– Для чего опять все эти сложности, Лева? Объясни нам, нерадивым.

Орлов большими размеренными шагами пересекал пространство своего рабочего кабинета. Руки заложены за спину, подбородок высоко вскинут. Генерал уже собирался отбыть домой, когда позвонил Гуров и сообщил, что они со Станиславом жаждут срочной аудиенции. Орлову ничего не оставалось делать, как пообещать дождаться неутомимых подчиненных.

Оперативники прибыли уже в одиннадцатом часу вечера. Крячко молча и сосредоточенно курил, не особо вникая в смысл того, о чем говорил Гуров. Напарник еще по дороге посвятил его в суть дела. В настоящий момент план выносился на рассмотрение вышестоящего начальства. То есть на рассмотрение Петра Николаевича.

– Хорошо. Объясняю, – Гуров покорно качнул головой. – Задержанный Черушкин рассказал мне много чего интересного. Основанного на его личном понимании патриотизма. Он – товарищ шизанутый, это сразу видно. Но некоторым его показаниям я склонен верить. Например, тому, что Альберт Белоненко прибыл в Москву договариваться о крупных поставках наркотиков с Украины. По-хорошему, мы могли бы просто передать это дело в УБНОН. А самому Белоненко вернуть даму его сердца со всеми надлежащими для данного случая извинениями. Однако остается одно «но», Петя. И я уже сказал тебе о нем. Вчерашняя перестрелка на загородном шоссе. Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, на кого работали люди, прибывшие на стрелку на старенькой «шестерке». Но прямых доказательств против уважаемого господина Белоненко у нас нет. А нет доказательств – нет и дела. Он плюнет нам в лицо и пошлет куда подальше. Не знаю, как тебе, Петя, но мне очень не нравится, когда какой-то украинский наркоделец плюет мне в лицо. Скажу и за Стаса. Он этого тоже не любит. А то, что сумеет УБНОН взять наркодельца на поставках наркотиков, – это еще большой вопрос…

Орлов остановил словесный поток полковника нетерпеливым взмахом руки. Гуров пожал плечами и покорно замолчал. Генерал остановился прямо напротив подчиненного и остро заглянул в его честные глаза.

– И потому ты предлагаешь очередную провокацию с участием все того же неугомонного уголовника, от которого у нас только прибавляется лишняя головная боль? – спросил он.

– Благодаря содействию Ружакова мы обезвредили опасную преступную группировку, – напомнил Гуров. – Какая же тут лишняя головная боль?

– Ружаков такой же бандит, как и они.

– Не совсем так, – полковник покачал головой. – Я не собираюсь делать из Ружакова святого, но за свои прошлые грехи он уже отсидел. Происходящее сейчас, хочется нам с вами того или нет, выглядит совсем иначе. На Ружакова нападают – он обороняется.

– То есть, по твоим словам, он герой? – Орлов от избытка чувств взмахнул руками.

– Почему герой? – Гуров остался невозмутим. – В данной ситуации он ведет себя нормально. Как вел бы себя я… Или ты, Петя…

– Ты защищаешь его?

– Я стараюсь быть объективным.

– К Кулаку нельзя относиться объективно, Лева, – вклинился в беседу Крячко. – Ты сам говорил: единожды преступив закон…

– Я помню, что я говорил, Стас, – полковник отмахнулся от соратника, как от назойливой мухи. – Речь сейчас вообще не об этом.

– Нет, об этом, – Орлов вернулся за свой рабочий стол и сел в крутящееся кресло. – Ты предлагаешь нам провести задержание группировки Белоненко по тому же принципу, по которому ты провел задержание Куличкова и его людей. То есть снова использовать Ружакова в качестве наживки.

– Совершенно верно, Петя…

– Но почему Ружаков? Почему опять он?

Гуров засмеялся, видя, как генерал под воздействием бушевавших внутри его эмоций фактически запутал самого себя.

– А у тебя что, к нему предвзятое отношение, Петя? – спросил он.

– Это у тебя предвзятое. Может, возьмешь его себе в напарники? Вместо Стаса? А его мы отправим на пенсию. Со всеми надлежащими почестями.

– Э-э-э! – Крячко подался вперед и обиженно выпятил нижнюю губу. – С какой стати? Я не хочу ни на какую пенсию. Ни с почестями, ни без. Мне еще рановато…

– Послушайте, – Гуров достал сигареты и закурил. Этот бесконечный спор ни о чем уже начинал изрядно утомлять его. Не говоря уже о том, что на болтовню уходило сейчас драгоценное время. – Я уже в сотый раз, наверное, объясняю вам одно и то же. Так получилось, что волею судьбы Ружаков оказался замешан в эту историю. Его срисовала как та, так и другая сторона. Мы использовали его как приманку для Куличкова, и это сработало. Теперь я уверен, что такая же комбинация окажется эффективной и в случае с Белоненко. Но я готов, товарищ генерал, в этот раз действовать не на собственный страх и риск, а взять с собой группу захвата. Ведь мы не имеем ни малейшего представления о численности украинской группировки.

– А что с этой девушкой? – Орлов начинал понемногу успокаиваться. – С Оксаной? Ты разговаривал с ней?

– Разговаривал, – Гуров выпустил изо рта облако дыма. – И то только после того, как ей вкололи успокоительное. Девушка пережила огромный стресс, и чисто по-человечески ее жаль, но…

Полковник вспомнил бледное, изможденное лицо Оксаны Пустовойтовой с зигзагообразными кровяными подтеками на подбородке. Вспомнил ее испуганные расширенные глаза, взлохмаченную прическу. Девушка мечтала только об одном: чтобы вся эта история, связанная с ее персоной, поскорее закончилась и она могла бы встретиться со своим возлюбленным Альбертом. А еще лучше поскорее вернуться с ним на родину.

Допрос Оксаны ничего не дал полковнику Гурову. Девушка не имела ни малейшего представления о том, чем в действительности занимается ее великовозрастный кавалер. Не знала она того, какой у него бизнес, что конкретно привело его по делам в Москву. Не знала стоящих за ним людей. Во всяком случае, так она утверждала, и у Гурова не было оснований сомневаться в ее искренности.

Не знала Оксана и того, где сейчас находится Альберт Белоненко. По ее словам выходило, что похищение, жертвой которого она стала, произошло прямо в здании аэропорта Шереметьево-2. После четырехчасового перелета ей потребовалось отлучиться ненадолго в туалет, и она оставила своего возлюбленного томиться в вынужденном ожидании. Вернуться обратно к Альберту в тот день Оксане уже было не суждено.

– Численность его группы? – недоуменно переспросила Пустовойтова, когда допрашивавший ее полковник затронул эту тему. – Какой группы?

Гурову пришлось конкретизировать свой вопрос:

– Сколько человек прибыли в Москву с вами и с Альбертом?

– Нисколько, – Оксана покачала головой. – Мы приехали с Альбертом вдвоем.

Гурову ничего не оставалось, как развести руками. В общении с девушкой он зашел в очередной следственный тупик, о чем в настоящий момент и проинформировал Орлова.

– Как видишь, мы вообще о них ничего не знаем. Все люди Белоненко были уже здесь, в Москве, когда он прилетел с девушкой в Шереметьево. Встречали его или нет? Она уже не могла этого видеть. И мы не знаем, где он затаился сейчас со своими «братками».

– И твой план?.. – Генерал устало повел плечами. Полковник умел проявить завидное упрямство, и спорить с ним было делом бессмысленным и бесперспективным. Орлов уже махнул на него рукой.

– Мой план прост, как и предыдущий, – Гуров уже торжествовал победу. – Даже еще проще. Ружаков звонит Белоненко, благо Оксана знает номер его мобильного телефона, и назначает ему встречу. Условия прежние. То есть те же самые, что выдвигал украинцу Куличков. Деньги в обмен на девушку. Я не могу предугадать сейчас, как поведет себя в этот раз Белоненко, но подозреваю, что он вновь отважится на силовую атаку. И, сам того не подозревая, угодит в расставленную нами ловушку. Конечно, Пустовойтовой придется пережить еще пару не самых приятных часов в ее жизни, оставаясь в роли заложницы, но тут уж без моральных жертв не обойтись. А прощения попросим после победы…

В кабинете Петра Николаевича повисла звенящая тишина. Слышно было только равномерное постукивание настенных часов. Стрелки показывали двадцать минут одиннадцатого. Гуров настаивал на том, чтобы провести операцию в районе полуночи. Полковник и сам осознавал, насколько он устал и измотался, но старался не подавать виду перед коллегами.

Орлов все еще колебался, надеясь изыскать иной выход из сложившейся ситуации.

– Боюсь, сейчас не самое подходящее время отправлять нарочного в следственный изолятор… – Он замолчал, заметив, что Гуров как-то коварно и многозначительно улыбается. – Что?

– Ружаков сейчас не в изоляторе.

– А где он?

– В моем кабинете. Ждет.

– Один?

– За ним приглядывает майор Алябьев. – Гуров склонился к генеральскому столу и загасил сигарету в пепельнице. – Я не думаю, что у него сейчас имеется безумное желание убегать и скрываться. Ты никогда не слышал, Петя, как поступают волки, загнанные охотничьими псами?

– Нет, не слышал и слышать не хочу. – Плечи генерала ссутулились, будто под давлением какого-то невидимого груза. – Это ты у нас специалист по волкам, Гуров, а мы… Так, погулять вышли. Куда нам со свиным рылом в калашный ряд? Ладно, – Орлов толкнулся руками от столешницы и вновь поднялся на ноги. – Идите и работайте, парни. Я думаю, вас не нужно учить, как вести себя во время таких операций…

Гуров и Крячко с улыбками покинули свои места. Споры закончились. Генерал фактически дал подчиненным добро, а большего сыщикам и не требовалось. Один за другим они, уже не оглядываясь, покинули кабинет начальника.

Алябьев стремительно поднялся при появлении двух старших по званию коллег и вытянулся по стойке «смирно». Ружаков остался сидеть на прежнем месте. Он даже головы не повернул, продолжая скучающим взором разглядывать стекающие по оконному стеклу капли дождя.

– Свободен, – коротко бросил Гуров майору, и тот живо ретировался за дверь.

Крячко прошел к своему столу и вынул из верхнего ящика табельное оружие. Неторопливо пристроил его в наплечной кобуре. Гуров сел напротив Ружакова.

– Депрессия, Кулак? – бодро обратился он к молодому человеку.

– Когда вы жаждете меня видеть, полковник, на меня всегда нападает депрессия. Зачем я понадобился вам на этот раз? Опять идем на войну?

– Ты угадал, – в этот момент Гуров встретился глазами с повернувшимся в его сторону Ружаковым и заметил, что в зеленоватых зрачках бывшего столичного рэкетира царит пустота. – Мы взяли одну сторону участвовавших в той вчерашней перестрелке. Теперь возьмем и другую. Похищена девушка, Кулак. Из-за нее-то, честно говоря, и разгорелся весь этот сыр-бор. Присутствовали, конечно, и второстепенные факты, но основная причина все-таки она. Сейчас девушка в наших руках. Надо позвонить тем, кто должен был заплатить за нее выкуп, и договориться о новой встрече. Сегодня в полночь на старом кладбище.

– Позвонить должен я?

– Пойми, Кулак, я полагаю, вторая сторона тебя тоже вычислила и наверняка считает организатором похищения. Не станем же мы банду разочаровывать. Ты позвонишь, представишься, забьешь «стрелку». Все, как полагается. – Излагая Ружакову свой план, Гуров машинально барабанил пальцами по столешнице. Он никогда не нервничал, если полагался на самого себя и собственные силы. Но другое дело, если хотя бы частично успех планируемой операции зависел от действий другого, совершенно постороннего человека. – Что скажешь, Кулак?

Ружаков усмехнулся и снова уставился на оконное стекло:

– Мне все равно. Остается только прежний вопрос. Как и в прошлый раз. У меня будет оружие?

– Нет. На этот раз нет. Я больше не могу доверять тебе, Кулак, – серьезно ответил Гуров. – Тебе дай только волю, и ты полгорода перестреляешь. А меня за это, знаешь ли, по головке не погладят.

– Значит, я – просто живая мишень? Ведь, насколько я понимаю, вам нужно дождаться, когда противник первым начнет боевые действия… И только тогда вы сможете вступить в игру.

– Да…

Ружаков был прав. Гуров не мог не признать этого. Полковник быстро взглянул на напарника, но Крячко только равнодушно пожал плечами. Дескать, поступай как знаешь.

– Мы дадим тебе бронежилет, Кулак.

– И пуленепробиваемую каску, – со смехом подхватил бывший уголовник. – То-то «братки» подивятся. И главное, вы не вызовете у них никаких подозрений о возможной засаде.

– Черт возьми! – Гуров почувствовал растущее в нем раздражение. – Чего ты хочешь, Кулак?

Ответ, казалось, был готов у Ружакова заранее. Он решительно посмотрел в лицо полковника и произнес:

– Мне понадобится нормальная тачка. Необязательно со всякими там наворотами, но приличная. Чтобы диссонанс между джипом Боксера и тем, на чем приеду я, был не слишком сильным. В салоне только я и девка. И «ствол». «Ствол», который я должен буду засветить.

– Заряженный холостыми патронами, – Гуров склонил голову набок.

Ружаков кивнул:

– Холостыми. Плюс один боевой. Как и в прошлый раз. Я не хочу умирать, полковник. Согласитесь, что это вполне нормальное и справедливое желание каждого.

Выбиваемая на столе барабанная дробь резко оборвалась. Полковник откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Кулак говорил и мыслил, как профессионал. Этого у него не отнять. Но Гуров находился с ним по разные стороны баррикады. И это разделение произошло давно. Более шести лет назад. А может, и еще раньше?

Полковник твердо был уверен и еще в одной вещи. Если он сейчас откажет Ружакову, то получит встречный отказ. Кулак не станет звонить Белоненко и назначать ему встречу. На кон действительно ставилась его собственная жизнь, и никакие интересы следствия того не стоили.

– Хорошо, – Гуров принял решение. – Сделаем все, как ты говоришь. Но помни, Кулак, что ты несешь ответственность и за жизнь девушки тоже. Прихлопнешь кого-то из людей противоборствующей группировки – полбеды, но если пострадает она…

– Я за это отвечу, – четко и лаконично закончил за Гурова фразу сам Ружаков. – Мне все ясно, полковник. Давайте телефон, по которому надо звонить.

Гуров достал из кармана блокнот, раскрыл его на нужной странице, где был зафиксирован номер мобильного телефона Белоненко, и положил на стол перед Ружаковым. Затем протянул ему и крохотный серебристый аппарат-раскладушку:

– Звонить будешь с него.

– Понял.

Дамский мобильник утонул в широкой ладони Ружакова. Уже не глядя на Гурова, Кулак решительно набрал необходимый номер. Оба полковника внимательно и напряженно наблюдали за его действиями.

* * *

– Тебя зовут-то как, красавица?

– Оксана.

Сбившийся каштановый локон падал ей на лицо, и сидящий за рулем Кулак практически не имел возможности видеть своей вынужденной попутчицы. В разговоры с ним Оксана тоже особо не вступала. Сидела на своем месте молча, с сосредоточенным видом. Полковник Гуров в общих чертах объяснил девушке, для чего ему понадобился предстоящий маскарад, она мало что поняла, но, находясь под воздействием успокаивающих препаратов, которыми ее пичкали медики, явного протеста не выказала. Надо, значит, надо. Они – представители власти, и им виднее, что и как следует делать. Но какой-то частью своего затуманенного сознания она понимала, что Альберта подозревают в чем-то нехорошем. В чем? Он никогда никому не делал зла. Но вопросы вспыхивали и так же быстро угасали…

Оксана уронила голову на грудь.

– Красивое имя, – сказал Кулак просто для того, чтобы что-то сказать, а не мучиться от этого тягостного молчания. – У меня была когда-то девушка по имени Оксана. Давно. Когда я закончил школу. Страстная была, бестия, помню. Темпераментная до ужаса. Я звал ее Ксю. А потом она меня бросила…

– Почему? – неожиданно Пустовойтова подняла голову, и Кулак смог увидеть и ее большие карие глаза, и озорно вздернутый носик.

– Что почему?

– Почему она вас бросила?

Ружаков открыто рассмеялся. Ни внешне, ни по манере поведения он ничем не напоминал человека, ехавшего сейчас на свою возможную погибель. Напротив, он вел себя спокойно и раскрепощенно. Будто впереди его ожидала не опасная для жизни встреча с украинскими «братками», а веселый, приятный пикник с миловидной девушкой, испытывавшей к нему симпатию. Кулака даже нарядили, словно для загородной прогулки. Светлые брюки, остроносые туфли, стильная кожаная куртка, надетая поверх стального цвета водолазки. За брючным ремнем Ружакова покоился все тот же заветный «марголин», владельцем которого он являлся, с новой обоймой, напичканной холостыми патронами. Но Кулак знал, что четвертый «птенчик» в «гнезде» настоящий, и это обстоятельство согревало его промерзшую насквозь душу.

– Во-первых, не «вас», а «тебя», – поправил он Оксану, игриво подмигивая ей при этом. – Я не люблю, когда мне «выкают». Договорились? Только на «ты»?

Девушка кивнула.

– Вот и ладушки, – гладко выбритое до синевы лицо Ружакова теперь не казалось таким мрачным и иссушенным, как вчера вечером. От него даже пахло вполне приличным одеколоном. – А во-вторых, я, конечно же, сейчас уже не помню причин, по которым Ксю вильнула хвостом и оставила меня мучиться вопросом, что я сделал не так, – он снова засмеялся. – Скорее всего, никакой объективной причины и не было вовсе. Просто я ей наскучил, разонравился, надоел где-то… Такое бывает.

– Бывает, – согласилась Оксана. – Но тогда это уже не любовь…

– Верно, куколка. – Белые ровные зубы блеснули в лучах лунного света. – Не любовь. А кто говорил о любви? Я – нет. Любовь… Она бывает всего одна, и далеко не каждому удается встретить ее на своем жизненном пути. Это как с поиском золотых приисков. Либо ты фартовый, либо нет. Одно из двух…

Оксана кивнула медленно и задумчиво. Мысли ее вновь обратились к Альберту, и девушка нахмурилась. Что-то в этой поездке было не так.

Их «Мерседес» не самой престижной модели уже приближался к территории старого, заросшего кладбища. Кулак направил машину к центральным воротам. В серебряном свете луны вершины деревьев отливали сединой, и длинные тени пролегли по траве, влажной от недавно прошедшего дождика.

– А как зовут вас… то есть, извини, тебя?

Он чуть было по старой привычке не ответил «Кулак», но вовремя опомнился. Не стоило пугать кличками эту и без того напуганную последними событиями девушку.

– Антон.

– У меня есть вопрос, Антон, – сказала она. – Только, если можно, ответь на него честно.

Он небрежно пожал плечами, отчего хрустнула новенькая кожа его куртки.

– Ну, выкладывай.

– Я думаю об Альберте… Мне кое-что сказал Лев Иванович. Кое о чем я начала догадываться сама… И…

– Смелее, смелее, – приободрил ее Ружаков. – Спрашивай, о чем ты хотела?

– Антон, нас… Нас убьют?

Он вздрогнул, как от пощечины. Услышать из уст Оксаны именно этот вопрос Кулак рассчитывал меньше всего. Он только что миновал кладбищенские ворота, въехал на территорию кладбища, и руль дрогнул в его руках. «Мерседес» вильнул на аллее. Кулак резко надавил на педаль тормоза, и машина остановилась. Он развернулся к девушке всем корпусом.

– Убьют? – сказал он своим грудным голосом. – Вот что я тебе скажу на это, красотка. Я не исключаю того, что кому-то, безусловно, придет в голову желание прикончить меня. Но я, к твоему сведению, безумно люблю эту жизнь и не позволю каким-то ублюдкам разлучить меня с ней. Подставляться под пули – удел дураков. Я иной масти. Это что касается меня, – Кулак выдержал паузу. – Что же касается тебя, то тут все гораздо проще. Убивать тебя им нет никакого резона. Но всякое может случиться, и в первую очередь то, что по твоей вине могу пострадать я. Чтобы не увеличивать этот риск, давай сразу договоримся кое о чем…

– Да? – Она смотрела на него широко распахнутыми глазами. Что-то подсознательно заставляло Оксану верить этому человеку, с которым она была знакома всего несколько минут.

– Мы будем все делать так, как я спланировал. Не отходи от меня ни на шаг, ничему не удивляйся и, главное, не предпринимай никаких самостоятельных действий. Просто положись на меня. Хорошо?

– Хорошо, – эхом откликнулась она.

Он снова запустил двигатель «Мерседеса» и направил автомобиль по аллее в глубину кладбища. По телефону договорились, что местом встречи должен был стать старый, полуразвалившийся цыганский склеп. Вернее, прилегающее к нему пространство.

Вокруг было пустынно и тихо. На старом кладбище уже давно никого не хоронили, да и навестить усопших приходили сюда единицы. Большинство могил выглядели запущенными и неухоженными. В первом часу ночи, а именно столько показывал подсвеченный циферблат часов под приборной панелью «Мерседеса», здесь вряд ли можно было застать даже заблудившегося алкоголика.

– Ну, – Кулак остановил машину, но гасить фары не стал, просто переключил их на ближний свет. – Вот и прибыли. Выходим из машины, Оксана.

– Я всегда боялась кладбищ, – призналась она, покидая салон следом за Ружаковым и останавливаясь рядом с ним. Девушка зябко куталась в грязный серый плащ.

– А чего их бояться? – Кулак зорко вглядывался в даль, пытаясь заметить приближение противника. – Все, кто здесь лежит, давно уже умерли. Бояться надо других…

– Кого? – Оксана нервно сглотнула набежавшую в горло слюну.

– Тех, кто еще не умер.

В лунном свете поблескивали одинокие сиротливые кресты, выполненные из обычного металла. Склеп на общем фоне казался черной громадой. Белоненко с подручными задерживались, и это обстоятельство настораживало Кулака. К тому же он не имел ни малейшего представления о том, где сейчас находится Гуров. Полковник говорил ему, что он и группа захвата будут где-то неподалеку. Но где? Ружаков никого не видел. Он с девушкой был один на этом пропитанном запахом смерти участке земли. Что, если в планы полковника затесалась нелепая ошибка? Просчет, нестыковка…

Ружаков расстегнул куртку и вынул из-за пояса пистолет.

– Он настоящий? – Оксана пристально посмотрела на Кулака.

Он улыбнулся:

– Я уже вышел из того возраста, когда пользуются игрушечными пистолетами. Но строго между нами, малышка, этот тоже нельзя до конца назвать настоящим…

– Почему?

– Не вникай.

Слух Ружакова уловил шум двигателя, затем темноту прорезали два ярких световых луча. Автомобиль, чьим бы он ни был, двигался на небольшой скорости со стороны склепа.

– Иди ко мне!

Кулак взял девушку за запястье, потянул на себя и оказался у нее за спиной. Теперь ее тело прикрывало его от света остановившегося рядом со склепом автомобиля. Ружаков поднял вверх руку с взведенным «магнумом», и холодное металлическое дуло ткнулось Оксане в правый висок.

– Что ты делаешь? – Ее голос дрогнул.

– Успокойся, – глухим шепотом откликнулся недавний зэк. – Я в последний раз спрашиваю: ты мне веришь?

Она молчала. Ружаков почувствовал, как по стройному девичьему телу пробежала дрожь. Ею овладели противоречивые чувства. Она колебалась.

– Ты мне веришь? – повторил он, и вновь что-то в его голосе вселило в Оксану уверенность.

– Да. Верю.

– Прекрасно. Тогда никаких вопросов больше. Мы ведь обо всем договорились. Я знаю, что я делаю. А ты… – Кулак прищурился, пытаясь заметить фигуры неприятеля. – Обещаю, с тобой все будет в порядке. Ты не погибнешь. Никто не погибнет. Слово Кулака.

– Чье слово?

Он уже не успел ответить. Свет фар прибывшего к месту стрелки автомобиля тоже переключился с дальнего на ближний и теперь не бил Ружакову в глаза. В центре образовалось яркое световое пятно от пересечения света фар двух автомобилей. Хлопнули дверцы, и из неприятельской машины вышли двое.

Боткин, все еще находившийся под воздействием кокаина, ушел правее, Яша шагнул вперед. Двумя руками отставной моряк Черноморского флота сжимал пистолет, направленный в Ружакова. Второй шаг, затем третий. Яша смотрел на лицо Кулака сквозь прорезь прицела.

– Кулак? – Звук его зычного голоса заставил вздрогнуть девушку.

– Ты – Альберт? – откликнулся в ответ Ружаков.

– Нет, я за него.

– Мне нужен Альберт.

– Зачем? Я думал, тебе нужны деньги? Разве нет?

Ружаков видел, что второй прибывший не проявляет никаких признаков активности, следовательно, достаточно концентрации внимания только на том типе, что вступил с ним в переговоры. Однако волчье чутье Кулака подсказывало ему, что в салоне автомобиля неприятеля находился кто-то еще. Он видел расплывчатый силуэт.

– Нужны. Но я не вижу у тебя в руках ничего, кроме пушки.

– Отпусти девушку, – распорядился Яша.

– Чтобы она не мешала тебе влепить мне пулю в лоб? – Кулак ехидно усмехнулся. – Думаешь, напал на законченного кретина?

– Ты и есть кретин, Кулак, – Яша переместил дуло вниз и попытался поймать в прицел правую ногу Ружакова. Снова повел «стволом» вверх. Он искал хоть одну уязвимую точку на теле неприятеля, но ее не было. Кулак грамотно держал заложницу перед собой. – Подумай сам. Я могу сходить сейчас обратно в машину и вытащить тебе сумку с бабками. Брошу ее на землю. И что дальше? Живым тебе все равно не уйти, Кулак, – Яша сухо засмеялся. – Ты сам себя поймал в ловушку. И после этого отрекаешься от звания полного кретина?

– Послушай, болтун, – голос Ружакова зазвенел. – Не знаю уж, как там тебя кличут… У меня тут в обойме шесть надежных друзей. Я доверяю им больше, чем себе самому при определенных обстоятельствах. Мои нервы могут дрогнуть, но у них… У них нет нервов. Если ты продолжишь трепаться в том же духе, я пущу девке пулю в башку. Это первый патрон. Затем мне понадобится не больше секунды, чтобы прострелить и твою не слишком умную соображалку. Это второй. По патрону истрачу на того типа, что находится в тени, будто ищет место, где бы удачнее отлить, и на того, что сидит в вашей тачке. Сколько всего получается? Четыре? Так у меня еще и запас остается. Верно?

– Думаешь, ты такой крутой? – Яша сделал еще один шаг вперед.

– Я думаю, она уже мертва, придурок, – Кулак чуть отодвинулся от Оксаны назад, будто опасаясь, что ее кровь брызнет на него.

Этот ход оказал нужное действие на неприятеля. Рука Яши дрогнула.

– Тащи сюда деньги. Считаю до трех. Раз…

– Ладно! – выкрикнул Яша. – Ты сам напросился, козел. Посмотрим, что ты будешь делать дальше.

Он развернулся и зашагал обратно к машине. Распахнул заднюю дверцу и наполовину скрылся в салоне. Боткин нервно и нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Ружаков был недалек от истины в своих предположениях. Отлить Боткин был бы сейчас не прочь.

Яша достал из машины синюю спортивную сумку. Продемонстрировал ее Кулаку на вытянутой руке. На губах отставного моряка играла злорадная усмешка.

– Неси ее сюда! – крикнул Ружаков.

В тот же момент правая передняя дверца машины неприятеля отворилась, и из салона вышел еще один мужчина. Плотный, упитанный, с большой круглой головой.

– Альберт!

Оксана будто очнулась от сна и энергично рванула вперед. Рука Ружакова соскользнула с ее талии. Дуло пистолета ушло в сторону.

– Стреляй! – Альберт толкнул Яшу в плечо.

Последующие события, видимые Ружаковым, как в замедленном кино, можно было запросто уложить в десятисекундный интервал.

Синяя сумка упала к ногам Яши, он вскинул руку с «ТТ», но от совершенно лишнего и ненужного толчка Альберта выстрелил не туда, куда целился. Кулак почти физически, каким-то шестым чувством сумел предугадать полет пули. Он будто видел, как она, преодолевая сопротивление воздуха, летит точно в левую грудь шагнувшей вперед Оксаны. Ружаков оттолкнулся ногами от земли, до боли вцепился в плечо девушки и развернул ее на девяносто градусов. Оксана качнулась, он сам подался влево, закрывая ее спиной, и жгучая огненная боль пронзила тело Ружакова в области правой лопатки. Земля стремительно завертелась под ногами, и Кулак понял, что он теряет опору. Из ослабевших, ставших ватными пальцев выскользнул пистолет и упал в грязь. Следом за пистолетом на землю полетел и сам Ружаков. Последнее, что он сумел сделать при падении, так это резко дернуть Оксану. Она охнула, ноги ее подкосились, и Кулак упал уже не на землю, а прямо на ее хрупкое, нежное тело. Мгновенно пропитавшаяся кровью рубашка прилипла к телу, и Ружаков чувствовал, как липкая тягучая жидкость, толчками вырываясь из раны, стекает ему под мышку.

Все остальное происходило уже без его участия. Группа захвата во главе с полковниками Гуровым и Крячко, будто материализовавшись из воздуха, сработала оперативно. Свет мощных прожекторов прорезал глухой и заброшенный участок старого кладбища. Теряющий сознание Ружаков услышал свист тормозных колодок.

Из милицейского фургона на поросшую диким бурьяном землю спрыгнули пять широкоплечих бойцов, облаченных в пятнистую форму и вооруженных грозными автоматами Калашникова.

– Всем на землю! – скомандовал Гуров. – Лицом вниз! Бросить оружие! На землю, я сказал!

Все трое украинцев среагировали на форсмажорные обстоятельства по-разному. Крепившийся до последнего Боткин почувствовал, как по его левой штанине побежала журчащая струя. Никакого оружия у него не было, а потому и бросать на землю, кроме самого себя, ему было нечего. Не дожидаясь повторного приказа или, чего хуже, огня на поражение, наркоман повалился вперед, как мешок с картошкой, и послушно сцепил дрожащие пальцы на затылке.

Рука Альберта скользнула за отворот плаща, пытаясь выхватить огнестрельное оружие, но Крячко был наготове. Бросившись на противника всей своей массой, Станислав прижал его к капоту автомобиля и лихо завернул руку за спину. Белоненко выдал трехэтажный мат, за что Крячко еще сильнее впечатал его мясистое лицо в холодное металлическое покрытие. Наручники щелкнули на запястьях наркоторговца.

Яша оказался проворнее всех остальных. Крутнувшись на каблуках, он выстрелил из своего «ТТ» в одного из затянутых в камуфляж бойцов, но промахнулся. В ответ ударили автоматные очереди, но бывший моряк бросился в сторону, проворно, как заяц, выскочив из светового пространства. Пули бойцов из группы захвата выбили из земли крошечные столбики пыли.

Гуров рванул следом за беглецом, держа на изготовку свой верный «штайр».

– Стоять! – Его голос эхом разнесся по окрестностям старого кладбища.

Но Яша, казалось, и не слышал полковника. Страх неумолимо гнал его вперед, заставляя бежать, перепрыгивая через заброшенные холмики могил, как лошадь через препятствия. Но, невзирая на прыть преступника, Гуров неумолимо настигал его. Он выстрелил в воздух. Яша втянул голову в плечи, но не остановился.

Свет фар уже остался далеко позади. Полковник теперь видел лишь смутный силуэт на фоне темного ночного пространства. Теперь его и беглеца разделяло расстояние не более чем в полтора метра.

– Стой, сука!

Гуров приготовился к прыжку, рассчитывая сбить бегущего. Но в этот момент левый носок ботинка полковника зацепился за низкую, почти провалившуюся в землю оградку. Гуров споткнулся, с трудом удержал равновесие, но по закону подлости «штайр», как живой, выскочил из пальцев и упал в пожухлую траву. Гуров остановился, проклиная свою неуклюжесть. Взгляд рыскал под ногами, но упорно не находил оружия.

Яша тоже остановился и развернулся. Навел ствол «ТТ» в грудь Гурова и осклабился:

– Попал, ментяра?

Помощи ждать было неоткуда. И Гуров, и преследуемый им преступник оторвались на приличное расстояние от основного места событий. Сейчас они были один на один. «Как в дешевом боевике, – с легкой грустью и иронией подумал полковник. – Вот так вот! На ровном месте – и мордой об асфальт!»

Бледный лунный свет, пробиваясь сквозь листву, падал на искаженное злобой лицо бывшего моряка.

Яша выстрелил. Гуров бросился прямо под пулю. У него был всего один шанс из тысячи, и полковник не собирался упускать его.

Пуля, выпущенная из пистолета противника, прошла всего в двух сантиметрах от позвоночника оперативника. Яша даже не сразу понял, что произошло, а возможность исправить ошибку Гуров ему не дал. Упав на землю, полковник двумя руками вцепился в лодыжки противника и со всей силы, на какую был только способен, дернул их на себя. Яша, нелепо взмахнув руками, опрокинулся на спину. Гуров вскочил, прыгнул на него сверху и с размаху врезал кулаком в челюсть. Голова моряка дернулась, глаза закатились, и уже готовый нанести следующий удар Гуров понял, что больше бить не потребуется. Он спокойно забрал «ТТ» из расслабленных пальцев.

– Я таких гадов, как ты, пачками давил, – вслух произнес полковник, хотя знал, что Яша его не слышит.

Гуров поднялся на ноги, вернулся назад и, посветив на землю зажигалкой, нашел свой так нелепо оброненный «штайр». Хруст веток под ногами заставил полковника обернуться. Он машинально навел «ствол» на крупную приближающуюся фигуру, но уже в следующую секунду узнал Крячко и опустил пистолет.

Станислав тяжело дышал.

– Взял?

– Взял, – спокойно и буднично ответил Гуров.

– Я за тебя волновался, Лева.

– И совершенно напрасно. Как там? Как девушка? – Он ушел от скользкой темы, ибо ему совсем не хотелось, чтобы Стас узнал о том казусе, который произошел у опытного оперативника при задержании.

– Все в порядке, – Крячко облизал пересохшие губы. – Хохлов уже загрузили в «бобик». Сидят тихо, не рыпаются. Оксана цела и невредима. В шоке, конечно. Думаю, еще одна встреча с психиатром ей не повредит. Ранимая девочка оказалась…

– А Кулак?

Станислав прищелкнул языком:

– Жив. Но у него ранение средней тяжести. Он теряет сейчас слишком много крови. Это наша вина. Да, Лева? Нужно было вмешаться раньше…

Гуров ничего не ответил на это.

– «Скорую» вызвали?

– Само собой.

– Ладно. Берем этого фрукта и пошли обратно.

Когда оба оперативника вернулись на освещенное пространство рядом со старым покосившимся склепом, бойцы группы захвата уже сидели в машине. Между двумя из них находился Альберт Белоненко, закованный в «браслеты». Увидев приблизившегося Гурова, украинец с надеждой сказал:

– Я хочу поговорить с Оксаной. Мне нужно… Я должен сказать ей… Извиниться… Послушайте, это очень важно.

Гуров облокотился о раскрытую дверцу фургона. Его тяжелый взгляд буквально припечатал Альберта Тимофеевича к жесткой деревянной скамье.

– А теперь ты послушай меня, – Гуров делал ударение почти на каждом слове. – Сегодня я уже страшно устал. Хочу спать. А вот завтра… Завтра нам с тобой еще предстоит побеседовать. Я знаю, кто ты, Альберт, и с какой целью прибыл в столицу. Но ты ведь работаешь не только на себя? Верно? За твоей спиной стоит целая организация. Если будешь со мной откровенен, я обещаю тебе свидание с девушкой. Более того, ей будет даже разрешено приезжать к тебе на свидания в колонию. Раз в месяц. Если она сама, конечно, этого захочет. Подумай об этом, взвесь все хорошенько, и завтра…

– Я должен поговорить с ней сейчас…

– Я сказал – завтра, – отчеканил Гуров. – И это мое последнее слово. Не заткнешься, предложение о сделке вообще отменяется. Ты все понял?

Белоненко опустил голову. Лицо его, обычно пышущее здоровьем, утратило краски жизни. Теперь он был бледен как полотно. Угасла последняя надежда. А все, чего ему сейчас хотелось, так это просто поговорить со своей возлюбленной, обнять ее, поцеловать. Попросить прощения, наконец. Альберта не столько тяготил в настоящий момент собственный провал, сколько то, что из-за него Оксане пришлось пройти через весь этот ад. Через то, к чему она морально не была подготовлена. А ведь он нес за нее ответственность с того самого дня, как познакомился с девушкой, и до сегодняшней ночи. Все остальное уже имело для Белоненко второстепенное значение.

Но Гуров уже отвернулся и отошел от фургона. Рядом с «Мерседесом» с включенными на ближний свет фарами остановилась машина «Скорой помощи». Открылась задняя дверь, и на землю спрыгнули двое санитаров с носилками. Их белые халаты в темноте смотрелись, как два паруса в открытом море, черном от бушующего вокруг шторма.

Гуров приблизился к медикам, когда тело Ружакова уже бережно подняли с земли и перенесли на носилки. Кулак был в сознании. Только из его горла с каким-то неестественным присвистом вырывался воздух. И куртку и рубашку с него уже сняли, наспех перебинтовав рану и накрыв сверху простыней. Лицо Ружакова было бледнее обычного, пересохшие губы ввалились, взгляд блуждал по сторонам, но не был бессмысленным.

Кулак узнал Гурова и предпринял попытку улыбнуться. Получилось не очень оптимистично. Полковник встал с левой стороны от носилок.

– Как ты? – поинтересовался он у раненого.

– Могло быть и лучше, полковник.

– Извини, – невольно сорвалось с уст Гурова, хотя он изначально и не планировал говорить слова извинения.

– Ничего. Вы тоже сработали на славу. Все прошло тип-топ. А я… Я выкарабкаюсь, полковник. Мне же не привыкать к подобным передрягам.

– Не сомневаюсь в этом, Кулак.

Санитары подняли носилки и двинулись к автомобилю «Скорой помощи». Учитывая состояние больного, они старались идти в ногу и не очень быстро. Гуров пошел рядом, продолжая пристально изучать осунувшееся лицо вчерашнего зэка.

– Кстати, я удивлен, Кулак. Ты никого не убил…

– Не успел, – ответил тот, и половник, не выдержав, рассмеялся.

– Даже напротив – ты спас чужую жизнь. Ее бы убили, Кулак, если бы не ты. Я имею в виду Оксану.

– Я догадался, – носилки уже поставили на край пола машины. – Но я не мог поступить иначе, полковник. Вы же знаете, я чертовски люблю жить и считаю, что только дураки подставляют себя под пули… Но в данном конкретном случае… Я обещал ей, полковник. Я дал ей слово.

– Что обещал? Какое слово?

Но Кулак не успел ответить. Носилки закатили внутрь, санитары проворно запрыгнули в салон и закрыли за собой дверь. На крыше загорелся проблесковый маячок, и автомобиль «Скорой помощи» резво сорвался с места. Гуров стоял и смотрел ему вслед.

– Лева, у тебя сигареты есть? Угостишь? – Крячко, как всегда, был уже рядом.

Гуров достал новую пачку, распечатал ее и швырнул целлофан себе под ноги. Только сейчас он обратил внимание на то, что и машина с арестованными Белоненко и Боткиным тоже покинула территорию старого заброшенного кладбища. На освещенном пятачке стояли только они со Стасом. Гуров подал из пачки соратнику одну сигарету, другую взял себе. Они синхронно закурили, и ветер, подхватив сизые клубы дыма, понес их по направлению к полуразрушенному склепу.

– Интересно, кто тут похоронен? – вслух произнес Крячко.

– Это цыганский склеп, Стас.

– Я знаю. Но когда-то это был очень богатый склеп. Видишь стертую лепнину по бокам? Такую в прежние времена покрывали золотом. Значит, и те, кто покоится там, внутри, при жизни тоже были фигурами заметными. Деньги у них были. Вот я и думаю, кто же они такие? Цыгане ведь кочевой народ…

– Цыгане – богатый народ, Стас, – нравоучительно произнес Гуров.

– Брось. Опять подкалываешь?

– Нет, нисколько, – полковник был предельно серьезен. – Знаешь, что вводит тебя и других, кто не знает истинного положения вещей, в заблуждение?

– Что?

– Тряпье, в которое они одеваются. Цыгане.

– Ну?

– Вот тебе и ну, Стас. А ведь они так одеваются не потому, что у них денег нет. А потому, что у них вкуса нет. Народ такой, понимаешь?

Крячко подозрительно прищурился:

– У меня башка сегодня уже туго соображает, Лева, но почему-то мне кажется, что ты, как обычно, паришь мне мозги. Нашел дурачка.

Гуров пожал плечами:

– Не хочешь – не верь. Я же тебя не заставляю. А насчет башки ты прав. Я сам как в анабиозе каком-то. От усталости с ног валюсь. Поехали по домам?

– Поехали, – охотно согласился Крячко. – Если бы ты знал, Лева, как давно я уже жду от тебя этой фразы.

Они неспешной, вялой походкой двинулись к центральным воротам, туда, где Гуров оставил свой припаркованный в тени «Пежо». Полный круглый диск луны скрылся за хмурыми тучами, и окрестности полностью погрузились в непроглядный мрак. На фоне темного пространства мерцали лишь два уголька тлеющих сигарет.

Оперативники вышли за ворота.

– А почему у них вкуса нет? – все-таки не удержался от вопроса Крячко. Похоже, что эта тема прочно засела у него в голове.

– Лучше спроси об этом у них самих, – лениво откликнулся Гуров.

Он снял «Пежо» с сигнализации, и автомобиль приветливо пискнул. Мужчины заняли в салоне уже привычные для себя места. Гуров зевнул и выбросил окурок за окно. Сон уже обволакивал его настолько, что возникало внутреннее беспокойство, сумеет ли он довести машину до дома.

– Как же я у них спрошу, если они умерли? – не унимался Крячко.

– А ты спроси у живых. У них тоже вкуса нет.

– Правда?

– Я тебе когда-нибудь врал?

Станислав тоже сделал последнюю глубокую затяжку, шумно выпустил дым и избавился от окурка щелчком.

– Всегда, – безапелляционно заявил он.