рано ли снял? Я так понял, что для очередной корриды тебе обе рученьки потребны? Взгреют ведь врачи.

– Да все уже в порядке, Петр, – пробурчал Станислав. – И шевелится рука нормально. Вот, сам посмотри. И не болит уже почти, а медики… Что они в нас, настоящих сыскных волках, понимать могут? Лучше послушай Льва, он действительно нестандартный ход придумал.

Выслушав Гурова и всецело поддержавшего друга Станислава, генерал только головой покачал безнадежно: что, мол, с этими авантюристами поделаешь… Но добро дал, потому что сам тоже полагал, что без выхода на Юнеса Саидовича слишком многое остается неясным, причем выходить надо так, чтоб не спугнуть преступников, пусть-ка они помучаются неизвестностью, неясностью ситуации: почему их подставка не срабатывает, почему никто из милиции вроде не проявляет к Набокову никакого интереса? Что ж, трюк так трюк…

Вот так получилось, что в начале седьмого серый гуровский «Пежо» с Крячко за рулем аккуратно пристроился к набоковскому «Форду» и, прилипнув к нему с интервалом в одну-две машины, повел от самого набоковского офиса по московским магистралям. Стас, внимательно глядя то вперед, то по сторонам, то в зеркальце заднего вида, выжидал удачной дорожной ситуации, ловил момент. Примерно через десять минут преследования, когда «Форд» за эстакадой после «Щербаковской» повернул к Савеловскому вокзалу, искомый момент ему представился.

– Держись, Лев, – перестраиваясь в правый ряд и резко сокращая расстояние до оставшегося в покинутом левом «Форда», предупредил Крячко. – Сейчас будем автородео устраивать. Видишь, перед нашей целью синий «БМВ – Икс 5»? Я к нему уже пару минут присматриваюсь. Там за рулем – некто лопоухий, что мы как раз используем. Смотри, что называется классом вождения, и еще раз прошу – держись крепче, а за меня не беспокойся. Та-ак, впереди светофорчик, очень кстати. Сейчас лопух в «бээмвэшке» притормаживать начнет, а водила твоего Набокова, если не дурак, неминуемо пойдет на обгон. Но мы ему не дадим. Ну, с богом! Ах, жаль я не на родной своей коняшке!

С этими словами Станислав, рывком переключив передачу, одновременно почти до упора вдавил педаль акселератора и, резко вывернув руль, буквально как нож в масло вклинился в только что покинутый левый ряд, оказавшись впритирку с «БМВ», буквально в сантиметрах впереди. Набоковский «Форд-Шериф» уже начинал обгон, его тупая морда плавно появлялась из-за задка синего «Икс 5», перед опешившим водителем которого откуда ни возьмись как чертик из коробочки возник серый гуровский «Пежо».

Идиот за рулем «БМВ» запаниковал и, вместо того чтобы «подкачать» тормоз, резко нажал на него, не сбросив обороты двигателя. Дальше произошло то, что должно было произойти по всем законам механики: машина закружилась и начала переворачиваться на бок.

Однако не перевернулась. Станислав рассчитал все ювелирно. Мощный «Форд», продолжая начатый за пару секунд до того маневр обгона, всей своей тяжеленной тушей принял удар синего «Икс 5» и довольно мягко вытеснил его на разделительную полосу, где «БМВ», наконец, встала. Но и сам «Форд-Шериф» потерял инерцию, хотя и сменил направление движения, значительно уходя вправо.

Поэтому «Пежо» могучий «сарай на колесах» ткнул как бы рикошетом, тихонько, нежно даже, пройдясь слегка по правому боку автомобиля сыщиков. Но слишком разной была масса машин, на что и рассчитывал Станислав. Толчок «Форда» вынес машину с Гуровым и Крячко туда же, на разделительную, метров на десять дальше «БМВ», и Станислав немедля выжал тормоз до упора, при этом одновременно вывернув руль, но уже вправо. Покрышки взвизгнули, и «Пежо» послушно остановился почти точно поперек разделительной полосы. А еще метрах в пяти дальше встал «объект охоты», здоровенный черный «Форд-Шериф».

На все это ушло не больше времени, чем на обычное чихание. Гуров только ошалело вертел головой, не будучи ходу в состоянии уразуметь – на каком он свете? Уже на том или еще на этом?

– Сам себя не похвалишь, дураком помрешь, – радостно заорал «друг и соратник». – Нет, какое роскошное ДТП и всего-то пара царапин да помятое крыло! Лев, выскакиваем в темпе из машины, сейчас разбор полетов начнется. Я ругаться с братьями-шоферами побежал, права качать. Кстати, заметь и запомни: мы белые и пушистые, это нас обидели, моя перестройка из ряда была, особенно если со стороны смотреть, абсолютно законной, а во всем виноват дебил на «иксушке». Хорошо я его просчитал, придурка за рулем даже за две минуты наблюдения распознать можно. Если уметь, как ваш покорный слуга. Гадом буду, я под этот вариант еще полсотни баксов выцарапаю с идиота, в возмещение ущерба. А ты выходи на объекта, если он, конечно, соблаговолит вылезти из своего бронетранспортера. Удачного знакомства!

Юнес Саидович выйти из «Форда» соблаговолил. Рядом с ним на подсвеченной мощными фарами разделительной полосе, чуть сбоку, ненавязчиво присутствовал молодой парень типично кавказской внешности – телохранитель, мгновенно понял направившийся к бизнесмену Лев. Второй телохранитель, очень сходный лицом, фигурой и повадкой с первым, в сопровождении шофера набоковского «Форда» быстро шел к «БМВ». Оттуда уже доносились азартные непечатные выражения Крячко, тайного главного режиссера всего этого автобезобразия, и блеющие оправдания «придурка, которого за руль пускать нельзя». Стасик оттягивался по полной программе.

Лев, конечно, был уже хорошо заочно знаком с внешностью Юнеса Саидовича, но фотографии фотографиями… Гуров, уже подойдя совсем близко, внимательно вгляделся.

Это был пожилой человек, но вот именно пожилой, а не старый. С первого взгляда становилось ясно, что он сохранил силу и выносливость. Высокий, стройный, ни грамма лишнего веса, одни мускулы и сухожилия. Прекрасная осанка. Чем-то он напоминал клинок рапиры, такой же гибкий и упругий, полный внутренней, неброской силы. Головного убора нет. Лицо резко, контрастно выделяется в отраженном асфальтом свете трех пар мощных фар. Спокоен. Совершенно спокоен. Даже улыбается чуть иронично. Его черные, с густой проседью волосы были коротко подстрижены, морщины на тугой, гладко выбритой коже лица явно говорили не только о солидном возрасте, но и о немалых переживаниях в прошлом. Глубоко посаженные темно-карие глаза, живые и умные. Взгляд Набокова отличался некоторой расфокусированностью, свойственной людям дальнозорким, когда они без очков. Одет скромно, но с большим вкусом, и стоит такая скромность о-го-го сколько.

– Здравствуйте, Юнес Саидович, – негромко сказал Гуров, подойдя почти вплотную. – Нет-нет. Никаких претензий. Напротив, это я приношу вам извинения за эту досадную задержку. Просто мне необходимо было встретиться с вами в, скажем так, неформальной обстановке.

– Кто вы такой? – Акцент в его речи не чувствовался совершенно. – Не имею чести быть знакомым с вами.

– Поверьте, – Гуров постарался придать голосу максимальную убедительность, – наша встреча, каюсь, мною подстроенная, она и в ваших интересах. Может быть, поговорим у вас в машине? За это время, глядишь, наши шоферы разберутся друг с другом, не хотелось бы вмешивать в этот мелкий инцидент ГИБДД…

Набоков пристально поглядел в лицо Гурову, чуть заметно усмехнулся и широко шагнул к «Форду», сделав Льву приглашающий жест рукой.

– Что ж, Лев Иванович, – иронично произнес Набоков через минуту, возвращая Гурову его внимательно изученное удостоверение, – как только люди не знакомятся. Моя секретарша в подобного рода случаях – опыт у нее богатый, с ней знакомились и более экстравагантными способами – обожает цитировать милый детский стишок: «Добрый вечер! Я вам рада! Но чего от нас вам надо?! Следую ее примеру. Итак?

– Я знаю, ваше время ценится дорого. Поэтому прошу у вас лишь пятнадцать минут. Выслушайте меня, желательно не здесь, хоть салону вашего «Шерифа» любой кабинет позавидует. А когда выслушаете… Возможно, захотите продлить наш разговор.

– Что ж, – немного помедлив, ответил Набоков, – пожалуй… Ибрагим, немедленно зови сюда Мусу и своего напарника. Там и без них разберутся. Иначе никогда не доберемся домой. Пора покинуть место этого забавного спектакля; я ведь правильно понял, полковник, это был спектакль? Нет, Ибрагим, не волнуйся. Можешь спокойно оставить меня на две минуты в обществе полковника. Он не собирается меня убивать! Вы, господин Гуров, водку хорошую пьете? – повернулся Юнес Саидович к Гурову. – Славно… Я тоже, хоть и мусульманин. Сейчас приедем ко мне, в честь такого нестандартного знакомства немного выпьем. Я внимательно выслушаю вас. Но вам придется быть чертовски убедительным, чтобы оправдать всю эту… нестандартность.

…Охлажденный ровно настолько, насколько нужно, шведский «Абсолют» под тартинки с малосольной семгой подействовал на уставшего и перенервничавшего Льва буквально живительно, да и хозяин нравился ему все больше, вызывал безотчетную симпатию, а Лев привык доверять таким своим ощущениям. Небольшая комната на втором этаже набоковского дома, где они сидели, производила сильное впечатление и многое говорила о вкусах и пристрастиях хозяина. Настоящие – это Лев понял сразу – ширазские ковры на стенах, а на этих коврах такая коллекция холодного оружия, что оторопь берет. Нет, ей-богу, это же натуральная японская «катана» времен четвертого сегуната. Да-а! Дороже хорошей иномарки. Тут же, чуть ниже, кинжальчик, турецкая работа. Сине-черный отлив кромки лезвия, благородная шагрень рукоятки. Похоже, сработан в Анкаре, лет четыреста тому как. Ах, какое оружие! И если бы только оружие: рядом, в простенке, две грамотно подсвеченные небольшие картины. Пейзажи. Средняя полоса России, начало весны. Даже слабо разбиравшийся в живописи Гуров мгновенно почувствовал – это действительно живопись с большой буквы. И, конечно, подлинники.

– Да, настоящий Нестеров, – прервал Набоков почти пятиминутную паузу, которая последовала после рассказа Гурова. – Я же вижу, куда вы смотрите. Я, Лев Иванович, действительно коллекционер, это кто-то просчитал очень грамотно. И впрямь не люблю русских. Это тоже просчитали. Нет, вы наливайте себе еще, закусывайте, не стесняйтесь. Вы меня не просто заинтересовали – я бы сказал, ошарашили. Теперь уже я буду настаивать на продолжении нашей беседы. Ожидал я сюрпризов. Но не таких…

– А почему вы предвидели поганые сюрпризы, Юнес Саидович? – жадно вскинулся Гуров. – Право, имеет ведь смысл нам вместе вычислить ваших недоброжелателей, разве я не прав?

В ожидании ответа Лев снова прикидывал, вспоминал, анализировал – что известно ему об этом пожилом человеке с внешностью природного князя?

Адыг по национальности, на самом деле – из верхушки древней, беспримесной аристократии, голубая кровь. Плюс к тому – доктор физико-математических наук, один из самых блестящих и перспективных физхимиков бывшего Союза. Когда же «нерушимый» приказал долго жить, не ударился Набоков, в отличие от многих своих коллег, в расхристанную грусть-тоску с явственно алгогольным запашком, нет, напротив, быстро и эффективно наладил прецизионное производство уникальных химических препаратов, менее чем за год отдал взятый под драконовские проценты кредит и вот… процветает. Еще бы! На российских просторах Юнес Саидович монополист. И кому-то это очень не по вкусу.

– Когда вы поняли, что вас провоцируют? – неожиданно спросил его Набоков.

– Почти сразу. После беседы с Буничем мне стало это абсолютно ясно.

– Вы очень правильно поступили, так оригинально познакомившись со мной. Мы в самом деле можем помочь друг другу. Я догадываюсь, кто хочет меня утопить. А вот как, каким таким непонятным образом вам запустили эту дикую дезинформацию – это мне пока неясно.

– Так кто, Юнес Саидович? – жадно спросил Гуров. – И почему провокация окрашена в такие, простите уж, мерзопакостные оттенки? Вы хоть представляете, что произошло бы, если мы купились бы?! Какой истошный вой подняла бы желтая пресса? Проклятая ментовня в лучших традициях гулаговских опричников наезжает на честного коммерсанта по национальному признаку! А тут еще Управление по делам религий при Президенте… Тронь мы вас официально, хоть капельку, хоть самую малость, и Орлов бы мухой улетел в отставку, и ладно еще, если «по состоянию здоровья».

– Мне бы тоже основательно досталось, хотя бы от пресловутой желтой прессы. И не только от нее. Это, Лев Иванович, знаете ли, старый и добрый ударчик в спину из арсенала «черного пиара»: не то у него украли, не то он украл… Не ново, но чертовски эффективно порой. В начале следующего года меня должен принять Президент России. Есть договоренность. В присутствии референта из Министерства экономического развития. Как, на ваш взгляд, состоялся бы этот прием в случае непристойного скандала вокруг моего имени? – Набоков немного помолчал, задумавшись, а затем продолжил: – На кону громадные деньги, госзаказ очень солидных масштабов. Я ведь уже наладил обеспечение уникальными реактивами не только нашей издыхающей науки, нет! Оборонке – а она, к вашему сведению, сейчас начинает бурно возрождаться – тоже нужны сверхчистые и сверхдорогие препараты, а в России организовать их производство могу только я. Только! Крупнейшие химико-фармакологические консорциумы: «Рон Пуленк» – это Франция, «ЛКБ-Фармация» – наши скандинавские заклятые друзья, еще более заклятые друзья из возрожденной Германии – это «Грейнер», они на все готовы, чтобы уникальную продукцию покупали у них, а не у меня. Замечу, что качество моего товара будет выше, а цена – дешевле.

– И кто-то из них… – начал Гуров, но Юнес Саидович азартно перебил его.

– Нет! Не из них. Это почти наверняка «Зомга Энридж». Янкесы вместе с гордыми британцами. Акулы, каких мало. Остальные рядом с ними – плотвички полудохлые. Тех, кого я перечислил ранее, эта публика из Сиэттла успела крепко взять за глотку, а тут такой рынок в перспективе намечается, весь бывший Союз! Они уже предупреждали меня, даже пытались завладеть контрольным пакетом акций моего холдинга. Не получилось. Я им крепко врезал по рогам, милые американские мальчики пошли за шерстью, да вернулись стриженными. А теперь, значит… Решили пойти нестандартным путем! Да вы зря в моих словах сомневаетесь, господин полковник, я уверен на триста процентов. Но кто же из их агентуры – да-да, не удивляйтесь, промышленный шпионаж и тайная война отнюдь не выдумки – кто же знает меня настолько неплохо – как личность, не как бизнесмена – чтобы так грамотно закинуть в ваши структуры дезу? С кем из этих оборотней я мог тесно общаться, не обратив внимания на то, что это оборотень? Кого я просмотрел в своем окружении?

– Почему, – задумчиво поинтересовался Лев, – вы считаете, что этот «кто-то» из близких к вам людей?

– А потому, милейший, – иронично усмехнулся гуровский собеседник, – что я не распинаюсь на каждом углу о своей застарелой русофобии. Слишком близка к оригиналу получилась карикатура на меня. Я ведь, – он даже глаза прищурил, – и впрямь не прочь был бы устроить что-то вроде той акции, о которой вы мне поведали. Нет, это так, мечты… Но просто, чтобы доказать и показать, как глубоко я ненавижу вашу бывшую империю, безразлично цари там вами правили или генсеки, а еще больше – вашу ублюдочную демократию. Удивлены?

– Да не особенно, – осторожно отозвался Лев.

– Дело лишь в том, что на моей родине еще не забыли, как известный герой, покоритель Антарктики и выдающийся мореплаватель адмирал Лазарев – в его честь даже городок на Черноморском побережье назван! – пушечным огнем своей флотилии сравнивал с землей береговые селения наших предков, – сказал Набоков с брезгливым выражением лица. – Да и в дальнейшем вы не стеснялись, какая уж тут любовь! Что ж до демократии и прочего… Демократический правопорядок требует согласовывать свои действия с волеизъявлением большинства. Но! Не посягает на личные мнения. Скажем, Сократу, выпившему чашу с ядом по приговору демократического большинства, в голову не приходило согласиться со справедливостью обвинения. Да никто от него этого и не ожидал. Вот и от меня не стоит ожидать поддержки любых начинаний и институтов современной, да хоть бы любой, в принципе, российской власти! Я говорю все это вам не для красного словца, но чтобы вы четко поняли: я согласен сотрудничать с вами как личностью, но не с организацией, в которой вы служите. Именно поэтому паршивую овцу в своем окружении я собираюсь искать сам, без помощи «компетентных органов», просто потому, что это моя отара. И списочек наиболее близко мне людей, которые могли бы предать, вы от меня не получите, а ведь хотели попросить, не так ли? Зато я вам окажу любую другую посильную помощь. Неофициально. Что вам нужно для скорейшего решения этого дела? Деньги? Информационные ресурсы? Люди?

Гуров некоторое время помедлил с ответом, глубоко задумавшись.

– А знаете, Юнес Саидович, – он вдруг хитро подмигнул собеседнику, – меня по некоторым причинам такая неофициальность наших отношений более чем устраивает. Ведь недаром же я познакомился с вами таким экзотическим способом. Деньги? Нет, разве что оплатите рихтовку моего «Пежо», идет? Отлично! А вот люди… Не исключено, что мне понадобятся вскоре двое-трое крепких парней из вашей охраны. И тогда же – надежный неброский автомобиль. Вас это не затруднит?

– Вот телефонный номер. Через час после вашего звонка из любой точки Москвы в любое время суток мои люди будут в вашем распоряжении. Машину выберете сами, мой гараж к вашим услугам. Единственный вопрос: мои люди должны явиться с боевым оружием? Они будут задействованы в силовой акции?

– Задействованы будут, а вот оружия – не надо. А вы молодец, сразу догадались об «акции». Странно, отчего не поинтересуетесь – почему я не планирую в ее проведении использования наших, милицейских кадров…

– Я, кажется, догадываюсь, почему, – мрачновато усмехнулся Набоков.

– Правильно догадываетесь, – кивнул в ответ Лев.

Лев в сопровождении хозяина особняка уже почти пересек обширный холл первого этажа, направляясь к выходу, как вдруг чуть не под ноги им с громким радостным подмяукиванием выскочила громадная рыжая кошка с яркими тигровыми полосками. Небольшие раскосые глаза животного горели зеленым огнем; хвост, роскошный и пушистый до изумления, гордо был задран вертикально вверх.

Гуров испытал чувство, называемое «дежа вю» – столкновение с чем-то уже пережитым, уже бывшим с ним. Где ж это он совсем недавно видел очень похожего представителя славного семейства кошачьих?! Позвольте…

– Японский харачу! – с некоторым изумлением, но уверенно произнес Лев.

– Точно, – со значительно большим изумлением воскликнул хозяин кошки. – А вы что, разбираетесь в фелинологии?! Нет, не пугайтесь, Лев Иванович, это не изощренная матерщина, это всего лишь наука о кошках так называется. Кису зовут Айшат, моя любимица! Таких во всей Москве…

– …всего штук пять, – закончил Гуров эту фразу, недавно услышанную им от Александры Бурновой, подумав про себя: «Вот так весело! Еще одно случайное совпадение? Проверим!» – А вы, наверное, знакомы со всеми этими пятью, то есть, я хотел сказать, с их хозяевами?

– Естественно. Это же редчайшие животные! О, – ответно усмехнулся Набоков, – я говорю про котов, а не про хозяев. А хозяева… Есть, знаете ли, такой элитный клуб любителей кошек «Felis», почти все владельцы харачу – его члены. И я в их числе, но почему вас это интересует?

– Меня интересует один конкретный котик этой породы. Здоровенный зверь, очень похож на вашу Айшат. По кличке Хантер.

– Хм, – вновь усмехнулся Юнес Саидович, – еще бы не похож, когда он ее сыночек. Ее и Рашида – это тоже мой кот, харачу, естественно. Я ведь и привез эту породу в Россию. Постойте, Хантику сейчас года два или около того.

– Хозяйку Хантера вы тоже знаете? – продолжал спрашивать удивленного бизнесмена Лев, обратив внимание на то, что тот назвал бурновского кота уменьшительным именем.

– Алю Бурнову? Да, мы с ней, – Набоков слегка замялся, – хорошие знакомые. Приятели даже.

«Вот оно как», – подумал наблюдательный Гуров, отметив эту многозначительную заминку. – Там же, в клубе, познакомились, да?

– Да-а, – протянул в ответ Набоков, – но какое все это имеет отношение…

– Боюсь, что самое прямое. – Гуров сочувственно посмотрел в глаза собеседника и спросил: – Скажите – только учтите, это не досужее любопытство выжившего из ума мента – вы ведь… по-настоящему тесно знакомы с Бурновой? Она хорошо знает ваши привычки, ваш образ жизни, да? В курсе ваших интересов, в том числе и деловых… Я не ошибся?

– Не ошиблись, – резко ответил Набоков, гордо вскинув голову. – Я вдовец уже более десяти лет, и что, по-вашему, я уже не могу понравиться молодой красивой женщине? Да, я бывал с Алечкой достаточно откровенен. И что? При чем тут Аля, скажите наконец!

– Пока нет. Это не каприз, так нужно, – тихо, но тоном, исключающим всякие возражения, сказал Гуров. – Прошу вас ничего о нашей встрече и разговоре Бурновой не говорить. Вы ведь никогда не интересовались, кто ее родители? Жаль. И… скажу вам, как мужчина мужчине: приготовьтесь к серьезному разочарованию. С большой, увы, долей вероятности списочек, о котором вы упоминали, просто не потребуется.

Набоков побледнел до синевы.

– Что, вы подозреваете Алечку в участии… В этом… В игре против меня? Вы грубо ошибаетесь, этого не может быть! Вообще, – сдержанность изменила ему, следующие слова он буквально выкрикнул, – при каком шайтане здесь наши кошки?!

… «Да, – размышлял Гуров, подъезжая к своему дому на «Рэйндж-Ровере», взятом в набоковском гараже, – везет мне на кошек в этом деле. То бабулькина отечественная Мурочка, то вот японцы элитные… Еще малость, так сам шерстью обрасту и замяукаю!»

Ах, как удивился бы и расстроился Юнес Саидович Набоков, если бы каким-то чудом услышал коротенький телефонный разговор, состоявшийся девять дней тому назад!

Тогда, в утро четверга, как раз в тот момент, когда Гуров подходил к дому Музы Григорьевны Сукалевой, в одной из комнат только что покинутой им квартиры отца Михаила дочь священника Александра Бурнова набрала телефонный номер. Она еще раз проверила, достаточно ли плотно закрыта дверь комнаты, явно не желая, чтобы ее разговор был кем-либо услышан, и, чуть понизив голос, заговорила в трубку на хорошем – а еще говорят, что на нашем филфаке учат неважно! – английском:

– Hey, John! Glad to hear you. Now listen attentively and don't interrupt me. I have something importеnt to tell you. We are all in danger! (Привет, Джон! Рада тебя слышать. Слушай внимательно и не перебивай. У меня для тебя кое-что важное. Мы все в опасности!), – и, видимо, не совладав с расшалившимися нервами, вдруг буквально рявкнула, явно не заботясь о том, поймет ли ее собеседник: – Вот тебе и «What?», идиот нерусский, хвост у нас в мясорубке! – после чего прибавила на языке родных осин та-акое выраженьице, что знал бы пресловутый John русский так, как она его язык… На пол бы грохнулся от изумления.

Однако она быстро успокоилась, взяла себя в руки. Вновь перешла на язык Шекспира…