– Как это? Я не понял. – Орлов развернулся на каблуках, и его широкая спина загородила почти половину оконного проема. Падавший из окна свет ложился теперь ему прямехонько на затылок, и выражение лица, погрузившегося в тень, разглядеть было невозможно. – Ну-ка, давайте еще раз, умники. Так сказать, популярно. Для средних умов.

– Ты себя недооцениваешь, Петя, – с усмешкой парировал Гуров.

Все трое собрались в кабинете генерал-лейтенанта на импровизированной утренней летучке. Импровизированной она была потому, что, как правило, Орлову редко удавалось выдернуть сыщиков к себе на ковер, если те полностью погружались в оперативную работу, тесно сопряженную с тем или иным делом. При таком положении со стороны Гурова и Крячко начиналось полное игнорирование вышестоящего по должности товарища, что, в свою очередь, естественно, не могло не вызывать недовольства Петра Николаевича. Но ему приходилось мириться с данным положением вещей.

Так происходило всегда. Несмотря на то, что Гуров и Крячко заслуженно относились к лучшим оперативным сотрудникам Главного управления уголовного розыска, дисциплина у этой неразлучной парочки явно хромала. Орлов не помнил ни одного случая, чтобы за время расследования друзья составили грамотный отчет о проделанной работе. Позже, когда дело можно было считать закрытым, общими усилиями им удавалось свести документацию к нужному состоянию. И то бывали случаи, что одно дело тут же сменялось другим, и основная бумажная работа ложилась именно на Орлова. Петр Николаевич только и был занят тем, что старательно прикрывал задницы подчиненных и ловил сыпавшиеся сверху шишки, которые, в общем-то, должны были принадлежать совсем не ему.

В этот раз повторялась привычная история, и все вчерашние попытки генерал-лейтенанта связаться с оперативниками после вызванной смертью Татьяны Прыткуновой бури не увенчались успехом. Мобильники Гурова и Крячко не откликались на его вызовы. Орлов матерился, но изменить ситуацию в свою пользу не имел возможности.

А вот сегодня бравая парочка явилась к нему в кабинет сама. После третьего, наверное, по счету вызова, но сама. Произошло это уже где-то в половине одиннадцатого утра.

Крячко откашлялся в кулак и в очередной раз поведал генералу о своих вчерашних подвигах. В отличие от Орлова, Гуров въехал в суть еще вчера, а потому сидел сейчас с отсутствующим выражением лица, размышляя, вероятно, о каких-то иных аспектах дела.

– Машина мне сказала: «Будьте добры, зарегистрируйтесь, пожалуйста, на сайте, уважаемый господин Крячко. Если вас это не затруднит. Я понимаю вашу занятость…»

– Хватит, – оборвал подчиненного Орлов. – Это я уже понял. Любой компьютер ценит личное время Станислава Крячко и относится к нему с должным уважением. Что было после того, как тебя галантно и витиевато попросили зарегистрироваться?

– Я стал вводить данные. – Полковник прекратил хохмить и переключился на серьезный деловой тон. – Имя, фамилию, пол, возраст и т. д. и т. п. Причем каждый раз мне предоставлялся широкий выбор. Я с тем же успехом при регистрации мог бы назваться Васей Сидоровым, и тупая машина поверила бы мне на слово. Это не проверяется. Никак. Понимаешь, Петя? Более того, я мог бы добавить к этому, что Васе Сидорову сто двадцать четыре года и у него женский пол. Все! Это бы тоже проканало. Далее та же история и с городом. С одинаковым успехом в анкете можно указать местом моего проживания Париж, Мадрид, Милан, Мухосранск…

– Стоп! – опять прервал Крячко Петр Николаевич. – Что же это получается? Я, значит, могу назвать себя Джоном Смитом восемнадцати лет, проживающим в Нью-Йорке, а сам преспокойно общаться с молоденькими симпатичными дурочками прямо отсюда, из своего кабинета? Так, что ли?

– Совершенно верно, – кивнул Станислав. – Зарегистрировать тебя?

– Зачем? – не понял Орлов.

– Чтобы ты мог общаться с молоденькими симпатичными дурочками и морочить им голову.

Генерал-лейтенант от души послал своего подчиненного, нисколько не стесняясь в выражениях, и вернулся за свой рабочий стол. Сел и положил на столешницу сцепленные в замок пальцы.

– И это никак не проверяется?

– Теоретически нет, – улыбнулся Крячко.

– А практически?

Общение со Станиславом уже изрядно утомило Орлова, и потому его последний вопрос был обращен к Гурову. Молчавший до сего момента Лев демонстративно пожал плечами.

– Практически нет ничего невозможного, Петя, – невозмутимо ответил тот. – Правда, задачка не из простых, но она решаема. Я еще вчера созвонился с одним специалистом в области компьютерных технологий, и он пообещал пособить нам в этом вопросе. Нам надо установить личности тех шестерых молодых людей, которые общались и со Светланой Сидько, и с Мариной Филоретовой. А еще лучше знать, с какого компьютера они вступали с девушками в переписку. Андрей заверил меня, что последнее как раз можно вычислить через «айпишник» и весь процесс займет максимум сутки. То есть я надеюсь, что сегодня к вечеру или, в крайнем случае, завтра утром у нас с вами будет объективный результат.

– Что такое «айпишник»? – нахмурился Орлов.

– Не вникай, Петя, – отмахнулся полковник. – Голову сломаешь. Я и сам не настолько хорошо разбираюсь в подобных вопросах, чтобы на пальцах объяснить тебе суть. Но сам кое-какое представление имею.

– Ладно. – Петр Николаевич не стал окунаться в беспричинные споры и, как бы подводя черту под этой темой разговора, переключился на иной, куда более волновавший его вопрос: – А что там у вас с убитой девушкой? Как бишь ее фамилия?

– Прыткунова, – услужливо подсказал Крячко. – Татьяна Прыткунова.

– Да. – Орлов покосился в его сторону и снова сосредоточил внимание на Гурове. – Что по этому вопросу? Мне вчера всю плешь проели…

– Какая мерзость, – не удержался от очередного высказывания Крячко. – Просто не представляю, как кто-то может такое есть. Впрочем, как известно, о вкусах не спорят. Да и аппетит, говорят, приходит во время еды…

Но Орлов попросту проигнорировал слова полковника. Не повернул головы в сторону соратника и Гуров.

– У Татьяны появился приятель недели за полторы до того, как она исчезла, – поведал генерал-лейтенанту Гуров. – Его зовут Сергей. Они познакомились в «Русалочке» в присутствии подруги Татьяны. Так что на этот раз у нас появилась реальная зацепка. Парня видели и готовы опознать. Я имею в виду подругу погибшей Ларису Логинову. Сегодня утром Логинова явилась в управление, и с ее слов был составлен фоторобот подозреваемого…

– Подозреваемого? – живо переспросил Орлов. – То есть ты склонен подозревать, что смерть девушки – это его рук дело?

– Подозревать я могу кого угодно и сколько угодно, – уклончиво ответил Гуров. – Прямых доказательств по-прежнему нет. Но это ниточка. Я собираюсь потянуть за нее, а там будет видно. Фоторобот уже направлен в районные отделения милиции. Его получит каждый патрульный и участковый. Так что рано или поздно мы все равно задержим этого Сергея и предъявим его для опознания Логиновой. К сожалению, ничем иным, Петя, пока порадовать тебя не могу.

У Гурова действительно нечего было добавить к вышесказанному. Дело с пропавшими девушками, одна из которых уже обнаружена в виде бездыханного тела, неумолимо буксовало на месте. Полковника не могло не трогать это обстоятельство, и он мрачно рассматривал ситуацию то с одного, то с другого ракурса в попытке разобраться.

Орлов звонко хрустнул костяшками пальцев и после этого сложил перед собой руки, как примерный первоклассник на открытом уроке.

– Помнится, ты говорил, Лева, что и у других девушек была похожая история, – неторопливо растягивая слова, произнес генерал-лейтенант, глядя в пустоту над левым ухом подчиненного. – У них тоже имелись ухажеры, отношения с которыми зародились не так давно. Верно?

– Да. Такая ситуация наблюдается и у Ирины Гордеевой, и Марины Филоретовой. Что касается дочери этого скандального журналиста, благодаря стараниям которого и поднялась волна вокруг этого дела, то тут еще предстоит прояснить обстановку, – монотонно вещал полковник. – Но, как я уже докладывал, ни дальнобойщика Филоретовой, ни человека, к которому, со слов матери, отправилась на свое последнее свидание Гордеева, никто, кроме самих девушек, не видел. Мы не располагаем их описанием…

– Но есть основания полагать, что это один и тот же тип? – Генерал высказал вслух потаенные мысли Гурова.

Полковник кивнул:

– Да, я не исключаю подобную версию.

– И в этом случае тела девушек тоже где-то припрятаны. Это плохо, ребята, очень плохо. Не хотелось бы, чтобы результатами наших поисков были только трупы.

– Мы тоже не хотим этого, – мрачно заявил Крячко.

Гуров промолчал. Если бы он мог определить, по какому принципу преступник отбирает свои потенциальные жертвы, они могли бы остановить психопата. А так… Он все еще контролировал ситуацию. Он, а не оперативники уголовного розыска. От мысли, что, возможно, именно сейчас, в эту самую минуту, маньяк-серийник расправляется со своей очередной жертвой, Гурова передернуло. Он поймал себя на том, что подсознательно ждет и боится того момента, когда на его рабочий стол ляжет новое заявление об исчезновении молодой особы в возрасте от двадцати одного до двадцати семи лет. Преступник все еще на шаг впереди них и способен подкинуть дополнительную работенку.

Гуров поднялся на ноги и одернул пиджак. Его лицо оставалось хмурым и сосредоточенным. Нельзя сидеть здесь и переливать из пустого в порожнее. Надо действовать. Надо торопиться. Надо предпринимать хоть какие-то шаги для достижения намеченной цели. Бездействие – хуже всего. Оно просто невыносимо.

Генерал понял порыв подчиненного без лишних комментариев. Он тоже встал из-за стола и протянул Гурову руку:

– Ладно, продолжайте работать, ребята. Но прошу вас, не исчезайте. Держите меня в курсе дела.

– Если такой курс будет. – Крячко обменялся с генералом рукопожатиями вслед за Гуровым. – Тогда мы непременно отзвонимся.

Они покинули кабинет непосредственного начальника, пересекли приемную, даже не заметив при этом призывно вскинутой головки секретарши Орлова Верочки, и оказались в коридоре.

– Не пойдем к себе, – решительно заявил Гуров. – Давай-ка спустимся на улицу, Стас. Хочу подышать свежим воздухом. Это духота начинает действовать мне на нервы. Я от нее тупею.

– Это просто старость, – по привычке поддел соратника Крячко, но принципиально возражать против прогулки не стал.

Жара уже была не такой назойливой, как в предыдущие дни. Общее марево, конечно, сохранялось, но вездесущее солнышко теперь периодически пряталось за набегавшими облаками, а порывы западного ветра разгоняли застоявшийся воздух. Одинокий зеленый лист, сорванный с кроны тополя, упал к ногам Гурова, когда тот вошел в сквер и направился к облюбованной им пустующей скамье. Крячко шел рядом, лениво шаркая ногами по раскаленному асфальту. Голова Станислава понуро лежала на груди, и он пыхтел подобно старинному паровозу.

Мимо оперативников стремительно пронеслась орава школьников, размахивая в воздухе ранцами. Их предводитель, мальчишка лет десяти, с круглыми, как два блюдца, глазами и разукрашенными ссадинами локтями, указал на что-то впереди, видимо, обозначив определенную цель, и дети, выкрикивая на ходу что-то нечленораздельное, унеслись в дальний конец сквера.

Мужчина с огненно-рыжей курчавой шевелюрой и такого же оттенка густыми усами выгуливал спаниеля, помахивая зажатым в руке поводком. Сама псина весело бежала рядом, то и дело сбиваясь с заданного курса и ныряя в кустарник с целью пометить территорию. Но неизменно возвращалась после этого к ноге хозяина.

На соседнюю скамейку приземлились две девушки лет двадцати пяти. Одна достала из сумочки тонкие дамские сигареты, угостила подругу, и они закурили. Дым ровной непоколебимой струйкой ушел вверх и растворился где-то в тени густой зеленой листвы.

Жизнь шла своим чередом. Несмотря ни на что, люди жили в своем привычном ритме, не задумываясь о том, что среди них, в многолюдной толпе огромного мегаполиса, затесался опасный и непредсказуемый в своих действиях маньяк. Кого это волновало, пока несчастье не затронуло тебя самого или кого-то из близких тебе людей? Только тех, для кого обнаружение этого самого маньяка являлось непосредственной обязанностью. Оперативников уголовного розыска. Да, пожалуй, так оно и было.

Гуров мял в руках распечатанную пачку сигарет, но закуривать не торопился. Расположившийся справа от него Крячко, забросив одну ногу на другую, уже окутался сизым дымом. Гуров бросил взгляд на наручные часы.

– Я вот думаю, Стас, Владимир Сидько сейчас в редакции или прочесывает город в поисках очередной сенсации?

Крячко провернулся и изобразил на лице гримасу непередаваемого ужаса.

– Нет, – сказал он.

– Что – нет?

– Я отказываюсь встречаться с этим засранцем. Лучше достань ствол и пристрели меня на месте. Хочешь, я тебе свой дам?

– Успокойся, – отмахнулся Гуров, отказываясь принимать сейчас юмор напарника. – Я сам хочу нанести визит нашему баламуту. Он только кричит на все лады о том, что оперативники бездействуют, а сам до сих пор не поставил нам никакой надлежащей информации. Не считая той, что ты выбил у него.

– Он, наверное, и так считает, что оказал нам этим огромную честь, – поморщился Крячко. – Преподнес, так сказать, разгадку всего дела на блюдечке с голубой каемочкой.

– Но нам так ничего и не известно о личной жизни Светланы.

– Да там и не было никакой личной жизни, – презрительно заявил Станислав. – Она моталась каждый вечер по клубам. Знакомилась с ребятами, расставалась. И все! У нее интимных связей за последний месяц было больше, чем у меня за всю сознательную жизнь.

– Ну, это не показатель, Стас, – не сумел-таки удержаться от смеха Гуров. – И я на твоем месте не гордился бы этим, а, напротив, благоразумно помалкивал.

– Куда уж мне до тебя, плейбой, – огрызнулся Крячко.

Гуров закурил наконец и выпустил дым в сторону. Девушки на соседней скамейке о чем-то негромко переговаривались, с усмешкой поглядывая в их сторону. Может, слышали последнюю фразу Станислава? Да ладно. Так или иначе, полковнику было не до мнения окружающих.

– Поступим так, Стас. Я побеседую с Владимиром Сидько, а ты возвращайся в отдел и держи, что называется, руку на пульсе. Чем черт не шутит, вдруг уже сегодня мы выудим информацию по Сергею, чей фоторобот разошелся по районным УВД? Или мой программист позвонит. Хотя он скорее свяжется со мной по мобильному. В любом случае не расслабляйся.

– А когда я расслаблялся?

– Я на будущее предупредил.

– Пожрать-то хоть можно? Ничего расслабляющего есть не стану.

Девушки докурили свои тонкие сигареты, но не спешили покидать насиженное место. Похоже, у них была масса свободного времени, и торопиться куда-то не имело никакого смысла. Гуров даже слегка позавидовал им. Будь его воля, он бы тоже часок-другой посидел вот так в тенечке. Можно даже в полной тишине. Или под монотонный однообразный лепет Станислава. Вставать и идти куда-то точно не хотелось. Но выбора у полковника не было.

– Пообедай и возвращайся на рабочее место, – милостиво разрешил он Крячко. – А я пойду, Стас. Если его не окажется в редакции, подожду. Телефон у меня с собой. Если что, сам знаешь.

– Знаю, знаю. Если что, позвоню.

Гуров поднялся и двинулся к выходу из сквера. Крячко некоторое время продолжал сидеть, провожая напарника взглядом. Затем тоже поднялся, коротко мазнул взглядом по оголенным бедрам двух девушек. Юбки их были настолько коротки, что даже их полное отсутствие в целом не сильно изменило бы положение вещей.

– Девушки, вы бы прикрыли коленки, – с улыбкой обратился к ним Станислав. – И вам теплее будет, и я дрожать перестану.

Они прыснули от смеха, и одна из них, та, что была пофактуристее, со свободно колыхавшимся под блузкой бюстом, что-то негромко ответила полковнику. Но он уже не слышал ее слов, а оборачиваться и переспрашивать счел для себя излишним. Путь Крячко лежал в бистро на углу.

До здания редакции газеты «Столичный вестник», где трудился Владимир Григорьевич Сидько, Гуров дошел пешком. Это отняло у него не более двадцати минут, но этого времени оперативнику оказалось достаточно для того, чтобы настроиться на предстоящую беседу.

Сидько оказался на месте. Гуров узнал об этом еще от вахтера, пожилого словоохотливого мужчины с седыми, уложенными на косой пробор волосами. В лифте полковник поднялся на четвертый этаж и зашагал по коридору направо. Сотрудники редакции деловито сновали взад-вперед по каким-то своим профессиональным делам. В руках у некоторых из них Гуров заметил сегодняшний свежий номер газеты «Столичный вестник». Было бы очень удивительно, если бы в нем не оказалось статьи Сидько, посвященной тому, как вчера был обнаружен труп одной из пропавших девушек.

«Отдел криминальных новостей» – гласила табличка на двери, и полковник решительно переступил порог помещения. Кроме Владимира Григорьевича, занимавшего место у окна, в кабинете присутствовали еще трое его коллег. Двое мужчин в возрасте Гурова и женщина лет тридцати. Сидько, не поднимая головы, волосы на которой, как всегда, торчали в разные стороны, азартно постукивал по клавиатуре, выдавая на экран текст какого-то очередного скандального шедевра. Гуров приблизился к столу журналиста и остановился, тактично откашлялся, привлекая внимание.

Сидько оторвался от своего занятия, энергичным жестом сдернул с переносицы очки, узнал Гурова и, ухмыльнувшись, щелкнул мышкой, свернув на экране монитора окно с набранным текстом. Видно, ему не хотелось, чтобы кто-то оценивал его еще не завершенную работу.

– Господин сыщик! – Владимир подергал зачем-то мочку своего левого уха. – Вы опять по мою душу? Недостаток информации? Что вы хотите узнать? Не нашел ли я еще труп своей дочери? Я разнесу ваше управление в пух и прах, если такое случится.

– Какой смысл сыпать угрозами? – невозмутимо парировал Гуров и, не дождавшись приглашения журналиста, сел на пустующий стул справа от рабочего места Сидько.

Несколько секунд Владимир молча смотрел на своего оппонента. Кадык мужчины нервно дернулся, а глаза сошлись в подозрительном прищуре. Гуров вдруг почувствовал, что перед ним не только криминальный обозреватель столичной газеты, но и раздавленный внутренним страхом за свое чадо отец. Хотя Сидько всегда и во всем старательно пытался скрыть от посторонних взглядов эту свою чисто человеческую сущность.

– Скажите, Гуров, – он выдержал испытание, и интонации нисколько не изменились, – есть хоть какой-то шанс, что Света жива? Или это утопия?

Он сам давно ответил себе на этот вопрос. Гуров знал, что, несмотря ни на что, Сидько – профессионал и далеко не первый год работает обозревателем криминальных новостей. Но одно дело – вести беседы на эту страшную тему с самим собой, и совсем другое – услышать мнение со стороны.

– Я не гадалка, господин Сидько. – Полковник тоже был объективен. – Смерть Татьяны Прыткуновой подтверждает брошенный вами месяц назад слух о серийном маньяке… Но это еще не значит, что ваша дочь попала ему в руки. Я не очень верю в совпадения, но еще меньше я верю непроверенным фактам. Доказательств недостаточно.

– Труп Светы стал бы таким доказательством? – с неприкрытым вызовом бросил Владимир.

Полковник не ответил на его вопрос. Между мужчинами лежала сейчас непреодолимая пропасть. Светлана Сидько была первой из пропавших девушек, и Гуров работал сейчас на то, чтобы предотвратить дальнейшие действия преступника, а не исправить уже содеянное им. Это было выше его возможностей. Владимир, напротив, мечтал, чтобы время повернулось вспять, и эта его мечта действительно была утопией.

– Нам кажется, что мы напали на след, – после непродолжительной паузы сказал оперативник.

– Кажется?

– Да. Кажется. – Гурову ничего не оставалось в этой ситуации, как проигнорировать насмешливый тон журналиста. – У трех девушек, включая и покойную Татьяну Прыткунову, незадолго до их исчезновения наметились романтические отношения с молодым человеком. Возможно, это разные люди, а возможно, одно и то же лицо, что уже само по себе, как вы, должно быть, понимаете, могло бы служить ключом к разгадке и появлению на горизонте реального подозреваемого. В двух случаях из трех молодого человека не видел никто, кроме самих исчезнувших девушек. В третьем случае имеется свидетельница, давшая нам описание кавалера. Как раз кавалера Татьяны, кстати. Взгляните, Владимир Григорьевич.

Гуров выудил из внутреннего кармана пиджака листок бумаги с фотороботом мужчины. Лист перекочевал из пальцев оперативника в руки журналиста, и Сидько вновь нацепил на нос свои очки.

– Вам не знакома эта личность? – спросил полковник.

Владимир разглядывал изображенное на бумаге лицо довольно долго. Дергал мочку уха, скреб пальцами подбородок, подносил листок к свету, падавшему из окна. Крячко был прав. Знакомых мужского пола у Светланы хватало с избытком. Сидько, наверное, пытался воссоздать в памяти образы всех тех, кого он помнил, но задачка была не из легких. Наконец он оставил это занятие.

– Не могу припомнить никого похожего, – признался он, и в его голосе вроде бы как скользнули виноватые нотки. – Я могу оставить фоторобот себе? Возможно, я вспомню и…

– Разумеется, Владимир Григорьевич. А что вы можете сказать мне насчет личной жизни Светланы? Насколько я знаю, – теперь пришла очередь Гурова не щадить своего собеседника, – она была у вашей дочери, мягко говоря, беспорядочной…

Сидько вспыхнул и сильнее обычного дернул мочку левого уха, которая и так уже изрядно покраснела.

– Что значит беспорядочной?! Подбирайте слова и выражения, когда вы говорите о…

– Не стоит так заводиться, – осадил его Гуров, буквально вонзая пристальный взор в переносицу Владимира. – Мы оба отлично знаем, о чем идет речь. Кавалеры у Светланы сменялись с такой быстротой, что, кажется, даже вы не в состоянии были уследить за этим процессом. Я не прав? Думаю, что прав. И вы это признаете. Но меня интересуют последние дни перед исчезновением Светланы. Вы заметили что-нибудь необычное? Какие-нибудь изменения?

Реакция Сидько слегка обескуражила Гурова. Сначала он насупился и, казалось, погрузился в некую раковину, из которой человека уже сложновато бывает выковырять. Но затем плечи журналиста осели, он весь как-то ссутулился, и глаза подернулись мутной поволокой. Полковник даже подумал, а не кажется ли ему это. Не разыгралось ли у него воображение? Но последующие слова и действия Сидько показали ему, что тот и в самом деле подавлен.

– Вы курите, полковник? – вроде бы не к месту поинтересовался Владимир.

– Курю.

Сидько кивнул:

– Пойдемте покурим.

Он выбрался из-за стола и направился к выходу. Гурову ничего не оставалось делать, как последовать за ним. Вдвоем они покинули кабинет, и журналист привел оперативника в конец коридора, где в ряд стояли три ветхих стула и покосившийся журнальный столик с большой, вместительной пепельницей по центру. Сидько угостил Гурова сигаретой, и мужчины закурили. Молчание журналиста длилось еще какое-то время, пока он нервно перекатывал в пальцах сигарету, затем подносил к губам, затягивался, шумно выпускал дым. Гуров спокойно ждал.

– Я был не очень хорошим отцом. – Признание далось Сидько с огромным трудом. Гуров машинально подумал о том, что, возможно, он первый человек, с которым Владимир разговаривает так искренне. – Впрочем, я даже сейчас лгу. Смягчаю слова. Я был плохим отцом, полковник. Очень плохим. И вот я за это наказан.

– Сейчас не время заниматься самобичеванием, – поморщился Гуров.

– Я хочу, чтобы вы поняли. – Сидько энергично ткнул сигарету в пепельницу и тут же потянулся в карман за новой. – Света практически во всем напоминала мне свою мать. Мою бывшую жену Лену. Вертихвостка! В один прекрасный день она просто объявила мне, что уходит. Что за мной нет будущего. Я – жалок и бесперспективен. Я догадывался, что она изменяла мне… Но вот так открыто сказать… И она ушла, бросив меня и ребенка. Я погрузился в работу. На Светку не хватало времени. Я думал, что если буду много работать, то добьюсь чего-нибудь… Докажу ей, что она ошиблась, считая меня… Впрочем, все это не важно, – он помотал головой, пытаясь сосредоточиться на том основном, что собирался поведать Гурову. – Света становилась такой же, и это раздражало меня еще больше.

– Я понимаю, – подбодрил собеседника полковник, заметив, что тот замолчал и пауза становится слишком затянутой.

– Я ничего не знаю о своей дочери. Ничего. Она редко появлялась дома, да и я… Я тоже, если честно, не шибко стремился туда. Мы с ней фактически не виделись. У каждого был свой мир. Я видел пару раз некоторых из тех парней, с кем она проводила время, но никогда не вникал, кто они, откуда, что собой представляют… Мне было все равно. Был ли у Светы кто-то, кого она любила? Черт его знает! И этот парень, – Сидько хлопнул себя ладонью по заднему карману брюк, где скрылся дарованный ему Гуровым фоторобот, – может, он и был в ее окружении, а может, и нет. Я сам виноват в том, что случилось. Только я сам… Но я очень хочу, чтобы она вернулась! Понимаете? Очень! Я готов отдать за это все!

Гурову нечего было ответить на эту пламенную тираду. Сидько был почти на грани истерики, и оперативник понимал, что ничего путного он от него не добьется. Ни сейчас, ни потом. Но поймал себя и на мысли, что ему вовсе не жаль Владимира Сидько.